Призрачная помощь (джен)

Уважаемый профессор Флитвик,

Спешу уведомить Вас, что на должность директора Хогвартса назначен Северус Снейп, бывший преподаватель Зельеварения и Защиты от темных искусств. Его заместителями объявлены Амикус и Алекто Кэрроу, по совместительству преподаватели Защиты от темных искусств и Маггловедения. Все профессора Хогвартса приглашены вновь занять свои должности в этом году.

Жду Вашего ответа до конца августа.

Искренне Ваша,

М. МакГонагалл

P.S. Филиус, этот гад мерзавец человек будет директором! Директором, понимаешь?! Я боюсь даже вообразить, во что он превратит школу! Убедительно прошу тебя вернуться в Хогвартс: нам нужны верные люди, пользующиеся доверием у учеников и других преподавателей. Помона, Гораций, Сивилла, Флоренц и я уже дали свое согласие. Я Мы очень ждем тебя.

Минерва

* * *

Профессор Флитвик с тяжелым вздохом сложил письмо, снял очки и потер переносицу. Еще тогда, в августе, когда он впервые получил его, он почувствовал, что Хогвартс изменится до неузнаваемости. Три Пожирателя Смерти во главе школы ни к чему хорошему привести не могли. Вернее, два с половиной — Филиус всегда предпочитал верить людям, а потому его отношение к Снейпу в большей степени основывалось на отношении Дамблдора к этому человеку.

Однако теперь, сидя в своем кабинете в ожидании учеников, профессор понял, что ошибся. Хогвартс не просто изменился. Он умер. Умерло то, за что Флитвик так любил это место, за что он называл его своим домом: детский смех, шутки, беготня по коридорам, беззаботные прогулки во дворе. Добро и свет, казалось, навсегда покинули школу, оставив лишь страх, отчаяние и боль. Профессор Флитвик теперь почти никогда не выходил из своего кабинета. Его сердце разрывалось каждый раз, когда он видел эти отвратительно правильные и ровные ряды марширующих учеников. Он не мог видеть их лица, понурые и серые, лишенные всяких эмоций. И шрамы... Множество шрамов, синяков, кровоподтеков, которыми эти лица были испещрены.

Его раздумья прервали первые ученики, осторожно зашедшие в кабинет. Профессор Флитвик торопливо убрал письмо в ящик стола и поднял взгляд на детей. Первокурсники. Те, кто страдал от нового режима больше всех. Те, кому больше всего нужна была помощь. Те, кто, переступив порог школы, узнал лишь лишения и боль, вместо радости, тепла и уюта. Флитвик подавил вздох и постарался улыбнуться детям. Вышло не очень — улыбки уже стали в Хогвартсе чем-то ненормальным, противоестественным, странным.

— Добрый день, присаживайтесь, — тонкий голос профессора буквально взорвал тишину в классе, отчего некоторые из ребят вздрогнули.

* * *

Почти Безголовый Ник плыл по коридорам второго этажа. Шли занятия, а значит, у него было около часа — часа тишины, часа относительного душевного покоя, часа отдыха от всех ужасов, наполнявших теперь Хогвартс. После смены директора жизнь в школе изменилась... Так же, как и смерть. Все призраки Хогвартса чувствовали напряжение, витавшее в воздухе, даже передвигаться стало труднее. Почти Безголовый Ник хорошо помнил прежний Хогвартс. Он любил его. Лучезарные улыбки детей словно оживляли, препирательства старшекурсников с Пивзом воскрешали давно забытые чувства. Теперь же в перерывах между занятиями все привидения словно исчезали. Они просто прятались в своих убежищах: было невыносимо смотреть на мертвые лица живых детей. Серая Дама составила компанию Плаксе Миртл, Кровавый Барон не покидал подземелий, Толстый Монах укрывался на кухне. А Почти Безголовый Ник обосновался в одной из комнат на третьем этаже. Несколько лет назад она была заперта, правда, он уже плохо помнил, по какой причине.

Внезапно тишину коридора прорезал громкий крик. На мгновение Ник застыл, опасаясь двинуться навстречу звуку: крики никогда не предвещали веселой игры двух школьников, а лишь боль, пытки и побои. Крик повторился, переходя в отчаянный вопль. Вздрогнув, Почти Безголовый Ник все же поплыл в сторону, откуда исходил этот звук. Наконец, он отыскал нужную дверь. Она была слегка приоткрыта. Кабинет Защиты от темных искусств... Ник поежился: именно отсюда чаще всего слышны были крики, плач и ругань. Но только теперь он решился заглянуть внутрь.

Парты были сдвинуты к стенам, образовав довольно много свободного места в центре. Полукругом стояли старшекурсники, а перед ними второй дугой выстроились ребята помладше. Лица вторых были искажены неподдельным ужасом. В центре были трое: парень-слизеринец, возвышающийся над маленькой девочкой, стоявшей на коленях, и Амикус Кэрроу. Последний одобрительно похлопывал по плечу слизеринца:

— Очень хорошо, Крэбб, молодец. Давай еще раз, только теперь делай более резкие движения. Тогда заклинание выйдет мощнее.

Слизеринец кивнул и перевел взгляд на девочку. Ник видел, как ее трясло, и невольно вздрогнул сам, когда его слуха достиг резкий голос Крэбба:

— Круцио!

Душераздирающий крик сотряс стены кабинета, а Почти Безголовый Ник уже мчался подальше от этого места.

* * *

— На сегодня все, спасибо большое, можете идти.

Профессор Флитвик наблюдал, как дети торопливо складывали свои вещи. Последний урок подошел к концу, оставалось лишь пережить ужин, и они окажутся в своих башнях. В относительной безопасности.

Последний человек покинул кабинет, и профессор тяжело опустился в свое кресло. На минуту прикрыл глаза и постарался вспомнить былые времена: рождественская елка, подарки, счастливые глаза детей.

Почувствовав, что продрог, Флитвик махнул палочкой в сторону камина. Он любил смотреть на огонь. Камины почти не разжигали: это не было запрещено, просто не принято. Он был чуть ли не единственным профессором, который продолжал разводить веселое пламя в своем кабинете.

Флитвик кинул взгляд на бушевавшую за окном непогоду. Ветер прибивал деревья к земле и рвал пожухлые листья в клочья, дождь и град били в стекло, грозя разбить его вдребезги: ноябрь был жесток, как никогда.

Легкое покашливание сзади отвлекло его от раздумий. Он торопливо обернулся и наткнулся взглядом на привидение башни Гриффиндора.

— Прошу прощения, я могу войти?

Удивление отразилось разве что в глазах Флитвика, на лице же не дрогнул ни один мускул — умение держать свои чувства под контролем не редко пригождалось ему в последнее время.

— Разумеется, сэр Николас, прошу, — он поднялся со своего места.

Призрак вплыл в помещение, словно немного смущаясь.

— Я увидел полоску света и решил... — он запнулся. — Вы не возражаете?

— Нет-нет, что вы... В любое время, — Флитвик немного замялся, чувствуя себя неловко. Нельзя сказать, чтобы они очень часто общались, вернее, не общались вовсе. Потому теперь было очень странно видеть его в своем кабинете: — Вы хотели со мной о чем-то поговорить?

Почти Безголовый Ник поднял голову. Профессор Флитвик смотрел на него заинтересованно и немного удивленно. Оно и понятно: Ник и сам поразился своей... Наглости, смелости, общительности? Просто увидел свет, и в подсознании вспыхнуло воспоминание тепла, уюта, комфорта, прежней счастливой жизни и довольно счастливой смерти. Хочет ли он поговорить?..

— Да.

И практически тут же с его губ сорвался неконтролируемый вопрос:

— Профессор, что мне делать?

Флитвик некоторое время молчал, а затем прошел к камину и, не оборачиваясь, спросил:

— Что вы имеете в виду, сэр Николас?

— Я... Я... — Ник запнулся, а затем слова полились безудержным потоком: — Профессор, я видел, как они пытали девочку! За что, за что?! Я хотел помочь ей, но... Что я мог? Бесплотный, бестелесный след души, не имеющий ни единого шанса против Пожирателей!

Ник замолчал. Он мечтал, чтобы горячие слезы потекли по его щекам, принося облегчение. Но еще несколько сотен лет назад смерть забрала у него эту возможность. Поэтому Ник лишь беспомощно сжимал и разжимал кулаки.

Флитвик стоял к нему спиной. На лбу залегла глубокая морщинка, которая свидетельствовала о крайней сосредоточенности профессора. Да, известие о пытках не удивило его. В Хогвартсе все знали или догадывались о том, что творится за дверьми некоторых классов, и лишь по счастливой случайности никогда не видели этого вживую. А сэру Николасу не повезло...

Внезапная мысль оглушила Флитвика. Она казалась настолько очевидной, что он не мог поверить, что она никогда не приходила ему в голову раньше.

— А ведь вы можете им помочь...

Ник не верил своим ушам:

— Простите?

Флитвик обернулся. В его глазах заиграли отблески пламени, а губы тронуло подобие улыбки.

— Сэр Николас, вы действительно можете помочь детям. Понимаете, они напуганы. Их отправили в эту школу в надежде, что они получат достойное образование, а также теплую и доброжелательную атмосферу. Однако никто из родителей не знает, что происходит за закрытыми дверями Хогвартса: все письма учеников просматриваются, проходят своеобразный цензор-контроль. А потому вырваться из этого котла ужаса, страха и черной ненависти дети не могут. Но вы — да, именно вы — можете дать им то, что поможет им вынести все это, то, что даст им хоть немного тепла и света.

— Что же это, профессор?

— Надежда, — Флитвик улыбнулся.

Ник был немало удивлен:

— Но как я это сделаю?

— Разговаривайте с ними, — профессор тепло смотрел на недоуменное лицо призрака. — Вы, я полагаю, заметили, как тихо стало в коридорах замка. Разговоры, смех, шутки — все смолкло, оставив после себя лишь отзвук марширующих шагов, — Флитвик слегка поежился. — Вы должны поговорить с ними, развеять их страхи, насколько это возможно, ответить на их вопросы. Детей терзает неизвестность и неопределенность будущего.

Ник задумался. Профессор был безусловно прав, он всегда хорошо чувствовал и понимал настроение детей. И Ник был бы рад сделать то, что ему говорили, но сомнения и неуверенность в собственных силах прожигали насквозь.

— Но, профессор, смогу ли я? Почему не вы, не ребята-старшекурсники?

— Преподаватели находятся под строгим наблюдением. Да, возможно, вы его не замечаете, но я чувствую, что за мной непрерывно следят, и знаете, я готов верить этому чувству. Что же касается старшекурсников... Вы не замечали, что подростки сильно очерствели? А те, кому удалось сохранить остатки доброты и человечности, сейчас заняты совсем другими делами: борьбой с установившимися порядками и невольными страхами в своих сердцах. Сэр Николас, я верю в вас и убежден, что вы сумеете помочь этим детям.

Ник долгое время молчал. Мысли, переживания, страхи, неуверенность, желание помочь — все смешалось в его голове. Ему нужно было больше времени, подготовиться, осознать...

— Я постараюсь, профессор.

* * *

— Ник, я боюсь умереть... Это больно?

— Перестань, Джерри, тебе еще рано задумываться о смерти. У тебя вся жизнь впереди, и поверь мне, она будет яркой, насыщенной... Да я еще завидовать буду, видя твои счастливые глаза и открытую улыбку! Запомни, Джерри: смерть не забирает невиновных.

— А как же ты? Что случилось с тобой?

— Я? Я был слишком уверен в своих силах, был убежден, что являюсь великим волшебником. Такая самоуверенность не могла довести до добра. Пытаясь сделать одну из придворных фрейлин краше, я нечаянно отрастил ей бивни...

— Ха-ха, ты серьезно, Ник?!

— Абсолютно! Так что запомни, Джерри: следует здраво оценивать свои возможности, а не строить из себя Великого-Мага-Всех-Времен-И-Народов, не умея при этом даже держать палочку.

— Ник, а правда, что раньше учеников не наказывали?

— Наказывали, разумеется. Знаешь, кто такой Рон? Так вот его как-то заставили вручную перемывать все награды в Зале Славы. Это было то еще наказание!

— Но ведь это было не больно!

— Не скажи, Рон потом еще два дня не мог перо в руках держать! Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Да, ты прав, раньше учеников так не наказывали.

— А мы... и Кэрроу... Это навсегда?

— Нет, нет, что ты! Знаешь, существует легенда, что место преподавателя Защиты от темных искусств проклято. Иначе как объяснить, что еще ни один человек не продержался на этой должности дольше одного года? В любом случае, если это правда, к концу года мы избавимся от Амикуса Кэрроу!

— Хах, было бы здорово!

— Да уж... О, Мерлин, который час! Джерри, отбой был уже давным-давно! Ложись, доброй ночи...

— Ты придешь еще?

— Конечно, Джерри, конечно... Я буду с тобой до тех пор, пока ты этого хочешь.

— Спасибо...