Волшебство в старом парке (джен)

Хелен Нейл была тем, что принято называть современной женщиной. Она работала в престижной фирме, считалась хорошим профессионалом, её ценило начальство и уважали коллеги. У неё была собственная квартира в Лондоне (не слишком большая, но в хорошем районе) и машина — opel-corsa последнего года выпуска. Её сын учился в частном закрытом колледже. Мужа у неё не было.

Хелен не была красива. Уродлива она, впрочем, не была тоже. Такую внешность обычно называют «бесцветной», но к Хелен подобный эпитет не подходил. Нет, она не старалась выглядеть стильно или сексуально, она вообще не старалась «выглядеть». Она просто была такой, какой была и с этим почему-то приходилось считаться.

Хелен носила девичью фамилию, хотя успела побывать замужем. Шептались, что с её разводом связана какая-то грязная история, но достоверно никто ничего не знал. Во всяком случае, её сын носил фамилию матери.

Хелен была очень современной женщиной.

* * *

Тогда, в 81-ом, она тоже была современной женщиной. Наверное. Зато отчаявшейся была точно.

Она вышла замуж в восемнадцать лет. Муж был младшим партнёром в фирме её отца и этот брак устраивал всех. В том числе и саму Хелен — она совсем не заблуждалась на свой счёт, у неё никогда не было ухажёров, ей не писали записок и не говорили двусмысленностей. Её даже за косичку в школе не дёргали, а если какой парень в колледже и начинал вокруг неё увиваться, то только с одной целью — попросить списать. Училась она хорошо.

Сначала она думала, что сможет жить с мужем если не в любви, то хотя бы в согласии. Будет помогать ему в бизнесе (отец говорил, что у неё неплохие мозги и пару раз даже воспользовался её советами), будет вести дом и растить детей. И не станет слишком уж придираться к коротким юбкам секретарш, она ведь современная женщина, а мужчины есть мужчины, правда? Им следует прощать маленькие слабости.

Действительность превзошла самые худшие ожидания.

Первый год муж был с ней, по крайней мере, любезен. А временами так и почти ласков. Правда, ей не нравилось, что он называл её «мышонком», ну да бывают прозвища и глупее. В конце концов, она младше на целых шестнадцать лет, он вправе относиться к ней снисходительно...

Потом умер её отец.

Их отношения никогда не были слишком тёплыми, отец вообще был человеком сдержанным в проявлении чувств, но они были, пожалуй, друзьями и Хелен искренне и глубоко переживала его смерть. И вовсе не обиделась, когда выяснилось, что свою часть бизнеса отец завещал зятю, — наоборот, посчитала это вполне разумным. Ей самой достался только коттедж в пригороде Лондона, где отец (а прежде и она сама) жил последние пять лет, после смерти второй жены. Не везло ему с жёнами.

Муж ещё тогда уговаривал её продать коттедж, а деньги вложить в дело. Она отказалась (впервые отказав мужу в чём-то важном), и как же хвалила себя потом за неуступчивость! Но это было потом…

После смерти её отца муж как-то очень быстро изменил отношение к ней. О любезности больше и речи не шло, он был почти откровенно груб. Хелен надеялась, что всё изменится с рождением ребёнка, но ребёнка всё не было. Родители мужа сперва намёками, а потом всё более откровенно интересовались перспективой появления внука. Солидному женатому мужчине в тридцатипятилетнем возрасте пора уже иметь наследника, утверждали они. Хелен не возражала, она делала всё, что рекомендовали популярные брошюры, но результат был нулевым.

К концу третьего года супружества Хелен робко предложила мужу вместе пройти обследование. Лучше бы она этого не делала!

— Платить деньги этим шарлатанам! — орал муж, не стесняясь присутствия служанки — Этим коновалам! Этим пиявкам, готовым высосать из тебя все соки под любой липовый диагноз! Да что тут обследовать! Ты на себя в зеркало посмотри, этого будет достаточно! Разве ты женщина?! Мышь серая, моль бледная! Куда я смотрел, когда твой отец всучил мне такое сокровище!

«На его пакет акций» — готова была ответить она. Но промолчала. Зря, наверное. Лучше от этого не стало. Но тогда она действительно считала себя виноватой.

Следующий год превратился почти в кошмар. Неизвестно, чем бы всё кончилось, но, как и положено, в дело вмешался случай.

На Рождество подруга (давняя, ещё школьная, с которой они порой перезванивались и обменивались скромными подарками к праздникам) подарила ей лотерейный билет. Тираж был в марте и Хелен неожиданно выиграла довольно крупную сумму. У неё никогда не было столько собственных денег, а последние четыре года — не было вовсе, муж сам оплачивал все счета. Муж как раз уехал по делам фирмы почти на месяц, и Хелен решилась: прошла в частной клинике обследование на бесплодие.

Результаты её поразили. Не вполне доверяя письменному заключению, она попросила разговора с врачом.

— Вы на удивление здоровая женщина, — твёрдо заявил ей немолодой, очень серьёзный профессор, заведовавший отделением, — ваши анализы можно в учебники вставлять, с внутренними органами тоже всё в полном порядке. Приводите мужа, скорее всего проблема в нём. Либо ваши гены просто несовместимы, такое тоже бывает.

О том, чтобы заставить мужа обследоваться, не могло быть и речи. Любой намёк приводил его в ярость. Да и свекровь уже не слишком стеснялась в выражениях. Конечно, следовало просто подать на развод. Но похоже, постоянные утверждения мужа: «никому, кроме меня, ты и с приплатой не нужна» сделали своё дело. То, что лучше уж никакого мужа, чем такой, ей как-то не приходило в голову. Видимо, сказывалось воспитание.

Конечно, придуманный ею план с самого начала был вполне идиотским. Потом она часто спрашивала себя: как она, неглупая в общем-то женщина, могла дойти до столь бредовой идеи? И находила только один ответ: от отчаянья.

Она решила найти мужчину, внешне хоть немного похожего на её мужа, и родить от него ребёнка. Не спрашивая его согласия, разумеется.

* * *

Хелен и сама не смогла бы сказать, почему выбрала для своей эскапады пивной бар. Скорее стоило пойти на дискотеку. Но там темно и свет мигает, а ей надо же было разглядеть претендента! Впрочем, она очень скоро пожалела о своём выборе. Здесь, видимо, света было достаточно, чтобы разглядели её саму. Пора было уходить, но Хелен всё медлила. На вторую попытку у неё не хватило бы смелости.

— Леди позволит? — светским тоном произнесённый вопрос застал её врасплох. Хелен повернулась — и застыла едва ли не с раскрытым ртом. Перед ней стоял синеглазый брюнет, сотворённый точно по её заказу. Только двумя классами выше.

Молодой — лет двадцать-двадцать пять, не больше, высокий, стройный, немыслимо элегантный. Чёрная кожаная куртка смотрелась на нём как рыцарские доспехи и даже простецкие джинсы не портили впечатления. Прекрасный Принц, мечта любой женщины от десяти до шестнадцати. Потом большинство начинает мечтать о чём-то более реальном.

Принц терпеливо ждал её ответа.

— Позволит — что? — совершенно по дурацки ляпнула она и тут же залилась краской по самый затылок. Он, однако, вовсе не посчитал вопрос дурацким — или не подал вида. Ответил серьёзно:

— Понимаете, у меня сегодня свободный день — редкость в последнее время — и такие дни я предпочитаю проводить в общении с приятным человеком. Мне показалось, что вы тоже ищете собеседника. Я не ошибся?

— Не ошиблись, — она уже взяла себя в руки. И почему-то совершенно перестала бояться. — Ваше общество меня вполне устроит, если вас устроит моё.

— В таком случае, — он кинул мимолётный взгляд на её почти нетронутый бокал, — позвольте, для начала, пригласить вас в друге кафе. Вы ведь не любите пиво?

— Не люблю, — легко согласилась она, соскальзывая с высокого табурета.

Они устроились за столиком открытого кафе в двух кварталах от бара. Подошедшая официантка была красива. На Хелен она смотрела, как породистая левретка из окна лимузина на обшарпанную дворнягу, лакомящуюся парнОй говяжьей вырезкой. Вопрос «Какого чёрта?» был написан на её лице крупными буквами, заставив Хелен остро почувствовать, как странно и нелепо она должна смотреться рядом с ТАКИМ мужчиной. Ему, впрочем, подобные мысли в голову не приходили. Наверное.

— Вы не голодны, нет? Тогда, пожалуйста, сыра и фруктов. И два высоких бокала. Прошу вас, мисс, пожалуйста!

Под его улыбкой возражения официантки не просто увяли — испарились, словно кусочек льда в доменной печи. Заказ появился на столике почти мгновенно. Хелен наклонилась поправить сбившийся ремешок босоножки, а когда выпрямилась мужчина неторопливо разливал по бокалам вино из высокой узкогорлой бутылки. Откуда она взялась, понять было невозможно — карманы короткой куртки наличия подобных сосудов явно не предусматривали.

— Как вас зовут, таинственная незнакомка?

— Маргарет, — утром ей попался какой-то политический обзор, и имя первым пришло на ум. — А почему таинственная?

— Женщина — это всегда тайна, — он улыбнулся. Может быть, тоже читал что-то политическое? — А незнакомая женщина — тайна в квадрате. Меня зовут Сайрус.

Теперь улыбнулась она. Нет, имя не такое уж редкое. Но ей тут же вспомнился почти всемогущий инженер Сайрус Смит.

— И вы можете собрать телеграф из раковин-жемчужниц и веток баобаба?

— Почему? — искренне изумился он.

Пришлось рассказывать о герое месье Верна, способном разжечь костёр с помощью двух часовых стёклышек и чуть ли не на этом же костре выплавить железо и сварить нитроглицерин.

— Костёр я ещё мог бы разжечь, — рассмеялся мужчина, — а вот телеграф вряд ли соберу даже из полного набора деталей. Ну что ж, давайте выпьем. Выпьем за неповторимость. Неповторимость каждого человека и каждого дня в этой жизни!

Вино было потрясающим — это она поняла, хотя вовсе не являлась знатоком. Отец считал, что молодой девушке пить спиртное вообще не положено, в бары её никто не приглашал, а муж предпочитал виски.

Несколько минут они молча смаковали вино. Он смотрел на неё и улыбался.

— Чему вы улыбаетесь?

— Вы хорошо пьёте вино. Правильно.

— Правильно — это как?

— Со вкусом и без жадности. Красиво.

— Напрасно вы посчитали себя обязанным говорить комплименты.

— Я редко говорю комплименты. Правду говорить гораздо приятнее.

— Не стоит, право. Я некрасива и прекрасно знаю это.

— Некрасивых женщин не бывает, — вполне серьёзно возразил он, — бывают неогранённые.

— Это как?

— Вам когда-нибудь приходилось видеть нешлифованный алмаз? Мутная стекляшка и ничего больше. Всё зависит от искусства гранильщика.

— Мой муж считает иначе, — Хелен сразу же пожалела о вырвавшихся словах. Не стоило, наверное, о муже…

— Он просто несчастный человек, ваш муж. Не понимает простых вещей. Или не хочет понимать. Сел за рояль не умея играть — не стоит пенять на клавиши.

— Это стихи?

— Ага. Из ненаписанного. Меня никогда не хватало больше, чем на одну строчку. А вы любите стихи?

— Очень!

Читал он хорошо — так просто и искренне, словно строки шекспировского сонета рождались прямо здесь и сейчас. Хелен слушала, глядя как солнце плещется в золотистой глубине бокала. «…Не знаю я, как шествуют богини, но милая ступает по земле…». С детства знакомы строки вдруг приобрели совсем особый смысл и убедительность.

— И всё же жениться предпочитают на красивых…

— Жениться надо не на самой красивой и даже не на самой желанной — на единственной. Вот мой друг, он женат. Так для него с тринадцати лет существовала только одна женщина на свете. Мы его Ромео звали.

— У Ромео до Джульетты была Розалинда.

— Могло быть сколько угодно Розалинд. Но единственной стала Джульетта. И только это помнится. Просто не всегда её удаётся найти сразу.

— Её? Или его тоже?

— Разумеется.

— Большинство мужчин считает иначе.

— Вы будете смеяться, но большинство женщин — тоже.

— Сайрус, сколько вам лет?

— Двадцать один, а что?

— Вы говорите как умудрённый опытом человек. Вам, наверное, много довелось пережить?

— Ну… кое-что довелось, пожалуй. Так, пара приключений…

— Расскажете?..

— Это не так уж интересно. А то, что я говорил, я не сам придумал. Просто я с этим согласен. Давайте я вам лучше ещё стихи почитаю?

Он читал стихи. Потом они говорили — вроде бы ни о чём, но на самом деле о чём-то очень важном. Хелен больше не волновали ставшие уже откровенно завистливыми взгляды красивой официантки. Она их просто не замечала. Она почти забыла, зачем явилась сегодня в бар, надев самую открытую блузку, какая нашлась в её гардеробе. Она знала, что сказка скоро кончится: может быть, через минуту, или через час, но это её не огорчало. Это было правильно и неизбежно. Важно, что сказка была.

— Вы когда-нибудь ездили на мотоцикле?

— Нет.

— Хотите?

— Ну... они так ревут всегда...

— Мой не ревёт. Во всяком случае, не всегда. И уж точно — не сегодня.

— Почему?

— Потому что сегодня всё будет так, как хотите вы.

Мотоцикл шёл так плавно, словно летел над дорогой. И действительно совсем тихо, шум мотора был не громче шелеста шин по асфальту. Она смутно помнила, что положено надевать шлем, но он этим пренебрёг, и ни один полисмен их не остановил. Ветер играл волосами — его и её — и впервые в жизни её не волновало, что причёска растрепалась, что юбка, наверное, задралась совершенно неприлично, что... Её вообще ничего не волновало.

Потом он свернул на аллею Кенсингтонского парка и заглушил мотор.

— Пройдёмся?

— У вас мотоцикл украдут, — она ясно поняла, ЧТО сейчас — буквально через несколько минут — произойдёт и вдруг снова испугалась.

— Не украдут, он заговоренный.

— А вы?

— Я тоже, — он терпеливо ждал её решения.

— Вы этого хотите?

— Я же сказал: сегодня всё будет так, как хотите вы.

— Идёмте, — как в воду головой. Он улыбнулся ободряюще, со средневековой галантностью предложил — именно «предложил» — ей руку. Они пошли по тропинке, потом свернули в самую чащу.

— Видите — сирень цветёт? Удивительно, правда? Везде давно отцвела...

Куст сирени словно раскрылся им навстречу и сомкнулся, душистым шатром укрыв их от случайного взгляда. Хелен снова не поняла, откуда он достал вино. А теперь ещё и бокалы в придачу.

— Откуда они у вас?

— Украл, — он заговорщицки подмигнул. — Но вы не бойтесь, я верну. Потом.

Трава была мягкая, шёлковистая, как дорогой персидский ковёр. И тёплая. И где-то вдалеке пела флейта — нежно и чуть печально.

У выхода из парка он тормознул такси, дал водителю довольно крупную купюру:

— Отвезёте леди, куда она прикажет.

— Да, сэр.

Он не поцеловал её на прощание, только взял за руки, заглянул в глаза и попросил — тихо и очень серьёзно:

— Пожалуйста, обещайте, что не станете больше устраивать подобных... экспериментов, ладно? Люди всякие встречаются.

— Не стану, — легко согласилась она, зная, что выполнит обещание.

На «ты» они так и не перешли.

* * *

Через три месяца, когда она убедилась окончательно и решилась сообщить мужу о беременности, разразился скандал. Оказывается, он прекрасно знал о собственном бесплодии. И даже не постеснялся представить справку на суде. Так что она с ещё нерождённым ребёнком осталась без гроша. Правда, у неё был отцовский коттедж. На выручку от продажи которого они и жили, пока она не нашла работу.

С работой ей на удивление повезло — а может, у неё и правда были «неплохие мозги». Во всяком случае, её продвижение по служебной лестнице было быстрым и вполне безболезненным. Сай рос здоровым, умным, хотя иногда и удивительно упрямым. С каждым годом он всё больше походил на отца, во всяком случае внешне. И Хелен почему-то совсем не удивилась, когда в день одинадцатилетия сына к ней пришёл очень любезный господин, отрекомендовавшийся представителем администрации закрытой школы Хогвартс и, после нескольких неопределённых фраз сообщил:

— Не знаю, обрадует вас это или огорчит, но ваш сын — волшебник. Самый настоящий. И должен учиться тому, для чего предназначила его природа.

Сай не удивился тем более. Оказывается, он давно умел делать всякие «штучки» (например, остановить мячик, летящий в чужое окно), только не знал, что это настоящее волшебство. Любезный господин передал ему письмо с приглашением в Школу и списком необходимых вещей и очень подробно объяснил, куда надо обратиться, чтобы всё это приобрести. Так началось их приобщение к миру магии.

Это было больше года назад. А теперь Хелен считала дни до начала летних каникул. Похоже, она соскучилась гораздо больше, чем сын. Ему-то скучать было некогда, его захватил новый мир, восхитительно таинственный, щекочуще-опасный, волшебный. А Хелен осталось только утешаться мыслью, что почти каждый хороший колледж работает по той же системе интерната и расстаться пришлось бы в любом случае. И всё же привыкнуть к отсутствию сына было тяжело. Куда тяжелее, чем к тому, что письма от него приносит не почтальон, а сова, для которой Хелен теперь постоянно держала в холодильнике кусочек мяса. Сай писал часто. Он всё же был хорошим сыном.

— Добрый вечер.

Хелен вздрогнула. Возникший перед ней человек мог напугать кого угодно: костлявый, серовато-бледный, длинные, спутанные волосы падают на лицо, не мешая, однако, разглядеть впечатляющий синяк вокруг левого глаза. И одежда под стать: длинный, до щиколоток, балахон, невероятно грязный и истрёпанный. А пятна на груди — явно кровь, кажется, даже не успевшая толком засохнуть. И это в охраняемом подъезде! У двери собственной квартиры!

— Не бойтесь, Маргарет, я не причиню вам зла.

Только один человек мог назвать её так. Только один — и ЭТОТ был на него совсем не похож. Даже голос другой, более хриплый. А вот интонации, на удивление, сохранились прежние.

— Сайрус?

— Вообще-то, меня зовут иначе. Как и вас, правда?

— Нет, это правда ты? Откуда? И в таком виде… Это ведь кровь, да? Ты попал в аварию? — тогда, тринадцать лет назад, она так и не решилась перейти на «ты». Зато теперь это произошло само собой.

— Я попал в тюрьму. И сбежал оттуда. Не бойся, я сейчас уйду. Только задам два вопроса.

— Куда ты уйдёшь в таком виде? Тебя кто-нибудь видел? Охранник? — Хелен торопливо рылась в сумке в поисках по обыкновению завалившихся куда-то ключей.

— Никто меня не видел. Хелен, не дури, меня ищут все, кому не лень, а не лень никому. Полиции в том числе. Влипнешь по самые уши!

— Тем больше оснований не торчать на площадке, пока соседи не пожаловали!

— Ты бы хоть спросила, за что меня посадили, — буркнул он, всё же заходя в прихожую.

— Иди прямо в ванну. Откуда кровь, ты ранен?

— Уже нет. А кровь — пустяк, нос разбил. Ну и что теперь?

— Раздевайся, — она щедро плеснула в ванну пены, пустила воду. — Так за что тебя посадили? Ох!

Последнее относилось к его спине, выглядевшей так, словно по ней основательно прошлась когтистая лапа. И не один раз. Теперь Хелен поняла, что означало «уже нет» — раны затянулись, но шрамы выглядели совсем свежими.

— Не волнуйся, уже зажило. Ну, почти. А посадили за убийство двенадцати человек. Точнее, одиннадцати человек и одного мага. Нравится?

— Но ты же их не убивал?

— Нет. Но доказательств нет тоже. Вернее, все доказательства против меня. Да, ещё предал в руки убийцы семью: супруги и маленький ребёнок. Правда, ребёнка убить не удалось, — он старался говорить спокойно и даже иронично, но Хелен видела, как трясутся его губы. И как на последних словах он стиснул край ванны: так, словно это было чьё-то горло. Судя по всему — упомянутого убийцы.

— Теперь я знаю, как тебя на самом деле зовут.

— Я так популярен среди ма… лондонцев? — он криво усмехнулся.

— Не старайся быть тактичным, я знаю, как вы нас называете и не нахожу в этом ничего оскорбительного. А про тебя Сай рассказывал, когда на Рождество приезжал. Да и имя похоже. Это ведь тебя они там весь год ловили?

— Ловили, ага… Слушай, у тебя шоколада нет?

— Нет. Могу сварить какао, если хочешь.

— Хочу. Побольше, и порошка не жалей, ладно?

Когда Хелен вернулась с большой кружкой горячего напитка, мужчина спал, свесив левую руку за край ванны и уронив голову под таким неудобным углом, что она испугалась — а спит ли он? Осторожно коснулась запястья и тут же об этом пожалела — он отреагировал так, словно его ткнули как минимум горящей сигаретой. Перехватил её руку, резко дёрнул, окатив водой с клочьями пены — Хелен только порадовалась, что кружку догадалась поставить, а то бы прощай все труды.

— Пусти, больно!

— Ох, прости! Инстинкты, чтоб им...

— Ерунда, всё равно костюм пора в чистку. Держи своё какао.

— Спасибо. А ещё не сваришь?

— Не сварю — порошок кончился. Хочешь, сбегаю в магазин?

— Да ладно, обойдётся. Слушай, а у тебя ножницы есть? Не отмывать же эти космы...

— Давай уж тогда подстригу, всё лучше, чем самому!

Минут через двадцать (Хелен как раз успела заварить чай) он появился на кухне в «набедренной повязке» из полотенца и тяжело опустился на табурет:

— Насвинячил я тебе там изрядно. Потом приберу, ладно? Посижу чуть-чуть...

— Какая тебе уборка, пей чай да ложись!

— Нет, так нехорошо... А, ладно, будь по-твоему. Что-то я действительно расклеился.

Ночью ему стало плохо. Совсем. Хелен разбудил его голос, со сна она не сразу вспомнила про гостя и испугалась. А войдя в комнату испугалась ещё больше: мужчина бредил, пытался вскочить, но сил хватало только приподняться на локтях. Открытые глаза смотрели сквозь неё, температуру можно было даже не мерить — и так чувствовалось, что под сорок. А то и «за». Хелен кинулась к телефону — вызвать врача, но тут же вспомнила его слова про полицию и кинулась к аптечке. Небогатой, надо сказать. По вдохновению сотворила коктейль из растворимого аспирина, валерьянки и каких-то сердечных капель. Напоить больного оказалось проще, чем она опасалась — едва почувствовав на губах влагу он сам припал к стакану и проглотил всё до капли — видимо, его мучила жажда. К её огромному облегчению, лекарство помогло — жар немного спал, больной успокоился и уснул. Сама Хелен лечь больше не решилась. Пойти на работу тоже. Хорошо, что у них иногда практиковалась работа с документами дома, а шеф хорошо к ней относился и даже не спросил, почему не предупредила заранее.

Убедившись, что гость спит (и температура вроде бы уже нормальная) она рискнула сбегать в ближайший супермаркет. Купила молока и несколько плиток горького шоколада — не зря же он просил, вдруг это ему действительно необходимо? Уже подходя к выходу сообразила, что в доме не найдётся одежды его размера, а то, что было на нём, не годится даже на половую тряпку. Пришлось подниматься на второй этаж и подбирать одежду на глаз — ладно, на первое время сойдёт...

Вернувшись, Хелен застала гостя в дверях комнаты, держащегося за притолоку. Сперва она испугалась, потом рассердилась, а потом сообразила и смущённо спросила:

— Тебе помочь?

— Я так похож на умирающего? — невесело хмыкнул он.

— Зеркало дать?

— Не надо, у меня воображение хорошее...

Хелен поторопилась перестелить постель, бельё насквозь промокло от пота. Как раз успела. Помогая ему лечь (он не возразил — похоже, ночной приступ его совсем вымотал) Хелен обратила внимание, что шрамы на спине почти исчезли, как и синяк на лице.

— Это волшебство такое, да?

— Вроде того. Знаешь поговорку «заживает, как на собаке»? Так это про меня.

— Почему?

— Я тебе потом расскажу, ладно?

— Конечно. Я тебе шоколада купила, будешь? А я пока что-нибудь приготовлю. Хочешь яичницу?

— Хочу всего и побольше. Шоколад лучше было сразу, но и сейчас лишним не станет.

— Сразу — после чего? Что у тебя там произошло?

— Много... всякого. Например, пообщался с большой компанией милых таких существ, дементоры называются, — его передёрнуло. — Не слышала?

— Представь — слышала. А что, от них шоколад помогает?

— В какой-то степени.

— Ладно, отдыхай. Будет тебе сейчас и яичница и кофе в постель.

— Лучше бы в чашку...

Шуточка Хелен обрадовала — умирающие обычно не вспоминают бородатые анекдоты. И не лопают яичницу с таким азартом. Потом он снова задремал, а у Хелен наконец нашлось время немного подумать. Главным образом о том, как ко всему этому отнесётся Сай.

* * *

— Как ты меня разыскал?

Он полулежал, опираясь спиной на подушки и медленно прихлёбывал тёплое молоко, обхватив кружку обеими руками. Словно согреть их пытался. Хелен смотрела на его пальцы: такие худые, что суставы казались костяшками игрушечных счётов (у Сая были такие счёты: круглые разноцветные костяшки на толстых прутьях). Усмехнулся невесело:

— Мне иногда везёт. Подслушал, как Сай рассказывал приятелям о магловской жизни и упомянул адрес — что-то там было от дома не то близко, не то, наоборот, далеко... И фамилию его тоже подслушал.

— Он что, и квартиру называл?

— Квартиру я в списке жильцов вычитал.

— И охранник не обратил на тебя внимания?

— Ну... понимаешь... в общем, я умею превращаться в собаку. Большую такую, чёрную собаку. Так что внимание охранник, конечно, обратил, но что с того?

— Так ты что, оборотень???

— Анимаг.

— А в чём разница?

— Во всём. Оборотни не властны над превращением — это раз. Они перекидываются во время полнолуния — обычно в течение трёх ночей — и превращаются при этом в волков, и даже не в обычных волков, а в монстров, для которых любой человек или добыча, или враг. А чаще — и то, и другое. Оборотнем или рождаются, или становятся в результате укуса. А анимагом можно стать с помощью особого волшебства, это трудно и небезопасно, поэтому анимагов очень мало. Зато если уж стал, то перекидываться можно в любое время, и разум при этом остаётся почти человеческим. Во всяком случае, рассудок сохраняется полностью. И ещё — анимаги превращаются в разных животных. В смысле — каждый в своё. Нас было трое, Джеймс превращался в оленя, я — в собаку, а... третий — в крысу, — мужчина так стиснул руки, что остатки молока едва не выплеснулись на одеяло.

— Что с тобой?

— Ничего. Просто это он их предал. А я, выходит, помог. Прости, ты ведь ничего не понимаешь, наверное? Давай-ка я расскажу всё по порядку.

Со всеми пояснениями рассказ занял больше часа.

— И ты на суде не смог оправдаться?

— Не было никакого суда. Да и не стал бы я оправдываться, наверное. Зачем, если действительно виноват?

— Идиот!

— Идиот — это точно, — он устало опустил голову на подушку. — Если бы тогда не к Питеру отправился, а сразу к ним рванул... Чуял же неладное, интуитивист хренов! Прости... Мог бы и успеть. Может, хоть Лили с Малышом сбежать бы сумела. Всё не один бы рос... ребёнку мать важнее, даже мальчику...

Хелен поразило, что он ничуть не рисовался — искренне сожалел, что не сумел выменять жизнь жены друга на свою.

— Но тогда этот... Волдеморт, да? не погиб бы, наверное?

— А он и не погиб. Развоплотился. А сейчас снова копит силы, чтобы вернуться. Вообще-то, никто не сможет сказать, что было бы. И что вообще произошло. Заклятье-то было — смертельнее некуда, его даже отразить нельзя, разве только увернуться. А от Малыша срикошетило как... как... о, как пуля от танковой брони, — он вдруг рассмеялся тихонько. — Вот уж точно, Джеймсова кровь! Деревянной голове...

— Ты это о чём?

— Да так, вспомнилось. Знаешь, Джеймс был исключительно умный человек, но в чём-то — дурак дураком. Мы всё шутили, он даже обижался иногда.

— Это он и был тот твой друг, который Ромео? Помнишь, ты рассказывал?

— Рассказывал, правда? Не помню... Но если Ромео, так да, он, — мужчина вдруг резко отвернул лицо, обхватил руками плечи, словно разом замёрзнув. Хелен робко коснулась его плеча:

— Тебе надо отдохнуть. Я принесу лекарство, да? И чаю согрею.

— Да, спасибо, — глухо отозвался он не поворачиваясь и Хелен остро пожалела, что нормальные транквилизаторы без рецепта не продают. Впрочем, когда она вернулась, он уже успел взять себя в руки. Послушно проглотил лекарственный «коктейль» (тот же, что ночью, только аспирину поменьше), запил чаем.

— Может, тебе коньяка дать?

— Ага, бутылки две... Да не пугайся ты так, к утру буду как огурчик. Это всё пустое, просто расслабился немного.

Утром он действительно чувствовал себя лучше. И с таким энтузиазмом принялся примерять купленную накануне одежду, что Хелен не ушла из дому, пока не заставила его поклясться, что не сбежит, пока она на работе и вообще будет паинькой. Он неохотно поклялся.

* * *

— Так о чём ты хотел меня спросить?

Они вдвоём ужинали на кухне: ни дать ни взять, добропорядочные супруги. Одежда пришлась ему почти впору, разве что рубашка, слегка узковатая в плечах, в остальных местах висела как на вешалке. Выглядел он чуть получше, но до хотя бы «прилично», по мнению Хелен, было ещё далеко.

— Спросить, да... Только обещай, что ответишь правду, ладно?

— Да. Но и ты мне тогда ответишь правду. На один вопрос.

— Отвечу. Правду. Хелен, почему ты мне веришь? Ведь я мог всё это придумать!

— Это первый вопрос?

— Нет, дополнительный.

— Ты не просил о помощи. Вообще ни о чём не просил.

— А может, я хороший психолог?

— Тогда ты очень хороший психолог. И гениальный актёр впридачу — умеешь играть даже в бессознательном состоянии.

— Правда? Ничего не помню... Ладно, вот тебе первый вопрос: ты хотела того, что произошло? Я имею в виду не процесс, а результат.

— Конечно, хотела! Иначе приняла бы меры, нет?

— Дело в том, что меры как раз принял я. В вине было зелье. Только оно почему-то не сработало. Я вот теперь думаю — может, это от желания зависит? Хочешь — работает так, не хочешь — наоборот.

— Почему же ты меня не предупредил?

— Да мне и в голову не приходило, что можно желать ребёнка от мужчины, которого видишь первый и последний раз в жизни!

— Видишь — можно.

— Что ж, одним камнем меньше. Теперь второе: Сай знает? Или считает отцом твоего мужа?

— Бывшего мужа, — с нажимом уточнила она. — Нет, не считает. Причём просветила его на этот счёт не я, а сам Нортон. Нашёл момент. Саю тогда лет восемь было.

В глазах мужчины сверкнуло холодное бешенство. Хелен едва не пожалела, что стала отвечать столь подробно: если ему взбредёт в голову мстить... Да ещё, не дай бог, прямо сейчас...

— И что Сай?

— Обрадовался. Ему этот «дядя» совсем не понравился.

— Ладно, тогда пусть живёт.

— Ты что, мог бы...?

— Убить? Нет, зачем. Придумал бы что-нибудь повеселее. В жабу там превратить, хобот приделать... или ещё что...

— Шутишь?

— Ни капельки. Впрочем, шучу. Палочки у меня нет, а без неё колдовать почти невозможно. Только трансгрессировать. Ну и перекидываться, конечно. Для этого палочка не нужна.

Хелен украдкой облегчённо вздохнула.

— Теперь твоя очередь откровенничать. Почему ты подошёл ко мне тогда? Там ведь был... неплохой выбор. Только не говори «понравилась»!

— Понравилась, да... Ты вот всё переживала, что некрасива. А красивым тоже не сахар, что мужчинам, что женщинам. Из них так и норовят сделать игрушку. Поначалу это даже может быть приятно, а потом — приедается. Мне вот очень быстро надоело быть игрушкой. Годам так к девятнадцати. Или ещё раньше. И я стал избегать тех женщин, которые хотят поиграть. Наверное, я действительно немного психолог. Или немного эмпат. Я всегда чувствовал, кто ищет развлечений, а кто — спасения.

— Спасения, значит? Что ж, у тебя неплохо вышло.

— Прости. Ты хотела правды — вот тебе правда.

— Дурачок, я совсем не шучу. И я тебе очень благодарна. Ты меня действительно спас. Причём от стольких вещей сразу...

— Правда? — он улыбнулся. Впервые улыбнулся по-настоящему. И на миг стал похож на себя-прежнего. У Хелен перехватило дыхание. Она и забыла, какой он — прежний.

Грегори Кан, преподаватель магловеденья школы Хогвартс, вот уже лет тридцать не изменял своим привычкам, одной из которых было отправляться на каникулы и возвращаться обратно на школьном поезде. По этому поводу ходило множество слухов, но правда заключалась в том, что профессор Кан, волшебник в четырнадцатом колене, почти до уровня аллергии не любил трансгрессию. В любых видах. Даже каминной сетью пользовался только в крайнем случае. А уж про прямую трансгрессию (она же аппарация) и говорить нечего. Поэтому когда в занятом им купе уже трогающегося поезда с характерным хлопком возник незнакомец, первым ощущением профессора была этакая восторженная зависть — умеют же люди! Потом он осознал, что никакой это не незнакомец, а вот уже почти год разыскиваемый преступник Сириус Блэк, но ни крикнуть, ни вытащить палочку не успел — даже и не понял толком, как оказался лежащим на полке с коленом на спине. Одной рукой «гость» зажимал ему рот, в другой уже оказалась палочка профессора. Демонстративно произнося заклинания вслух, он заблокировал дверь и поставил «глушилку». Кан уже ожидал смерти (а то и чего похуже) и был больше изумлён, чем обрадован, когда его вдруг отпустили. Даже не сразу решился подняться.

— Не бойтесь, профессор, я не причиню вам вреда, — Блэк уселся у окна с таким видом, словно зашёл в гости к старому приятелю. Палочку, впрочем, он держал наготове, и Кан решил на всякий случай избегать резких движений. Кто его знает, маньяка?

— Что вам надо? — проворчал он, осторожно усаживаясь подальше от пришельца.

— Для начала — постараться убедить вас в своей невиновности. Если вы мне не поверите, я просто уйду. Если поверите — попрошу о незначительной услуге. Но сперва выслушайте, ладно? Не перебивая.

Задача оказалась непростой — несколько раз профессор не удерживался от изумлённых и недоверчивых реплик. Гость, впрочем, на точном соблюдении условия не настаивал и покорно давал пояснения. Видимо, ему действительно очень нужно было убедить собеседника.

— И как же вам удалось снова сбежать?

— А вот этого, простите, я рассказывать не стану. Да это и не принципиально, как вы думаете?

— И о какой услуге вы хотели просить?

— Так вы мне верите?

Кан пожал плечами:

— Всё это звучит достаточно логично, но и ложь вполне может быть убедительной.

— И даже должна. Хорошо, давайте так: вы обещаете не нападать и не звать на помощь, а я возвращаю вам палочку. Идёт? А просьба такая: позовите сюда Гарри. Мне нужно поговорить с ним, если хотите — в вашем присутствии.

— Ну… ладно, обещаю.

С палочкой в руках он почувствовал себя куда увереннее. Хотя и не забыл, как легко гостю удалось скрутить его. Голыми руками, без всякой магии.

— Так позовёте Гарри?

Кан неохотно, но всё же приоткрыл дверь и попросил проходящего мимо второкурсника разыскать Поттера и попросить его зайти. Присел на полку.

— Как вы сумели попасть сюда?

— Высмотрел в бинокль, в какое купе вы сели. Хотел было отследить ребят, да потом подумал — а вдруг они в купе будут не одни? Да и места меньше.

— В БИНОКЛЬ?

— А что вас так удивляет, профессор? Я, кажется, всегда имел «отлично» по вашему предмету. Почему бы ни воспользоваться полученными знаниями?

— Драться вы тоже на моих уроках научились?

— Ну, это разве научился! Против настоящего бойца я и пяти секунд не выстою. Так, пара приёмов.

В дверь постучали. Блэк вскочил, знаком велел: посмотрите. Кан приоткрыл дверь, выглянул. В коридоре стоял Поттер.

— Вы звали меня, профессор? — парень был явно удивлён. Да и понятно: что может от него понадобиться учителю, у которого он даже не учится?

— Да. Заходи, — он отступил в сторону, пропуская Гарри и тут же поторопился закрыть и заблокировать дверь.

Несколько секунд мальчик недоумённо смотрел на замершего у окна человека, видимо не сразу разглядев его лицо против света. А разглядев — кинулся ему на шею, прижался, тут же чуть отстранился, заговорил встревожено:

— Ты с ума сошёл! Тебе нельзя здесь! Что, если увидят?

— Было бы, с чего сходить… Ну, всё, всё, успокойся. Никто меня не видел.

Кана поразило выражение лица Блэка: фантастический сплав боли и нежности. И руки, крепко, но бесконечно бережно обнявшие мальчишеские плечи. Вот теперь он поверил. Поверил до конца: ТАК притворяться невозможно.

— Знаете что? Вы тут пошепчитесь, а я пройдусь, пожалуй, взгляну, всё ли в порядке в поезде. Полчаса вам хватит? Гарри, дверь потом захлопнешь, а если спросят, зачем я тебя звал, скажешь, что расспросить про последние события. Профессора, знаешь, тоже не лишены любопытства, — он запнулся было, но всё же решился. — Да, и вот ещё что. Возьмите-ка, Блэк, — пригодится.

И он протянул беглецу свою палочку.

Две пары глаз уставились на него с равным изумлением.

— Вот вы точно с ума сошли! А если меня с ней поймают?

— А что, я не могу потерять палочку? Рассеянный профессор — столь распространённый архетип, что просто стыдно не соответствовать! Только обещайте пару дней не пользоваться. «Найдёте» её, скажем, послезавтра. Скажем, в … м-м-м…

— В Кенсингтонском парке. Устроит?

— Вполне. Гулял, птиц слушал…

— И всё же… Вы хорошо подумали?

— Да берите вы, а то действительно передумаю! — Кан бросил палочку на полку и выскочил за дверь прежде, чем собеседник успел ответить. Профессор почему-то ужасно не любил ни благодарить за услуги, ни выслушивать благодарности от других. Строго говоря — нечасто и приходилось.

* * *

Они с минуту так и стояли полуобнявшись и глядя на закрывшуюся за профессором дверь. Гарри заговорил первым — укоризненно и чуть виновато:

— Ну зачем было так рисковать!? Как ты вообще сюда попал?

Сириус тихонько рассмеялся:

— Максимум что мне грозило — расшибить голову о полку. Удобная вещь — трансгрессия. Конечно, Кан мог мне и не поверить, но ведь поверил же!

— Он не выдаст?

— Раз обещал — нет. Ладно, времени у нас немного, — Сириус поднял дарёную палочку, открыл висевший за спиной небольшой рюкзачок. Гарри изумлённо вскрикнул: из рюкзака вылетела птица и с писком закружилась под потолком купе. Блэк хладнокровно убрал палочку и только потом тихонько свистнул. Птенчик тотчас послушно порхнул ему на подставленную ладонь. Был он похож на сову, только гораздо мельче даже самой маленькой из тех, что Гарри пришлось до сих пор видеть.

— Это что, птенец?

— Нет, это карликовый сыч, правда, действительно молодой, но расти он уже не будет. Возьми. Отдашь Рону, я ведь виноват перед ним. Будет ему компенсация.

— Где ты его взял?

— Это он меня взял. Кстати, с ним можете посылать мне письма. Или ты лично, лучше со своей совой. Только имя не пиши, ладно? Мало ли…

— А адрес не нужен? — спросил Гарри, сажая недовольно пискнувшего сычика в нагрудный карман.

— В этом случае — не нужен. И тебе его знать тоже не нужно. Не обижайся, это вовсе не недоверие, просто я сам пока не знаю, где и когда окажусь.

— А мы сможем видеться? Иногда?

— Посмотрим. Ты напиши, когда сможешь выбраться куда-нибудь в укромное место. А сейчас у меня к тебе просьба. Очень важная и очень секретная. Но сперва я, пожалуй, научу тебя одному полезному заклинанию. Оно позволяет говорить о всяких секретах: слышать будут только те, кого ты включишь в доступ.

Заклинание у Гарри вышло, вопреки обыкновению, практически сразу, но Сириус заставил его повторить трижды — на всякий случай.

— Ну хорошо. Теперь слушай: у тебя фотографии родителей есть?

— Даже целый альбом!

— А я там где-нибудь в кадр не попался?

— Попался. Даже не один раз.

— Отлично! Тогда так: ты сейчас найдёшь… нет, пожалуй попросишь Гермиону найти одного первокурсника с Рэйвенкло, Сайрус Нейл его зовут, и пригласить его в ваше купе.

— А почему не сам?

— Потому что на тебя обращают слишком много внимания, а это крайне нежелательно. Крайне!

— Ну найдёт, пригласит, дальше что?

— Наложишь оглушающее заклинание и покажешь ему фотографии. Ну и сам посмотришь... внимательно. А потом ответишь на вопросы.

— Сириус, этот первокурсник... он...

— Мой сын, да. Ну что ты так смотришь? Я о нём и понятия не имел, когда он родился сидел уже почти полгода...

— Ты не говорил, что женат!

— Мальчик мой, ты всерьёз полагаешь, что это обязательное условие?

Гарри густо покраснел и надулся. Сириус мягко обнял его за плечи, усадил рядом:

— Поверь, Гарри, мои отношения с его мамой — это совсем одно, а то, что он мой сын — совсем другое. Я и не узнал бы, наверное, да только он слишком уж похож на меня. К сожалению. К счастью, я сейчас сам на себя не так уж похож.

— Почему «к сожалению»? — мрачно поинтересовался Гарри.

— Потому что меня будут искать не только власти — они-то до шантажа не опустятся. Надеюсь. А вот те, другие... если они узнают, что есть на свете человек, который мне дорог и при этом не сможет толком постоять за себя — будет очень плохо. Всем. Так что ты, пожалуйста, осторожно, ладно? Кроме Рона и Гермионы чтобы никто не знал. До тебя им вряд ли добраться, а вот Сая охранять никто не станет.

— Да, я осторожно... погоди! Ты хочешь сказать, что МЕНЯ охраняют?

— Гарри, поверь, Дамблдора можно обвинить во многих грехах, но только не в глупости. Тебя охраняют наверняка. Как — не знаю. Только вот не зря он так настаивал, чтобы ты рос в семье тёти. Думаю, это важно.

— Нет, погоди... семья... причём тут семья? Они же маглы, что они могут? Да и не станут они меня защищать, только обрадуются, если исчезну!

— Дело не в «станут». Да и потом... они всё же растили тебя, а не отдали в приют, например. Я с Петуньей общался как-то раз и уверяю тебя: для неё взять в дом мага — почти подвиг. Подумай об этом на досуге. Да?

Мальчик примирительно кивнул, прижался головой к плечу крёстного. Сказал печально:

— Я уже нафантазировал, как мы с тобой станем жить вместе... Пусть даже и скрываться, мне всё равно.

— Плохо тебе там?

— Ага. Нет, правда, можно я с тобой, а? Я не помешаю, честно! Я и готовить умею, и стирать, и вообще...

— Гарри, не надо, ладно? Думаешь, я тебя не понимаю? Сам в шестнадцать из дома сбежал.

Мальчик уставился на него с огромным изумлением:

— Сбежал? Почему? Тебя родители обижали? Не любили?

— Не то, чтобы совсем не любили... как бы это объяснить? Они хотели любить меня таким, каким хотели. И старались переделать в такого, какого смогли бы любить. Но такого себя я сам любить бы не смог. Такая вот история.

— И поэтому ты сбежал?

— И поэтому тоже. А вот тебе придётся пока потерпеть. Если бы меня реабилитировали — тогда другое дело. Но это вряд ли. Во всяком случае, не сейчас.

— Жа-а-алко, — Гарри снова прижался к нему, спрятал лицо на груди крёстного. Сириус печально усмехнулся, потом наклонился и подул ему в макушку.

— Ой! Щёкотно!

— Время, Гарри, увы — время.

— Тебе уже пора?

— Пора, да. Да не переживай, пробьёмся! И Саю всё объясни, ладно? Ты ведь ему вроде как старший брат получаешься. Если... ну, если ты не против, конечно...

— Сириус, я... Ты для меня... В общем, пусть будет брат. И я буду очень осторожен, обещаю! Никто не узнает. От меня во всяком случае. Пусть хоть пытают!

— Даже в шутку такого говорить не смей! — Сириус аж побледнел, хотя казалось бы дальше некуда.

— Да я же просто так сказал! Ты что, рассердился? Сириус, что с тобой, тебе плохо?

— Рассердился... Гарри, если с тобой из-за меня что-то случится... ЕЩЁ что-то... я этого себе не прощу, имей в виду! И того, что было, более чем достаточно!

— Да я... Сириус, пожалуйста, не огорчайся так! Всё будет в порядке, обещаю! Только ты тоже будь осторожен, ладно?

— Ладно, — Сириус тряхнул головой, чуть принуждённо улыбнулся. — Прости, совсем нервы никуда стали. Всё, иди. Только сначала глянь осторожно, нет ли кого в коридоре.

Они обнялись на прощание. Гарри приоткрыл дверь, выглянул — пусто. Он выскользнул в коридор и тут же сделал вид, что давным-давно стоит здесь, у окна. Минут через пять не выдержал и заглянул в купе. Там уже никого не было. Да он и не надеялся.

— Мам, я здесь!

— Сай, наконец-то! Вырос... Я скучала.

— Я тоже. Ма, я хочу тебя познакомить... вот, это Гермиона Грейнджер, я тебе говорил, помнишь?

— Конечно помню. Рада познакомиться, Гермиона. Спасибо, что помогла Саю привыкнуть.

— Не за что, я ведь знаю, как всё поначалу кажется странным, если рос не в волшебной семье! Но Сай и сам прекрасно справился, так что вовсе я не помогала, просто рассказала кое-что, чего он мог не знать.

— А это твои родители? Познакомишь?

— Конечно! Мама, папа, знакомьтесь, это мисс Нейл, мама Сайруса.

— Очень приятно! Может, встретимся как-нибудь? Нам найдётся о чём поговорить, правда?

— Конечно! Вот моя визитка, звоните, буду рада!

— Взаимно! Вот, вы тоже звоните. Вас подвезти?

— Не надо, я на машине.

— Тогда до встречи!

* * *

— Знаешь, мам, это Гермиона только так говорит, а на самом деле она мне здорово помогла во всём разобраться! Куча вещей есть, которые всем кажутся обычными. А ещё она меня познакомила со своими друзьями и они мне такое рассказали! Только...

— Только они не знали, в курсе ли я? В курсе.

— Так это правда — про моего отца?

— А почему ты сомневаешься?

— А почему ты мне не говорила? Ты знала, что он в тюрьме?

— Нет. Я даже не знала, кто он. Ну, ты же понимаешь, война, он скрывался и должен был быть осторожен. И что он волшебник — не знала тоже.

— И ты думала, что он тебя бросил, да? Когда он исчез? Поэтому и не говорила?

— Всякое я думала... Не важно, что я думала... Ты-то хочешь его увидеть?

— Конечно хочу! А можно? Я у Гарри спросил, только он не знал.

— Можно.

— Когда? Скоро?

— Скоро. Дома.

— Ой, правда? Ты его прячешь? Мам, какая ты смелая!

— При чём тут смелость! Пока никто не знает, что ты его сын, никому и в голову не придёт искать его у нас.

— Да, Гарри говорил, чтобы я никому-никому. А жаль, правда? Мам, а он мне обрадуется?

— Мальчик мой, он только что рисковал жизнью ради того, чтобы ты получил доказательства его невиновности. Сказал, что ты не обязан верить ему на слово.

— Правда? Он для меня это? Я думал — только с Гарри повидаться.

— И это тоже. Гарри ведь ему тоже почти как сын.

— Да, Гарри сказал, что мы теперь считай братья. Здорово, правда?

— Тебе он нравится?

— Да, он хороший. И смелый. А как он в квиддич играет, мам, если б ты видела! И Гермиона с ним дружит, а все знают, что она мне вроде как... ну, помогает, так что никто не удивится, если мы с Гарри станем тоже дружить. Да?

— Да, конечно.

* * *

— Ну здравствуй, сын.

— Отец... я...

Они стояли друг против друга — оба смущённые донельзя. Хелен сочла за лучшее взять чемодан и уйти распаковывать вещи сына. А когда вернулась, от первой неловкости не осталось и следа: они сидели на диване в обнимку и Сай что-то увлечённо рассказывал — кажется, про этот их пресловутый квиддич. Милая семейная сцена. Хелен вдруг поймала себя на ревности и тут же поняла, что не может определить, кого к кому ревнует. Сына к отцу? Глупо. А наоборот ещё глупее. Кто она Сириусу? Никто. У него небось таких вагон и маленькая тележка. А что родила от него, так он ведь не просил! И прятать его не просил, был бы здоров — так и не согласился бы. Ничего он у неё не просил, только дарил...

Хелен тряхнула головой, отгоняя неуместные мысли, и строго велела:

— Сай, иди, умойся с дороги — и за стол! Успеете наговориться!

За ужином Сай больше говорил, чем ел, пытаясь разом пересказать события за целый семестр да ещё и расспросить отца сразу обо всём. Сириус только усмехался, отвечая в основном вопросом на вопрос. Уже под конец ужина он поинтересовался:

— Ты не знаешь, профессор Люпин остался в школе на каникулы или уехал?

— Уехал, даже раньше. Он уволился. Мы почти все жалели, так интересно у него всегда на уроках было! А теперь неизвестно, кого на следующий год пришлют. В прошлом году, говорят…

— Погоди, — Сириус нахмурился. — Уволился? Или уволили?

— Ну, по школе прошёл слух, что он оборотень, вот он и уволился, пока некоторые родители возмущаться не начали. Так говорят. А ты что, знаешь его, да? Он правда оборотень?

— Правда, оборотень. И мой самый близкий друг.

Хелен с тревогой посмотрела на него:

— Но как же тогда… Ты же говорил, что оборотни опасны!

— Только в полнолуние. И сейчас есть лекарство, оно не останавливает превращение, но помогает сохранять разум и делает оборотня безопасным. Да Рем и раньше был осторожен, в жизни никого не тронул! Кроме меня, но я сам виноват.

— Так это что, он тебя?! Ну, те шрамы…

— Он. Не бойся, это когтями, а опасен только укус.

— Ничего себе «только»!

— В смысле — только от укуса можно заразиться ликантропией. И я же говорю: сам виноват. Он из-за меня забыл зелье принять. Ну и пришлось мне тоже перекинуться и объяснить приятелю на доступном языке, куда можно ходить, а куда нет.

— Ничего себе «объяснить»!

— Нет, правда! Ну поверь ты, что никакой опасности для меня не было. Вервольфы опасны только для людей, мы и анимагами-то стали тогда, чтобы Рему в полнолуния не скучно одному было. А по школе, значит, слух прошёл? Так я даже знаю, от кого этот слух исходил, — последнюю фразу он произнёс с неприкрытой угрозой в голосе.

— От кого? — тут же встрял Сай.

— Ладно, не в этом дело. Дело в том, как бы теперь с Ремом связаться. Я-то надеялся, что он в школе останется.

— А что ты от него хочешь?

— Для начала — успокоить. Он за меня наверняка волнуется. А потом вместе подумать, что делать дальше. Рем в нашей компании всегда был вроде начальника штаба: мы придумывали всяческие штуки, а он загонял нашу фантазию в безопасные рамки. Если удавалось.

— А если нет?

— А вот об этом, сын мой, тебе лучше не знать! Ладно-ладно, шучу. Просто покуролесили мы в детстве изрядно и повторять все наши глупости совершенно не обязательно. Ещё одних близнецов Уизли Хогвартсу не выдержать. Кстати, об Уизли. Надо бы ещё с Артуром попробовать поговорить. Если сразу не убьёт, но это вряд ли.

— Артур — это кто?

— Отец семейства. Мы с ним хорошо знакомы, когда-то даже дружили. Когда-то...

Взгляд его стал не то чтобы отсутствующим, а каким-то ушедшим внутрь — или, скорее, в то далёкое «когда-то», в котором осталась, кажется, большая часть его души. Однако минуту спустя он уже взял себя в руки.

— Знаешь что, Сай, а подарю-ка я тебе сову. Хочешь?

— Конечно! А у тебя есть деньги?

— Счёт в банке. Вообще-то даже и не один, наверное — моя мать умерла несколько лет назад, а отец и брат ещё раньше, так что я единственный наследник. Если, конечно, она не написала завещание на кого-то из кузин. Но один счёт есть точно, им я уже пользовался недавно.

— Так это ты подарил Гарри «Молнию», да?

— Подарил. А ты откуда знаешь?

— Шутишь? Да весь Хогвартс об этом месяц говорил! Драко Малфой чуть ручку своего «Нимбуса» не сгрыз от злости, письма отцу пачками слал.

— Не любишь его?

— Его мало кто любит. И все говорят, что место в команде ему отец купил за эти самые «Нимбусы». А что?

— Да просто его мать — моя двоюродная сестра.

— У-у-у-у...

— Привыкай, такая уж у меня семья... разнообразная. Значит так: я скажу тебе пароль, съездишь завтра в Гринготтс, возьмёшь денег и выберешь в зоомагазине сову себе по вкусу.

— И ты сможешь тогда послать письмо профессору Люпину?

— Попробую. Вообще-то, с адресом гораздо проще, но можно и так, если сова попадётся неглупая.

— А хочешь, я узнаю его адрес?

— Как?

— Понимаешь, профессор мне книгу одну давал. А возвращал я её, когда никто не видел. Я могу написать — ну, нашему декану хотя бы — что забыл вернуть книгу и попросить адрес.

— Лучше я напишу, — вмешалась Хелен. — Пожалуюсь на рассеянного сынулю. Да?

— Не лишено. Напиши ты, только лучше сразу Дамблдору.

— А я позвоню Гермионе, чтобы она написала Рону, чтобы он отцу рассказал, да? И ты тогда сможешь с ним спокойно поговорить.

— Ох, втягиваю я вас... знать бы ещё, во что.

— Да ни во что ты нас не втягиваешь! — возмутилась Хелен — Сам же говорил, что никому и в голову не придёт искать тебя среди маглов.

— Я говорил «надеюсь, что не придёт».

— Сириус, тебе просто необходимо хоть немного пожить в нормальных условиях! Спать в постели, питаться по-человечески...

— Да, пожалуй. И вообще — в человеческом облике. Собачий излишне заметно стал влиять на психику.

— Ты же говорил, что сознание полностью сохраняется?

— Сознание — да. Но восприятие меняется, и здорово. Всё же органы чувств по-другому работают, а от этого и думать начинаешь иначе. Понимаешь?

— Пожалуй что понимаю. Даже когда машину ведёшь, и то мыслишь чуть-чуть по-другому.

— Точно, мам! И когда летаешь — тоже!

— Умеешь летать?

— Конечно! Ну, не так хорошо, как некоторые...

— Некоторые — это Гарри?

— Он, и другие тоже, кто в командах. Гарри здорово летает, лучше всех, правда! У меня так никогда не выйдет.

— Не переживай, мне с его отцом тоже в этом было не тягаться. Хотя не скажу, что не пробовал.

— И как?

— Пара переломов для меня и месячный запрет на полёты для обоих. Так что не советую.

— Вот и правильно. А сейчас давайте-ка убирать со стола и спать, у вас обоих был тяжёлый день. А мне вообще завтра на работу. И если ты хочешь, Сай, чтобы я подкинула тебя до «Дырявого котла»...

— Лучше потом забери. Я выспаться хочу, каникулы же!

— Договорились.

Ремус Люпин и Артур Уизли не виделись тринадцать лет. И не сказать, что для этого были какие-то особые причины... скорее после исчезновения Волдеморта у бывших соратников не было повода встретиться. Теперь повод появился. И даже не повод — причина. В лице Сириуса, который просил их обоих придти в этот дальний и пустынный в такую погоду уголок парка. А сам теперь безбожно опаздывал.

— Ну где его носит?! — в пятый раз возмутился Люпин, — как ты думаешь, с ним ничего не случилось?

Артур в пятый раз пожал плечами. Он тоже беспокоился, но семейная жизнь приучила его к сдержанности.

— Артур, ты же в Министерстве работаешь! Неужели ничего нельзя сделать?

— Визенгамот не подчиняется Министерству, ты же знаешь.

— Формально — да. Нет, ну есть же простые способы узнать, говорит ли человек правду: легилименция, Веритасерум...

— Думаешь, Сириус согласится на Веритасерум?

— Смотря кто будет задавать вопросы. Если Дамблдор, как Председатель...

— Привет! Извините, что поздно, зато с подарком!

Они разом обернулись. Сириус стоял в двух шагах от них: рубашка и джинсы насквозь промокли, неровно обстриженные волосы облепили лицо, а в руках....

— Бродяга, как тебе удалось?!!

— Наш маленький друг слишком понадеялся на мою безвременную кончину. Знал, что никому другому его не выследить, — Сириус со злой иронией покосился на клетку в своей руке. Клетку, в которой сжался в комок отлично всем присутствующим знакомый трёхпалый крысюк.

— Почему — никому другому? — растерянно спросил Артур. Мысль, что в его доме столько лет под видом милого зверька скрывался предатель и убийца, никак не хотела укладываться у него в голове, мешая чётко воспринимать происходящее.

— Потому что на нас обоих личная защита поставлена. Меня вот тоже найти не могут — думаешь, почему?

— Это что ещё за зверь? — удивился Артур и тут же смутился: в обществе троих перевёртышей такая фигура речи показалась ему бестактной. Собеседники, впрочем, его смущения не заметили или не поняли.

— Понимаешь, — начал Сириус, ставя клетку на землю и зябко обхватывая плечи, — Джеймс так замучался безвылазно дома сидеть, что с тоски модифицировал Фиделиус таким образом, чтобы его можно было не на место накладывать, а на человека. При визуальном контакте, правда, не работает, но от Поиска защищает на сто процентов. На Питере как раз и опробовали: на меня сделали допуск, а на Лили — нет, для контроля.

— А на кого замкнули?

— На Джеймса. Лихо, да? А самое лихое то, что после его смерти защита никуда не делась. Её теперь, наверное, снять вообще нельзя.

— Значит, тебя мог только он разыскать?

— А вот фиг! На меня мы потом защиту поставили, Джеймс сказал, что иначе наш блеф не будет столь правдоподобным. А по-моему, он просто за меня боялся. Моргот, ну что за погода!

— Так ты бы хоть одежду высушил! — укоризненно проворчал Люпин, присовокупив соответствующее заклинание.

— А и правда! — Сириус хрипловато рассмеялся. — Спасибо! Я уже так привык обходиться без палочки, что забываю о простых вещах.

— Про заклятье неразбиваемости, надеюсь, не забыл, когда клетку делал?

— Ну что ты, это святое! Как, Артур, не желаешь вернуть утерянное имущество?

Уизли брезгливо поморщился:

— Я, конечно, беден, но не настолько. Тем более, — он вдруг усмехнулся — что ты Рону, считай, заплатил. Так что теперь это твоя законная собственность. И оправдательный документ, насколько я понимаю.

— Ничего ты пока не понимаешь! Знаешь, куда эта тварь хвостатая направлялась? Прямиком к своему Лорду!

Ремус сообразил первым:

— Он что, знает, где ЭТОТ скрывается?

— Направление и расстояние. А поскольку расстояние было уже невелико — я его, похоже, в последний момент перехватил — то место вычислить вообще не составит труда.

— Ты его что, пытал? — изумился Артур.

— Нет, зачем? Просто вежливо поинтересовался, как он предпочитает быть съеденным: заживо, или сперва придушить? Я крысами год кормился, одной больше, одной меньше... Его почему-то не вдохновили оба способа.

— И почему бы это...

— Действительно, почему? Но как бы то ни было, он мне даже отдал вот это, — Сириус скинул с плеч рюкзак и достал оттуда завёрнутую в какой-то обрывок волшебную палочку.

— Это его?

— Уверяет, что Волдеморта — приныкал, когда Лорд исчез. А теперь хотел вернуть хозяину.

— Врёт небось — с сомнением проговорил Артур, избегая, однако, касаться подозрительной палочки.

— Может врёт, может нет. Я бы на его месте не стал, — Сириус выразительно постучал носком кроссовки по клетке. Крысюк оскалился было, но тут же постарался принять максимально покорную позу. — Надо Дамблдору показать. Артур, тебе, наверное, проще, чем нам. Сходишь?

— Ты меня для этого звал?

— Вообще-то я хотел попросить тебя осторожненько узнать насчёт моего наследства, надоело жить по пещерам. Совершенно не предполагал, что Поиск окажется так удачен, следы-то слабенькие да и затёртые уже. Сами знаете — надёжно это заклинание только на крови работает, а кровь там, к сожалению, была чья угодно, только не его.

— Ты был в Хижине?!

— И предлагаю сейчас всем туда отправиться. Не здесь же торчать на ветру! Да и Директора невежливо через пол-Англии гонять.

— Думаю, ради таких новостей он и через всю не погнушался бы. Но в целом ты прав. Только давайте всё же не в саму Хижину, а? Я-то там не был!

— Да и я не рвусь на такое расстояние в помещение целить… Давайте рядышком, а потом мы с Ремом в хижину, а ты в Хог, — Сириус протянул Артуру клетку — передашь сразу Дамблдору, целее будет. Ну — на счёт три: раз, два…

* * *

Ни одного целого стула в «спальне» не нашлось, и они устроились на широкой кровати: Сириус растянулся во весь рост, заложив руки за голову, а Люпин присел рядом.

— Тебе не холодно?

— Нет, нормально. Устал, однако… Рем, расскажи, что тут за истории были в прошлых годах, в которых Малыш замешан?

— Ну, я ведь тоже только по рассказам знаю… может, что важное и упустил. Но, судя по всему, дело было так…

Он как раз заканчивал историю с василиском, когда внизу раздались шаги и голос Артура позвал:

— Эй, есть тут кто?

— Мы здесь, — отозвался Ремус и минуту спустя в комнату вошли Уизли и Дамблдор. Сириус тут же вскочил:

— Приветствую, профессор! Спасибо, что поверили мне!

Дамблдор склонил голову:

— Здравствуй. Честно говоря, я ожидал упрёков, а не благодарностей.

Сириус беспечно махнул рукой:

— Что ж мне теперь, на всю Англию обижаться? Подстава была выполнена блестяще, Питер не терял зря время в нашем обществе. И не морщитесь так, не все же наши проделки были дурацкими даже на ваш преподавательский вкус?

— Не все. Остальные были просто самоубийственными. Как и то, что, судя по всему, ты сейчас затеял.

— Если вы думаете, что я собираюсь идти убивать Волдеморта, то ошибаетесь. На это я не стал бы вашей санкции просить.

— Его нельзя убить.

— Представьте, я догадался.

— Как?

— Да просто. Было бы можно — вы бы это сделали ещё три года назад. Как минимум.

Дамблдор молчал долго.

— Да, — пробормотал он наконец — ты всегда был умён, Сириус. Иногда даже слишком.

— Следующей репликой должно стать «Такие долго не живут»?

— Дурак ты, хоть и умный. Что ты затеял? Пойти к НЕМУ? Во-первых: какие у тебя могут быть мотивы для перехода на другую сторону?

— Шутите? Пожизненный срок по ложному обвинению для вас не мотив?

— Во-вторых, от тебя тут же потребуют вполне определённой услуги.

— Сильно подозреваю, что эта «услуга» входит и в ваши планы, — Сириусу удалось произнести это вполне спокойным голосом, его выдали только до белизны стиснутые руки.

— Ну... да, в общем-то. Но не прямо же сейчас! И уж точно не в подарочной упаковке!

— «В подарочной» и не будет. А будет тогда, когда надо. Нам, а не ему.

— Так ты всё же веришь в Пророчество?

— Я верю в ваш разум, как это не смешно. Иначе давно послал бы далеко и надолго. Скажите только: СОВСЕМ вывести парня из игры нельзя?

— Нет. Если ничего не предпринимать, в ближайшие несколько лет он или погибнет — бессмысленно и жестоко — или превратится в куклу Волдеморта.

— А если предпринимать — он уцелеет?

— При определённых условиях — да.

— Значит, моя задача — обеспечить эти условия. Вы ведь наверняка хотели кого-то послать ТУДА, когда представится случай?

— Не тебя!

— И я даже знаю, кого. Уж лучше я, право.

— Сириус, что мы вообще обсуждаем? Он легилимент высокого уровня.

— Даже сейчас?

— Уверен, что да. Расколет тебя, как обезьяна орех!

— Вы тоже легилимент не из последних. Попробуйте.

Дамблдор скептически покачал головой и внимательно посмотрел в глаза замершего перед ним мужчины. Ещё раз — пристальнее. Достал палочку, направил её на Сириуса, почти касаясь лба — сперва молча, потом бормоча заклинания. На лице его медленно проступало изумление. Артур кинул вопросительный взгляд на Ремуса. Тот только пожал плечами. Он понимал ничуть не больше.

— Сириус, как ты это делаешь?

— А, может быть, и не делаю? Может, именно это и есть правда?

— Ещё немного — и я в это поверю. И всё же — как?

— Сам не знаю. Только двенадцать лет рядом с дементорами даром не проходят. Я должен был научиться не просто закрываться — это практически невозможно — а подсовывать им ПИЩУ. Иначе просто сошёл бы с ума, как большинство там. Немножко и сошёл, наверное. Под конец уже сам с трудом различал, что было, а что придумалось.

Дамблдор молчал долго. Потом медленно проговорил:

— Знаешь... Я теперь почти верю, что у тебя получится.

— Ну так а я о чём? Конечно, получится! Вот только есть одна вещь... вы можете заставить меня забыть одно обстоятельство? Совсем?

— Нет, увы. Память — не пергамент, с неё ничего не сотрёшь. Заблокировать можно, но вот это-то как раз будет очень заметно.

— Жаль. Ладно, придумаю что-нибудь.

— А в чём дело?

— Дело в моём сыне. Родном. О котором я сам узнал совсем недавно. Если ЭТИ узнают...

— Я могу организовать его охрану. Только...

— Вот именно — только. Лучше подскажите что-нибудь правдоподобное.

— А что тут подсказывать? Ты, говоришь, не знал? Следовательно, не хотел? Сюрприз «Прощай молодость»?

— А ведь и правда! Что ж, мотив вполне приемлемый. Хотя лучше бы вообще не вспоминать, но тут уж как получится. Ладно, теперь давайте кратенько и без подробностей: чего требуется добиться? В стиле «меньше знаешь — крепче спишь». На случай, если защита не выдержит.

— Послушайте, вы что это, серьёзно? — не выдержал Ремус.

— Кто из вас сошёл с ума? — поддержал его Артур

Дамблдор вздохнул тяжело:

— Кажется, оба.

Люпин и Уизли молча обменялись вполне безнадёжными взглядами. Похоже, так оно и было.

* * *

— Здравствуйте, миссис Дурсль. Моя фамилия Найт, я инспектор Опекунского совета. Мы проводим плановую проверку условий жизни детей, живущих с опекунами.

— Прошу вас, проходите, — Петунья посторонилась, пропуская визитёршу в дом. Надо же, вот ещё не хватало! Хорошо, что мужа нет дома. Однако, придётся быть любезной...

— Прошу миссис Найт, вот сюда, в гостиную... Мисс?

— Миссис. Благодарю.

Костюм и лицо инспекторши казались изготовленными на одной фабрике: равно стандартные. Присев к столу, она достала папку, вынула из неё несколько официального вида листов.

— Итак, у вас проживает ваш племянник, Гарри Поттер, сын вашей сестры Лили Поттер, в девичестве Эванс, и Джеймса Поттера, тринадцати, впрочем, уже почти четырнадцати лет. Всё правильно?

— Да, правильно. Мы взяли его после гибели родителей, ему тогда полтора года было.

— Опека оформлена официально?

— Разумеется.

— Вы оплачиваете его учёбу?

— Нет, родители с рождения записали его в частную школу и оплатили учёбу авансом.

— Но прочие расходы несёте вы?

— Разумеется.

Инспекторша сделала пометку в бумагах.

— Скажите, мальчик сейчас дома?

— Да.

— Я должна с ним поговорить.

— Разумеется. Я его сейчас позову.

Поднимаясь по лестнице, она мысленно благословила бога за то, что настырная инспекторша не выразила желания осмотреть комнату племянника. Гарри был у себя: читал какую-то книгу, судя по виду — очередную магическую гадость.

— Гарри, там инспектор из Опекунского совета, она хочет с тобой поговорить, — громко произнесла Петунья и очень тихо добавила — имей в виду, если ляпнешь что-то лишнее, пожалеешь об этом. Понял?

— Да, тётя.

За время её отсутствия инспекторша, кажется, даже не подняла головы — так и сидела, уткнувшись в свои бумаги. Гарри, видимо, решил не нарываться: вежливо поздоровался и остановился в достаточно почтительной позе. К счастью, сегодня джинсы на нём оказались чистыми, а футболка даже почти новой.

— Я должна поговорить с мальчиком наедине, вы не возражаете?

— Конечно нет, располагайтесь.

— С вашего разрешения, мы лучше пройдёмся. Погода хорошая. Благодарю за любезное сотрудничество, миссис Дурсль. Пойдёмте, мистер Поттер.

Любезно улыбаясь, Петунья проводила их до двери и только захлопнув её позволила себе поморщиться. Ну что за тоскливая особа! Хорошо ещё если не найдёт, к чему придраться. Лучше не говорить Вернону, не стоит лишний раз его расстраивать.

* * *

Женщина молчала, пока они не отошли метров на двадцать. Потом заговорила негромко:

— Гарри, прошу тебя, не проявляй эмоций. Я Хелен Нейл, мама Сайруса. Твой крёстный просил поговорить с тобой.

Гарри понадобилась вся его выдержка, но он всё же сумел не сбиться с шага и даже не повысить голос.

— Что с ним?

— Пока что — ничего. Но он, кажется, занялся каким-то делом, крайне секретным. Во всяком случае, просил тебя не писать и не пытаться как-то иначе связаться с ним. Только ответить, если сам напишет. И помнить при этом, что твой ответ может попасть в чужие руки. С Сайрусом — тоже особо не контактировать. Похоже, это может быть опасно.

— Так мы не сможем увидеться? Он же обещал!

— Обстоятельства изменились. Так он сказал. Да, просил ещё передать, что Питера они схватили.

— Правда? Вот здорово! Жаль только, что повидаться не удастся... Как вы думаете, он очень рискует?

— Не знаю. Думаешь, он скажет? «Всё в порядке, не волнуйтесь, так, небольшое дело, только очень секретное»... Рискует, конечно! Но для него это, кажется, нормальное состояние. Да, вот ещё что: если твой шрам будет болеть или сны какие-то необычные сниться начнут, ты не должен пугаться, но должен сразу же обязательно сообщить Дамблдору. Сириус сказал, что это очень важно. Очень. Он дважды повторил. Не забудешь?

— Конечно нет! Раз важно... А вы с ним ещё увидитесь?

— Вряд ли. Я и сейчас не виделась, он по телефону позвонил, из автомата. Сказал, чтобы к ужину не ждала... Ему всё шуточки!

— Так он у вас скрывался?

— Скрывался... прожил несколько дней и исчез. Будет опять неизвестно где болтаться. Хоть бы денег взял... Обещал, что позвонит, если будет возможность.

— А вы мне тогда скажете? Если позвонит?

— Ну конечно! Ладно, беги домой. И будь осторожен.

— Конечно. Спасибо вам! И Саю привет передайте, ладно?

— Конечно.

— Придержите вашу тварь, я пришёл поговорить, а не драться!

— Спокойно, Нагини, только присматривай пока, — фраза на человеческом языке была, видимо, просто переводом прозвучавшего только что шипения, и ключевым в ней являлось слово «присматривай» — Подойди. Кто ты такой и о чём хочешь говорить?

— Не узнаёте? А ведь мы встречались. И моего братца вы знали неплохо, а? Впрочем, вас тоже трудно узнать.

Расположившееся в глубоком кресле существо действительно совершенно не походило на того холодного красавца, которым было когда-то. Строго говоря, оно вообще мало походило на человека.

— Блэк? Однако... И что же ТЕБЕ здесь нужно?

— Поговорить, как я и сказал. Точнее — договориться. И не делайте вид, что не чувствуете, — он левой рукой вытащил из кармана куртки завёрнутую в тряпку палочку (правую чуть демонстративно держа в другом кармане) — вы ведь с её помощью ТЯНУЛИ Питера сюда, я не ошибся?

— Предположим... Что ты с ним сделал?

— Загрыз.

— Как?!

— Зубами. Придушить крысу — большое дело! И куда приятнее, чем магией.

— Хм... возможно. И зачем ты пришёл ко мне? Убить? Сейчас ты мог бы, пожалуй, попробовать. Только это бессмысленно, если хочешь знать.

— Я знаю. Вернее — догадываюсь. И я пришёл помочь. В обмен на вашу помощь, разумеется.

— В чём?

— У меня очень большой счёт к властям. И ещё больший — лично к Дамблдору. Он-то прекрасно знал, что я невиновен, и при этом пальцем не пошевелил в мою защиту! А вот до него мне самому не добраться. Вернее, добраться-то как раз могу, а вот справиться...

— И ты хочешь отомстить? С моей помощью?

— Да. А чтобы сразу расставить все точки над всеми буквами: я понимаю, что ваша первая цель — Гарри. А поскольку к нему у меня лично никаких претензий нет, то и помогать в этом я вам не стану. Вы и без моей помощи встретитесь.

— И ты не станешь также МЕШАТЬ?

— Встретиться — нет. Зачем? Я верю в Пророчество.

— Там же сказано, что ОДИН ИЗ НАС умрёт?

— Там сказано: встретятся трижды, а четвёртую встречу переживёт лишь один — достойнейший. Я-то знаю полный текст. В отличие от вас, похоже.

— Не жалеешь, что сказал? Просто так?

— Считайте это авансом.

— И ты из этого делаешь вывод, что уцелеет твой крестник?

— Мои выводы — это мои выводы, вы вправе делать свои.

— Блэк, если ты хочешь… хм… сотрудничать, тебе следует научиться быть вежливым.

— Могу быть даже почтительным… мой Лорд, — Сириус склонил голову. — Только мне казалось, что вы выше таких пустяков, как внешние проявления.

— Разумеется! Но это удобно для поддержания дисциплины. Хорошо, вернёмся к твоему предложению. В чём ты СОГЛАСЕН мне помочь?

— Вернуть нормальный облик — без этого ничего не выйдет, я полагаю? Прижать к ногтю Министерство. Испортить жизнь Дамболдору… максимально. Вашу палочку тоже отдам, прямо сейчас — ещё один аванс, если угодно. Вашей честной дуэли с Гарри я не стану препятствовать, но делать ему гадости исподтишка не позволю — насколько смогу, он всё же мой крестник. Под «честной» я понимаю схватку один на один и чтобы парень имел возможность от неё отказаться.

— Так ведь и откажется!

— Да-а-а-а? Плохо же вы его знаете!

— А ты хорошо?

— Совсем почти не знаю. Но его отца знал отлично.

— Кстати, я же его убил. Тебя это не смущает?

— В честном бою, насколько я знаю. Убить врага — не преступление. Подставить друга… Дамблдор нас всех использовал и продолжает это делать. Мне — надоело. Пусть сам похлебает того, чем привык кормить других! Мудрый наставник, Моргот его побери!

В последних словах Блэка прорвалась такая ярость, что свернувшаяся у кресла громадная змея подняла голову и раздражённо зашипела.

— Тише, Нагини, тише… Не раздражай её, Блэк, это небезопасно… Хорошо. Что ты хочешь взамен?

— Безопасности для себя. Я верю вам ничуть не больше, чем вы мне.

— С чего ты взял, что я тебе не верю?

— Я не прав?

— Частично. И какую гарантию ты хочешь?

— Вы дадите Нерушимый Обет, что не станете как лично покушаться на мою жизнь и здоровье, так и приказывать сделать это другим, равно как и просить их об этом. Я поклянусь в том же.

Существо в кресле долго молчало. Потом медленно кивнуло.

— Ты дерзок, Сириус, но мне это даже нравится. Ты прав — рабская почтительность приедается. Что ж, я согласен на твои условия.

Лорд протянул то, что с некоторой долей условности можно было назвать рукой. Сириус без колебаний коснулся её. И вспыхнуло пламя.

* * *

— Почему вы безвылазно держите меня здесь, Лорд?

— Соскучился по друзьям?

— Шутите? Какие ещё друзья…

— А этот твой оборотень?

— Вы всерьёз полагаете, что после последней нашей встречи он остался моим другом?

— Какую встречу ты имеешь в виду?

— А то вы не знаете? Я ведь не магл, в самом-то деле! Если не умею закрываться, это ещё не значит, что не чувствую проникновения.

— Ты хочешь сказать, что не простил ему своих ран?

— Я хочу сказать, что он и раньше не слишком рвался восстанавливать отношения, а уж теперь… Смесь обиды и вины — плохой цемент для дружбы.

— Так чего тебе здесь не хватает? Качественной едой тебя Барти обеспечивает…

— Вам действительно надо объяснять, чего может не хватать молодому здоровому мужчине? Зачем вы убили эту любопытную дуру?

— Затем и убил, что дура и любопытная. А что, надо было пригласить погостить подольше?

— Почему бы и нет?

— Ты редкостный наглец, Блэк. И почему я тебя терплю?

— Потому, что я вам нужен, мой Лорд. Как и вы мне. Я же не отказываюсь стряпать оборотное зелье для Барти. Хотя всегда терпеть не мог зельеварение. Вызвали бы Снейпа, право! Прямая ему задачка, стряпал бы прямо там…

— Ты полагаешь, ему можно доверять? Ему-то Дамблдор помог, насколько я знаю.

— Сказал бы я, чего ему можно, а чего нельзя… да ваша милая змейка нецензурщины не любит. Я, впрочем, тоже.

— И чего вы с Северусом не поделили?

— Его всегда бесило, что я добровольно отказался от того, чего у него никогда не было: аристократическая семья и деньги. Причём первое важнее, он ведь поразительно тщеславен, наш Нюниус.

— Тщеславен?

— А вы не замечали? Ещё как! Поэтому я и думаю, что нынешнее положение дел его не слишком устраивает. Вы — потенциально — можете дать ему гораздо больше. Впрочем, что касается Снейпа — я бы не советовал опираться на моё мнение. Оно гарантированно предвзято.

— Ты странный человек, Сириус.

— А мы, Блэки, все люди неординарные.

— Ты же отказался от своей семьи?

— Это семья от меня отказалась. А я просто хотел жить так, как хотел.

— Ты напрасно напоминаешь мне о семье. Твой брат пытался предать меня.

— Мой брат всегда был ни рыба, ни мясо, никогда не знал до конца, чего хочет.

— А ты?

— А я всегда знал.

* * *

— Сириус, ты можешь написать своему крестнику?

— Написать — могу, а вот отправить… А зачем это вам?

— Хочу узнать новости.

— Вы не доверяете Барти? Или полагаете, что директор ему не доверяет?

— Думай, как хочешь. А отправить… пожалуй, я научу тебя одному любопытному заклинанию. Но ответ ты отдашь мне, и не вздумай фокусничать!

— Отдам. Но сперва прочитаю сам.

— Читай.

* * *

— Что вы пытаетесь сделать с Гарри? Я же предупреждал, что не позволю пакостить ему исподтишка!

— Ничего такого, что угрожало бы его здоровью, Блэк. И прекрати разговаривать в таком тоне.

— И всё же?

— Мне нужна информация. Из первых рук.

— И вы думаете, что сможете получать её напрямую от Гарри?

— Почему нет? Мы связаны с ним, очень прочно связаны, если он настолько чувствует меня. Вполне возможно, что и я смогу научится читать его. Даже на таком расстоянии. Согласись, мальчишке от этого не будет ни жарко, ни холодно.

— А пока вы его просто мучаете!

— Можешь мне не верить, но я тут ровно ни при чём. Мальчишка сам стремиться узнать обо мне побольше — вот и нарывается. Что, прикажешь этим не пользоваться? Я должен знать точно, что затевает этот старый интриган!

— Этот старый интриган ничего не скажет Гарри. Он и нам-то ничего не говорил, а уж мальчишке и подавно. Большой любитель игры втёмную.

— Вот я и узнаю что именно он ему НЕ СКАЖЕТ.

* * *

— Блэк, хочешь узнать, что сказал о тебе твой дружок?

— Кого вы имеете в виду?

— У тебя их много?

— Ни одного — потому и удивляюсь.

— Я имею в виду Северуса.

— О! Представляю, что он мог сказать!

— Он сказал, что тебе нельзя доверять. И при этом, в отличие от тебя, не просил делать скидок на личное отношение.

— А вы ему поверьте, мой Лорд. Нет, правда! Всё, что могли, вы от меня получили, пора гнать в три шеи.

— С чего такой энтузиазм?

— Да надоело мне тут до зелёных гоблинов! Скучно. В Азкабане и то веселее было.

— Не хочешь вернуться? Тебя там ждут не дождутся, встретят с поцелуями…

— Шуточки у вас!

— Между прочим, Северус искренне убеждён, что это ты сдал Поттеров.

— Ну, ещё бы! Он меня не слушал, даже когда я ему советовал оборотню на клыки не лезть, а уж мои оправдания и вовсе мимо ушей пропустил. Надеюсь, хоть вам он поверил?

— А я не стал его разубеждать, зачем?

— Хм… действительно, зачем? Ну так что, будете меня прогонять, а?

— Потерпишь.

* * *

— Нет, ну какого Моргота вам для этого нужен именно Гарри? У вас врагов мало?

— А почему бы нет? Блэк, ты клялся помочь мне вернуть нормальный облик!

— Я не КЛЯЛСЯ, я ОБЕЩАЛ. И почему именно Гарри? И зачем притаскивать его сюда, Моргот меня подери?!

— Ты же читал рецепт.

— В вашем переводе, между прочим. И кого вы собираетесь использовать в качестве «слуги»?

— А если — тебя?

— Попробуйте. Если хотите запороть всё дело.

— Что, добровольно не согласишься?

— Почему же, соглашусь. Только я вам не слуга. Союзник, если угодно. Временный.

— Ты откровенен.

— А толку быть неоткровенным? Вы же регулярно залезаете мне в голову. Не спрашивая разрешения, между прочим.

— Ты же это чувствуешь?

— Ну и что? Помешать-то не могу. Раздражает, если хотите знать. Так всё же — кого? Барти?

— Он мне нужен для другого.

— Он же всё равно одноногого изображает, так даже лучше выйдет! И потом — вы что, действительно считаете, что после всего этого его инкогнито сохранится?

— Ты считаешь иначе?

— Я считаю, что Дамблдор сволочь, но не дурак.

— Хм… А почему бы и нет, действительно? Стоит ли усложнять…

— Так всё же — почему Гарри?

— Твой крестничек дважды помешал мне возродиться, теперь пусть поможет. Это будет даже справедливо, как ты считаешь? А его жизни процедура не грозит, если это тебя волнует. Крови нужно немного.

— А потом?

— Убивать его связанного я не стану. Обещаю. Если хочешь — клянусь.

Всего они ожидали, только не того, что Кубок окажется порталом! Да к тому же настроенным на старое кладбище. Однако ни толком осмотреться, ни обменяться мнениями парни не успели. Возле одного из надгробий вдруг с громким хлопком возникла тёмная фигура и с низким поклоном произнесла:

— Я выполнил ваше повеление, мой Лорд.

— Убери второго, — раздался холодный, режущий ухо голос словно бы из глубины надгробья. От звука этого голоса у Гарри огнём вспыхнул шрам на лбу — такой боли мальчик ещё не разу не испытывал. В глазах потемнело, он согнулся пополам, прижимая руки ко лбу. Сквозь шум в ушах прозвучало «Авада кедавра!», полыхнуло зелёным — снизу вверх, и тут же ещё одна вспышка, голубоватая. Слов второго заклинания Гарри не разобрал, но когда в глазах у него постепенно прояснилось — Седрика рядом не было.

— Зачем ты помешал? — в два голоса прозвучал вопрос, один — тот, страшный, от звука которого Гарри снова едва не согнулся пополам — спрашивал холодно и высокомерно, второй — тот, что произнёс смертельное заклинание — с почти детской обидой.

— Вы сказали «убери», а не «убей» — ответил третий голос, принадлежавший тому, кого Гарри сначала принял за статую возле надгробья. Невероятно знакомый и в то же время совершенно незнакомый Гарри голос, звучавший одновременно почтительно и надменно. «Я, наверное, сошёл с ума», — обречённо подумал мальчик. Додумывал он уже в воздухе: следующее заклинание спеленало его и перенесло к одному из надгробий. Высокий человек — тот, что казался статуей — шагнул к нему, поднимая палочку. Лица его Гарри не видел, оно было скрыто в тени глубокого капюшона, но движения казались, точно как и голос, знакомыми и в то же время чужими. «Я сплю, — попытался убедить себя Гарри, — это сон. Просто кошмарный сон. Но разве во сне можно испытывать боль?» Он попытался рвануться, но заклинание держало крепко. Человек взмахнул палочкой, и тело мальчика оплели верёвки, прочно прикрутившие его к надгробью. Одна из них широкой полосой легла на губы, не позволяя кричать и вообще издавать какие-либо звуки, кроме невнятного мычания.

— Что ж, все в сборе, пора начинать, — произнёс тот, что скрывался в глубине надгробья. Гарри вдруг понял, что это было никакое не надгробье, а просто массивное кресло, только казавшееся монолитом в глубокой тени под деревьями. И даже рассмотрел существо, которому принадлежал голос. Лучше бы он этого не делал!

Дальнейшее воспринималось Гарри фрагментарно, словно кадры кошмарного фильма, хотя потом оказалось, что он может пересказать всё в мельчайших подробностях. Змея, обвившаяся вокруг огромного, с хорошую ванну размером, котла… дымящееся варево, в которое погрузилось мерзкое существо из кресла… раскрывшаяся могила… несостоявшийся убийца, движением палочки отрезающий себе ногу чуть ниже колена… его собственная кровь, текущая в подставленный серебряный кубок… и голос, читающий заклинание, такой знакомый и такой чужой, голос, который не мог, никак не мог звучать здесь!

И снова, как кадры кинохроники: возникшая из котла высокая человеческая, нет, скорее ПОЧТИ человеческая фигура… Человек, проводивший обряд, набрасывает на плечи возрождённого Лорда плащ, подаёт палочку… второй, одноногий, но почему-то легко передвигающийся, протягивает руку и от прикосновения палочки на ней вспыхивает чёрным пламенем знакомая по Чемпионату Метка… люди, появляющиеся один за другим и падающие на колени к ногам Волдеморта: кто молча, кто со словами восторга и покаяния… речь Волдеморта, его голос: холодный, пронзающий насквозь… ледяное прикосновение…

С какого-то момента Гарри даже не испытывал страха — он словно окаменел, покрылся льдом, и только одна мысль пробивалась сквозь ледяной панцирь: кто этот высокий человек, лица которого он так и не смог увидеть, чей голос и движения были такими знакомыми и такими чужими? Почему-то это казалась необычайно важным.

А потом его развязали и заставили сражаться.

Вначале это никак нельзя было назвать дуэлью. И даже избиением. Разве что — избиением младенца. Но потом Лорд совершил ошибку. Он применил заклятие Империо: знакомое Гарри заклятье, и не просто знакомое — когда-то он уже сумел противостоять подобному. На этот раз давление было куда сильнее, но он всё же справился и это придало сил, помогло собраться и наконец-то ударить самому. Ударить единственным боевым заклинанием, которое он знал — Экспеллиармус. Лорд ударил одновременно, чем именно — Гарри не запомнил. Два луча встретились в воздухе и внезапно сплелись, слились в один — уже не луч, а сияющий шнур, словно связавший концы их палочек. И по этому шнуру в сторону Гарри поплыла словно бы волна. Это было красиво — и в то же время Гарри каким-то образом осознал, что ни в коем случае не должен позволить этой волне коснуться его палочки. Иначе будет плохо, очень плохо! Он попытался усилием воли остановить волну, в первый момент ничего не вышло, но тут в его ушах зазвучала чудная музыка. Это была песня феникса, она поддерживала его, не давала сдаться, придавала сил… и волна замерла. На время. Ибо силы всё же были слишком неравны, к тому же и стоящие широким кругом Пожиратели вольно или невольно поддерживали своего Повелителя — а Гарри был один. Но один ли? Словно язычок пламени коснулся на миг его руки, согревая и поддерживая, и бесплотный голос в глубине сознания прошептал: «Не так, малыш. Не задерживай, а оттолкни. Давай вместе, на счёт три: раз, два…» Гарри собрал остаток сил в кулак и резко, отчаянно бросил его вперёд: так, как если бы действительно ударил кулаком в ненавистное лицо. Сияющая волна вздыбилась, как прибой, налетевший на камень — и откатилась назад. Мальчик ещё успел заметить изумление и почти страх, мелькнувшие на лице Волдеморта, когда волна коснулась кончика его палочки — и время замерло, или нет, наоборот, помчалось вдруг с невероятной скоростью… Они словно провалились в какой-то другой мир, со своими законами, в котором они были неподвижны и властны только смотреть. А посмотреть было на что: из палочки Лорда медленно (казалось, что медленно, а на деле, наверное, за доли секунды) стали появляться люди. Тени людей. Незнакомый старик, незнакомая женщина, по виду — волшебница… третье лицо не было незнакомым. «Мама!», — попытался позвать Гарри, но губы не шевелились. Однако, она услышала. Шагнула к нему, коснулась бесплотной рукой волос: «Здравствуй, малыш!»… рядом уже возник отец, он чуть приметно улыбнулся и тут же сказал серьёзно и озабоченно:

— Тебе не устоять. Разрывай связь и беги.

— Но как? — сковавшее тело оцепенение не мешало мыслить, а призракам, похоже, слова были не нужны.

— Кубок. Это двусторонний портал, он вернёт тебя назад.

— Он далеко, я не успею…

— Он у твоих ног, взгляни… Прощай, сын.

— Прощай, — повторила мама, — не теряй времени, мы сможем задержать его совсем чуть-чуть. Береги себя, малыш!

Тени скользнули к своему убийце, закружились вокруг него, мешая видеть и действовать — и Гарри отчаянным усилием дёрнул палочку на себя, как будто пытаясь разорвать настоящую верёвку. Лента-связь с тихим звоном лопнула, плеснула языком многоцветного пламени, едва не задев Гарри, но он успел нагнуться и схватиться за Кубок, действительно оказавшийся у самых его ног. Мысль «Откуда?!» мальчик додумывал, уже обессилено падая на траву квиддичного поля Хогвартса.

* * *

— Как ты посмел! — сейчас голос Лорда не был холодным, в нём клокотала ярость, — Это ведь ты, ты дал ему Кубок, ты!

— Я, — голос Блэка, напротив, был холоднее арктических льдов полярной зимой и в нём не осталось даже тени почтительности. — Вы обещали дать мальчику право выбора, но не сдержали обещания. Я сделал это за вас.

— Сволочь, ты помог ему сбежать!

— Стоит ли так огорчаться? Это была только третья встреча, мой Лорд.

— Повелитель, позвольте… — сразу несколько Пожирателей шагнули вперёд, поднимая палочки. Ответный кивок запоздал: Блэк коснулся левой рукой застёжки своего плаща — и исчез.

Сознание возвращалось медленно. И первой, как положено, проснулась боль. Седрик застонал и попытался открыть глаза. К его огромному удивлению, это получилось сразу, а вот сесть удалось только с третьей попытки. Парень с проклятьем схватился за раскалывающуюся от боли голову и обнаружил, что метафора недалека от истины: затылок был весь в крови. «Кто же это меня?», — подумал он, но тут же обнаружил «врага»: антикварного вида стол, об угол которого, похоже, и приложился. Рядом валялась его палочка. Выпавшая, видимо, из руки, когда он потерял сознание. Впрочем, у Седрика начало складываться отчётливое ощущение, что сознание он потерял раньше, чем ударился. Во всяком случае, раньше, чем ударился о стол.

С трудом заставив работать гудящую голову, парень припомнил парочку лечебных заклинаний и, морщась, потянулся за палочкой. Память не подвела — минут пять спустя он уже смог подняться на ноги и оглядеться. Помещение, где он оказался, было кухней, причём кухней большого и старинного дома. Только в больших и старинных домах бывают такие огромные кухни: с тяжёлыми дубовыми буфетами вдоль стен, с дровяной плитой и огромным, облицованным диким камнем, камином. Стол, столь неудачно попавшийся на пути головы Седрика, был под стать остальному: дубовый, массивный, громадных размеров, рассчитанный не то на большую семью, не то на многочисленных слуг. И стулья вокруг — в том же стиле. Позапрошлый век, не иначе. Впрочем, несмотря на антикварный стиль помещения, водопровод тут имелся. Парень обрадовано сунул всё ещё основательно гудящую голову под кран, одновременно охлаждая и смывая кровь. Поискал глазами полотенце. Такового не обнаружилось, кухня вообще выглядела какой-то нежилой — похоже, люди здесь не появлялись давно. Хотя… серебряный кубок с затейливой крышкой, одиноко стоявший посреди стола, был полон почти до краёв и остро пахнущее зелье в нём выглядело явно свежим. Тогда где же хозяева?

Седрик присел на ближайший стул и попытался восстановить в памяти подробности происшедшего. Таковых набралось немного: Кубок, оказавшийся порт-ключом, заброшенное кладбище, какие-то люди — и смертельное заклинание, почему-то не убившее его, а закинувшее сюда. Или было ещё и другое? Тогда кому предназначалось то, первое? Гарри? И вообще, где он? Остался там? Или тоже оказался невесть где? Жив? Погиб? И что теперь делать, наконец? Может, попробовать переместиться в Хогсмид? Но для этого неплохо бы знать, где именно он очутился. Да и работает ли здесь аппарация? Хотя работает, наверное. Как-то он же здесь очутился?

Подтверждение парень получил тотчас: в двух шагах от него возник высокий человек в длинном чёрном плаще. Не удержавшись на ногах, упал на колени и тут же — на четвереньки. Впрочем, дело было не только в неудачном приземлении. Человека тошнило, вернее — выворачивало наизнанку. В первый момент Седрик с естественной брезгливостью отшатнулся, но тут же устыдился и подошёл ближе.

— Вам помочь, сэр? — нерешительно спросил он, не очень понимая, в чём может заключаться помощь.

Пришелец переждал очередной приступ рвоты и с трудом поднял голову. Глаза у него были совершенно шальные, чёрные волосы прилипли ко лбу.

— Зелье. На столе. Должно быть. Дай, — прохрипел он, делая паузы после каждого слова.

Седрик поторопился выполнить просьбу. Опорожнив кубок, незнакомец попытался было выпрямиться, но тут же раздумал и осторожно прилёг прямо на пол.

— Ничего, — пробормотал он уже чуть более нормальным голосом, — нервы, пустое. Сейчас пройдёт. Ты прибери тут, а? Мерзость какая…

Седрик послушался охотно: он был достаточно брезглив, чтобы не желать любоваться на подобные натюрморты, а заклинание было не из сложных. Больной тем временем всё же решился сменить положение и теперь сидел, привалившись спиной к ножке стола.

— Налей водички, — попросил он и тут же виновато добавил, — гоняю я тебя… ты уж прости.

— Ну что вы! — Седрик наполнил кубок из-под зелья водой и подал незнакомцу. Тот пил жадно. Потом с трудом поднялся на ноги, доковылял до раковины и принялся с каким-то остервенением умываться. Наконец закрыл воду и, поймав недоумённый взгляд парня, криво усмехнулся:

— Глупо себя веду, а?

— Ну что вы, сэр, нормально, — неуверенно возразил Седрик. Лицо пришельца показалось ему смутно знакомым.

— Да глупо, что уж там…— человек тяжело присел к столу, уткнулся лицом в сцепленные ладони, но тут же убрал руки. Похоже, его снова подташнивало. — Тебя как зовут?

— Седрик.

— А, ну да. Седрик. Седрик Диггори. Что у тебя с головой?

— Кажется, приложился об этот вот стол. Да вы не беспокойтесь, я уже подлечил, совсем не болит.

— Вот ведь дрянь какая… ну, прости, не рассчитал. Принудительная трансгрессия и так-то штука паршивая… впрочем, что я тебе буду рассказывать. Сам теперь знаешь.

— Так это что, вы меня?! Там?

— Я. Понимаю, то ещё удовольствие, но всё же лучше Авады, как ты полагаешь?

— Вы… что это вообще было? И где Гарри? С ним всё в порядке?

— Надеюсь, что да. Во всяком случае, он в Хогвартсе. Тебе, кстати, тоже пора. Разожги-ка камин.

— З-зачем? — от изумления Седрик не только стал плохо соображать, но, похоже, ещё и заикаться.

— Этот камин напрямую ведёт в кабинет Дамблдора. Это будет быстрее, чем через Хогсмид, ты не находишь? Твои родители наверняка уже давно с ума сходят.

Последний аргумент заставил Седрика отложить вопросы на потом и заняться делом.

— Летучий порох там, — мужчина махнул рукой в сторону каменной шкатулки на камине. — Да, и вот ещё что. Директору можешь рассказать всё как есть, а для остальных — ты меня не видел. Оказался в незнакомом месте, никого нет, решил воспользоваться каминной сетью и оказался в кабинете. Кстати, это правда — отсюда в другое место не попадёшь.

— А чей это дом?

— Мой. Всё, иди.

Как ни странно, Седрик ни на миг не усомнился в словах странного незнакомца. Не смотря ни на что, было в нём что-то, вызывающее доверие. И уже шагнув в камин, Седрик узнал его: Сириус Блэк, беглец из Азкабана, за которым вот уже два года безуспешно гоняется чуть не весь аврорат. Теоретически, советами подобного человека пользоваться не стоило, но испугаться Седрик не успел. В кабинете директора Хогвартса он был всего один раз, но не узнать это помещение не представлялось возможным. Так что как минимум в этот раз Блэк говорил правду.

Седрика они встретили недалеко от лестницы в кабинет Дамблдора.

— Ты здесь? Цел? — вяло не то удивился, не то обрадовался Гарри. Сил у него не осталось совсем. Даже на радость.

Седрик, похоже, удивился меньше, а обрадовался больше:

— Гарри, вот здорово! Ох, простите, профессор…

— Не за что, — Дамблдор окинул его внимательным взглядом. — Откуда кровь, ты ранен?

— Голову расшиб, но это пустяк, уже и не болит совсем.

— Тогда беги к родителям, они в кабинете декана. А потом обязательно зайди к врачу. Обязательно — я проверю! И не болтай лишнего, понял?

— Да, сэр!

— Может, стоило бы его всё же расспросить? Хотя бы узнать, где он был? — неуверенно спросила МакГонагалл.

— Потом.

В кабинете директор прежде всего усадил Гарри в удобное кресло (кивнув Минерве на второе), подошёл к уставленному самыми разными флаконами шкафу и, смешав в серебряном кубке зелья сразу из нескольких, подал его Гарри:

— Выпей. И расскажи всё. В подробностях. Мальчик мой, я понимаю, каково тебе сейчас, но поверь, так будет лучше и для тебя самого.

— Я ничего не помню, — пробормотал Гарри. Вкуса зелья он не почувствовал, но действие его проявилось почти сразу — по крайней мере в глазах прояснилось и язык перестал заплетаться.

— Ты всё помнишь, — Дамблдор то ли просто хотел его успокоить, то ли применил какое-то освежающее память заклинание. Как бы там ни было, но Гарри действительно вспомнил всё. В подробностях. Таких, что его едва не вытошнило. Дамблдор, внимательно наблюдавший за выражением лица мальчика, осторожно положил одну руку ему на лоб, вторую — на затылок, слегка помассировал:

— Тише, мальчик, тише, всё уже позади… ну что, получше? Теперь рассказывай.

И Гарри начал рассказывать. В какой-то момент феникс, словно бы тоже прислушивавшийся к рассказу (а почему «словно»? Просто «прислушивавшийся») слетел со своего насеста и устроился на коленях у мальчика, как-то не по птичьи, а скорее по кошачьи свернувшись клубком. Гарри сразу стало легче, ледяные тиски, сжимавшие сердце, словно слегка подтаяли. К концу рассказа он чувствовал себя досуха выжатым лимоном — но это было всё же куда лучше, чем прежнее ощущение ледяной статуи. Он даже решился задать так мучавший его вопрос, хотя и подозревал, что ни директор, ни декан Гриффиндора не знают на него ответа:

— Я, наверное, сошёл с ума… но мне показалось… этот человек, тот, что проводил обряд… мне показалось, что он… что он похож на Сириуса! Но это же бред, правда?

МакГонагалл недоумённо перевела взгляд с Гарри на Дамблдора. Тот заговорил, медленно, словно подбирая слова:

— Гарри, поверь мне: Сириус никогда, даже под угрозой самой страшной пытки, не стал бы делать того, что принесёт тебе вред. Сейчас он выполнял моё задание, очень важное… и очень опасное, теперь-то я могу тебе это сказать, потому что основная опасность для него уже позади. Скоро, думаю вы сможете встретиться.

— Так значит, мне просто показалось! Но он был так похож, так… я думал, что с ума схожу, правда!

Дамблдор вздохнул, переглянулся с Минервой:

— Знаешь, Гарри… у Сириуса был брат, годом младше его. Когда-то они были очень похожи — не близнецы, но близко к тому. Говорили, что он погиб ещё тогда, давно… но толком никто ничего не знал. И он был Пожирателем Смерти.

— Брат Сириуса?!

— Да. Не удивляйся, у них вся семья такая… сплошные крайности.

— Так вот почему он сбежал из дома! — теперь, когда всё разъяснилось, Гарри почувствовал на миг огромное облегчение. Даже мысль о возрождении Лорда, за которое он, Гарри, пусть и невольно, но тоже ответственен, отступила на второй план. Всего на миг, но всё же…

— Однако, он на удивление много успел тебе рассказать! — усмехнулся Дамблдор. — Но на сегодня довольно. Минерва, отведи его, пожалуйста, в госпиталь и проследи… впрочем, Поппи сама сообразит, что нужно сделать. Просто побудь рядом, ладно?

— Да, конечно, — МакГонагалл обняла мальчика за плечи, помогая ему встать. — Пойдём, Гарри, тебе необходимо выспаться.

Гарри охотно позволил себя увести. Больше всего ему сейчас хотелось забиться куда-нибудь, сжаться в комок и ни о чём не думать. Совсем ни о чём.

* * *

Когда дверь за ними закрылась, Дамблдор повернулся к вроде бы пустому креслу в углу и сказал укоризненно:

— А вот подслушивать нехорошо, Сириус!

— Простите, профессор! — Сириус поднялся из кресла — словно вынырнул из воды. — Я был уверен, что вы заметите.

— Уверен он… мастер камуфляжа! — голос Дамблдора вдруг сорвался, он порывисто шагнул к Блэку, обнял, прижал к себе.

— Ну что вы, профессор, — пробормотал донельзя смущённый Сириус. — Я… Не стоит, право…

— Не стоит… дурачок, я же был почти уверен, что посылаю тебя на смерть! Я даже не представляю, как тебе удалось уцелеть!

— Да просто: я Лорда под Нерушимый подвёл. Правда, и сам туда же угодил, ну да ладно, его и без меня найдётся кому… а вот меня без прямого приказа так сразу не решились, он их там всех запугал, шевельнуться боятся.

— Погоди, расскажешь по порядку. Сперва скажи: ты как себя чувствуешь?

— Нормально. Ну, почти. А что?

— Да вид у тебя… Снотворного бы тебе сейчас и в постель.

— Помыться бы мне сейчас… и потом тоже. Нет, правда! Ну не смотрите на меня так, я же понимаю, что глупо это, но очень хочется!

— Да никак я на тебя не смотрю, хочешь — пожалуйста, вон та дверь.

— Ох, правда?

— Конечно. Пойдём, покажу.

За дверью обнаружился небольшой, но вполне комфортабельный санузел. Ванну набирать Сириус не стал, включил душ и принялся с остервенением намыливаться — раз пять подряд. Потянулся было в шестой, но встретился с понимающим взглядом терпеливо ожидающего в стороне Дамблдора, хмыкнул и выключил воду.

— Глупо, да?

— Нет, — серьёзно возразил директор, подавая ему полотенце, — и не только психологически. Вода неплохо снимает остаточную магию, тёмную — особенно. Так что всё правильно. Вот, накинь халат. Пойдём, тебе всё же надо прилечь.

За очередной дверью обнаружилась спальня. Дамблдор откинул с кровати покрывало, поправил подушки:

— Ложись. И давай-ка я тебя укрою… вот так.

— Правда ведь отрублюсь сейчас! Совсем раскис.

— Ну и на здоровье! То, что срочно, я уже услышал, а остальное подождёт. Знаешь, а давай-ка я тебе действительно снотворного дам да пойду с высокими гостями объясняться. Меня, наверное, уже ищут.

— Погодите. Что с Малышом, он в порядке?

— И даже более, чем можно было надеяться, если я не ошибаюсь. Что вряд ли. Конечно, измучен и морально, и физически, но это быстро пройдёт.

— А почему вы не сказали ему правду? Да ещё моего брата приплели?

— Зачем приплёл — ты и сам должен понимать, а вот почему не сказал… Понимаешь, ему пока НЕЛЬЗЯ знать, что всё произошедшее в конечном итоге нам на руку. И тем более — нами частично спланировано. Скоро я расскажу тебе всё, и ты поймёшь, насколько это важно — чтобы он ничего не знал. Кстати, я не сказал ему ни слова неправды. Просто позволил сделать из моих слов свои выводы.

— Знаете, профессор, иногда я вас действительно ненавижу. Да и себя до кучи.

— Думаешь, ты в этом одинок?

— Не думаю. Вот поэтому и… а, ладно, это уже лирика. Так где обещанное снотворное?

Открыв глаза, Сириус обнаружил сидящего рядом с постелью Люпина с книгой в руках и вяло удивился этому обстоятельству. Мысли текли так медленно и неохотно, словно голову залили хорошо охлаждённым глицерином. Даже тревога за Гарри казалась какой-то далёкой и ненастоящей. Как и радость от того, что весь этот кошмар хотя бы на время остался позади.

Почувствовав его взгляд, Ремус поднял голову и обрадовано заулыбался.

— Долго я спал? — слова, как и мысли, выходили медленными, тягучими — или ему просто так казалось.

— Четверо суток. И я бы не назвал это сном.

— Что?! — когда ответ дошёл до сознания, Сириус попытался вскочить, но тут же упал обратно. Перед глазами колыхнулась серая пелена.

— Лежи, лежи, — Люпин встревожено наклонился, коснулся ладонью его лба. — Успокойся, всё в порядке.

— Какого Моргота! — Сириус потряс головой, пытаясь разогнать кисель, в котором вязли мысли. — Четверо суток? И что там? Как Малыш?

— Малыш здоров и даже уже почти успокоился. Я говорил с ним час назад. А в остальном — тишь да гладь.

— Это в каком смысле?

— Во всех. Погоди, выпей-ка сперва вот это.

Зелье слегка прояснило голову, так что уже не приходилось отлавливать каждую мысль, как ужа в тумане.

— Помоги сесть.

Ремус с сомнением покачал головой, но всё же помог ему устроиться в полусидячем положении.

— Теперь рассказывай.

— Да что тут рассказывать… Министерство предпочло спрятать голову в песок и старательно делать вид, что ничего не произошло. В смысле: преступный Крауч попытался похитить мальчиков, им удалось сбежать и вернуться, а всё остальное — болезненный бред и галлюцинации. А Дамблдор, если отбросить вежливые экивоки — старый маразматик, который верит чему ни попадя да ещё пытается других запугать.

— Фадж что, с ума сошёл? Или его успели завербовать?

— Он просто не знает, что делать, и поэтому предпочитает не делать ничего, — только что появившийся в дверях Дамблдор подошёл к постели, коснулся запястья больного. — Ты зря начал этот разговор, Ремус, он ещё слишком слаб.

— Это я начал, — Сириус сердито отнял руку, — и продолжу. Грюма нашли?

— Да. Барти прятал его прямо здесь, у себя в комнате.

— Какая великолепная наглость! Но вернуться он всё-таки не рискнул?

— Ох, кто бы говорил о наглости! Вернуться… нет. И риск тут ни при чём. Лорд запытал его насмерть. Формально — за двусторонний порт-ключ, а на самом деле, видимо, просто нашёл, на ком злость сорвать. Остальным тоже досталось.

— Вот мразь! Учитывая всё, что Барти для него сделал… и разве порт-ключи не всегда двусторонние?

— По умолчанию — да, но это можно и заблокировать. Хорошо, что покойный об этом тоже не знал.

— А то вы не проверили!

— Проверил, конечно, но всё же…

— Погодите, — Люпин выглядел изумлённым, — откуда вы это знаете? Про Крауча?

— Рем, как ни печально в этом признаваться — я не один такой умный. Или такой глупый, если угодно.

— Но обсуждать это вслух не стоит, — закончил за него Дамблдор. — И вообще что-либо сейчас обсуждать. А стоит немного поесть, выпить лекарство и уснуть.

Спорить Сириус не стал, отчётливо ощущая, что профессор прав. Только спросил:

— Что со мной такое было?

— Если без медицинских терминов — переутомление, нервный срыв. Такое напряжение даром не проходит. И не «было», а «есть». Так что давай без фокусов. Мне и без твоего здоровья забот хватает.

— Какие фокусы, профессор, я всегда был само послушание!

Дамблдор страдальчески закатил глаза. Несколько слишком демонстративно, чтобы поверить в его искренность.

* * *

— Отец!

— Сай, мальчик мой, откуда?

— Профессор Дамблдор вызвал меня и сказал, что ты здесь и что нам можно поговорить. Только велел недолго, чтобы никто не начал потом расспрашивать, зачем я ему понадобился. А ты что, ранен?

— Да нет, это так, хронь всякая, наследство Азкабана. Пройдёт. Ты-то как?

— Нормально. Жаль, что тебя тут не было, Гарри так здорово на Турнире выступал! Пап, а то, что он рассказывает — правда?

— А ты сам как думаешь?

— Я думаю, что правда. Такое придумать — фантазии не хватит. Да и зачем? А министр Фадж заявил, что это всё выдумки. А Дамблдор — что правда. И некоторые верят ему, а некоторые — министру. Так правда?

— Правда. Самая что ни на есть. Вот только с чего ты решил, что я лучше всех знаю?

— Ну-у-у-у… А что, не так?

— Так. Знаю. Но откуда — не скажу. Сейчас не скажу.

— Это секрет, да?

— Да. И его не стоит обсуждать. Ни с кем, даже с Гарри. Вы с ним общаетесь, кстати?

— Нет. Ну, почти. Ты же запретил. Вот только позавчера директор велел, чтобы я зашёл к Гарри в госпиталь, только чтобы мы про тебя не говорили, а то кто-нибудь может услышать.

— И как он после всего этого?

— Да нормально. Злится только, что ему не верят. Па, а я бы так не смог, наверное — с самим Волдемортом драться! И даже почти победить.

— Про «почти победить» тебе Гарри сказал?

— Нет, что ты, он наоборот, говорит, что сам не знает, как уцелел, что ему вроде как помогал кто-то. И ещё родители помогли, и другие, кого Волдеморт убил.

— Ты не боишься произносить его имя?

— Ну ты же произносишь! И Гарри, и профессор Люпин тоже произносил… Па, а то, что нас целый год учил предатель-оборотень… ой, ну то есть под чужой внешностью, я имею в виду — это правда?

— Правда. К сожалению. Но он же вас всё-таки чему-то научил?

— Да, только он такие ужасы показывал… А правда, что эта должность проклята? Ну, учителя ЗОТИ?

— Да ходили такие слухи ещё в моё время… никто на ней долго не задерживается, это факт. Так что Рем, получается, ещё легко отделался. А может и выдумали про проклятье. Ты маме писал про последние события?

— Нет, никак не могу решить, что писать, а что нет. Она, наверное, уже удивляется, что про финал до сих пор не написал.

— А она читает магические газеты?

— Нет.

— Тогда лучше не пиши. А то представляю, как ты это всё изложишь, она решит, что тут полшколы поубивали. Напиши, что Гарри и Седрик вдвоём выиграли. Кстати, я за всеми событиями так и не узнал, кому из них в конце концов приз присудили?

— Пополам. Они же за Кубок вместе взялись, а что потом было, уже к Турниру не относится. Правда, мадам Максим заявила, что результаты вообще надо аннулировать, потому что профессор Грюм… то есть этот, Крауч, да? на Крама и мисс Делакур напал, чтобы Кубок обязательно Гарри взял. Он и Седрика пытался из игры вывести. Но потом решили, что даже если третий тур не считать, то Гарри и Седрик всё равно получаются победители, они же были впереди по очкам и поровну. А Флёр только на третьем месте, вот их директору и обидно.

— А Каркаров что говорит?

— А ничего. Он исчез. Знаешь, шепчутся, что он был Пожирателем и теперь сбежал, потому что Волдеморта испугался. А другие даже говорят, что он к Лорду и сбежал. А ты как думаешь?

— Пожирателем он был, это точно. А вот куда сбежал, к Волдеморту или от него — не знаю. Но, похоже, действительно сбежал. Ладно, малыш, иди-ка ты действительно к себе, пока никто не хватился. Будешь маме писать — привет передай. Только не прямо, конечно. Как-нибудь так, намёком.

— Передам. А мы ещё увидимся?

— Непременно. Только не обещаю, что скоро.

* * *

— Сириус!

— Гарри, мальчик мой! Ох, ну что ты, вот ещё выдумал… взрослый парень, герой… ну, успокойся, успокойся, что ты….

— Да-а-а, — Гарри хлюпнул носом, пытаясь унять слёзы, — Дамблдор сказал, что мы с тобой скоро встретимся, а потом — что не знает когда… Вот я и подумал…

— Что я погиб, а директор боится тебе об этом сказать?

— Ну… да вообще-то. Он говорил, что ты задание выполнял, опасное.

— Выполнял. Опасное. Но, как видишь, жив и невредим. Так что не стоит плакать. Впрочем, если тебе так легче… тебе ведь здорово досталось, не каждый взрослый такое выдержит.

— Выдержит, как же! — Гарри поднял на крёстного всё ещё мокрые глаза, снова шмыгнул носом. — Ничего я не смог, только помог ему, выходит.

— Не сумел помешать, разве что. Так и никто бы не сумел на твоём месте, ты уж мне поверь.

— Ты всё знаешь, да?

— Конечно. Ты сделал всё, что было в твоих силах.

— Ничего я не сделал! Он заставил меня драться, вот и всё!

— А ты не позволил ему превратить дуэль в убийство. И сумел уцелеть. Это гораздо больше, чем смогли бы сказать о себе многие взрослые и опытные волшебники, если бы ещё могли говорить.

— Ты так думаешь?

— Я так знаю, — Сириус усадил мальчика рядом с собой в широкое кресло, обнял, — тебе не за что упрекать себя.

— Из-за меня чуть не погиб Седрик!

— Ну не погиб же! Ты не мог предположить, что касаться Кубка опасно. Никто не мог. Твой поступок был правильным, поверь. Бывает, что мы не просчитываем последствия наших поступков, но ведь бывает, что и не можем этого сделать. Так это как раз такой случай.

Гарри тяжело вздохнул, крепче прижался к плечу крёстного:

— Знаешь, мне всё время хочется вымыться. Это его прикосновение… оно словно осталось на коже. Теперь мы связаны, да? Вернее, ещё крепче связаны. В нём моя кровь, вот ведь гадость, правда? А во мне… во мне тоже есть что-то от него, я ведь не сам выучил серпентарго! И я всё время боюсь, что это проявится, эта тьма во мне… Что я стану… ну, стану как эти, Пожиратели… или… — мальчик не удержался и снова всхлипнул.

Сириус ласково коснулся губами его макушки, погладил по спине:

— Ну что ты, успокойся… и послушай меня. Да, к тебе перешли некоторые способности Волдеморта, часть его силы. Но Сила не бывает тёмной или светлой. Способности — это только способности, как ими пользоваться — зависит от тебя. Понимаешь? Одно и то же свойство можно направить и к добру и ко злу. Да взять тот же серпентарго. Рем мне рассказал, что на втором курсе у вас был случай, когда все решили, что ты натравливаешь змею на парня, а ты, наоборот, остановил её от нападения. Так и со всем остальным. Не важно, откуда у тебя те или иные способности, важно, как ты станешь их применять. Понял?

— Кажется, да… Что бы я без тебя делал?

— Услышал бы то же самое от кого-нибудь другого. Вокруг тебя вполне достаточно умных и любящих тебя людей, Гарри. Да хоть Дамблдор. МакГонагалл. Рем. Супруги Уизли. Артур только выглядит чудаком со своим увлечением магловской техникой, но он очень умён и в молодости был отличным бойцом, если хочешь знать. А про Рыжую Молли нам на первых курсах старшекурсники легенды рассказывали, правда! И есть ещё немало людей, которых ты не знаешь, но которые тебя знают и любят. И верят, между прочим. Тебе. И в тебя.

— Сириус, что мне теперь делать?

— Жить, малыш. Пока — просто жить. Учиться. А не бездельничать, кстати, как вы с Роном любите под шумок сделать в надежде на прилежную подружку.

— У-у-у-у… ты тоже будешь нотации читать?

— А ты как думал? Я твой опекун или кто?

— Опекун, ага… с опекунами жить положено!

— Пока не выйдет, к сожалению. Может быть, в августе. Но не обещаю. Гарри, ну честное слово, не от меня это зависит!

— А от кого?

— Ни от кого. От обстоятельств. Сейчас тебе надо быть втрое осторожнее, чем прежде. Ты ведь сам это понимаешь, правда?

— Да-а-а-а…

— Вот и договорились! А теперь тебе пора.

— И когда мы снова увидимся?

— Не знаю, Гарри. Не знаю.

— Но хоть писать тебе теперь можно?

— Писать — да. Даже нужно. Обо всём. Особенно если случится что-то непонятное. И не волнуйся за меня, ладно? В ближайшее время мне ничего не грозит.

— Честно?

— Честно.

— Знаешь, чего я больше всего боялся?

Ремус поставил чайник на огонь и обернулся:

— Наверное, разоблачения. Нет?

Они сидели на кухне — почти единственном помещении в доме, которое было приведено в жилой вид.

— Нет. Разоблачения я ОПАСАЛСЯ. А БОЯЛСЯ того, что маска прирастёт к лицу. Намертво.

— По-моему, тебе это не грозит.

— Ещё как! Я ведь изображал себя — такого, каким должен был стать. Если бы не встретил вас с Джимми.

— Я-то тут при чём? Наоборот, это я вам кругом обязан.

— Ну, не прибедняйся. Ты не хуже меня понимаешь, что без твоего благотворного влияния мы просто пошли бы вразнос — с его-то гонором и моими комплексами.

— Не клевещи на себя. Со своими комплексами ты сам прекрасно справлялся.

— Справлялся — потому что вы были рядом.

— Ладно, сойдёмся на том, что мы все должны друг другу поровну.

— Не поровну, Рем. Не поровну. Мы-то живы.

— Причём ты — вопреки собственным усилиям, — Дамблдор, только что вышедший из камина, подошёл к столу, на ходу очищая подол мантии от золы. — О, чай! Вовремя я, однако. А к чаю что-нибудь есть?

— Вообще-то, мы надеялись на ваш рассказ, — усмехнулся Сириус, подходя к буфету, — но, раз уж вы спросили…

И он выставил на стол вазочку с пресловутыми лимонными дольками. Дамблдор усмехнулся:

— Тебе не кажется, что столько раз повторённая шутка становится пресной?

— Ничего подобного, сэр, она становится традиционной. А разве Британия не гордится приверженностью к традициям? — Сириус был сама серьёзность. — Рем, завари чай, у тебя вкуснее выходит. Так что всё же с рассказом к чаю?

— Мой рассказ вам аппетит скорее испортит, чем насытит. — Поморщился Дамблдор. — Причём надолго.

— Неизвестность портит мне лично аппетит существенно больше. Ладно, уговорили, сперва чай, потом рассказ. Только скажите: как там Малыш?

— Так он же ТЕБЕ пишет!

— Мне он пишет, а вам о нём докладывают. Скажете, нет?

— Скажу «да». Пока что с ним всё в порядке.

За чаем они слегка демонстративно обсуждали исключительно погоду и новые поправки к «Закону о магическом воздействии на пищевые продукты, предназначенные к продаже». Только когда Сириус убирал со стола, Дамблдор спросил:

— А где твой домовик?

— Наверху где-то, — Сириус поморщился, — у нас с ним пакт о ненападении: я не прошу услуг, а он не появляется на глаза. С детства друг друга терпеть не можем!

Директор кивнул, но тем не менее не пренебрёг заглушающим заклятьем.

— Ладно. Обещал — расскажу. Скажите, вы что-либо знаете о хоркруксах?

Сириус только покачал головой. Люпин задумчиво побарабанил пальцами по столу:

— Слово знакомое, читал я что-то такое. Вроде бы это часть души, заключённая в предмет. А для его создания нужно жертвоприношение и чуть ли не человеческое. Гадость в общем. Погодите, — прервал он сам себя, — тот Волдемортов дневник… Это оно и было?

— Да, — кивнул Дамблдор. — Именно. Только про «душу, заключённую в предмет» — это, скорее, метафора. Просто для создания хоркрукса требуется такая магия, которая необратимо калечит душу. Больше, чем все Непростительные разом. И действительно жертвоприношение. Человеческое и никак иначе.

Люпина передёрнуло. Сириус только брезгливо поморщился:

— А что это на самом деле?

— Якорь. Или, если хочешь, верёвка. Предмет, привязывающий душу к земле и в то же время не дающий ей превратиться в классического призрака. Постепенно такая «привязанная» душа начинает создавать себе новое тело, что мы и наблюдали, причём уже трижды.

— Следовательно, дневник был хоркруксом, но не был единственным хоркруксом?

— Да. Том всегда отличался предусмотрительностью. Одним и даже двумя он не ограничился. Вот ещё один, полюбуйтесь.

Дамблдор вынул из кармана небольшую коробочку и осторожно раскрыл. Там лежал довольно вульгарный перстень.

— Не прикасайтесь, — предупредил он, — правда, простое прикосновение не опасно, но лучше не нарываться. Волдеморт, кстати, знает, что эта вещь у меня. И даже попытался меня спровоцировать надеть его. Зря, кстати. Не прояви он инициативы — я, скорее всего, так бы и сделал. И это была бы одна из последних глупостей в моей жизни.

— Почему?

— Потому, что после этого я был бы слишком занят поиском возможности умереть — при условии, что ещё был бы на это способен. И избавьте меня от описания подробностей. Колечко очень серьёзно защищено и эту защиту очень трудно обнаружить, — он закрыл коробочку, запечатал заклятьем и спрятал в карман. — А вот теперь самое интересное. Хоркрукс не обязательно предмет. Это может быть и живое существо. Это раз. Создание хоркрукса — сложный процесс, но при определённых условиях он может возникнуть и помимо воли индуктора. Это два. Живой хоркрукс — даже если это человек — не будет знать о своём «предназначении». Это три. Ну и четыре: у Волдеморта на один хоркрукс больше, чем он сам думает.

Дамблдор выжидающе замолчал. Его собеседники переглянулись, и Сириус мрачно озвучил мысль, пришедшую им в головы одновременно:

— Вы хотите сказать, что Гарри — это живой хоркрукс?

— Да.

— И Лорд об этом не знает?

— Я уверен, что нет. Иначе не пытался бы убить мальчика, наоборот, берёг бы его. Живой хоркрукс остаётся хоркруксом, только пока жив.

— А может он решил пожертвовать одним, вы ведь сами говорите, что у него их как грязи!

— Ну, так я не говорил. И в любом случае — зачем ему жертвовать? Даже если бы Гарри убил его — он же и поспособствовал бы новому возрождению, сам того не зная. Впрочем, почему «бы»? Именно так всё и было.

Некоторое время друзья молчали, переваривая услышанное. Первым заговорил Сириус:

— Ладно, это понятно. А теперь объясните, наконец, смысл того, что я там натворил. Пока что я сего смысла не вижу. Скорее наоборот.

— Сейчас увидишь. Только постарайся для начала успокоиться, ладно?

— Я абсолютно спокоен.

— Да уж вижу я как ты спокоен! Передо мной-то чего притворяться?

— Привычка, мой директор.

— Ладно, иронизируй, твоё право. Так вот, если хоркруксов несколько, то они образуют, условно говоря, сеть, хотя каждый и может действовать сам по себе. До недавних пор все узлы этой сети были равноправны. Но, введя Гарри в обряд возрождения, ты как бы замкнул всю сеть на него, сделал его ключевым хоркруксом. Это то, чего я и предполагал достичь. Но если бы этим всё и закончилось, то процесс был бы нестабилен и, возможно, обратим. В этом случае Гарри смог бы найти и уничтожить остальные хоркруксы — но по одному, а вы, я думаю, понимаете, что подобные мероприятия недолго оставались бы тайной для Волдеморта. Впрочем, я рассматривал как удачный даже этот вариант. Но Лорд заставил мальчика сражаться с ним и тут произошло то, чего я никак не мог планировать. Хотя вообще-то процессы взаимодействия так называемых палочек-близнецов неплохо изучены, но не настолько, чтобы подобный эффект можно было предсказать со сколь бы то ни было высокой вероятностью. Так вот, сцепление палочек стабилизировало процесс, полностью и необратимо замкнув на Гарри всю сеть хоркруксов. Он сможет уничтожить их все, сразу.

— Как? — быстро спросил Сириус.

— Сейчас объясню. Но сперва скажи, как ты вообще решился допустить эту дуэль?

— Не знаю. Я… я, пожалуй что, и не думал вовсе. Просто понял, что не должен вмешиваться. Нет, даже не так. Не «не должен», а «не могу». Или нет, могу, но это будет НЕПРАВИЛЬНО. В общем, не знаю я, как это объяснить! Только и решился — попытаться чуть-чуть поддержать. Даже не знаю, получилось ли… Наверно получилось, Гарри сказал Саю, что ему вроде как помогал кто-то. Во всяком случае, мне хочется в это верить. А если бы всё вышло иначе… — голос Сириуса сорвался, он быстро отвернулся, стиснул спинку стула так, что послышался отчётливый хруст. Люпин торопливо вскочил, шагнул к нему, обнял, заговорил тихонько:

— Ну что ты, что… Всё же позади уже… Ты всё сделал правильно…

— Сильно подозреваю, — глухо проговорил Сириус не поворачиваясь, — что и впереди хватит… всего. Да, профессор?

— У тебя в роду предсказателей не было?

— Не было, — Блэк почти сумел овладеть голосом, но пальцы по-прежнему до белизны сжимали спинку. — И вообще у меня по предсказаниям всегда неуды были.

— Вот это и странно. Ты действительно ВСЁ сделал правильно. Что не помешал — правильно. Что поддержал — правильно. И что «чуть-чуть» — тоже правильно. Можешь собой гордиться.

— Было бы чем…

— Есть чем.

— Директор, кончайте пудрить нам мозги! — Сириус, кажется, окончательно пришёл в себя. — Мои полумифические заслуги оставим историкам, а сейчас ответьте на вопрос: КАК Гарри сможет уничтожить хоркруксы? Учитывая, что он один из них? И что вы обещали ему жизнь?

— Не ЕМУ. Это я ВАМ обещал, что он уцелеет. И повторю: уцелеет. При определённых условиях. А вот как… впрочем, давайте по порядку. Мальчик — хоркрукс, и должен умереть. Но не обязательно насовсем. Из-за Грани можно ведь и вернуть, и я знаю, как это сделать. Оказавшись ТАМ, он сможет без проблем уничтожить всю сеть, включая «свой» узел, и вернётся уже «чистым», а Волдеморт, лишившись «привязки», превратиться, если я не ошибаюсь, в некую экзотическую разновидность зомби. Тоже не подарок, но «Реддере» должно подействовать. Особенно, если его применит Гарри. А на крайний случай есть и другие методы.

— И в чём проблема? Она ведь есть, правда?

— Проблема в том, что Гарри должен ДОБРОВОЛЬНО позволить Волдеморту — непременно ему, иначе всё будет куда сложнее — убить себя. НЕ ЗНАЯ, что это не насовсем. Это должны знать мы, а он — нет. Иначе ничего не выйдет. В данном случае важна не физическая жертва, а mors voluntaria, добровольная смерть. Не жизнь как таковая, а готовность отдать её во имя общего дела. И как я смогу приказать пятнадцатилетнему мальчишке умереть?! Да ещё добровольно?

— А вы ему запретите.

— Что? — Дамблдор посмотрел на Сириуса с подозрением. Но тот был уже совершенно спокоен:

— Запретите. Чтобы даже думать не смел, не то что лезть к Волдеморту под палочку. А ещё лучше — пусть узнает всё случайно. Подслушает. М-м-м?

— А знаешь, ты ведь прав, пожалуй, — Дамблдор выглядел озадаченным. — Как мне-то в голову не пришло, а? С таким-то педагогическим стажем?

— И учитывая, что нечто подобное вы уже проделали с ним на первом курсе. Нет?

— Нет. Можешь не верить, но я вовсе не планировал, что они туда полезут. Правда, и мешать не стал. Так, подстраховал слегка. Но в целом ты прав — этот опыт стоило учесть.

— Хватит казниться, профессор, скажите лучше, как вы собираетесь его вернуть?

— Ты уверен, что тебе надо это знать?

— Да!

— Обмен. Жизнь за жизнь.

— Ну не хотите же ВЫ?...

— Нет, мой мальчик, не я. Так уж получается, что я не смогу себе этого позволить.

— Тогда кто? И почему не я?

— Сириус, отстань! Ты ему живым пригодишься. Покажу тебе все выкладки, чтобы не сомневался, а имя тебе ни к чему.

Сириус встал, опёрся о стол стиснутыми кулаками:

— Пока я не узнаю — кто, ничего не будет! И не говорите, что и без меня обойдётесь!

— А если обойдусь? — Дамблдор тоже поднялся.

— Попробуйте!

— Ладно, Мерлин с тобой! Снейп это будет! Доволен?!

Сириус выглядел не столько довольным, сколько ошарашенным. Люпин, впрочем, тоже.

— С чего это такая жертвенность?

— С того. Он сказал, что заварил когда-то кашу — ему и расхлёбывать. Кстати, он даже не знает, для чего это всё нужно. Почему — догадываешься?

— Да уж не тупее яйца, — Сириус вдруг не просто успокоился, а словно бы даже развеселился. — Выкладки покажете обязательно, обещаете? И давайте обговорим детали. Кстати, где будем проводить нашу вечеринку? Или это без разницы?

— Очень даже с разницей. Точнее так: в определённом месте и в определённое время всё получится проще и надёжнее. Сорок три дня от сегодняшнего, Лондон, Кенсингтонский парк.

— Мор-р-ргот! — Сириус с досадой стукнул кулаком по столу.

— А что тебя не устраивает?

— Да так, ничего в общем-то.

Люпин, не смотря на серьёзность момента, тихонечко засмеялся:

— Ах молодость, молодость, вольные нравы…

— Заткнись, а? Нравы ему мои не нравятся!

— Ну почему же, напротив, нравятся. Скажите, Альбус, а Волдеморт может непосредственно ощущать свои хоркруксы? Их присутствие, расположение?

— Наверняка нет. Вот факт уничтожения ощутил бы точно.

— А как внешне проявлялось бы влияние кольца, надень вы его — можете определить?

— Да. С высокой степенью достоверности. Предлагаешь создать имитацию и поносить?

— Именно. А потом довести до сведения Волдеморта, что тогда-то там-то с помощью Гарри и… ну, хоть меня или ещё кого… попытаетесь избавиться от кольца. Почему там и тогда… ну, не знаю, придумаем.

— Потому что там и тогда вам назначил встречу некто, обещавший принести древний манускрипт с необходимым заклинанием, — вставил Сириус. — А информацию Лорду я сам передам. Якобы от Гарри полученную.

— А зачем передашь? И как, кстати?

— Как — не проблема, он меня сам и научил. Разыскать его нынешнее убежище я не смогу, а вот письмо послать — запросто. А зачем… я же сказал ему, что ненавижу вас и хочу отомстить. И теперь, когда вы так роскошно влипли, вырваться из ловушки в последний момент не позволю. Сам помешать не могу, так его натравлю. Как, клюнет он на такое?

— Должен. А как ты объяснишь, что рискуешь жизнью Гарри?

— Так я с самого начала ему сказал, что верю в Пророчество и мешать их честной дуэли не стану! Даже полный текст ему процитировал. А что парня тогда вытащил — так и дуэль честной не была.

— Ты знаешь полный текст Пророчества?!

— Вот ещё, откуда? Придумал, конечно. «Встретятся трижды, а четвёртую встречу переживёт достойный».

— Вообще-то четвёртой была предыдущая, — посчитав для надёжности по пальцам заметил Люпин.

— Вот и пусть мучается сомнениями, которая не считается! Так когда мы увидим ваши выкладки? Все, имейте в виду.

— Нахал ты, Сириус, ох и нахал! Ладно, хотите — пойдём прямо сейчас. Только смотреть будете у меня. И чтобы никому, даже самым своим. То, что я вам сейчас рассказал, в полном объёме не знает никто. И не нужно, чтобы знал.

* * *

— Доигрались? — Сириус в ярости расхаживал по кухне. — «Там ему ничего не грозит»… «Его охраняют»… И где была ваша охрана?

Вопрос явно относился к разряду риторических и отвечать на него Дамблдор не стал. Он стоял у буфета — бледный и мрачный донельзя.

— Неужели нельзя было хотя бы нормальных охранников подобрать? — уже не риторически вопросил Сириус. — Рема попросить. Тонкс. Да хоть Грюма, в конце концов!

— Вы бы сговорились, что ли, — глядя в пол буркнул Дамблдор. — Устроили бы мне скандал все вместе, а не по очереди. Ты, если хочешь знать, четвёртый.

Эта фраза слегка отрезвила Блэка. Он остановился, сильно растёр лицо:

— Простите. Просто я здорово испугался.

Дамблдор поднял наконец глаза — совершенно измученные:

— Я тоже, мальчик мой. Я тоже.

Гарри жил в доме крёстного вторую неделю, но толком поговорить им до сих пор не удавалось. Сперва парень сам не рвался к задушевным беседам, полностью уйдя в переживания по поводу предстоящего разбирательства в Министерстве, а когда всё закончилось — никак не мог отловить Сириуса. Тот вместе с Ремусом дневал и ночевал в библиотеке, появляясь только к ужину. Библиотека эта занимала отдельную комнату площадью, пожалуй, с весь дом Дурслей. Гермиона, получившая разрешение брать там книги после предварительной консультации с хозяином («мне не жалко, просто у некоторых моих предков были свои способы борьбы за сохранность имущества…»), сумела-таки расспросить Сириуса и теперь показала приятелям на огромном гобелене-родословной, висевшем в гостиной, кто именно из многочисленного семейства Блэков отличался особой страстью к коллекционированию. Всё остальное время она с упоением листала пожелтевшие фолианты, не расставаясь с ними даже за едой. Попытки вовлечь её в беседы на отвлечённые темы успехом не увенчались. Впрочем, скучать парням не приходилось: Молли Уизли плотно впрягла всех четверых (считая близнецов) в работу по приведению дома в пригодный для нормальной жизни вид.

Работе этой конца не предвиделось, так что услышав от Люпина, что Сириус в кои то веки пошёл к себе, Гарри просто тихонько сбежал и поднялся наверх, к комнате крёстного. Вопросов у него накопилось море.

Однако уже на лестничной площадке он понял, что разговора опять не получится. Из-за чуть приоткрытой двери доносились два голоса, в одном из них Гарри с удивлением узнал голос Дамблдора, непривычно мрачный. Сириус отвечал резко и не менее сумрачно. Слов разобрать Гарри не успел: голоса вдруг резко оборвались, хотя дверь оставалась приоткрытой. «Глушилка» — понял Гарри. Послушать захотелось ещё сильнее. Он вытащил из кармана «длинные уши» — подарок близнецов — и осторожно подобравшись к двери просунул шнурок в щель. Сначала ничего не было слышно, но когда кончик «уха» проскользнул достаточно далеко, голоса возникли так же резко, как и пропали. Гарри для надёжности прислонился к стене и замер, боясь дышать.

Впрочем, соблюдать неподвижность оказалось трудно только первые две-три минуты. Потом Гарри просто окаменел. И даже поняв, что разговор окончен, с трудом заставил себя смотать «ухо» и отскочить от двери. Вовремя. Секунду спустя на площадке показался Дамблдор, осторожно прикрыл за собой дверь и только потом заговорил:

— Здравствуй, Гарри. Ты к Сириусу шёл? Не надо, он не слишком хорошо себя чувствует, прилёг отдохнуть, — директор взглянул на Гарри внимательнее, — да и ты что-то плохо выглядишь, мой мальчик. Голова болит?

— Да-а-а… — Гарри торопливо ухватился за подсказку. — Я хотел у Сириуса какого-нибудь зелья попросить.

— Попробуем обойтись без зелий, — Дамблдор коснулся палочкой его лба, слегка поводил, словно массируя. — Ну как, получше?

Как ни странно, Гарри действительно почувствовал некоторое облегчение. Сумбур в голове слегка улёгся, захотелось остаться одному и спокойно обдумать услышанное. Вернее, подслушанное — разговор явно не предназначался для его ушей. Как, впрочем, и для чьих бы то ни было ещё.

— Да, спасибо. Я пойду к себе, можно?

— Конечно. И, пожалуй, тебе тоже стоит прилечь. Погода на вас так действует, что ли? Я скажу Молли, чтобы тебя не беспокоила.

Они вместе спустились площадкой ниже и Гарри с облегчением закрыл за собой дверь комнаты, искренне надеясь, что Рону не придёт в голову явиться туда прямо сейчас. Да и не прямо — тоже. Подумав, мальчик наскоро разделся и нырнул под одеяло — пусть думают, что он спит. Меньше всего ему сейчас хотелось с кем-то общаться.

Теперь ему стало понятно, что именно Сириус и Ремус так интенсивно ищут в библиотеке. Но Дамблдор! Мудрый, осторожный, предусмотрительный — как он мог так ошибиться?! И что теперь делать ему, Гарри? Теперь, когда он знает, что мог бы одним махом избавить волшебный мир от страшной опасности, а Дамблдора — от мучительной гибели? Правда, для этого самому надо погибнуть… ну так он-то должен был умереть ещё младенцем. Мама пожертвовала собой для него, неужели он трусливее? Тогда он недостоин её жертвы. Речь же идёт не только о Дамблдоре («…не стоит так переживать, мой мальчик, я уже прожил достаточно. Правда, хотелось бы умереть как-нибудь иначе, но…»), речь идёт обо всей Англии. А может и не только Англии. Если Волдеморт захватит власть — вряд ли его остановит Пролив, тем более, что и на материке у него уже есть сторонники. Да хоть тот же Каркаров. Правда, он вроде бы сбежал, ну да не один же он там такой, тут и в хрустальный шар не смотри! К тому же Лорд любит убивать «Авадой», а это, вроде бы, не больно… И всё же… самому… добровольно…

Через час решение было принято. Правда, Гарри не мог бы поручиться, что не струсит, когда дойдёт до дела, но всё же надеялся, что на один шаг у него смелости хватит. А больше и не понадобится.

* * *

— Гермиона, ты у нас всё знаешь. Слышала про такое заклинание — «Реддере»?

— Читала. Совсем недавно. Это такое заклинание против живых мертвецов: вампиров, зомби… Полностью «Reddere mortuum mortis» — «Возвращаю мёртвое смерти». Оно вообще-то несложное, только сил отнимает много и требует полной концентрации. Силу надо вложить, понимаешь? Как в удар кулаком. А что это тебя заинтересовало?

— Да так, услышал на днях… Сириус вон меня упрекал, что учусь неприлежно, вот я и решил исправляться. Дашь почитать?

— Конечно! Так ты потому такой смурной? С Сириусом поссорился? То-то я смотрю, что и он мрачнее тучи, и ты сам не свой.

— Ну, не то, чтобы поссорился… А что, так заметно?

— Вообще-то да. Ты на него не обижайся, он тебя очень любит, как сына.

— Да знаю я, знаю! И вовсе мы не поссорились, так, повздорили слегка. И вообще, это наши дела. Ты лучше книгу принеси.

* * *

— Гарри, — Дамблдор выглядел слегка смущённым, — у меня к тебе просьба. Выполнишь?

— Конечно! — Гарри исподтишка рассматривал директора и видел то, что ожидал: бледное, осунувшееся лицо, левая рука спрятана в длинном рукаве мантии… — Что надо делать?

— Пойти сейчас со мной и сделать то, что я скажу.

Пошли они не к выходу, как думал Гарри, а в комнату Люпина, который, ожидал их стоя у стола. На столе лежал простой серебряный медальон без всякого узора.

— Это порт-ключ, — пояснил Дамблдор. — Надень его — и ты окажешься там, где нужно. А чтобы вернуться обратно, достаточно коснуться поверхности рукой.

— А вы?

— Используем аппарацию.

Гарри послушно надел медальон, хотя с некоторых пор слово «порт-ключ» вызывало у него исключительно неприятные ассоциации. Которые тут же подтвердились: первым, что он увидел в точке «приземления» был Волдеморт и ряд фигур в чёрных плащах за его спиной. Почему-то Гарри даже не удивился. Рука сама дёрнулась было к медальону, но тут в памяти всплыл подслушанный разговор и последовавшее за ним решение. Мальчик медленно, с усилием, опустил руку.

— Уходи, — Гарри не успел заметить откуда рядом с ним возник Сириус. Возник — и тут же шагнул вперёд, закрывая крестника. Покосился на вставшего рядом Ремуса. — Уходите все трое, быстро!

— О, нет! — голос Волдеморта отозвался в голове мальчика почти уже привычной болью. В нём звучала холодная насмешка. — Не так быстро, Блэк! Посмотри, Дамблдор сейчас беспомощен, ты ведь так хотел это увидеть, не так ли? Вот только без него защитить вас всех некому. Тебе мою блокировку не снять.

Гарри покосился туда, куда указывал Лорд и с ужасом увидел, что Дамблдор упал на колени, тщетно пытаясь трясущейся рукой вытащить палочку. Сириус резко сказал:

— Ты опять нарушаешь обещание. Мальчик должен иметь право уйти.

«А я ведь мог бы уйти, — отчаянно подумал Гарри, — могу уйти в любой момент. На порт-ключи антиаппарационный барьер не действует, Сириус сам мне это как-то объяснял. Лорд не знает, что у меня есть порт-ключ. А Сириус? Он знает?» Рука снова потянулась к груди — так, словно жила собственной жизнью. И снова Гарри усилием воли приказал ей замереть.

— Тебе никогда не стать политиком, Блэк, — насмешка в голосе Лорда стала ещё заметнее. — Ибо основной принцип политики: «Если не можешь победить честно — просто победи!» Впрочем, тебе никем не стать. Нет, я не полезу под кару Нерушимого Обета, и даже не стану ПОЗВОЛЯТЬ своим слугам расправиться с тобой, хотя они на коленях умоляли меня об этом. Я просто сейчас убью сначала твоего оборотня, а потом и мальчишку и посмотрю, захочется ли тебе жить после этого.

— Захочется, — сквозь стиснутые зубы процедил Сириус, — чтобы отомстить тебе, пусть даже и ценой Кары. Не боишься?

— Что ж, посмотрим! — Лорд поднял палочку, направляя её на Люпина. — Авада…

Откуда только силы взялись! Гарри прыгнул вперёд, сметая с пути Ремуса с той же лёгкостью, с какой прилежная хозяйка сметает пыль с подоконника, и сам оказался на его месте. Боли он действительно не почувствовал

Северус Снейп знал, что доживает последние минуты. Честно сказать, предлагая себя в жертву (очень настойчиво предлагая!) он был почти уверен, что ничего не сложится. Мальчишка не решится. Но — решился-таки. Наверное, так действительно легче: не просто шагнуть под смертельный удар, а заслонить собой другого. Везёт этому оборотню, вечно его кто-то защищает! Что ж, его, Снейпа, защищать некому, да и зачем?

Мысли текли сами по себе, а тело уже начало действовать. Сперва — вытащить спрятанную на груди мантию-невидимку (хорошо, что тонкая, прятать легко) и набросить прямо поверх чёрного «пожирательского» плаща. Поттеровскую, между прочим, мантию. Дамблдор то ли попросил её у мальчишки, то ли взял без спроса… Теперь аппарировать к упавшему на траву телу, опуститься на колени, поправить мантию так, чтобы скрывала обоих. Расстегнуть на мальчишке одежду, амулет — на грудь, против сердца. Достать кинжал, надрезать руку…

Он привычно нанёс рану так, чтобы кровь текла не слишком сильно и можно было легко залечить и тут же отстранённо подумал, что теперь это не имеет ни малейшего значения. Больше от него ничего не требовалось, и ничего уже нельзя было изменить. Как только мальчишка ТАМ сделает то, что должен — амулет сработает и они поменяются местами. Может быть, не сразу. Точно сказать, как именно всё произойдёт, не смог даже Дамблдор. Да и какая разница?

Делая своё дело, он всё же краем сознания замечал происходящее вокруг. Дамблдор, только что вроде бы совершенно беспомощный, выпрямился и, не тратя время на вставание, ударил в Волдеморта чем-то элементарным, но мощным, отбрасывая его от тела Гарри. Барьер он, кажется, снял ещё раньше, так что на поляне почти одновременно возникли люди — десятка два, хотя Пожиратели оставались в большинстве. Видимо, ненадолго — «дамблдоровцы» продолжали появляться, теперь уже по одному. Завязался бой, который тут же — случайно или намеренно — сместился к дальнему краю поляны.

— Давай на брудершафт? — ненавистный вечно насмешливый голос раздался совсем рядом. Блэк, видимо, следил за ним с самого начала, не мог же он видеть сквозь Мантию! И тем не менее довольно уверенно протянул руки, слегка отодвинул краешек ткани и ухватился за ручку кинжала прежде, чем Снейп опомнился и попытался ему помешать. В завязавшейся борьбе мантия вообще слетела, впрочем, на них пока что некому было обращать внимание, всем хватало собственных противников. Амулет всё не срабатывал, мелькнула даже мысль — а вдруг директор ошибся, и ничего не произойдёт? Блэк то ли понял, что вырвать кинжал не удастся, то ли и не собирался этого делать — просто мазнул свободной рукой по лезвию. Новая порция крови плеснула на амулет, наконец-то начавший подавать признаки жизни… и тут рядом появились ещё двое.

В августе Сайрус начал отчаянно скучать. Мама целыми днями на работе, со старыми приятелями он за два последних года как-то совсем разошёлся, а новые были далеко. В июле хоть Гермиона с родителями несколько раз заходили, а потом и она исчезла, предупредив, что уезжает, но не сказав, куда. Ходить в кино в одиночку Сайрус не любил, по телевизору показывали в основном всякий бред «для домохозяек»… Только и оставалось — валяться на диване с книжкой, благо за учебный год он основательно соскучился по приключенческим романам.

Отец появлялся в среднем раз в неделю, обычно к ужину, и всего часа на два, не больше. Сайрус каждый раз ожидал, что его вежливо попросят пойти погулять, но ничего подобного не происходило, и это удивляло мальчика до чрезвычайности. Настолько, что однажды, когда Хелен задержалась на работе, он решился завести с отцом «мужской» разговор:

— Пап, а почему ты никогда на ночь не остаёшься?

— Ну и вопросики у тебя… — Сириус озадаченно взглянул на сына. — Что ты, собственно, имеешь в виду?

— Ну, будто ты не понял! Я же не маленький, знаю, откуда дети берутся!

— Дети берутся от любви. От материнской любви к ним, ещё не рождённым.

— Почему только материнской?

— Мужчины редко на такое способны. Даже если говорят, что хотят иметь ребёнка, чаще всего это означает только желание продолжить свой род. А меня в детстве так перекормили байками о «древнем и славном роде Блэков», что теперь от одного этого слова тошнит.

— Но ведь вы с мамой любили друг друга!

— Любили… любовь, Сай, штука неоднозначная.

— Нет, я знаю, что она тогда была замужем… но она же мужа не любила, правда? Я его видел — такой противный, хоть и красавчик!

— Его — нет. Меня… не знаю, малыш. Ей хотелось чуть-чуть счастья, а ещё — подарить миру новую жизнь. Её муж не мог ей дать ни того, ни другого. А я, если честно, был просто молодым, безалаберным и довольно избалованным типом. Красавчик, как ты выражаешься. И женщины ко мне липли, причём чаще всего… хм… не самые нравственные, скажем так. А мне нравились другие — чистые. Такой была твоя мама. И такой она осталась, не смотря ни на что. И я ей глубоко благодарен. За всё. И за тебя в первую очередь. За то, что ты есть и за то, что ты такой, какой ты есть.

Сайрус даже покраснел от удовольствия — значит, отец считает его стОящим человеком? Но раз уж начал — решил выяснить всё до конца.

— Я думал, вы поженитесь. Когда тебя реабилитируют, конечно. А ты этого не хочешь?

— Не знаю, Сай. Просто не думал об этом. Последний год мне было как-то не до романтики, право. Если она захочет… Но спрашивать я не стану. Сейчас по крайней мере. И тебя попрошу этого не делать, ладно? Сейчас я просто не имею права ни давать каких-то обещаний, ни требовать их от других.

— Тебе грозит опасность?

— Нам всем грозит опасность. И вам даже бОльшая, пожалуй, чем мне самому, если о нашем родстве станет известно. Да и потом… на кой я ей, собственно, нужен? Того беспечного красавца, который поил её столетним вином среди цветущей сирени, давно уже нет. А есть мрачный, злобный, издёрганный тип, склонный к истерикам. К тому же с весьма неопределёнными перспективами даже на ближайшее будущее.

— Никакой ты не мрачный и не тип!

— Это я перед вами притворяюсь, ты Люпина при случае расспроси. Впрочем, он ведь не расскажет…

Сайрус с сомнением посмотрел на отца. Да, конечно, выглядит он неважно, особенно если сравнить с теми фотографиями, что показывал Гарри. Так ведь и лет прошло… сколько?.. да, считай, четырнадцать. И всё равно он красивый, особенно когда улыбается. Правда, нечасто он улыбается, так и поводов не больно много. И уж, конечно, не злой.

— А почему — среди сирени? — с любопытством спросил он.

— А почему нет? Любовь под пологом леса… ну ладно, парка, зато старинного и почти волшебного… Да и выбора, если честно, особого не было. Не тащить же даму в дешёвый мотель, где я тогда комнату снимал, благо, там документов не требовали!

— Ты там скрывался, да?

— Я там жил. Где ещё жить, с мотоциклом-то? Ну и скрывался, конечно. Уж где-где, а в магловских мотелях меня искать им бы в голову пришло в последнюю очередь!

— А тебя искали?

— Предполагалось, что будут искать, да одна мразь их от этого удовольствия избавила, — голос Сириуса звучал ровно, но в глазах появилось то МЁРТВОЕ выражение, которое возникало иногда при упоминании о событиях четырнадцатилетней давности и которое Сай до крайности не любил. Может, отец это имел в виду, когда называл себя «мрачным типом»? Ну так это ведь нечасто… и пройдёт… наверное, пройдёт, он столько пережил, разве можно его винить, что иногда он не в силах прятать боль? Сайрус поторопился перевести разговор на более приятные темы:

— А откуда у тебя столетнее вино? Я о таком только в книгах читал, думал, сейчас его уже не бывает.

— Строго говоря, оно было восьмидесятисемилетнее. Досталось по случаю, один любопытный тип подарил. Так уж получилось, что я вытащил его из довольно грязной истории. Только не воображай себе что-то героическое. Единственное, что мне могло грозить — обвинение в неправомерном использовании магии. Но обошлось.

Рассказывать подробности он отказался, ссылаясь на чужую тайну, а от дальнейших расспросов просто сбежал.

Заводить с мамой подобный разговор Сайрус не рискнул бы и без отцова запрета, но совсем от любопытства не удержался:

— Мам, а столетнее вино вкусное?

Хелен взглянула на сына удивлённо:

— С чего ты взял, что я такое пробовала? Даже и не видела никогда!

— Пробовала. Отец сказал, что угощал тебя столетним вином. Точнее, восьмидесятисемилетним. Среди цветущей сирени.

— Вкусное, да, — глаз женщины подёрнулись дымкой воспоминаний, лицо стало задумчиво-мечтательным, — хотя мне тогда, наверное, любое вкусным бы показалось. Парк, пруд с кувшинками, сирень, цветущая в июле… и флейта вдалеке…

— А какой парк?

— Кенсингтонский. Эй, — очнулась вдруг она от воспоминаний, — а по какому-такому поводу вы об этом заговорили?

— Ну-у-у… — промямлил Сайрус. Врать он не умел, да маме и не хотел.

— Впрочем, ладно, ваши разговоры — ваше дело, — не стала она настаивать. — Что-нибудь важное он говорил?

— Сказал, чтобы мы были осторожны. Что нам опасность может грозить даже больше, чем ему самому. А почему, как ты думаешь?

— Потому, что больнее всего можно ударить человека, причинив боль тому, кого он любит.

— Значит, он нас любит?

— А ты сомневался?

* * *

Сначала Сайрус собирался выспросить маму поподробнее, но так и не придумал, как это сделать. Наконец, решил пойти и посмотреть, может, там только один куст сирени у пруда и есть. Его так и тянуло взглянуть на то место, где он ВОЗНИК. Нет, он был образованным мальчиком и соответствующую литературу изучил ещё года три назад… но всё равно возникновение новой жизни казалось ему самым волшебным волшебством из всего, что он до сих пор успел узнать.

Мальчик и сам не знал, почему решил поехать в парк именно в этот день. Вроде бы чуть не месяц собирался, а тут вдруг взял, да и поехал. А с другой стороны — когда-то же надо было? Этот день был ничем не хуже других. Во всяком случае, так он думал, садясь в автобус.

У входа в парк Сайрус задержался. Ему вдруг дико захотелось вернуться домой. Показалось, что он не выключил газ и теперь горелка наверняка погасла и дому грозит взрыв. Впрочем, он тут же вспомнил, что газ сегодня и не включал, поленился, ограничившись на завтрак соком со вчерашней булочкой. Мальчик выругал себя за мнительность и решительно двинулся по аллее парка. Подозрительно пустой аллее. Похоже, все остальные потенциальные посетители тоже внезапно повспоминали про горящий газ и невыключенные утюги.

Однако, сделать из этого обстоятельства правильные (и вообще какие бы то ни было) выводы мальчик не успел. Впереди, за деревьями, послышались крики, и тотчас замелькали разноцветные вспышки. Конечно, это могло быть что угодно — от съёмок фильма до мальчишеского баловства с фейерверками, но Сайрус ни секунды не усомнился в их магическом происхождении. Более того: он почти сразу уверился, что впереди идёт магический бой. То ли интуиция потомственного мага подсказала, то ли просто различил в общем шуме крики боли и злобного торжества.

Сайрус замер, не зная, на что решиться. Не было сомнений, что одной из воюющих сторон были Пожиратели Смерти. С кем именно они бились, мальчик сходу предположить не смог, но не испытывал сомнений, на чью сторону встать. Вопрос заключался в другом: он фактически не знал ни одного боевого заклинания и мало чем мог помочь «своим». Ну почему, почему летом нельзя колдовать?! Если б не это — непременно попросил бы отца показать хоть парочку. Да и надо было попросить, хотя бы в теории, без тренировки! Но что теперь жалеть…

Поколебавшись несколько секунд, мальчик решил подобраться поближе и посмотреть: вдруг что-то всё же можно сделать? Например, помочь раненым…

Сайрус перебежал газон и уже осторожнее углубился в полосу кустов, окаймлявших довольно большую поляну. Выглянул. Основная схватка происходила справа от него, там в сплетении разноцветных лучей, ярких даже при свете дня, метались несколько десятков фигур. Ближе к центру поляны замерли двое, одним из них был Дамблдор, второго мальчик никогда прежде не видел, но не узнать его по рассказу Гарри было невозможно. Два сильнейших мага Британии казались почти неподвижными, но воздух вокруг них ощутимо вибрировал, до предела насыщенный смертоносной магией. А совсем рядом, почти у границы поляны, два человека врукопашную боролись над чьим-то телом. Лица одного было не разглядеть под сбившейся серебряной маской, хотя фигура показалась Сайрусу знакомой. А вторым был его отец.

Если бы схватка была магической, Сайрус ещё подумал бы, наверное. Но вид взлетевшего над головой отца кинжала бросил его тело вперёд, минуя разум. Время словно замедлилось. Он успел заметить третьего человека, возникшего рядом с бойцами, успел услышать крик «Не трогай!» и даже успел узнать того, кто попытался перехватить его руку — профессор Люпин. Их руки схватили кинжал одновременно. Обе — за лезвие.

Время уже не замедлялось — тянулось, как резина. Медленно-медленно, как бывает только во сне, с серебряного лезвия сорвалось несколько капель крови, они плыли в потоках воздуха, на лету словно раскаляясь, наливаясь вишнёвым тёмным огнём… вот они коснулись амулета на груди лежащего человека (его лица Сайрус не видел)… вот растеклись по затейливому узору, смешиваясь с уже напитавшей его кровью… и всё потонуло в ослепительной вспышке.

Это было странное место. Очень странное. И это было очень странное ощущение. Нет, не сеть — прожекторы. Точнее — театральные софиты. Гарри был в театре только однажды, в младшей школе, когда их водили туда всем классом, и больше всего ему запомнились именно эти цветные конусы света, превращавшие раскрашенную холстину в волшебный дворец, а обычных мужчин и женщин — в благородных принцев и прекрасных принцесс. И теперь перед ним были почти такие же конусы света, только не разноцветного, а чёрного. Хотя, даже видя их, он не мог понять, как это возможно — чёрный свет. Шесть лучей, скрещивающихся в одной точке, вернее — на одной фигуре. И он сам был седьмым. А ещё у него в руках был пульт. Пульт с семью кнопками.

Потом, когда у него появилось время обдумывать происшедшее, Гарри решил, что для другого это, скорее всего, выглядело бы иначе. Может, и правда сетью или ещё как-то… возможно, именно то, детское его впечатление оказалось решающим. Во всяком случае, было совершенно ясно, что следует делать. И побыстрее. Гарри стал торопливо нажимать кнопки — строго по очереди, справа налево — это почему-то казалось правильным и важным. Кнопки были очень тугими, приходилось прикладывать значительное усилие, пальцы болели всё сильнее, но, в конце концов, остались последняя кнопка и последний луч — его. Гарри замялся на миг, но тут же решительно тряхнул головой и надавил изо всех сил. Раздался щелчок, последний конус погас, и пульт в его руках исчез вместе с ним. А вот фигура, на которой ранее скрещивались лучи — нет, хотя Гарри ожидал именно этого. Правда, она стала бледной до полупрозрачности. «Реддере», — вспомнил Гарри — «Возвращение». Вернуть мёртвое смерти. Интересно, что было бы, произнеси я заклинание ЗДЕСЬ? Но у меня же нет палочки…»

— Гарри! — знакомый голос заставил его обернуться. Перед ним ровным квадратом стояли четыре человека, троих из которых он был бы рад видеть всегда, только не ЗДЕСЬ. А четвёртого — разве что здесь. К тому же один из них оказаться здесь никак не мог.

— Сай, откуда?!

— Я вот тоже хотел бы это знать, — Сириус говорил с обычной лёгкой усмешкой, но она не могла скрыть его тревоги и растерянности, — но все вопросы потом. Сейчас тебе пора вернуться.

— И завершить начатое, — закончил за него Люпин. — Заклинание ты, надеюсь, выучил?

— Да, — Гарри решил не уточнять, откуда ему это известно. — Но как?..

Ещё не закончив вопрос, он понял, что серебристый квадрат между ними — дверь. И в неё можно войти. Точнее, выйти.

— Иди, Гарри, — голос Снейпа звучал почти мягко. И он впервые назвал Гарри по имени. — Иди. И удачи тебе!

— Удачи тебе, брат! — Сайрус, единственный, помахал рукой. Остальные не двигались.

У Гарри было не меньше сотни вопросов, начиная с тривиального «Что всё это значит?», но он вдруг ясно понял, что медлить не следует. И говорить что-либо — тоже. Поэтому он молча кивнул и шагнул в ДВЕРЬ.

* * *

— А вот теперь я хотел бы услышать ответ на ранее заданный вопрос, — Сириус устало присел прямо на то место, где секунду назад растаял серебристый квадрат. — Откуда ты здесь взялся, Сай?

— Нет, это Я хотел бы услышать ответ: что вообще всё это значит? — Снейп был взбешён и не собирался этого скрывать.

— Дурак ты, Север, — голос Сириуса из усталого стал привычно насмешливым. — Кто ж тебя насовсем-то отпустит? С кем я после этого ругаться стану?

— Любопытный аргумент. Свежий.

Сириус резко вскочил. Стоящая перед ними фигура была СТРАННОЙ — это всё, что они после сумели сказать о ней. А вот голос казался почти до обидного обычным, только каким-то бесполым.

— Распить чужую смерть на брудершафт… да, ты всё рассчитал верно. Плата, разделённая на четверых…

— На троих, — Сириус заговорил непривычно почтительно, но твёрдо. — Отпусти мальчика, он здесь случайно. Его часть платы — мне, родители вправе отвечать за несовершеннолетних детей, не так ли?

— А ты уверен, что двойная плата тебе по карману?

— Если нет — возьмёшь ВСЁ.

— Что ж… но только если он согласен.

— Ни за что! — Сайрус шагнул к отцу, крепко сжал его руку. — Я не маленький, я могу сам за себя отвечать!

— Сай, ты же даже не знаешь, что происходит!

— Вот ещё, я что, глупый? Вы решили втроём выкупить жизнь Гарри, да?

— Вдвоём, — уточнил Люпин, — этот ненормальный заставил меня чуть ли не Нерушимый обет дать, что не стану вмешиваться, да ещё Империусом пригрозил.

— А и надо было! Какого гоблина ты влез? Роли наживки мало показалось?

— А можно, вы потом доругаетесь? — Хозяин (а может Хозяйка?) здешних мест оказался не чужд иронии. — Мальчик, повтори ещё раз: ты отказываешься принять жертву отца? Даже если я скажу, что ВСЕГО с него не потребую?

— Сай, нет!

— Да! Я сам внесу свою часть платы!

— Он же ещё ребёнок!

— Что ж… его детство, твоя зрелость… А ты, человек с двумя сущностями, — Хозяин (или всё же Хозяйка?) повернулся к Люпину. — У тебя я возьму одну из них. Ту, что сильнее и жизнелюбивее.

— Возьми обе, — разом севшим голосом прохрипел Люпин.

— Пришедшему с просьбой не к лицу торговаться. Впрочем, я и тебе даю право отказаться от платы. В счёт остальных.

— Нет, — Ремус решительно выпрямился. Покосился на Сириуса. — Бродяга, ты ведь, если что, сумеешь?

Сириус закусил губу и молча кивнул.

— Вот и договорились! Ну а ты, — взгляд в сторону Снейпа. — впрочем, с тебя я тоже найду, что взять. Идите, вас там ждут.

* * *

Идти, впрочем, никуда не пришлось. Странный мир вокруг них просто разом исчез, оставив их стоять на знакомой поляне. Но если их тут и ждали — в глаза это не бросалось.

Справа вяло догорал бой. Человек пять Пожирателей упрямо сопротивлялись, окружённые вчетверо превосходящими силами противника, и было ясно, что их до сих пор не убили только потому, что надеются-таки взять живьём. Кто-то надевал наручники на сдавшихся (видимо, после гибели предводителя), кто-то осматривал упавших на предмет определения, кому ещё можно помочь, а для кого помощь уже неактуальна... в общем, стандартный «Пейзаж после битвы».

Парочка, оказавшаяся буквально в двух шагах от них, выглядела куда менее стандартно. Дамблдор, лицо и вся фигура которого выдавали крайнюю степень усталости, сожалел, кажется, в этот момент только об одном: почему он не следует примеру коллег из популярной литературы и не использует вместо волшебной палочки посох, на который при случае можно хотя бы опереться? Гарри, выглядевший отнюдь не героем-победителем, а смертельно обиженным ребёнком, увлечённо орал на него:

— Вы всё это подстроили! И меня обманули! Вы мне всё время врали!

— Ага, с рождения, — не удержался от вмешательства Сириус. — Ты уж заодно и на меня покричи, я тебе тоже изрядно врал, да и не только.

Гарри запальчиво повернулся в его сторону, явно намереваясь последовать совету и даже раскрыл было рот — да так и застыл, забыв его захлопнуть. Это заставило взглянуть на Сириуса всех остальных, включая Сая, до сих пор сжимавшего руку отца. Он и отреагировал первым: сделал шаг назад, ошеломлённо прошептав:

— Папа?

— Сай? — с не меньшим изумлением проговорил Сириус. И добавил обречённо. — Что ж мы теперь маме-то скажем, а?

Два ослепительно красивых мужчины лет двадцати на вид всматривались друг в друга, как в зеркало — даже выражения лиц у них были одинаковые.

— «Его юность, твоя зрелость...» — пробормотал Люпин. — Всё, как было сказано...

И, тут же оборвав фразу, начал лихорадочно себя ощупывать, что явно не имело смысла: волки, даже оборотни, на двух ногах обычно не ходят и разговаривать не умеют.

— Вот дурачок, — Сириус, кажется, уже слегка пришёл в себя, — тебе же тоже ВСЁ было сказано, я-то сразу понял, потому и спорить не стал. Зверь ВСЕГДА жизнелюбивее человека, это я тебе как анимаг говорю!

С лица Дамблдора медленно, как старая кожа со змеи, сползала усталость, сменяясь весёлым изумлением.

— Знаете, мальчики, — проговорил он, пряча в карман до сих пор сжимаемую в руке палочку, — такого даже я не ожидал. И даже от вас.

Люпин всё ещё недоверчиво рассматривал собственные вполне человеческие руки. Сайрус, кажется, тоже. Сириус повернулся к до сих пор не проронившему ни слова Снейпу:

— Ну, а ты как? Ничего не пропало?

Тот медленно пожал плечами:

— Не знаю. Разве что память...

— Ты что, ничего не помнишь?

— Нет, почему же... только как-то странно: как будто это всё было не со мной. Прочитал. Или приснилось. Так что не буду, наверное, я с тобой ругаться, Блэк.

— Ну ничего себе! — уже абсолютно нормальным тоном возмутился Сириус, — вот так вот нагло лишать человека удовольствия, на которое он полжизни потратил? И за которое полжизни отдал?

И тут произошло то, чего ни один из них до сих пор не видел — Дамблдор захохотал.