Никогда не звучавшее имя (гет)

На протяжении всего долгого пути победитель вёл меня за руку.

Не успели мы удалиться от Кампильи на значительное расстояние, как нам встретился широкий ручей — не те идиллические цепочки заводей, прудков и криниц, расчищенные и обихоженные, у которых я любила проводить время в дворцовом саду, а дикая, растрёпанная и петлистая речушка, русло её было тут и там загромождено камнями, поваленными стволами, вздыбленными ветками, следами всепроникающей цивилизации, обломками рукотворного мусора, брошенного путниками или доставленного течением из приречных деревень. Я кое-как, с чужой помощью, спустилась к воде по скользкой глине и остановилась у кромки берега. Перебраться через эти завалы, быстрины и донные западни было не в моих силах, я ведь балованное дитя, дворцовый цветок.

Мой новообретённый супруг спрыгнул с обрывчика рядом со мной, опустился на колени, зачерпнул воды из ручья и сделал несколько глотков. Мне показалось при этом, что он вовсе не хотел пить. Через миг стало ясно, чего он хотел на самом деле: не говоря ни слова, он наклонился к самой поверхности, распустил и раскрутил узел, в который были скреплены его длинные волосы, погрузил их в воду и принялся плескать на них и тереть их в ладонях. Под оглушительные крики птиц и звучную песню воды я приблизилась, робко черпнула из ручья и начала поливать ему на голову. Он повернул ко мне мокрое лицо, улыбка его сверкнула из-под влажных косм как молния, и в тот же миг над водяной пылью на перекате взметнулась и зареяла радуга.

Кшана за кшаной и капля за каплей я начинала понимать. Течение утягивало прочь серую муть, а я в упоении плескала и плескала ледяную, ледниковую, почти невидимую от чистоты воду на густую спутанную массу волос, которая становилась всё светлее, пока не засияла чуть позлащённой белизной. Как раскрывшаяся коробочка хлопка в лучах зари. Мои ладони заломило от холода, но я не обращала на это внимания. Как вершины Гималаев. Если он спокойно сносит этот холод, я тем более перетерплю. Как священная грива перворождённого коня. Похоже, мытьё волос длилось дольше, чем необходимо, — по нраву ли ему то, что делали мои руки? Лотос и молния, иней и айравата индры, жасмин и жемчуг, осенний месяц и кристаллы камфоры, лебедь и усмешка шивы… Я собрала всю свою храбрость, чтобы несколько раз провести по этому живому снегу и самыми кончиками немеющих пальцев разделить пряди там, где они спутались.

Меня завоевал тот, кому я была предназначена. Белая кожа и сама по себе редкость и знак происхождения, но волосы настолько светлые, снискавшие ему прозвище Хлопковокудрый, отличают только одного знатного юношу во всех землях знойной Индии. Сомнений больше не было — он Арджуна!

Словно услышав мои мысли, царевич в рубище отжал волосы, расправил их, пропустив сквозь пальцы, выпрямился и протянул ко мне обе руки. Я вновь не поняла его намерений, но послушно подалась навстречу — ещё миг, и я плыву по воздуху. Вода, мчавшая цветы и лепестки, зашумела подо мной, надо мной замелькали ветки, струйка воды с его волос побежала по моей груди, прокладывая дорожку под одеждой, на самой середине потока на нас обрушились солнце и зной, а затем он и я снова погрузились во влажную тень лесных зарослей — уже на том берегу. И глаза мои тоже были влажными от полноты счастья. Арджуна, Арджуна, о Арджуна! Я была бы счастлива, если бы мой жених назвался любым другим именем, я уже любила его и безымянным, но боги даровали мне в спутники величайшего героя в настоящем и будущем, сына индры и живую легенду.

Наши спутники, понятное дело, такие же лжебрахманы, как Арджуна, переправлялись следом за нами, шутя перескакивая по камням и стволам, пересмеиваясь и пытаясь столкнуть друг друга в воду, чего не удалось никому из них.

Я отвела глаза от Арджуны, мокрого с головы до пят, но зато уже целиком отмытого досветла… отвела, говорю, глаза, чтобы внимательнее рассмотреть деверей. Я ещё успею насладиться общением с мужем, впереди у нас долгая совместная жизнь, а если я сейчас немного не отвлекусь, как бы не разорвалось моё сердце от избытка счастья. Я оглядывала их одного за другим, строя догадки: верзила и силач — разумеется, Бхимасена, второй по старшинству. Самый сдержанный и солидный, если так можно сказать о человеке первой молодости, и с наименее примечательной внешностью — Юдхиштхира, старший из пяти братьев. Один из двух оставшихся тоже задержался у реки и оттирал с лица какую-то легко сходящую тёмную краску. Когда он закончил и перебрался к нам, то стало понятно, почему из всех только он и Арджуна приняли меры, чтобы их не узнали в толпе: отмывшись, юноша оказался близкой копией последнего из всех братьев, Сахадэвы, но при этом роковым красавцем с яхонтово-яркими глазами и бровями вразлёт, истинной девичьей погибелью. В глазах всех женщин мира этот Накула, первый из двух близнецов, наверное, привлекательнее Арджуны, но только не для меня.

Все Пандавы, ведь это были именно они, ушли вперёд по лесной тропинке, оглядываясь на нас, но не вовлекая Арджуну в свои шутки и общий разговор. Их пристальные ответные взгляды были слишком долгими, чтобы я смутилась… и обрадовалась тому, что мы остались наедине.

— Дорогой муж, куда мы направляемся и скоро ли конец пути? — наконец подобрала я слова.

— Ты устала, о нежная? — спросил он в ответ.

— Я бы хотела идти по этой тропке вечно, — призналась я, стараясь сдерживать улыбку, которая помимо воли изгибала мои губы, — и в то же время я мечтаю о приближении вечера и о том, чтобы мы оказались под твоим кровом, богат он или беден.

Продолжая держать меня за руку, он немного отстранился и оглядел меня с восхищением и гордостью, а я в ответ залюбовалась им — сложен он был так, что для маскировки ему проще было изменить цвет волос и кожи, чем прибавить себе лет: никто бы не поверил в беловолосого старца с таким разворотом плечей и с такими мускулами! И с такой нежной кожей, к слову.

— Как мне обращаться к тебе, дэви? Какое из своих сладостно сложенных, сулящих счастье имён ты захочешь слышать от мужа?

Беспокойство о «лесном воспитании» определённо можно отбросить. Страшись лучше иного, девушка: как бы не оказались правдивы слухи, уверявшие, что средний Пандава ещё и певец, сладкоголосый как гандхарва, вдохновенный как киннара. Ох, даже для дочери огня и арийской царевны мне досталось чересчур много.

— Я думаю, тебе меньше всего подобает называть меня Кришной, — начала я, загибая разукрашенные пальцы свободной руки. И снова напомнила себе сдерживать улыбку. — Не стоит называть меня и Панчали: ведь мой муж — не подданный Панчалы, поэтому мне следует оставить имя моей страны, и пусть те, кто не имеют счастья принадлежать к твоей семье, продолжают говорить обо мне «Панчали», мы и наши с тобой родичи будем знать, что я уже не привержена к этому названию. Если будешь звать Яджнясени, могут подумать, будто мой отец присутствует там, где ему присутствовать нет нужды. Не называй меня и Драупади, ведь отныне опора мне — твоя рука и лук. — Про Кришну я ничего объяснять не стала, и с умыслом. Я не намерена соперничать с его лучшим другом, и с братьями его, и с матерью, но я твёрдо намеревалась завоевать в сердце Завоевателя Сокровищ своё место. Я не буду «второй Кришной» в его жизни, я буду особенной, единственной!

Когда я, заслоняя улыбку, поднесла к лицу руку, на которой остался разогнут только мизинец, Арджуна оценил движение и всю речь, одобрительно тряхнув волосами. Солнце быстро их высушило, и я не могла оторвать взгляда от расклубившейся белизны, которая менялась и вилась, как предзакатное облако или расшитое золотом знамя над колесницей у горизонта. Где бы мы ни проходили, волосы и кожа моего спутника оставались самым светлым пятном во всём лесу. Как чудесный снег его волос не исчезает от лучей сурьи, так и сам он никогда больше не исчезнет из моей жизни.

— Вот превосходно, — мягко усмехнулся Арджуна. — Не ослышался ли я? Только что ты одно за другим отвергла все свои имена, не оставила ни одного? Догадываюсь, что мне надо придумать для ярчайшего сапфира на лоне Индии новое имя. И непременно исполню этот подвиг.

А я-то ждала, что он исполнит его прямо здесь, прямо сейчас. Этот третий Пандава слыл находчивым и красноречивым, и наверняка он не сходя с места подобрал для меня имя, ещё никогда не звучавшее, сладостное, моё и только моё. Возможно, мне предстояло получить его в тот же день… но чуть позже? Я замирала от предвкушения.

Каким из имён мне звать его, я решила не спрашивать. Дав мне увидеть цвет своих волос, он без слов открылся мне и сделал шаг к сближению, но я тут же пожалела о том, что это произошло слишком быстро. Джишну, Киритин, Дхананджая, Вибхатсу, Шветавахана, Пхальгуна, Савьясачин, Гудакеша, или «сын Кунти», или «сын Панду»… пока я не произнесла вслух имя его матери, или отца, или одно из его многочисленных чудесных прозвищ, — сколько же их! — которые я выучила лучше всех гимнов и мантр и каждое из которых было как скатанная в шарик сладость во рту, пока я не подала ответного знака, между нами ещё оставалась сладостная неизвестность, блаженная недосказанность, и я решила чуть продлить её. Возможно, Арджуна не разгадал эту игру и всё же поддержал, потому что не стал наводить разговор на своё имя. Каким нежным, каким понимающим мужем он станет! Он снова напомнил мне снежного леопарда — и то, насколько легко эти великолепные создания приручаются.