Сэр, простите, ещё кое-что... (джен)

Драповое пальто было не таким изношенным, как пресловутый плащ, наверное, по той лишь простой причине, что лейтенант не так часто его надевал. И внимание к себе он не так сильно привлекал. Большей частью пассажиры любовались его маленьким спутником — годовалым и крайне симпатичным малышом. Зеленые широко распахнутые глазища, удивленно улыбающийся ротик с четырьмя зубками и звонкое лопотание целиком и полностью отвлекли на себя внимание всего персонала воздушного борта и части пассажиров второго класса, в котором и летел маленький герой. И это было на руку бедному Коломбо: отдав ребёнка в полное распоряжение стюардесс, он погрузился в собственные страдания. Потому что ему было, мягко говоря, плохо. Нет, не так, ему было ОЧЕНЬ плохо. Ведь его, бедолагу, обыкновенно укачивало даже в лифте, поднимающемся на второй этаж, а тут он — вот ужас-то! — вообще на самолете и на хрен какой высоте. Не помереть бы…

В Англию он летел, накачавшись под завязку снотворным, благодаря чему счастливо и беззаботно продрых весь полет. Ну так и летел он один! А теперь… Покажите мне того папашу, который будет накачиваться феназепамом, везя с собой ребёнка!

Через час полета Фрэнка начало тошнить, и вокруг него засуетились встревоженные люди: взволнованно переговаривались пассажиры, предлагая разные средства от тошноты, забегали стюардессы с ведерками со льдом и блевальными пакетиками, в последние Фрэнку предлагали дышать, а льдом охлаждали грудь и щеки, черт его знает, почему решили именно такую экстренную помощь оказать…

Фрэнк охал и потел, вяло отмахивался руками, хватался за рот и пугал всех тем, что «вот-вот»… Поддавшись общему настрою, заревел Гарри, его плач подхватили ещё пятеро разновозрастных детишек от года до трех лет. Малышовый рефлекс такой рефлекс. Детский вой услышали из салона первого класса и тут же отреагировали на него — горько зарыдали наследники в дорогих креслицах со стразами, на их фоне, переглянувшись, тоненько завыли-заплакали две голосистые пуделихи, выкрашенные в дорогой розовый цвет. В общем, следующий час полета превратился в кошмар, авиалайнер неожиданно стал перевозчиком оркестровой ямы, члены которой внезапно решили заняться внеплановой репетицией. Вдохновенно ревели дети, орали взрослые, силясь перекричать общий шум-гам, и солировали две розовые собачки, зажмурившись и старательно выводя самые верхние ноты.

Когда воздушная машина наконец приземлилась в Международном Лос-Анджелесском аэропорту, пассажиры покинули борт с таким облегчением… ей-богу, легче было пережить угон с террористами, чем акустическую детскую атаку. Тут ведь не только уши с нервами пострадали, но и психически это было тяжело — не всякий человек выдержит, когда в ограниченном пространстве рядом с ним голосят десятка два малышей. Да ещё и десять часов кряду!

Фрэнк же, ступив на твердую неколебимую землю терминала, враз ожил. Куда только дискомфорт делся?! Счастливый и свежий, что твой огурчик, он радостно оглянулся, вдохнул полной грудью родной калифорнийский воздух, перехватил поудобнее кресло-переноску с притихшим Гарри и бродячий чемодан и бодрым шагом двинулся на стоянку, где его дожидался верный Пежо-403.

А те триста с лишним пассажиров злосчастного рейса долго ещё будут поминать Коломбо и его сына «ласковым» словом, не в силах забыть и простить кошмарный полет.

Пежо восторженно мигнул фарами, отзываясь на поворот ключа и искренне радуясь возвращению любимого хозяина. Его невесть сколько молчавший мотор мощно взревел, заводясь на радостях с пол-оборота. Гарри, которого в последнее время слишком часто сажали в машину, чтобы отвезти на обследование-прививки-витамины, притих ещё больше, испуганно тараща глазенки на странные палки с зелеными пучками сверху, качающиеся по обеим сторонам от дороги за окном автомобиля — он в первый раз в своей сверхкороткой жизни увидел пальмы и, конечно же, не понял, что это деревья.

Их путь лежал на северо-восток от Лос-Анджелеса, в тихий и спокойный пригород Глендейл, находящийся между Пасадиной и Беверли-Хиллз. Если его вообще можно назвать тихим районом в такой близости от Голливуда и Бульвара Сансет…

Но, как ни странно, Доран-стрит действительно была чрезвычайно тихой и очень зеленой улицей, на которую Коломбо свернул от Север-Пасифик-авеню. Его дом, затерянный среди одно- и двухэтажных особнячков, находился в самом конце Западной Доран-стрит. Внимание Гарри привлекло огромное дерево, серым исполином замершее между гаражом и фасадом. Фрэнк улыбнулся, заметив настороженное удивление малыша, как он внимательно рассматривал серебристо-серый ствол охватом со столетний дуб.

— Нравится дерево, Гарри? Это тополь. Уверен, ты ему тоже понравишься, когда впервые начнешь покорять его крону. Только постарайся не упасть с него, ладно? Я вот по глупости сверзился с него из-за того, что голова закружилась — слишком высоко я забрался. Ребра переломал и ногу вывихнул, представляешь?

Гарри с интересом всё это выслушал, не очень хорошо понимая, впрочем, но ему нравилось, что папа с ним разговаривает, нравился его тихий, спокойный голос и мягкий оттенок в нем, он успокаивал и как бы окутывал уютом, согревал теплом.

Тем временем распахнулась входная дверь, и на улицу выбежали две женщины в окружении троих детей, радостно улыбаясь и что-то восклицая, они сгрудились возле машины, взволнованно заглядывая в салон.

— А вот и наша семья, Гарри! — просиял Фрэнк, открывая дверцу и передавая ребёнка симпатичной полноватой даме. Миссис Коломбо с трепетом приняла малыша, заглянула в зеленые глаза, умилилась и тут же расцеловала детское личико, нежно воркуя:

— Ах ты, мой хорошенький! Какой красавчик! Мой бог!

Трое ребят вытягивали шеи и пытались рассмотреть нового постояльца, галдя на разные голоса, точнее, перекрикивались двое, пяти и шести лет, третий лишь занудно орал, требуя к себе внимания, не слишком умеючи говорить по причине двухлетнего возраста. В дверях замер мальчик постарше, лет четырнадцати, он держался солидно и не спешил опускаться до уровня малявок. Хотя любопытство в его карих глазах было очень красноречивым.

Гарри унесли в дом, раздели, накормили, всё это время старательно трещали вокруг него погремушками, пищали резиновыми игрушками и дразнили яркими мячиками — обычная процедура привлечения всякого нового ребёнка, ничего особенного.

Старшие мальчишки донимали подростка каверзными вопросами:

— Энди, а откуда Гарри? Майю мама привезла из больницы, а Гарри папа родил? Да? Энди, скажи!

Заржав при словах «папа родил», Энди попытался удрать. Но разве это возможно — сбежать от двух шустриков? Двухлетняя Майя орала фоном, обиженная тем, что всё внимание достается пришельцу.

— А чего он такой здоровый, Энди? Майя вот такая была, с батон! Гарри что, готовый?

Майя перестала реветь, замолчав, сосредоточенно нахмурилась, пытаясь сопоставить себя с батоном — не поняла и заорала громче прежнего, заглушая изумленный вопрос Энди:

— Господи! К чему готов-то?

— Играть с нами! — хором заорали мальчишки.

— Он же мельче Майки! Вы глаза-то разуйте, — авторитетно заявил Энди. — А с Майей вы не играете.

— Она же девчонка! — возмущенно заорали пацаны. Майя услышала, снова перестала реветь, схватила с пола резиновую кобру и пошла в атаку на старших братцев, метко хлеща по ногам и корпусам импровизированным хлыстом. Те с воплями стали отскакивать и отпрыгивать, уворачиваясь от «презренной девчонки».

Тут в гостиной появилась ещё одна личность. Приспустив очки на кончик носа, она оглядела разгоревшийся бедлам, смерила взглядом притихших пацанят, красную Майю, вытянувшегося в струнку Энди и сварливо попеняла:

— Нельзя ли потише? У меня сессия! Я пишу реферат о скарабеях, а вы мне мешаете своим шумом.

Пацанята переглянулись, хлопнулись в ладоши и, показав костлявой девчонке язык, запрыгали и завопили на манер индейцев — переливчато и громко. Энди ехидно поднял брови.

— Сама виновата, Синтия, домашние уроки делают дома, а не в гостях.

— А тебя это не касается, Парма! — девчонка скрестила руки на груди. — Ты-то, я знаю, собираешься стать просто полицейским, между тем как я намереваюсь поступить в египетский колледж и буду изучать историю древнего Египта! Ты только представь себе… — вдохновившись, затараторила Синтия. — Величественный Некрополь, великие пирамиды Гизы! И всё это будет доступным мне…

— До тех пор, пока не нарушишь правила, и я тебя не арестую за неуплату налогов, — безжалостно спустил с небес девчонку Энди. Синтия подавилась воздухом, замолчав, просверлила подростка взглядом больной мантикоры, схватила с дивана подушку и, гневно зарычав, накинулась на кузена. Младшие пацанята возликовали и, похватав ещё подушки, с восторженными воплями ринулись в кучу-малу, дубася старших мягкими снарядами.

Вот из кого в данный момент состояла семья Френка: трое детей, сыновья Сэм и Патрик, дочка Майя, племянник Энди Парма, сын сестры Мэри и её мужа Дэвида Пармы, племянница Синтия, дочь сестры жены, кроме того, у Фрэнка были ещё пятеро братьев: Джордж, Фред*, Боб, Филипп, Джерри и сестра Роуз. Все женаты-замужем и, к счастью, жили отдельно, и это не считая родственников собственной жены…

Многие из них недоумевали: «Коломбо уже под сорок, он раскрыл множество резонансных дел, так почему он всё ещё лейтенант? Почему его не повышают?» Суть в том, что следующее звание, капитан — это уже кабинетная должность, то есть старина Фрэнк больше не смог бы ходить по богатым домам и троллить злодеев. Так что, скорее всего, Коломбо сам раз за разом отказывался от повышений, дабы работа и далее приносила ему удовольствие. Как любил приговаривать сам Коломбо: «Вы знаете, сэр, это забавно. Всю свою жизнь я постоянно сталкивался с умными людьми. Я имею в виду не просто умных, как вы и люди в этом доме. Вы понимаете, о чем я. В школе было много умных людей, более умные дети. И когда я впервые присоединился к своему отряду, сэр, у них было несколько очень умных людей. И я сразу понял, что сделаться детективом будет нелегко, пока они были рядом. Но я подумал, если я буду работать усерднее, чем они, уделять больше времени учебе, читать книги, держать глаза постоянно открытыми, то, может быть, я смогу добиться этого. И я сделал. И я действительно люблю свою работу, сэр».

Гарри поместили к Майе, поставив в детскую ещё одну кроватку. Собственно говоря, в них раньше спали Патрик и Сэм, потом сама Майя, а теперь одна из кроваток перешла по наследству к Гарри. Детские вещи на мальчика, слава богу, сохранились, но, конечно, новые тоже были куплены, специально и персонально для Гарри.

Пока Гарри переезжал и обустраивался на новом месте, в Англии тем временем раскручивались колеса детективной машины, чей двигатель запустил Коломбо. Чихая на какой-то там Статут Секретности, дотошный лейтенант уведомил министра о смерти своей кузины Лили Поттер, задав каверзный вопрос — а почему взорвался неучтенный дом в той безымянной лощине? Ну да, в той самой, которую местные прозывают Годриковой впадиной, и почему этот поселок не значится ни в каких отчетах-документах? Ах, взорвался газ? А где именно? Колонка на кухне цела, цел и бойлер в подвале, так отчего ж второй этаж-то разлетелся в щебень? Я ездил — проверял… О, чуть не забыл, ещё кое-что, сэр: откуда стало известно, что сперва умер мужчина, потом убийца поднялся на второй этаж, прибил женщину и попытался удавить ребёнка? Об этом кто-то рассказал? Ну не сам же Гарри, помилуйте, он и говорить-то ещё не умеет! Дамблдор рассказал? Так-так… а вот отсюда поподробнее, пожалуйста… он это видел? Наблюдал лично, как убивали родителей мальчика? И не вмешался?

Так как при тех вопросах к министру магглов присутствовал и министр магии, то у Фаджа сами собой возникли свои вопросы. За ними другие, третьи и десятые, пока голова не начала пухнуть. Пришлось просить помощи у бутылки… накачавшись огневиски и подозрениями, Корнелиус решил расспросить тех, кто имел непосредственное отношение к делу — Сириуса Блэка и Северуса Снейпа. А также Рубеуса Хагрида, который был замечен на мотоцикле Блэка, что тоже вызвало ряд вопросов.

Припомнив нелепого маггла в поношенном плаще, министр Фадж вдруг почувствовал, что начинает его уважать, да-да, за то самое — дотошность и скрупулезность, с которыми Коломбо докапывался до министра магглов. Тут ему и самому стало очень-очень интересно — а как так получилось, что Блэка без суда и следствия зашвырнули в Азкабан? И он ли взорвал улицу? Вроде люди так внезапно не сходят с ума…

Проводив лейтенанта Коломбо и маленького Гарри на самолет, министр направился в Азкабан. Прибыв, он попросил привести в допросную Блэка и Снейпа по очереди и доставить сюда же из Хогвартса Хагрида.

Сириус, совсем ещё сопливый мальчишка с убитым взглядом, рассказал о Фиделиусе и о предателе Питере Петтигрю. Так вот кто улицу взорвал! М-минуточку! А кто Фиделиус настраивал? Дамблдор??? А каким же тогда образом Питер смог предать, если тайна Хранителя была запечатана в сердце того, кто прятал дом под Фиделиусом? То бишь Дамблдора. Или это не он устанавливал Защиту? Неувязочка, однако, сэр… Тут Фадж смутился, поймав себя на том, что начинает вести себя, как тот лейтенант из Америки. Покраснев, схватил стакан и отпил воды, отдышался, примирился со своим смущением и велел привести следующего — Северуса Снейпа.

Тощенький, носатый, тот имел совершенно плачевный вид: двадцатилетний мальчишка выглядел на сто с лишним лет. Помня, что тот Пожиратель, Фадж велел показать-закатать рукава, однако никакой метки на руках не обнаружилось, как и у всех приспешников Темного Лорда. Но если те лишь тупо моргали и отрицали, что были у Лорда в услужении в попытках оправдаться и откупиться, то Северус не стал юлить и врать, а честно признался, что да, был, участвовал. А где же метка? А нет её больше — Лорд подох.

Ха! А вот и главное доказательство, дорогой ты мой Дамблдор! А то распевает старый хрен о том, что Волан-де-Морт не ушел окончательно, что он ещё вернется… так вот тебе доказательство, старый ты пень — Темный Лорд больше не вернется, ведь Черная метка сгинула!

Переварив эти приятные сведения, министр осторожно спросил Северуса уже как ценного свидетеля:

— Что вы делали в ставке Темного Лорда?

— Шпионил для Дамблдора, — безжизненно ответил Северус. Подумав, он шмыгнул крупным носом и пустил робкую слезу: — Он обещал, что защитит её, спрячет очень надежно… А сам… ничего не сделал.

— То есть… Дамблдор знал, что Лорд придет убивать Поттеров? — не поверил своим ушам министр.

— Да… — Северус снова хлюпнул носом. — Их крыса Питер выдал. А этот блохастый дурак вместо того, чтобы позаботиться о крестнике, ударился в погоню за крысом. Такой же дурак, как и олень-Поттер… У него же мантия была. Невидимка.

Надо же… как интересно. Министр весь подобрался — очень уж не похожи обозначения блохастого и крысака на обидные прозвища. От новых подробностей у министра прямо слюнки закапали: Гремучая ива, оказывается, была посажена над потайным лазом в Визжащую хижину, в которой каждое полнолуние… — о ля-ля! — отсиживался студент-оборотень по имени Римус Люпин, а три придурка, узнав о его секрете, не придумали ничего лучшего, как стать анимагами и вытаскивать верволфа на прогулки под полной луной. Идиотизм в чистом виде! И главное, директор Дамблдор обо всем этом был прекрасно осведомлен. Ох и ни фига себе пироги с котятами! Отсюда напрашивался более чем очевидный итог — Дамблдору для чего-то был нужен домашний волкодлак.

Сопоставив полученные факты, министр Фадж вдруг додумался, что именно для этого и нужен был волк: чтобы на свет появились тайные анимаги, друзья оборотня! Именно для этого раскручивалась вся эта карусель — чтобы пал Лорд Волан-де-Морт. Вот только… гроссмейстер слишком заигрался. Допустил гибель молодых волшебников, нагло и цинично играл детскими жизнями. По спине Фаджа потек холодный пот, стало абсолютно ясно — монстра из школы надо убрать.

Рассказ Хагрида поставил последние точки в сомнениях: Дамблдор велел доставить Гарри Поттера в город Литтл Уингинг, намереваясь отдать чистокровного волшебника на воспитание стопроцентным магглам. Ага, при наличии кучи родни среди магов… причем самого близкого — крестного отца — предварительно упихнув в Азкабан. Вот же мерзавчик… не иначе как собрался нового Темного Лорда выращивать! Всё. Доказательств у него теперь более чем достаточно, можно арестовывать Дамблдора.

Вечер того же дня. Миссис Коломбо внесла Гарри в гостиную, где собрались её муж, дети и племянники. На коленях у Фрэнка лежит раскрытая книга. Увидев Гарри, Фрэнк расплылся в радостной улыбке и, протянув руки, взял малыша. Пристроив его на коленях вместе с книгой и притихшей Майей под боком, отец обвел взглядом всех ребят, включая Синтию и Энди.

— Ну что, готовы слушать сказку? Прекрасно. Слушайте… «Первый вопрос волчонок задал маме»…

Примечания:

*Совпадение, простите, честно искала в интернете, братьев действительно зовут так, как и близнецов Уизли.