Птицы под кровлями (гет)

— По-моему, паштета достаточно, — покачал головой Брюс, разминая тесто.

— Положи еще, — возразила Летиция.

— Тебе виднее, но я думал, на завтра его еще хватит поесть отдельно.

— Чтобы есть его отдельно, он слишком пресный. Что лучше: дважды проглотить несъедобное или один раз поесть вкусно?

— На мой рациональный взгляд — безусловно, первое. Вкус — это причуды балованных деток. Еда нам дана для насыщения, и только.

— Если бы я тебя не знала, — улыбнулась Летиция лукаво. — Ты ведь не Джорджи, это она проглотит все, что польют острым соусом. А ты хочешь чего-то другого.

— Но готовим мы для Джорджи.

— Ты раздумал звать гостей? Мы печем пирог на большую компанию, да и сам себе можешь не запрещать получать от еды удовольствие.

Брюс только головой покачал. Он не стал бы приниматься с Летицией за общее дело, но Джорджи почему-то решила, что собраться всем прежним классом на чаепитие с пирогом лучше в их квартире. В одиночку с подготовкой ему было не справиться, от Джорджи никакой помощи, а больше всей компании якобы нигде не собраться. Как будто очень нужно собираться вместе. Школа — пройденный этап, пора бы начать отвыкать друг от друга.

Сам Брюс очень хотел бы думать именно так. Что он перевернул страницу, начал новую жизнь, в которой сможет быть самостоятельным, смелым, твердым. Настоящим мужчиной, как отец. Жизнь, в которой можно будет забыть про брата, существование которого до сих пор отравляло жизнь всей их семье. Три года, как Андерса они прогнали, но до сих пор никто не забыл о нем, и Брюса это тяготило. Тяготили его и подруги Джорджи, которые никак не давали им остаться вдвоем, побыть рядом подольше. Он понимал, что, как мужчина, должен настоять на своем, построить жизнь, как хочет сам. Но тянул, объясняя себе, что Джоржди — еще не его женщина.

Конечно, он предложил ей вместе снимать квартиру с определенным расчетом. И все — ее семья, подруги — этот расчет, кажется, поняли. Кроме самой Джорджи. Она отмахнулась от всех, кто ее отговаривал, согласилась на его предложение. Но кажется, только потому, что для нее не было разницы — жить рядом с ним или с кем-то из подруг.

Он и сам не верил, что однажды все изменится. С самой их встречи, когда обоим было десять, Джорджи ускользала, вела за собой, не оглядываясь. "Ты за ней ходишь, как на привязи", — качала головой мама. Брюс фыркал, обещал себе, что со следующей встречи будет заявлять о себе и настаивать на своем. Он так и делал, но Джорджи словно не слышала его, не замечала перемен. И скоро все возвращалось на круги своя. Он не знал, чем еще закалить свою волю, чем доказать ей, что он сильный, интересный, надежный — такой, ка ей и нужен. Выходило, что он всегда оставался ее пажом, слугой, ее глуповатым другом. Но как бы ни оскорбляло его это положение, он не мыслил жизни без Джорджи. Как не мыслил жизни без матери и отца. Брюс нелегко привязывался к людям, большинству не доверял, но те, кого он любил, были ему необходимы.

И все же он верил, что однажды Джорджи станет его ангелом, его женой, простой, домашней и милой. Просто потому, что он этого хотел — а своих целей Брюс привык добиваться. Он в детстве был пухленьким, слабым, болезненным и трусливым мальчиком, никаких особенных талантов не проявлял. Отец не замечал его, старший брат то игнорировал, то холодно, с брезгливостью насмехался, учителя не хвалили, одноклассники высмеивали. Брюс то кидался в слезы, то в драки, друзей у него не было. И только мать всегда в него верила. Подбадривала его, уговаривала не опускать руки, внушала, что однажды он не узнает себя. Она хвалила его за любое достижение и говорила, что он может больше. Заставляла закаляться, отдавала заниматься плаванием и восточной борьбой. Даже за драки почти не ругала: они вместе обсуждали, что еще он может сделать, когда злится. И к окончанию школы Брюс в самом деле стал другим человеком. Отец гордился им. Он сдал экзамены на отлично, сразу поступил на экономический факультет университета, а черный пояс получил еще два года назад. Он забыл даже о том, что такое насморк. Друзей среди одноклассников не появилось, но со временем мальчишки стали его уважать, а девчонки кокетничали. Только Брюсу никто был не нужен, кроме Джорджи. С ней никто не мог сравниться, а ради того, чтобы сделать ее своей женой, стоило потерпеть ее подруг. Ведь, в конце концов, Джорджи училась в частной шкое, и большую часть года одноклассницы заменяли ей семью. Возможно, она видела какие-то достоинства и у Летиции, и у Клары, и у прочих этих девиц.

...Пирог Летиция унесла с собой, иначе, по ее словам, до праздника в одной квартире с Джорджи он не дожил бы. Утром, впрочем, пирог вернули обратно. Летиция также принесла банку с джемом, а Клара — еще одна их одноклассница, делившая с ней комнату — притащила лепешки. По контрасту с черноволосой пышногрудой Летицией, Клара была тщедушным, малорослым существом с бесцветными волосами, на редкость некрасивым. Брюса Клара раздражала меньше других подруг Джорджи, потому что вроде бы имела представление о некотором такте. Но сегодня она продемонстрировала, насколько поверхностным было это представление.

— Брюс, Джорджи, вы не против, если... придет еще один человек? — водянистые глаза Клары испуганно забегали. — Он никому не помешает, совсем наоборот. Просто он бы хотел...

— Гарри, что ли? — откликнулась Джорджи. — Летти, тут у нас лишний рот объявился. Накормим?,

— Должно хватить.

— Он хоть споет нам?

— Если вы хотите... — прошелестела Клара.

— Он не ваш одноклассник, — возразил было Брюс.

— Ты тоже, — тут же ответила Джорджи. — И вообще, бесплатный актер — что отказываться?

— Как сказать — бесплатный, — Брюс скептически посмотрел на Клару. — Деньги он с нас потребовать может, а кроме того, съест наши припасы, за которые деньги тоже уплачены.

Клара моргнула — краснеть она почти не умела.

— Гарри — очень воспитанный человек. Он знает меру.

Брюс промолчал и не стал ей напоминать, что воспитанные люди не становятся скоморохами.

Клара выглядела воплощением скромности: волосы в пучке, серое строгое платье, серая шляпка, черная шаль. Но способ ее заработка был не вполне приличным: вместе с каким-то проходимцем, тем самым Гарри, она пела и танцевала на городских улицах и площадях. И стоило получать образование в хорошей частной школе, куда посчастливилось попасть из милости бесплатно, ради прилюдных кривляний? Порядочной девушке больше пристало мыть полы в больнице или в школе, если уж так нужны деньги и нет особенных способностей. Ну да, Клара и Гарри сейчас где-то учились — Школе искусств и актерского мастерства, кажется. Как будто это можно считать образованием. Брюс не знал Гарри лично, но заранее презирал его.

К полудню явились уже все остальные: чопорная Лиза, Кассандра — скромная девушка с русой косой и шрамом на щеке, рыжая Марселла и белокурая Альфонсина — две смазливые болтушки, разряженные, как куклы. Наконец пришла лучшая подруга Джорджи, ради которой по большей части и было устроено чаепитие — красавица Карен, девушка принадлежавшая к креннам — древнему горному народу.

Может, из-за того, что мама была наполовину креннкой, Брюс смотрел на Карен иначе, чем других подруг Джорджи. Ему в ней виделось что-то и значительное, и поэтическое, как будто она принципиально отличалась от других девушек; даже ее гордость не раздражала, казалась чем-то естественным. Иначе и быть не могло. Да и Карен, к слову, единственная не смущалась и не нервничала в его присутствии.

Карен через день уезжала за границу к каким-то родственникам и нескоро собиралась вернуться. Сложно было сказать, сильно ли она переживала. Джорджи с порога прыгнула ей на шею, потащила в комнату, сыпля шутками, но Карен оставалась отрешенно-спокойной. Синие глаза глядели за окно, точно уже вглядывались в даль из окна поезда.

И только через полчаса после прихода Карен, когда все уже расселись за столом и Летиция стала разливать чай, в дверь снова позвонили. Брюс невольно напрягся, наблюдая, как Джорджи открывает.

— Нашел вас только по запаху пирога, — раздался нарочито-глубокий голос; как будто говоривший заранее репетировал каждое слово.

Возможно, так оно и было. В вошедшем парне все было не так, все сразу крайне разозлило Брюса: и тонкая, чересчур стройная фигура, и слишком пластичные движения, и бело-розовая кожа, и длинные рыжие кудри, обрамлявшие лицо с очень тонкими чертами и большими зелеными глазами. А уж как он был одет! Самое дешевое, жалкое щегольство: узкие черные брючки, расстегнутая на груди белая рубашка (не самая свежая) и синий пиджак с не очень искусной вышивкой блестящей нитью.

Гость небрежно чмокнул в щеку Клару, перецеловал ручки прочим гостьям и хозяйке, а потом протянул руку самому Брюсу, но тот лишь кивнул. Пожав плечами, парень бесцеремонно уселся рядом с Карен.

Джорджи не сочла нужным представлять Гарри, и это пришлось сделать Кларе, но Брюс удостоил ее только холодным взглядом.

Тогда Летиция, которая, видимо, часто брала на посиделках главную роль, обратилась к Карен, желая той отличной поездки и ярких впечатлений.

— Но и о нас не забывай! Пиши нам, мы все будем очень ждать писем и фотографий или рисунков.

— И желательно голову тигра, — буркнула Джорджи. Карен усмехнулась:

— Пришлю посылкой, если получу. А вы пишите мне, как там рыжий отряд.

— Уверена, после нашего выпуска — вполне благополучно, — хихикнула Клара.

— Да? Буду разочарована, если так, они казались мне подающими надежды.

Джорджи расхохоталась, запрокинув голову, так что ее ярко-золотые волосы свесились ниже лопаток. Брюс застыл, не в силах отвести глаз от ее длинной шеи и точеного профиля.

— Рыжий отряд? — удивился Гарри. — По праву цвета волос я могу узнать, кто это такие?

— Девочки, которые пришли в первый класс, когда мы доучивались последний год, — пояснила Кассандра. — Почти сплошь рыжие, только одна черноволосая и одна с каштановыми волосами.

— И сплошь неблагоразумные, — добавила Лиза. — Только у двух-трех есть какое-то понятие о приличиях и об осторожности.

— Словом, наши любимицы, — закончила Джорджи.

Брюс припомнил, как в прошлом году она хвасталась, что увела первокурсниц прыгать через какой-то овраг, якобы в порядке посвящения. Иногда Брюс все же не мог ее понять. К чему эти поиски приключений? В детстве, конечно, он в этом участвовал охотно, но ведь детство прошло.

...После чаепития Гарри заявил, что делает отблагодарить девушек. Так и сказал — "Желаю отблагодарить", фигляр. И гитару нарочно принес.

— Тебе помочь? — очень тихо спросила Клара, но он покачал головой. Взял гитару, отступил на свободное пространство к окну, про вел рукой по струнам. Но не запел, а стал читать стихи.

— Пой для висельника перед палачом,

Под дождем пляши осенним, стылым...

Голос у него был в самом деле поставленный, но стихи показались Брюсу скверными. Потом он начал петь — что-то пошлое, про любовь. Брюс покосился на Джорджи: неужели ей нравится? Она всегда казалась довольно равнодушной к музыке, а над сантиментами посмеивалась. Она сидела в задумчивости, оперев подбородок на руки — красивые, тонкие белые руки. Зато Карен чему-то усмехнулась, и проследив направление ее взгляда, Брюс понял, что смотрит она не на певца — на Клару. А Клара, что странно, вдруг перевела взгляд на самого Брюса. Она рассматривала его глаза — не смотрела в них, а именно рассматривала, будто запоминая форму и цвет. Впрочем, она тут же отвернулась. Гарри, напевшись вдоволь, отдал ей гитару, и начались танцы.

Гарри окинул взглядом всех девушек и пригласил сперва робко улыбнувшуюся ему Марселлу, потом смущавшуюся Альфонсину — так они и плясали втроем. Брюс морщился: кажется, он окончательно разгадал Гарри. Этот жиголо присматривает среди одноклассниц своей подруги девицу побогаче. Вопрос, чем все кончится: добьется отступного, пошикует за счет девушки или после хорошего урока от людей, нанятых ее родными, окажется в больнице. Он не настолько опытен, чтобы жениться на богатой наследнице.

Марселла и Альфонсина, громко смеясь, упали на стулья. А Гарри — Брюс окаменел — Гарри протянул руку Джорджи, и она с легкостью поднялась, крикнув Кларе:

— Сыграй нам прыгучее!

Это уже выходило из ряда вон. Они закружились по комнате, оба тонкие и высокие, взлетели его рыжие кудри и ее золотые локоны. Ее черные глаза дерзко смотрели ему в лицо, а он нахально улыбался. Летиция покосилась на Брюса, побледнела и помрачнела. Остальные наблюдали только за танцующими, не поворачиваясь к Брюсу.

Брюс чувствовал, что сходит с ума. Он с трудом, но привык делить Джорджи с ее подругами. Но никогда еще так беспардонно ей не оказывали внимания парни. И это в его присутствии, в квартире, которую они снимали вместе!

Брюс чувствовал себя оглушенным. Давно, очень давно ему не бывало так больно. Он справился с первой волной гнева, от которого чуть не обезумел (только не думать о том, как разбить лицо Гарри), и поднялся из-за стола.

— Я проветрюсь. У нас душно. Летиция, будь добра, открой окно.

Она слишком уж энергично кивнула. Джорджи продолжала танцевать с Гарри уже под более медленную мелодию, но Брюс запретил себе думать об этом, как только за ним закрылась дверь.