Зеленый луч: мгновения невозможного (гет)

* * *

Как ни больно и страшно было быть одиноким в одиннадцать лет, еще более невыносимо и мучительно оказалось снова остаться одному!

Одиночество вернулось, но стало другим. Потому что Люпин знал десять лет, согретые теплом друзей и их постоянной поддержкой. Он отучился оставаться наедине с собой и своим недугом. Он научился забывать о том, что он лишь мальчик-оборотень.

Забыл — благодаря чуду зеленого луча, что много лет назад мелькнул между небом и землей. И снова был вынужден вспомнить — из-за зеленого луча, вырвавшегося из палочки Волдеморта. Этот луч разрушил все, что было в жизни Люпина…

Нет больше Джеймса и Лили. Их теплого дома, где всегда можно было найти утешение, поддержку, надежду…

Нет больше Питера, который вызывал улыбку и всегда старался помочь.

Нет больше Сириуса, потому что он умер для Ремуса, предав Поттеров и убив Питера. Как он мог?! Как?!

— Ремус, не грусти, все наладится, — Лили протянула ему чашку с горячим чаем и села напротив. — Сейчас все чувствуют себя угнетенно, ты же понимаешь…

— Да… Ой, Ремус, совсем забыла! — снова вскочила она и вышла. Когда Лили вернулась, в ее руках была газета. — Смотри: открыто аконитовое зелье, скоро оно поступит в продажу…

Ремус сидел у неярко горевшего камина, кутаясь в старый плед и вслушиваясь в глухое молчание родного дома. С тех пор, как месяц назад умер отец, здесь стояла гулкая тишина. В ней Люпин надеялся спрятаться от внешнего мира, еще полного радостного облегчения, хотя с той ночи, когда пропал Темный Лорд, прошло больше трех месяцев.

Три месяца гулкой тишины и болезненного одиночества, наполненного воспоминаниями. Иногда ему хотелось, чтобы не было в его жизни тех десяти лет… Чтобы он так и не узнал, что значит впустить в свой мир других людей, сделать их близкими и нужными, зависеть от них… Чтобы он остался тем смирившимся со своим настоящим и будущим мальчиком-оборотнем, мечтавшим о доме на холме…

Он старался не думать о Мародерах. Но не мог.

Ремус чувствовал слабость, подбиравшуюся к нему вместе с последними ночами перед полнолунием. Тихий шелест огня успокаивал, но не приносил желанного забытья.

Было бы легче, если бы он не сидел целый день дома. Один. Если бы не гулял в метель, подставляя лицо хлопьям мокрого, бередящего душу снега. Если бы он мог забыть те дни и ту, последнюю, отогнавшую на миг неизбежную тьму одиночества, ночь…

— Родные Лили так и не приехали…

— Хорошо, — он не мог оставить ее в таком состоянии. Всего один день…

Ремусу казалось, что все это было так давно. Давно отзвучавшие голоса, отсмеявшиеся губы. Даже та ночь с Мэри, которая лишь на мгновение отодвинула в будущее его одиночество, — была давно. Отзвучала, оставив лишь воспоминания.

Он высвободил худую руку из-под пледа и притянул к себе книгу со стола. С книги упал распечатанный конверт. Стоило ли снова перечитывать письмо, если его содержание он успел выучить за годы, прошедшие с тех пор, как он покинул Хогвартс?

«Мистер Люпин, мы рассмотрели вашу кандидатуру и приняли решение отказать Вам в работе, потому что…».

Причины всегда были разными, и никто никогда не написал подлинной — Ремус Люпин, ты оборотень и тебе не место среди нормальных волшебников.

Книги — единственное, что осталось в его жизни неизменным. Книгами он спасался от этого мира. Единственное, что он еще не продал в этом доме. Скоро он продаст и дом. После полнолуния.

Ремус взглянул на часы — до визита покупателей осталось всего двадцать минут. Он продаст этот пустой дом и уйдет. Он снова станет лишь оборотнем с неопределенным будущим, без родных и друзей, без дома и надежды.

* * *

Ремус брел по заснеженной дороге, не думая, куда он идет и зачем. Просто шел, неся в руке свой легкий, небольшой чемодан. Редкие прохожие, осмелившиеся выйти в метель, оглядывались на потрепанного молодого человека в легком пальто и начинающими седеть волосами, который шел в сторону от города, покидая окраинные улицы.

Покидая разбитый мир в надежде убежать от самого себя.

Он жмурился, подставляя лицо снежинкам, позволяя им попадать в рот и таять на языке. Вокруг простилались белые, нетронутые ковры снега и стояли темные деревья леса, где мальчик-оборотень всегда становился чуть счастливее, наблюдая за жизнью других живых существ.

В некотором отдалении от Люпина брел худой, продрогший пес, напоминавший чуть подросшего щенка. Он боялся приблизиться, но упрямо шел за человеком — таким же одиноким и бездомным, как и он сам.

— Уходи, — бросил ему Ремус, оглянувшись. Пес остановился, понуро глядя на странного человека, в котором ощущалось что-то звериное и пугающее.

Люпин пошел дальше, оглянулся — пес в отдалении так и брел за ним, выдирая усталые лапы из сугробов, что быстро росли на обочине.

— Уходи, я тебе сказал! — сердито крикнул Ремус, останавливаясь и глядя прямо на черную, потрепанную жизнью собаку, которая, видимо, ждала от него помощи. — Прочь от меня!

Пес замер, готовый в любую минуту действительно броситься прочь от странного человека, но метель, голод и усталость не оставляли ему выбора. Животное ждало, умоляюще глядя в широко открытые глаза Люпина.

— Ну, что ты от меня хочешь? — в бессилии проговорил Ремус, садясь на чемодан и закрывая лицо руками. — Что? Ты же такой же, как он… Вся ваша преданность — лишь слова… Ведь они верили тебе! — он вскочил и безжалостно посмотрел на лежащего на снегу черного пса, который вздрагивал всем телом от крика человека, но не уходил. — Я верил тебе!!! Как же ты мог, Бродяга?!

Люпин чувствовал, как на щеках замерзают слезы, и это будто отрезвило. Он подхватил чемодан и пошел прочь, не оглядываясь. Он упорно шел, иногда провожая глазами редкие автомобили, проносившиеся мимо. Он просто шел.

Бродяга — это было правдой, вот это было настоящим в их дружбе, Люпин верил. Потому что животное не может обмануть. Сириус Блэк был для Ремуса мертв, но образ большого черного пса еще жил в нем, храня самое светлое и самое дорогое — воспоминания о лунных ночах, которые на несколько лет вдруг перестали быть страшными и одинокими…

— Если Дамблдор узнает…

По комнате покатился лающий смех Сириуса…

Метель становилась все сильнее, но Ремус не сбавлял шага. Через полчаса он оглянулся — собака еле видимой черной точкой на фоне белой дороги плелась за ним, словно преследуя. Потом пес упал и уже не поднялся.

Ремус устало прикрыл глаза, развернулся и стал приближаться к зверю, которого медленно заносил снег. Он присел рядом с животным — собака дернулась, силясь подняться, но лишь устало вздохнула.

Теплая ладонь погладила когда-то густую черную шерсть.

— Если бы я мог тебе помочь…

Люпин извлек из чемодана бутерброд и отломил половину, протянув на ладони собаке. Горячий шершавый язык коснулся замерзшей ладони Ремуса. Хвост благодарно дернулся.

— Идем, — он поднялся и помог встать обессиленному псу. — Идем, Бродяга…

Они медленно брели по заснеженной дороге — человек и собака.

* * *

Туман окутал холмы вокруг деревни, и тропинка, что змеилась между камнями и редкими деревьями, пряталась в молочной дымке. Зато долина и приютившаяся на ней деревня радовали глаз зеленью и освещенными встававшим солнцем лугами.

Несмотря на ранний час, Люпин медленно шел по хорошо знакомой и сотни раз исхоженной тропинке наверх, в туман, где на изгибе холма приютился его маленький домик с покатой крышей — хорошо знакомый не только хозяину, но и многим пастухам в округе. Ремус не был там почти неделю и старался идти как можно быстрее. Но поскольку сзади плелся старый Бродяга, тяжело переставлявший лапы, Люпину приходилось постоянно сдерживать шаг.

Он присел на сваленное дерево у тропинки, давая своему спутнику хоть немного отдохнуть. Бродяга лёг у ног Люпина и прикрыл светлые глаза. Они молчали. Пес обнюхал сверток, что нес с собой из деревни Ремус, и прищурился, ощутив сильный запах еды.

На плечо Люпина опустилась сова — наверное, она давно ждала его и, не дождавшись, полетела навстречу. Ремус забрал у нее непрозрачную бутылку и заплатил. Бутылку он аккуратно убрал во внутренний карман легкой куртки, а потом извлек оставшиеся у него деньги.

— Что ж, — он погладил по голове собаку,— на пару месяцев хватит, а потом снова придется идти в деревню…

Люпин встал и побрел по тропинке, чувствуя, как булькает в кармане аконитовое зелье. Запасы заканчивались, поэтому пришлось потратиться, хотя новых доходов в ближайшее время не предвиделось. Сезон стрижки овец подошел к концу, охотничий сезон тоже закрыли, так что ему очень повезет, если подвернется какая-то работа.

Люпин надеялся, что в ближайшее время ему не придется снова спускаться в деревню — там он чувствовал себя чужаком. Впрочем, многие семьи давно знали «человека с холма» и относились к нему с некоторой симпатией, хотя и считали немного чудаковатым. Он же сторонился жителей деревни и появлялся у них только при острой необходимости в деньгах. Ремус боялся снова завязывать отношения, потому что за двенадцать лет привык к одиночеству и тишине. Для общения ему достаточно было Бродяги, который через неделю, максимум — месяц, тоже оставит Люпина — таким старым и усталым выглядел в последнее время пес.

Дом они увидели издалека даже сквозь клубящийся по земле туман. Ремус подошел к входной двери и только тут понял, что она открыта. Резко выхватив палочку, Люпин вошел в комнату и застыл на пороге.

— Здравствуйте, Ремус, — все так же, как и много лет назад, тепло улыбнулся ему Альбус Дамблдор.

* * *

Директор Хогвартса стоял возле большого стеллажа с книгами Ремуса — многие из них были привезены из родного дома или куплены с рук у других волшебников. Там же лежала старая подшивка «Ежедневного Пророка».

— Здравствуйте, профессор, — обрел голос Ремус, вдруг ощутив себя одиннадцатилетним. Он закрыл дверь, когда в комнату, наконец, вошел Бродяга. Пес сел у двери и с интересом посмотрел на нежданного гостя.

— А я был тут неподалеку и решил заглянуть, — Дамблдор поправил очки-половинки на крючковатом носу и захлопнул книгу, которую держал в руке. Это был третий том «Теории защиты от Темных искусств» — ее когда-то давно выписывал отец. — Вы не против?

— Нет-нет, все в порядке, — Люпин скинул куртку, аккуратно поставил в шкафчик зелье и лишь потом обернулся к Дамблдору, усевшемуся в единственное в комнате кресло. — Простите, я был…

— В деревне, я знаю, пустяки, — директор Хогвартса поверх очков взглянул на Бродягу, который устало лег и положил голову на лапы.

— Э… как дела в школе?

— О, все в порядке, спасибо, что спросили, — Дамблдор продолжал смотреть на пса, играя в какую-то свою игру. Люпин понимал, что не просто так директор Хогвартса пожаловал в уединенный и многими забытый уголок Уэльса. — Конечно, насколько это возможно…

Ремус ждал продолжения.

— Беда у меня просто с преподавателями, — улыбнулся Дамблдор, в его глазах плясали искорки. — Несколько лет подряд перед новым учебным годом я трачу время на то, чтобы найти нового преподавателя по защите от Темных искусств. Казалось бы — нашел, а в конце года в очередной раз передо мной встает эта проблема — где взять достойного человека, чтобы учить наших детей…

— А как же Локхарт? Я читал в газете… — Ремус вспомнил первую полосу «Ежедневного Пророка», взгляд на которую в первый момент тогда лишил Люпина воздуха, потому что рядом с Локхартом стоял юный Джеймс Поттер. А потом Ремус понял, что это Гарри, сын его так давно погибших друзей. Малыш, спасший магический мир от Волдеморта. Гарри, у которого были глаза Лили…

— Ввиду кое-каких событий в Хогвартсе ему пришлось покинуть пост, — тактично заметил Дамблдор. — А вы где работаете, Ремус?

Люпин отвел глаза, промолчав. Он был уверен, что директор знает о нем все, раз уж нашел его в этом месте.

— Не хотите вернуться в Хогвартс, Ремус?

Люпин вздрогнул и обернулся к старому волшебнику, не понимая, шутит он или говорит всерьез.

— Зачем?

— Я же сказал — мне нужен преподаватель защиты от Темных Искусств, а вы, насколько я знаю, — Дамблдор повел рукой, указывая на книги, которыми были уставлены полки в домике, — неплохо в ней разбираетесь. Я слышал, что несколько лет назад в этих краях бродила банши и было много красных колпаков, но они как-то быстро исчезли…

Ремус лишь пожал плечами, не собираясь отрицать очевидное: действительно, много лет живя в одиночестве, почти без всякого контакта с окружающим миром, он многое постиг и выучил, как в детстве, с головой погружаясь в мир книг и знаний.

— Я понимаю, что собираюсь вырвать вас из привычного мира, — Дамблдор обвел взглядом маленькую — единственную — комнату домика Люпина, где не было никакой роскоши и вообще ничего лишнего.— Но я уверен, что и в Хогвартсе вам будет хорошо, тем более что, насколько я знаю, пару лет назад вы снова пытались найти работу в магическом мире…

— Профессор Дамблдор, но ведь вы понимаете, что это невозможно, — Люпин грустно смотрел на директора. — Я оборотень, никто не захочет, чтобы его ребенка учил такой, как я…

— О вашей особенности, Ремус, никто не знает. Ничего не изменилось со школы, — Дамблдор поднялся. — Я очень надеюсь, что вы ответите согласием на мое предложение…

Директор пошел к двери и уже взялся за ручку, когда Люпин спросил:

— Профессор… а как Гарри? Гарри Поттер…

Дамблдор обернулся, глаза его мерцали за стеклами очков:

— Думаю, вам стоит самому это узнать. Вам с ним есть о чем поговорить, разве нет?

Люпин смотрел, как Дамблдор растворяется в туманном воздухе, а утреннее солнце играет лучами на зеленой, покрытой росой траве.