Диагностика (джен)

Картина действительно не складывалась. Совсем не складывалась. На первый взгляд, это вообще была никакая не деменция: сохранная речь, движения, навыки личной гигиены. Мозг выглядел здоровым: никаких заметных дегенеративных изменений, а височные доли казались даже более развитыми, чем в норме для этого возраста. Картина была схожа с обычной ретроградной амнезией.

Но амнезия без малейшего повода? МРТ не показывала ни гематом, ни инсультных повреждений, ни опухолей — ничего. Это было бы похоже на классическое фуговое бегство, но после фуги неизбежно происходит «вспоминание» (выдумывание) новой личности — причём очень быстро. Этот пациент за десять дней ничего не вспомнил и не придумал. Впрочем, Марта не слишком верила ни в фугу, ни в множественную личность. Конечно, амнезия могла быть результатом не травмы, а психологического потрясения. Однако, доктор Пирс уже проверил реакции пациента на эмоциональные раздражители, но так и не выявил признаков недавнего шока.

Как и вообще эмоциональных реакций. Данные энцефалограммы во время предъявления нейтральных и негативных изображений не отличались. Время реакции — тоже. Это был профиль, схожий с психопатическим: позитивные, негативные и нейтральные изображения вызывали одинаковую реакцию, то есть ничто не могло удивить, напугать или заинтересовать этого человека. А вот соотношение серого и белого вещества скорее указывало на возможность шизофрении. Диагнозы спорили друг с другом едва ли не в каждом тесте.

Двигательные пробы и вовсе не были ни на что похожи. Пациент ходил легко — но буквально каждый шаг отличался от предыдущего, понятий «ритм» и «одинаковость» для него как будто не существовало. Повреждение мозжечка? Но нет, мозжечок тоже выглядел на сканировании здоровым и весьма развитым (что соответствовало данным о том, что пациент играл на фортепиано, но совершенно не соответствовало его походке и жестам). На болезнь Паркинсона и рассеянный склероз Марта проверила пациента уже от отчаяния. И результат получила предсказуемо отрицательный.

Здоровый мозг. Но со странностями. Но на МРТ выглядит почти нормально, если не считать лёгкого повышения количества белого вещества.

Проиграв на поле «чистой диагностики», Марта попыталась подойти к делу прагматически. Если болезнь явно есть — обычно люди помнят, кто они и откуда, — а неврологических, сосудистых и прочих чисто медицинских патологий нет, то проблема явно из области психиатрии. Вот на этом и порешим.

Марта решительно вписала в список возможных причин шок (повторная проверка не помешает) и шизофрению. Пока негусто, конечно. Но давало право на доступ к расширенному тестированию и дополнительным сеансам психотерапии с этим пациентом. Может быть, он всё же что-то расскажет.

* * *

О себе он не говорил никогда. Только о других. Травил байки из истории, причём в подробностях, достойных археолога. Пару раз пациент заговаривал с персоналом, как со старыми знакомыми, припоминал, что они «росли вместе» (независимо от возраста последних), спрашивал о семье и друзьях.

Факты при этом называл точные — что про пирамиды, что про семью санитара Мэтью. Следовательно, где-то слышал и запомнил, но потом знания исказились и превратились в ложное узнавание. Тем более странным было то, что пациент до сих пор не выдумал себе никакой ложной биографии — с объёмом информации, которым он владел, это было простейшим путём кристаллизации бреда.

На любые вопросы Марты о нём самом пожилой джентльмен отвечал тихо, но твёрдо: «не помню», — и поджимал губы. На сеансе арт-терапии он срисовал вазу с цветами — хорошо срисовал, кстати, — и всё. Никаких картинок из подсознания. Ему не снились сны. Он не реагировал на резкие звуки. Он действительно распознавал нейтральные и негативные образы с одной и той же скоростью. Тупик.

Тогда Марта решила зайти с другой стороны. В бумагах значилось, что он математик, и она как-то притащила ему несколько задач: две сверхсложные, сочинённые профессорами кафедры высшей математики, и одну простую, но неразрешимую: доказательство теоремы Ферма.

Увидев формулы, пациент слегка улыбнулся краем губ. Взял фломастер.

После первой дописал «= 0», после второй — «- х + 3». Над теоремой Ферма призадумался — но только на секунду. Потом написал всего несколько формул и обвёл последнюю, размашисто приписав «доказано».

Как же Марта потом жалела, что не усадила его так, чтобы формулы были видны на камере наблюдения! Потому что сразу после этого пациент с стремительностью, неожиданной для такого хрупкого и обычно медлительного старичка, разодрал лист в клочья и высыпал в стакан с водой. Широко ухмыльнулся и заявил:

— Человечеству об этом знать пока рано!

Фломастер на мокрой бумаге, разумеется, расплылся мгновенно. Но профессора сказали Марте, что решения первых двух задач были найдены верно.

Возможно, тогда она и начала кое-что подозревать.

* * *

После первого «выхода на контакт», пациент стал более словоохотлив. Между его «не знаю» всё чаще мелькали короткие, порой оборванные на середине реплики, в которых он говорил что-то о своей собственной личности. Марта собирала эти реплики, всё больше убеждаясь, что они соответствуют профилю проградиентной шизофрении.

Эти фразы каждый раз звучали, будто сигнал, пробивающийся сквозь помехи.

— Люди слишком тёплые, — сказал он как-то раз.

И на разъясняющие вопросы Марты добавил:

— Прохлада гораздо лучше. Естественней. Ненавижу, какие у них горячие руки.

Тогда она спросила пациента, что значит «у них» и добавила:

— Разве вы не человек?

Он посмотрел ей прямо в глаза:

— Нет. Конечно же, нет.

Казалось, само предположение, будто он относится к людям, его оскорбило. Но едва Марта задала следующий вопрос:

— К кому бы вы отнесли себя? — как старичок моргнул и затих.

Она всё ещё надеялась, что он просто подбирает слова, но пациент медленно, словно бы нехотя, сказал:

— Обычный человек, ничем не примечательный. У меня даже мозолей на руках нет. Знаете, в древней Месопотамии люди гадали по мозолям, узнавали так профессию, возраст, даже склад характера. А у меня ни мозолей, ни линий на руке…

И так повторялось каждый раз. Разговор обрывался в никуда, а проективные методики не давали никакого конкретного результата.

Однажды Марта спросила прямо:

— Из-за чего вы потеряли память?

И старичок, неожиданно хитро прищурившись, заявил:

— Вы меня отравили! Вот почему.

— Я? — переспросила Марта.

— Не вы! А все вы. Врачи. Врачи, врачи и ни одного доктора. А ведь я говорил, что меня нельзя лечить аспирином…

Марта едва сумела справиться с смятением. Что? Ладно, ударение на слове «доктор» ей могло померещиться, но аспирин? Аспирин! Неужели…

Психиатр в ней мгновенно сменился на бывшего сотрудника Торчвуда. Если вы перестаёте заниматься инопланетными аномалиями, это ещё не означает, что они перестают заниматься вами. Что, если в коротких странных фразах он не бредил, а говорил… правду?

Да-да, его сканировали и он полностью напоминает человека, но… Два слова: «Арка Хамелеона». Она видела, как это работает. Полное подобие. И фальшивая память, сквозь которую только иногда пробиваются настоящие воспоминания.

— Вы… — от волнения Марта схватила пациента за руку, — что-то ещё помните? Может быть… да-да! Может быть, у вас были такие… часы! Серые часы с откидной крышкой и… узором… то есть буквами… на задней стенке?!

— Отцепись от меня! Не смей! Ненормальная!

Она не заметила, как почти вцепилась в щуплую ручку пациента ногтями, и только когда он стал вырываться и орать, отпустила его.

И это она ещё говорила о непрофессионализме! Спустя полчаса, сидя в кабинете и нянча в руках чашку кофе, Марта не могла не признать, что вела себя ужасно глупо. Наверное, ей просто до смерти надоела «обычная» жизнь и она соскучилась по инопланетным аномалиям. Аспирин! И это всё, что у неё было? Такое могло быть обычным совпадением. Тем более, что сакраментальное «Меня хотят отравить» — настоящая классика бреда преследования. У пациента была аномально жидкая кровь — впрочем, без риска внутренних кровотечений, — так может он когда-то читал что-то страшное про побочный эффект аспирина?

Всё было так. Но для самоуспокоения Марта решила проверить и вторую версию. На следующий же день она перерыла все личные вещи старичка — сначала те, с которыми он поступил в больницу, а затем и остальное имущество, дожидавшееся хозяина в его крохотной квартирке в Ковент-Гардене. Навыки обысков, полученные в Торчвуде, пригодились: хоть часов Марта нигде не нашла, зато теперь была точно уверена, что их и не было.

Но аспирин старичку и правда давали. И он правда протестовал, — за что даже получил дозу успокоительного…

Если бы Марте удалось посоветоваться с Доктором, всё бы разрешилось в одно мгновение. Но его телефон не отвечал. Впрочем, он не отвечал уже давно. Что было более странно — не удавалось выйти на связь и с Джеком Харкнессом.

Марта надиктовала обоим полные сдержанной паники послания и стала думать дальше. В самом крайнем случае, если вдруг никто так и не откликнется, сможет ли она сама отличить шизофреника от таймлорда, прошедшего через Арку Хамелеона?

В конце концов, это всего лишь вопрос диагностики, верно? А она хороший диагност. Признаки шизофрении Марта знала назубок. Осталось только вспомнить, что ей категорически запрещал делать Доктор, чтобы не нарушить фальшивую личность и не всколыхнуть воспоминания.

Не задавать наводящих вопросов, не спрашивать о фантастических событиях, никогда не заронять идею, что его сны или фантазии могут быть основаны на реальности. Не показывать вещи из «настоящего мира».

Итак, вот и ответ. Шизофреник, услышав чужой бред, не совпадающий с его собственным, не подхватит его. Таймлорд, ставший человеком, начнёт вспоминать. Порывшись в своих записях, Марта нашла несколько образцов галифрейской письменности: задумавшись во время разговора, Доктор часто изображал на полях что-то, что казалось Марте просто рисунками, но он объяснил, что это слова, правда, не сказал, какие именно, а листок посоветовал выбросить. Марта сказала, что так и сделает, но, разумеется, не могла его не сохранить.

На следующую встречу она принесла такой «рисунок».

— Снова формула? — оживился старичок.

— Не совсем, — улыбнулась Марта. — Можете понять, что это значит?

И выложила перед ним отсканированное изображение пересекающихся кругов и линий. Лицо старичка стало хмурым. Он пробежался пальцами по линиям. Его губы сжались в тонкую полоску.

— «Все мертвы. Они все мертвы. И только когда я присоединюсь к ним, наступит покой…» — пробормотал он. Поднял взгляд на Марту. — Ты тоже хочешь меня убить?

— Нет, — понимая, что он может вот-вот сорваться в очередной приступ, Марта изо всех сил пыталась говорить спокойно и убедительно. Могут ли эти фразы быть проекцией? Не могут. Скорее, она теперь знает, почему Доктор попросил её уничтожить тот листок… — Нет. Не хочу. Я даже не знала, что там написано. Но… Откуда вы родом?

— Я не помню, — выражение лица старичка из агрессивного моментально стало потерянным. — Я… что-то вертится на языке, но… — он схватился за голову, — оранжевые шпили, жёлтые цветы, моря красной травы. Не помню.

— Галифрей? — «никогда не подсказывай ответы», «никогда не выдавай желаемое за действительное» — роилось в голове Марты, но это годилось только для обычной амнезии. А она нащупала кое-что посложнее. — Созвездие Кастеробус?

— Галлифрей, — подтвердил старичок, только вот слово он произнес немного по-другому: с двойной «л», чёткой «р» и почти нечитаемой первой «г», превратившейся в «х».

Марта улыбнулась. Как ни странно, этот акцент её убедил. Зачем произносить слово со странным акцентом, которого только что не было? Если только это и было правильным произношением. Таймлорд… Настоящий таймлорд.

Она почти была готова назвать старикана «Доктором», но в последний момент осеклась. Кому как ни ей знать, что бывают и другие. Хоть Доктор и говорил ей, что никого не осталось… он ошибся, верно? Мог ошибиться ещё раз. Или… или это тот второй, который Гарольд Саксон. Может быть, он всё же выжил?

Старичок казался милым, но и профессор Йана Марте нравился, пока не вернул себе подлинную личность.

— Мы с вами поговорим завтра, ладно? — пробормотала она. — А на сегодня сеанс закончен.

* * *

Дома она снова набрала Доктора. Никакого ответа.

— Доктор… этот человек… он точно не человек. Он один из вас. Может быть, ты. Может быть, Мастер… Если это ты — я хочу тебе помочь, но если это кто-то другой… я не справлюсь с ним сама. Я боюсь. Пожалуйста, свяжись со мной. Может быть, ты не отвечаешь потому, что он — это ты? Тогда хотя бы дай мне подсказку — скажи, где его часы…

Второй писк автоответчика дал знать, что сообщение записано и сохранено.

Спала Марта плохо.

На следующий день во время сессии пациент был мрачен.

— Я умираю, — заявил он вместо приветствия.

Марта открыла папку с результатами новых анализов пациента — и замерла. Он действительно умирал. Но не могли же об этом сказать пациенту? Неужели кто-то проболтался? Что вообще творится с квалификацией персонала в этой больнице?!

— Почему вы так думаете? — резко спросила она.

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Я знаю. Нет. Мне никто не говорил. Но я знаю. Как знаю, что вы считали меня шизофреником. Это просто… — он постучал себя пальцем по лбу, — здесь. А умираю я от аспирина.

— Я… — Марта понимала, что прозвучит более безумно, чем любой из её пациентов, но не могла промолчать. — Мой друг разбирается в таких вещах. Он… не отсюда. Он обязательно вам поможет, надо только немного подождать.

Старичок безрадостно усмехнулся.

— Я не могу ждать. Мне надо… обратно, — он посмотрел куда-то вверх, и взгляд его впервые подёрнулся эмоциями: упрямством, нетерпением и чем-то, похожим на тоску. — Обязательно надо, иначе там будет плохо.

— Я бы отправила вас обратно, но я не знаю, где ваши часы…

«Диалог двух сумасшедших». Неужели она будет просто сидеть и ждать, пока он умрёт? Анализы были очень нехорошими. Впрочем… Марта вспомнила. Когда-то она спросила Доктора, что будет, если он умрёт, пока будет человеком. Доктор ответил «я снова стану таймлордом и регенерирую. Но только если это будет внезапная смерть или смерть от старости, болезни в раскладе не учитываются».

Она ещё спросила его тогда — в шутку, но и не очень — что будет, если он заразится какой-нибудь неизлечимой хворью начала двадцатого века. Или той же испанкой, например. А Доктор очень серьёзно посмотрел ей в глаза и посоветовал в этом случае немедленно идти за пистолетом. Болезни не считались, и это было плохо. Но внезапная смерть считалась.

— Разве аспирин не убьет вас, если даже вы вернётесь?

— У меня есть противоядие. А ты знаешь, как меня вернуть, Марта?

Он посмотрел на неё своими доверчивыми серо-голубыми глазами. «Не может это быть Мастер», — решила Марта. И попыталась ободряюще улыбнуться.

— Знаю.

Теперь осталось только принести оружие.

* * *

Из новостей:

«Вчера в центральной клинической больнице Лондона произошёл странный инцидент. Подробности тщательно скрываются, но нашим корреспондентам после беседы с источником удалось кое-что выяснить. В 3 часа пополудни пациенты и персонал слышали выстрел, раздавшийся из комнаты для проведения психотерапевтических сеансов. Комната была заперта, однако, когда прибывшие сотрудники полиции взломали дверь, внутри никого не оказалось. Бесследно пропали двое человек — пациент лечебницы, страдавший амнезией (мужчина, 68 лет) и один из врачей больницы. В стене комнаты было обнаружено отверстие от пули, калибра, которым пользуется британская военная полиция, однако ни самой пули, ни гильзы обнаружено не было. По информации наших источников, пропавший врач до недавнего времени состояла в одном из вооружённых подразделений полиции. Сами представители полиции и разведки пока никак не комментируют произошедшее».

* * *

Золотистый свет взмыл из его груди навстречу потолку. «Получилось!»

Или… нет. Внезапно свечение стало меркнуть, будто затухающая свеча — и погасло совсем. Марта выронила пистолет (который, разумеется, должна была сдать, но ликвидация Торчвуда происходила слишком быстро, чтобы кто-то озаботился инвентаризацией имущества).

Она упала на колени перед пожилым джентльменом, на свитере которого уже начало расплываться тёмное пятно. Приложила ухо к груди. Сердце не билось. Два — тем более. Хотя как глупо говорить «тем более», если слушаешь то, чего нет.

Но она же видела свет! Марта вгляделась в черты лица своего бывшего пациента. Так и есть. Он выглядел моложе, гораздо моложе. Ни одной морщинки, кроме мимических — в углах глаз, на переносице и в носогубных складках. А ведь буквально пять минут назад его лицо напоминало древний пергамент с картой местности.

Значит, ей не померещилось. Он действительно… был таймлордом. Но почему выстрел его убил, а не заставил регенерировать? И что теперь делать? Если бы Доктор…

Весь ужас ситуации дошёл до Марты только сейчас: она убила Доктора. И его больше нет. Нигде. Никогда. Отныне и вовеки веков.

Она убила единственного, кто мог защитить Землю (да и всю вселенную) от хаоса.

— Нет… — из глаз текли слёзы, но она их не ощущала. — Нет. Пусть это будет кто-то другой, пожалуйста.

Она всё ещё плакала, склонившись над телом мёртвого таймлорда, когда во вспышках телепортации по всему кабинету начали возникать инопланетяне с носорожьими головами. Джадуны.

— Именем Протокола Теней вы арестованы за убийство лорда-президента Галифрея, Рассилона.

Когда Марту уводили — в силовых наручниках — она всё ещё хохотала. Ей было всё равно, кто этот Рассилон и что с ней теперь будет. Главное, что она не убила Доктора. А значит самое страшное не произошло.