Гамбит (джен)

— Если вы верите моему опыту, сэр. Скальпель прошел от язычной артерии до верхнечелюстной. Одним словом — загнали на всю длину, включая крепление к подвижной части робота.

Крэнстон показал, как именно крепился скальпель.

— Мгновенная смерть? Или…

— Мгновенная, сэр.

Гарриэт побарабанил пальцами по столу, еще раз посмотрел на тело на полу, которое сотрудники накрыли простыней, но из-под нее все равно вытекал густопсовый бордо, каменеющий на светлой керамике.

— Чертовщина какая-то…

Крэнстон почему-то обиделся.

— Я не могу написать это в заключении.

— Пишите — неосторожное обращение с оборудованием, включенным в сеть и попавшим в перекрестный диапазон датчиков, — злобно посоветовал Гарриэт. — Или нет, напишите: сбой в программе медицинского оборудования. Да черта в ступе пишите, ему уже все равно. В отличие от нас. Холтман!

Помощник вырос у локтя и дыхнул ментолом, отбивающим запах вчерашнего перегара.

— Начальника безопасности ко мне, — бросил ему Гарриэт. — Я хочу послушать, что он мне скажет.

— Вчера они ручались, что ни одна муха…

— Муха, мать вашу! — не выдержав, заорал Гарриэт, с лязгом отталкивая от себя колесный хирургический стол с инструментами. — Муха?! Уроды! Всех в утиль отправлю, на органы, сучьи дети! Где была охрана? Где сигнализация? Где все?

При каждом слове Холтман вздрагивал и моргал, стоя навытяжку — это было единственным, что могло спасти от примитивнейшего рукоприкладства, которым Гарриэт не брезговал. Не шевелись — и зверь тебя не заметит. Иногда срабатывало.

Начальник безопасности, ждавший за дверью, ввалился и вытянулся на безопасном расстоянии.

— Слушаю вашу версию, — Гарриэт повернул к нему длинное лицо с маской спокойствия. — Постарайтесь, чтобы она была более вменяемой, чем моя.

— Это было его желание — работать ночью, — поспешно выпалил тот главный аргумент. — В смысле — профессора Ганау. Нам с утра велели очистить этаж, а в двадцать четыре ноль-ноль — все здание. Ждать снаружи и прийти только в семь утра. Чтобы мы ничего не видели и не слышали, и даже если к нам применят меры воздействия, рассказать ничего не смогли.

— И поэтому вы ничего не заподозрили?

— Заподозрил, — начальник безопасности тоже обиделся. — Инструкции такое запрещают, но вы же знаете ситуацию…

— Представьте, что не знаю. И что я тупой. Вы же так обо мне думаете?

— Я так не думаю, сэр. Просто… Одним словом, у профессора Ллойда ничего не получилось, вы это знаете. Сенатор Рассел требовал результатов по импланту, а их не было. Ну и подключились нужные люди. За последний месяц с… объектом две недели работал Старк, потом еще четыре дня — Мусей, и уже даже не помню сколько раз вызывали специалистов широкого профиля, только без толку. Ганау был последним шансом, это все тут знали. Уйму денег стоил, райдер как у долбаной кинозвезды, разве что без трейлера. Вы же нам велели исполнять все его прихоти и молиться на него, как будто он того заслуживал, но кто обсужда…

— Какого черта лифты оказались на этаже? — рявкнул Гарриэт. — Ночь на дворе, они что, работают по ночам? В пустом здании? При том, что весь персонал снаружи?

— Не могу знать, — внезапным фальцетом пискнул начбез. — Дежурный клялся…

— Что ворота заперты и наружная охрана на местах — он тоже клялся! — Гарриэт все-таки смел со стола хирургические инструменты, с лязгом раскатившиеся по полу. — И что гараж заперт! И что дорога под наблюдением! И шлагбаум опущен! И заградлиния поднята на периметре. А объект ушел! И никто, мать вашу, этому не помешал! Ни камеры, ни датчики, ни люди! Дармоеды!

Хосеба беззвучно выступил из стены, накапал в мензурку спирта и сунул в кулак начальства, тот махнул содержимое не глядя, и только когда пятна на его лице приняли четкие очертания, бессильная ярость отступила.

— Объект имеет специфические характеристики, — негромко напомнил Хосеба. — Напрасно вы обвиняете людей. И тем более технику.

— Черта лысого напрасно. — От спирта в голосе и в глазах Гарриэта выступили слезы, костлявая смерть (определенно имеющая лик сенатора Ричарда Рассела) немного отпустила горло и оно стало способно производить членораздельные звуки. — Я могу понять случившееся с роботом-хирургом, Ганау кретин, прозевал какие-то возможности чертова импланта, который он считал блокированным, но остальное? Как объект со стола слез? После того, что с ним тут проделывали, он не мог преодолеть расстояние в семь этажей с ловкостью ниндзя. Или все их семейство чертовы супермены, как пишут газетчики?

— Суперменов не существует, — усмехнулся Хосеба. — Есть криминалисты. Так вот они говорят, что с операционного стола объект действительно слез самостоятельно. Около двух часов ночи, если не быть голословным. Фиксацию на столе делали бинтом, бинт разрезан тем же скальпелем робота-хирурга, который…

— Какого хрена бинтом? Почему не полипластовыми скобками, не железными наручниками?

— Требование стерильности. Тут все-таки операционная.

— Дальше что? Освободился от бинтов, слез со стола?

— Это подтверждают следы на полу: задел труп, испачкался в его крови, наследил немного. Забрал у робота из обоймы обезболивающее и адреналин. До двери дошел сам. Следы разной отчетливости, как будто одна нога не действует в полной мере.

— У него надколенник разбит, — устало сказал Гарриэт. — Месяц назад первично, и с тех пор еще пару раз корректировали. Колена попросту нет.

Хосеба никак не отреагировал на поправку, просто продолжил:

— Дверной замок был разблокирован системно через аварийный пульт, снаружи ждали гравиносилки. Про лифты вы знаете. Носилки в лифте спустили его в холл прямиком к приемному покою, оттуда — на траволаторе для лежачих к минус первому для служебного транспорта. Там носилки, кстати, и нашли. Одна из машин покинула стоянку клиники через автоматический пропускной пункт в районе часа ночи.

— Кто был за рулем, номер машины, код транспондера?

— Этот сантранспорт беспилотный. Позиционирование и спутниковое слежение отключены, данные клинической пропускной системы стерты, потому что сама система взломана и сигнальный пульт обесточен. И заградительная линия не шевельнулась, когда машина проезжала, транспондер показал приоритет и разрешение на выезд в любое время суток. Номер машины у нас есть, но толку от него…

Гарриэт достал сигареты, которые за большие деньги ему находили в черной сети, вредные и канцерогенные, но рак почему-то не приходил, и обещанная эмфизема легких тоже, каждый день он зря восставал из мертвых. Хосеба ждал, что ему предложат сигарету, но Гарриэт пока не решил, стоит ли заводить такую близость с тем, кто еще может понадобиться для списания всех грехов.

— Я на свете живу сорок семь лет. — Он выпустил дым прямо в помощника, тот не дрогнул. — Мог бы поверить, что Белый Медведь внедрил сюда своего агента на какую-то ключевую точку. Мог бы. Но новых людей в клинику не принимали уже лет восемь. Предвидеть события за восемь лет до их наступления не могут даже медведи.

— Не могут, — подтвердил Хосеба. — Люди, оказавшиеся в эту ночь на постах, — ровно те самые, кого вы нанимали лично, ни один не менялся, ни один не находится в сложных жизненных обстоятельствах, ни один не получал неизвестных сумм на счет. Мы проверили.

— Тогда как?

Хосеба приподнял носком ботинка простыню, взглянул в лицо трупа, после чего опустил ткань обратно и бесцеремонно вытер об нее подошву.

— Кто-то ему помогал, — он поднял глаза на Гарриэта.

— Чушь не мелите. Как этот кто-то сюда попал? И не оставил следов? В каждом помещении датчики, не считая патрулей снаружи. А даже если бы попал заранее, как остался незамеченным, чтобы все это подготовить и осуществить? Это ведь не день и не два. Местность разведать, планы здания получить, схемы и графики персонала. В сети их нет, и меняются они каждый день не по разу. Я вообще не уверен… — Гарриэт не стал озвучивать, в чем он не уверен, но Хосеба понял его без слов.

— Сенатор пока не в курсе нашего прокола, — сказал он. — Время есть.