По старой дружбе (джен)

Уже давно неразлучными спутниками бывшего джедая Асоки Тано стали: предательство и боль. А сейчас и сама смерть была совсем рядом с ней, порою ей казалось, что она уже чувствует её гнилостное дыхание над собою... Да, она забрала всех, кто был ей дорог, и, видимо, уже скоро, совсем скоро придет и её очередь.

А пока... Пока она ещё жива. Пока... Но жива!

Пытка... Боль... Тишина... Снова Боль... И вновь тишина...

Когда же все это наконец кончится?

Видимо, ответа Асоке знать пока не дано... Да ей и не нужно этого знать, по крайней мере, пока в её сердце теплится хоть какая-то, пусть даже самая призрачная, надежда...

Да, Тано всё ещё наделась, надеялась непонятно на что, наверное, на случай, потому что больше ей надеяться было уже не на что и, тем более, не на кого.

Она знала, если открыть сейчас глаза, то можно увидеть обманчиво яркий свет, белые краски, словно в издевку окружавшие её, тогда как Асока прекрасно знала, что вокруг давно есть лишь непроглядная тьма. Мрак, а не свет.

Да, её маленькая, довольно опрятная камера с таким низким потолком, что нельзя было даже нормально встать, была полностью выдержана в белом цвете, и лампа также довольно хорошо освещала это маленькое помещение.

Прямой контраст этому место составляла его обитательница. При взгляде на Асоку почему-то сразу вспоминались холодные и сырые мрачные темницы с покрытыми всеми видами плесени стенами, освещаемые лишь малюсеньким решетчатым оконцем, дающий заключенным возможность видеть хотя бы лучик света, настоящего солнечного света, неискусственного и дарующего надежду.

Но на борту этого флагмана подобных камер, конечно же, никогда не было, так что её разместили в с виду совершенно обычной камере, на самом же деле охранялась та гораздо строже обычной, ввиду джедайских способностей её обитательницы.

Вот и сегодня, как обычно, несколько крепких штурмовиков закинули, по другому не скажешь, полубесчувственную Тано в камеру, возвратив тем самым на место её обитательницу после ставшей для неё уже обыденной беседы. Прошла минута, может, две, и распростертая на белом, выложенном плиткой полу маленькая хрупкая женская фигура с тихим стоном пошевелилась.

С неимоверным трудом Асока приподнялась на локте и, привычно покосившись на только что захлопнувшуюся за её мучителями дверь, уже со ставшем привычным безразличием и вселенской усталостью тихо спросила: "О, Сила, когда же это всё наконец-то кончится?"

Бедная... Она ведь даже и не подозревала, что всё только начинается...