Одиночество, песцы и бирюзовая помада (джен)

В Хогвартсе живет целая толпа мозгошмыгов. Это оттого, что на самом деле здесь никто никого не любит. Луну тоже никто не любит – папочка слишком далеко, а до лета еще дальше. Однокурсникам нравится прятать ее вещи, так что Луна утешает себя тем, что, наверное, она все-таки любима – ведь мальчишки и девчонки радуются, пообщавшись с ней, пусть и таким образом. Когда не удается найти что-нибудь важное, она говорит себе, что зато соседкам весело. Или одноклассникам. А может быть, тем взрослым парням с Гриффиндора, которые кидали ее пенал друг другу и смеялись.

Она тогда смотрела между ними и почти на самом деле видела, как крутятся вокруг голов мелкие, синие, зеленые и крылатые… наверное, все-таки, насекомые. Она придумала мозгошмыгов очень давно, но до сих пор не могла толком представить их. Как бабочки? Наверное. А может, как цикады из папиной книжки.

Давным-давным-давно, в прошлом году, когда Луна жила еще не в школе, а с папочкой, они долгими зимними вечерами забирались с ногами на кровать и рассматривали огромные толстые книжки с волшебными животными. А насмотревшись, брали альбом и цветные карандаши и придумывали своих, еще более волшебных.

Так родились страшные, хищные вьебелки, которые вьют гнезда из старых носков под кроватями и едят тех девочек, которые не заправляют постель. Огромные, косматые, с сияющими зелеными глазами и очень милыми мордочками. Подружиться с ними проще простого – достаточно аккуратно застилать кроватку покрывалом, а вместо носков аккуратно складывать на пол теплый плед. Так появились крошечные зеленые какогуры, опыляющие цветочки в огуречных теплицах, сами похожие на маленькие огурчики, и хитрые, вредные грызники, живущие в трубах и кусающие за попы тех девочек, которые читают книжки, сидя на унитазе.

В первый вечер в школе Луна попробовала придумывать без папочки, но получилось неинтересно и даже почему-то грустно. Рисунка не получилось, а получились только мозгошмыги – маленькие, летающие вокруг голов и заводящиеся от одиночества и одиноких мыслей. Тогда она убрала альбом и достала учебник по трансфигурации, палочку и целый коробок спичек – и превратила их все в иголки. На следующем занятии профессор МакГонагалл – строгая, но добрая и тоже очень одинокая – наградила Луну и вместе с ней факультет сразу десятью баллами, и староста Рэйвенкло, очень красивый и совсем-совсем взрослый потрепал Луну по волосам и сказал: «Молодец, козявка». И мозгошмыгов стало чуть-чуть поменьше.

Так и повелось, когда ей удавалось сделать задание хорошо, ее хвалили старшие студенты и преподаватели, а если не удавалось, она специально делала какую-нибудь глупость или оставляла перо или сумку на видном месте. Чтобы ее стащили, и мозгошмыги разлетелись в разные стороны. Иногда получалось, иногда нет, и Луна едва дождалась Рождества, чтобы можно было поехать на каникулы домой. Там был папочка, там были подарки, никто не каменел, и никому не было одиноко. Они снова сидели долгими вечерами на кровати с ногами, и папочка шутливо корил ее: «Луна, неужели ты без меня совсем ничего не придумала?».

Она так и не решилась ему рассказать за все каникулы про мозгошмыгов, потому что вдруг сразу поняла: услышав про них, папочка ужасно расстроится. Поэтому в январе она вернулась в школу, а альбом как будто случайно забыла в комнате. Чтобы было потом чем оправдаться.

Она поняла, что немножко даже соскучилась по одноклассникам и даже по соседкам по комнате, и это Луну сильно обрадовало. Раз ей без них грустно, значит, и им без нее. И, наверное, мозгошмыгов вокруг станет поменьше. Она пыталась играть так же, как дома – складывала под кровать плед, чтобы гнездо вьебелки вышло поудобнее, присматривалась в теплицах к зеленым плетям и никогда не брала в туалет книжку. Но плед убирали и аккуратно складывали на стуле эльфы, в теплицах не росли огурцы, а только магические растения, да и грызники на переменах вылезать не успевали.

Начался февраль, и Луна вспомнила про День всех влюбленных. Вот когда она пожалела, что оставила альбом дома! Но чудесные школьные домовики нашли для нее и бумагу, и цветные карандаши, и Луна нарисовала валентинки для всех однокурсников, и для всех преподавателей, и даже для рыжей Джинни Уизли с Гриффиндора, которая однажды нашла ее спрятанную чернильницу.

День начался просто чудесно, потому что учитель ЗОТИ придумал нарядить гномов в купидонов, и в обеденном зале было красиво, как будто в сказке. Луна отдала гномам все свои валентинки и смотрела, как их разносят одноклассникам. Одни смеялись, другие просто читали их и убирали, а она смотрела и ликовала. А гномы все ходили, и один даже спел для Гарри Поттера песенку, и Луна за него ужасно порадовалась. А потом их стало все меньше, и вот уже последнюю валентинку отдали красивому взрослому старосте – и она поняла, что никто ей ничего не прислал. Луна не обиделась, просто немножко расстроилась, и мозгошмыги отчетливо зашелестели своими крылышками.

Когда обед закончился, и все ее одноклассники пошли на урок полетов, она свернула к теплицам и пошла, куда глаза глядят, пиная снег. Ей ведь незачем грустить, завтра за завтраком сова принесет валентинку от папочки, который по ней тоже очень скучает. Может, он даже придумает какого-нибудь специального школьного зверя, который приживется в Хогвартсе. Потому что очень печально, когда вокруг одни мозгошмыги.

Луна зажмурилась и представила, как рядом с ней происходит что-то волшебное, чудесное – не дурацкое превращение спичек в иголки, не летающее перо, а по-настоящему удивительное. Она открыла глаза и увидела серое облачко. Туманный летун, подумала она.

А потом облачко растаяло, а вместо него появился очень красивый мужчина – наверное, принц или даже король. Одетый не мантию, а в наряд, как из сказки. С длинными волосами, чудесными, острыми ушами и губами удивительного сине-зеленого цвета.

– Промахнулся, как подросток, – сказал принц непонятно. – Это же не Бета, малышка?

– Это Хогвартс, – ответила Луна завороженно.

– Поня-атно, – протянул принц. И хотел, наверное, опять пропасть, но посмотрел на нее и почему-то остался.

Луна осталась стоять, хлопая глазами. Ресницы почему-то смерзлись и теперь размерзались с отчетливо слышным хрустом.

– Может, пойдешь все-таки на урок? – спросил принц.

– Я лучше еще погуляю, – ответила она уклончиво.

Тем более, что полеты уже давным-давно начались.

– Знаешь, – принц присел на корточки и стал ниже Луны на целую голову, – если тебя обижают, это не значит, что нужно терпеть.

– Да они не обижают меня, – шмыгнула носом Луна. – Они просто не любят.

– Зато тебя любит твой папочка, и ты это знаешь.

Принц посмотрел на часы. Луна знала, что взрослые так делают, когда опаздывают, а отделаться от собеседника не видят возможности. Задерживать его ей совсем не хотелось, тем более, что мозгошмыги совсем разлетелись, и заставлять отрываться от дел доброго принца было стыдно.

– Нет, пока еще не опаздываю, – сказал принц, снова посмотрев на нее. – Меня зовут Раэл, а тебя?

– Луна, – ответила Луна. И улыбнулась.

А Раэл улыбнулся ей в ответ.

Потом протянул руку и достал из воздуха… книжку.

– Здорово! – обрадовалась Луна. – Я так пока не умею!

– Научишься, – обрадовал ее новый знакомый. – Ты ведь маленькая волшебница. Давай мы с тобой придумаем какого-нибудь зверя вместо твоих депрессивных насекомых, и ты будешь думать про него. Договорились?

– Только если я вас правда не задерживаю, – вежливо сказала Луна.

– Я тебе скажу, когда мне будет пора идти. Ну что, открываем книжку наугад?

Луна бережно приняла в руки тяжелый том и раскрыла на первой попавшейся странице. И там сразу оказалась колдография, только неподвижная – но зато цветная. На ней был смешной пушистый зверек на снежном поле, с мордочкой как у плюшевого книззла Тома, которого папочка подарил Луне на пятый день рождения.

– Это песец, – сказал Раэл весело. – Предлагаю поселить его на опушке леса.

– Нет, – радостно включилась в игру Луна. – Это мягколапый плюшкожор. Живет он на школьном дворе, потому что умеет рыть норы в каменных стенах. А ест плюшки.

– Придется ему воровать плюшки на кухне, – озабоченно покачал головой собеседник. – Если, конечно, его не будут подкармливать студенты.

– Я его буду каждый день кормить! – пообещала Луна. – Потому что воровать, между прочим, плохо.

– Все бы люди это понимали, – усмехнулся Раэл, но улыбка у него все равно была добрая. – А знаешь, что наш плюшкожор будет есть, кроме плюшек?

Луна покачала головой. Нет, она, конечно, придумала бы что-нибудь вроде конспектов с помарками, но ведь ее принц явно имеет в виду не это!..

– Мозгошмыгов, – заулыбался Раэл. – И кстати, ты с ними все перепутала. Они заводятся вовсе не от одиночества, а если много думать о разных вредных вещах.

Она застенчиво погладила картинку и только потом посмотрела на текст:

– Ой, а на каком это языке?

– На эльфийском, – объяснил принц, и Луна даже глаза вытаращила: она-то и не знала, что у эльфов есть свой собственный язык! – Ты извини, книжку я тебе оставить не смогу. По-хорошему, тебе и помнить-то про меня не надо, но если сейчас убрать воспоминание – это же все равно, что убить нашего плюшкожора.

– А вы обле… обли… стиратель памяти? – округлила глаза Луна. – Вы не переживайте, я даже если случайно проболтаюсь, мне все равно никто не поверит.

– Менталист и телепат, – ответил Раэл непонятно. – Придется мне тогда ради спокойствия нашего зверя и сокращения популяции мозгошмыгов оставить тебе все воспоминания.

И подмигнул.

– Вот теперь мне действительно пора.

– А вы еще придете? Можно хотя бы вам написать? А то я пишу только папочке, а если я буду писать ему слишком часто, он поймет, что мне очень одиноко.

– Написать, пожалуй, не получится, – покачал головой Раэл. – Я живу слишком далеко от тебя. Но есть другой вариант.

Он достал из кармана маленький каменный футлярчик такого же цвета, как его удивительные губы – и отдал его Луне.

– Если тебе будет совсем плохо, если тебя станут всерьез обижать, или кто-то захочет тебе сделать что-то совсем плохое, сожми ее в руке и подумай обо мне. И тогда я приду. Но это только в самых крайних случаях.

– Ее? – удивилась она.

– Это помада, – улыбнулся он. – Захочешь удивить своих учителей, можешь накраситься. До свидания, Луна!

– До свидания, Раэл! – улыбнулась она, и волшебного принца окутало знакомое серое облачко.

Из сугроба насмешливо улыбалась пушистая мордочка мягколапого плюшкожора. После обеда она обязательно выйдет погулять и тогда принесет ему (и себе!) парочку плюшек.

Луна не раз возьмет в руки бирюзовый футлярчик и покрутит его в пальцах. На втором курсе, когда по вагону пойдут дементоры и она вспомнит, как жутким, нечеловеческим голосом рыдал папочка в ночи после маминой смерти. На четвертом, когда Амбридж будет смотреть ей в лицо и сладострастно-медленно говорить, что для таких, как Луна, предусмотрены специальные палаты с мягкими стенами. На пятом, когда умрет профессор Дамблдор, и — сильнее всего — на шестом. Помада никогда не потеряется, хотя Луна будет носить ее в школьной сумке или просто в кармане, напоминая, что волшебный принц (и мягколапый плюшкожор с пушистой белой мордочкой) взаправду существует. А после школы начнутся совсем другие заботы, и теплый каменный цилиндрик затеряется где-то в вещах. И где-то в памяти.

Лет через двадцать, когда Рольф наконец уговорит Луну переехать в дом побольше, она станет разбирать вещи и найдет на дне старого школьного сундука маленький бирюзовый футлярчик. Между прочим, это отличный цвет для помады. А кому не нравится, пусть помалкивает. В конце концов, она – Лунатичка Лавгуд, а кому не нравится, пускай не смотрит. От мыслей о том, что кого не устраивает, заводятся мозгошмыги.