| Маловероятное. Эпизод 12: Магии больше нет

Что такое поздняя весна, переходящая в лето? Это запах нагретой травы, озёрной воды и ультрафиолета. Засвеченные синие тени, как на картинах Вермеера, лениво жужжащие пчёлы («Интересно, что за мёд получится из пыльцы, собранной возле Запретного леса?»). А ещё это безмятежный покой… Возможно, вызванный просто тем, что из Хогвартса наконец-то разъехались на лето все студенты. СОВ и ЖАБА остались позади, а значит — Гермиона Грейнджер могла уже больше не коситься с вожделением на склянку с Умиротворяющим бальзамом и не мерить нервными шагами кабинет. Кубок Школы в этом году выиграл Рейвенкло, что предотвратило несколько сотен убийственных взглядов МакГонагалл на Снейпа и в обратном направлении. Иными словами, в воздухе Хогвартса было разлито прямо-таки неприличное количество гармонии. Иногда Гермионе казалось, что если она просто вздохнёт чуть глубже, то просто растворится от счастья.

В то утро она воевала со второй парой узорчатых оконных рам, отделявших учительскую от прогретого солнцем летнего воздуха. Ставни, разумеется, никаким заклинаниям не поддавались, зато поступить по старинке: хорошенько раскачать и резко дёрнуть, и так несколько раз — такая возможность оставалась всегда. Когда рамы с финальным сухим треском наконец-то распахнулись внутрь, Гермиона издала победный дикарский вопль и взобралась на подоконник.

Так её и застал Снейп: сидящей в проёме окна и беззаботно болтающей ногами. Правда, завидев его, Грейнджер моментально спрыгнула с подоконника и придала себе максимально серьёзный вид, видимо, застеснявшись этой ребяческой выходки. Снейп смерил её взглядом с головы до пят, но от комментариев воздержался, вместо этого перейдя прямо к делу:

— Ну что, Гермиона. Готова к маленькому путешествию в Австралию?

«Он имеет в виду… Или нет?»

«О, Мерлин… Только бы не оказалось, что это просто какое-то совершенно постороннее дело».

«Нет, он не может так со мной поступить».

«Но он — Снейп. Возможно, он просто не подумал, что я могу решить, будто…»

Мысли теснились в голове Гермионы, перебивая друг друга и визжа. Наконец, переборов обрушившийся на неё поток эмоций, она всё же сумела выдавить из себя какое-то подобие вопроса:

— Это связано с?..

Снейп бросил на неё быстрый взгляд, коротко кивнул и подтвердил:

— С твоими родителями. Я закончил расчёты и вывел формулу заклинания. Можно… — он сделал паузу и неопределённо развёл руками: — Можно отправляться и тестировать. И если все расчеты верны…

Ура! Значит, она всё-таки всё поняла правильно! Сколько раз Гермиона представляла себе этот момент, но он всё равно застал её врасплох. В заполненный под завязку сосуд счастья с размаху налили ещё ковш — и Гермиона не смогла бы удержаться от радостного визга, даже если бы захотела.

— Спасибо тебе, Северус, — она расплылась в самой что ни на есть широкой улыбке. По личным ощущениям, ещё чуть-чуть — и та бы вышла за пределы лица и отправилась свободно парить, подобно улыбке Чеширского кота. — Это просто… Невероятно! Что бы я без тебя делала?

Уголок рта Снейпа еле заметно дрогнул, как будто он прятал улыбку.

— Думала, что ты всё на свете знаешь? — приподнял он брови. — Я изготовил два набора портключей на обратную дорогу, но туда мы лучше аппарируем.

— Когда?

— Не вижу ни малейшей причины, чтобы не сделать этого сейчас.

* * *

Вот так и получилось, что спустя полчаса Гермиона уже лихорадочно засовывала в рюкзак тёплые вещи («Привет, самый холодный австралийский месяц!»). А через час — спустя четыре не самых приятных аппарации — уже стояла на набережной Сиднея, слегка придерживаясь за спинку скамейки, чтобы скрыть головокружение. Снейп же высился рядом: со своей обычной невозмутимостью, словно затяжные прыжки Хогсмит — Берлин, Берлин — Пекин, Пекин — Сингапур и финальный, головокружительный и противоестественный Сингапур — Сидней, не доставили ему ни малейших неприятностей. В теории считалось, что аппарировать «через воду» крупнее реки или озера вообще невозможно. Но разве Снейп считался с теорией? «Под каждой водой есть земля, под каждой землёй есть вода» — вот и весь сказ. А то, что аппарировать по маршруту, пролегавшему в непосредственной близости от Марианской впадины — не самая лучшая идея в мире… Что же, зато так быстрее.

Разумеется, Гермиона была далека от того, чтобы предъявлять ему какие-то претензии. В конце концов, он потратил кучу своего личного времени — и всё только для того, чтобы помочь ей исправить её собственную ошибку. Гермиона была благодарна и смотрела на мир с оптимизмом. Правда, этот мир слегка вращался то по часовой стрелке, то против… но это уже были мелочи. Но всё же когда Снейп, хлопнув ладонями по спинке скамейки, бодро возвестил:

— Итак, последний рывок: Сидней — Канберра.

Гермиона только тихо застонала.

— Может… дай мне хотя бы час, что ли. Прогуляться, ноги размять. Мысленно подготовиться.

Она провела ладонью по лбу. Несмотря на прохладную погоду, лоб так и горел, перед глазами плыли неясные тёмные пятна. Снейп недоумённо посмотрел на неё, но потом всё же разрешил:

— Ладно. Думаю, несколько часов передышки мы можем себе позволить.

* * *

Небоскрёбы Сиднея сверкали сине-серыми гранями, родня единственный крупный австралийский город не то с уменьшенным Нью-Йорком, не то с истерически-футуристской панорамой лондонского Кэнери-Уорф. В негустой толпе спешивших куда-то людей в деловых костюмах (было время обеда), Гермиона и Северус, несмотря на магловскую одежду, смотрелись туристами.

— Чужие города всегда выглядят какими-то ненатуральными, — пробормотала Гермиона, поднимая взгляд на очередной небоскрёб. — Рекламная открытка, да и только.

— Если бы в городах не было «рекламных открыток», мы не могли бы с такой лёгкостью аппарировать на большие расстояния, — возразил ей Снейп, шурясь на солнце. — Нам пришлось бы ограничиваться в своих передвижениях только личным опытом. Поэтому… храни Мерлин Сиднейский оперный театр.

Гермиона промолчала на это «с лёгкостью» и принялась с удвоенным энтузиазмом осматривать окрестности. От одной мысли, что скоро придётся снова аппарировать, виски заныли. Чтобы немного прийти в себя и отвлечься, она решила сменить тему:

— Как ты думаешь, ей здесь понравилось?

— Кому?

Голос Снейпа был спокоен, однако от Гермионы не укрылась пауза перед тем, как он ответил. Она еле заметно усмехнулась.

— Энджеле. Кстати, этот Австралийский институт прорицаний — он где?

— Где-то в районе Брисбена, — пожал плечами Снейп. — И да, я думаю, что ей здесь понравилось. Кстати, а не пора ли обсудить нашу стратегию? Хорошо, адрес твоих родителей у нас есть. Но что дальше? В своей новой жизни они хотя бы с тобой знакомы?

— Нет, — пожала плечами Гермиона. — А я должна была заново с ними познакомиться? Боюсь, у меня не настолько крепкие нервы, чтобы выдержать это.

— Разумеется, ты ничего не должна, но это серьёзно упростило бы нам жизнь… — Снейп подпёр подбородок кулаком и крепко задумался. — Проникнуть в дом маглов просто. Проникнуть так, чтобы никто не испугался и не начал делать глупости — несколько сложнее. И здесь личные знакомства обычно очень помогают.

— Ну… это же всё равно не будет иметь значения после того, как они всё вспомнят, так ведь?

— А что ты будешь делать, если заклинание не подействует? И мы окажемся лицом к лицу с двумя маглами, жаждущими узнать, что за ерунду мы вытворяем в их доме?

Гермиона смешалась. До сих пор ей и в голову не могло прийти, что заклинание, выведенное Снейпом, могло не сработать. Но действительно… если родители её не вспомнят, ей и Северусу понадобится не только спокойно выйти из дома, но и иметь возможность снова туда зайти, чтобы попытаться опять.

— М-м… Обливиейт? — спросила она, как никогда неуверенная в правильности ответа. И не зря:

— Чудесно! Просто прекрасно! — Снейп так повысил голос, что на них с Гермионой даже стали оглядываться. — А ничего, что каждое последующее заклинание, особенно модифицирующее память, может исказить действие предыдущего и привести к непредсказуемым последствиям?

— Тогда что? — угрюмо буркнула Гермиона в ответ. — Навести дезиллюминационные чары, проникнуть в дом тайно и… — она в отчаянии взмахнула рукой. — Нет, всё равно ерунда получается. Цветную вспышку ничем не замаскируешь. И в спину стрелять нельзя, только спереди — в район переносицы. И человек обязательно должен быть в сознании. Если не удастся послать оба заклинания одновременно…

Вместо ответа Снейп выудил из кармана два нитяных браслета, напоминавших фенечки, какие плетут хиппи.

— Ты была на правильном пути, — неопределённо похвалил он Гермиону. — Нам понадобятся чары, похожие на дезиллюминационные, но более изящные…

— Незаметности? — предположила она.

Действительно, были же чары вроде тех, что не позволяли маглам заподозрить неладное между платформами девять и десять, даже когда прямо сквозь стену проходили люди с тележками. Не дезиллюминационные и даже не маглооталкивающие… ещё и те, что, не делая предметы или людей невидимым, позволяли ничего не замечать. Но Снейп только покачал головой:

— О нет… довольно проблематично проникнуть в дом людей, которые, открыв тебе дверь, решат, что на коврике никто не стоит. Незапоминаемости. Этим браслетом… — он схватил её за руку и ловко затянул на запястье сплетённую из ниток полоску. — Делаю тебя самым незапоминающимся человеком в мире.

— Очень смешно, — проворчала Гермиона, рывком высвобождая руку.

Она скептически покосилась на охватывавшую запястье «фенечку». Ничего особенного не чувствовалось. Ну и как она определит, запомнились они кому-то или нет? Вокруг сплошь незнакомые люди. Банк, что ли, ограбить?

— Мне как-то трудно в это поверить, — с сомнением в голосе произнесла она.

Северус досадливо вздохнул.

— Ладно, тогда смотри…

Он притормозил возле торговца газетами и скороговоркой пробормотал:

— Здравствуйте. Не подскажете, какого цвета был медведь, если он упал в яму-ловушку глубиной девятнадцать метров шестьдесят один сантиметр семь миллиметров, а время падения составило ровно две секунды? *

В ответ раздалось что-то неразборчиво удивлённое. Что-то вроде: «Вы с телевидения? Это какой-то розыгрыш?»

— Нет-нет, я спрашиваю совершенно серьёзно, — предельно вежливым тоном заверил Снейп.

— Слушай, шёл бы ты отсюда… — полуагрессивно-полуиспуганно пробормотал торговец. — Я могу и полицию вызвать! Ходят тут всякие!

— Всё-всё, уже ухожу!

Снейп примирительно поднял руки и отошёл шагов на пятнадцать. Всё это время продавец газет сверлил его спину недоверчивым взглядом. Ну и что Снейп хотел этим доказать? Гермиона поджидала его возле угла здания в полнейшем недоумении.

— И что теперь?

— А теперь, — Северус вытащил из кармана часы, откинул крышку и впился взглядом в секундную стрелку, — мы ждём ровно минуту. Кстати, эта задача имеет вполне нормальное решение… — пробормотал он себе под нос.

Едва положенные шестьдесят секунд истекли, как он снова решительной походкой направился к газетному лотку.

— Здравствуйте. Как вы думаете, у пингвинов есть колени?..

И снова — сначала удивление, потом — испуг и предложение убираться подобру-поздорову. Но никаких признаков узнавания! Тяжёлый недоверчивый взгляд в спину. Минута.

— … Здравствуйте, способны ли вы вступить в половой контакт с ежом, не сдирая с него шкуру?

— …Здравствуйте, какого цвета вселенная?

…Здравствуйте…

— Достаточно! — наконец остановила его Гермиона, не в силах больше смотреть на это форменное издевательство. — Вполне убедительно, можно больше не терять время.

Казалось бы, ничего особенного не случилось. Но выглядело всё происходившее как-то неуловимо жутко. Гермиону так и подмывало дать какую-нибудь отповедь насчёт моральной неприемлемости, издевательства над честью и достоинством и запрета на опыты на живых людях. Но она отчётливо понимала, что, во-первых, сама усомнилась в эффективности заклятия и спровоцировала эту проверку, а во-вторых… Ну какой исследователь не сочтёт её возмущение лицемерным? Уж точно не Снейп! А ведь он и до этого не раз утверждал, что у Гермионы не хватает духа на многие эксперименты просто из-за того, что она чересчур чувствительна. «Если бы настоящие зельевары были такими, как вы, Грейнджер, не видать магам ни Костероста, ни Оборотного. Остались бы одни яды. Потому что тех, на ком тестируют яды, уже не жалко…». Так что сейчас Гермионе пришлось затолкать свой непрошенный ужас как можно глубже и вести себя как ни в чём не бывало. Целых три секунды она надеялась, что блеф удался, а потом Снейп задумчиво заметил:

— Впрочем… эта демонстрация определённо не дотягивает до вторжения в дом непонятных людей, швыряющихся заклинаниями… Как насчёт краш-теста?

— Не стоит… — попыталась отказаться Гермиона. — Я верю тебе на слово.

— Нет, я настаиваю на проверке, — почти пропел Снейп, беря её под локоть и подталкивая к газетному лотку. — Шокируйте его, мисс Грейнджер!

— И что мне делать?

— Ну не знаю… — казалось, он всерьёз задумался. — Залепить пощёчину?

— Это жестоко! — пискнула Гермиона, отчаянно пытаясь незаметно вывернуться, но так, чтобы это не выглядело позорным бегством.

— Ну, если тебе так жаль… поцелуй его!

Она недоумевающее вытаращилась на Снейпа. Он что, правда, предложил ей поцеловать совершенно незнакомого человека ради какого-то дурацкого эксперимента? «Причём весьма несимпатичного человека», — как она отметила про себя, украдкой разглядывая злосчастного продавца: молодой, но очень-очень упитанный, с маленькими и какими-то неуловимо злыми глазками, он напоминал экземпляр плотоядного бегемота, одетого в мешковатый свитер. О его проблемах с кожей следовало просто промолчать. Но Снейп сохранял полностью равнодушное выражение лица, словно даже не понимал, что такого странного он сказал. Сама незаинтересованность.

— Почему я? — Гермиона сделала последнюю неуклюжую попытку обернуть происходившее в шутку. — У тебя прекрасно получалось до этого… Или ты опасаешься, что такой шок он не забудет, несмотря на все чары?

— Прежде всего, такой шок не забуду я, — проворчал Снейп. — У тебя всегда остаётся возможность просто ударить его по щеке. Ну же, смелее!

И Гермиона, глубоко вдохнув и мысленно назвав Снейпа всеми самыми отвратительными словами (но без зрительного контакта — так, просто на всякий случай), направилась к многострадальному газетчику.

…Через несколько минут со стороны газетного киоска раздалось:

— Здравствуйте. Извините, но мы проводим небольшой социальный эксперимент…

Потом пауза. А потом шлепок ладонью. Гуманизм Гермионы Грейнджер всё же не выдержал конкуренции с природной брезгливостью.

_______

* Этот и последующие вопросы были позаимствованы из разных источников. Что касается медведя, то это так называемая «китайская задача по физике», ответ на которую — «чёрный гималайский». У пингвинов есть колени. Вопрос про ежа — из «Лунных бабочек» А.Экштейна. Конкретного ответа на него нет, но если верить «песне про ёжика» Пратчетта, то нет и даже думать об этом не стоит. Что же до «цвета вселенной», то согласно испанскому фильму «Луна в бутылке», ответ — «цвета беж».

* * *

Пригород Канберры. Впрочем, Канберра и сама по себе была своего рода «пригородом», забывшим сгуститься в городскую агломерацию.

Тихая улочка, с одной стороны — магазин, с другой — маленькая церковь, кажется, баптистская. А между ними, среди других таких же домов, почти в середине, но всё же чуть-чуть ближе к магазину — простой двухэтажный дом, выкрашенный светлой краской. Вывеска перед аккуратным забором возвещала, что здесь также находился частный стоматологический кабинет.

Гермиона приближалась к дому медленно и осторожно, будто тот был большим беспокойным зверем, которого требовалось приручить. Но на самом деле, если что и требовалось одомашнить, так это её собственную — абсолютно и первобытно дикую — тревогу. Ещё десять минуть назад Гермиона спокойно шла себе по улице, на ходу пикируясь со Снейпом, улыбаясь и кутаясь в шерстяную кофту от, страшно сказать, «австралийских июньских морозов» в целых плюс десять градусов Цельсия. Но, стоило ей увидеть этот дом, невидимую постороннему наблюдателю «звёздочку» на карте душевных сокровищ, дом, где все эти пять лет жили люди, забывшие, что они её родители — как спокойствие Гермионы испарилось без следа.

Это здесь. И, что ещё более важно, это сейчас. На негнущихся ногах, едва не шаркая от ужаса подмётками, она медленно, будто в трансе, приближалась к светлому двухэтажному строению, еле убеждая свои мышцы работать. Если бы рядом с ней был кто-то из друзей или хотя бы хороший знакомый… Да что там, даже почти незнакомый человек! — то Гермиона уже давно вцепилась бы в его локоть в поисках поддержки и участия. Но рядом шествовал Снейп, а потому Гермиона просто держала руки в карманах кофты, дрожа как осиновый лист, но неумолимо продвигаясь к цели своего путешествия.

— А что… — её голос был хриплым, в горле пересохло от волнения, так что, сказав первую фразу, она закашлялась. И только потом продолжила, уже увереннее. — Что мы им скажем, когда нам откроют дверь?

— Предоставь это мне, — коротко буркнул Снейп. — И каким бы глупым не показался тебе этот вариант, поддакивай.

Она рассеяно кивнула, теребя «фенечку» на запястье.

— Чары незапоминаемости, наверное, очень полезная вещь, — Гермиона готова была говорить о чём угодно, лишь бы хотя бы немного рассеять волнение. — Ты часто ими пользовался? А для чего?

— Ты не захочешь этого знать, — отрезал Снейп, ускоряя шаг.

При этом он смерил её таким взглядом, что переспрашивать моментально расхотелось. Опять секреты прошлого? «Действительно, для чего же ещё. Чары, которые влияют на память маглов, но не магов, простые в использовании, «съёмные» и формально безопасные. Которыми никогда и никто не заинтересуется, потому что «тёмной подозрительной магии» в них ничуть не больше, чем в Люмосе».

Снейп был уже почти у отрытой калитки, и Гермионе ничего не оставалось, как последовать за ним. Спустя несколько секунд уединение деревянного дома нарушила пронзительная трель дверного звонка. Это здесь. И это сейчас.

* * *

— Инспекция по устранению скорпионов?

Гермиона сидела на стуле, поджав под себя ноги и сложив руки на груди, и неотрывно следила за лежавшими в креслах родителями. Скоро они должны прийти в себя и тогда… Гермиона зябко потёрла ладони одну об другую. «Хоть бы всё получилось!»

Надо заметить, что они со Снейпом сработали почти безупречно — уложились в десять минут, попали заклинанием точно туда, куда надо («С потрясающей синхронностью — никто даже удивиться не успел!»), аккуратно пересадили Грейнджеров в мягкие кресла и уселись ждать эффекта. Не меньше получаса. Если быть совсем наглым и невежливым, то за это время можно похозяйничать на кухне и заварить чаю — чтобы время бежало быстрее. В конце концов, это же был дом её родителей, разве не так? Но для Гермионы ничего не трогать в этом доме, пока она не убедится, что родители вернулись, — было своего рода приметой или суеверием. Поэтому она сидела на стуле в позе человека, ожидавшего приёма у врача, и переговаривалась со Снейпом — почему-то шёпотом.

— А я знаю, почему они об этом подумали? — так же тихо огрызнулся Снейп. — Возможно, в Австралии скорпионы вместо мышей.

— Откуда у тебя так быстро нашлись фальшивые бумаги?

— Это не фальшивые бумаги, а обычный белый лист, обработанный вариантом Конфудуса. И, прежде чем ты спросишь, меня этому научил Дамблдор*, а не кто-то ещё.

Гермиона хотела ещё что-то спросить, но в этот момент её мать еле заметно пошевелилась. Открыла глаза… Гермионе казалось, что её сердце стучит так, что слышно на весь дом. Рассеянный взгляд сфокусировался на ней.

— Гермиона? Дочка?

— Мама…

_______

* Научил или нет, но в сцене, когда к Тому Риддлу в приют приходит Дамблдор, он использует именно этот нехитрый фокус.

* * *

Мужчина в чёрном свитере и чёрных же брюках, сидевший на скамейке возле пруда, кормил уток с каким-то остервенением. То есть он мог бы перебраться на другую скамейку — возле самой воды — и не швырять комки мякиша с такой силой и скоростью. Но он предпочитал скамейку в двух метрах от пруда. Для любого, кто не подозревал, что этим мужчиной был Северус Снейп, такое поведение могло показаться странным.

Снейп слегка злился, немного нервничал, а ещё чуть-чуть корил себя за то, что замешкался и не сумел исчезнуть раньше, чем сияющая улыбкой до ушей Гермиона, обняв за плечи одновременно отца и мать, развернулась и указала на него, Снейпа, со словами:

— Мама, папа, а это мистер Снейп. Он… специалист по заклинаниям. Это он вас вылечил.

Пути людской неблагодарности прямолинейны и грубы. Однако тропинки благодарности людской прихотливы и непредсказуемы. Вот и сейчас Грейнджеры не нашли ничего лучшего, как, после шумного и сбивчивого изъявления благодарностей (в магическом мире такие сцены обычно разыгрывались в больнице Святого Мунго — перед врачами) — пригласить «дорогого профессора Снейпа к нам на праздничный семейный ужин в честь воссоединения».

Снейп сверкал глазами, едва ли не корчил рожи и мысленно кричал, но Гермиона его не услышала и знакам не вняла. Или не захотела услышать и внять. Так что теперь Снейпу предстояло пережить это совершенно странное событие по имени «семейный ужин» и не сойти с ума. О, конечно, он мог просто аппарировать. Четыре пересадки — и он дома. Никаких тебе дурацких никому не нужных ужинов с проявлениями дурацкой, никому не нужной признательности. Проблема была в том, что у волшебников и вправду было что-то вроде суеверия — за любую работу должны отблагодарить. И когда благодарят, отказываться нельзя. Бескорыстие, жертвенность и односторонние хорошие поступки — это для верящих во что-то «высшее» маглов. Волшебники же верят только в справедливость и в то, что долги надо отдавать. Даже в такой мелочи. Можно, конечно, сказать, что Снейп верил в это ничуть не больше, чем в слухи о гомосексуальности Мерлина. Всё так. Не верил, но правил старался не нарушать. Так что, если у него не появится настоящей, всамделишной причины уйти, то…

На спинку скамейки приземлилась некрупная тёмно-серая сова. Сбросила Снейпу прямо в ладони конверт — почему-то заламинированный в полиэтилен — и улетела. Белый конверт, не свиток. Значит, послание, скорее всего, было от кого-то, познакомившегося с миром магии совсем недавно. Снейп повертел его в руках, перевернул — и обнаружил надпись: «Человеку со светлой тенью».

Снейп медленно провёл рукой по конверту, словно не решаясь его распаковать. Большой палец задержался на букве «Ч». Знакомый почерк: скорее округлый, чем летящий, с мелкими нетерпеливыми кляксами. А даже если бы Снейп его не узнал — только один человек называл его так. Тогда, в аэропорту, она не сказала «до встречи». Но сказала «я пришлю тебе письмо». Значит ли это, что там не просто пара-тройка дружеских строчек ни о чём, а что-то действительно важное?

Разминись он с совой хотя бы на сутки, и посланию пришлось бы проделать долгий и опасный путь до Соединённого Королевства, который растянулся бы на несколько месяцев. Но сову отправили сегодня, и она долетела едва ли за пару часов. Следовательно, это нечто не только важное, но и срочное. Движимый неясным, но определённо тревожным предчувствием, Снейп медленно освободил письмо от пластиковой оболочки и развернул.

Через полчаса он поднял голову от листа бумаги, крепко зажатого в пальцах. Что ж, он получил свой безусловный повод отказаться от семейного ужина. Но, видит Мерлин, такого он определённо не желал…

* * *

— Кто он, этот профессор Снейп, а дочка?

Гермиона, без особого энтузиазма ковырявшая вилкой содержимое своей тарелки, только неопределённо пожала плечами:

— Как я и сказала: он специалист по сложным заклинаниям. Мы работаем с ним вместе, и… — она слегка взмахнула вилкой, словно бы в подтверждение своих слов, — …он согласился мне помочь.

Головная боль, закравшаяся под черепную коробку ещё утром — после безумной серии трансконтинентальных аппараций — сверлила голову всё сильнее и настойчивее. Первая буря восторгов улеглась, и теперь Гермиона чувствовала себя странно опустошённой. Отвыкнув от общения с родителями, теперь она ощущала себя как-то скованно и даже немного неловко, не зная, что делать и куда себя деть. Ей казалось, что пять лет пролетели быстро (по крайней мере, четыре из них, кроме первого кошмарного и полного страхов года), что она покинула родителей словно бы вчера. Но теперь с удивлением обнаружила, насколько сильно она всё-таки изменилась.

И прежде всего — выросла. Пять лет совершеннолетия, когда не на кого положиться, без семьи, связей и молодого человека. Она привыкла сама принимать решения, редко советоваться, ещё реже — соглашаться, и обо всём иметь своё мнение. Она привыкла быть «старшей», потому что пять лет была единственной, кому до неё было дело (друзья и коллеги не в счёт). А ещё был последний год, когда она стала ни много ни мало «госпожой деканом», старшей и ответственной над десятками школьников. Есть от чего повзрослеть.

Но мама с папой помнили её семнадцатилетней. Наивной девчонкой, которая только-только научилась не одеваться, как огородное пугало, и укладывать волосы так, чтобы они не напоминали взбесившийся каштановый одуванчик. Домашней девочкой, которая не каталась на драконах, не жила в палатке, не воровала макароны… «А также не дралась с портретами, не влезала в чужие мысли, не убегала от гоблинов с собственной свадьбы и не сражалась с коллективным сознанием сотен разъярённых книззлов», — мысленно продолжила она список.

Родители хотели знать, как она, чем живёт и о чём думает. Гермиона же то и дело ловила себя на рефлекторном удивлении: почему она должна кому-то об этом рассказывать? Она и Снейпа-то позвала на этот ужин потому, что ей до жути, до перехваченного дыхания нужно было, чтобы рядом сидел кто-то знакомый. Но он, разумеется, как всегда, каким-то шестым чувством распознал возможные неприятности и исчез, сославшись на срочные дела. И оставил её одну. Нет, он, конечно, ничего ей не должен, но всё-таки бросить её в такой момент… Стоп! Неужели она правда только что подумала, что Снейп был в её глазах более «родным», чем собственные родители? Похоже, она совсем одичала…

— Работаете вместе… — подхватил её отец. — Ты имеешь в виду в школе?

Он слегка улыбнулся. Глаза его затуманились, словно бы он о чём-то мечтал или, напротив, вспоминал.

— Знаешь, дочка, когда ты была маленькой и перестала мечтать, что будешь стоматологом, я… Я боялся, что ты подашься в мечты об актёрской сцене или решишь стать художником — ну знаешь, как у многих детей бывает, их так привлекают все эти огни, блёстки… А ты вместо этого взяла как-то раз и выдала: «Когда я вырасту, я стану премьер-министром! Как Маргарет Тэтчер, только справедливая», — он тихо рассмеялся и затих, разглаживая на коленях салфетку. Только на губах продолжала блуждать лёгкая улыбка. — Тебе было всего девять лет, но ты… ты была так уверена, что мне это даже не показалось забавным. Это были не детские мечты, а вполне конкретная жизненная цель.

Отец покачал головой. Гермиона это знала, потому что после особенно длинных тирад он всегда качал головой, словно кивая сам себе и придавая значимости своим словам. Но видеть этого она не видела: Гермиона сидела, низко склонив голову, и методично собирала со скатерти крошки, словно в мире не было занятия интереснее, чем это. Она уже понимала, к чему клонит отец, но совсем не была уверена, что хочет это услышать.

— А потом, — продолжил он, — появилась эта магия. Но даже тогда ты всегда была лучшей.

— Ты хочешь сказать, что никогда не думал, что твоя умница-дочка станет учительницей? — прервала его Гермиона.

Её голос звучал немного резче, чем ей хотелось, но она ничего не могла с собой поделать. Мать с робкой улыбкой погладила её по плечу, попытавшись успокоить:

— Не думаю, что отец видит в этом что-то плохое, Гермиона. Просто… ну да, это немного не вяжется с твоим характером. И… я думаю, это довольно низкооплачиваемая работа. Я хочу сказать, ты привыкла к определённому уровню и…

— Благодарю, я зарабатываю достаточно, — сухо пробормотала Гермиона. Губы сами собой сжались едва ли не в узкую полоску, глаза сощурились. Неосознанно, она копировала привычки Снейпа, когда ему что-то сильно не нравилось. Но ведь у него всегда получалось одним своим видом отбить желание развивать тему, разве не так? Ей бы сейчас пригодилось такое умение. — Если хочешь знать, я не просто учительница, а декан факультета и заместитель директора. Кроме того, я веду частные расследования.

Последнюю фразу она произнесла не без гордости. И даже слегка приосанилась, доставая из рукава то, что сама считала козырем. Нет, она была не просто из племени людей, регулярно отрабатывавших своё жалование. Она — своего рода частный предприниматель, обладатель редкой квалификации («Даже Снейп недавно признал, что это не у всякого получается!»). Её отец от этого заявления и вправду потерял дар речи, но, как сразу же выяснилось, вовсе не от радости:

— То есть… ты детектив? Шпик? Полицейский? — он даже за голову схватился. — Боже, Гермиона… В моё время работать в полицию шли только парни из рабочих районов, у которых не было другой альтернативы. Ну, разве что наняться на стройку или податься в бандиты.

— Вообще-то я частный детектив, — угрожающим шёпотом пробормотала Гермиона. Головная боль заслоняла собой всё, превращая мир в расплывчатое горячее марево. И где-то там, на почти беспамятном дне сознания эта боль сливалась со злостью и почти детской обидой. Гермиона сама не знала, что ей хотелось больше: закричать или расплакаться. — Но мой лучший друг… Гарри, он и правда полицейский, и я не считаю… не считаю…

Слёзы всё-таки победили. Гермиона разрыдалась, словно маленькая девочка, сама точно не зная от чего. Она не могла возразить отцу, но и согласиться тоже не могла. Потому что это означало предать саму себя. Словно кто-то взял и вдруг заменил всё, чему она радовалась и чем гордилась в этой жизни, — на плоскую картонную декорацию, которая не стоила ровным счётом ничего. Пшик. И ведь с какой-то стороны папа был прав: она и правда могла добиться большего. Она просто привыкла считать маленькие цели большими и значимыми, погрязла в рутине, считая, что перекладывать бумажки, варить зелья и гоняться за мелкими преступниками — это важно… И где та маленькая девочка, которая хотела стать премьер-министром? Навстречу этим мыслям поднимались другие, протестуя и не соглашаясь капитулировать. Эти мысли неразборчиво, но очень убедительно шептали, что её жизнь полна впечатлений, которые не снились никаким премьер-министрам. Где-то в районе висков два противоборствующих лагеря мыслей сшибались, причём с таким треском, что, казалось, закрой Гермиона глаза, и она увидела бы искры.

— Простите, — еле слышно пробормотала она. — Это всё головная боль. Я ужасно себя чувствую. Простите.

* * *

После обезболивающих таблеток Гермиона буквально провалилась в сон и пришла в себя только глубокой ночью. Она лежала на диване в гостиной, заботливо укрытая пледом. В доме было темно и тихо, и только из кухни падал узкий луч света и слышались негромкие голоса. Гермиона осторожно встала и на цыпочках подобралась поближе.

— И всё-таки ты был слишком суров с ней, — тихо упрекнула мама. — В самом деле, какое это теперь имеет значение? Она взрослый человек и вправе решать за себя. Главное, чтобы это делало её счастливой.

В голосе матери Гермионе послышалась какая-то вопросительно-неуверенная нотка: то ли мама не могла до конца решить, счастлива ли Гермиона, то ли терялась в догадках — а достаточно ли этого для жизни?

В ответ раздался тяжёлый и полный раскаяния вздох отца:

— Я, наверное, никогда не пойму, чем таким особенным их волшебный мир лучше нашего. Закрылись в себе, отвергают всё новое. Действительно, а кем она могла ещё стать, бедная девочка, в этом средневековом обществе? Модисткой, что ли? Или официанткой? Они, возможно, и умеют колдовать, но их жизнь не сильно отличается от какого-нибудь пакистанского гетто.

— Не нам об этом говорить, — предостерегающе заметила мать.

— Именно нам, — возразил отец, слегка повысив голос, но тут же снова зашептал. — В изоляции нет ничего хорошего. Но здесь, в обычном мире, с этими умениями она могла бы сделать так много… Прав был я тогда, когда говорил, что Гермионе надо было идти после школы в обычный университет. За пять лет учёбы она нашла бы себе новые интересные занятия, завела нормальные знакомства, и думать бы забыла возвращаться туда. Но вмешалась эта проклятая магия.

Мама предостерегающе вздохнула, как бывало всегда, когда отец допускал какое-нибудь слово, которое она считала слишком «сильным». Как ни странно, «проклятый» стояло едва ли не в первых рядах.

— Магия, которая нас вылечила.

— Но которая до этого чуть не угробила.

Родители ещё долго спорили, а Гермиона слушала. И чем больше она прислушивалась, тем сильнее крепло в ней ощущение, что она должна быть не здесь, а совсем в другом месте. Том самом, о котором она — по оптимистичным заявлениям отца — должна была забыть всего за пять лет. Он, конечно, был прав: Гермиона когда-то мечтала об учёбе в университете. Но после войны, не сумев расколдовать родителей, она осталась на мели. У неё просто не было таких сбережений, которые позволили бы оплатить обучение в Кембридже или Оксфорде, а на меньшее претендовать не имело смысла.

Однако сейчас… сейчас Гермионе казалось, что это было к лучшему. В любом случае, ей надо было подумать и успокоиться. А для этого трудно было придумать место, лучше Хогвартса. Она ещё вернётся — завтра. Но сегодня Гермионе хотелось быть за тысячу километров отсюда. Она скучала по замку. Именно он был её домом — здесь и сейчас.

Она ощупью пробралась обратно в гостиную, вытащила из рюкзака комплект портключей, оставленный Снейпом, написала при неярком свете палочки записку для родителей — и коснулась первого ключа.

* * *

Северус Снейп никак не мог уснуть. Простыня шуршала и едва ли не кололась, подушка была тёплой и неприятной. Его раздражало буквально всё, каждый шорох и скрип. Наконец, устав бороться с собой, Снейп рывком встал с постели и распахнул окно. Слишком тёплая летняя ночь, но всё же лучше духоты в комнате.

Привёл себя в порядок, машинально оделся, будто собирался куда-то идти на ночь глядя. Впрочем, какая уж тут ночь — четыре тридцать утра, скоро рассвет. Содержание письма Энджелы Джонс не шло из его головы.

Великая опасность ожидает нас всех. Темнота и забвение, беспамятство и беспомощность. Катастрофа, что хуже слепоты.

Она говорила, что после этого лета не может видеть будущего. Чёрное туманное пространство. Что оно означало? Смерть? Конец света? Или что мир застыл на перепутье, стал настолько зыбким, что грядущее утратило чёткие очертания и слилось в непроницаемое марево вероятностей?

И её центром станет место, любимое многими. Точка притяжения, дом для тех, кто лишён дома.

Этот ребус было разгадать особенно просто. Поэтому Снейп и вернулся сюда, в Хогвартс. Какое ещё место объединило столько судеб? И уж во всяком случае, если это письмо адресовано ему, то единственный настоящий дом, какой знал Северус Снейп, находился именно здесь. Тупик Прядильщиков не в счёт — такие места «дом» в том же смысле, в котором колдография ребёнка на горшке — «милое семейное воспоминание»: позорный кусок прошлого, забившийся в уголок фотоальбома.

Ты будешь первым, кто заметит знак, и первым, кто возьмёт за него ответственность. Но ты будешь предупреждён, что время близко. Четырежды опасность придёт от старого…

То, что было раньше и хотело возродиться вновь. Призрачный василиск Салазара Слизерина, говорящий разумный дракон, интриги помешанных на истории гоблинов и, совсем недавно — Выручай-комната, чуть не запершая Северуса наедине с его собственным прошлым.

Четырежды — от нового…

Неизвестного. Того, что никогда раньше не заявляло о себе. Первого в своём роде. Мозгошмыги («Нет, какое всё-таки дурацкое слово!»), книззлы. Сэм Блиш — первый мужчина в длинном ряде носивших эту фамилию колдуний, чуть не стоивший Снейпу раскола души, потому что Северус на полном серьёзе рассматривал варианты пустить Блиша на декоты, лишь бы каким-то образом сохранить жизнь его дочери. И — вот уж действительно ирония из ироний — Гермиона Грейнджер. Первый человек, которого он впустил в своё сознание добровольно.

И четырежды — от краденного.

Позаимствованного. Не своего. Как Хогвартс вытягивал энергию из домовиков. Как средство Макентайра делало сквибов волшебниками. Как нелепый домовик пытался возродить свою хозяйку, похищая редкие растения. И… — Снейп безрадостно усмехнулся — ещё кое-что. Жизнь Энджелы Джонс, позаимствованная им в счёт чужой жизни. Не всей. Только половины. Но всё же…

Все приметы совпадали. Все предупреждения были получены. Двенадцать знаков. Сколько он ни пересчитывал их, сколько ни думал о том, что мог обсчитаться или что-то неправильно понять — счёт всё равно сходился.

И последнее. Это письмо придёт незадолго до катастрофы. Я не могу отправить его раньше — что-то в твоей, моей или ещё чьей-то судьбе этому противится. Но оно успеет достичь тебя чуть раньше, чем всё произойдёт. Времени будет в обрез. Но оно будет.

На этом пророчество заканчивалось. Если не считать ещё одной строчки. Даже почерк здесь отличался, став острым и угловатым. Значки, немного напоминавшие греческий, без пробелов и пауз змеились от одного края страницы к другому, дрожа и пульсируя переменчивым, угрожающим смыслом. Это был древнекритский: язык, которому научиться до конца невозможно, но который сам просыпается в сердцах тех, кто предсказывает судьбу, связывая их в единую цепь, протянувшуюся из прошлого в будущее. Язык Пифий.

О, Снейп знал его плохо, очень плохо. Древнекритский не предназначен для тех, кто не хочет знать своё будущее. Но и этих небольших знаний вполне хватило, чтобы прочесть то, что написала ему Энджела Джонс. Куда сложнее было перевести внутреннее понимание на связный английский аналог. Что-то вроде: «твоя судьба — терять то, что хочешь спасти». Ах, как будто он этого не знал! Прекрасное и бессмысленное пророчество о прошлом. Но что это даёт ему для понимания будущего? Ведь проклятый древнекритский был устроен так, что прошедшее и грядущее в нём обозначались одинаково, а субъект свободно менялся местами с объектом. Так что с тем же успехом это означало: «чтобы спасти нечто, тебе придётся это потерять». Замечательно… Только вот он уже потерял всё, что было ему дорого, потерял давно. Что ещё осталось такого, что он захотел бы спасать?

Но Энджела верила: «что-то» было. Второй листок в конверте был обычным письмом, наполненным беспокойством и сомнениями. И правдой, которую Северус предпочёл бы не знать.

Пророчество пугает меня и заставляет заниматься глупостями. Гадать на чайных листьях. Раскладывать карты. Я раскладываю их на тебя, и всегда выпадает змея, кусающая свой хвост. Начало и конец, день и ночь, любовь и смерть. Особенно последнее. Это не похоже на проклятие, нет. Скорее на ностальгию. То, чему ты доверяешься, разрушается, но не ты несёшь ему разрушение. Напротив, ты выбираешь то, что почти обречено, и привязываешься к нему тем сильнее, чем ближе конец. Ты не просто желаешь себе смерти, ты к ней стремишься. Это почти что страсть и куда больше, чем обычная привязанность. А потому только опасность, сиюминутность и обречённость владеют твоим вниманием. Зато как владеют! Способность любить — самое прекрасное, что есть в твоей душе. Она сияет, как маяк, пробивающий плотные туманы обычных житейских чувств. Какое же это искушение — попробовать прикоснуться к такому чуду. Любой ценой, пусть даже поставив себя на грань смерти — ведь ты любишь лишь то, что потерял и жалеешь лишь о невозможном.

Каюсь, я была почти к этому готова. Но только «почти». Я принимаю подарок, что ты мне сделал, хоть это кровавый и тяжёлый дар, оплаченный местью и слезами. Я принимаю ту жизнь, что ты для меня выменял, и не стану ей рисковать, хотя и знаю, что в тот момент, когда у тебя всё получилось, едва приоткрывшаяся дверь между нами захлопнулась навсегда.

Снейп провёл кончиками пальцев по буквам. Выражение его лица в полутёмной и пустой комнате разглядеть было, разумеется, некому. В такой час спали даже домовики. Наверное, поэтому это выражение было мягче, чем можно было предположить, и гораздо печальнее, чем Снейп обычно себе позволял. Грустно, когда тебя так мало тревожит то, что другого могло бы взволновать до глубины души. Ещё грустнее, когда ты ничего не можешь с этим сделать. Но совсем никуда не годится, когда тебе об этом говорит Пифия, от которой ничего не скроешь. Даже самые дальние уголки души, куда никогда не проникал чужой взгляд. От её понимания в его душе рождалось что-то, подозрительно напоминавшее стыд. И досаду.

Вот и сейчас — она наверняка в курсе, что он перечитывает её письмо ради совсем других строчек, в попытке найти отгадку и предотвратить неведомую надвигающуюся катастрофу.

Но в этот раз кое-что поменяется. Если ты сумеешь понять, что тебе дорого, до того, как оно окажется в опасности, ты получишь шанс это спасти. Но формула твоей жизни, записанная на языке Пифий, от этого не изменится. Ты спасёшь это для других, но для себя потеряешь всё равно.

Так что же оставалось такого, что всё ещё было ему дорого? Вряд ли ответ следовало искать в мире людей. Снейп низко наклонился над столом, прижав руки к вискам. Прошлой осенью чёрный дракон Регис спросил, для чего он, Северус Снейп, всё ещё живёт. И Снейп ответил: «любопытство, магия и разум». А потом добавил, что просто не может позволить себе самоубийство. Что ж, с тех пор ничего не изменилось. Северус ценил и почти обожал магию, дорожил неделимостью собственной души, и, конечно же, высоко ставил свой разум. Что же из этого ему предстоит потерять?

Нет, он больше не мог находиться в комнате. Снейп сгрёб со спинки стула сюртук, вытащил из кармана палочку и толкнул дверь, одновременно зажигая Люмос. Ему срочно надо пройтись.

* * *

Прогулка при лунном свете слегка охладила и успокоила Гермиону. Но всё равно ей было как-то грустно. Как можно было объяснить словами, что такое Хогвартс? И почему здесь ей лучше, чем на престижной магловской работе или в образе «счастливой замужней дамы»? От одной мысли, что кто-то пытался «обидеть» дорогое ей место, Гермиона прониклась к Хогвартсу какой-то особенной слезливой нежностью. Ей хотелось защитить его, потрепать по каменному боку и заверить, что лучше его в мире места нет. Что она, собственно, и сделала.

На всём длинном пути от входной двери и до галереи, располагавшейся приблизительно на уровне третьего этажа, Гермиона так и не убрала руку со стены. Возле окна галереи она затормозила, глядя вслед быстро садившейся луне. Предрассветные сумерки были наполнены стрёкотом сверчков и запахом скошенной травы.

Так она и сидела, в состоянии где-то между расслабленной мечтательностью и полудрёмой, когда вдалеке заметила огонёк Люмоса. Высоко паривший огонёк, что исключило из списка возможных «подозреваемых» домовиков и профессора Флитвика — единственного, кто, кроме неё и Снейпа остался в Хогвартсе на лето.

— Северус?

— Гермиона?

— Не спится? — предположила она первой, чтобы хотя бы немного оттянуть закономерный вопрос: что она здесь делает и почему не пожинает плоды счастливого воссоединения с семьёй.

— Есть о чём подумать, — уклончиво ответил Северус, прислоняясь к подоконнику и искоса глядя на неё: — Вот так и взрослеют люди, да?

— Что? — Гермиона так и встрепенулась.

— Ничего, — еле заметно усмехнулся он. — Твои родители переедут обратно в Англию?

— Нет-нет, я думаю, они останутся в Австралии, им там понравилось, — скороговоркой пробормотала Гермиона, непроизвольно хмурясь. Она не собиралась ничего говорить Снейпу, но потом всё-таки не выдержала. Видимо, ей надо было с кем-то поделиться: — Они считают, что я выбрала неправильный путь в жизни. Мне кажется, им меня жалко.

Снейп коротко передёрнул плечами, словно пытаясь стряхнуть с себя эту информацию, как надоедливое насекомое.

— Но тебе-то себя хотя бы не жалко?

— Нет, — помотала головой Гермиона. — Мне кажется… — она повернулась к Снейпу и сказала, почему-то почти шёпотом, — что я здесь счастлива.

Неяркий свет палочек играл странные шутки с воображением, или, возможно, Гермиона была слишком рада, что вернулась — но ответная полуулыбка Снейпа не показалась ей ни саркастической, ни презрительной. Наоборот — как будто он понимал, о чём она говорит и вполне разделял её отношение. Его глаза в полумраке ярко блестели. Он развернулся к ней, всё ещё полуопираясь о подоконник, еле слышно сглотнул и тихо произнёс:

— Что ж, тогда…

Договорить он не успел. Оба огонька на концах палочек потухли, как задутые резким ветром свечи.

— Люмос. Люмос Максима!

Гермиона даже потрясла своей палочкой, будто ручкой, в которой засохли чернила. Ничего.

— Акцио! Агуаменти! Инкарцеро! Глассио!

Никакой реакции. Гермиона и Снейп стояли в тёмном коридоре, почти не видя друг друга, а вокруг них разливалась какая-то противоестественная, пустая и полная невидимых сквозняков тишина. Раздался шорох — это Снейп положил руку на стену и тут же отдёрнул её, будто обжёгшись.

— Люмос! — всё ещё на что-то надеясь, снова выкрикнула Гермиона.

— Бесполезно, — с тяжёлым вздохом отозвался Снейп. — В Хогвартсе магии больше нет. «Грядёт тьма и забвение, катастрофа, что хуже слепоты».

* * *

Первые лучи рассвета застали их в аудитории неподалёку от учительской. «Их» означало Гермиону, нервно кусавшую губы, Снейпа, мрачно уставившегося в одну точку, — и профессора Флитвика, которому, как и им всем, той ночью не спалось. Только потому, что он вышел погулять вдоль опушки леса, Флитвик сейчас не был замурован в своих личных покоях на последнем этаже Хогвартса: с уходом магии все двери, лестницы и камины заклинило в том положении, в котором они прибывали в момент катастрофы. Домовиков утащила волна аварийной аппарации. Во всём Хогвартсе остались только они трое.

В аудитории висело тяжёлое молчание, казалось, только сгущавшееся по мере того, как свет отвоёвывал пространство у тьмы, заполняя дальние уголки комнаты неприлично ярким, беззаботным свечением летнего утра.

В этот раз не было ни толчков, ни тряски. Магия покинула Хогвартс тихо и быстро, заполнив комнаты и коридоры сломанной мебелью (её слишком часто чинили магией), пылью и грустью навсегда ушедшего праздника. Как сказал Флитвик — и подтвердил Снейп — снаружи волшебство ещё сохранилось. Хогвартс был как бы замурован в гигантском «пузыре», пределы которого пролегали по бывшем границам антиаппарационной зоны. Это была своего рода аварийная система, способная удержать разрыв.

— На сколько? — спросила Гермиона.

Её голос казался резким и чересчур громким в неестественной тишине опустевшего замка.

— На сутки, — пробормотал Флитвик, беспомощно разводя руками. — Может быть, на сорок восемь часов. Но не больше.

— И что же нам делать?

Идиотский вопрос. Но кто-то должен был задать его.

— Закрыть трещину, — как нечто само собой разумеющееся ответил Снейп. — И как можно скорее. Основатели создали защиту в расчёте на уровень магии своего времени. Сейчас колдуют гораздо больше. И мощнее. А чем сильнее колдовство, тем мощнее его притягивает разрыв. С часу на час защитный купол может расползтись по швам.

Флитвик чуть помедлил, словно прикидывая что-то, а потом решительно кивнул. Гермиона украдкой посмотрела на Снейпа. Тот был мрачен, но взволнованным или удивлённым не казался. Как будто… знал заранее, что произойдёт.

— Ты предполагал, что такое может случиться? Ты поэтому так быстро вернулся?

Флитвик с удивлением посмотрел на них обоих, а Гермиона только сейчас сообразила, что об их со Снейпом совместной поездке к её родителям не знал никто. Да и не должен был знать, учитывая, что заклинание, которое она применила пять лет назад, было незаконным. Зря она это сказала… Но Снейп, как ни в чём ни бывало, пояснил:

— Это связано с другой моей работой. Нам с мисс Грейнджер пришлось съездить в Австралию, — а потом повернулся к ней. — Отвечая на твой вопрос: о том, что такое магический разрыв, мне рассказал портрет Салазара Слизерина. Впрочем, это и так вполне открытая информация — Филиус о ней тоже знает.

Флитвик согласно закивал, а Снейп продолжил:

— Но я не думал, что в этот раз откроется трещина: ничто не предвещало её появления… Единственное, что у меня было — это пророчество. В нём говорилось о Хогвартсе и «надвигающейся тьме». А ещё о том, что времени до катастрофы практически не осталось. Я поспешил сюда в надежде успеть разгадать пророчество раньше, чем оно начнёт осуществляться, — он вздохнул. — Но не успел. Впрочем, возможно, мы сумеем сделать это сейчас.

И он извлёк из кармана листок бумаги.

* * *

Буквы как будто еле заметно подрагивали или, возможно, вибрировали. Казалось, они силятся сделаться понятнее, но у них никак не выходило. Алфавит был вполне обычным — греческим. Гермиона в этом году потратила немало времени на освоение древнегреческого и была способна бегло прочитать почти любой рецепт, заклинание или, допустим, «Иллиаду» и «Одиссею» в оригинале. Но сейчас она не видела ни одного знакомого слова. Знаки попросту не желали складываться в слова.

— И что здесь написано? — Гермиона прекратила заглядывать в письмо поверх плеча Флитвика и с разочарованным вздохом отвернулась. — Я учила греческий, но… ничего не могу разобрать!

— И не разберёте, — ответил Снейп, снова сворачивая письмо. — Это древнекритский. Язык Пифий. Очень сложно поддаётся расшифровке.

— Я немного изучал его, но… — Флитвик пожал плечами. — Максимум, что я могу понять это… — он заскользил пальцами по строчкам, — «Остальные — спасение, если один — потеря».

— Вот и я приблизительно так же прочитал, — кивнул Снейп.

По спине Гермионы прошёл какой-то нервный холодок. Даже в корявом переводе эти строчки несли недвусмысленную угрозу.

— Что значит «потеря»? — резко спросила она.

— Это и есть самое сложное… — вздохнул Флитвик. — Законы древнекритского позволяют прочитать это слово как «проигрывать», «теряться», «быть разлучённым» и даже «умереть». Но, в любом случае, как мы уже говорили до этого — разлому требуется жертва. Тот самый «один», который должен спасти «остальных». Говорят, что когда разлом раскрылся при постройке Хогвартса, Салазар Слизерин закрыл его, но сам при этом погиб.

В голове Гермионы с неожиданной чёткостью прозвучали слова, произнесённые когда-то портретом Слизерина в ответ на её: «Он чуть не умер, защищая эту школу!» «А я и умер!» — вот что он сказал. Её пробрала дрожь.

— А другие легенды говорят, что он просто «потерялся», то есть застрял в ловушке между нашим миром и тем местом, куда уходит магия, — ворчливо прервал Флитвика Снейп. — Или что он утратил магию, стал сквибом и тайно покинул Хогвартс, угнетаемый позором. И самое главное — поскольку единственный имеющийся у нас портрет Слизерина — прижизненный, он знает о том, что на самом деле произошло, ничуть не больше нас!

— «Когда спасаешь что-то для других, теряешь это для себя»*, — пробормотала Гермиона.

— Можно и так перевести, — оживился Флитвик. — Откуда это?

Она смутилась:

— Всего лишь магловская книга. Я просто думаю: это ведь закон сохранения — за подобное надо отдать подобное. Следовательно, тот, кто закроет разлом, должен лишиться магии, ведь так?

Снейп скептически поморщился. Они с Флитвиком переглянулись, словно выбирая, кому начать.

— Магия — это не что-то изолированное, — наконец, заговорил Флитвик, делая руками жест, словно хотел обнять огромный арбуз. — Магия — средство превращение будущего в настоящее, овеществлённая воля. А что значит лишить человека будущего и настоящего? Убить его.

— Или отнять волю… — задумчиво пробормотала Гермиона. — Что если домовики стали жертвой такого же разрыва, а? Ведь ты говорил, — она обернулась к Северусу, — что до шестнадцатого века они были совсем другими.

— Или лишить разума, — в тон ей продолжил он. — Никому не известно, что произошло с драконами. Портрет Слизерина говорил, что прорывов было три. Получается, что один закрыли смертью, другой — безволием, третий — пожертвовав сознанием. Но два последних раза вряд ли были осознанными…

— Просто никто не догадался — или не решился — закрыть прорыв вовремя, — подхватила Гермиона. — И тогда трещина выбрала жертву сама.

— Возможно, что они уцелели только потому, что разрыв забрал ту или иную способность у целой расы магических созданий, а не у одного существа, — заметил Флитвик. — Но возможно смерть действительно не обязательное условие. В любом случае, теперь мы знаем, что произойдёт, если мы будем сидеть, сложа руки!

Они снова переглянулись между собой. Значит, им предстояло выбрать жертву? Вот так просто? И другого пути не было?

— Мы не можем позвать кого-нибудь на помощь? — спросила Гермиона, снова зябко поёжившись. — Возможно, невыразимцы или отдел непредметных изысканий могли бы…

— Исключено, — отрезал Снейп. — Мы должны успеть до того, как защитная сфера лопнет. А пока она держится, выйти из Хогвартса может любой, но снаружи барьер непроницаем ни для взгляда, ни наощупь, ни для заклинаний. Никто не может попасть сюда. Во внешнем мире замка вообще как будто нет.

— Горизонт событий… — пробормотала Гермиона.

Забытое слово из энциклопедий по астрономии. Никто не знает, что внутри, и есть ли там что-то вообще. Да, вот так, наверное, это и начинается. Магический разрыв, внутри которого остаются города и страны, планеты и звёзды. Кто сказал, что чёрные дыры — не то же самое, что прореха на ткани магии? Место, из которого даже свет не может спастись…

Из спутанных размышлений о магии и ядерной физике Гермиону вытащила следующая реплика Снейпа:

— Проблема в том, что трещина открылась на восьмом этаже, а двери и лестницы заблокированы. Филиус, что скажешь, мы можем заново пробудить магию на локальных участках пространства, или нам придётся таранить морёный дуб и лазать по стропилам без верёвки?

Профессор Чар основательно задумался. Закатил глаза к потолку, беззвучно шевеля губами и словно что-то вычисляя. Наконец, он обвёл взглядом комнату и уверенно заявил:

— Меморабилии!**

_____

* Цитата из «Властелина колец».

** Меморабилия — от латинского «memorable» (памятный). Вещь, связанная с определённым воспоминанием, «подарок, который запомнился навсегда». Так же означает «знаковую» вещь: мгновенно узнаваемую часть образа известной личности (вроде белого платья Мэрилин Монро).

* * *

— Итак, дамы и господа, — Снейп присел на край подоконника. — У меня к вам насущный вопрос: насколько вы сентиментальны? Храните ли вы какие-то «особые вещи», которые напоминали бы вам о прошлом? Филиус?

Флитвик склонил голову, нервно перебирая в руках складку мантии:

— Когда-то по молодости я так делал, разумеется. В моё время все так поступали: это казалось романтичным. Но после Волдеморта, — он вздохнул и яростно дёрнул плечом, — не хотелось становится таким же… собирателем трофеев. Так что я выкинул даже то, что у меня оставалось, — заключил он и виновато развёл руками.

Снейп никак не прокомментировал это, только глубоко кивнул и задумался.

— Гермиона?

Не очень-то приятно признаваться — особенно после того, как тебе напомнили о Волдеморте, но всё-таки…

— Да! — несколько громче, чем хотела, ответила она. — Да, я храню памятные вещи в…

— Надеюсь, это не карманы или твоя сумка? — перебил её Снейп. — Потому что…

— Да-да, потому что в отсутствие магии внутреннее расширение не работает, и они стали обычными сумками и карманами, причём пустыми, так что извлечь из них содержимое невозможно. Нет, я храню их в ящике стола в учительской.

Снейп хмуро кивнул.

— Значит, решено… Филиус?

— Да, Северус? — откликнулся Флитвик, настороженно глядя на Снейпа снизу вверх.

— Спускайся вниз и выходи за кордон.

Флитвик даже рот приоткрыл от возмущения:

— Северус, при всём уважении… — начал он звенящим голосом.

Снейп поднял вверх руку, призывая его замолчать:

— Кто-то должен сообщить, что здесь происходит, ясно? Кто-то должен добраться до Хогсмита, связаться с Лондоном, с Авроратом и Министерством и сказать… Рассказать о трещине. Британцы не должны колдовать. Чем меньше, тем лучше. Каждое колдовство заставляет трещину расти быстрее. Поэтому я прошу тебя, — он посмотрел прямо ему в глаза, — Помоги мне! Доберись до Хогсмита как можно быстрее.

Между двумя волшебниками как будто протянулась невидимая струна, готовая в любой момент лопнуть от напряжения. Гермиона переводила взгляд с одного на другого и обратно, не зная, что и предпринять. Но Флитвик всё же отвёл взгляд первым.

— Северус, я мог бы… — начал он, как-то странно глядя на Снейпа, но тот быстро прервал его:

— Нет. Это не будет иметь смысла.

Он сказал это резко, почти оскорбительно, но потом быстро смягчил свой тон:

— Филиус, вы слишком успешны для такого. Слишком… хорошо реализовали свои планы. Я отпущу Гермиону, как только она откроет двери. Но на это уйдёт несколько часов, а нам дорога каждая минута. Пожалуйста, идите!

Флитвик грустно усмехнулся и опустил голову.

— «Слишком успешен». Какой чудесный синоним для «слишком стар, чтобы иметь будущее, а значит — абсолютно бесполезен». Ты становишься дипломатом, Северус!

Отвернулся и, не говоря больше ни слова, пошёл прочь. Гермиона смотрела вслед Флитвику, словно впервые замечая, как много ему лет, какой он худой и хрупкий. Первый преподаватель в Хогвартсе, который сказал ей, что она умная… Первый, кто проголосовал за её назначение преподавателем. Гермиону охватило какое-то тягостное предчувствие — словно она видит его в последний раз. Когда Флитвик скрылся из глаз, направившись к одной из лестниц, она тихо, почти шёпотом спросила:

— С ним ведь всё будет хорошо? Пересекать барьер это… не опасно?

— Не с этой стороны, — отозвался Снейп. — А теперь… Пожалуйста, пройдём в учительскую. Нам понадобятся все твои памятные вещи, которые только можно отыскать.

* * *

— Их обязательно уничтожать?

Гермиона задавала этот вопрос больше для самоуспокоения. В глубине души она понимала, что Снейп говорил правду, и другого пути не было. Но это были дорогие для неё вещи. Четыре этажа вверх, до самой Выручай-комнаты оборачивались тремя движущимися лестницами и пятью дверями, которые надо было открыть. Обычно — с помощью магии, но сейчас это можно было сделать, только сломав какой-то памятный предмет. Это было упаковано в красивые слова вроде «остаточная магия» и «эмоциональная вовлечённость», но факт оставался фактом: чтобы заставить магию работать хотя бы на краткий миг, требовалось уничтожить значимый кусочек своего прошлого.

— Гермиона, я не стал бы ломать комедию в такой момент, — устало произнёс Снейп. — И если бы я мог обойтись своими силами, то не стал бы тебя просить. Просто выставил бы тебя отсюда вместе с Флитвиком.

— Я бы не ушла, — буркнула Гермиона, рассовывая по карманам мантии памятные вещицы.

Золотой снитч — от Крама, книга сказок барда Бигля — от Дамблдора, осколок чаши Хельги Хаффлпафф, склянка из-под настойки бадьяна… Восемь предметов. И ещё один, девятый, который и так уже был в кармане, потому что Гермиона никогда с ним не расставалась. Девятый был не нужен, но она не хотела его вытаскивать под пристальным взглядом Снейпа. Пусть лучше полежит. Кому он мешает?

…Девятый предмет. Это были всего лишь очки. Самые банальные очки для чтения. Когда месяц назад Гермиона обнаружила, что мелкие буквы иногда расплывались у неё перед глазами, Снейп посоветовал ей заказать очки. А пока отдал свои. «Свои», впрочем, было громко сказано — он ни разу ими не пользовался. Но всё-таки.

— Так-то лучше, — Гермиона водрузила очки на кончик носа и снова с энтузиазмом воззрилась на свиток. — Мне идёт?

— Ты похожа на Поттера, — фыркнул Снейп. — И, прежде чем ты переспросишь, это означает «не очень». Но это лучшие из подобных им кошмарных аксессуаров.

— Они сидят на носу, как влитые, — восхитилась Гермиона. Надеть очки Снейпа было чем-то средним между залезть в пиджак отца и добраться до маминой косметички. Одним словом, впечатление из далёкого детства. — Ты их трансфигурировал, что ли?

— Пф… ты знаешь, как «прекрасно» у меня с трансфигурацией, а всё равно спрашиваешь. В них уже встроено заклинание подгонки по размеру.

Очень дорогое и сложное заклинание. Такие могли стоить как её зарплата за полгода! Но Снейп озабоченным дальнейшей судьбой очков не выглядел.

— Я потом их вам верну? — Гермиона старалась, чтобы в голосе не прозвучала сожалеющая нотка.

— Оставьте себе, — махнул рукой Снейп.

Вот так всё и вышло. Если посмотреть на этот эпизод под определённым углом зрения, то можно было бы сказать — почти не приврав и только чуть-чуть преувеличив — что Снейп подарил эти очки Гермионе, хотя, разумеется, всё было гораздо скучнее и банальнее. И что уж совсем непонятно, так это почему для Гермионы этот эпизод имел такое большое значение…

— Если бы понадобилось, я бы спустил тебя с лестницы, отволок к антиаппарационому барьеру и перекинул через него, как щенка, — безэмоционально посулил Снейп, возвращая её из воспоминаний обратно на землю. — Это не шпионить за гоблинами и не охмурять котов, Гермиона. Разрыв ткани магии — серьёзная вещь. И раз уж получилось, что внутри круга только мы двое, я предпочёл бы знать, что ты будешь делать именно то, что я скажу.

— Есть, сэр, — отсалютовала Гермиона, едва подавляя желание вместо этого показать Снейпу какой-нибудь неприличный жест. Как он может отсылать её? Если они оказались здесь вместе, то в этом должен быть какой-то смысл. А он снова «ставит её на место». Надоело уже. — И что ломать первым?

Её голос звенел от раздражения, но Снейп, как обычно, предпочёл проигнорировать это:

— Наименее значимый предмет. Сопротивление будет расти по мере приближения к Выручай-комнате. Так что сильнозаряженные вещи нам ещё понадобятся.

* * *

…Яркие свечи, празднично убранный Большой зал, звуки музыки, парящие в воздухе. Она впервые в центре внимания. Она может всё. Заговорить со звездой квиддича, добиться послушания от волос, наконец-то уменьшить зубы настолько, чтобы не казаться экземпляром очеловеченного бобра… Она счастлива и легка, как пёрышко…

Воспоминание оборвалось резко, как дыхание от не слишком сильного, но резкого удара в солнечное сплетение. Осталось только невнятное ощущение потери и невысказанная жалоба, словно у человека, вырванного из сладкого сна грохотом будильника. Когда реальный мир вновь встал в фокус, Гермиона обнаружила, что лестница на пятый этаж изменила своё положение и теперь указывала в направлении необходимой им со Снейпом галереи. Значит, получилось.

Всё ещё слегка пошатываясь от резкой смены впечатлений, Гермиона поднялась на первую ступеньку. Снейп последовал за ней.

— Интересно, как там Минерва… — пробормотал он себе под нос. — Чувствует ли она, что замку плохо? Или наоборот, никак не может его почувствовать?

— Директор настолько сильно связан с замком?

— Директор и замок — это, в каком-то смысле одно и тоже, — фыркнул Снейп. — Если уж я это ощущаю… Вернее, — он провёл рукой по каменной кладке, — скорее испытываю потребность ощутить и не могу. Как будто Хогвартса никогда и не было.

Снейп выглядел мрачным, печальным и едва ли не растроганным. А его поступь — неожиданно тяжёлой, словно каждый шаг давался ему с огромным трудом. Гермиона, конечно, предполагала, что Хогвартс Снейпу был дорог, но чтобы до такой степени… Она проводила его встревоженным взглядом.

— Да не смотри ты так на меня, — огрызнулся он. — Это не мои эмоции. Просто связь. Как фантомная боль. Ясно?

То же можно было сказать и о её воспоминаниях. Ох, они были важными или счастливыми, но никогда не заставляли её погружаться в себя или смеяться так, как сейчас хотелось плакать. Каждая открытая «памятным предметом» дверь будто убивала её. Резкий эмоциональный рывок, когда энергия, скрытая в вещи, высвобождалась, даря свою магию Хогвартсу — и жёсткая посадка. Пустота и растерянность. Гермиона почти ненавидела Снейпа за то, что он заставил её проходить через это снова и снова.

Уже от четвёртого раза перед глазами плыли цветные круги, а на душе было так мрачно, словно где-то рядом целыми толпами паслись дементоры. И ведь чем сильнее «заряжена» вещь, тем больнее эмоциональная отдача. Гермиона сказала, что поможет. Ей придётся это выдержать. Но чем дальше она шла, тем сложнее было держаться своего решения и не задумываться об альтернативах. Правда, как ни зла была Гермиона, но предполагать, что Снейп попросту использовал её, не желая расстаться с собственным памятными предметами, ей в голову не приходило. Скорее всего, у него их и вправду не было. Что он мог сделать, так это…

— Послушай, раз ты был директором Хогвартса и на тебе это до сих пор так сказывается…

— Ну?

— Может быть, ты можешь… — Гермиона замялась. — Финеас Блэк ведь говорил, что Хогвартс может брать энергию от директора и…

— Ты хочешь, чтобы я перезапустил Хогвартс? — уточнил Снейп, покосившись на Гермиону. — Никаких проблем. Только это стоит приблизительно сто пятьдесят лет жизни.

— Оу.

— Вот именно. Сейчас Хогвартс остался почти без энергии. Пытаться вывести его из спячки, отдавая свою магию — всё равно что попробовать осветить небоскрёб с помощью батарейки для фонарика.

Они дошли до следующей двери. Гермиона вытащила осколок чаши Хельги Хаффлпафф…

* * *

И вот, наконец, осталось всего одна дверь: ведущая на восьмой этаж. Гермиона прислонилась к каменной стене, слегка прикрыв глаза и тяжело дыша. Она ощущала себя вымотанной. Но кому она могла бы пожаловаться? Снейпу, судя по всему, было едва ли лучше.

— Что мы будем делать, когда прибудем на место? — устало спросила она, бессмысленно шаря рукой по каменной кладке.

Отсутствие магии вблизи от трещины буквально ощущалось: бесшумный «сквозняк», обратная тяга, вызывавшая странную слабость, какая бывает после затяжного гриппа.

— Мы делать ничего не будем. Как только ты откроешь эту дверь, я отошлю тебя назад. Как и обещал Флитвику. И я уже об этом говорил.

Снейп, насупившись и засунув руки в карманы, стоял посреди коридора, глядя, казалось, не на дверь, а куда-то сквозь неё.

— Но… может быть, я могла бы помочь…

— Чем?! — Снейп резко развернулся к ней, так что его мантия рывком подмела пол, усыпанный пылью и обломками мебели. — Разрыв в ткани магии это не чемодан, который можно нести вдвоём! Это дело для одного.

Как он это сказал! Гермиона могла бы догадаться и раньше. Но, наверное, просто не хотела об этом думать. Разрыву нужна жертва. Флитвик почти что вызвался добровольцем — и Снейп ответил ему, что разрыву не нужно прошлое. Ему нужно будущее: планы, мечты и нереализованные желания. Ведь магия это будущее, превращаемое в настоящее силой воли. Закрыть разрыв — принести в жертву своё будущее. Не потерять магию, не лишиться воли, нет! Вся жизнь, которая могла быть, но которой не будет. Гермиона посмотрела на Снейпа расширенными от ужаса глазами. Он посмотрел на неё в ответ. Не мигая и не отводя взгляд. Да, она всё поняла правильно.

— Но Северус… Почему — ты?

Эта тихая жалоба не имела ни смысла, ни адресата. Гермиона скорее задавала этот вопрос судьбе, чем Снейпу. Всё казалось таким ужасно несправедливым. И обидным. Неужели это должно кончиться так?

— А кто? — с кажущимся равнодушием пожал плечами Снейп и отвернулся к двери. — Я оказался внутри защитного кордона. Я подхожу. Больше некому.

— Но… — она замотала головой, силясь вместить в неуклюжие слова всю бурю переполнявших её противоречий. — Но тебе же нельзя! Твоя душа…

Хрустальная лента, висящая на тонкой нитке. Один неверный шаг — и всё кончено. Одна смерть — любая, даже своя, даже ради других — и раскол неминуем.

— Моей душе будет гораздо хуже, если я ничего не сделаю, — резко прервал её Северус. — Тогда дыра будет разрастаться… пока не найдёт другой способ себя заделать. Ты понимаешь, что это означает?

Он резко обернулся. Гермиона, крепко вцепившаяся в косяк, чтобы хоть как-то сдержать нервную дрожь, коротко кивнула.

— Я не хочу проверять. Не хочу знать, сколько именно людей могут погибнуть, если я буду бездействовать. И каждая смерть ляжет на меня, потому что я мог их предотвратить, но не стал этого делать. Ты думаешь: нет никакой разницы — разбить душу на два куска или на сотню. Но… у меня нет желания ставить на себе эксперимент.

…Перед дверью Гермиона разбила пустую склянку из-под настойки бадьяна. Как хорошо, что Снейп и не подумал заинтересоваться этим. Как странно, что всего за год это воспоминание успело стать для неё более важным, чем другие.

* * *

— Гермиона!

Она очнулась от того, что Снейп похлопывал её по щекам. Последняя дверь, казалось, вытащила из Гермионы все силы. Она приподнялась на локте и рывком села. Перед ней был коридор восьмого этажа, засыпанный обломками мебели. Грифельные доски, ножки стульев и столов, толстый слой штукатурки, латные перчатки от доспехов. Как это напоминало Хогвартс после войны!

Хотя нет, тогда Гермиона была полна энтузиазма. Несмотря на смерти, несмотря на разрушения. Всё было хорошо. Она знала, что никто больше не умрёт. Сегодня она такого сказать не могла. Стоило вспомнить, зачем они сюда пришли, как на глаза снова навернулись слёзы. Снейп терпеливо сидел рядом, ожидая, пока она придёт в себя. Её расстроенный вид, он, вероятно, приписал последствиям магической встряски от воспоминания. Но когда туман перед глазами Гермионы немного рассеялся, она так и вскочила. И даже, кажется, выругалась.

Дверь! Дверь Выручай-комнаты. Как она об этом не подумала? И что теперь делать? Гермиона издала какой-то нечленораздельный вопль отчаяния. На одну заклинившую дверь больше, чем они решили. Ну ладно она, а как Снейп мог обсчитаться?

Она повернулась к нему, чтобы задать этот вопрос, но так и не произнесла ни слова, буквально натолкнувшись на его взгляд. Нечитаемый и тяжёлый. Как чугунное ядро, как могильная плита, как удар под дых. Он пришпиливал к земле, подавлял, мешал пошевелиться. Даже моргнуть было тяжёло. Гермиона чувствовала себя так, как будто её держали за горло, и разве что пальцы не сжимали. Пока.

— Время пришло, — тихо сказал Снейп. — Иди. Дальше я справлюсь один. Уходи и не оборачивайся.

Это был приказ. Но привычной магии внушения, сплава легиллименции, Конфудуса и едва ли не Империуса, обещанием которых всегда был наполнен голос Снейпа, — в этот раз не было. Это был просто голос человека, который ещё даже не приступил к работе, а уже смертельно устал. Злой, агрессивный и уязвимый. Раненый голос. И Гермиона нашла в себе силы спросить:

— А как же последняя дверь?

Снейп вздохнул и прикрыл глаза, сжимая переносицу двумя пальцами.

— У меня есть меморабилия. Но только одна. Дверь Выручай-комнаты, она… особенная, — он отвернулся, как будто что-то в том, о чём он говорил, заставляло его смущаться. — Её нельзя открыть просто памятным предметом. Это должна быть очень важная вещь. Возможно, даже самая важная. Я действительно не смог бы открыть остальные двери без тебя.

Он её похвалил. Финальная подачка, вежливость приговорённого. Чёрт подери, почему он так вежлив! Нахами ей Снейп, Гермиона сразу поняла бы: он справится. А он хвалил её перед тем, как выпроводить. Что значило — надежды, что он вернется, не было.

Где-то в глубине души Гермиона понимала, что сейчас не место и не время для её истерики, но если не сейчас, то… когда? Срывающимся, не то от злости, не то от слёз, голосом она процедила:

— У тебя всегда так, да? На всё плевать, ничего не надо, ничего не интересно. Но потом выясняется, что есть что-то «самое важное». Одно-единственное, но открывающее любые двери…

— Да, — непонятно с чем согласился Снейп. — Всегда.

* * *

— Всегда.

Снейп снова повернулся к ней спиной, показывая, что разговаривать дальше не намерен. Воротник-стойка, закрывавший шею, едва видный из-за длинных волос. Затылок и шея. И место, где одно переходило в другое: чуть выше, чем заканчивался воротник. Совсем как на курсах самообороны, которые Гермиона посещала в прошлом году. Там учили, что если ударить сюда правильным образом… Главное, не размышлять. Ни единым движением не выдавать своих намерений… Ножка стола, гладкая и увесистая, как бита, казалось, сама легла в ладонь. Сейчас!

Если бы магия по-прежнему работала, у Гермионы не было бы ни единого шанса. Если бы Снейп не доверял ей хотя бы немного, у неё было бы даже меньше этого шанса. А теперь ножка прочертила в воздухе смазанную кривую, раздался глухой удар, и Снейп упал на пол как подкошенный. Гермиона смотрела на него со смесью жалости и изумления: до последнего момента она не верила, что ей удастся. Что-то должно было пойти не так: он заметил бы тень, или движение воздуха, или что-то ещё — и остановил её руку на полпути. Он ведь всегда так делал. Но сейчас Снейп лежал неподвижно, оглушённый по всем правилам магловской самообороны. Что же, значит, пути назад нет.

«Если двое работают в паре, ответственность лежит на том, кто первым успеет огреть другого по голове».

— Правило Ступефая, — еле слышно пробормотала Гермиона.

Прошла мимо лежавшего на полу Снейпа и шагнула к двери. У её души, в отличие от его, хватит запаса прочности. А он не будет виноват, потому что ничего не сможет сделать. Всего одна дверь между ней и разрывом. Всего одна вещь, чтобы её открыть, но «очень важная вещь, возможно, даже самая важная»…

* * *

Снейп дёрнулся, прийдя в себя на холодном каменном полу, засыпанном щепками. Он должен открыть эту проклятую дверь, пока не стало слишком поздно! Снейп вскочил — и сейчас же поморщился: голова болела нещадно. Осторожно ощупал затылок. На пальцах осталась кровь. Перевёл взгляд на дверь, из-под которой пробивалось странное синее свечение. В этот момент раздался пронзительный крик, полный не то боли, не то ужаса.

Голос был хорошо ему знаком.

— Гермиона… — пробормотал Снейп, бросаясь вперёд и отчаянно дёргая дверь.

Заперто! Он опустил руку в карман, но там было пусто. Видимо, лежавший там метеокулон в форме бутона лилии выпал, когда Снейп потерял сознание. Он чуть по привычке не прошептал «Акцио», когда вспомнил, что это бесполезно. Чем же открыть эту дверь, чем?!

— Гермиона! — позвал он снова, но с той стороны никто не откликнулся. — Проклятие!

Снейп в отчаянии вцепился в волосы. Синее свечение всё усиливалось. Теперь дверь Выручай-комнаты окружал ореол со всех сторон. Думай, думай — что ты можешь ещё использовать? И он понял. Медленно, очень медленно, Снейп достал из кармана волшебную палочку.

Он купил её в одиннадцать лет и с тех пор никогда с ней не расставался. Олливандер как-то странно посмотрел на него, когда палочка — чёрное дерево и сердечная жила дракона — выбрала Северуса. После больницы он собирался купить новую, но — просто на удачу — заглянул в Визжащую хижину. Палочка была там. Закатилась в щель между половицами. На ней не было ни царапины. Когда смотришь на палочку, то видишь свою магию. Она всегда часть тебя. «Очень важная вещь, возможно, даже самая важная». Но мертвецам палочки ни к чему.

Снейп поднёс палочку к замочной скважине и сломал. Палочка разлетелась на мелкие кусочки, раня руки щепками. Что-то коротко сверкнуло, свечение на мгновение мигнуло, а дверь — медленно, словно преодолевая давление невидимого ветра, распахнулась внутрь.

* * *

Он ворвался в комнату — и застыл неподвижно. Опоздал, всё-таки опоздал! Гермиона парила на высоте чуть меньше метра над землёй. Раскинутые руки, закрытые глаза и выражение муки на лице делали её удивительно похожей на статую какой-нибудь раннехристианской святой. Вот только вряд ли у святых могли быть такие волосы. Тёмные длинные локоны облаком парили вокруг головы Гермионы, как змеи из причёски Горгоны. А между ними, между пальцами рук и ног, обвиваясь вокруг талии, искря и изгибаясь, — проскакивали молнии. Фосфорицировавшие голубоватым светом разряды словно заключали её тело в полупрозрачный кокон. Сомнений быть не могло — Гермиона висела в разломе, в самой его середине, как слишком крохотная для такой огромной дыры заплатка.

Снейп снова позвал её по имени — автоматически, почти не надеясь, что она отзовётся. Но фигура, парившая перед ним распятым ангелом с причёской демона, неожиданно открыла глаза. И посмотрела прямо на Северуса. Тот невольно отшатнулся: глаза Гермионы, если, конечно, это всё ещё была она, стали пронзительно-синими, как обвивавшие её молнии. И они сверкали — электрическим, нечеловеческим блеском.

— Северус? Зачем ты здесь? Я же всё сделала!

Голос тоже был не её. Шипящий и сухой, он казался раскалённым добела. И только интонация, сбивающаяся, одновременно менторская и неуместно-радостная — осталась узнаваемой:

— Я всё сделала правильно!

«Это всё ещё она, — с удивлением, но и с надеждой, подумал Снейп. — А это значит, что её ещё возможно оттуда извлечь». И он тихо, аккуратно, только чтобы не спугнуть, предложил, протягивая к парящей над полом фигуре руку:

— Спускайся. Давай-ка, мы тебя оттуда вытащим, а?

Она, казалось, удивилась: электрические глаза моргнули и снова расширились, голова слегка склонилась набок:

— Но зачем, Северус? Неужели ты не понимаешь: я — магия!

Она выпрямилась и посмотрела прямо перед собой. На её губах заиграла улыбка, казавшаяся жутковатой и неестественной — возможно, из-за мертвенной бледности лица, на котором играли синеватые отблески, чем-то напоминавшие блики солнца на воде в подземном гроте.

— Я — магия, — повторила она. — Пульс жизни, дыхание смерти. Я создаю. Сохраняю. Исцеляю…

Она взмахнула рукой. Затылок Северуса сильно защипало — и тут же перестало. Он не стал проверять, и без того совершенно точно зная: раны там больше не было.

— Я возвращаю сокровища, — продолжала Гермиона.

Взмах другой руки, вихрь светящихся пылинок, сгустившихся в обломки тёмного дерева, — и к ногам Северуса с тихим стуком упала его палочка. Совершенно целая. Он даже не посмотрел на неё. Его взгляд был прикован к висевшей в воздухе фигуре.

— Я вижу, — Гермиона посмотрела на него печальными, пронзительными глазами и продолжила странно надломившимся, как будто на грани плача, голосом: — О, как много я вижу… Я знаю, что было за той дверью с золотым ореолом, Северус! Теперь знаю. Так глупо… Я была такой глупой. Прости.

По её щеке скатилась слеза. Если это, конечно, была именно жидкость, а не ещё одна магическая молния. Что-то подсказывало Снейпу, что настоящая слезинка испарилась бы на коже Гермионы, едва успев показаться.

«Вот чёрт», — только и подумал Снейп. Учитывая, насколько он устал от девчонок, беспрепятственно копавшихся в его голове (добираясь даже до тех уголков, которые никогда не видел ни Волдеморт, ни Дамблдор), это была ещё очень и очень цензурная мысль. Нет, за прошедший год его воспоминания перекапывали и драконы, и мозгошмыги… и даже рыжие комки пуха, называвшие себя книззлами, но почему-то именно вторжение в его мысли этих юных и абсолютно беспардонных созданий раздражало больше всего. Возможно, потому, что книззлы и мозгошмыги не делали скоропалительных выводов и уж точно не собирались плакать над увиденным.

— Зато теперь я знаю, как закрыть разрыв!

Её настроение вновь сделало резкий кульбит, и вот уже голос Гермионы искрился неестественной радостью.

— Разрыв не убивает, Северус! Магия не убивает. Она только берёт дань. Когда ты часть её, — она лучезарно улыбнулась, — всё становится таким понятным. Разлом можно излечить частью своего будущего. Или частью прошлого, которая продолжает влиять на будущее. И ты сам можешь выбрать. Но врать нельзя, нет… — Гермиона на секунду остановилась и вздрогнула, устало приложив руку к виску, как будто почувствовала внезапный приступ мигрени. Но сейчас же продолжила: — Магический разлом не забирает у тебя всё. Он забирает только самое важное. Ты вправе назначить цену, но не вправе продешевить. Или разлом возьмёт своё сам.

«Вправе сам назначить цену»? Северус посмотрел на неё с удивлением и жаждой. Перед ним разворачивалось понимание, яркое и внезапное, как молния, распарывающая тёмное ночное небо. «Вправе сам назначить цену». Это ведь меняет всё! Главное, чтобы прошлое «влияло на будущее»… Что ж, ему есть что отдать. Спасти Лили он не смог, спасти ради неё — успел много раз. Оставалось только потерять. Отдать и освободиться навсегда: от памяти, вины и сожаления.

Так и было бы, если бы Гермиона не вмешалась. Он шёл бы на смерть, а нашёл бы шанс для новой жизни. Потерять — и спасти. Разбить и склеить. Если бы эта девчонка оставила всё как есть.

— Гермиона, послушай меня, пожалуйста, — он снова протянул к ней руки. — Прошу тебя, уходи оттуда. Я… сделаю всё сам. Это слишком опасно. Иди сюда. Иди… ко мне.

Она, казалось, почти согласилась. И даже попыталась спуститься. Тело Гермионы резко дёрнулось, но осталось на месте. Ещё раз. И ещё раз. Никакой реакции. На её лице впервые отразилось нечто, напоминавшее ужас и панику.

— Северус, я не могу! — она пошатнулась и снова взмыла в воздух: ещё выше, чем раньше. — Мне страшно… Я не могу. Трещина держит меня, она проходит сквозь меня. Я… я должна сделать это сама, по-другому уже не получится.

Она успокоилась так же быстро, как расстроилась. Посмотрела на него сверху вниз и почему-то снова улыбнулась. Грустно-грустно и как будто сочувственно. Так улыбаются мадонны в старых соборах, ловя на свои фарфорово-бледные лица отблески витражей: с пониманием, печалью и тихой усталой жалостью. Только непонятно к кому именно.

— Не волнуйся. Теперь я знаю, что могу отдать. Так будет лучше. Для всех.

Она снова прикрыла глаза. Магический «ветер», который и так едва не сбивал с ног, усилился ещё больше, заставляя Снейпа упасть на колени и заслонить глаза ладонью. Из глаз Гермионы, из области сердца, из-под пальцев — показались потоки серебристого света. Воспоминания? Наверняка, воспоминания. Сливаясь с синими молниями, они меняли их траекторию, струясь вдоль этих нервных изломанных линий и словно бы сглаживая их. Ветер начал стихать.

— Я магия, — повторила она совсем тихо. — Я исцеляю. Я сохраняю. Я вижу все разрывы, начиная с самого первого. И, — её голос внезапно зазвучал громко и пронзительно, — я сшиваю их!

«Что?!» Снейп не успел отреагировать сразу. «Все разрывы?» Что же она, к дракклам, делает? Убирает предыдущие заплатки? Зачем?! «Она думает, что сумеет исправить всё, что происходило раньше. И она просто не знает, как остановиться. Её собственные желания несут её вперёд на волне магии, как поток несёт щепку». Но каждое желание такой силы способно её уничтожить! Ни один человек не может пропустить колдовство подобной мощности через себя и не пострадать…

— Уходи! — заорал он и изо всех сил дёрнул её вниз, за ноги, прочь из разлома. — Ты его уже закрыла. Уходи оттуда сейчас же! Пока ещё не слишком поздно!

Раздался громкий треск. Через Снейпа словно прошёл электрический разряд, отбрасывая его к самой двери. Когда он поднял взгляд на Гермиону, она парила почти у самого потолка. Она снова открыла глаза — всё такие же синие и электрические — и воззрилась на него сверху вниз. Казалось бы, ничего не изменилось, но что-то в выражении её лица подсказало Снейпу — к Гермионе этот взгляд никакого отношения не имел.

— Кто ты? — удивлённо пробормотал Северус. — Что ты такое?

Она расхохоталась шипящим, шуршащим, как электрический разряд, голосом.

— Не узнаёшь? А ведь я хорошо знаю тебя, Северус Снейп. Сколько поступков ты ради меня совершил, сколько раз наступал на горло собственным принципам. Ты любил меня больше, чем любую из женщин, а сейчас не узнаёшь?

«Поймёшь, что было тебе по-настоящему дорого».

— Магия… — прошептал он.

— Магия, — отозвалась она и слегка повела плечами, как будто потягиваясь. — Как давно я не была в чьём-то теле полностью. Какие дивные ощущения! А эта голова — так много планов, желаний, страхов… Мотивов, — она провела кончиком языка по губам. — Если бы я воплотила их все, каким бы странным местом стал мир! И каким забавным.

Снова раздался сухой треск электричества, заменявший ей смех. Вот почему опасно давать приют силе, которая больше, чем твоя собственная… Сила хочет воплотиться и всегда ищет проводник. Медиума. Лазейку во внешний мир, которая позволит ей беспрепятственно ходить среди живых. И… сила не бывает благодарной. Снейп знал это, но всё равно предложил:

— Гермиона уже заделала дыру. Ты в безопасности. Почему бы тебе не отпустить её?

— Зачем? — с наигранным удивлением осведомилась Магия. — Мне и так хорошо. Люди мечтают об осуществлении своих желаний. Почему бы не дать ей то, о чём она мечтает? Всё и сразу?

— Ты убьёшь её.

— И что? Она была готова умереть. И кто её до этого довёл, а?

Если бы электрический голос мог передавать хоть какие-то эмоции, то сейчас он сочился бы сарказмом.

— Я вижу всё, что в её голове, Северус Снейп.

Она просто играет с ним. Пытается заставить помедлить, задуматься, растеряться. Перехитрить его тем или иным способом. Что бы сам Снейп об этом не думал, пропустить удар он не имел права. Поэтому он глубоко вдохнул, собрался с силами и возразил:

— Но она не хотела умирать. Готовность — ещё не желание. Она не твоя добыча. Отпусти.

Магия склонила голову набок и даже спустилась ниже, паря над самым полом:

— Ты просишь меня об этом?

Неужели она действительно думала, что он на это попадётся? Тогда магия была куда глупее, чем думали некоторые наивные волшебники.

— Просить? — Снейп издевательски расхохотался, подходя к ней вплотную и глядя прямо в синие нечеловеческие глаза. — Магию не просят. Я приказываю тебе: отпусти её. Забери, что должна, но не больше. И уходи!

Какую-то ужасно длинную секунду ему казалось, что слова не подействовали. Слишком поздно, или он чего-то не учёл. А потом будто кто-то рывком захлопнул дверь. Ветер стих. Молнии погасли. Пламя свечей в расставленных по углам канделябрах — кто знает, откуда они смогли здесь появиться — перестало дрожать. А тело Гермионы, лишившись опоры, свалилось прямо на руки Снейпу. Разрыв закрылся. Всё было кончено.

* * *

Всё было кончено, а значит — оставаться в Выручай-комнате больше не имело смысла. Чем скорее они окажутся как можно дальше от этого места, тем лучше.

Снейп машинально подобрал с пола палочку и сунул в карман. Поднял Гермиону на руки и толкнул ногой дверь. Та распахнулась без малейшего труда. Очень медленно, очень осторожно, Северус вышел в коридор, ступая по обломкам мебели и осколкам грифельных досок, по выщерблинам в каменных полах и мелкой известковой пыли. Сквозь хаос и разрушение. То, что он «пропустил» пять лет назад, казалось, догнало его теперь. Как будто снова война. Лестница за лестницей, коридор за коридором, Снейп спускался вниз.

Он дошёл почти до ворот замка, когда почувствовал это — словно лёгкое дуновение ветра в лицо. Как будто до сих пор он не дышал, а сейчас снова вздохнул полной грудью. Магия возвращалась в Хогвартс.

Казалось бы, он должен был почувствовать себя лучше. Но вместо этого силы оставили Снейпа, а ноги едва не подкосились. Он аккуратно уложил Гермиону на пол, а сам сел на ступеньках, прислонившись спиной к стене. Гермиона заворочалась и тихо застонала, но приходить в себя не торопилась.

Снейп мельком взглянул на неё и медленно, словно растеряв за сутки без магии навык и уверенность, вычертил в воздухе траекторию диагностического заклинания. Здорова. В своём уме. Способности к магии не нарушены. А теперь посмотрим на её память…

Он подошёл ещё на шаг ближе, встал на колено и склонился над ней. Прижал ладони к её вискам. Сколько уже лет он не пытался считать воспоминания человека, находившегося без сознания? Долго. Но разве этому можно разучиться? Воспоминания разматывались в обратном порядке: Флитвик, погасший свет, австралийский домик Грейнджеров, улыбки на лицах её родителей… «Ну, хотя бы их она помнит — иначе вышло бы очень обидно». Ученики, ученики, ученики, стол в Большом Зале, праздники, каникулы, Рон Уизли, свадебное платье, книззлы, взлетающий в небо свечкой чёрный дракон, василиск, снова ученики, ученики, ученики, пламя камина, перья и пергаменты, летние платья и зимние мантии, война, палатка, Поттер и снова Уизли, учёба, Минерва, Дамблдор, снова родители, стоматологическое оборудование, Нора, тролль в туалете, первая вспышка стихийной магии… «Кажется, всё в порядке».

Снейп отпустил её голову и отошёл на несколько шагов. Странно, но ему хотелось расхохотаться от облегчения. Повезло! Как же им обоим повезло! Дыра заделана, магия вернулась и… никто не умер и не покалечился. Впервые за всё время существования Хогвартса они закрыли дыру без потерь. У Гермионы не пропала магия, а её воспоминания каким-то чудом уцелели перед натиском Магии, прошедшейся внутри её сознания и подсознания, как электрический шторм. Даже его палочка — и та была снова цела. Идеал. Счастливая развязка. Пронесло! В кои веки удача решила улыбнуться Снейпу и не стала карать его за допущенную небрежность.

Он сидел у ворот Хогвартса, наслаждаясь этим странным ощущением: всё хорошо. Но если так… У него оставалось одно дело. «Я знаю, что было за той дверью с золотым ореолом!» О, он, конечно, не имел права вмешиваться в её память, но это воспоминание Гермионе не принадлежало. Оно было его, Снейпа. И он должен был забрать его назад.

И снова перед глазами замелькали картинки. Надо было только уцепиться за любой фрагмент памяти, где появлялся Северус, а дальше можно листать воспоминания, как каталог. «Это будет несложно», — думал он, просматривая память Гермионы. Снейп уже привык натыкаться на воспоминания о себе даже тогда, когда совсем не ожидал их встретить. С чего бы начать? А почему бы не Визжащая хижина? Поттер, Уизли, неразборчивый голос Волдеморта на заднем плане… «Мне надо в кабинет директора!» Попробовать чуть раньше? Подземный ход. Где же оно? Выщербленный пол, сладковатая вонь сворачивающейся крови… Снейп помнил этот эпизод памяти Грейнджер так хорошо, будто он был его собственным. Но найти не мог.

«Ладно, попробуем что-то более новое». Он вызвал сентябрь. Девочка, которую облил водой портрет. МакГонагалл, произносящая: «Разберитесь с этим, Гермиона». Призрачный василиск… Она что, сражается с ним одна? Снейп занервничал, яростно листая воспоминания. Дракон? Никого, кроме Билла Уизли. Уроки Зельеварения? Слагхорн. Дурацкий эпизод с зубами? Нет, даже здесь только Малфой и Кребб с Гойлом.

Снейп открыл глаза и снова устало прислонился спиной к каменной стене. Его не было. Гермиона не помнила его, как будто он никогда не существовал. И ещё: пролистывая воспоминания второй раз, Снейп заметил то «странное», что не бросилось в глаза вначале. Это было так очевидно, на самом видном месте. Зияющая пустота, настолько огромная и близкая, что перестаёшь её видеть: в мыслях Гермионы не было ни единого упоминания о библиотеках или книжных магазинах. Нет, там мелькали какие-то книги, но сияющий восторг, окутывавший эти «храмы знаний» в её воспоминаниях раньше, пропал без следа. «Просто книги». Чёрт!

Снейп невидящим взглядом уставился на стену. «Магический разлом не забирает у тебя всё. Он забирает только самое важное». Девочка-зубрилка, книжный червь… Следовало этого ожидать. Книги и… он? Мерлин, как глупо, как невозможно глупо. За что? Зачем? Неужели Магия не соврала, и для Гермионы это действительно было так важно? Снейп сжал пальцами переносицу, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.

* * *

Так его и застал Флитвик: с закрытыми глазами, склонившегося над лежавшей на полу Гермионой.

— Северус, что произошло? — он кинулся к ним по тропе, ведшей от ворот, едва не спотыкаясь на камнях. — Гермиона…

— Она жива, — Снейп встрепенулся, словно пробуждаясь от забытья. — Жива. Здорова. И с магией.

«Жива. Здорова. И с магией. Это больше, чем то, на что мы могли рассчитывать». Так она когда-то сказала про Энджелу. Полгода назад. Очень, очень давно. А через несколько дней Энджела написала то письмо… Вот она — развязка и потеря. Только не его. Пифия ошиблась? Или…

— И ты жив, как я посмотрю! — Флитвик облегчённо вздохнул и похлопал Снейпа по плечу, присаживаясь рядом. — Закрыл разрыв и никто не умер. Можно сказать…— он покачал головой со смесью уважения и лёгкого удивления, — совершил невозможное.

Снейп только поморщился:

— Разве что маловероятное. Она, — он показал на Гермиону, — вот кто совершил действительно невозможное.

Флитвик недоумённо стрельнул глазами в направлении Гермионы и снова остановил взгляд на Северусе:

— Ты же собирался её отослать?

— Собирался, но… — Снейп устало приложил тыльную сторону ладони ко лбу. — Она была мне нужна, чтобы открыть все эти двери, а потом…

Он пожал плечами и замолчал. Ну что здесь скажешь? Что он замешкался, позволил девчонке огреть себя по голове и не заподозрил неладное вовремя? Глупо. Безумно глупо.

Но Флитвик, кажется, понял:

— А потом в ком-то взыграл «гриффиндорский темперамент», как ты любишь выражаться, хотя никто кроме тебя, кажется, толком не знает, что это такое.

— Можно сказать и так.

Снейп против воли усмехнулся, рефлекторно потирая затылок. Он совсем не болел, но кровь, пропитавшая волосы, спеклась твёрдой коркой. Флитвик даже присвистнул:

— Чем она тебя?

— Кажется, ножкой от стола. Или, может, от стула. Неважно.

— Дай я осмотрю рану!

Снейп предостерегающе поднял руку:

— Уже не надо. Она меня вылечила. Закрыла разрыв магии, вылечила мою голову, собрала из мелких кусочков мою палочку. И, кажется…

Он замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Гермиона говорила, что уберёт старые заплаты, верно? Снейп мысленно позвал своего домовика. Потом старшину хогвартских домовиков. Потом того, кто носил чай в учительскую. Ничего. Ответил только Хиппо, да и тот не стал материализоваться, а просто мысленно же спросил: «Что-то срочное, мистер Снейп? Если нет, то я, пожалуй, продолжу расшифровку свитка». Всё верно. Магия умеет реализовать только те желания, которые и так есть у человека.

— …Освободила всех домовиков, вернув им свободу воли, — продолжил он, нервно взмахнув рукой. — Ей так хотелось исправить ошибки прошлого. Хорошо хоть до возвращения разума драконам дело не дошло.

Снейп чувствовал это порядком подзабытое ощущение: подкрадывавшуюся истерику. Сейчас ему могла показаться смешной и страшной до слёз любая мелочь. А язык сам подыскивал слова, которые прорвут плотину, заставят разум пойти на поводу у струящихся в крови ядов: эмоций, гормонов, стресса, паники — всего сразу. Руки дрожали, и он сцепил их в замок, чтобы скрыть это. Не только от Филиуса, но и от себя. Снейп знал, что ему придётся успокоиться, хотя бы внешне, затолкав пробивавшиеся эмоции глубоко внутрь. Но так хотелось дать истерике выход.

— Ну и как это было? — словно издалека донёсся до него голос Флитвика.

Снейп поморщился:

— Больно, обидно и неожиданно.

— Я не про голову.

— Я тоже.

Они оба на какое-то время замолчали, каждый думая о своём. А потом Снейп заговорил. Он рассказывал все события этого утра без утайки, шаг за шагом, слово за словом. Единственное, о чём он не рассказал, было полупризнание-полусожаление Грейнджер. И только дойдя до того места, когда он проверил её воспоминания и обнаружил, что некоторые из них пропали, наконец-то смог замолчать. Желание выговориться. Ещё один признак того, что ему слишком плохо.

«Этого не должно было случиться. Это должен был быть я. Кто она без своего желания учиться, без своего патологического стремления к знаниям? Пустая оболочка». Снейп снова погрузился в невесёлые мысли. Повисла пауза.

— И что теперь с ней будет? — наконец снова подал голос Флитвик. — Она… останется здесь?

— Не думаю, — пробормотал Снейп, крутя в руках сорванную травинку. И ещё раз повторил: — Не думаю. Насколько я сумел разобраться в том, что сейчас происходит в её сознании, мисс Грейнджер утратила интерес к процессу познания. И к процессу обучения других тоже. Конечно, ни от чего нельзя зарекаться, но пока… Я думаю, её надо отвезти к родителям, а там будет видно. В конце концов, до сентября осталось ещё несколько месяцев.

Он говорил это не чтобы подбодрить Флитвика, а просто желая быть объективным. Никто не знает, что происходит с человеком, закрывающим разрыв. Никто не знает, что происходит с теми, кого призраки вины зацепили, но обнять не смогли. А если возможно всё, почему бы не предположить, что Гермиона захочет вернуться в Хогвартс? «Она говорила, что никогда его не оставит». Но ведь человек это не более и не менее, чем память… А значит мисс Грейнджер, какой она была раньше, в каком-то смысле перестала существовать.

— Да, наверное, так будет лучше, — охотно отозвался Флитвик, почему-то смущённо потупившись.

Он глубоко вздохнул и еле заметно поёжился, а Снейпу внезапно пришло в голову, что, помимо беспокойства за Гермиону, старый профессор Чар ощущал самую широкую гамму чувств, в числе которых был иррациональный страх перед человеком, побывавшим Магией. У волшебников не было богов, кроме тех, которым поклонялись живущие вокруг них маглы. Но если что-то и могло претендовать на роль богини всех магов, то это была она. Стихия, душа и сила: магия. Смотреть в глаза той, через которую говорили боги? О, у французов, наверное, было нечто похожее с Жанной Д’Арк, только вот ничем хорошим это не закончилось. Снейпу такие переживания были глубоко чужды: до сегодняшнего дня он считал магию не более одушевлённой, чем пила или топор. Простой инструмент, не более того. И даже сейчас менять своё мнение не собирался.

Но Флитвик опасался — и сам стыдился своих опасений. Рано или поздно приходит время, когда ты слишком долго прожил, чтобы столкнуться лицом к лицу с тем, что считал простым суеверием. Снейп в каком-то смысле его понимал. Но только в каком-то смысле.

* * *

Как сказать родителям, что их дочь больше никогда не будет такой, как раньше? Дочь, о которой они вспомнили только вчера и даже не успели толком заново познакомиться. Как сказать, что она была готова пожертвовать собой… нет, не ради него — такое бы Снейп не озвучил, даже если бы его напоили Веритасерумом. Ради магии. Тоже правда, ничем не хуже другой. Но и не лучше: ведь магию Грейнджеры недолюбливали.

Снейп читал это в их глазах и видел в их спутанных мыслях. Они были под стать Мэрион Джонс: типичные маглы, готовые чуть что обвинить во всём то, чего не понимали. Но сейчас Снейп и вправду был перед ними виноват. Ведь это он «не уследил» за Гермионой. Пожалуй никто не подходил для этой миссии — доставить Гермиону в Австралию и сдать на руки родственникам — хуже, чем Снейп. Но больше некому, да и это в каком-то смысле было справедливо.

Немного — совсем чуть-чуть — помогла её записка, оставленная накануне: «Дорогие мама и папа. Я срочно нужна в Хогвартсе. Потом всё объясню». Интуиция. Если бы Снейп, конечно, в неё верил. Итак, на него смотрели две пары лучившихся непониманием глаз, Гермиона лежала где-то наверху в состоянии между сном и глубоким обмороком, а ему предстояло объясниться. Хорошо хоть, правды от него никто не требовал.

— Мы втроём закрывали разрыв магии. Никто не должен был пострадать. Но когда человек закрывает трещину, он на какой-то момент становится всемогущим. Как бы объединяется с магией. Он может сделать всё, что угодно… Но за это ему придётся отдать часть своих привычек и привязанностей. Мы обсуждали это, но… всемогущество пленит.

Он сказал им, что она неосторожно освободила домовиков. Тоже правда. Своего рода. И выходило, будто никто не виноват, кроме девчонки, всю жизнь мечтавшей о «запрете рабского труда» и прочей левой чепухе. Северус утешал себя тем, что, не реши Гермиона убрать предыдущую заплатку, она забыла бы только его, Снейпа. Что ж, это он бы пережил. Даже с удовольствием.

А теперь ему предстояло рассказать двум маглам о том, что они даже приблизительно не могли себе представить. О том, как меняется характер после разлома.

— Она не потеряла память. Она прекрасно помнит вас, школу, свою прошлую жизнь. И книги, которые она прочла, мисс Грейнджер тоже не забыла. Просто… её больше не интересует сам процесс познания. Ей не интересно узнавать новую информацию и делиться ей.

Грейнджеры рассеяно кивали, но по их лицам было заметно: они с трудом понимают, о чём идёт речь. И только ужас на лицах становился всё отчётливее. Мать Гермионы мяла в руках передник, пока тот не скрутился в плотный жгут. Отец только обхватил руками голову.

— Но в остальном она продолжает быть абсолютно тем же человеком, которого вы знали и знаете.

Ещё одна ложь.

— Вы издеваетесь?! — Грейнджер вскочил, шумно вдыхая воздух. Его руки были едва ли не сжаты в кулаки, лицо покраснело. — Она бредила новыми знаниями столько, сколько мы её помним. Знания — это её жизнь, её воздух, её душа. Спросите, кого хотите: Гермиона — «девочка, которая всё время что-то читает». И вы хотите сказать, что без тяги к новому она «абсолютно тот же человек»?!

Злость Грейнджера невольно пробудила его собственную. Сначала на себя, но потом — на них. Неужели эти маглы и вправду считают, что их дочь — просто ходячая энциклопедия? Снейп смерил Грейнджера холодным взглядом.

— У мисс Грейнджер достаточно других талантов. Она оптимистична, упряма и деятельна. Полна сочувствия и эмпатии. Легко сходится с людьми, умеет расположить их к себе и вызвать на откровенный разговор. Это то, для чего я взял её на работу. То, с чем она сможет найти себе новое место в жизни: стать журналистом, например. Или психологом. А для хранения информации ваша цивилизация, если я не ошибаюсь, придумала компьютеры.

Грейнджер посмотрел на него ошарашено, то ли удивлённый резкой отповедью, то ли впервые задумавшись о том, что Гермиона интересовалась чем-то, кроме книг.

— Вижу, вы хорошо её знаете, — пробормотал отец Гермионы. Как показалось Снейпу, с лёгким оттенком подозрения. А затем добавил уже более уверенно: — И цените. Но, тем не менее, говорите о «новом месте в жизни», как о чём-то решённом. Значит ли это, что Гермиона потеряла не только работу в школе, но и в вашем частном детективном агентстве?

«Вот как она это представила. Интересно».

— Гермиона ничего не «потеряла», — с раздражением ответил Снейп. — Если она захочет снова преподавать в Хогвартсе, её там примут с распростёртыми объятьями.

— А вы?

Это уже к разговору присоединилась мать Гермионы. Снейп помедлил. С другой стороны, он ничем не рисковал: ведь она не захочет.

— Безусловно. Мисс Грейнджер была очень талантливой помощницей и как только она изъявит желание вернуться…

— Вчера она только о вас и говорила, — прервала его миссис Грейнджер. — Конечно, она захочет.

Даже так. И как теперь им объяснить, в чём загвоздка? Снейп начал осторожно и издалека:

— Видите ли, наша работа была связана с распутыванием сложных головоломок. Задача, очень похожая на сбор информации. Поэтому я не думаю…

— Но если она о вас спросит, профессор? — не отставала миссис Грейнджер.

— Не спросит! — несколько резче, чем ему хотелось, оборвал её Снейп. — У неё не осталось воспоминаний обо мне, — он понял, что сказал слишком много, поэтому поспешно добавил, постаравшись смягчить тон: — Но если всё-таки что-то появится, обязательно этому способствуйте. Может быть, ей удастся вернуть память полностью.

Произнеся это, Снейп посчитал свою миссию целиком и полностью законченной. Он встал, коротко кивнул на прощанье обоим Грейнджерам, проделал весь путь до входной двери под аккомпанемент их молчаливого недоумения — и вышел на свежий воздух, решив пройтись, прежде чем аппарировать. Но не успел он сделать и десяти шагов, как услышал шум нагонявших его шагов.

— Подождите!

Мистер Грейнджер (Снейп только сейчас понял, что даже не знает, как того зовут — да это было и не важно) окликнул его и удержал за плечо. Снейп медленно обернулся, еле-еле подавляя старый рефлекс — мгновенно скинуть руку с плеча, будто даже прикосновение к маглу могло его запачкать. Он встретился взглядом с карими глазами Грейнджера, абсолютно не похожими на глаза его дочери, хоть и имевшими в точности тот же оттенок. В глазах по-прежнему читалось подозрение, только на этот раз особенно отчётливое и оформленное.

«Только этого мне не хватало, — устало подумал Снейп. — Я просто хочу, чтобы это закончилось. Я хочу домой. Хочу отдохнуть. Я сделал всё, как надо. Произнёс все верные слова. Постарался их успокоить. Что ему ещё нужно?»

— Да?

Тон Снейпа мог остановить даже носорога, несущегося галопом. Но Грейнджер, похоже, не придал этому значения. От слова «совсем».

— Как получилось, что вы оказались самым важным в её жизни? — выпалил он и остановился, продолжая буравить Снейпа взглядом. — Кто вы ей на самом деле?

«А чего он хотел? — с томительным вязким раздражением подумал Снейп. — Чтобы его дочь его забыла? Она стала бы для него чужим человеком, но зато он получил бы доказательство дочерней любви. Так что ли? Я причина того, что она решила пожертвовать своей жизнью. Но я этого не хотел и не планировал. И, чёрт подери, это моё личное дело. Или её. Но уж никак не его». Вслух он, разумеется, сказал другое:

— Я её работодатель, — сухо пояснил он. — На этом всё. Мы даже не дружили, если хотите знать. Но для мисс Грейнджер работа была прежде всего. Возможно, всех библиотекарей она тоже забыла, кто знает?

Снейп повернулся, всем своим видом показывая, что разговаривать дальше не намерен. Но Грейнджер снова остановил его:

— Вы сказали, что она помнит работу. Она забыла только вас.

У Снейпа не осталось сил на это отвечать. Он просто сбросил руку Грейнджера со своего плеча и пошёл прочь. Он сделал всё, что мог. Из уважения к человеку, который в каком-то смысле уже не существовал. Но сейчас на земле не осталось ни одного Грейнджера, чьё мнение значило бы для него достаточно, чтобы продолжать этот бессмысленный разговор. Дойдя до ближайшего переулка, он аппарировал, чтобы никогда больше не появляться в этом австралийском городке.

Возможно, когда-нибудь Гермиона всё вспомнит и снова станет собой. Возможно, когда-нибудь она вернётся в Хогвартс. Глупая храбрая девчонка, которая могла бы спасать тех, кто в этом нуждался, а вместо этого спасла его, Снейпа. Дважды. И оба раза против его воли.

Она спасла его и оставила наедине с миром, в котором он не желал находиться. Снова. Но когда-нибудь Снейпу всё же повезёт. Это казалось невозможным, но разве в невозможное так уж сложно поверить, если постоянно имеешь дело с маловероятным?

Глава опубликована: 24.02.2016

КОНЕЦ

Фанфик является частью серии - убедитесь, что остальные части вы тоже читали

Маловероятное

Что такое серия фиков "Маловероятное"?
Истории о Снейпе, Хогвартсе, Грейнджер, других персонажах канона - и событиях, которые не должны были происходить, но почему-то произошли. И это НЕ снейджер.
Творчество коллектива авторов, каждый из которых сочинил одну или несколько глав общей истории под девизом "Если тренироваться на маловероятном, то однажды можно совершить невозможное".
И это то, чего мы искренне желаем себе, другим и нашим героям =)

Обложки:
http://www.pichome.ru/image/Wci (автор: Aga6ka)
http://www.pichome.ru/Oop (автор: Altra Realta)

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЕРИИ: http://www.fanfics.me/serie1071

Авторы: flamarina, ElenaBu, Aga6ka, Тай Герн, Tekken
Фандомы: Гарри Поттер, Гарри Поттер
Фанфики в серии: авторские, миди+мини, все законченные, PG-13+R
Общий размер: 842 875 знаков

Маловероятное. Эпизод 1: Логово змея (джен)

Маловероятное. Эпизод 2: Цена свободы (джен)

Маловероятное. Эпизод 3: Когда смеются драконы (джен)

Маловероятное. Эпизод 4: Прикладная мозгошмыгология (джен)

Маловероятное. Эпизод 5: Кошка Эттнива (джен)

Маловероятное. Эпизод 6: Тёмные искусства... (джен)

Маловероятное. Эпизод 7: ...И светлые тени (джен)

Маловероятное. Эпизод 8: Переполох в теплицах (джен)

Маловероятное. Эпизод 9: Кто в Хогвартсе хозяин (джен)

Маловероятное. Эпизод 10: Сказать сейчас или замолчать навек (джен)

Маловероятное. Эпизод 11: С чего начинаются истории (джен)

>Маловероятное. Эпизод 12: Магии больше нет (джен)

Отключить рекламу

20 комментариев из 68 (показать все)

Показать ещё 20 комментариев

flamarinaавтор

14 февраля 2019

Severona
Это дорогого стоит (особенно от нелюбителя снейджера), хотя я видела этот пейринг как односторонний (если вообще существующий), впрочем... да, не всё так однозначно.
Спасибо вам огромное за такую реакцию и особенно за "Каноничного Северуса". Мы все старались =)

Severona

15 февраля 2019

flamarina
Ваш вариант снейджера самый оптимальный: друзья-партнеры. Больше не нужно, но чтобы дружба крепкая, и в огонь и в воду. Очень хочу возращения Гермионы и новых приключений. Сейчас вторую часть читаю и, честно сказать, не очень мне, но это уже вкусовщина ;)

	flamarinaавтор 16 февраля 2019
Severona Если мы когда-нибудь всё это допишем... то, конечно, Гермиона вернется и не только она. Но... В другом качестве, поэтому если ну очень сильно не нравится Лаванда и Рольф, то лучше себя не мучать =)

Severona

16 февраля 2019

flamarina
А я дочитала :). Втянулась :). Любовь к Мастеру Зелий пересилила все. Он живой, реальный, каноничный, где бы ни был: в прошлом, будущем и настоящем. Спасибо огромное!
Ну и конечно, написано грамотно, интересно, «вкусно» :)
От души желаю всем авторам успехов как на литературном поприще, так и в жизни! Аплодирую стоя ;)

	flamarinaавтор 16 февраля 2019
Severona Если повезёт, то то, что вы дочитали, это ещё далеко не всё... 1

	Severona 16 февраля 2019
flamarina Чудеса случаются там, где в них верят :) 1

Хозяйка таксы

6 февраля 2020

Как хорошо случайно найти отличный давно написанный сериал. Потому что прочитала бы во время написания - сейчас бы ногти грызла в ожидании, что дальше. А так плавно перейду к чтению второй части.

Автор, уже писала и повторюсь: очень добротный. увлекательно и хорошим языком написанный детектив. Вполне канонные персонажи с верибельными отношениями.

Хоть я и не поклонник снейджера как жанра, но здесь даже немного жаль, что он не случился. Хотя конец логичен: Гермиона, действительно, привыкла решать за других. И Гермиона, действительно, ценила книги больше людей.

flamarinaавтор

6 февраля 2020

Хозяйка таксы
Ну, здесь поровну досталось и книгам, и людям =)
С другой стороны, не решай она за других, мы бы остались без Снейпа. Совсем.

Я очень рада, что вам понравилось. Для меня детективная составляющая особенно важной не была, я скорее больше по взаимоотношениям.
Я с большой теплотой вспоминаю эту работу, т.к. усилия всех авторов смогли создать цельную и развивающуюся историю.

	vertserpent 25 июня 2021
Это замечательная серия. Буду надеяться на продолжение

	flamarinaавтор 25 июня 2021
vertserpent Небольшое продолжение есть...

	vertserpent 25 июня 2021
flamarina Да, я сначала написала, а потом нашла. Надежда на то, что Гермиона снова появится, рухнула, но Лаванда прекрасна! 1

Габитус

8 ноября 2022

Честно, говоря, я думала, Гермиона лишится магии. Но Авторы поступили гораааздо тоньше. И вернее. Рассказ получился изумительно красивым и грустным. И мне очень жаль Гермиону. Не из-за того, что с ней случилось сейчас, а из-за отношений с родителями в принципе. Тяжко ей будет. Грустно, когда самые родные люди тебя не понимают.
Но, я рада, что Снейджер не сложился. Все-таки из Снейпа далеко не лучший партнер.
Спасибо за доставленное удовольствие.

flamarinaавтор

8 ноября 2022

Габитус
Я видела, как вы читали историю за историей и всё думала: понравится или нет?

Очень рада, что вам этот цикл показался красивым. Мы старались. И, "грустным", честно сказать, тоже выполнили намеренно ))) потому что так будет вернее. Не верим мы в однозначный хэппи-энд, особенно если Снейп где-то рядом.

С родителями может и не так всё сложно, но, действительно, пять лет без общения сказались на всех. Вместо постепенного привыкания - раз и всё.

Все-таки из Снейпа далеко не лучший партнер.

Как говорилось в другом каноне "I'm not an easy man to love" )))

Rrita

26 января 2023

Автор(ы), мне стоило больших усилий перечитать эту серию, зная чем она закончится. Я не помню оставляла ли отзыв после первого прочтения, но сейчас я искренне полагаю, что лучше бы вы «убили» Гермиону. Я сама - тот ещё книжный червь. Я не могу представить своей жизни без книг. Это была бы какая-то огромная зияющая пустота, бессмысленная и бесчувственная. То, что Вы решили лишить ее воспоминаний о Снейпе - ещё куда ни шло (хотя и это очень грустно; все же они нашли общий язык и стали партнерами, и не превратили это в романтические отношения, за что огромное вам спасибо). Но книги…. Разве можно так с человеком? Действительно, прав был мистер Грейнджер, осознавший, что личность Гермионы потеряна

flamarinaавтор

27 января 2023

Rrita
Да, это очень тяжёлая ситуация (говорю как абсолютный книжный червь "born by man, bred by books").
Отчасти, правда, спровоцированная самой Гермионой, не осознавшей в запале, что за каждое желание приходится платить.

Но здесь определённый парадокс: вы осознаёте это как потерю именно потому, что книги для вас имеют значение.
А здесь мы имеем дело с человеком, у которого приоритеты уже перестроились иначе. В пользу отношений, эмоций, симпатий и антипатий, соревнования, но основанного на хитрости и азарте, а не на знаниях. Такая... Гермиона с Хаффлпаффа. Или с типичного Гриффиндора.
Более того, она осознаёт и помнит себя именно такой.
Это та Гермиона, которая соврала про тролля, или дала пощёчину Малфою, или напустила птиц на Рона. Изменился только её способ борьбы с проблемами.
Но она, конечно, не стала бы деканом. И Снейпа бы не спасла, потому что не отнеслась бы к его поступкам чисто аналитически и не увидела бы, что он на правильной стороне. Её отношение было бы скорее как у Гарри и Рона.

Поэтому да, ситуация тяжёлая. Но хуже или лучше смерти... наверное, всё же лучше. "Пока живёшь – надейся" (с)

Показать полностью

inka2222 Онлайн

17 февраля 2023

Во первых, спасибо авторам за титанический труд, и удовольствие от того резултата созидания который вы для всех опубликовали.

Впечатление смешанное, но в среднем очень положительное.

Некоторые главы не очень понравились. Большая часть глав или просто понравилась, или очень понравилась. И Гермиона и Снейп (за исключением одной главы) очень канонные, обоснованные, очень хорошо психологически прописанные. Общая арка сюжета интересная, не настолько предсказуемая чтобы было заранее скучно читать (как некоторые детективы), но и не настолько "под веществами" чтобы быть "совсем чересчур". Как там в 3х медведях - не слишком много, не слишком мало, как раз хорошо.

Концовка абсолютно грустная, но логичная, органическая, и имеет полный смысл. Все пути закончились там где им судьба закончится. Жаль и Северуса и Гермиону, но с другой стороны, оба живы и при магии, как Северус заметил. Могло быть НАМНОГО хуже. Опять, у авторов золотая середина.

В общем, в целом серия очень рекоммендуется, и очень-приятная-жемчужина. Надеюсь что вторая серия на том же уровне :)

flamarina
отвечая цитатой на вашу последюю цитату в комментарии: "Жди, и надейся" - Граф Монте Кристо

Показать полностью

	flamarinaавтор 17 февраля 2023
inka2222 Спасибо за интерес к серии. Собственно, наша цель была как раз в такой "золотой середине"

	Норан 22 февраля 2023
Огромное спасибо за доставленное удовольствие. Вдохновения вам! 1

	flamarinaавтор 22 февраля 2023
Норан Спасибо! "Будем искать" (с) P.S. есть еще немного второй части.

	Норан 23 февраля 2023
О, благодарю! Вторую часть также " проглотила" с большим удовольствием. Вдохновения вам! 1

Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь