Радиация (джен)

Неприятный запах Кристина почувствовала еще на лестнице. Остановилась, принюхалась и впервые задумалась, не выбрать ли другую квартиру. В конце концов, в этом сезоне было полно свободного жилья.

Но потом она вспомнила об огромном балконе и виде на Москву-реку, дернула носом: «Померещилось!» — и толкнула дверь, с наслаждением бросая на пол тяжелые сумки.

В глазах на миг потемнело, и Кристина уперлась ладонями в колени, пытаясь отдышаться. За годы кочевой жизни она привыкла обходиться минимумом вещей. Но даже этот минимум, собранный вместе — постельное белье, одежда, обувь, посуда и еще сотня мелочей, о которых забываешь сразу после того, как воспользуешься — весил не так уж мало.

Сердце забилось ровней. Она выпрямилась и придирчиво осмотрела просторный коридор. Неплохо: сохранились бледно-голубые обои в мелких цветочках, уцелело трюмо с тумбочкой, большая деревянная вешалка, межкомнатные двери…

Взгляд все еще машинально отмечал детали, а Кристина уже рефлекторно схватилась за горло.

Этот запах!

Его ни с чем не спутаешь — сладковатый, гнилостный, невыразимо тошнотворный… в ее квартире, черт, надо было все-таки…

Она метнулась к двери, ведущей в спальню, и ворвалась внутрь.

На полу лежал труп. Стоило один раз увидеть неровные темные пятна там, где должно было быть лицо, чтобы самообладание исчезло без следа. Кристина выскочила на балкон, и ее стошнило.

Тот самый огромный балкон…

Она долго стояла там, ловя свежий майский ветер и не решаясь опять пройти мимо покойника. Черт! Наверняка «весенние» оставили подарочек! «Весенние» откочевали из Москвы всего неделю назад, когда закончился период ядовитого цветения. Почему-то самые опасные растения, которые после озоновой катастрофы мутировали до полной неуязвимости, не причиняли им ни малейшего вреда. Поэтому «весенние» занимали города, охваченные едким пухом гигантских тополей, пронизанные разрушающими кровь запахами аллергенных цветов…

Летом приходила радиация. Однако «летние» были к ней устойчивы. Самое время занять большой город, подлатать фабрики и заводы и запастись товарами для обмена. Осенью начнутся кислотные дожди. И придется уступать Москву «осенним», которые их не боятся…

Отчего умер человек в ее квартире, Кристина могла только догадываться.

Она глубоко вздохнула и заставила себя пересечь спальню, зажав нос. Выскочила в подъезд, пнула дверь — закрывайся, твою мать! — и помчалась вниз по лестнице.

Ближайшее отделение полиции располагалось недалеко. Ребятам придется поторопиться, раскладывая там свои вещички.

* * *

Через два часа труп наконец увезли в морг.

— Чтоб тебя, Андриевская! — ворчал капитан Левченко, составляя протокол. — Не могла подождать! В морге ни один холодильник нормально не работает, ты представляешь, как там все провоняет?.. Значит, с покойным ты незнакома?

Он сидел на голом матрасе кровати у окна, качал ногой и, казалось, плевать хотел на мерзкое пятно, въевшееся в доски пола. Равно как и на неистребимый запах, что все еще оккупировал углы.

— Конечно, нет. Да караван приехал только утром!

— Ну мало ли. Вдруг ты знала, кто из «весенних» здесь жил, — примирительно заметил Левченко, дергая себя за русые кудри. — Кстати, а почему ты именно эту квартиру выбрала?

— В прошлом сезоне здесь Наташка жила, подруга моя, — сказала Кристина. — А сейчас она сошлась там с одним… В общем, тебе это неинтересно. Они присмотрели другую квартиру. А мне здесь нравится… нравилось.

— М-да, — крякнул Левченко, — ну ничего, подбери себе что-то на пару этажей выше. Или в соседнем доме, если так уж место нравится. В этом году что-то пусто. Каучуковцы аж в Бразилию подались свою резину делать, представляешь? Наверное, и не вернутся. «Красный Октябрь» опаздывает, электротехники разорились, машиностроители вроде как объединять производства собираются. А что ты хочешь — ветшают мощности, как ни крути… Ладно, я побежал. Вечером заходи, если хочешь. А, да, вот ключ от этой квартиры. Дверь закрывай. Место преступления все-таки.

Кристина смотрела ему в спину, как утопающий на переполненную шлюпку. Казалось, стоит остаться одной — и она ляжет и умрет. Прямо там, где нашла покойника. Умрет от омерзения и одиночества. Но нет. Болтовня старого знакомого обволакивала беззаботностью даже после его ухода.

По крайней мере, хоть водопровод «весенние» сохранили в отличном состоянии. Кристина драила полы до тех пор, пока раскисшее дерево не начало тянуться за тряпкой мягкими волокнами. Потом задумалась, не сменить ли покрытие. И не найти ли, в самом деле, другую квартиру? Зачем она вообще занялась уборкой? И что там говорил Левченко о месте преступления? Нельзя было трогать?

Совсем вылетело из головы… Словно помрачение какое-то.

Кристина растерянно плюхнулась на пятки и обозрела плоды трудов своих. Пятна разложения сменились пятнами от воды. Она нагнулась и придирчиво понюхала их. Стерильно и остро пахло чистящими средствами.

Тут глаз выцепил что-то светлое в подкроватной тени.

Нырнув туда, Кристина схватила предмет. Это оказалась книга.

Обыкновенная бумажная книга в плотной бутылочно-зеленой обложке.

После озоновой катастрофы их больше не выпускали. Самым важным стали предметы жизненной необходимости. Библиотеки никуда не делись, только никто уже не следил, возвращаешь ты взятое или нет. Писатели тоже существовали, выкладывали досужие творения в Интернет. Но электроника изнашивалась, а кочующие заводские коллективы редко занимались ее ремонтом — хватало своих хлопот. Несколько десятилетий — и Интернету должен был прийти конец…

Как странно. Она уже не помнила, когда в последний раз читала.

Мягкие страницы, измусоленные частым перелистыванием, почти не шуршали. Бумага порыжела, буквы выцвели. Поля, испещренные заметками от руки, так и хотелось протереть.

Кристина вчиталась в текст. Какой-то старый-престарый роман об эмигрантах…

Она прекрасно понимала, почему это заинтересовало безымянного мертвого кочевника.

Но саму ее больше интересовали надписи на полях. Хотя бы потому, что почерк был ужасно неразборчивым. Из десятка слов Кристина разбирала от силы два. «Смерть», «больше»… или «больнее»?.. «плохо»…

От этих усилий разболелась голова. Кристина захлопнула книжку, чувствуя, что понимания ни на йоту не прибавилось.

Отдать книгу Левченко? Как вещдок?

А кто сказал, что ее читал покойный?

Но Левченко…

Это помогло бы ему с расследованием.

Но пометки…

Ум работал вяло, будто в голову насыпали песку. Ладно, решила Кристина. Нужно показать книгу Левченко. Может быть, он попросит помочь с расшифровкой надписей. Взаимовыгодная дружба.

До вечера Кристина успела забежать на работу, уточнить график. Их компания занималась косметикой. Защитной. Крем против радиации — это благодаря ему Кристина, Наташка, Маша и остальные девчонки из отдела смогли примкнуть к «летним» и кочевать с ними. Мазь для защиты от проникающей пыльцы. Дезодорант, отпугивающий москитов-мутантов. Он пользовался особой популярностью у американских «летних», проводивших сезон дождей недалеко от болот.

Когда солнце нацелилось на горизонт, Кристина уже сидела в отделении полиции.

Облупившееся трехэтажное здание грозило вот-вот перевернуться вверх дном. Недаром полиция всегда занимала самый большой фургон в караване. Сейфы, бесчисленные диски и накопители вперемешку с кассетами и бумагами, вещдоки… Начальник Левченко, полковник Сухарев, лично возился с железными сваями, поправляя их и выравнивая, чтобы не рухнул потолок. Новых зданий после озоновой катастрофы тоже не строили. Кочевали по старым, пока они не рассыпались в порошок.

Левченко появился не сразу — взъерошенный, какой-то потерянный. Он вяло махнул Кристине, приглашая ее в свой кабинет, и плюхнулся на железный стул.

— Чертовщина прямо, — пожаловался он. — «Весенние» сказали, что в том квартале никто не жил. Да это и заметно, кое-где там верхние квартиры дождем залило, в других стекла вылетели, никто ничего не чинил… Они туда не заходили. Никакого чужака не видели. А потом я получил результат экспертизы.

Он утер ладонью лоб. Взгляд скользил по голым стенам, ища, за что зацепиться.

— Ну? — подала голос Кристина. Левченко уставился на нее.

— Да… Устал чего-то, сплю на ходу. Так вот. Его опознали по кое-каким вещам. Это «летний». Причем наш.

Кристина разинула рот. Левченко опять помолчал, собираясь с мыслями.

— До конца там не ясно… Он был специалистом по работе с клиентами. Работал, представь, в вашей фирме — как там ее, «Эль-косметикс»? Созванивался и списывался с другими фирмами, договаривался насчет обмена товарами. Ты могла его знать. Никита Мусько его звали. — Кристина покачала головой. Она впервые слышала это имя. Приятель зашуршал блокнотом. — А теперь самое интересное. Отчего он умер.

Левченко вцепился в столешницу до побелевших костяшек.

— При такой степени разложения трудно что-то исследовать, но было ясно, что его мозг еще при жизни превратился в губку. Представь — пористая такая масса…

Кристина послушно представила. По затылку побежали мурашки омерзения. На мысли о чем-то, вызывающем крайнюю степень брезгливости, нервная система всегда реагировала именно так. Будто на загривке поднималась шерсть.

— Может, это от разложения?

— Да нет, — устало вздохнул Левченко. — Эксперт говорит — похоже на болезнь куру. Или другая какая-то прионная инфекция.

Что такое прионная инфекция, Кристина не знала, но звучало устрашающе. Особенно вкупе с тем, что она уже видела.

— Это заразно?

— Только если мы съедим его мозги. В позапрошлом веке так заражались папуасы-людоеды… Что там у тебя?

Тут Кристина поняла, что давно уже вытащила из пакета книжку и скребет ногтем зеленый переплет.

— Нашла в комнате. Если там никто не жил, то, скорее всего, это читал Мусько. Там пометки на полях. Я подумала, тебе пригодится.

— И наверняка голыми руками залапала, — ворчливо отозвался Левченко. Она виновато заморгала: точно, забыла. Вещдок… — А что до комнаты — вот мне интересно, почему в квартире так пусто, если там до самой смерти жил Мусько?

— И почему?

— Или он жил все-таки в другом месте, или что-то здесь нечисто… — Левченко снова тяжко вздохнул и осторожно взял у Кристины книгу, стараясь браться за обложку через целлофан пакета. — Ладно, будем разбираться. Только вряд ли эти пометки помогут. Понимаешь ли, когда человек умирает от прионной инфекции, он не может делать никаких пометок. Ум отшибает напрочь. Он может только лежать и дергаться. Или не дергаться…

«Что-то здесь нечисто». Как будто труп бывшего сотрудника «Эль-Косметикс», умершего от редкой болезни, был недостаточно «нечистым». Кстати…

— Почему его не хватились? — спросила она. — Ладно, я его не знала, но начальство-то должно было заметить, когда он исчез.

Левченко вздрогнул, точно ему напомнили о чем-то крайне важном, но напрочь забытом.

— А здесь и начинается самая странность. Начальство твое его не помнит. Вот совсем. Ни кадровики, ни менеджеры… В кармане у него была куча мусора и бейджик сотрудника. Мы подняли личные дела. Ничего не нашли, кроме заявления о приеме на работу, подписанного вашим директором. И то завалялось в других бумажках. Как будто кто-то халтурно подчищал документацию. Но это еще можно понять. А вот почему никто не помнит такого человека — это понять уже труднее.

Воцарилось недоуменное молчание.

— Врут? — предположила Кристина. — Что-то скрывают?

— Кто знает. Всех сотрудников мы еще не опросили. Но вот что я скажу: хорошо бы, если бы врали и что-то скрывали. Хорошо бы…

* * *

Кристина все-таки заперла злосчастную квартиру и нашла себе другую, через три квартала. Лежать на той самой кровати, где лежал Мусько, дышать этим воздухом, этими невидимыми и неистребимыми частицами, пропитавшими все вокруг, постоянно вспоминать причину смерти, раз за разом воображать спрессованный в губку мозг… Или он был не спрессован, а наоборот, разжижен? Бр-р, да ну это все к чертям! Кристина даже подумывала, не отказаться ли от опрометчивого обещания помочь Левченко с расшифровкой заметок на полях. Он бы не возражал, наверное…

Но было еще кое-что.

Чем дольше она думала о покойнике, тем сильнее казалось, что еще чуть-чуть — и все станет ясно. Откроется некая истина. Что-то важное, срочное, жизненно необходимое…

Потом Кристина отвлекалась, и впечатление сглаживалось.

Но к концу рабочей недели любопытство превратилось почти в наркотическую тягу.

— Привет! — Кристина влетела в кабинет Левченко, точно и не было позади пяти тяжелых дней в лаборатории. — Что нового?

Приятель поднял сонные глаза. На столе перед ним пронзительно гудел, надрываясь, старый ноутбук.

— Пока ничего. Ищем хоть кого-нибудь, кто помнил бы этого треклятого Мусько. Пока не нашли.

— Что, совсем? — усомнилась Кристина. — А ты не думал, что бейджик ему подбросили, а заявление в нашу фирму подсунули? Чтобы сбить вас со следа.

— Думал. Но опять же — почему именно к вам? И не логичнее было избавиться от трупа? Его никто не стал бы искать. А если он умер своей смертью, тогда тем более не понадобилось бы что-то подбрасывать… Ты пришла пометки расшифровывать? Бери книжку, сейф открыт, — он махнул рукой в сторону железного ящика, похожего на древний холодильник. — Я еще не заглядывал. Устаю сильно, голова не варит.

— А чем ты так занят? — спросила Кристина, чтобы поддержать разговор. Но Левченко не ответил — лишь снова махнул рукой, на этот раз обреченно.

Острые, как изрубленные в щепки ветви, неровные буквы впились в мозг. Как и в прошлый раз, их изломанность завораживала, пленяла странным очарованием уродства. Что это за крючок? Он что-то значит или кто-то просто хотел проткнуть ручкой бумагу? Что это за линия? Откуда на конце изгиб — он должен символизировать букву или просто у пишущего дрогнула рука?..

Время исчезло, звуки пропали, Левченко превратился в забытую тень. Мир сузился до разворота пожелтевших страниц. Типографский шрифт смазался в бессмысленные разводы.

Из-за синих чернил проступало что-то важное, значительное… всеобъемлющее…

«Все лето собой насекомых кормил — лучше б ты крем «Эль-Косметикс» купил».

— Что?! — Кристина поперхнулась воздухом. — Рекламные слоганы? Бездарные рекламные слоганы?!

— Что там? — обернулся Левченко.

— Пока ничего… — разочарованно пробормотала она, возвращаясь к тексту. Странно, пока смотрела на него — все понимала, но стоило отвести взгляд, и опять пришлось вчитываться, всматриваться в изломанные переплетения линий, теснящие друг друга.

— Бери эту книжку домой, если хочешь, — Левченко поднялся и закрыл ноутбук. Надсадный писк смолк, и в ушах зазвенело от тишины. — На выходные. Если будет что-то ценное — выписывай. А то у меня уже дежурство заканчивается.

Заканчивается? Прошло так много времени?

Все еще под впечатлением, Кристина сунула книгу в сумку.

Вряд ли там одни только слоганы. Вряд ли.

Важное и значительное не отступало.

* * *

Если бы не звонок мобильного, она бы, наверное, не заметила, что выходные почти пролетели.

Хотя обломки букв по-прежнему оборачивались лишь бесполезной стороной.

«Смерть от радиации? Нужен крем из акации».

Бред какой-то!

«Снег прожигает одежду насквозь? Пропитка из жира может помочь».

Если этот человек использовал свои слоганы, чтобы заманивать клиентов, то неудивительно, что в «Эль-Косметикс» не хотели о нем даже вспоминать.

«Если «зимних» не согреть, им придется умереть».

Это вообще к чему? Кристина поймала себя на том, что пытается вспомнить, выпускала ли «Эль-Косметикс» какие-нибудь согревающие мази. Нет, это неправильный подход. Нельзя вообще воспринимать всерьез то, что здесь написано. Она не психиатр, чтобы разбираться в умственных движениях человека, чей мозг медленно превращался в губку. Нужно искать что-то полезное. Важное. Информативное.

«Болеете, страдаете? Почти что умираете?»

Казалось бы, слоганы были построены по всем правилам. Классическая схема «проблема — решение». Но почему это смотрелось так нелепо и упаднически?

Когда зазвонил мобильный, Кристина ощупью отыскала его на столе, не сводя взгляда со страниц.

— Да?

— Нашла что-то новенькое? — Она не сразу узнала голос Левченко. Приятель был так взволнован, что, казалось, стоит закрыть глаза — и можно будет увидеть, как он подпрыгивает на месте. Не дождавшись ответа, он продолжил: — А я нашел!

— И?.. — «Наш удел — страданья и болезнь, но говорят, такое средство есть…»

— Я все-таки разыскал компании, которые работали с «Эль-Косметикс» через Мусько. Точнее, работали их представители. Пока я опросил клиентские отделы шести компаний. Но о нашем покойнике они не могут ничего сказать. Потому что все сотрудники, которые вели с ним переговоры, умерли! Представь себе такое совпадение.

— От скуки, — прокомментировала Кристина. — Слушай, я поняла, что не так с его слоганами! В них больше жалоб на жизнь, чем реальных слов о товаре! На месте нашего начальства я бы выперла его за профнепригодность еще на собеседовании!

«Жизнь никчемна и сложна? Вам поможет…»

— Все это хорошо, — нетерпеливо перебил Левченко, — но от неудачных слоганов еще никто не умирал. Мы сейчас выясняем, что случилось с торговыми представителями. Мусько мог быть связан с какой-то преступной группировкой, мог вмешивать всех погибших в свои дела, это все объясняет!..

«И это им не подошло. Андриевская сказала, что меня надо уволить за профнепригодность. Еще она сказала, что мрачность и жалобы не работают на спрос. С ней все согласились. Но мои наработки мне так и не вернули. Восстановил их по памяти. Они были правы, память ухудшается…»

Кристина перестала слышать Левченко. Точно кто-то выключил динамик. Осталась только вакуумная тишина и острые буквы, спешащие вывернуться секретами наружу.

«На допросе так и сказали. Помню полицию. Не знаю, чем провинился. Ничего не помню. Уже не могу вспомнить ни одного слогана. Я забыл имена клиентов. Никто не позвонил спросить, как себя чувствую. Меня забыли. Никому не нужен. Ни в чем виноват уволили забрали отняли лишили болезнь никакой помощислаб…»

Текст делался все бессвязнее. Буквы превращались в безобразное крошево. Голова кружилась сильнее. Кристина услышала, как мобильный с глухим стуком падает на пол, но даже не почувствовала, как он выскользнул из руки.

Она еще успела перевернуть страницу. И увидеть, что поля чисты.

Это была последняя запись.

А потом сознание убежало, и последним, что Кристина видела, был потрескавшийся потолок и острый угол стола. Стол и потолок отчего-то дергались из стороны в сторону.

«А может, это дергаюсь я», — тупо подумала она, отключаясь.

* * *

Навязчивая тряска никуда не делась. Открыв глаза, Кристина увидела все тот же пляшущий мир. Но что-то изменилось…

Она повернула голову. Да, вот оно. Головокружение пошло на спад.

Весь обзор закрывали обтянутые рваным дерматином доски. Нет, не доски. Для досок они были какими-то пухлыми.

Спинки автомобильных сидений!

— Очнулась? — хрипло сказал Левченко рядом. Он полулежал на соседнем сиденье. Люди, устроившиеся возле водителя, замерли неестественно прямо и равнодушно. — Сейчас приедем в отделение, там уже ждут врачи.

— Что со мной? — Кристина попробовала встать, но тут же повалилась на сиденье. — Леш, я заразилась, да? Этой гадостью? Через книгу Мусько? Леша, отвечай!

— Не знаю, — сказал он после паузы. — Но если тебе от этого легче — я чувствую себя так же, как и ты.

— Зачем мы едем в отделение?

— Слушать запись допроса. Если я ее найду. Все допросы, которые ведутся в нашем отделении, автоматически записываются и копируются в «облако». Это совсем простенькая программа. Если сервак с ним еще не упал, если никто ничего не удалил…

Едва он заговорил о программах и серверах, головокружение исчезло окончательно.

— Какой допрос? Мусько? Его допрашивали? У вас?!

— Когда ты замолчала, — проговорил Левченко, — я связался с нашими… Они отправились за тобой. На книге был номер на заднем форзаце. Если ты его видела, могла решить, что библиотечный. Но он не библиотечный. Так мы помечаем материалы дела. Кристина, все это уже было! Мусько уже фигурировал в каком-то нашем деле! Эту книгу мы уже видели! И сейчас поймем, что это значит, если только никто не стер записи из «облака». Потому что я знаю, куда делись все архивные данные о Мусько. Их грохнули раньше.

Все это уже было? Что было?..

Кристине показалось, что она плывет среди небытия и безвременья, где вся жизнь свилась в безобразный клубок, а прошлое смешалось с настоящим так, что не разберешь. Что было раньше, что будет позже, и кто она такая, и как ее зовут…

Тело прошила судорога. Она быстро отступила, но Кристина еще долго боялась шевельнуться.

У отделения полиции толпились люди. Поодаль стояло несколько машин из каравана — она узнала транспорт «Эль-Косметикс».

— Почему они здесь? — спросила Кристина, осторожно садясь.

— Если не найдется запись, будет мозговой штурм. А пока подумай. Ты точно не помнишь абсолютно ничего о Мусько? Вот совсем-совсем?

Левченко смотрел вкрадчиво и ласково. Кристина задумалась. Мусько… Бездарный рекламщик и наверняка такой же бездарный специалист по привлечению клиентов… Она должна была его знать. Должна.

Новая судорога скрутила руки и ноги. Дыхание перехватило, а голова закружилась с новой силой.

Стоило только подумать о Мусько, как мозг начинал бунтовать. Вот оно! И это не в первый раз! Но почему? Откуда этот внутренний барьер?

В крохотный кабинет Левченко набилось человек пятнадцать. Ничего не понимающий полковник, несколько оперативников — и сотрудники «Эль-Косметикс». Остальные толклись в коридоре. Это напоминало странную очередь. Многие хватались за стены, пытаясь удержаться на ногах.

Стараясь не обращать на них внимания, Левченко включил ноутбук. Кристина устроилась в уголке. Несмотря на открытое окно, в кабинете царила сырая духота.

«Дело Никиты Мусько. Подозревается в умышленных убийствах…»

— Нашел, — пробормотал Левченко. Аудиоярлык тем временем сообщил имена торговых представителей — тех самых, которые вели переговоры с Мусько…

«Осторожно. Аудиофайл содержит опасную информацию».

По толпе пробежало оживление — точно вспыхнула, разгораясь, живучая искра. На предупреждение всем было наплевать. Наоборот. Опасная информация — что может быть интереснее?

Голос на записи мерно повествовал о том, с чем Кристина и Левченко уже успели познакомиться. Род занятий Мусько. Карьера. Биография.

Жалобы клиентов.

«Незадолго до смерти Лео Перси пожелал сделать заявление в полицию. Это запись его разговора с офицером. Через две недели после того, как она была сделана, Перси умер. К тому времени погибло уже несколько менеджеров по работе с компаниями-партнерами. Показания Перси стали основанием, чтобы полиция сразу нескольких кочевых кластеров объединила дела в одно. Мусько стал главным подозреваемым».

Это было не похоже на запись судебного заседания.

Как и вообще на запись официального заседания.

Казалось, кто-то просто надиктовывает самое важное, чтобы не потерять данные или разобраться на досуге. Или написать статью в газету. Хотя никаких газет уже давно не выпускали.

Для чего предназначалась эта запись? Как она сохранилась?

«Показания Лео Перси, ответственного за поиск партнеров для обмена товарами компании «Кэн-Фудз»: «Я нашел «Эль-Косметикс» по запросу об обмене в Интернете. Дело в том, что многие сервера у нас уже вышли из строя, в наших краях электроника быстро изнашивается. Нам срочно нужны были защитные спреи от радиации, а в доступном секторе Интернета мне попалась только «Эль-Косметикс». Я встретился с Мусько. После этого не было ни дня, чтобы у меня не болела или не кружилась голова. Я думаю, он отравил меня, мигрень началась почти сразу, как мы начали разговаривать…

Вопрос: Он давал вам что-то съесть? Выпить? Испытать какой-нибудь спрей?

Ответ: Нет. Но я чувствовал, как мне становится все хуже и хуже. Мне до сих пор плохо, когда я вспоминаю этого человека…»

Кристина подняла голову и заметила, что обстановка изменилась.

Никто уже не болтал и не перешептывался. Она видела лица — бледные, вспотевшие. Потом ощутила, как уже знакомое головокружение накатывает неумолимой волной.

«Из заключения о причине смерти Лео Перси: «Спонгиоформная энцефалопатия…»

Запись внезапно оборвалась. Донесся стук. Он прозвучал так ясно, что на миг показалось, будто что-то упало прямо здесь, в двух шагах.

А может, виной тому был нарастающий шум в ушах.

— Здесь вырезан целый кусок из записи, — изумленно произнес Левченко, глядя в монитор. — Точнее, даже не вырезан, а как-то затерт. Нужно будет попробовать, вдруг я смогу восстановить…

Динамик молчал.

— Мне плохо, — произнесла вдруг директор по продажам «Эль-Косметикс». Руки ее тряслись. — Нам что, приходить в другой раз? Пустите, я выйду…

Левченко щелкал мышью. Звук появился мгновенно, врываясь в засоренный гулом голосов кабинет.

«Вывод эксперта: мы имеем дело с информационно-психологическим вирусом».

Директор по продажам начала проталкиваться к двери и вдруг застыла на месте. Ее выгнуло, как от удара электричеством. Полковник Сухарев попытался подхватить ее — и не смог. Руки скрючились, и он повалился на пол, не успев подняться со стула.

«Вирус непроизвольно генерируется в мозгу Никиты Мусько и передается другим в средствах коммуникации. Словах, письменной речи, даже в печатных текстах. По-видимому, он кодируется в словесных формулировках: подборе слов и звуков, сочетаниях значений и смыслов. В меньшей степени — в звуках речи и особенностях почерка. Правда, до сих пор непонятно, почему любая информация об источнике вируса тоже становится вирусом. Видимо, имеет место некое остаточное информационное излучение, изучить которое не представляется возможным».

Информационная радиация…

Кристина не хотела в это верить. Не хотела верить, что из-за каких-то прочитанных закорючек на полях ей предстоит умереть, потому что мозг превратится в губку.

Может быть, включилась мнительность, но головокружение усиливалось. Спустя минуту вернулись судороги. Пока еще слабые, почти безболезненные.

«Суд постановил: Мусько — оправдать. Отпустить из-под стражи с полным запретом на контакты с людьми и трудовую деятельность. Всю доступную информацию о Мусько изъять и уничтожить. Всех, кто когда-либо разговаривал или виделся с Мусько, состоял с ним в переписке и работал по его делу, подвергнуть химической коррекции памяти…»

Запись опять зашуршала и затарахтела.

«Думаешь, поможет?» — спросил кто-то из динамика.

И Кристина впервые улыбнулась, несмотря на адскую головную боль.

Она узнала голос.

Это сказал Лешка Левченко.

* * *

— А жаль, что Мусько поздно нашли, — вздыхал Левченко, потирая лоб и с тоской косясь на таблетки от головной боли. — Исследовать бы… Почему вирус возник именно в его башке? Что там было такого особенного?

Люди разошлись. С ними работали медики. Препарат для химической коррекции памяти срочно заказали у подмосковных фармацевтов. Тамошние «весенние» как раз собирались уезжать с запасом продукции.

Кристина с Левченко остались одни в его кабинете. И хотя оба прекрасно понимали, что с каждым словом о Мусько мозг необратимо разрушается, прекратить его обсуждать все равно не могли. Возможно, это тоже было частью вирусного воздействия.

— Кроме бездарных слоганов?

— Кроме них.

— Глупость, — сказала Кристина. — Знаешь поговорку — «глупость заразна»?

— Нет. Что-то еще. Зараженный глупостью сам тупеет. А не умирает.

— А это такая мутировавшая глупость, от которой умирают.

Они рассмеялись, но скоро посерьезнели. От смеха тут же начала раскалываться голова.

— Нет, — вполголоса произнес Левченко. — Не то. Может, обида? Мусько сильно обижался на вас всех.

— Сам виноват.

— Есть такие люди, которые всегда ищут виноватых.

— Тогда пессимизм, раз на то пошло. Писал бы он слоганы повеселее — никто бы его не уволил.

— Но вирус бы все равно возник.

— А может, и нет. Может, его продуцирует как раз угнетенный мозг. Вялый такой, негативно настроенный. А? Об этом ты не думал?

Скрипнула дверь, и в проеме появилась косматая голова.

— Эй, детективы! Ваша очередь в медпункт!

Дверь захлопнулась.

— Тогда изобретите веселящий крем, — буркнул Левченко. — Для профилактики.

И хотя предложение звучало разумно, Кристину до самого медпункта не оставляло подозрение, что Лешка издевается.