Без права на ничью (гет)

Утро выдалось промозглым. С Дуная дул сырой осенний ветер, разрывая в клочья пелену молочно-белого тумана и донося до пустынной набережной гудение речных судов. В ясные дни отсюда хорошо просматривается румынский берег, утопающий во влажной зелени — не так уж широка голубая лента реки, которая протянулась вдоль границы между Болгарией и Румынией. Сегодня же черта горизонта только угадывалась за густой мглой.

Двое шли по улице Пристанищной, с которой открывался вид на серый Дунай, и молчали. Один из них — худой темноволосый мужчина с большим носом, напоминающим клюв хищной птицы — кутался в длинный плащ со стоячим воротником и временами глухо покашливал, поднося к губам серый клетчатый платок. Ему здесь не нравилось. Кустистые брови, тяжелый взгляд и сутулые плечи — Виктор Крам выглядел старше своих двадцати восьми лет. Его спутница была во многом на него похожа — одинаковый оттенок смоляных волос, слишком густые брови и даже нос с одинаковой горбинкой, но спину не в пример брату она держала прямо, а глаза смотрели открыто и дерзко.

Брат и сестра шагали по набережной, каждый в своих мыслях, а вокруг не было ни души. Затянувшееся молчание не входило в их планы, поэтому они, не сговариваясь, наконец остановились у металлического парапета, покрытого липкой утренней влагой.

— Почему не Варна или, скажем, Несебр? — он хмуро смотрел на старшую сестру, которая зорко вглядывалась в туман. — Я помню, что тебе всегда нравилась Варна, ты еще говорила — «изящный город». А Несебр называла родиной солнца… Ты могла бы жить у моря, а прозябаешь в маленьком индустриальном городишке. Здесь трудно дышать, и эти речные испарения…

Крам снова прикрыл рот платком и хрипло закашлялся.

— Виктор, не выдумывай. Тебе надо лечиться, а ты пеняешь на воду, — у нее был низкий грудной голос с сильной хрипотцой, и каждый раз, когда она что-то говорила, казалось, что сквозь слова клокочет невидимая вулканическая лава.— Но на счет Варны ты прав. И про Несебр тоже… Я бы с куда большим удовольствием жила в одном из этих городов, чем сидеть здесь, в Силистре, и каждый день видеть одни и те же серые пейзажи. И морды вокруг — тоже серые, унылые, сдохнуть хочется, когда начинаешь в них всматриваться.

— Так в чем проблема — бросить это гиблое место?

— В Варне мне будут мешать: родственники, друзья, бывшие коллеги… Мне не нужно лишнее внимание.

— А Несебр?

— Несебр, — она поморщилась. — Дивный город, но травит душу похлеще Силистры. Да ты как будто уже забыл все.

— Я думал, все в прошлом.

Виктор вспомнил, что с Несебром у его сестры связаны не самые светлые воспоминания. Несчастная любовь, разбитое сердце… и все-таки она обожала этот город, хоть и не была в нем уже лет пять.

— Неважно. Забудь. Сейчас это не имеет значения, — она постаралась отозваться непринужденно.

Виктор пожал плечами и, порывшись в глубоких карманах, извлек оттуда пачку сигарет и зажигалку. Он мог бы воспользоваться чарами, но его чем-то забавляли магловские приспособления, которые порой были не менее удобны, чем волшебная палочка. Да рисковать и не стоило — из утренней дымки уже начали выплывать первые прохожие.

— Он еще и курит, — язвительно заметила женщина, отмахиваясь от струйки табачного дыма. — Я смотрю, тебя жизнь ничему не учит.

Виктор пропустил ее слова мимо ушей и с наслаждением затянулся — легкие заполнило никотиновое тепло. Выпустив изо рта седое колечко, он впервые за утро улыбнулся.

— Елена, в моей жизни пока нет ничего более приятного, чем хорошая сигарета. Когда появится, брошу, обещаю.

Она с сомнением посмотрела на брата и покачала головой.

— К слову, ты ведь не просто так пригласила меня в эту глушь, — Виктор деловито стряхнул пепел, вытянув руку с сигаретой за парапет.

— Ты прав.

— И?

— Мне нужна твоя помощь.

— Ты знаешь, я всегда к твоим услугам, если только это не вредит моим интересам.

Елена оглянулась на глухие шаги — мимо них мелким шагом семенила задумчивая старушка в потертой куртке.

— Как думаешь, нам перейти на английский или все-таки лучше Заглушающее? — понизив голос, спросила Елена и, не дожидаясь ответа, достала волшебную палочку, чтобы украдкой возвести над ними звуконепроницаемый магический щит. — Да, так лучше.

Виктор нахмурился — очень уж серьезными выглядели приготовления к разговору, и его это насторожило. Слишком хорошо он знал Елену, чтобы думать, будто ее внезапно вспыхнувшее желание встретиться с братом связано исключительно с тоской по семейному теплу. Поэтому Виктор сразу решил перейти к делу, не переминаясь с ноги на ногу и не дожидаясь, пока собеседница сама переведет разговор в неприятное — в этом он был уверен — русло.

— Что ты задумала?

— Мне нужны достойные соратники в борьбе с Волдемортом.

— Черт возьми! — с трудом подавив желание высказаться как-нибудь пожестче, Виктор выбросил окурок в дунайскую рябь и снова потянулся за пачкой.

Елена повернула лицо к холодному ветру с реки, никак не отреагировав на его эмоциональный комментарий. Виктор несколько раз нервно чиркнул зажигалкой, прежде чем затянуться еще раз.

Сколько он себя помнил, Елена всегда любила что-то затевать — еще во время их учебы в Дурмстранге ее чуть не уличили в создании тайной студенческой организации, девиз которой гласил: «Долой Каркарова!». К счастью, тогда дело удалось замять, во многом благодаря их влиятельному отцу — сразу после этого Елене пришлось завязать с подрывной деятельностью, чтобы не оставлять лишних пятен на семейной репутации.

— Откуда такая блажь? Ностальгируешь по студенческой юности? — решил поддеть сестру он.

— Полегче, Виктор, — холодно парировала Елена. — Если бы не наш дорогой папаша, я стерла бы Каркарова в порошок еще до того, как это сделали Пожиратели.

— Отец хотел, чтобы ты окончила последний курс без затруднений, к тому же, признай, у вас силенок было маловато против Каркарова — на его стороне была большая часть школы… Хотя черт с ним! — зло сплюнул Виктор.

— Нехорошо тревожить память покойного, — усмехнулась Елена, наблюдая за реакцией брата.

— Нехорошо, — отмахнулся он, повернувшись к сестре и внимательно вглядываясь в родные черты. — Во что ты опять ввязалась?

— Я уже сказала.

Виктор тяжело вздохнул: и все-таки слухи не врали. Но как же не хотелось верить, что пристрастие к политическим играм Елены выросло до международных масштабов.

— У тебя есть план действий? Посвященные в дело? Или все пока в твоей голове? — это была последняя надежда, что игры остались на уровне школьной песочницы.

— План на стадии разработки. К делу уже подключены члены Болгарской Лиги и Румынской Гильдии. Не все, разумеется, — добавила Елена, заметив взгляд брата. — Многие из них продались Волдеморту ради лучшей жизни. Но есть и те, кто готов поддержать борьбу любыми способами.

— Кажется, ты далеко зашла.

— Дальше, чем ты можешь себе представить. Но мне нужна твоя помощь.

— А ты уверена, что тем, кто согласился на это безумие, можно доверять?

— Абсолютно.

— Прекрасно, — мрачно отозвался Виктор. — Но ты не боишься таких глобальных масштабов? Как по мне, так неплохо было бы сначала вышвырнуть Долохова из Дурмстранга, организовать школе достойную защиту, а на Британию плюнуть — пускай сами разбираются.

Не то, чтобы он высказался со всей серьезностью, нет, это скорее была первая реакция, подсказанная паникующим рацио, а еще — подспудное желание нащупать глубокую брешь в сумасшедших планах.

— У всех ловцов такие проблемы со стратегическим мышлением? — Елена усмехнулась. — Ты не понимаешь элементарных вещей: если мы ликвидируем Долохова или просто сместим его с поста директора, это послужит хорошим поводом для ответного удара. Учитывая тот факт, что все властные структуры Европы уже пять лет как подчиняются Волдеморту, а количество его тайных агентов стремится к бесконечности, такой удар грозит быть мощным и… последним. Нам же нужно сделать так, чтобы весь вред, который мы способны нанести британской машине смерти, не указывал на авторов. Иначе говоря, мы должны бить исключительно в сердце Англии, оставаясь инкогнито.

— Ты предлагаешь анонимный террор? Насколько я помню, в Британии существует свое подпольное движение.

— Мы объединимся с ними. Нет ничего проще. Они крайне слабы, если позволяют Волдеморту уже как семь лет стоять у руля, а потому любое подкрепление будет им только в радость.

— И какова моя роль во всем этом? — Виктор, хмурясь, докурил еще одну сигарету и отправил ее вслед за первой.

Окурок, подхваченный холодным течением, одиноко поплыл в восточном направлении, туда, где река впадает в Черное море. Виктор некоторое время провожал ее невидящим взглядом, подавляя поднявшиеся с глубин сознания дурные предчувствия — интуиция нашептывала, что просто так он от сестры не отделается.

Елена облокотилась о парапет и мотнула головой, сбрасывая спутанные волосы с высокого лба. Сощурив глаза, она несколько мгновений всматривалась в лицо брата, словно проверяя его на пригодность.

— Поедешь в Англию налаживать связи. Будешь говорить от моего лица.

Виктор опешил и на несколько мгновений потерял дар речи. Он совершенно не знал, что ответить и в какой форме преподнести все богатство эмоций, вызванных самонадеянной прямотой Елены, которая, кажется, даже не предполагала, что может услышать отказ.

И что делать? Может, все же вывернуть на нее ушатом холодной воды категоричное «нет», приправленное парочкой красноречивых выражений и уехать восвояси? Она будет припоминать ему это до конца жизни, как с тем студенческим ополчением. Принять предложение? Дело может затянуться на полгода, на год, или даже дольше — черт знает, сколько времени ему придется провести в Англии, склоняя тамошних повстанцев на свою сторону. А ведь он только собирался вернуться в квиддич и распрощаться с вредной привычкой, отнимающей у него последние крохи пошатнувшегося здоровья.

— Я подумаю, — ответил Виктор после недолгого молчания. — Но не питай больших надежд на положительный ответ.

— Я буду ждать. Сильно не затягивай.

— Сколько?

— Даю тебе неделю. А сейчас предлагаю зайти куда-нибудь согреться.

Виктор мысленно удивился ее покладистости, но решил обойтись без комментариев, хотя пройтись по ее самолюбию был не прочь. Елена заводилась с пол-оборота и то, что она сейчас спокойно отреагировала на его колебания, можно было приписать лишь чуду. Или воздействию нагоняющей сон погоды. В любом случае, он был рад относительно мирному финалу разговора и забрезжившей перспективе погрузиться в тепло ближайшей кофейни. Царившая вокруг сырость уже давно наводила на мысли о чашке горячего кофе с коньяком, а пустой желудок напоминал о необходимости сытного завтрака. Взглянув на карманные часы — они показывали девять, время, когда все приличные заведения начинают свою работу, — Виктор кивнул.

Брат и сестра, как две тени, отделились от влажного парапета и не спеша двинулись по набережной. Виктор, сутулясь, курил третью сигарету и поддевал носками лакированных туфель рассыпной гравий, а Елена, заложив руки в карманы, тихо напевала незнакомую мелодию.