Решайтесь, профессор! (гет)

Показалось ли ему, или школьная юбка Гермионы Грейнджер стала короче на добрых десять сантиметров, сравнявшись с юбкой Паркинсон, он не знал точно. Но, так или иначе, предположение вызвало в нём долю обиды — да тот же Уизли и так смотрит на неё бараньими глазами, так зачем — на кой леший ей прихорашиваться?

Впрочем, уверенность в том, что Грейнджер не знает и не желает знать о его тайной страсти, позволила зельевару отпустить комментарий на этот счёт.

— Не хватает лишнего внимания, решили привлечь таковое одеждой, мисс Грейнджер? — кисло заметил он, проходя мимо неё в коридоре.

Она только лишь улыбнулась, засияла неуместной радостью, но Снейп привычно списал это на жажду популярности, вне всякого сомнения, присущую каждому из троих знаменитых гриффиндорцев.

В течении всего тяжёлого дня его взгляд то и дело натыкался на её тонкие, стройные ноги, обтянутые чёрными гольфами.

* * *

Такой день никак не мог закончится хорошо, и уставший, тревожный Северус вернулся в свои покои в самом наихудшем расположении духа.

У него была припасена пара бутылок хорошего старого огневиски на чёрный день, просто на всякий случай. Случай этот касался скорее приходящих гостей, нежели чем самого бывшего двойного агента. Одна небольшая капля Веритасерума на бутыль погоды особой не делала, становясь лишь маленьким стимулом к раскрытию собеседника, да и лежали они уже много лет, по правде говоря, политический накал сделал их использование невозможным, так что Снейп, не долго думая, вытянул алкоголь из шкафа, справедливо рассудив, что это проще, чем аппарировать в Хогсмид в полпервого ночи.

Первый стакан он почти не заметил, вытянув ноги, он сидел в кресле и оценивал сложившуюся ситуацию ещё совершенно трезвым рассудком. От собственного трезвого рассудка хотелось бежать.

Второй стакан заставил его расстегнуть наглухо застёгнутый сюртук, и, обхватив голову, глухо застонать, проявляя, наконец, всю душевную боль в равнодушную холодную реальность.

Третий стакан… был прерван стуком в дверь. Было почти всё равно кто это: будет ли это МакГонакал или юный отпрыск Малфоев, оба варианта равноценны и обоих можно прогнать в любой момент. Кто может ещё зайти? Никто. Не могла же явиться к нему она — при этой мысли замирало в груди, и сладостные воображаемые картины кружили голову.

Явится — невероятным и невозможным видением, распахнёт свои карие глаза, улыбнётся тихо, нежно, даря своё очарование ему, недостойному, скажет какую-нибудь несусветную глупость. Глупость, которая так ему необходима, которая заставит его поверить, даст надежду, зажжёт свет в его мглистой тёмной жизни…

Нет.

Преступные, дрянные мысли. Прочь.

Поморщившись от собственных ожиданий, Снейп взмахнул рукой, и дверь распахнулась.

Он ошибся. Он ужасно, дьявольски ужасно ошибся.

За раскрытой дверью его встретила Гермиона Грейнджер, напряжённо переминавшаяся с ноги на ногу. Она, беглым живым взглядом обойдя всё помещение, остановилась на нём и удивлённо заморгала.

Снейп панически вскочил и принялся судорожно застёгиваться.

— Что вам нужно?! — где-то отстранённо-внутри заметил собственные нервные ноты в чуть дрогнувшем голосе. Пальцы никак не могли попасть пуговицами в петли.

Воплощение в реальность таких, казалось бы, далёких грёз, даже в столь отдалённой форме, ошарашило его. Нет, не этого он ожидал. Плавился в котле собственных несбыточных мечтаний, но ни на секунду не верил в воплощение хотя бы части их. Прозаичная реальность, злой рок, слепой Фатум — не для того ли все понятия существуют, чтобы разбивать вдребезги хрупкий хрусталь воображаемого?

— Я… я… — её взгляд снова запнулся о пуговицы, скользнул по полу-расстёгнутому сюртуку, но затем она взяла себя в руки и сделав смелый шаг вперёд, протараторила почти на одном дыхании, — я принесла вам книгу, профессор, я её прочитала.

— Оставьте её… — прошипел Снейп, упорно и неуклюже не сдаваясь в попытках выправить своё нелепое положение, от чего, как он чувствовал, он выглядел ещё нелепее, — и проваливайте.

— Позвольте вам помочь… сэр? — в её голосе слышалась нерешительность, но всё же она подошла ближе, аккуратно положив мимоходом книгу на журнальный столик.

Вообще говоря, он хотел сказать «нет, убирайтесь отсюда, Грейнджер», но губы как-то против воли выговорили проклятое тихое:

— Да.

В голове шумело, а сердце билось как сумасшедшее, когда её тонкие мягкие пальцы нежно застёгивали пуговицу за пуговицей, когда она случайно дважды коснулась оголённой кожи на шее, ласково чуть проведя по ней — или ему только почудилось? а там ведь шрам, проклятый уродливый шрам! — он думал, что не выдержит всего этого, свалится без чувств прямо здесь и сейчас, точно кисейная барышня из бульварного романа.

— П-перестаньте… — тихо взмолился мужчина в каштановую макушку. Гермиона подняла на него глаза и улыбнулась. Её правая рука до сих пор лежала чуть выше сердца, почти на плече, вызывая бешеное сердцебиение и противоречивое желание прогнать… и не прогонять. Щеки горели огнём, Снейпу оставалось только надеяться, что отвратительный румянец смущения не заметен в тусклом свете камина.

— Да уже всё. Вы в порядке?

— Нет, — признался хмурый взъерошенный зельевар, — и прекратите задавать мне вопросы, Грейнджер!

— Почему? — последовал удивлённый ответ. Снейп недовольно закатил глаза, стараясь не думать о том, кто перед ним, не поддаваться чарующему дурману опьянения, не притянуться жадно к её губам, не выдать себя, не признаться ненароком в этой постыдной, дурацкой любви под действием алкоголя и Веритасерума. Нет, лучше бы откусить себе язык, чем позволить унизительной правде проявить себя, а в следствие этого ощутить на себе всю полноту позора и испытать весь яд закономерных насмешек.

Её рука — нежная, мягкая — до сих пор лежала на чёрной мантии, и ощущение этой горячей тяжести заставляло его дышать чуть чаще обычного.

Голова кружилась.

— Веритасерум, — наконец, прошипел он, сохраняя максимально бесстрастное выражение лица.

— Но вы не… — начала было Гермиона, чем вызвала раздражённый вздох.

— Вам обязательно во всё сунуть свой дурацкий гриффиндорский нос? Количество зелья было весьма незначительным.

Она вскинула брови, но на немой вопрос о том, что заставило его пить сыворотку правды, он предпочёл не отвечать. Пауза длилась недолго, Северус уже хотел было убрать от себя столь волнующую его руку, и прогнать девушку прочь, как она заговорила, собравшись с духом.

— Я пришла поговорить с вами. Может, я и не вовремя, но это так важно… Я просто начну с самого начала, постараюсь. Я хочу, чтобы вы поняли… вы… ваши воспоминания, профессор, — она отвела взгляд, а Снейп снова раздражённо выдохнул, всё ещё стискивая зубы в отчаянном стремлении молчать, но тон беседы ему положительно не понравился, — мы все ужасно, ужасно ошибались в вас. И мне так жаль. То, что произошло с вами — несправедливо! И мы, мы тоже были к вам несправедливы. Пожалуйста, не обижайтесь на меня, мне так жаль, правда. В глубине души я всегда знала, я… когда вы умирали, я так боялась… и я поняла это ещё тогда… я… я вас…

— Перестаньте мямлить, Грейнджер! — прорычал он, отшатываясь, чувствуя себя непозволительно нетрезвым, непозволительно на грани, а от отвращения к себе и её жалости сводило зубы от злости. — Жизнь вообще несправедлива, когда вы уже это поймёте? Уберите от меня свои руки, и сами убирайтесь отсюда.

— Нет, я не уйду, — упрямство, проклятое гриффидорское упрямство, оно заставило её даже оскорбление съесть и не подавиться, хоть глаза и блеснули подступающими слезами, а голос дрожал. — Дайте мне договорить, сэр. Мне нужно это сказать. И пусть будет, что будет.

— Вы решили стать мне персональной спасительницей, мисс Грейнджер? Не слишком ли много вы на себя берёте? — он почти взял себя в руки, возвращая спокойный тон голоса, но тихое, сдавленное отчаяние по капле просачивалась в обманчивую нейтральность. — Уходите. Вы пожалеете, если не сделаете этого.

По правде говоря, он и сам не совсем понимал, зачем сейчас стоит и убеждает её уйти, вместо того, чтобы взять за шкирку и выставить за дверь, хотя и коснуться её вот так просто ныне казалось почти святотатством. Он был бы рад думать, что дело в алкоголе или в общей усталости, или в том, что она не отвяжется, будет мучить его своей жалостью зазря, если не дать ей понять достаточно чётко, а вовсе не в лёгком призраке надежды, такой уродливой, разрушительной и жгущей изнутри. Он был бы рад думать так, и потому находил причины, внутри смутно осознавая, что все они — лишь оправдания.

Она смешно насупилась, выслушивая последние его реплики, но хмурое упорство в её глазах говорило лучше, чем чтобы то ни было.

— Нет. Сначала выслушайте меня.

Снейп оценивающе хмыкнул и скрестил руки на груди в отчаянной надежде остановить себя от непоправимой ошибки.

— Вот как? Прекрасно. Не говорите потом, что я вас не предупреждал.

Гермиона распахнула свои глаза, широкие, медовые озёрца — и он утонул, утонул беспросветно в пьяном мареве их глубины. Пока она собиралась что-то сказать, Северус сделал шаг вперёд и цепко, может, даже болезненно, схватив девочку за плечи — она изумлённо вскинула брови, ахнула, — притянул к себе, в неловкие, неумелые объятия.

Нет, ничего больше. Хотя бы просто обнять, почувствовать тепло её тела рядом.

Грейнджер подняла голову. Это было пугающе, волнительно, жарко: Лили никогда бы не остановилась с ним так, так близко, что мягкое дыхание грело бы ему губы. Ещё секунда и Снейп бы отпрянул, сбежал бы сам из собственных комнат, но то ли зельевара обманывала дымка нетрезвости, то ли чуть улыбнувшись, со светом в глазах, девушка сама качнулась вперёд, даря смазанный поцелуй.

Этого определённо не могло быть. Показалось, показалось в гулкой тишине, в коварном полумраке и хмельном дурмане.

Показалось… но он сам не верил себе. Не знал больше, во что верить, и был только свет её тёплой улыбки, слишком близко, так, что в глазах чуть двоилось, слишком остро, ярко, пронзительно, больно.

Понимание того, что резьбу срывает окончательно и бесповоротно, не останавливало от неправильного, кошмарного и грязного действия, а в голове было волшебно пусто, только сумасшедшие искры роились перед внутренним взором, когда он сам схватил её за плечи и жадно впечатался тонкими губами в мягкий рот. Это не первая святыня, на которую он покушался, и, если верить линии его страдальческой жизни, не последняя, ему, видевшему смерть, развращённому и прогнившему насквозь — ему ли бояться поцелуя с магглорождённой семикурсницей?

…да, ему.

Он отпустил её почти сразу, не дожидаясь… не дожидаясь, когда её мягкая, упиравшаяся ему почти в плечо рука проявит свою жесткость, и не оттолкнёт его прочь. Этот поцелуй был настолько лишен смысла. Снейп был отвратителен сам себе.

— Довольны, Грейнджер? — прошипел он, всё ещё цепляясь длинными желтоватыми пальцами за её плечи. — Не усложняйте мне всё ещё больше. Уходите.

Она стояла, широко раскрыв свои медовые, с завораживающими искрами, глаза и потерянно молчала.

Снейп, сжав зубы, практически вытолкнул её в коридор, цепко держа за плечо, и захлопнул дверь невербальным заклятием, припечатав сверху чарами тишины.

* * *

Очнулся он в кресле. Мрачным взглядом окинул комнату, вспоминая вчерашние события: после вынужденного ухода Гермионы он допил содержимое бутылки, а позже так и уснул в кресле, не раздеваясь.

От неудобной ночёвки тело болело, да и облик зельевара оставлял желать лучшего, о чём ненавязчиво напоминало старое доброе зеркало. Надо сказать, насмехалось в лицо. Молча, конечно, наложенное Силенцио не позволяло волшебному предмету высказать своё мнение, но Снейп и так догадывался.

Обрывки вчерашнего дня всё ещё были слишком свежи: касания, горячее дыхание на его губах, поцелуй. От воспоминаний тело пронзало искристым током, эйфорической радостью спутывало сознание, дурманило и опьяняло. О, только бы можно было повторить эти волшебные минуты!

Нельзя. Это было чистым насилием, вот чем явились те «волшебные минуты» для неё. Бедная девочка и слова не смогла проронить, видно, шокированная его поведением. И какого чёрта она притащилась? Нашла время, малолетняя идиотка!

Снейп застонал. Как он мог?

Он, конечно, не планировал с ней объясняться, но злой рок решил всё за него.

Уткнувшись крючковатым носом в «Чёрную розу», — периодическое издание по Тёмной магии, которое в свете последних событий едва удержалось на плаву, и поныне переживая нападки Министерства, а иногда и погромы, — тем же днём он медленно шёл по тихим подземельям. Тихими они были прежде всего по той причине, что в середине дня у его маленьких змеёнышей были уроки, и зельевар был уверен, что вероятность встретить здесь кого-то практически равна нулю, ну, кроме, конечно, Поттера, этот умеет появляться где угодно в наиболее неподходящий момент.

Он читал в стремлении отвлечься от настойчивых мыслей, уходил в переплетения новых Тёмномагических открытий, распутывал тонкие связи волшебства древних заклинаний, чарующей дорогой уводящих его мысли всё дальше от вихря потрясений последнего года.

Журнал действительно увлёк его. Зачитавшись, Снейп не заметил, как врезался во что-то мягкое, тёплое и ойкнувшее. Он оторвал взгляд от листов, собираясь было отчитать праздношатающегося, но…

Как назло, праздношатающейся оказалась Гермиона Грейнджер. От резкого налёта на задумчивого зельевара она брякнулась на пол, растеряв книжки, которые тащила с собой в охапке, беглый взгляд на обложки дал понять, что материалы в основном по трансфигурации и зельям.

— Какая встреча, — буркнул Снейп и неприязненно нахмурился. Будет ли она говорить о том, что он сделал? Промолчит ли она?

Грейнджер неловко собирала книги.

— Добрый день, профессор, — ответила девушка, с любопытством заглядывая ему в лицо с пола. Снейп отшатнулся.

— Был таким, — поправил он её, поднимая бровь и чувствуя, как непроизвольно, глупо, слишком заметно, растягивается на лице лёгкая мягкая улыбка. Поспешив скрыть досадно примечательное выражение лица, он замял возникшую растерянную паузу более конструктивным замечанием, указывая на одну из книг. — Корнелиус Фаррел напыщенный болван, и я не рекомендовал бы ни один его труд к прочтению.

Гермиона мило улыбнулась и кивнула.

— Спасибо за совет, сэр.

— Хорошего дня, мисс Грейнджер, — чуть наклонив голову, сказал он. Немного мягче, чем планировал.

— Подождите, сэр, — несколько тише пробормотала она, — вы… наверное, неправильно меня поняли в прошлый раз. Может, вы… мы поговорим, — она, покраснев, скосила глаза в сторону, — в вашем кабинете?

Северус вспыхнул. Она имеет в виду… нет, конечно, она не это имеет в виду, какой вздор. Шанс того, что эта девочка могла бы заинтересоваться им, равен нулю. Даже просто общаться с ней, дружить в ожидании чуда, как было с Лили, не представляется возможным, слишком велика пропасть возраста, служебного положения, его опасений и её жалости. И как же это безумно тяжело, видеть намёки там, где их быть не может просто по определению.

Всё же, после окончания школы можно предложить ей место ассистента, осторожно, ненавязчиво, чтобы не спугнуть или не получить резкий ранящий отказ.

Но лишь после.

Гермиона ждала ответа.

— Просто чтоб вы знали, — наконец сухо произнёс Снейп, — у меня нет времени на ваши глупости. И я не собираюсь перед вами объясняться, вы сами виноваты в произошедшем. Всего хорошего, мисс Грейнджер.

Он ретировался со всей возможной поспешностью, скрывая постыдную дрожь.

* * *

После того эпизода он старательно избегал собственную студентку. Конечно, как ему казалось, вряд ли бы она заметила это, увлечённая общением со своими друзьями — он всё ещё не мог понять, на кого пал её выбор в романтическом плане, но брак с Поттером стал бы прекрасным завершением её героического взлёта и в высшей степени издевательской насмешкой в жизни несчастного зельевара, а потому он терпеливо дожидался именно такого развития событий.

Северус не появлялся на приемах пищи, стараясь ужинать исключительно в своих покоях. И без того тощий, он похудел ещё больше, да и голод заставлял его чувствовать себя странно живым. От живости профессора страдали все, Слизерин с его лёгкой руки потерял пятьдесят баллов за месяц, что уж говорить про Гриффиндор и прочие два факультета. Минерва, в ответ усиленно пополнявшая копилку рубинов, жаловалась, что он перегибает палку, а на отработки впору было организовывать очереди.

Замечая Гермиону в толпе учеников в коридорах и на собственных уроках, он изредка поглядывал на неё. Грейнджер ударилась в учёбу ещё сильнее чем раньше, она почти не поднимала на него взгляд на уроках и тоже, казалось, избегала его.

Он было пришёл к мысли, что всё закончено, и был готов похоронить свои чувства глубоко внутри, лишь изредка наслаждаясь собственным волнением в одиночестве за прослушиванием дыхания читающей мисс Грейнджер по вечерам, а после окончания ею школы заглядывать в тёплые жёлтые окна их — с Поттером? С Уизли? — дома, и, может, всё же предложить ей уютное место работы подле себя через Минерву после окончания учебного года, но увы, в жизни Северуса Снейпа везению не было уготовано места.

Он столкнулся с ней снова на Святочном балу. Сроки проведения турнира были сдвинуты в честь победы, так что в этом году всё снова было охвачено праздничной суетой. Всё, что он знал, собирая мимолётные слухи вокруг знаменитого трио: она отказалась быть открывающей, хотя ей и предлагали двое из троих Чемпионов, и в тот самый момент, когда он протянул руку к двери, чтобы побыстрее исчезнуть, пока среди толпы не засияли знакомые глаза, дверь распахнулась, явив его взору саму виновницу его нынешнего побега.

Гермиону Грейнджер.

Гермиону Грейнджер в струящемся чёрном платье, с заколотыми волосами. От неожиданности и восторга снова застучало сердце: она была прекрасна. Возможно, кроме него, на неё обращали внимание не многие, возможно, не все находили её настолько совершенной — но это последнее, о чём станет думать влюблённый человек, глядя на предмет своего обожания.

Наоборот же, ревностно оглядывая её, Снейп внутренне заметил, что в этом чудесном платье она слишком хороша не только для него, но и для лучшего из всех тех оболтусов, что собрались сегодня в зале проводить своё время за идиотскими танцами и бессмысленными развлечениями.

— Вы так и собираетесь стоять в проходе, мисс Грейнджер? — вслух холодно спросил он, прожигая в ней дыру непроницаемым взглядом чёрных глаз. — Дайте мне пройти.

— Только если вы потанцуете со мной, профессор, — усмехнулась она с лёгкой печалью, и её глаза странно блеснули.

Жаркая волна прошла по его телу. Но танцевать, танцевать он совсем не умеет — и как нелепо он будет смотреться рядом со столь очаровательным созданием, разве она сама не понимает этого? Понимает, не может не понимать. Мысль о том, что это очередная гриффиндорская шутка создала совершенно обратный эффект, его будто окатили ледяной водой из ведра. Неужели мисс Грейнджер так не терпится выставить его на посмешище?

— Простите, мисс Грейнджер, — саркастично заметил он, — но я забыл свои волшебные танцевальные башмаки. А теперь перестаньте нести ерунду и позвольте мне пройти.

Она сжала зубы и посторонилась.

Конечно, теперь он никуда не ушёл, не смог уйти, вышел, вскоре снова вернулся, затаился в невзрачном углу, мрачно высматривая Гермиону в толпе разнаряженных студентов.

На балу она танцевала с Поттером, Уизли и Корнером, и прячущийся в тенях профессор искренне мечтал перетравить всех троих кавалеров или, как минимум, спровоцировать их исключение из школы — хотя это и не сработает с Золотым мальчиком, Корнер всё ещё самый обыкновенный ученик. Он ожесточённо раздумывал, прокручивая в голове разнообразные способы свершения преступных замыслов, точно так же, как некогда мечтал уничтожить обидчиков. Глядя, как рука рыжего Уизли поглаживает талию Грейнджер, Северус не удержался и от тихого возмущённого восклика.

Да как эта тупая рыжая обезьяна смеет, в конце концов!

Однако он не ушёл. Досмотрел до конца, и пару раз — ему показалось, лишь мельком, случайно — Грейнджер косилась в его сторону, а лицо её выражало совершеннейше возмутительное удовлетворение. И Снейп сжимал кулаки и снова то обещал себе втихую наслать проклятие на Уизли, то утихомиривал себя печальными картинами её семейного счастья, каковому он не имел права мешать.

После вечера Снейп вернулся к себе, и он долго не мог заснуть, прокручивая в голове изящную лёгкость движений девушки, мучился от ядовитой ревности, ворочался в кровати, а наутро был ещё мрачнее обыкновенного.

* * *

Рождественские каникулы кончились, всё реже приходилось собирать нетрезвых студентов по закоулкам Хогвартса и медленно, но верно всё приходило в привычный монотонный учебный покой, если, конечно, ежедневные ученические выходки можно было бы считать таковым. Впрочем, относительно нынешнего бурного Рождества, очень даже можно было.

В тот злополучный день он проверял заданную в самом начале семестра контрольную, не ожидая в построждественское затишье никаких новых «подарков» злой тётушки Судьбы.

Когда на его стол мягко опустилось знакомое перо, внутри всё похолодело. Страх быть разоблачённым привычно пронзил всё его естество, принуждая собраться и взять себя в руки. Умненькая Гермиона. Догадалась. Снейп сжал зубы и поднял голову, стараясь сохранять спокойствие.

— По каким причинам вы шатаетесь здесь во внеучебное время? У Гриффиндора слишком много баллов и вы хотели бы сократить их количество, мисс Грейнджер? — уточнил он, глядя прямо ей в глаза, заперший чувства внутри за надёжным щитом окклюменции.

— Я думаю, вы могли бы мне кое-что объяснить, профессор, — сказала она. В её голосе смешались любопытство и осуждение.

Он поднялся, опёрся на стол ладонями, имитируя безразличное неведение, в то время как где-то внутри, закрытое-запечатанное, всё переворачивалось. К этому ему не привыкать. Снейп усмехнулся и допустил в голос больше ядовитой горечи:

— Мисс всезнайка неожиданно решила, что ей нужны чьи-то советы?

Да, так. Оттолкнуть, запутать. Всё же, вряд ли после того поцелуя она не догадалась обо всём, вряд ли она не насмехается над ним со своими дружками — почему всё в его жизни рушат именно Поттеры? — но острая надежда всё ещё заставляла его отступать.

— Вы знаете о чём я.

— Понятия не имею.

Он просто тянул время.

— На этом пере подслушивающие чары, — она неотрывно следила за выражением его лица. — Это заклятие двенадцатого века, изобретено Морбусом Брау. Брау был известным Тёмным магом и…

— О Брау я в курсе и без вас, — поморщился Снейп. Не хватало ещё, чтобы она провела нужные параллели. То, что он недооценил её, было приятным и жалящим одновременно: с одной стороны, юная волшебница показала свой многообещающий ум, распутав тонкую цепь событий, но, с другой, будь она Тем-кого-нельзя-называть, он бы уже лежал в луже собственной крови, не говоря уж о риске раскрытия его влюбленности.

— Значит, вы признаёте, что это вы их наложили? — интонации в её голосе были почти радостные. Довольна, что разгадала загадку, само собой.

— Что за чушь вы несёте, мисс Грейнджер? — фыркнул он. — Совсем последнего разума лишились. Разбирайтесь со своими тайными поклонниками сами, без моего участия.

Гермиона нахмурилась.

— С вами невозможно разговаривать.

— Так почему вы ещё здесь?

— Да, я тоже не понимаю, почему, — раздражённо ответила она — Вы… вы такой! Как вы можете быть таким злобным! Я знаю, что это были вы! Дайте мне уже сказать то, что я хотела!

— Мисс Грейнджер, — устало сказал он, почти не скрывая отвращения к себе, — вам мало было сидеть над моим телом в Мунго? Чего вы ещё от меня хотите? Благодарностей? Оплаты долга жизни? Не тратьте моё время, говорите, что вам нужно, и покончим с этим.

Она покраснела и сжала руки в кулаки. Сейчас скажет очередную гриффиндорскую глупость. Снейп нахмурился и произнёс:

— И давайте только без этого. Увольте меня выслушивать ваши…

— Вы мне нравитесь.

Повисла тяжёлая, длинная пауза.

Гермиона смотрела на него с тоской во взгляде.

Он замер. Даже дышать перестал на какую-то секунду. По телу пробежал радостный ток, такой дикий и восхитительный… Гермиона — его Гермиона — сама готова отдать своё сердце в его огрубелые руки, сама готова раскрыть ему свои объятия, так стоит ли раздумывать над этим хоть секунду?

Неужели всё это время доставая его, она пыталась сказать именно это? Не хотела от него завышения оценок из благодарности, не ждала показного героизма, не требовала оплаты долга жизни — а пыталась сказать о своих чувствах? Чувствах к нему? Да в себе ли она?

Нет. Это не может быть правдой.

Наконец, совладав с нахлынувшими эмоциями, Северус поднял бровь.

— Ваши шутки довольно жестоки, мисс Грейнджер, — холодно уронил он, с невероятным трудом преодолевая нервную дрожь.

— Я не шучу.

— В самом деле? — бросил он с небрежным сарказмом, и ни на секунду не допустил ни единого отблеска отчаянной жажды в тёмных тоннелях глаз.

Зато в её глазах она читалась. Гермиона не владела окклюменцией, Снейп знал это, скользнул лёгкой тенью в её сознание, поверхностно и незаметно. Нежность, сладкая нежность окутала его.

Он отступил назад, охваченный тревогой и желанием не останавливать её. Пусть. Плевать что это, проклятье, зелье, помешательство — всё равно. Пусть она приблизится к нему, станет его, будет любить его, дарить свою любовь, пока не развеются чары, приведшие её в объятия «уродливой летучей мыши», пусть ненавидит его потом, главное же — сейчас, сейчас она может быть его.

Нет.

— Вы действительно не шутите, — растерянно пробормотал он. — Но тогда…

Гермиона не успела опомниться, как он уже вёл её за руку по коридорам Хогвартса, шагая так быстро, что она едва не споткнулась, не успевая.

— Профессор… куда? — выдохнула она.

— Замолчите, Грейнджер, — прошипел он, чуть сильнее сжимая её кисть.

В голове билась одна единственная мысль: этого не может быть, не может быть, не может.

Он втащил её в кабинет мадам Помфри безо всякого такта и даже не постучавшись.

— Девочке нужно полное обследование, — резко заявил он с порога. — Сообщите мне, когда закончите.

* * *

Когда Помфри уведомила его, что девочка в полном порядке и душой, что называется, и телом, Снейп едва удержался, чтобы не пошатнуться. До своих покоев он добрался в полубеспамятстве, изрядно напугав своим бледным взвинченным видом каких-то четверокурсников.

Она — действительно?.. Не ударилась головой, не выпила подкинутую кем-то амортенцию, она — действительно!..

А он, он ведь оттолкнул её. Мучимый чувством вины, Снейп едва дождался утра, но она не появилась на занятиях. Он рвал и метал, вычел за её отсутствие пятьдесят баллов с факультета и вдоволь поиздевался над остатками золотого трио.

В свободное от занятий время он шатался по коридорам и взглядом выискивал ту самую девочку с каштановыми волосами. Но не находил.

Одинокий, отчаявшийся, после отбоя он отправился в Астрономическую башню, ни на что уже не надеясь, рассчитывая лишь на то, что умиротворяющий пейзаж хмурости лесных массивов и широта ночного звёздного неба успокоят его. Он не бывал там с момента смерти Дамблдора, истерзанная душа не выносила тяжкого груза воспоминаний, но до того момента он частенько посещал её, скрытый ночной тишиной.

И широкими бесшумными шагами достигнув цели, Снейп остановился, изумлённый.

Он был не один.

Она стояла, повернувшись к окну.

— Мисс Грейнджер, — со вкрадчивым торжеством произнёс он, бесшумно появляясь из-за её спины. Злая, хищная радость дрожью пробежала по телу, мелькнула в чёрных тоннелях глаз и ушла, рассыпалась под тяжестью предстоявшего разговора.

Девочка повернулась. Чуть покрасневшие глаза свидетельствовали о боли, что он ей принёс. Верно, его поступок казался ей насмешкой в той же степени, в каковой он обычно интерпретировал действия юных гриффиндорцев.

— Да, сэр, — холодно сказала она, — всё ещё мисс Грейнджер. Вряд ли за время нашей разлуки я бы успела сменить фамилию.

Брови зельевара поползли вверх. Гермиона обыкновенно не позволяла себе подобного в сторону учителей. Тем временем, она собралась уходить, шагнула прочь, и сердце сжалось в тревоге и желании остановить её.

— Стоять, — сколь уязвлённой она ни казалась, победить в кратком соревновании с бывшим Пожирателем смерти в ледяном шипении и зловеще нахмуренных бровях ей бы не удалось. — Я хотел бы побеседовать с вами, мисс Грейнджер.

— Нам не о чем говорить! — звонко воскликнула она, обернувшись, губы её жалко дрожали, а на глаза наворачивались слёзы. — До свидания, профессор.

И сделала ещё один шаг по направлению к выходу.

Снейп скривился, перед тем как выжать из себя недобрую ухмылку.

— Что ж, на этот счёт существуют определённые меры, — кивнул преподаватель. — Минус пять…

— Вы меня шантажируете, — обиженно возмутилась Грейнджер, тайком от него пытаясь вытереть слёзы.

Да, мантикора побери, он её шантажирует. Можно было бы и не озвучивать самоочевидного.

Всё что угодно, лишь бы она осталась. Нет, ему только лишь нужно донести до неё, достучаться до голоса разума, объяснить.

— …баллов… — монотонно продолжал он.

Нужно лишь объяснить, что жалость к нему, толкающая её на мысли о чувстве симпатии, просто ошибка.

…или же получить долгожданный шанс?

О нет.

— Конечно. Шантаж — это более чем в духе вашего факультета, профессор, — пробормотала она, наконец обернувшись, но с места не сдвинулась.

Каждый использует то, что имеет. Разве у него теперь есть выбор? Умолять её остаться?

— …с Гриффиндора, — договорил бывший Пожиратель Смерти и ухмыльнулся, делая ещё одну небольшую паузу. — Продолжить, или вы остаётесь?

Унижено выпрашивать?

Нет.

— Есть в вас хоть что-то человеческое? — с отчаянием спросила она.

Отблеск немой просьбы в чёрных глазах был подавлен с привычной беспощадностью. Хоть бы не заметила.

— Сдаётся мне, Гриффиндору в этом году не видать кубка, — ехидно произнёс он, сохраняя маску насмешливой бесстрастности наперекор всему. — А я тем временем теряю терпение, мисс Грейнджер, и, думаю, если вы уйдёте, меня некому будет остановить. Минус десять баллов…

— Вы! Хорошо же, вы сами напросились! — вскрикнула девушка. — Я слушаю!

Дрожь пробежала по телу. Этого ли он желал, к тому ли стремился?

Всё же, нельзя оставлять её одну, плачущую в тишине равнодушных коридоров, это слишком неправильно, больно, несправедливо…

Нужно объяснить.

— …с Гриффиндора, — не моргнув глазом, с садистским наслаждением закончил Снейп. — Прекрасно. Вернитесь к окну.

Выходка была хулиганской. Но так важно, чтобы она осталась — в конце концов, извиниться, ему просто нужно извиниться. Страх по-прежнему душил его. Впрочем, девушке этого видеть не стоило.

— Я лишь хотел извиниться, мисс Грейнджер, — мягко начал он, когда она подошла.

— За грязный шантаж или за то, что тайно следили за мной, да ещё и отказываетесь в этом признаваться? — она сложила руки на груди. — Или… о нет, вам и до завтрашнего дня не хватит времени, чтобы за всё попросить прощения!

Снейп печально усмехнулся, внутренне соглашаясь — не с глупыми её обвинениями в том, что он должен извиняться за слежку или за «грязный шантаж», нет, но с тем, что не только этой ночи, нет, и вечности не хватило бы, чтобы попросить прощения за всё.

— Только за то, что отправил вас к мадам Помфри, — неохотно признался он. — Вы ещё юны, ваше увлечение пройдёт, но я поступил с вами грубо, при том, что сам спровоцировал вас своими неосторожными действиями.

Гермиона удивлённо моргала.

— Я не понимаю, какое невообразимое скудоумие толкнуло вас к вашей симпатии, но это определённо не ваша вина, — сухо продолжил он после краткой паузы. — Вы глубоко ошиблись в выборе объекта пристрастий, моя маленькая мисс, и, надо сказать, у вас отвратительный вкус.

— Это неправда, вы красивый и… и умный, — едва слышно пробормотала она, резко смущаясь. — У вас прекрасные изящные руки, и я всегда мечтала посмотреть, как вы работаете. Ваши глаза невероятно завораживают, ваш голос заставляет трепетать и вы весь такой…

Снейп поморщился. Её слова неприятно резали по живому: как может она, чудесная девочка, находить его привлекательным? Вина, которая на нём лежала, груз, который могильной плитой перекрывал всю его жизнь, всё это, абсолютно всё, каждое мгновение его ничтожного существования — он знал о себе всё это, и он не мог слышать, как она невинно обманывает себя, пробуждая в нём хищное желание не разубеждать её в этой беспорочной нежной предвзятости.

— Хватит! Увольте меня выслушивать эти глупости, мисс Грейнджер.

— Нет уж, позвольте, я расскажу вам. Раз вы так хотели этого дурацкого разговора — хорошо, я расскажу вам всё. Я полюбила вас, ещё когда вы болели, вы лежали на постели, бледный, в вас не было ни кровинки, а я думала, что сойду с ума от волнения за вашу жизнь.

— А, так вы полюбили меня из жалости. Это всё объясняет, — хмыкнул Снейп. Внутри в единый ком сливались все переживания последних месяцев. Он был почти уверен, его руки дрожат от волнения. Гермиона смотрела в сторону, точно боялась взглянуть на него, она говорила тихо, но с неожиданной суровой уверенностью.

— Не перебивайте меня, пожалуйста. Я в октябре взяла у вас книгу о противоядиях… причины не важны, но я думаю, вы знаете, дело не в экзаменах…

— Дайте угадаю, Уизли или Поттера покусала ядовитая тварь из Запретного леса, куда вы сунулись, как обычно игнорируя все запреты, — вставил очередной язвительный комментарий зельевар.

Гермиона хмуро покосилась на него.

— Неважно, — пробормотала она. — Я пыталась сблизиться с вами. Но вы были так холодны ко мне. И только я хотела отдалиться, постараться всё забыть, но вы всё время смотрели на меня, точно бы полагали, что я не замечаю, за что-то сердились на меня, и я не могла перестать думать о вас ни на секунду! Я тогда ещё очень разозлилась, пришла к вам, наговорила ерунды, а вы… даже баллы не сняли…

В душе всё переворачивалось и бушевало.

Гермиона тем временем продолжила:

— В тот момент я подумала, может, вы… вы просто ревнуете и…

— Я ревную? Какой вздор! — прошипел Снейп, стремительно бледнея.

— …и я пришла к вам, чтобы объясниться во всём, но вы не стали меня даже слушать. Я решила больше не досаждать вам. Хотя вы иногда вели себя… так… — она немного покраснела и неуверенно смяла край мантии в руках. — Я всё думала…

— Вам это, видимо, тоже вредно, как и вашему дружку Поттеру, — снова высказался он, складывая руки на груди в жалком стремлении успокоиться.

— Да замолчите же! — недовольно воскликнула она.

Снейп молча поднял брови и медленно кивнул, позволяя ей договорить.

— Я пыталась привлечь вас, я… ох, неважно, — она покраснела, — и вы обратили на меня внимание… тогда я предположила, что у меня есть хотя бы крохотный шанс на вашу взаимность.

Снейп впился пальцами левой руки в своё предплечье, стараясь сохранять спокойствие.

— Той ночью я снова посетила ваши комнаты, вы были таким открытым в тот вечер — простите, сэр, — и вы… вы ответили на мой поцелуй, но вы всё же были пьяны, и я всё ещё не могла понять… но я была счастлива хотя бы тому, что вы просто ответили мне. Хотя бы разочек.

Ответил? Значит, ему не показалось тогда? Ком внутри всё сворачивался и сворачивался в единый дьявольский шевелящийся клубок, мешал дышать и здраво мыслить. Не показалось.

Нет. Хватит. Лучше не думать об этом.

Снейп молчал, только буравил её горящим взглядом.

— Сначала вы были таким дружелюбным на следующий день, улыбнулись и дали мне совет, но как только я заговорила о том, что мне нужно с вами поговорить, сразу же оттолкнули меня.

Ему снова стало душно, и рука нервно дёрнулась вверх, поправляя ставший таким тугим ворот сюртука.

— И я решила забыть вас, раз вы настолько не хотите иметь со мной ничего общего, что не готовы даже просто выслушать. Но ничего не помогало, даже то, что я ударилась в учёбу. Тренируясь, я обнаружила магию на собственном пере, и через некоторое время смогла выяснить, что это за заклинание. Я не стала снимать заклятие, чтобы не привлекать к себе внимание того, кто это сделал, но была осторожной. Понимаете, тогда я думала, что это, может быть, Малфой…

Он позволил себе лёгкую снисходительную усмешку и на долю секунды зло прищурился. Недалёкий капризный отпрыск Нарциссы — и следить за мисс Грейнджер? Да пусть только попробовал бы. Нарциссе бы не пришлась по вкусу кое-какая информация о собственном сыне, и перевод на домашнее обучение стал бы закономерным исходом небольшого семейного скандала.

— На Святочном балу я совершила ещё одну попытку сблизиться с вами, но я и сама не верила… только вот… вы остались, да ещё и так смотрели на меня, когда я танцевала… На каникулах я перерыла всю библиотеку в поисках того, откуда оно, послала несколько писем друзьям и через неделю узнала о Морбусе Брау, об истории его жизни, о том, как накладывается это заклинание — всё. Ни один из слизеринцев не прикасался к моему перу, да и остальные тоже, — в её голосе появился лёгкий задор, знакомый ему по многочисленным занятиям, проявляющий её извечную любовь к загадкам и стремление быть лучшей, — так что под подозрением оставалось не так много человек. Большинство из них позволили мне проверить свои палочки. Манера, с каковой это было сделано, заклятие, которое было выбрано, всё это говорило только об одном. Единственная реалистичная кандидатура, которая оставалась — вы. Тогда я окончательно сложила картину, я подумала, что вы, наверное, просто…

Снейп предупреждающе зашипел. Видит Мерлин, он совершенно точно не желал знать, что она подумала. Гермиона верно поняла его реакцию и тут же осеклась, проглотив часть фразы:

— …и тогда я, наконец, призналась вам.

Он едва удержал себя от тоскливого вздоха.

— Но вы надо мной посмеялись! — с неожиданной ожесточённостью заметила она, — А теперь вы извиняетесь… я действительно не могу понять.

Она смотрела на него с надеждой — надеждой, которую ему надлежало разрушить.

— Что ж, увлекательная история, мисс Грейнджер, но теперь я скажу вам.

Он принялся загибать пальцы, и её восхищённый взгляд на его руки не прошёл стороной, заставил в душе что-то болезненно дрогнуть.

Его жёлтые узловатые пальцы действительно мелко дрожали, Снейп подметил этот факт отстранённо и даже почти апатично, словно бы смотрел на кого-то другого, а не на себя.

— Во-первых, вы молоды, идеалистичны, красивы, умны… насколько это возможно для гриффиндорки… — поспешно фыркнул он вспыхнувшей румянцем смущения и улыбнувшейся Гермионе, — вам стоит пожалеть себя и не связываться с таким человеком, как я. Во-вторых, вы ничего обо мне не знаете. В-третьих, вы ещё студентка.

Гермиона что-то пробормотала.

— И, наконец, в-четвёртых, получив этот кажущийся сейчас необходимым опыт, — Снейпа перекосило, в его мыслях это выглядело не так отвратительно, как прозвучало в реальности, — вы упорхнёте прочь, не думая о том, с чем вы меня оставите.

— Но вы не сказали, что моя любовь безответна, сэр, — пробормотала она растерянно, подходя к нему.

— Если это заставит вас передумать… — мягко проговорил он.

— Вы просто боитесь, — её взгляд впился в глаза зельевара, словно ища там ответы на все вопросы, она говорила медленно, едва слышно, точно бы распутывая нить его собственной души. — И я знаю. Знаю, что вы никогда, — она зажмурила глаза, но Северус успел заметить блеск слёз, — никогда не полюбите кого-то так, как любили её. Но сейчас вы боитесь предать её память, боитесь шагнуть вперёд.

— Какая патетичная чушь, — иронично ответил он, но от упоминания о Лили сердце сжалось. Что это, как не самое большое предательство в его жизни? Комок боли где-то внутри всё сильнее терзал его острой, ядовитой резью, — почему вы не допускаете, что я в вас не заинтересован?

— Потому что… — она шептала, — потому что тогда вы бы остановили меня сейчас.

Грейнджер шагнула к нему и резко притянула его за мантию к себе, заглядывая ему в глаза. Северус чувствовал, что становится сложно дышать, а голова кружилось от недозволительной близости.

— Мисс Грейнджер… не надо, — прошептал он, наклоняясь, влекомый магнетической силой ближе и ближе. Она потянулась к нему и коснулась в поцелуе, обвила руками его шею.

Это было сладко, сладко и невероятно порочно, мучительно, жгуче, целоваться с ученицей в Астрономической башне, ласкать её губы языком, прикусывать их с нежностью и столь долго сдерживаемым вожделением, проникать внутрь горячего желанного рта, едва подавляя жадные стоны. Он стиснул её в объятиях, действительно не будучи в силах преодолеть тягучее побуждение касаться её, но, вскоре придя в себя, всё же оттолкнул её и заметался по круглой зале, стремясь успокоить разгорячённую кровь.

— Прекратите. Вы не понимаете, что делаете, глупая девчонка, — прошипел он. — Вы сведёте меня с ума!

— Так вы действительно любите меня? — Гермиона широко распахнула глаза, и она выглядела потрясённой. — Скажите же мне!

— Вы же были в этом так уверены? — хлёстко отозвался он и, остановившись, замерев, обхватил себя руками. Его глаза, обычно такие непроницаемые, вспыхивали тёмными углями, тая за собой страсть и отчаяние. Он с трудом сохранял остатки хладнокровия, но и те медленно утекали водой сквозь пальцы. — Будьте благоразумны, уходите.

Она выдохнула и какое-то время не отвечала.

— Я ничего не боюсь. Доверьтесь мне, пожалуйста. Мы могли бы…

— Конечно, вы истинная продолжательница своего идиотского факультета, — ядовито проворчал он, всё ещё держа себя за плечи, останавливая от того, что бы бросится к ней, целовать её руки и молить о прощении.

За что? За всё, чем он являлся; за боль, которую мог нанести ей; за страдания его матери в неудачном браке; за вечно пьяного отца; за смерть Лили; за все злые, отчаянные проклятья в спину Мародёров; за краткую дрянную связь с Беллатрисой; за каждый приказ Лорда; за двойное шпионство; даже за смерти магглов, единых с ней по крови… за всё, за всю ту мерзость, отвратительную болотную мерзость, из которой состояла его жизнь с самого начала и из которой ему не выбраться никогда, никогда — разве что она действительно простит его, даст ему надежду, новый свет в его тусклом существовании — вещи, о которых даже думать мельком, даже мечтать тайком было бесчестно по отношению к ней.

— Вы не понимаете, что вы творите… — тоскливо пробормотал он. Гермиона шагнула к нему, но его резкий торопливый возглас остановил её:

— Вам лишь бы сунуть свой любопытный нос куда не просили, и вы не понимаете, не желаете понимать, чем всё это оборачивается для меня. Она никогда — никогда! — не любила меня. То был её выбор. Был. Даже сейчас, после всего, что случилось, я должен ей, всё ещё должен, я сам убил её, её кровь на мне! Чего стоит вся моя любовь теперь, Гермиона? — он говорил с горечью, тихо и дрожа. — Одумайтесь. Прошу вас. После всего… то, кем я являюсь — вы не представляете, не можете себе представить насколько я ненавижу себя!

Она сделала ещё один шаг по направлению к нему.

— Простите меня… — печально пробормотала она.

— О, нет, нет, — он сам шагнул ей навстречу и опустился перед ней, схватил её руку с горячностью, торопливо шепча сбивчивое признание, — вы не понимаете. Но это даже хорошо, вы не понимаете, потому что никогда не проходили через такое. Это вы простите меня. Простите меня, Гермиона, моя… Гермиона, я не должен… вы — такая невинная, такая светлая, — я не смею удерживать вас подле себя… не смею. Этого всего… я не заслуживаю этого, не заслуживаю вашего прощения. Я не достоин вас. Не достоин даже вашей жалости, прекрасное создание, понимаете?

Она растерянно обняла его, и нежно погладила по голове.

— Это не так, профессор. Я люблю вас, люблю, — прошептала она, и на её ресницах дрожали подступавшие слёзы.

— Какой вздор!

Он вскочил и снова заметался по помещению. Остановился напротив неё, нервно рассмеявшись хриплым карканьем. Дёрнулся к ней, но остановил себя, только протянул руку и коснулся щеки, стирая влажную дорожку.

— Я довёл вас до слёз. Я отвратителен даже себе, мисс Грейнджер. Это была уродливая сцена, мне жаль, что вы её увидели.

Грейнджер улыбнулась сквозь рыдания.

— Всё… в порядке, не волнуйтесь. Я просто боюсь, что вы откажете мне.

— Довольно, мисс Грейнджер, — неожиданно устало сказал он, и плечи его бессильно опустились. — Прошу вас. Я не смогу отказать вам.

— Не оставляйте меня, — она запнулась, смущённо отвела взгляд, но затем решительно глянула на него, — дайте нам шанс. Вы точно заслуживаете любви.

Он вздрогнул, не отводя от неё пристального горящего взгляда. Бледное лицо его было покрыто нервной испариной, волосы спутались, а руки ещё тряслись, но вспышка утихла, он казался несчастным и уставшим.

— Я до сих пор не могу поверить, что это правда, — прошептал он. — И вы действительно… вы прощаете меня?

Гермиона кивнула, растягивая губы в подобии тёплой улыбки, и протянула свою руку к нему ладонью вверх.

Он смотрел на ладошку с поднимающимся откуда-то снизу паническим трепетом и медлил. Гермиона, видя его замешательство, звонко воскликнула, нарушая повисшую в ночном воздухе тяжёлую тишину:

— Ну же, решайтесь, профессор!

Какую-то немую долю секунды он просто смотрел на протянутую ладонь, но затем, отрицательно качнув головой, демонстрируя сомнение в гриффиндорских начинаниях, печально усмехнулся едва-едва, уголками рта — и медленно, как под Империо, поверил свою ладонь её трогательным мягким пальцам.

— Что ж, окажите мне услугу, мисс Грейнджер… Гермиона.