Близнецы в обличиях смерти (джен)

Рыжий часто посещает Спящих. Тех, кто решил остаться, тех, кто не хотел уходить. И хоть сам Рыжий остаться не решился — по многим причинам — он продолжал любить их, сделавших иной выбор. Ведь всякий выбор — осмысленный и твой — верный. По крайней мере, Рыжий это уважает. И, выпустившись из Дома, он изредка навещает старых друзей. Они, конечно, не могут как-то порадоваться, что он к ним приходит, но зато сам Рыжий — может. И радуется.

После выпуска, когда о Спящих уже все забыли, Рыжий начинает посещать их даже чаще. Они нисколько не меняются внешне. Там — время идет иначе. Хорошо, если на Изнанке прошло хоть несколько лет, а может ведь только месяцы…

Ему нравится смотреть на опустевшие кровати тех, кто испарился. Впервые увидев, что Спящих стало меньше, он поверить себе не мог. Буйствовал и запоем читал газеты. Писали об этом неохотно. И ясное дело, о таком ведь не говорят! Потом оставалась только тихая радость и стремление с кем-то перетереть эту тему, но так как желающих не нашлось, он быстро остыл. Последующие исчезновения Спящих воспринимались им спокойнее, за Рыжую перестало болеть сердце, и он только радовался, что ушедшие Ходоки времени даром не теряют. Хотя, конечно, даже эти несколько переводов заняли у них многие годы, но время… время в Лесу течет по-иному, тут уж ничего не попишешь. А Ходоков и без того — раз, два и обчелся. Но вот как странно расходятся их дороги… в разные плоскости, где день — это ночь, а рассветов не существует вовсе.

Из палаты Спящих Рыжий всегда выходит немного потерянным. Ему после этого хочется помолчать и поразмышлять. И он оттягивает возвращение в общину.

На лестничном пролете подходит к окну и возится с замком, пытаясь приоткрыть форточку. И чуть не вырывает с мясом саму раму, услышав:

— Ну привет, сбежавший.

Рыжий оборачивается на голос, присматривается, дважды моргнув, и расплывается в улыбке. Руки его механически шарят по карманам в поисках сигарет, но находят только потертую зажигалку и горсть мелочи. Он бросает монетку на удачу и спрашивает:

— Курить есть? — хриплым от удивления голосом. Как минимум, она никогда не здоровается. Это как минимум! Как максимум — ее здесь вообще быть не может. Рыжий трет ладонью лицо и усмехается: — У меня в глазах, кажется, двоится.

Мыском ботинка Крыса давит оброненную Рыжим монету. Играет ей немного, а потом поднимает и сует в карман. Оставляет на память.

— Не кажется, не двоится. У меня так же, держи, — она протягивает ему измятую сигарету, будто последнюю, специально сбереженную для такого случая. — И я тоже рада тебя видеть, — говорит она серьезно, даже не улыбнувшись, а потом распоряжается: — Ну, рассказывай, — и деловито усаживается на бетонную ступеньку.

В первый момент Рыжий давится дымом и хочет съехидничать: мол, что рассказывать-то, — а потом сам не замечает, как взбирается на перила и открывает рот. И начинает говорить. Вообще обо всем, что когда-либо происходило. На словах о Спящих Крыса криво улыбается — конечно, о них она знает из первых рук. На словах об общине — каменеет и, кажется, даже перестает выдыхать облачка пара. На словах о приезде Сфинкса она толкает Рыжего локтем и говорит:

— Хватит, спасибо.

Молчит некоторое время, пока Рыжий переосмысливает. Ее приход и ее появление. Зачем? Пришла, вернулась? Как? Но главное все же — зачем?

И Рыжий спрашивает:

— Зачем тебе это, а?

Крыса хмурится какое-то время и неохотно говорит:

— Хотела повидаться, только не зазнавайся, ты — промежуточная цель. А конечная тебя не касается, так что я не стану о ней рассказывать, — она размышляет еще немного и мягко просит: — О таком не говорят, ладно?

— Ладно, — не задумываясь соглашается Рыжий, и Крыса встает со ступенек, отряхивает песок со штанов и поднимает на Рыжего глаза. Но молчит, будто собирается для чего-то по частям и с огромным усилием. Настороженная и хмурая — все та же, прежняя, с бледной кожей и тяжелым взглядом. Будто время там действительно не течет, остановив свой ход по желанию Повелителя.

Рыжий опускает взгляд на тлеющую в руках сигарету. Кожа огрубела от работы и времени, и сигарета тоже почти кончилась. Наверняка, Крыса совсем не его хотела увидеть. Не того, кем Рыжий стал, но того, кем он был когда-то. Увы и ах, но время не стоит на месте, и даже если б мог, Рыжий не стал бы с этим ничего делать.

— Как ты? — спрашивает он, проявляя участие. Ему это важно, правда важно, он ловит быстрые взгляды и следит за ее руками.

— Устала, — честно отвечает Крыса, помедлив. Кивает куда-то в сторону, будто вот там она устала, а здесь… здесь она мимоходом или вообще ради отдыха. Никакой возни с контрабандой, никаких ответственных поручений, никакой работы проводником для Спящих, ведь вытащить их можно только с той стороны. А здесь ни разбудить, ни помочь. Они там — душой, но не телом. Они сделали свой выбор.

Рыжий свой тоже сделал и с тех пор не жалел о нем ни единого мгновения. И редко вспоминал.

Крыса об этом, кажется, только сейчас понимает и наконец-то собирается до конца. Решается.

— Знай, просто знай… — произносит она, пятясь спиной к лестнице и неотрывно глядя ему в глаза. — Ты ничего не должен. Но мне тебя очень не хватает, Смерть.

Он моргает. Он давно не Смерть. Крыса разворачивается и быстрым шагом, топая, спускается по лестнице. Рыжий тушит сигарету и тоже идет вниз, твердо зная, что у парадного входа ее, конечно, не будет. Он выходит наружу, вдыхает свежий воздух. И долго размышляет, взад-вперед гуляя по крыльцу.

Не зря он сбегал от лап другого мира, не зря отделывался от старой клички, ведь победив Смерть, он стал Рыжим, просто Рыжим, у которого жена и восемь детей, который счастлив.

— Смерти больше нет, — говорит он сам себе.

И жизнь продолжается.