Волшебство в старом парке (джен)

— Добрый вечер.

Хелен вздрогнула. Возникший перед ней человек мог напугать кого угодно: костлявый, серовато-бледный, длинные, спутанные волосы падают на лицо, не мешая, однако, разглядеть впечатляющий синяк вокруг левого глаза. И одежда под стать: длинный, до щиколоток, балахон, невероятно грязный и истрёпанный. А пятна на груди — явно кровь, кажется, даже не успевшая толком засохнуть. И это в охраняемом подъезде! У двери собственной квартиры!

— Не бойтесь, Маргарет, я не причиню вам зла.

Только один человек мог назвать её так. Только один — и ЭТОТ был на него совсем не похож. Даже голос другой, более хриплый. А вот интонации, на удивление, сохранились прежние.

— Сайрус?

— Вообще-то, меня зовут иначе. Как и вас, правда?

— Нет, это правда ты? Откуда? И в таком виде… Это ведь кровь, да? Ты попал в аварию? — тогда, тринадцать лет назад, она так и не решилась перейти на «ты». Зато теперь это произошло само собой.

— Я попал в тюрьму. И сбежал оттуда. Не бойся, я сейчас уйду. Только задам два вопроса.

— Куда ты уйдёшь в таком виде? Тебя кто-нибудь видел? Охранник? — Хелен торопливо рылась в сумке в поисках по обыкновению завалившихся куда-то ключей.

— Никто меня не видел. Хелен, не дури, меня ищут все, кому не лень, а не лень никому. Полиции в том числе. Влипнешь по самые уши!

— Тем больше оснований не торчать на площадке, пока соседи не пожаловали!

— Ты бы хоть спросила, за что меня посадили, — буркнул он, всё же заходя в прихожую.

— Иди прямо в ванну. Откуда кровь, ты ранен?

— Уже нет. А кровь — пустяк, нос разбил. Ну и что теперь?

— Раздевайся, — она щедро плеснула в ванну пены, пустила воду. — Так за что тебя посадили? Ох!

Последнее относилось к его спине, выглядевшей так, словно по ней основательно прошлась когтистая лапа. И не один раз. Теперь Хелен поняла, что означало «уже нет» — раны затянулись, но шрамы выглядели совсем свежими.

— Не волнуйся, уже зажило. Ну, почти. А посадили за убийство двенадцати человек. Точнее, одиннадцати человек и одного мага. Нравится?

— Но ты же их не убивал?

— Нет. Но доказательств нет тоже. Вернее, все доказательства против меня. Да, ещё предал в руки убийцы семью: супруги и маленький ребёнок. Правда, ребёнка убить не удалось, — он старался говорить спокойно и даже иронично, но Хелен видела, как трясутся его губы. И как на последних словах он стиснул край ванны: так, словно это было чьё-то горло. Судя по всему — упомянутого убийцы.

— Теперь я знаю, как тебя на самом деле зовут.

— Я так популярен среди ма… лондонцев? — он криво усмехнулся.

— Не старайся быть тактичным, я знаю, как вы нас называете и не нахожу в этом ничего оскорбительного. А про тебя Сай рассказывал, когда на Рождество приезжал. Да и имя похоже. Это ведь тебя они там весь год ловили?

— Ловили, ага… Слушай, у тебя шоколада нет?

— Нет. Могу сварить какао, если хочешь.

— Хочу. Побольше, и порошка не жалей, ладно?

Когда Хелен вернулась с большой кружкой горячего напитка, мужчина спал, свесив левую руку за край ванны и уронив голову под таким неудобным углом, что она испугалась — а спит ли он? Осторожно коснулась запястья и тут же об этом пожалела — он отреагировал так, словно его ткнули как минимум горящей сигаретой. Перехватил её руку, резко дёрнул, окатив водой с клочьями пены — Хелен только порадовалась, что кружку догадалась поставить, а то бы прощай все труды.

— Пусти, больно!

— Ох, прости! Инстинкты, чтоб им...

— Ерунда, всё равно костюм пора в чистку. Держи своё какао.

— Спасибо. А ещё не сваришь?

— Не сварю — порошок кончился. Хочешь, сбегаю в магазин?

— Да ладно, обойдётся. Слушай, а у тебя ножницы есть? Не отмывать же эти космы...

— Давай уж тогда подстригу, всё лучше, чем самому!

Минут через двадцать (Хелен как раз успела заварить чай) он появился на кухне в «набедренной повязке» из полотенца и тяжело опустился на табурет:

— Насвинячил я тебе там изрядно. Потом приберу, ладно? Посижу чуть-чуть...

— Какая тебе уборка, пей чай да ложись!

— Нет, так нехорошо... А, ладно, будь по-твоему. Что-то я действительно расклеился.

Ночью ему стало плохо. Совсем. Хелен разбудил его голос, со сна она не сразу вспомнила про гостя и испугалась. А войдя в комнату испугалась ещё больше: мужчина бредил, пытался вскочить, но сил хватало только приподняться на локтях. Открытые глаза смотрели сквозь неё, температуру можно было даже не мерить — и так чувствовалось, что под сорок. А то и «за». Хелен кинулась к телефону — вызвать врача, но тут же вспомнила его слова про полицию и кинулась к аптечке. Небогатой, надо сказать. По вдохновению сотворила коктейль из растворимого аспирина, валерьянки и каких-то сердечных капель. Напоить больного оказалось проще, чем она опасалась — едва почувствовав на губах влагу он сам припал к стакану и проглотил всё до капли — видимо, его мучила жажда. К её огромному облегчению, лекарство помогло — жар немного спал, больной успокоился и уснул. Сама Хелен лечь больше не решилась. Пойти на работу тоже. Хорошо, что у них иногда практиковалась работа с документами дома, а шеф хорошо к ней относился и даже не спросил, почему не предупредила заранее.

Убедившись, что гость спит (и температура вроде бы уже нормальная) она рискнула сбегать в ближайший супермаркет. Купила молока и несколько плиток горького шоколада — не зря же он просил, вдруг это ему действительно необходимо? Уже подходя к выходу сообразила, что в доме не найдётся одежды его размера, а то, что было на нём, не годится даже на половую тряпку. Пришлось подниматься на второй этаж и подбирать одежду на глаз — ладно, на первое время сойдёт...

Вернувшись, Хелен застала гостя в дверях комнаты, держащегося за притолоку. Сперва она испугалась, потом рассердилась, а потом сообразила и смущённо спросила:

— Тебе помочь?

— Я так похож на умирающего? — невесело хмыкнул он.

— Зеркало дать?

— Не надо, у меня воображение хорошее...

Хелен поторопилась перестелить постель, бельё насквозь промокло от пота. Как раз успела. Помогая ему лечь (он не возразил — похоже, ночной приступ его совсем вымотал) Хелен обратила внимание, что шрамы на спине почти исчезли, как и синяк на лице.

— Это волшебство такое, да?

— Вроде того. Знаешь поговорку «заживает, как на собаке»? Так это про меня.

— Почему?

— Я тебе потом расскажу, ладно?

— Конечно. Я тебе шоколада купила, будешь? А я пока что-нибудь приготовлю. Хочешь яичницу?

— Хочу всего и побольше. Шоколад лучше было сразу, но и сейчас лишним не станет.

— Сразу — после чего? Что у тебя там произошло?

— Много... всякого. Например, пообщался с большой компанией милых таких существ, дементоры называются, — его передёрнуло. — Не слышала?

— Представь — слышала. А что, от них шоколад помогает?

— В какой-то степени.

— Ладно, отдыхай. Будет тебе сейчас и яичница и кофе в постель.

— Лучше бы в чашку...

Шуточка Хелен обрадовала — умирающие обычно не вспоминают бородатые анекдоты. И не лопают яичницу с таким азартом. Потом он снова задремал, а у Хелен наконец нашлось время немного подумать. Главным образом о том, как ко всему этому отнесётся Сай.

* * *

— Как ты меня разыскал?

Он полулежал, опираясь спиной на подушки и медленно прихлёбывал тёплое молоко, обхватив кружку обеими руками. Словно согреть их пытался. Хелен смотрела на его пальцы: такие худые, что суставы казались костяшками игрушечных счётов (у Сая были такие счёты: круглые разноцветные костяшки на толстых прутьях). Усмехнулся невесело:

— Мне иногда везёт. Подслушал, как Сай рассказывал приятелям о магловской жизни и упомянул адрес — что-то там было от дома не то близко, не то, наоборот, далеко... И фамилию его тоже подслушал.

— Он что, и квартиру называл?

— Квартиру я в списке жильцов вычитал.

— И охранник не обратил на тебя внимания?

— Ну... понимаешь... в общем, я умею превращаться в собаку. Большую такую, чёрную собаку. Так что внимание охранник, конечно, обратил, но что с того?

— Так ты что, оборотень???

— Анимаг.

— А в чём разница?

— Во всём. Оборотни не властны над превращением — это раз. Они перекидываются во время полнолуния — обычно в течение трёх ночей — и превращаются при этом в волков, и даже не в обычных волков, а в монстров, для которых любой человек или добыча, или враг. А чаще — и то, и другое. Оборотнем или рождаются, или становятся в результате укуса. А анимагом можно стать с помощью особого волшебства, это трудно и небезопасно, поэтому анимагов очень мало. Зато если уж стал, то перекидываться можно в любое время, и разум при этом остаётся почти человеческим. Во всяком случае, рассудок сохраняется полностью. И ещё — анимаги превращаются в разных животных. В смысле — каждый в своё. Нас было трое, Джеймс превращался в оленя, я — в собаку, а... третий — в крысу, — мужчина так стиснул руки, что остатки молока едва не выплеснулись на одеяло.

— Что с тобой?

— Ничего. Просто это он их предал. А я, выходит, помог. Прости, ты ведь ничего не понимаешь, наверное? Давай-ка я расскажу всё по порядку.

Со всеми пояснениями рассказ занял больше часа.

— И ты на суде не смог оправдаться?

— Не было никакого суда. Да и не стал бы я оправдываться, наверное. Зачем, если действительно виноват?

— Идиот!

— Идиот — это точно, — он устало опустил голову на подушку. — Если бы тогда не к Питеру отправился, а сразу к ним рванул... Чуял же неладное, интуитивист хренов! Прости... Мог бы и успеть. Может, хоть Лили с Малышом сбежать бы сумела. Всё не один бы рос... ребёнку мать важнее, даже мальчику...

Хелен поразило, что он ничуть не рисовался — искренне сожалел, что не сумел выменять жизнь жены друга на свою.

— Но тогда этот... Волдеморт, да? не погиб бы, наверное?

— А он и не погиб. Развоплотился. А сейчас снова копит силы, чтобы вернуться. Вообще-то, никто не сможет сказать, что было бы. И что вообще произошло. Заклятье-то было — смертельнее некуда, его даже отразить нельзя, разве только увернуться. А от Малыша срикошетило как... как... о, как пуля от танковой брони, — он вдруг рассмеялся тихонько. — Вот уж точно, Джеймсова кровь! Деревянной голове...

— Ты это о чём?

— Да так, вспомнилось. Знаешь, Джеймс был исключительно умный человек, но в чём-то — дурак дураком. Мы всё шутили, он даже обижался иногда.

— Это он и был тот твой друг, который Ромео? Помнишь, ты рассказывал?

— Рассказывал, правда? Не помню... Но если Ромео, так да, он, — мужчина вдруг резко отвернул лицо, обхватил руками плечи, словно разом замёрзнув. Хелен робко коснулась его плеча:

— Тебе надо отдохнуть. Я принесу лекарство, да? И чаю согрею.

— Да, спасибо, — глухо отозвался он не поворачиваясь и Хелен остро пожалела, что нормальные транквилизаторы без рецепта не продают. Впрочем, когда она вернулась, он уже успел взять себя в руки. Послушно проглотил лекарственный «коктейль» (тот же, что ночью, только аспирину поменьше), запил чаем.

— Может, тебе коньяка дать?

— Ага, бутылки две... Да не пугайся ты так, к утру буду как огурчик. Это всё пустое, просто расслабился немного.

Утром он действительно чувствовал себя лучше. И с таким энтузиазмом принялся примерять купленную накануне одежду, что Хелен не ушла из дому, пока не заставила его поклясться, что не сбежит, пока она на работе и вообще будет паинькой. Он неохотно поклялся.

* * *

— Так о чём ты хотел меня спросить?

Они вдвоём ужинали на кухне: ни дать ни взять, добропорядочные супруги. Одежда пришлась ему почти впору, разве что рубашка, слегка узковатая в плечах, в остальных местах висела как на вешалке. Выглядел он чуть получше, но до хотя бы «прилично», по мнению Хелен, было ещё далеко.

— Спросить, да... Только обещай, что ответишь правду, ладно?

— Да. Но и ты мне тогда ответишь правду. На один вопрос.

— Отвечу. Правду. Хелен, почему ты мне веришь? Ведь я мог всё это придумать!

— Это первый вопрос?

— Нет, дополнительный.

— Ты не просил о помощи. Вообще ни о чём не просил.

— А может, я хороший психолог?

— Тогда ты очень хороший психолог. И гениальный актёр впридачу — умеешь играть даже в бессознательном состоянии.

— Правда? Ничего не помню... Ладно, вот тебе первый вопрос: ты хотела того, что произошло? Я имею в виду не процесс, а результат.

— Конечно, хотела! Иначе приняла бы меры, нет?

— Дело в том, что меры как раз принял я. В вине было зелье. Только оно почему-то не сработало. Я вот теперь думаю — может, это от желания зависит? Хочешь — работает так, не хочешь — наоборот.

— Почему же ты меня не предупредил?

— Да мне и в голову не приходило, что можно желать ребёнка от мужчины, которого видишь первый и последний раз в жизни!

— Видишь — можно.

— Что ж, одним камнем меньше. Теперь второе: Сай знает? Или считает отцом твоего мужа?

— Бывшего мужа, — с нажимом уточнила она. — Нет, не считает. Причём просветила его на этот счёт не я, а сам Нортон. Нашёл момент. Саю тогда лет восемь было.

В глазах мужчины сверкнуло холодное бешенство. Хелен едва не пожалела, что стала отвечать столь подробно: если ему взбредёт в голову мстить... Да ещё, не дай бог, прямо сейчас...

— И что Сай?

— Обрадовался. Ему этот «дядя» совсем не понравился.

— Ладно, тогда пусть живёт.

— Ты что, мог бы...?

— Убить? Нет, зачем. Придумал бы что-нибудь повеселее. В жабу там превратить, хобот приделать... или ещё что...

— Шутишь?

— Ни капельки. Впрочем, шучу. Палочки у меня нет, а без неё колдовать почти невозможно. Только трансгрессировать. Ну и перекидываться, конечно. Для этого палочка не нужна.

Хелен украдкой облегчённо вздохнула.

— Теперь твоя очередь откровенничать. Почему ты подошёл ко мне тогда? Там ведь был... неплохой выбор. Только не говори «понравилась»!

— Понравилась, да... Ты вот всё переживала, что некрасива. А красивым тоже не сахар, что мужчинам, что женщинам. Из них так и норовят сделать игрушку. Поначалу это даже может быть приятно, а потом — приедается. Мне вот очень быстро надоело быть игрушкой. Годам так к девятнадцати. Или ещё раньше. И я стал избегать тех женщин, которые хотят поиграть. Наверное, я действительно немного психолог. Или немного эмпат. Я всегда чувствовал, кто ищет развлечений, а кто — спасения.

— Спасения, значит? Что ж, у тебя неплохо вышло.

— Прости. Ты хотела правды — вот тебе правда.

— Дурачок, я совсем не шучу. И я тебе очень благодарна. Ты меня действительно спас. Причём от стольких вещей сразу...

— Правда? — он улыбнулся. Впервые улыбнулся по-настоящему. И на миг стал похож на себя-прежнего. У Хелен перехватило дыхание. Она и забыла, какой он — прежний.