Глаза шамана - на его ладонях (гет)

Страх. Липкий и кислый. Он забивал ноздри и заставлял слезиться глаза. Всё вокруг пропиталось этим мерзким запахом. Стало казаться, что только страх и существовал всегда, с начала времен, а больше ничего не было в мире. Он проникал внутрь с каждым глотком воздуха, впитывался сквозь поры под кожу, разъедая тело и сознание. Ни одна мысль не задерживалась в голове — не успев толком оформиться они в ужасе разбегались, пропитавшись кислотой страха. Тишина в комнате закладывала уши, заставляя слышать собственное колотящееся сердце. Казалось, все звуки умерли — даже сам Дом замолк, прислушиваясь к происходящему в своих коридорах. А ночь всё не кончалась — Долгая.

За окнами стояла непроглядная тьма — ни единого лучика света, словно и луна, и звезды погасли. Или никогда не существовали. Ночь страха поглотила всё время и пространство, великое ничто пожрало свет и тепло, оставив лишь тьму и пустоту.

Седой устал дышать страхом. Устал плавать в мареве страха и ощущать его липкие прикосновения к своему сознанию. За дверью ничего не происходило — это пугало и нервировало сильнее самых жутких историй, которые рассказывали старшие о предыдущих выпусках. Чтобы сломать гнетущую тишину ночи, Седой завозился в своих одеялах, стараясь производить как можно больше шума, и попытался дотянуться до коляски.

— Красный, Гриб, помогите мне, — по своему обыкновению взглянув через левое плечо, позвал Седой. Соседи тесной кучкой сбились на полу между кроватями, словно происходящее в коридорах Ничто могло забраться в комнату и схватить их.

— Что ты задумал, псих? — голос Красного дрожал. Ну конечно, они тоже наглотались страха с лихвой.

— Я просто хочу подобраться ближе к двери.

— Ты всё равно не сможешь выйти туда — мы заперты снаружи, — а это Гриб. Любитель говорить очевидное.

— Тогда чего вы трясетесь, как малолетки? Просто помогите мне достать коляску. Остальное я сделаю сам.

Никто не шелохнулся. Страх слишком глубоко проник в них, опутал своими щупальцами, подавил волю и отключил сознание. Они не понимают, что без сопротивления с их стороны страх окончательно поглотит их. Навсегда. Память об этой ночи вечно будет сопровождаться чувством липкого ужаса и запахом гниющих яблок. Седой не хотел, чтоб его память сохранила именно это. Он должен был что-то сделать. Спящий сказал однажды: «Каждый в Доме переживает два выпуска. Один чужой. Чтобы знать, каково это. И один собственный». Если от чужого выпуска останется только страх, то что будет, когда придет время собственного?

— Тебе хорошо говорить, Седой, — подал голос Хвост, — все знают, что у тебя есть заговорённый на невидимость амулет. И что никакое зло тебя не тронет.

Ага. Есть. Холщовый мешочек на длинном шнурке, в который Седой зашил ржавую монетку, обрывок красной шерстяной нитки и три засохших фасолины. И прядь Ведьминых волос — самый «магический» ингредиент талисмана. Без толку объяснять этим трусам, что сила не в амулете — свёртке с хламом — а в вере и нежелании поддаваться страху.

Передернув плечами, как от холода — или отвращения? — Седой вновь попытался дотянуться до своей коляски, но неслушающиеся ноги не позволили. Тогда он начал распутывать ком из одеял, чтобы доползти до чёртовой двери — лучше делать хоть что-то, отвлекая себя от мыслей о страхе.

Спустя невероятно долгое время ему удалось добраться до двери и сесть, привалившись к ней спиной. Седой тяжело дышал, но даже сквозь собственные хрипы уловил какой-то звук из-за стены. И тут же затих, прислушиваясь. Кто-то крался по коридору. Осторожно развернувшись, Седой положил одну ладонь на пол, а второй прикоснулся к шершавой поверхности двери — чуткие пальцы улавливали вибрацию. Или ему так казалось? В мертвой тишине ночи явно слышались легкие торопливые шаги. Они приближались. Через несколько мгновений Седой почуял, как некто прижался к двери. А еще через секунду в замке повернулся ключ. Дверь приоткрылась, впуская поток свежего воздуха. Из глубины комнаты раздался полный ужаса коллективный судорожный вздох.

— Седой, — позвал знакомый шепот, — чем вы завалили дверь, она не открывается.

— Ведьма? — неверяще выдохнул он и отполз от двери, впуская девочку внутрь, — что ты здесь делаешь?

— Я устала сидеть и бояться со своими трусихами. Там всё провоняло страхом. И я пришла за тобой. И не зря — тут тоже нечем дышать.

— Ты сумасшедшая. Как ты выбралась из комнаты? Да еще и достала ключ от нашей?

— Нас не заперли. Забыли, наверное. И вообще — ничего страшного не происходит. Воспитатели позакрывались у себя на этаже, а все старшие просто перепились в столовой и шумят там. Ключ я стащила из учительской, — абсолютно спокойным, даже скучающим тоном перечисляла Ведьма. — Теперь ты готов идти, или у тебя есть еще пара бесполезных вопросов?

— Нет. Ты чокнутая, — буркнул Седой, стараясь успокоить участившееся дыхание.

На самом деле он восхищался ею. Всегда. Ведьма не боялась выходить в коридоры ночью, не боялась спускаться в подвал и забираться на пыльный чердак, — ничто не могло напугать ее. Она исследовала все уголки Дома. И не только Дома. Туда она тоже не боялась ходить. И постоянно пыталась увести с собой Седого. А он — вопреки всем своим бесстрашным мыслям и амулетам — до дрожи боялся туда идти. Точнее, его пугала вероятность однажды не найти дорогу обратно. Поэтому он всегда отказывался. Хотя точно знал, что может попасть на Изнанку — Дом не раз звал его. Стоило Седому выбраться из комнаты в одиночестве, как коридоры начинали вести себя странно: сворачивать не туда, удлиняться или укорачиваться, появлялись странные запахи — бензина, пыли, нагретой солнцем земли; а в другой раз — сырых грибов и мха. Это Изнанка манила его, предлагая, открывая свои дороги и пути. Но он каждый раз сбегал.

— Сегодня тебе не удастся придумать отговорку, Седой. Это Самая Долгая. Она будет длиться столько, сколько захочешь — хоть вечно. Мы можем успеть всё на свете. Ты должен пойти со мной. Я не отстану от тебя, пока ты...

— Хорошо.

— Что?..

По ее изумлённо вытянувшемуся лицу Седой догадался, что Ведьма приготовилась к долгим уговорам и, вероятно, привычному уже отказу. Но сегодня он сам хотел. Его уже тошнило от страха, надо было вырваться из его смертельной хватки. С удивлением он понял, что именно не давало ему поддаться всеобщему ужасу — Дом. Дом защищал его и Ведьму, он предлагал им убежище. Укрытие от страха.

— Я сказал, что согласен. Помоги мне добраться до коляски, или ты собираешься нести меня на руках?

— Не обязательно становиться язвой. Держи свою развалюху.

Из убежища его соседей послышался всхлип ужаса и чье-то невнятное бормотание. Наверняка они считают их с Ведьмой сумасшедшими. Если не сказать больше — покойниками. Да Седой и сам так думал: кто в здравом уме выйдет из комнаты в Самую Долгую, да еще в ночь Выпуска? Разве что полный псих.

Взобравшись на сидение, он позволил Ведьме укрыть себя одеялом и вслед за ней выкатился в тёмный коридор. Дверь с тихим скрипом закрылась, отсекая удушливую вонь гнили и липкие щупальца страха. Седой вдохнул холодный чистый воздух Дома, тряхнул головой, отбрасывая лезущую в глаза бесцветную челку, и легко улыбнулся. Ведьма подмигнула ему и взялась за ручки коляски. Здесь определенно не пахло страхом или чем-то плохим. Воздух был свежим, слегка влажным, с еле уловимым ароматом травы, словно они оказались в ночном лесу; Седой даже услышал — не показалось ли? — далекое уханье совы, но не стал удивляться. Он дольше многих жил в Доме.

— Ну вот, а ты не хотел выбираться из своей норы.

Он тихо усмехнулся про себя — спорить с Ведьмой бесполезно.

— Так куда мы отправимся? Только не тащи меня на чердак — это безнадежная затея, с коляской-то.

— В Лес. Мы пойдем в Лес. Ты же слышишь, он уже здесь. Надо только найти дорогу, — она зябко повела плечами, на мгновение прикрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, и решительно развернулась влево от комнаты. — Туда.

Сердце пропустило удар. А чего он, собственно, ожидал, когда соглашался пойти с ней? Что они покатаются по ночному Дому, посидят на Перекрестке и поболтают ни о чем? Седой заставил себя успокоиться.

— Хорошо. Веди.

Ведьма улыбнулась и бесшумно двинулась по коридору, увозя его прочь от столовой и далеких звуков творящегося там безумия. Темнота становилась гуще, но странным образом — безопаснее. Коридор казался бесконечным. Седой закрыл глаза, не боясь врезаться в стену или валяющийся на полу мусор. Он доверился Ведьме. Внезапно она остановилась, и Седой с сожалением открыл глаза.

— Что случилось?

— Я не могу найти путь. Я больше не вижу его, не чувствую, — растерянность голосе Ведьмы была приправлена едва уловимыми нотками паники. Едва — но он услышал. И это напугало Седого больше, чем вся предыдущая ночь. Она всегда была уверена в себе, ничто не могло быть настолько невообразимым, как испуганная Ведьма.

Оглянувшись на нее через левое плечо, он осторожно нащупал руку Ведьмы и сжал пальцами, успокаивая, стараясь через это прикосновение передать свою веру в нее. И тут он ощутил его. Лес. Почувствовал на кончиках пальцев — как будто слабый разряд электрического тока. Седой растерянно поднес ладони к глазам, словно пытался прочитать на них ответы. Пальцы продолжало покалывать. Подчиняясь непонятному импульсу, он развернулся к ближайшей стене и, приложив обе ладони к холодной поверхности, слегка надавил. Над головой раздался удивлённый выдох Ведьмы. Седой поднял голову и наткнулся взглядом на новый коридор вместо стены. Ничего не понимая, он тупо уставился на свои руки, а Ведьма уже торопливо катила коляску по вновь обретенному пути.

— Смотри, — абсолютно счастливым голосом прошептала она, — это Лес! Я никогда раньше не находила его так. Седой, ты понимаешь? Ты нашел Лес.

Он молчал. Просто не знал, что сказать. Даже шесть лет, проведенных в Доме, не могли подготовить его к такому. Это пугало. Даже не так: это ужасало.

Ведьма вновь остановилась, отпустила коляску и сделала пару шагов в сторону уже появившегося Леса. Затем, словно почуяв неуверенность Седого, обернулась.

— Давай, — она протягивала к нему руку и неотрывно смотрела своими невозможно колдовскими глазами, в которых плескались предвкушение и отчаянная надежда. Надежда, что сегодня он согласится. А за ее спиной призывно мерцали звезды и далекие деревья раскачивали тяжелыми ветвями. Налетевший порыв ветра разметал длинные волосы девушки, делая ее еще больше ведьмой, чем когда-либо. Она улыбнулась ободряюще и прошептала: — Надо только пожелать, Седой. Просто дай мне руку и поверь, что всё получится. Ты можешь сделать это.

Седой хотел. Он действительно хотел поверить. Сегодня Изнанка особенно настойчиво звала, как будто сама его душа рвалась попасть туда. Глубоко вздохнув и закрыв глаза, он потянулся к Ведьме всем своим существом, ориентируясь на ее надежду и веру. Сжимая в левой руке свой заветный амулет, он коснулся другой рукой ее прохладных пальцев и крепко сжал их. И сразу почувствовал, как Ведьма легонько потянула его на себя, заставляя подняться и сделать шаг.

Брошенная коляска одиноко замерла посреди опустевшего коридора.