Я.Р.В: Благородные Люди (джен)

Я проснулся, подпрыгнув на месте и вскрикнув от неожиданности. Озадаченное лицо Хворостова было первым, что я увидел после очередного кошмара. Друг уверенно тряс меня за плечо.

— Прости, что разбудил, но ты хоть поешь, — он виновато опустил голову.

В руках Димон сжимал миску с очередным угощением в виде замысловатой каши. Тюремная баланда? Я деликатно сдвинул товарища, оглядел пространство за его спиной. Пусто.

— Ты чего там опять увидел? — Хворостов уже заметно нервничал, не находя рационального объяснения моему поведению, а я упорно молчал.

То ли всё это мне действительно привиделось и я схожу с ума, то ли в подвале мы не одни. Идиотская мысль, учитывая, что место нашего заточения просматривалось полностью и спрятаться в голых стенах физически негде. Оставался всего один вариант, и он меня не радовал.

— Мне кажется, я схожу с ума...

На моё удивление, Димон не испугался такому признанию, расплылся в улыбке:

— И не удивительно, в такой ситуации любой свихнётся.

Этот ответ мог устроить его, но явно не меня.

— Нет, я вижу какую-то чертовщину! Уже второй раз.

Если честно, я сомневался, стоит ли рассказывать другу о своих видениях. Я не смог бы их правильно описать, а он адекватно воспринять.

— Опять кабан-переросток? — Хворостов нехотя оторвался от еды. Ему не импонировали подобные разговоры.

— Это какое-то существо, очень высокое, с красной кожей и маленькими глазками.

— Угу, я чувствую: ещё пару дней взаперти, и мы станем выглядеть не лучше! — Димон не унимался, словно специально пропуская мои слова мимо ушей.

Я понимал, что ситуация и так непростая, и чтобы не усугублять её своими мнительными историями, пришлось быстро сменить тему.

— Давно был обед? — я взял в руки свою порцию, но есть не хотелось.

— Не знаю, час назад принесли, может, полтора...

— Опять наш цепной пёс?

Хворостов кивнул.

— Как нога?

Он сидел, вытянув её в сторону:

— Болит...

Ну да, что я ещё надеялся услышать? Задумавшись, отложил тарелку. Пулю в любом случае надо будет извлекать, не понимаю, чего именно ждал Урицкий, пока сломит наш боевой дух? Наверное, именно этого, потому и засылал в подвал, ко всему прочему, ещё и страшных привидений.

Из вентиляционного окошка, за которым мирно тлела свобода, почти ничего не было видно. Мало того, что на улице стемнело, в фундаменте особняка имелся козырёк, который даже днём закрывал от нас солнце. Я тянулся на цыпочках, стараясь уловить хоть какое-нибудь движение, но окно слишком высоко, а напротив ещё одно здание, видимо, то, что мы видели по пути в туалет. По периметру особняка горел свет, но в подвал проникали лишь мутные отблески, в которых невозможно что-либо разобрать.

— Что там? — Хворостов спросил почти без интереса.

— Свобода.

Я тяжко вздохнул.

— Слушай, а может, сделаешь так, чтобы кольцо к тебе больше не возвращалось?

Робкий голос друга и его по-детски испуганный взгляд заставили меня сесть с ним рядом.

— Как это? Димон, я это не контролирую, ты же знаешь...

— Нет, ну, я подумал, может, идея хорошая: они потеряют кольцо и потеряют к нам интерес, отпустят нас...

— И всё равно: я не знаю, как оно работает!

— Ну, а если попробовать его уничтожить?

Эта мысль меня ещё не посещала, я успел подумать, что идея заслуживает внимания, но отвлёкся на повернувшийся в замке ключ. Дверь в подвал отворилась, Василий окинул нас высокомерным взглядом:

— Готовьтесь, через полчаса в туалет!

— Я нассу тебе в карман... — Димон еле слышно пробубнил себе под нос.

Кажется, охранник ничего не услышал.

— Ты, тот, что с кольцом, вечером тебя ждёт Аркадий Маркович, — верзила кивнул в мою сторону.

— Меня Роман зовут, вообще-то.

Я, конечно, не ждал особого отношения к своей персоне, но и откровенного хамства не понимал.

— Да хоть повесть! — угрюмо отозвался Василий и закрыл за собой дверь.

— По-моему, он ещё злой, — Димон радостно толкнул меня плечом.

— Ничего хорошего! Зачем ты его задеваешь? Тебе мало одной пули в теле?

— Плевать. Нас все равно не выпустят живыми.

— И думать про это забудь!

Я положил руки другу на плечи. Он осунулся и выглядел так, словно собирался отдать богу душу прямо на месте. Под глазами налились тёмные круги, он зарыдал, уткнувшись мне в грудь:

— Нога болит, Ромка... Жуть как болит.

— Потерпи, рано или поздно они вытащат пулю.

— Как думаешь, о чём Урицкий будет с тобой разговаривать?

— Не знаю, но не думаю, что о погоде...

Время для посещения белого друга пришло с открытием двери в указанный час, Василий не спустился вниз, хмыкнув, поманил нас рукой. Идти наверх второй раз оказалось проще; приноровившись, я помогал Димону преодолевать препятствие, но как только мы оказались на первом этаже, охранник неожиданно стащил с меня Хворостова.

— Идите отдельно, не надо притворяться.

Он язвительно усмехнулся, и я с ужасом осознал, что месть его за колкие фразы Прохвоста будет ужасной.

— Какого хрена? — Димон не успел возмутиться, получил тычок в спину и попрыгал вперёд, скрипя зубами.

— Ему же больно!

Я надеялся, что Василий сжалится над раненым, но до туалета Димону пришлось добираться своим ходом. Я видел слёзы на его глазах, но друг не проронил ни звука, мужественно перенеся эту пытку. В уборной он закинул в рот сразу две таблетки обезболивающего. Я не успел напомнить ему о предостережении доктора, Димон остановил меня взмахом руки. Обратно пришлось идти тем же образом. Цепной пёс Урицкого держался позади, смакуя наши муки. Я чувствовал его злорадную ухмылку. Надо будет обязательно пожаловаться на истязательства, но вот послушает ли меня Урицкий? На сей раз из подвала мы отлучились всего на десять минут. Женский силуэт мелькнул в коридоре, уходя от двери прочь. А вот и Мария, а может, и нет. К сожалению, я не смог разглядеть лица горничной, она держала поднос на вытянутых руках, свернула за угол, так и не обернувшись. Вырвавшись вперёд, я заглянул в дверной проём, но в подвале никого. Матрасы менять не собирались? Ну не может быть, чтобы в прошлый раз одна хрупкая горничная за двадцать минут успела унести и поднос с едой, и поменять четыре матраса. Это работа целой команды. А мы, кроме Урицкого, Василия и теперь горничной, в особняке никого не видели. Снизу даже по звукам шагов невозможно определить, сколько человек находилось в доме. Я замешкался в проходе всего на секунду, подскочившая фигура охранника мелькнула как еле уловимая тень. Василий ударил меня под дых, ухватил за шкирку.

— Ещё одно резкое движение, и ты покойник, повесть!

Удар был невероятно тяжелый, я болезненно выдохнул и тут же с легкой подачи охранника устремился вниз. Следом за мной и едва держа равновесие, на дно подвала скатился и Димон. Он шипел от боли и брызгал слюной.

— Чёрт с ним, нас все равно не сломишь! — Хворостов упал на матрасы, поджимая раненую ногу. — Вот козёл.

Я с обидой смотрел на закрывающуюся дверь. Теперь я ждал встречи с Урицким ещё сильнее. Надо охладить этого Василия, в конце концов, у меня в переговорах есть козырь, и пора уже получать от него выгоду. Но я ещё не знал, что козырь мой уже бит.

* * *

Василий вернулся в подвал, когда Хворостов уже уснул. Тот ворочался полчаса, стонал после пережитого шока, но все же забылся сном. А мне уже было не до чего, в голове только мысли о грядущем разговоре с Урицким. Охранник загородил проём, усмехнулся:

— Ну что, повесть, готов?

Я молча поднялся на ноги и вступил на лестницу. Уж не знаю, похож я на повесть, рассказ или еще на какую литературную форму, но цепной пёс Урицкого, похоже, без ума от прелюдий и каких-то уж очень коротких рассказов, скорее всего, в стиле ужасов. Еле сдержался, чтобы не высказать это ему в лицо. Верзила пропустил меня вперёд, но развернул за дверью. Я по привычке двинул в сторону туалета, но в этот раз маршрут пролегал в другую, ещё неизученную часть особняка. Василий конвоировал меня со странной ухмылкой. Она не сулила ничего хорошего. На улице уже стемнело, и в окнах виднелись лишь отражение коридора, наши силуэты передавали кривые приветы из зазеркалья. В искусственном освещении ламинированные стены и пол сверкали приятными оттенками, роскошные люстры на потолке горели приглушенным тёплым светом, и я подумал, что за дверью, к которой мы подходили, уже в полном разгаре бал, восемнадцатый век и поручик Ржевский, рассказывающий очередной анекдот.

Василий открыл тяжелую створку плечом, пропустил меня в огромную гостиную. Внутри никого, двери на улицу закрыты на массивный засов, в середине комнаты дубовая лестница с двумя изгибами по краям, сходящимися на просторной балюстраде второго этажа. Из приоткрытого проёма напротив доносился звук гремящей посуды. Мария готовила ужин, но не думаю, что по нашу с Хворостовым душу.

— Зачем здесь столько часов?

Я не хотел заводить разговор со своим конвоиром, но рот открылся сам собой. Обычно в дорогих домах на стенах висели головы убитых животных, но и тут Урицкий сумел удивить. Целая россыпь настенных часов вразнобой отщелкивала время. Здесь было всё: часы с кукушками, часы с маятниками, даже совсем без стрелок. Из дерева и керамики, кованые маститыми кузнецами и отлитые на дешевом оборудовании безымянными рабочими. В современном и старинном стиле, в полный рост и те, что могли поместиться у меня на ладони.

— Аркадий Маркович ценит старину, — лаконично ответил Василий и поманил меня на второй этаж.

В общем-то, то, что Урицкий ценит старину, я понял уже пару дней назад, но зачем столько старины держать у себя дома? Это всё равно как у работника морга, любящего свою работу, будут завалены трупами все столы и дома. Я так и не решился озвучивать свою мысль, хотя у меня и сложилось стойкое ощущение, что наш картонный злодей банально поленился клеить обои. Классический случай: живут во дворцах, а экономят на туалетной бумаге. Вот и украшают стены подручными материалами. Однако, несмотря на своё пёстрое богатство, комната выглядела какой-то заброшенной и одинокой. Василий поспешил увести меня прочь. Он хмурился и вел себя так, словно чего-то опасался.

— Аркадий Маркович когда-то занимался часами, — охранник нехотя посвятил меня в эту информацию, в конце темного коридора замаячила очередная дверь.

Перед тем, как покинуть прихожую, я окинул её подозрительным взглядом. Урицкий часовщик? Странно, что профессионал в своём деле не смог выставить на всех часах одинаковое время, да и разрозненное тиканье этого великолепия создавало не самую благодатную атмосферу, по крайней мере, для неподготовленного уха.

— Разговаривать с Аркадием Марковичем только уважительно, голос не повышать. Тебе, щенок, вообще повезло, что Аркадий Маркович решил разделить с тобой ужин.

Василий бубнил монотонно и без интереса, словно заученный текст. Интересно, это он каждому гостю рассказывал об особенностях гостеприимства хозяина или только мы удостоились такой чести? И немудрено, что дом выглядел как нора рака-отшельника. Василий притаился перед массивной дубовой дверью — её резная ручка в половину моей головы. Он постучался и, выждав короткую паузу, открыл проход. Я не удивился, если бы увидел нашего картонного злодея сидящим на троне из костей в окружении полуголых наложниц, но в этот раз мы обошлись без излишнего пафоса.

Урицкий поднял голову, расплылся в странной улыбке. Он был в повседневной одежде: джинсах и рубашке, в этот раз всё подогнано по размеру. Встряхнув пышной кудрявой шевелюрой, Аркадий пригласил меня к трапезе. На противоположном краю высокого дубового стола отполированного до зеркального блеска уже стояла тарелка, разложены вилки и ложки. За спиной хозяина особняка мирно потрескивал камин. Мне не сколько хотелось есть, сколько просто поговорить с нашим поработителем, и весь этот благородный пафос скорее раздражал, чем настраивал на позитивный лад. Василий не решился переступать порог, переглянувшись с Урицким, поймал его одобрительный кивок и закрыл дверь.

— Добрый вечер, Роман, — Аркадий не сразу подобрал слова, а те, которые подобрал, оказались не самыми удачными.

Хотя я мог его понять: это для кого, интересно, вечер самый добрый? Лично для меня последние несколько дней жизни выглядели настолько паршиво, насколько это вообще возможно.

— Как долго вы будете держать нас в заложниках?

Пришлось напрячься, чтобы произнести это максимально спокойно. Я сел на приготовленное место — посуда ещё пустая, — демонстративно отодвинул тарелку.

— Простите, нет аппетита.

— Вот как? — Урицкий смутился и чуть погрустнел. — А я думал, та еда, которую спускают в подвал, уже порядком вам надоела. Я распорядился, чтобы в рационе было больше воды. Сейчас для твоего друга важна вода, ему колют сильнейший антибиотик.

— Можно было бы просто вытащить пулю, и всё.

Мой голос предательски дрогнул. Урицкий щёлкнул пальцами, неприметная дверь за его спиной открылась. Мария вкатила в комнату тележку с ужином, от аромата скрутило живот.

— Так, значит, точно не будешь есть? — Урицкий усмехнулся, обратился к служанке: — Положи нашему гостю двойную порцию.

Пока Мария раскладывала ужин, Урицкий ответил на мой вопрос:

— Извлечь пулю? Роман, вот скажи: что по-настоящему сильно удерживает тебя в моём подвале? Кольцо ты потерять не можешь, ничего более ценного у тебя не отобрать, ну, кроме жизни, конечно. Так что ещё может удержать тебя здесь?

Состояние здоровья Димона. Я знал ответ на этот вопрос и с ужасом понимал, что действительно не могу предложить ничего взамен.

— Ты знаешь, а я ведь даже не держу тебя. Валяй, можешь уйти, я распоряжусь открыть ворота.

Урицкий смаковал приступ собственного великодушия. По его глазам я увидел, что он совсем не шутит, но даже то время, которое Аркадий дал мне на обдумывание, не помогло мне найти правильного ответа на его предложение. Ответственность за здоровье друга связывали меня по рукам и ногам лучше всяких кандалов. Урицкий рассмеялся:

— Вот видишь... И я хочу, чтобы ты понял меня правильно. Я не убийца, я не краду людей и я не вымогатель. Но поставь себя на моё место. Представь, что твой бизнес начинают потихоньку обворовывать. И обворовывать очень экстравагантно! Если честно, меня так ещё не грабили. Ты же предпримешь какие-то меры, чтобы защитить свой бизнес, правильно? Вот и я предпринял. И так же не забывай, что как ни крути, вы на пару с другом совершили преступление. Вы обворовывали ломбарды на протяжении нескольких месяцев по всей Москве. И делали это, прекрасно осознавая последствия. Да, я навёл справки: не только моя сеть пострадала от ваших фокусов и не только я искал воришек... И я без зазрения совести могу сказать: вам крупно повезло, что я нашёл вас первым. Остальные обманутые вами люди оказались менее доброжелательными. Что же ты молчишь? Или по-прежнему считаешь, что только я нарушил закон?

Урицкий поставил шах и мат. Здесь даже не знаешь, что и возразить. Я смотрел на куски курятины под соусом, неуверенно взял вилку. Всё это, конечно, правильно, но возникал закономерный вопрос:

— Так что же вы от нас хотите сейчас?

— Всё как я и говорил в начале: я возмещаю свои потери, и вы свободны, — на глаза Урицкого упала тень, — вот только...

— Что?

— Вот только будет жаль, если после всего этого наши дороги разойдутся. Уж очень вы интересные люди.

В словах Аркадия не было обмана и в этот раз. Чем больше я общался с этим человеком, тем больше вопросов у меня к нему возникало. Не могу сказать, что это симпатия, но Урицкий чем-то определённо к себе притягивал.

— Вы, конечно, всё правильно сказали, но мы не заслужили такого обращения.

Самое время вспомнить о наших правах. Мне не хватало доводов для полноценной защиты, но мы никого не убили, наше наказание неадекватно совершенному преступлению.

— Я с тобой абсолютно согласен, поэтому как только вы успокоитесь, смиритесь со своим положением и, так сказать, пересмотрите своё отношение к происходящему, мы сразу же переместим вас из подвала на чердак. Там теплее, есть полноценные кровати и как бонус: хороший вид из окна.

Сделав мне супервыгодное предложение, от которого невозможно отказаться, Урицкий взялся за трапезу, он спрятал левую руку под стол, орудовал только правой. Выглядело это как-то необычно, но я не стал акцентировать внимание на ущербности нашего злодея. Чёрт знает, какие комплексы он скрывает под этой с виду безобидной оболочкой. Однако ответ Урицкого меня не устроил, я должен был вытащить нас с Димоном из подвала как можно скорее, пришлось соврать:

— Мы уже смирились со своим положением, больше нет необходимости держать нас взаперти.

— Дорогой Роман, в тебе я и не сомневаюсь, ты спокойный и адекватный человек, но вот твой друг... — Урицкий трагически покачал головой — По его поводу у меня большие сомнения.

Он издевательски протянул последние слова.

— Я ручаюсь за него.

Мой голос дрогнул, и Аркадий засмеялся:

— Ты даже сам не веришь в то, что говоришь, Роман, а хочешь, чтобы в это поверил я? Этот ужин, ужин вежливости, но есть одно "но"...

Урицкий вытер рот салфеткой. Ему с трудом удавалось управлять левой рукой, вблизи я заметил, что она гораздо худее правой, то ли это результат травмы, то ли какого-то врожденного отклонения. Кожа на тыльной стороне ладони в грубых складках и пигментных пятнах. Аркадий заметил мой интерес:

— Как ты уже понял, у меня повреждена левая рука, но могу тебя заверить, что правая работает отменно, — он достал откуда-то из-под стола пистолет, положил рядом с тарелкой. Продолжая разговор, откинулся на спинку кресла. — Мы с Василием постарались сделать всё, чтобы ваш быт в этом доме стал максимально удобным. Ещё раз извиняюсь, что приходится держать вас в подвале, но я уже объяснил, почему так происходит. Ты, наверное, хотел поговорить по поводу моего помощника? Насколько я знаю, у вас с ним пока не сложились доверительные отношения.

— Да, он достаёт моего друга, издевается над ним.

— Ты должен понять, что и на это есть причины. Твой друг, Дмитрий, кажется, в последнее время становится очень заносчивым, и его разговоры уходят далеко за пределы дозволенного.

— Я поговорю с ним.

— Нет-нет, не в этом дело. Ты так же должен понять: мне уже нечего терять, Рома, — Урицкий поднял пистолет, направил на меня его дуло.

В этот раз моя реакция на оружие протекала не так бурно, но на всякий случай я сжал причинное место. Боль помогла справиться со страхом и не потерять ни капли заветной жидкости, в котором измерялось мужское достоинство.

— Сам посуди, кольцо возвращается только к тебе, я пока не разобрался, почему это происходит, ты ли призываешь его или это происходит спонтанно, но вас не разлучить, и это факт. Я буду огорчен, если придётся закопать эту тайну вместе с тобой, но жизнь научила меня расставаться легко с вещами, которые нельзя изменить. Итак, Роман, чего ты хочешь? Сотрудничества или сдать нас милиции при первой же возможности? Я повторяю: лично мне нечего терять и в тюрьму я не собираюсь.

Вот знал я, что эти едкие выкрики Хворостова о плакатах с розыском на каждом столбе до добра не доведут! Но прямо сейчас Урицкий требовал, чтобы я сделал выбор. И ведь для себя я его уже давно сделал, но как теперь заткнуть рот Димону? Ему такое предложение явно не понравится.

— Я хочу сотрудничать...

— Ты? Не сомневаюсь! А твой друг? Если он будет продолжать провоцировать нас, в итоге случится страшное. И не только для него. Мы понимаем, что в случае смерти друга тебе будет нечего терять. А я знаю, насколько страшен такой человек, по своему опыту. Тебе, конечно, можно было бы отрубить, скажем, ногу, сделать так, чтобы ты навсегда остался в моём подвале, вот только мне этого не нужно.

Моя голова закружилась от описанных Аркадием перспектив и возможностей. И ведь не поспоришь, прагматичный сукин сын!

— Помни одну непреложную истину: если твой друг нарвётся на пулю, следующим её автоматически получишь и ты, Рома. И будь уверен — ваши тела не найдут.

Я нервно кивнул. От переживаний разыгрался аппетит, пришлось опустошить тарелку с ужином наполовину. Урицкий молчал, не желая прерывать мою трапезу. Он отпил вина, предложил мне, убрал пистолет обратно под стол от греха подальше.

— Нет, спасибо...

Еще не хватало ввалиться в подвал к раненому, полуголодному другу пьяным. Стану для Хворостова врагом похлеще Василия.

— Ну вот, а теперь, когда все неприятные моменты мы обговорили, я хотел бы узнать у тебя о кольце более подробно.

— Оно родовое, досталось мне от дедушки, я больше ничего не знаю. Несколько месяцев назад мне пришлось заложить его в ломбард в первый раз. Вернее, у меня его отобрали, после чего кольцо вернулось обратно. Об этом узнал мой приятель, и понеслось.

— Так, значит, грабить ломбарды была его идея? — Урицкий задумчиво тёр подбородок. Я молча кивнул. Мне нечего скрывать, эта история скудна на какие-то эпические моменты. — И всё? — Урицкий откровенно удивился. — Ты, может, перед этим проводил какой-то ритуал с кольцом? Как оно к тебе возвращается?

Ритуал? Это слово было произнесено с особым придыханием. И для меня образ прагматичного торговца совсем не увязывался с почитателем мистики или магии. Похоже, Урицкий скрывал в себе не одну тайну. С другой стороны, я понимал любопытство Аркадия, но ничем не мог ему помочь. Если бы у меня был выбор, то без раздумий обменял перстень и его магические атрибуты на нашу с Хворостовым свободу, но мне действительно нечего было предложить взамен. Впервые я подумал, что кольцо присосалось ко мне как пиявка, и я реально не знал, как избавиться от него.

— Я не знаю, как всё это работает, каждый раз нахожу кольцо в своих вещах, оно выпадает мне прямо в руки.

— Ты не обманываешь меня? — эта улыбка и натянутая вежливость Урицкого опаснее пистолета в его руках.

Я мотнул головой.

— Вы обещаете, что отпустите нас, когда отобьёте наш долг?

Наивный вопрос, но мне психологически был нужен максимально честный ответ. Урицкий не обманул моих ожиданий:

— Роман, я ещё раз повторяю: всё будет зависеть только от вас и вашего поведения. Если мы найдём общий язык, никто не пострадает. Прими́те условия игры, и мы даже сможем сдружиться. Я, знаешь ли, очень трепетно отношусь к вещам, которые выбиваются из общепринятых норм.

Урицкий как бы невзначай похлопал ладонью по журналу, который отложил в сторону. Я неожиданно понял, что это никакой не журнал. Под рукой Аркадия выцветшие и пожелтевшие от времени страницы, небрежно сплетённые толстой белой ниткой. Страницы уже не прилегали друг к другу плотно, между ними проглядывалась цепочка, подозрительно похожая на серебряную. Странная вещица действительно выбивалась из повседневности.

— Ну вот, а теперь, когда мы уладили все важные дела, вернёмся к нашему общему делу. Кольцо у тебя?

Я положил перстень на край стола.

— Отлично, Роман, я не сомневался в тебе. Надеюсь, что тебе понравилось моё скромное угощение, а теперь извини, мне нужно работать.

Под тихий смех Урицкого и гнёт тяжелых мыслей я покидал званый ужин. Василий вёл меня обратно тем же маршрутом, через гостиную, уставленную часами. Их разрозненный цокот действовал на нервы и не только мне. Василий заметно ускорил шаг, чтобы как можно быстрее покинуть странную комнату.

— Ну что, повесть, смотри не растеряй ужин.

Охранник толкнул меня на ступени, и я действительно едва не полетел вниз кубарем. Я пришёл в себя, только когда дверь за спиной с грохотом закрылась. Урицкий не обманул, когда говорил, что позаботится о здоровье моего друга. Я замедлил шаг: Димон сидел, прижавшись к стене и держа бутылку воды под правым глазом. Тихая злоба заставила его лицо почернеть, Хворостов звонко сопел, ожидая моего возвращения. Я навис над другом и опустился на колени. Василий. Узнать работу личного пса Урицкого не составило труда. Мои старания разглядеть синяк Хворостова не увенчались успехом, Димон сжался в комок и отвернулся. Вот дела... пока Урицкий забалтывал меня, Василий расправлялся над раненым. Подстава чистой воды! Я сжал кулаки.

— Уроды...

— Ну и как прошёл ужин? — Димон давил обиду и подступающие слёзы.

Я потерялся с ответом. Сказать, что всё плохо — это ничего не сказать, а теперь в глазах друга я ещё и становился невольным соучастником сотворённого с ним преступления.

— Урицкий — помешанный психопат, — ответить нейтрально — это как сказать, что нам трындец, но тут же предложить отметить это за кружкой пива.

— Что он тебе сказал? — Димон напрягся.

— Походу, он собирает не только антиквариат. Он коллекционирует всякую чертовщину.

— В смысле? — Хворостов обернулся, сквозь прозрачный пластик мне удалось разглядеть синяк цвета недозрелой вишни.

Ну, действительно нет смысла что-то скрывать. От поведения друга теперь зависела не только его жизнь.

— Ну, понимаешь... Им ужасно не нравится то, что ты угрожаешь им уголовщиной. Они убьют нас из-за этого, сначала тебя, потом меня.

Я не знал, как на это отреагирует Димон, поэтому интонация моего голоса колебалась от испуганного до крайне раздраженного. Что-что, а умирать из-за неугомонности Хворостова мне точно не хотелось. Димон молчал, похоже, также не знал, как реагировать на неприятную новость.

— Они переведут нас на чердак, если будем паиньками.

Стоило упомянуть об этом, как о чём-то полезном для здоровья, и Димон взорвался сдавленным криком.

— И ты согласился? Ромка, да что с тобой? Сегодня ты будешь паинькой, а завтра на тебя наденут ошейник и отправят жить в конуру на улице! Им нужны не мы, никто о нас не думает, посмотри на меня! Что будет в следующий раз? Меня прихлопнут, когда ты снова будешь ужинать с этим ублюдком? Нельзя им верить Ромка, нельзя!

Хворостов пытался встать, но скорчился от боли. Он с силой отшвырнул бутылку в сторону, брызнул слюной, ухватив меня за руку.

— Мы не будем принимать их условия, ты слышишь?!

Я отшатнулся от него как от прокаженного, Димон и Урицкий словно сговорились, тянули меня из одной крайности в другую, грозя разорвать пополам. От этой дилеммы ужасно разболелась голова. Конечно, Хворостов прав, стоит смириться с нашим положением, и всё, о свободе тут же можно забыть, но Урицкий не шутил, когда размахивал пистолетом, как быть с этим? Я с ужасом смотрел на друга, понимая, что он быстрее схлопочет очередную пулю, чем начнёт вежливо улыбаться нашим похитителям.

— Пошли они к чёрту! — словно в подтверждении моих мыслей Хворостов завыл что было мочи. — Идите все к чёрту!

Я тщетно успокаивал друга, в конце концов его крики вылились в истерику, окончившуюся закономерным наматыванием соплей на кулак. Очередной шум с нашей стороны мог оборвать и без того хрупкое терпение хозяина дома.

— Я молод, чтобы тут умирать, понимаешь? Я хотел в Париж на Эльфелеву башню посмотреть, в Америку съездить, Машку Белякову трахнуть! — Димон разрыдался и уткнулся в подушку, его истерика закончилась протяжным уханьем.

К моему облегчению, к нам так никто и не пришёл. Я не находил слов для утешения друга, упорно молчал, прокручивая в памяти разговор с Урицким. Он совершенно прав: если с Димоном тут что-то случится, я не буду смиренно сидеть взаперти. Нам следовало смириться со своим положением. Я собрал бутылки с водой, при лечении сильным антибиотиком вода — это жизненная необходимость, расставил их вдоль стены. Димон не оценил моей заботы. Кажется, он окончательно на меня обиделся, даже не помог убрать поднос с ужином. Правда, в этот раз за ним никто не пришёл. То ли Мария слишком занята, то ли уборку решили совместить с утренней заменой матрасов.

Я оставил серебряную посуду на ступеньках перед дверью, впереди ночь, и мне бы не хотелось проснуться от того, что кто-то будет рыскать в потёмках, а чего доброго, ещё и включит свет. За дверью послышались шаги, я отпрянул, ожидая её открытия, но кто-то незримый быстро прошёл мимо, похоже, сам Урицкий, я услышал его голос:

— Всё готово, начинаем!

Слова Аркадия отдалились, я прильнул к двери, но тщетно силился различить голоса. Звукоизоляция в доме сделана на совесть.

— Они что-то затевают, — я растерянно шепнул это Димону, но тот никак не заинтересовался новостями из дома Урицкого.

— Хозяин, это плохая задумка, одумайтесь, ваш отец тоже против! Вспомните это!

Еще один голос совсем рядом, на этот раз женский. А вот и Мария, судя по звуку, промчалась вслед за Аркадием, её легкая поступь как дуновение сквозняка, и вот уже отдалённо заскрипели ступеньки на лестнице. Они поднимались на второй этаж. Я напрягся ещё сильнее, затевалось не просто что-то, затевалось что-то опасное и от этого очень интересное.

— Та-ак, и они задумали что-то нехорошее!

Я пулей сбежал вниз, Димон приходил в себя, но его самочувствие после истерики оставляло желать лучшего, он обессиленно перевернулся на другой бок:

— Пусть спалят весь дом, так будет лучше.

— Как так? А мы? Мы же еще в плену!

— Да и чёрт с нами...

— Димон, ты что? А как же Америка, а Белякова?

Я положил руку на плечо друга и замер. По стенам дома прошла еле ощутимая вибрация, до ужаса знакомый ультратонкий шум прорезал уши. Мою руку обволакивала переливающаяся всеми цветами радуги аура, исходящая от тела друга. Я невольно отдернул руку, но на самом деле не испытал каких-то неприятных ощущений. Хворостов заметил это и открыл один глаз.

— Ты чего?

— Опять началось!

Моё сердце болезненно сжалось в груди, я вскочил на ноги. За спиной ощущалось чужое присутствие. Диковинное существо огромного роста колыхалось в воздухе как пламя от костра. Я открыл рот в беззвучном крике. Бежать? Драться? Упасть в обморок и притвориться мёртвым? Чудовище протянуло руку, и я с ужасом увидел, как тонкая полоска красного цвета отделилась от моего живота. Она походила на кровь, что змейкой устремилась к неприятелю, но я не ощутил боли, только неприятный холодок и неожиданную слабость. Когда тварь ухватила нить и потянула на себя, моё лицо обдало жаром, запершило в горле. Я попытался взмахом руки разорвать эту связь, своеобразный мостик, как мне тогда показалось, но физическое воздействие не произвело эффекта. Я поднял на чудовище решительный взгляд. Я не знал, кто это и что это, но оно не принадлежало к телесному миру, а значит, и бороться с ним можно было только на ментальном уровне. В голове сами собой формировались и складывались странные образы, они подсказывали мне, что надо делать дальше. Я опустил руки и сфокусировался на внутренней силе, что неожиданно закипела внутри моего тела. После того, как много лет назад я лечил любимую крысу, мне больше не доводилось использовать скрытые резервы организма.

Энергия, ждавшая выхода всё это время, заструилась, заполняя каждую клеточку моего тела. Я выстроил мысленный щит, и, к моему изумлению, это сработало. Линия крови поблекла и через мгновение исчезла. Изумление от этого успеха испытал не только я, чудовище с неким подобие изумления смотрело на пустую руку, после чего издало странный скворчащий звук: этакая смесь удивления и досады. Тварь шагнула в мою сторону, занеся в атаке худую руку. Последнее, что я почувствовал перед тем, как отключиться, был треск в ушах. Так ломалось тонкое стекло под огромным весом. Мой первый защитный барьер не продержался и секунды.