Мальчик-Которого-Нет - 2 (гет)

Мистер Лапка почитал себя существом обиженным и неоцененным по достоинству. Полукниззл родился в большом светлом доме, жил в тепле и уюте до своих нежных, почти младенческих шести месяцев, а потом его просто таки отобрали у мамы-кошки и отправили жить в вечно сырой холодный дом. Глупая двуногая старая самка, считавшая себя хозяйкой, посмела дать полукниззлу нелепое имечко. Такое же нелепое, как имена других обитателей серого вонючего дома. Вскормленный маминым молочком и парной печенкой, Мистер Лапка долго привыкал к гадкому месиву, которое ни на запах, ни на вкус не напоминало обещанную недохозяйкой рыбку. Порой псевдорыба сменялась псевдоговядиной, и это у недохозяйки обозначалось загадочной «скидкой». Не удивительно, что и Мистер Лапка, и другие полукниззлы предпочитали гулять по округе, а не сидеть дома. В окрестных мусорных баках и кустах всегда находилось много всего вкусного, и коты были достаточно умны, чтобы не привлекать к себе внимание двуногих периодическими набегами.

Единственным домом, где никто из полукниззлов не мог поживиться, много лет оставался четвертый дом по Тисовой улице. Там до прошлого лета обитало мелкое двуногое существо, единственный на весь городок мажонок, и в мусорный бак не попадали даже черствые хлебные корки. Когда мажонок приходил в дом недохозяйки, полукниззлы мигом возвращались домой и занимали все стратегически выгодные позиции, наблюдая за незваным гостем и старухой Фигг. Под строгим взглядом полукниззлов недохозяйка не смела и думать подсовывать незваному гостю что-то, что истинные хозяева дома и сами с удовольствием сожрали бы.

Но в прошлом году мажонок куда-то делся. Мистер Лапка даже предположил, что его тоже отдали в новую семью, и был очень этому рад. Мажата вырастали в магов, а магов полукниззл невзлюбил, пусть и видел их не так часто. Маги отвратительно пахли, норовили наступить на хвост и не приносили с собой ничего съестного, только норовили слопать чужое.

Теперь в мусоре двуногих из четвертого дома Мистер Лапка находил то остатки яичницы, то плохо обгрызенную куриную ножку, то остатки жаркого. В кустах же постоянно пытались селиться мыши и змеи, обожавшие насыщенную магией землю. И теперь некому было разгонять котов.

Этим летом в кустах у четвертого дома то и дело мелькало какое-то существо, похожее на мелкого двуногого, но пахшее не едой, а магией. Снежок порывался выследить этот кожаный мешок и выяснить, не спрятано ли внутри что-то вкусное, но Мистер Лапка быстро остудил пыл более глупого собрата. Странное существо владело магией и защитилось бы лучше мажонка, а полукниззлы и детеныша-то опасались. Зато возле четвертого дома начали крутиться совы — добыча пусть и когтистая, но и более реальная для вечно голодных котиков.

Мистер Лапка был самым терпеливым котом. Он научился терпеть нежности хозяйки. И научился транслировать ей сообщения. Пусть и очень короткие. Двуногая самка была настолько бездарна в магии и настолько же глупа, что у полукниззла не выходило передать ей больше одного-двух образов за раз. И за свои тренировки в терпении Мистер Лапка был вознагражден однажды рано утром.

Распорядок дня четвертого дома котик знал назубок. И появлялся в кустах после того, как за порог выставлялись пустые емкости для молока. Как-то раз ему удалось укатить одну из бутылочек сразу после отъезда молочника, и Мистер Лапка мечтал повторить этот фокус. Но обычно удача была не на стороне полукниззла, и он следовал дальше по своему маршруту, чтобы вернуться к вечеру, когда в бак позади дома отправлялся пакет с мусором.

Но с начала лета Мистер Лапка оставался в кустах у четвертого дома на целый день. И все из-за совы, то и дело приносившей двуногим несъедобные прямоугольники из плотной бумаги. Обычно сова не приземлялась, а просто сбрасывала письмо так, чтобы то угодило в щель для писем на входной двери, и Мистер Лапка капал слюной, не в силах допрыгнуть до желанной добычи.

Но в один из дней сова появилась не с письмом, а с внушительной коробкой. И летела птица так медленно, что полукниззл только предвкушающее сглотнул. Грузно снизившись, сова не успела затормозить и с глухим ударом впечаталась в стену рядом с входной дверью. В тот же миг появилось то лопоухое создание, что вечно являлось после прихода почтальона и прилета сов, забрало коробку и растворилось в воздухе еще до того, как Мистер Лапка выбрался из засады. Слыша шаги внутри дома, полукниззл рванул к валявшейся вверх брюхом сове, сцапал ее за горло и уволок слабо сопротивлявшуюся тушку под металлическую штуку, на которой предпочитали перемещаться двуногие, вместо того, чтобы как следует побегать.

Птица оказалась жилистой и тощей, но Мистер Лапка все равно ее сожрал, припрятав перья в кустах за пятым домом.

К вящему разочарованию полукниззла, одну сову не сменила другая. Вместо совы через пару дней явился маг. Он возник прямо в зарослях роз у четвертого дома, переломал половину цветов, выбираясь на газон, а потом долго таращился на дверной звонок, хотя даже котик знал, как пользоваться этой штукой. Через несколько минут волшебник постучал в дверь и громко воскликнул, стоило той распахнуться:

— Вы верно миссис Дурсль?!

Двуногая из четвертого дома попыталась тут же захлопнуть дверь, но маг сунул ногу в щель и надавил.

— Разве вы не получали мое письмо? — с фальшивым дружелюбием, будто разговаривает с глупым детенышем, спросил маг. — Я отправил вам самое настоящее маггловское письмо! И еще одно с совой. На всякий случай. Меня зовут Артур Уизли. Я здесь, чтобы пригласить Гарри к себе на остаток каникул. Где…

Дверь поддалась, волшебник по инерции шагнул вперед и замер, глядя перед собой.

— А! — выдохнул волшебник и выхватил тонкую деревянную палку, с помощью которой маги делали все свои волшебные штуки. — Конфундус! Обливэйт!

Два последних слова двуногий выпалил так быстро, будто очень часто их произносил, а после развернулся и пропал из виду. Хозяйка дома несколько секунд недоуменно таращилась в пространство, а после захлопнула дверь. Мистер Лапка с опаской выбрался из укрытия, подобрался к порогу, обнюхал воздух и недоуменно дернул хвостом.

Уже в сумерках на дороге напротив четвертого дома появилась похожая на утку рыжая двуногая самка. От нее упоительно пахло чем-то вкусным, и книззл мечтательно облизнулся, сидя в кустах. Двуногая вытащила из кармана передника деревянную палку и направилась к дому. На этот раз ей открыл детеныш двуногих.

— Где Гарри Поттер? — нервно воскликнула рыжая.

— Мама! — взвизгнул детеныш и грузно отскочил вглубь дома.

— Что такое? Дадличек? В чем дело? — среагировала мамаша детеныша.

Рыжая самка переступила порог и замерла, растерянно таращась на хозяйку дома. А та запихала мелкого себе за спину и зашипела не хуже кошки:

— Что вам надо от моего сына? Убирайтесь!

Рыжая вымелась из дома, ошарашено оглянулась на магглу и исчезла, крутанувшись на месте.

Если Мистер Лапка думал, что на этом странности закончились и можно поспать, пробравшись в злополучный дом и устроившись на груде старой одежды в пустой спальне на втором этаже, то он сильно ошибался. Среди ночи раздалось фырканье старого мотора, а потом о стену что-то зашкрябало, будто ветки дерева, а в немытое окно ударил свет фар. Мистер Лапка был не из трусливых, а потому не спрятался под кроватью. Полукниззл подобрался поближе к окну и притаился в тени, наблюдая за тем, как какой-то мелкий рыжий двуногий пытается что-то высмотреть в щель приподнятой оконной рамы.

— Уверен, что Гарри именно здесь? — пискнул кто-то из глубины железной коробки на колесах, которой нечего было делать на уровне окон второго этажа.

— В одной спальне различима двуспальная кровать, в другой, судя по впечатляющему холму на кровати, спит не Поттер. Остается эта комната и еще одна, но там только диван и людей не видно, — ответил рыжий мальчишка, возившийся с окном. — Рон! Подержи.

Дождавшись, когда незваные гости откроют окно полностью, и один из них проникнет в комнату, чтобы осмотреться, Мистер Лапка молчаливой тенью кинулся в атаку. Через миг четвертый дом по Тисовой огласили вопли боли — изнутри и ужаса — снаружи. В коридоре вспыхнул свет, раздался громкий топот, но к моменту, когда в комнату ввалился кто-то из хозяев, ни книззла, ни рыжих взломщиков в доме не оказалось.

* * *

— Что это было?! — верещал Фред, зажимая разодранную щеку руками. — Что?!

— Не знаю! Не знаю я! — столь же громко завопил в ответ Рон, подпрыгивая на сиденье и постоянно толкая сидевшего за рулем Джорджа, из-за чего форд «Англия» то и дело кренился вправо и нырял вниз.

— Не мешайте! Мы так во что-нибудь врежемся!

Джинни, сжавшаяся на заднем сидении, помалкивала, таращась на переругивавшихся братьев. Совсем не так она представляла полет за Гарри Поттером.

— Что делать? — немного успокоившись, спросил Джордж.

— Летим домой! — велел Фред. Сквозь его пальцы, не переставая, сочилась кровь, капая на штаны.

— Мать нас убьет, — невесело предрек Рон, глядя на кровавые пятна на одежде и обивке.

Джинни недовольно вздохнула. В этот самый момент девочка должна была находиться в своей постели, а не участвовать в затее близнецов. Мама Молли обязательно всех накажет, и еще долго будет вспоминать дочери о совершенной ошибке.

«Может, попытаться пробраться в дом так, чтобы мама не заметила?» — призадумалась юная ведьма, наблюдая за тем, как постепенно светлеет небо.

К моменту, когда маленькая зачарованная машинка добралась до родных мест, совсем рассвело. Вид на лоскутки полей внизу мог бы заворожить любого, но дети семейства Уизли, зная крутой нрав матери, нервно ерзали на сиденьях. Фантомные боли изрядно отвлекали от красот внизу. Стоило фордику снизиться над родной деревушкой, рыжие подростки тут же рассмотрели кособокий домишко-скворечник, не скрытый от них чарами отвлечения, и замершую на пороге мать.

— Мерлиновы… — простонал Джордж.

— … кальсоны! — подхватил Фред.

Крик встретил фордик еще на подлете. Вид Фреда немного отвлек Молли Уизли, но никто не смог скрыться от ее орлиного взора. И пока мать заливала щеку сына бадьяном, словесно за самовольную ночную отлучку досталось всем. Чуть успокоившись и накормив детей завтраком, Молли выставила их охотиться на гномов. Даже Фреда и Джинни.

«А я ведь хотела всего лишь посмотреть на Гарри Поттера», — обиженно подумала девочка, но поплелась в сад вслед за братьями.

Истории о Гарри Поттере Джинни когда-то начал рассказывать Билл. Студентам было мало скупых статей в газетах и упоминаний в книгах, и они сами придумывали истории о похождениях национального героя. Джинни верила всем этим рассказам с непосредственностью маленькой девочки, никогда не выбиравшейся за пределы родной деревушки. После к рассказчикам прибавилась и мать, укладывавшая дочь спать под сказки о Гарри. В этих историях ради суженой герой побеждал дракона, василиска или тролля, а после многословно признавался в любви избраннице. И к семи годам Джинни искренне верила, что она и есть суженая Гарри Поттера, тем более что все родные твердили о красоте и уме единственной дочери и сестры.

Воздушные замки изрядно порушились пару лет спустя, когда мать впервые взяла Джинни не в продуктовые лавки в магическом Хонитоне и не на барахолку в магическом Веллингтоне, а в Лондон. Увидев иные дома, других людей, Джинни была потрясена. Оказалось, не все дома похожи на Нору. Черные мантии носят не только студенты Хогвартса. Настоящий черный — не грязно-серый или графитовый. А еще мантии бывают новые. И их можно такими купить изначально. Идя вслед за матерью по одной из магических улочек, Джинни заворожено рассматривала красивых юных ведьм и волшебников, дорогие новые наряды прохожих, товары в витринах и на уличных прилавках. Прислушивалась к разговорам. И ловила взгляды, которыми ее награждали волшебники и волшебницы.

Вернувшись домой, Джинни быстро сбежала к себе в комнату и долго рыдала, спрятавшись под одеялом. Мир девочки и все, во что она верила, за один день разлетелись вдребезги.

Утром, когда Джинни спустилась к завтраку, никто не заметил перемен в ней, а сама девочка впервые обнаружила, что никому толком и нет дела до ее чувств и настроения. Мать крутилась у плиты, беспокоясь не о душевном состоянии своих детей, а лишь стремясь наполнить их желудки. Отец с чашкой кофе умчался в свой гараж, будто за ночь могла исчезнуть коллекция штепселей. Перси уткнулся в книгу, Чарли и близнецы дурачились, а Рон мел еду со своей и чужих тарелок. Джинни показалось, что она могла бы станцевать в центре гостиной, и никто бы не заметил. А ведь Джинни так хотелось рассказать о тех мыслях и решениях, что занимали девочку всю ночь.

Но кому рассказывать? Матери, считающей, что лишь она знает, что и как делать, как жить? Отцу, которому работа в Министерстве, стычки с бывшими Пожирателями или его гараж интереснее семьи? Братьям, принимающим положение вещей как должное?

В итоге девочка промолчала. Но не забыла ни о сделанных выводах, ни о принятом решении.

Чуть отстав, Джинни дождалась, пока Рон и близнецы увлекутся ловлей гномов, и перебежками направилась к отцовскому гаражу. Тот рано ушел на службу и не мог поймать дочь в святая святых, а мать никогда не заходила в железное строение. И последнее особенно радовало девочку, давно и умело таскавшей маггловские фунты из большой стеклянной банки, куда отец складывал их, как фантики от конфет. Часть Джинни тратила в деревне на сладости, но остальное прятала в старом школьном сундуке Билла, планируя однажды обменять на галеоны.

Пусть в сказки верят маленькие девочки и мама Молли, а она, Джинни Уизли, не собиралась надеяться на то будущее, которое ей распланировала родительница. Это в сказке прекрасный принц влюбился и женился на нищенке-простушке, в жизни же Предательнице крови, не отличающейся яркой красотой, не стоит и надеяться на брак с Мальчиком-Который-Выжил, наследником состояния и возможным лордом. Джинни собиралась всего добиться в жизни сама, а потому планировала хорошо учиться и всеми правдами и неправдами копить на хорошую метлу, чтобы, начав со школьной сборной, однажды перейти в профессиональный квиддич.

Девочку, конечно, расстроило, когда в начале лета отец, краснея и бледнея под взглядом мамы, сообщил об урезании жалованья. Это означало, что не будет обещанных новеньких мантий для единственной девочки. Хорошо, если родители сумеют выделить средства на волшебную палочку! А братьям и вовсе придется обойтись без обновок даже из лавки подержанных вещей. Но сама Джинни к этим трудностям отнеслась стоически.

А ведь хотелось блистать! Хотелось с гордостью ходить по школе и не бояться шепотков за спиной. А теперь Джинни будет все время думать, что ее конспекты — очищенные чарами тетради Фреда и Джорджа, чернила, пусть и налитые в более дорогую, еще мамину школьную чернильницу, самые дешевые, быстро выцветающие, а перьями пользовался Билл.

Вздохнув, девочка огляделась, надеясь найти что-то, что можно забрать себе. Внимание Джинни привлекла толстая тетрадка, придавленная старым сломанным будильником, из которого торчали пружинки.

Тетрадь оказалась очень старой, но чистой, в кожаной обложке, с тесненным именем сзади. Прихватив ее и еще несколько фунтов, Джинни незаметно выскользнула из гаража.

На следующий день царапины на щеке Фреда воспалились, и Молли Уизли, забыв устроить скандал мужу из-за зачарованного автомобиля, увела близнецов в Мунго. Вернулись они только вечером. Воспаление целители сняли, но не смогли избавить Фреда от всех шрамов. Один, пересекавший бровь, грозил остаться на всю жизнь, испортив близнецам половину их шуток. Все были заняты состоянием подростка, и никто не заметил, что Джинни не спустилась к ужину.