Зеленый луч: мгновения невозможного (гет)

* * *

Как же хрупок был мир мальчика-оборотня, которому день за днем приходилось носить маску и скрывать самую суть себя самого. Как тяжело было быть мальчиком-оборотнем и притворяться обычным студентом-первокурсником Хогвартса…

Тяжело, потому что приходилось лгать и изворачиваться, стараясь выполнить данное Дамблдору обещание и следовать тем предписаниям, которые стали условием его учебы в Школе чародейства. Но не так сложно было притворяться, находясь среди одноклассников, разговаривая с учителями, бегая на матчи по квиддичу. Нет, это почти не задевало Ремуса. Тяжело было под пристальными и проницательными взглядами трех его друзей.

Друзей… Именно из-за этого мир Ремуса стал хрупок. Как легко и как страшно было потерять то, что никогда не мечтал обрести, но обрел.

Им было сложно лгать, потому что они были частью его мира.

— Джеймс Поттер, — худой мальчишка с черными, торчащими во все стороны волосами и карими, смешливыми глазами протянул руку, сделав шаг к его кровати.

— Ага, типа Нюниуса…

Ремус лежал на кровати и не мигая смотрел на задернутый полог. Утром мадам Помфри тайно привела его из Визжащей хижины в больничное крыло, где обработала его раны и ссадины, и вечером он смог вернуться в свою комнату в башне Гриффиндора. Но друзей не было — наверное, они совершали очередную вылазку по коридорам Хогвартса или к Запретному лесу, чтобы потом вернуться и услышать от Ремуса очередную «сказку о больной матери».

Верили ли они Рему? В последние месяцы, особенно после рождественских каникул, он все чаще ловил на себе подозрительные взгляды Джеймса и Сириуса. Ловил — и сердце сжималось от страха, потому что он ужасно боялся потерять друзей.

Он пытался — честно пытался — не пустить их в свой мир. Как ни мечтал он о настоящих друзьях, в начале года Ремус старательно отгораживался и замыкался в себе, не давая мальчишкам приблизиться к нему. Но упрямые Джеймс и Сириус, наделенные природным обаянием и неугомонностью, легко пробили всю защиту мальчика-оборотня…

— Ремус, проснись, — прошептал Джеймс, толкая его в плечо. — Да проснись же!

— Правда?! — подпрыгнул Ремус на кровати…

Что будет, если друзья узнают, что он оборотень? Как и все волшебники, они отвернутся. И Ремусу будет еще больнее, чем тогда, когда друзей у него не было, когда он был одинок, а мир его был прост и понятен, потому что там к физической боли никогда не могла примкнуть и новая боль — душевная. Теперь же он жил с этим страхом, — со страхом разоблачения — день за днем продолжая лгать и надеяться, что его хрупкий мир продержится еще хоть месяц.

* * *

Наверное, он задремал, прижимая к себе ноющую руку, потому что проснулся оттого, что кто-то отдернул полог. Ремус быстро сел, переводя взгляд с Питера, что переминался в изножье кровати и грыз ногти от волнения, на Сириуса справа, засунувшего руки глубоко в карманы брюк, а потом на Джеймса слева, со сложенными на груди руками.

— Вернулся? — спросил Джеймс, чуть усмехаясь.

Ремус кивнул, садясь на постели, поджав ноги.

— Как мама? — Сириус почему-то подмигнул Джеймсу, и сердце Ремуса екнуло от нехорошего предчувствия.

— Как всегда, — пожал плечами Рем, отводя глаза и тяжело дыша.

Друзья замолчали.

— Что нового в школе? — Ремус осмелился посмотреть на Джеймса, и тот опять усмехнулся.

— Ну, все по-старому…

— Если не считать того, что Джеймс, выходя с зельеварения, незаметно вылил на голову Нюниусу ведро шампуня, — ухмыльнулся Сириус, перекатываясь с пятки на носок.

Ремус криво улыбнулся — он был равнодушен к слизеринцу Снейпу, которого Джеймс и Сириус терпеть не могли и использовали любой шанс ему насолить, впрочем, как и Снейп по отношению к ним.

— Ну, что, расскажем? — наконец, кажется, на что-то решился Джеймс, глядя на Сириуса. Тот пожал плечами.

Ремус судорожно втянул воздух, сердце сжалось от такого страха, что потемнело в глазах.

— У нас вчера была астрономия, — невинно начал Джеймс.

— Я знаю,— потухшим голосом заметил Ремус.

— Мы проходили фазы Луны, — продолжил Сириус, и тут мальчик-оборотень почувствовал комок в горле и опустил глаза, зная, что будет потом.

— Питер составлял карту за прошлый месяц, — все так же спокойно проговорил Джеймс.

— Я за этот, — отметил Сириус, хмыкнув, — а Джим — на будущий.

— Так что теперь мы можем предположить дату твоего следующего посещения больной матушки, — усмехнулся Джеймс. Питер пискнул, чуть подпрыгнув от нетерпения, когда Ремус поднял взгляд и посмотрел прямо перед собой невидящими глазами. Он молчал.

— Ну, что, скажешь нам? — Сириус все еще перекатывался с пятки на носок. — Или так и будешь врать?

— Зачем? — еле слышно спросил Ремус, ни на кого не глядя. — Вы и так знаете...

— Мы хотим услышать это от тебя, — безжалостно ответил Джеймс.

Все трое молчали, пока Ремус собирался с духом и произносил слова, которые, отзвучав, оставят мальчика-оборотня в разбитом мире.

— Я оборотень, — тихо, но твердо произнес Ремус, с вызовом поднимая лицо к друзьям. — Я оборотень уже семь лет.

— Я же тебе говорил! — победно произнес Сириус, махнув рукой в сторону Джеймса, тот лишь улыбнулся, пожав худыми плечами.

— Почему ты не сказал нам? — Джеймс сел на край кровати — вместо того, чтобы уйти, чтобы презрительно взглянуть и оставить Ремуса одного. И Сириус, и Питер только ближе подошли, и в сердце мальчика-оборотня зародилась глупая надежда.

— Я обещал Дамблдору, что об этом никто не узнает, только в таком случае я могу учиться в школе, — Ремус со страхом смотрел на друзей, а мальчишки отвечали ему прежними открытыми взглядами. — Если он узнает…

— Не узнает, мы же друзья, — Джеймс положил руку на плечо Ремуса и улыбнулся. Мальчик-оборотень ответил робкой, еще неверящей улыбкой.

У оборотня не может быть друзей. У того, кто носит маску, пряча в себе оборотня, они быть могут, но не у того, кто эту маску снял. Но, глядя на улыбки друзей, Ремус снова поверил в невозможное.

* * *

— Минутку внимания!

Ремус поднял глаза на трех друзей и отложил перо. Он сидел на кровати и быстро дописывал эссе по зельеварению.

Трое подростков заговорщицки улыбнулись и закрыли дверь в спальню. Джеймс ловко наложил на нее какое-то заклинание. Ремус был заинтригован.

— Что опять? — спросил он настороженно. — Мучили Снейпа?

— Обижаешь, Лунатик, — фыркнул Сириус, подходя и заглядывая в его сочинение. — У нас были более важные дела…

— Ну, да, конечно, прости, — Рем поджал ноги, глядя на чуть бледного Питера, который смотрел на Джеймса. — Я и забыл, что вы усердно готовитесь к СОВ, с сентября…

— Люпин, ты сегодня явно не в духе, хотя… — Сириус взглянул на календарь, что висел над кроватью Питера, — тебя можно понять. Но ты зря волнуешься, потому что сегодня произошло знаменательное событие…

— Которого все мы ждали три года… — продолжил явно довольный чем-то Джеймс.

— Мы угробили на это почти все свободное время на втором, третьем и четвертом курсах, — напомнил Сириус, и Ремус вдруг понял, о чем они.

— Невозможно! Этого не может быть! — вскрикнул он, привстав на кровати и оглядывая друзей.

— Почему не может? — фыркнул Джеймс. — Разве не мы самые талантливые студенты в Хогвартсе?

Ремус во все глаза смотрел на ребят, которые таинственно переглядывались…

— Мы будем звать тебя Лунатик, — усмехнулся Сириус, сидя под деревом у озера и небрежно листая учебник.

Джеймс и Сириус с улыбкой переглянулись...

— Разреши представить тебе… Бродягу! — Джеймс, державший перед Сириусом содранный с кровати полог, ухмыльнулся. Он опустил ткань, и Ремус застыл с открытым ртом, когда к нему на кровать одним большим прыжком водрузился громадный, медведеподобный черный пес. Он повалил Ремуса на спину и положил большие лапы ему на грудь, не давая пошевелиться. Джеймс и Питер смеялись.

— Сириус, слезь! Слезь, кому говорю!

Пес прыгнул на пол — и через несколько мгновений перед ними предстал довольный Сириус Блэк с шальной улыбкой на лице.

— Питер, твоя очередь, — Джеймс загородил собой товарища, пока Ремус садился, пытаясь вынуть шерсть изо рта.

— Вторым номером нашей программы — Хвост!

Сначала Рем ничего не увидел, пока Сириус не нагнулся и не поднял на ладони крысу с глазами-бусинками.

— Питер? — изумился Ремус, нерешительно протянув руку и погладив его по спинке.

— Да, мелковат, но как раз, чтобы отключать Гремучую иву, — заметил Сириус. Питеру надоело быть крысой, и он превратился — прямо на ладони друга. Тот чертыхнулся, отскакивая и отдергивая руку, а Питер рухнул на пол, пискнув от боли.

— И в конце позволь познакомить тебя с… Сохатым! — Сириус отдернул полог, и Ремус даже забыл закрыть рот. Перед ним стоял крупный олень с красивыми, ветвящимися рогами и умными глазами, в которых играло пламя свечей. Сохатый повел головой, будто демонстрируя друзьям себя во всей красе.

— Не верится, что у вас получилось, — прошептал Ремус, когда трое друзей приняли свой обычный облик и сели рядом с ним. — Вы стали анимагами…

— Ага, и регистрироваться мы точно не собираемся, — усмехнулся Сириус, откидываясь на подушку. — Как весело мы будем проводить время в полнолуние…

— Ребята, но ведь это…

— Опасно, знаем, ты уже тысячу раз за три года нам это сказал, — фыркнул Джеймс. — Но уже поздно идти на попятный… Полнолуние через неделю… Вот бы Эванс об этом узнала!

Бродяга ухмыльнулся, Лунатик и Хвост переглянулись, Сохатый сладко зевнул.

* * *

— Ты неправильно рисуешь!

— Правильно: смотри — вот лестница… — Джеймс прочертил карандашом по запасному листу, доказывая Сириусу. Оба парня склонились над будущей картой Мародеров, как друзья решили ее наречь. — Лунатик, посмотри…

Рем слез с кровати, где уже почти дорисовал эскиз второго этажа, взглянул на Питера, задремавшего с зажатым в руке пером, и подошел к друзьям.

— Не помню, честно, — Люпин пожал плечами, — вы же обследовали этот коридор…

— Нужно посмотреть, — Джеймс вскочил, но Ремус его остановил:

— Лучше я схожу, я уже закончил свою часть…

Джеймс хотел возразить.

— Пусть Лунатик сходит, меньше проблем, — сказал Бродяга. — Тем более если нас с тобой поймают, то уж точно исключат, МакГонагалл, думаю, не шутила…

Ремус улыбнулся, понимая, что Сириус вовсе не поэтому не пускает друга. После сегодняшнего инцидента на берегу озера можно было вполне опасаться, что на Сохатого начнется охота: либо со стороны Северуса Снейпа, либо со стороны Лили Эванс.

— Возьми мантию, — буркнул Джеймс, видимо, понимая, что стоит за заботой друзей. Ремус кивнул, взял мантию, перо и чистый лист пергамента, и вскоре покинул комнату.

Снейп перевернулся вверх ногами в воздухе, его мантия свалилась ему на голову и обнажила тонкие, бледные ноги и серые от грязи подштанники.

— Я не хочу, чтобы ты заставлял его извиняться! — крикнула Лили, поворачиваясь к Джеймсу. — Ты ничем не лучше его!

Ремус медленно шел по темным и пустым коридорам, стараясь передвигаться как можно тише. Он не часто гулял под мантией Джеймса — у его друзей опыт в таких прогулках был много больше, а за последний учебный год вырос необычайно. Хотя бы раз в месяц все они нарушали школьные правила, причем Люпин нарушал еще и данное Дамблдору почти пять лет назад слово. И чувство вины часто посещало его, совесть мучила после каждой прогулки под луной, когда Бродяга, Сохатый и Хвост выпускали Лунатика-оборотня из Визжащей хижины, и они вчетвером носились по окрестностям Хогвартса и Хогсмида.

Еще недавно казалось невозможным, что страх перед полнолунием почти отступит от одинокого сердца мальчика-оборотня, но так и было. Нет, боль при превращениях никуда не делась, он все так же мог терзать свое тело и крушить Визжащую хижину, но теперь с ним были друзья. И, как уже давно понял Ремус, в компании Бродяги, Сохатого и Хвоста он становился более человечным в образе волка. Временами он даже помнил, что происходило в те долгие ночные часы, когда луна освещала их быстрый бег, их игры и развлечения.

Странно, но он почти ждал этих ночей, теперь наполненных не только болью и звериной яростью, но и светом их глаз — глаз его друзей, которые совершили невозможное ради него.

* * *

Ремус быстро добрался до коридора, который Джеймс и Сириус никак не могли точно воспроизвести, набросал примерный план — это потребовало лишь пары минут — и отправился в обратный путь.

Жаль, что следующее полнолуние он встретит уже дома, ведь остался всего лишь один экзамен, и скоро они отправятся на каникулы. Поэтому друзья вместо того, чтобы весь вечер готовиться к трансфигурации, торопились закончить карту Мародеров — наверное, у Джеймса и Сириуса уйдет все лето на то, чтобы ее оживить.

— Прости меня.

— Отвяжись.

Ремус замер у угла, из-за которого бесшумно вышел. У портрета с Полной Дамой, в ночной сорочке, стояла Лили Эванс. Напротив нее, почти умоляюще сложив руки на груди, был Северус Снейп.

— Прости меня! — Ремус еще никогда не слышал у слизеринца такого просящего голоса.

И такого безжалостного — у Лили Эванс Люпин тоже никогда не слышал. И не хотел бы слышать, но ему было некуда деваться из этого коридора.

— Слишком поздно. Я много лет находила тебе оправдания... Тебе не терпится присоединиться к Сам-Знаешь-Кому, да?

Возникла пауза, и Ремус затаил дыхание. Сам-Знаешь-Кто и Снейп? Вот это новость! Впрочем, Мародеры, особенно Джеймс и Сириус, давно подозревали это.

— ...Ты выбрал свою дорогу, я — свою.

Ремус старался думать о чем-то своем, но безжалостные слова Лили буквально заполнили воздух вокруг. Было видно, как Снейп силился подобрать слова, но Лили развернулась и исчезла в проходе за портретом. Слизеринец еще несколько минут стоял и глядел на то место, где недавно была Лили, потом медленно побрел прочь, понуро опустив плечи.

Ремус проскользнул через портретный проход и снял мантию-невидимку, в тот же миг пожалев об этом — на диване в гостиной сидела расстроенная Лили Эванс. Она удивленно воззрилась на Люпина.

— Я думала, что хоть значок старосты удержит тебя от выходок в духе Поттера и Блэка, — хмыкнула девушка. Ремус стоял, не зная, что ответить. Знает ли она, что он подслушал их со Снейпом разговор? — Ты мог бы остановить их сегодня…

Он много раз за эти годы мог остановить их, подумал Рем, но почти никогда не останавливал, просто молча наблюдал. Ему казалось, что это не его дело, ведь Снейп тоже не был добрым лукотрусом и в любой удобный момент был готов кинуть в друзей заклятием. А его любопытство, когда он долгое время пытался выяснить тайну Люпина, а потом осмелился нагрянуть в Визжащую хижину в полнолуние... Если бы не Джеймс тогда…

Знала ли Лили Эванс о том, кем был Ремус Люпин? Рассказал ли ей Снейп вопреки данному Дамблдору обещанию?

— Хотя какая теперь разница, — горько усмехнулась Лили. Ремус уже хотел пройти мимо и подняться в спальню, когда она снова заговорила: — Как у тебя дела, Ремус?

Сердце Люпина глухо стукнулось о грудную клетку. Значит, ему не показалось, что в последние несколько месяцев она постоянно исподволь наблюдала за ним, и взгляд ее, обращенный в его сторону, чаще всего был сочувствующим.

Лили Эванс всегда относилась к нему лучше, чем к его друзьям, он даже как-то слышал, что она говорила Мэри, что ей кажется, что Люпин чем-то сильно болен. Была ли это жалость?

Он даже мог точно сказать, когда Лили очень изменилась по отношению к нему…

— Ремус, ты пойдешь в Хогсмид в это воскресенье? — спросила, подсев к нему, Мэри. У камина сидела Лили.

— Потому что со мной нельзя быть, я этого недостоин…

— Все в порядке, — заученной фразой ответил Люпин.

— Ремус, почему ты считаешь, что недостоин быть с Мэри? — осторожно спросила девушка, глядя на него своими поразительно зелеными глазами. — Любой человек достоин того, чтобы быть счастливым, чтобы его любили…

— Меня нельзя любить, — упрямо ответил Ремус.

— Ерунда, — Лили встала и подошла к нему, кутаясь в наколдованный плед. — Зря ты так думаешь. Только из-за того, в чем ты не виноват и что изменить не можешь…

Люпин отшатнулся:

— Давно ты знаешь?

Она мягко улыбнулась:

— Догадывалась давно, а точно знаю с тех пор, как ты отказался пойти с Мэри в Хогсмид.

— Дамблдор меня исключит, — застонал Ремус, садясь и закрывая лицо руками.

— Я никому не скажу, если ты об этом, — чуть сурово откликнулась Лили.

Он поднял к ней бледное лицо.

— Ремус, если тебе нужна будет помощь, ты всегда можешь обратиться ко мне, — добрые глаза отражали пламя свечи, и словно зеленый луч ставшей возможной мечты снова заглянул в душу мальчика-оборотня.