Любовь в бурю (гет)

Дни сменялись неделями. Месяцы пролетали в ледяном мареве, и Дерилу чудилось, что люди, снующие в тени Генератора, сливаются в размытые следы на снегу, в призраков, каждое утро и вечер повторяющих одну и ту же процессию.

«Ру-у-у!» — Рев главного стравливателя сотрясает внутренности. Сигнал слышно на весь город, но здесь, прямо под теплообменниками, он попросту пробирает до костей.

— Внимание! Внимание! С целью поддержания работы паровых центров на угольной шахте вводится продленная смена!

Тик-так. Часы, стрелки. Время, утекающее бесцельно сквозь пальцы. Сны о плачущей Ютике. Жгучая обида, зияющая дыра в сердце. Планы о мести — непонятно, кому: отцу ли, ей ли. Нелепые, мальчишеские мечты, рассеивающиеся, как пар на ветру, под давлением наступавшей реальности.

— Внимание! Внимание! С целью поддержания работы паровых центров построена угольная печь! На стенных бурах вводится продленная смена!

Тик, тик, тик. Пустые разговоры, пустые дни. Его предложение «думать о благе города» было получено и понято лордом Морвеллом. И вот, всего полгода спустя они выходят на галерею, опоясывающую Генератор. Отец вкладывает сухую, словно каменную ладонь юноши в липкие, холодные пальцы рыжей Рут.

— Один город, одно сообщество, и мы все равны в глазах Божьих!

Над толпой плывут крики — удивления, зависти... радости.

— Да рассеются облака!

— Да принесет он тепло в наши сердца, наши дома!

— Новый Лондон, новая жизнь!

Дерил держит руку суженой ровно столько, сколько они находятся на виду. А затем осторожно, как стеклянную, отнимает ладонь — и прижимает к груди, мысленно прося о прощении. Презрение, стыд, злость — на кого, на самого себя? Нет, не может быть. Это Ютика. Это все она.

«Ру-у-у!» — говорит Генератор.

— С целью увеличения количества пищевых пайков на кухне отныне используются производственные добавки!

Стружка. Имеется ввиду стружка, понимает Дерил. Опилки, кора деревьев, выковырянных из вечной мерзлоты стенным буром. Ютика теперь будет занята — пациентов в лазарете прибавится.

«Ру-у-у!»

— В связи с выработкой нескольких направлений в ледяной стене, добыча древесины переносится на другой Радиан! Помолимся же, чтобы нас ждали богатые залежи!

Минус восемьдесят — четвертую неделю подряд. Рыжая Рут, кажется, больше не работает там, где Ютика. Не то что бы Дерил хотел у нее спросить про... Нет, нет. Конопатая девица с неприятно выступающими ключицами заявляется к ним все чаще, и юноша сидит, стиснув зубы. Не говорит, пока его о чем-то не спросят. И тайком смотрит на часы.

«Ру-у-у!»

— Ввиду нехватки дерева пищевые добавки отменяются! На кухне отныне будет вариться суп. Восславим Первого помощника за эту возможность помянуть старый Лондон! Шаг за шагом, мы вернем все потерянное!

Рут совсем не как Ютика — говорит без умолку, называет отца «милорд Морв». Для нее все это шутка, какая-то забава — или просто возможность набить живот? Юноша не знает и не желает знать.

«Ру-у-у!»

— Участившиеся кражи — грех перед лицом Божьим! Отец Фредерик формирует отряд хранителей: желающим защищать добродетели прошлого следует явиться к нему!

Дерил сидит над учетными книгами. Перед взглядом плывут мрачные цифры. Роговицы режет от многочасового чтения, на ресницах дрожат слезы отчаяния. Выведенные пером закорючки рассказывают подлинную историю Нью-Лондона. Басню о том, как одна костяшка домино валит за собою другие. И как громкие слова, провозглашаемые с городского амвона, скрывают одну лишь беспомощность.

«Ру-у-у!»

— Беспорядки и продолжающиеся кражи недопустимы! Сегодня в семь перед Генератором состоится публичное покаяние и бичевание грешников! Восславим тех, в чьих сердцах жажда истины возобладала над плотскими привязанностями! Грех твоего соседа — твой грех, так облегчи душу!

Он кричал в спину своего отца, когда они оставались наедине в кабинете или на пульте управления Генератором:

— Не понимаю, как Капитан вообще с тобой соглашается!

— Нужда, Дерил! Это ради них же — не болтовня про раскаяние, а урок о порядке! Или ты предпочел бы, чтобы они разбежались со своими пайками и умерли?! На кону жизни, Дерил, жизни последних людей на земле! И они ждут чуда от нас!

Юноша не смотрел на экзекуции, но заткнуть уши не мог. Он молился лишь, чтобы никогда не увидеть на том месте Ютику. Ведь она тоже... крала когда-то.

— Тебе семнадцать, — заявил ему однажды отец, как будто бы упрекая за недостаточно стремительное взросление. — Еще немного, и ты окончательно сплотишь Нью-Лондон. Как только пробьет нужный час, ты возьмешь Рут в законные жены.

— Как будто у меня есть выбор...

— Быть может, тогда ты наконец перестанешь смотреть на меня волчонком? Ты больше не маленький! Пора понять, чего мне это все стоит.

Вдруг загремели ступеньки, и на пульт управления Генератором забежал запыхавшийся инженер с метеорологической станции.

— Лорд Первый помощник! — едва переведя дух, выдал он. — Беда...

Харви Морвелл вырвал исписанный непросохшими чернилами листок из руки в перчатке. И Дерил во второй раз в жизни услышал, как бранится его отец. Такого не было со времен бегства из их прежнего дома.

— Это, что, шутка?!

— Нет, сэр. Прямой расчет.

Лорд Морвелл сунул лист в лицо юноше:

— Паровые центры с грехом пополам работают при минус девяноста, но...

— Минус сто двадцать? — У Дерила замерло сердце. — Это... действительно, что такое?!

— Буря, господа. Грядет сильнейшая буря. И это еще без учета накладывающегося эффекта нерегулярных порывов ветра... Быть может, шкала термометра опустится и до ста пятидесяти.

— Нет, — глухо пробормотал юноша. — У нас не хватит шкалы.

«Но что более важно — угля», — мгновение спустя понял он. Холодок, к которому даже в отапливаемых помещениях давно все привыкли, вдруг сковал его пятки и щиколотки столь бритвенно-остро.

— Отца Фредерика ко мне. Начальника производства, — проскрипел лорд Морвелл в переговорную трубку. — Всех. Всех на пульт! Сейчас же. Срочно. Все поняли?

* * *

Ютика ощутила, как тепло уходит из лазарета, всем своим телом. В какой-то момент урчание пара в трубах повысилось на несколько октав и стало едва различимым. Через пятнадцать минут к полу уже начали примерзать койки.

— Не беспокойтесь, — шепнула она осунувшемся, поседевшему не по летам охотнику без ноги. Его так и не выписали, заключив, что квалификации для сидячей работы у него не хватает, а научить оказалось некому — каждый час каждого человека за последние два года оказался выверен со скальпельной точностью.

Но Ютика приходила, держа обещание. «Наверное, это легко, когда подобное входит в твои обязанности», — говорила она себе в моменты отчаяния. А те наступали и проходили. Совсем так же, как прошли недели сокрушающего спину труда, стирок, мытья полов. Как прошли насмешки, перешептывания и взгляды, когда наступили тяжкие времена. Теперь на площади чуть ли не раз в неделю «спасали» чью-нибудь заблудшую душу, так что Клора и Киззи, а за ними и юноши стали по-другому смотреть на «воровку».

— Возможно, ты уже тогда что-то верно пронюхала, а, Оуши? — спрашивали у нее.

Оуши. Воровка Оуши, позарившаяся на рожок из слоновой кости и мельхиоровые ложечки! Дурашка Оуши — ведь следовало воровать уголь или еду.

Хотелось плакать, но она не плакала. Больше нет. Не после всего, что произошло. Ютика сидела, сжав зубы, и слушала хрипло шепчущего охотника. Держала его за руку и объясняла, раз за разом, почему надо жить и держаться дальше.

— Вы знаете, — сказала она однажды в ночную смену, когда во всей палате тлел лишь один бледненький огонек, — я не видела своих родителей с того момента, как отправилась в путь к Нью-Лондону... Не знаю, быть может, их посадили на другой дредноут. Я хочу в это верить — вдруг есть и другие города с Генераторами? Должны быть. В любом случае... — Девушка тяжко вздохнула.

Она опять собиралась соврать, и сердце болезненно ныло, но... «Я уже знаю, каково это, когда никто не верит. — Ногти до крови впились в ладони. — Если уж говорить неправду, то ради хорошего».

— Я думаю о вас, как о своем отце, — решилась она, подобравшись отчаянно-близко к рыданиям. Но нет. Никаких слез. Они не помогли тогда, когда Ютика звала ими на помощь. Так никогда больше. Девушка сглотнула. — Пожалуйста, вы будете жить, чтобы не оставлять меня? Простите меня... Я просто... Мне это очень нужно.

Мужчина закрыл глаза и долго не отвечал. Затем его бледные губы дрогнули.

— Даю слово, девочка. Не надо бояться больше.

...«Не надо бояться», — повторила про себя Ютика, лихорадочно ища врача по коридорам, залитым рассеянным светом полудня. Понижение главной мощности могло значить только одно: беда. И причем большая.

Затем окна сотрясло знакомое «Ру-у-у!»

Лазарет располагался на Ближнем Кольце, так что объявления можно было услышать сквозь стены:

— Внимание! Внимание! Через семь дней ожидается шторм! Продолжайте выполнять ваши обязанности и не обращайте внимания на работу Генератора: проводится проверка основных систем. Храни нас Господь!

Ютика бросилась в кладовую. Сейчас не было времени волноваться и сомневаться в чем-либо: ее ждали пациенты. Следовало принести дополнительных одеял — все, что были в распоряжении! Проследить, чтобы не замерзла вода для питья, промываний. Притащив несколько шкур для одноногого охотника, она помогла ему в них закутаться и накинула ему на шею свой шарф.

— Девочка, — слабо сказал мужчина. — Ты правдивый человек. Ты мне спасла жизнь...

Ютика вся съежилась, не поднимая глаз.

— ...И ты должна знать: они лгут. Тут что-то не так.

— Я знаю.

Каждую неделю к ним доставляли «раскаявшихся», и девушка прикладывала ледяной компресс к иссеченным спинам.

— Знаю, — повторила она. — Это... сплошной маскарад... и ложь.

— Тс-с, не так громко. Знаешь, тогда иди. Ищи, как спастись. Потому что когда грянет буря, тут все промерзнет, я чувствую. Если будет выбор, что отключать, как скоро, по-твоему, они пожертвуют больными и калеками?

Ютика замерла, выпрямилась.

— Тогда я замерзну здесь. — Она сама не поняла, когда слова успели сорваться с холодеющих губ. — Рядом с вами.

— Порешь чушь. Но... добрую. Иди, девочка. Займись лучше другими.

Девушка понеслась по делам, потому что охотник был прав. Но теперь мысли не покидали ее головы, и руки выполняли задачи на автомате. «Что делать? Чего я могу? И в чем может быть проблема?» — вдыхала и выдыхала она, укутывая пациентов и поднося им воды.

* * *

Дерил никогда не видел отца таким... человечным. Лорд Морвелл сидел за пультом управления Генератором, чуть сгорбившись, и шуршал карандашом по пятнистой бумаге, сделанной из вытащенных из-подо льда стволов.

— Наша система паровых центров, — сдавленно признал мужчина, — пожирает слишком много угля.

— А угля у нас не хватает, с недавних пор и дерева тоже.

— Дерил, поближе к сути! — рявкнул отец.

— Переведем автоматона со сталелитейного?..

— Да, на стенной бур, перспективное направление. Обеспечим круглосуточную добычу. Людей переброшу на бесперспективное.

— Что?! — Юноша сделал шаг вперед. — Ты хочешь, чтобы?..

Лорд Морвелл вскочил.

— Да! Да, потому что они не тратят уголь на то, чтобы передвигаться. Гонять автоматона в ледяную даль за несколькими стволами убыточно!

— А нам в минус девяносто?!

— Ты лично, сынок, никуда не пойдешь!

Дерил тяжело задышал. Это было... убийство! Подняв глаза на своего отца, он прочитал в его нервной ухмылке, что тот готов сказать: «Меньше ртов, меньше траты на отопление».

— Нет, мы закроем сталелитейный вместе с автоматоном, — начал юноша, сам еще толком не зная, как собирается закончить фразу. Думать надо было на ходу. Хотя бы этому он научился от Харви. — Машина не будет жрать уголь, а людей отправим работать в две смены на стенной бур. Я знаю, что ты скажешь, мол, можно просто организовать двадцатичетырехчасовую смену, но это убьет кого-нибудь, при минус девяносто — определенно убьет. И они придут по твою голову. Конец всем этим мечтам.

Лорд Морвелл рвано кивнул: «Будь по-твоему!»

— Хранители веры пусть обойдут все дома и объяснят, что мы будем делать, — продолжил юноша.

— О, в свое время объяснят, не переживай! — Отец выпрямился во весь рост. — В такие моменты, сынок, я чувствую, что не зря тратил на тебя свое время. Ты, кажется, возмужал? Тогда слушай... — Он наклонился к самому уху Дерила, так что тот поежился. — Я в раздрае, но лишь оттого, что момент неудачный, и есть шанс, что нам снова придется бежать на дредноуте. Однако этого можно избежать, если ты сейчас на минуточку прекратишь играть в рыцаря и взглянешь на открывающиеся возможности. — Лорд Морвелл выдержал паузу.

Дерил затаил дух. Его сердце колотилось безумно-безумно. «Что это? Какую мерзкую выходку он замышляет?» — Юноша прикусил язык.

— Посмотрим правде в глаза: Капитан глупец. Признаю, паровые центры были ошибкой — они прекрасны в безветрие и отупляют дураков своим внешним теплом. Но когда налетит шторм, и температура рухнет до ста двадцати, они никого не спасут: я все рассчитал. — Отец потряс бумажкой. — Генератор не выдержит. Ты не знал этого, потому что мальчишка. Я не знал, потому что не представлял, что физически может быть вот так холодно. Капитан же глупец, раз позволил мне создать у него прямо под носом систему, в которой я один контролирую жизнь всего города. Один поворот ключа — и Внешнее Кольцо замерзает! Второй — мерзнет Среднее. Считаю, за час-другой до того, как начнется метель, следует рассказать ему об этом, как думаешь? Отец Фредерик обо всем позаботится: людям же нужно чудо! Новый Капитан и Защитник Истины... Так если вдруг старый Капитан сложит с себя полномочия, преклонит колени передо мной — а потом это?..

Лорд Морвелл сунул в руки Дерила еще один прогноз.

— После бури наступит затишье. Предполагают, даже потепление. Минус пятьдесят, минус сорок, быть может! Это ли не благодать, сынок? Я дам им то, о чем они уже позабыли — надежду. Ведь зачем нужен мир, в котором нет чуда?

Юноша слушал его, не дыша и моля Бога, жизнь, судьбу — о, только б проснуться! Когда отец замолчал, Дерил опустил голову и закрыл глаза. Слезы полились по его щекам, холодные и пресные, как дождинки. Дождь, шедший перед его внутренним взором, превратился в сплошную ледяную глубь. Он тонул в океане, под арктическим щитом, с каждым мигом погружаясь все дальше и дальше.

— Как я тебя ненавижу, — бессильно прошелестел Дерил, чувствуя себя стариком в свои семнадцать лет. — Как жалею о том, что когда-то назвал тебя этим словом... отец.

— И где бы ты был тогда? Замерз бы в подворотнях старого Лондона, сирый и убогий? Я так не думаю. Ты взрослый и все понимаешь. Это ради них. Ради последних людей на земле, Дерил! Если есть Бог, я готов предстать перед ним, когда придет время, и дать отчет — но не людям судить меня!

— Нет, дай отчет сейчас, — всхлипнул юноша. И вздрогнул, получив пощечину.

— Приди в себя. Нет никакого выбора. Единственная проблема в том, что паровые центры не защитят нас от бури. Займись этим вопросом — вот и все, чего я прошу. Не ради прошлого, ради будущего. Лучшего будущего, ты понял? — Еще одна пощечина. На этот раз куда злее и звонче. — Ну? Ради людей. Назло мне, если хочешь. Давай, Дерил, ты мне нужен, сынок!

Лицо юноши стремительно наливалось кровью. Боль всколыхнула ледяное марево, пронзив поле зрения алой вспышкой. Омертвение на миг отступило.

— Дредноут, — выдохнул Дерил. — Мы еще можем спасти их, подключив дредноут... Подогнать его сюда, опустошить тендеры. Пустить Генератор в режим перегрузки, а излишки стравливать через второй двигатель!

* * *

Два дня пролетели, словно один час. Ветер завывал за окном жуткими голосами призраков. Стемнело раньше обычного: шторм уже приближался. Лампы в лазарете нещадно чадили, в воздухе стыли облачка выдохов. На жесткой войлочной койке перед Ютикой стонал широкоплечий мужчина. Услышав о грядущей опасности, некоторые поддались панике. Вот этот, например, и еще один на соседней кровати — напились самогона и орали на площади, что все погибнут. Теперь же, избитые хранителями веры, они лежали здесь, ожидая скорого суда и, конечно же, порки.

Ютика совершенно съежилась. От осознания, что вот эта иссиняченная спина, которую она сейчас спасает компрессами, через пару дней окажется рассечена до мяса, у девушки опускались руки. Дыхание жалкими всхлипами срывалось с ее покрасневших губ. «Нет, я сказала себе: не плакать!» — заклинала себя Ютика. Сейчас она была как никогда близка к тому, чтобы поддаться. Ведь это еще в лучшем случае... «Что, если нас всех бросят замерзать?» — Мысль не отпускала.

— Ты-ы! — воняющий самогоном пациент вдруг вскинулся, отмахиваясь от свежей припарки.

Девушка отдернула руку.

— Вот так, прочь от меня свои поганые лапы! — прорычал пьяный.

— Ну-ка, тихо, сынок, — с неожиданной сталью в голосе отозвался безногий охотник с другого конца палаты.

Агрессор вздрогнул и присмирел, как будто узнав его. И едва разомкнул губы:

— Я думал, ты подох в пустошах.

— Ан нет. Так что лежи.

Ютика с благодарностью закрыла глаза. Перевязала буяна, укутала его тремя одеялами. А затем подошла к своему названому отцу, чьего имени так до сих пор и не вызнала. Охотник отмалчивался — и в ответ не спрашивал, как ее зовут. Фамилию, Оуши, он, конечно же, слышал. Но она всегда была для него просто «девочкой».

— Я больше не могу, — надломившись, проскулила Ютика. — Вы правда думаете... что мы все замерзнем?

Лазарет весь содрогнулся от порыва ветра.

— Весьма вероятно, — отозвался второй пьяница. Этот, кажется, уже более-менее пришел в себя, да и выговор у него был манерней. С легким валлийским акцентом. — Уж поверьте мне... — Он вздохнул. — Я работаю в маст... как ее... мастерской... Над давлением пара! И я говорю вам... Внешнее Кольцо обречено! Среднее, м-может быть, тоже. Ветер... просто сдует тепло от паровых центров.

— Настолько все плохо? — на этот раз охрип даже охотник. — А режим перегрузки? Помнится, была одна жуткая ночка, которую мы на нем пережили...

— Не выйдет, — икнул инженер. — Генератор взорвется.

— Ты знаешь, о чем говоришь? Поклянешься? — прорычал одноногий. — Не на этих вот новых лучах из-за облаков, а как мужчина мужчине? Дашь слово, что ты не несешь чепуху и не обмочил штанишки?

Инженер умолк. А затем кивнул, не в силах совладать с не до конца трезвым голосом.

— Вот так раз... Значит, замерзнем все — или почти все?

Повисла гнетущая тишина. Казалось, палата опустилась на дно глубоководной траншеи. Ледяная темнота сдавила их со всех сторон. Шорох прозвучал, словно гром далекого обвала. Повернувшись на звук, Ютика разглядела в дверном проеме Клору и Киззи. Девушки, должно быть, пришли на ночную смену — и теперь слушали, прикрыв дрожащими ладонями губы.

Охотник вздохнул, затем смачно ругнулся.

— Что же делать? — подала голос Ютика.

Долгое, мучительное молчание.

— Вот давайте у Капитана и спросим, — наконец мрачно сказал одноногий.

— У Первого помощника, — осмелилась внести свой вклад Клора. — Это он же за весь пар отвечает...

— Нет, именно у Капитана. А этот теневой, как его, кардинал, может отчаливать — не с ним разговор, хватит.

— Но нас высекут, — проныла Киззи.

— Вас точно не тронут, — огрызнулся охотник. — Там будут кандидаты серьезнее. Девочка, помоги мне подняться... Ох, это убийство какое-то! Надо бы костыль сообразить.

Ютика задрожала.

— Куда вы?

— Проведать ангары. Дирижабли как раз к семи возвращаются — если их вообще подняли в такую погоду. Теперь вы двое, — повернулся он к Клоре и Киззи. — Ты, беги в этот ваш приют, и скажи всем, что слышала. Без нытья, паники.

Клора тут же захныкала, но охотник подался к ней. Его было не узнать. В глубине запавших, бесцветных глаз разгорелись искры, напомнившие Ютике отсветы маяка в ночи. Должно быть, в них отразились все те надежды, страхи, заботы, которые перебирают в голове летучие добытчики пропитания, возвращаясь среди ночного бурана в Нью-Лондон, высматривая до рези в глазах заветный огонь.

— Просто скажи. Найди слова. Надо. А ты, — он кивнул Киззи, — оставайся с больными. Негоже их тут бросать. Девка! — Это снова предназначалось Клоре. — Я тебя выбрал не за просто так. Без обид только... Но если Нью-Лондон обречен, все равно в конце у Генератора встретимся. Оуши, помоги мне.

Подставив плечо своему названому отцу, Ютика довела его до угла со шваброй. Мужчина сунул поперечину себе под мышку, недовольно скривился, и они поковыляли к дверям. Каждый шаг давался с трудом и пошатываниями, но разве об этом сейчас можно было вообще думать?

— Кто вы вообще, мистер? — донесся им в спины запоздалый вопрос от Киззи.

— Совсем никто. И это совершенно неважно.

* * *

Огромные поршни с рокотом ходили по направляющим, перекачивая воду и пар. Генератор работал на половинной мощности, пока команды механиков проводили финальный осмотр. На пульте управления же продолжался двухдневный спор:

— Почему нет? — вопрошал посеревший, невыспавшийся Дерил. Его обескровленное лицо луной сияло в полумраке кабины. Волосы слиплись и спадали на лоб колечками.

— Потому что это наш единственный путь отхода! — с нажимом отвечал лорд Морвелл. — Если нас когда-нибудь решат изгнать, или придется уходить самим, дредноут нам очень понадобится! Ты не знаешь толпы, сынок — она неблагодарна и переменчива, словно женщина!

— Не переводи темы! Что мешает воспользоваться дредноутом один раз, а потом просто заполнить тендер по новой?

— Я уже говорил тебе: как ты считаешь, я добьюсь их любви, если вскроется, что пять лет подряд утаивал от них уголь?

Юноша запрокинул голову, накручивая кудри на кулаки.

— Да они благословят тебя, как волшебника! Наколдуешь им этот уголь, они только рады будут!

— До конца бури, конечно. Но это собаки, сынок. Голодные псы, и только! Едва опасность минует, как начнутся расспросы. Надо думать наперед, ты уже не мальчишка...

Дерил истерически расхохотался, пряча лицо в ладонях. Он не спал с того дня, как узнал о шторме. Под его глазами залегли ужасные синяки, пятно от пощечины серело, на коже стыла угольная пыль. Совесть мучала его, сомнения терзали душу — за то, что он сделал вчера ночью. За то, что не делал все это время. За все, что произошло с тех пор, как...

— К тому же, — поднажал лорд Морвелл, возвращая Дерила в реальность, — они потребуют разобрать дредноут на составные части! Все та же логика сиюминутной пользы! Подавай им сталь, дерево, паровые ядра!

— Ну и что?! — Юноша уже рыдал без слез. — Зато будет безопасная система со стравливателем... Или скажи отцу Фредерику, пусть придумает что-нибудь про неприкосновенность ковчега. Запрети им — ты же пророком заделался!

Лорд Морвелл прошелся по комнате управления. Его плечи были приподняты, рука с четками, украшенными золотым символом новой веры, то поднималась к подбородку, то снова опускалась.

— Допустим, — поддался он, — что в твоих словах есть смысл, хотя на самом деле, мне кажется, ты попросту меня измотал. Хм-м... А что, если в заполнении тендера обвинить Капитана? — вдруг промурлыкал он. — Найти свидетелей и подбросить нужные документы в том хаосе, что будет царить после бури, весьма несложно.

— Господи... — вздохнул Дерил. Теперь он ни разу не жалел о том, что сделал вчера, втайне ото всех. Крохотный поступок. Мальчишеский. Но... кто знает? В любом случае...

«Кажется, я и в самом деле начинаю понимать тебя, «отец». — Мысли ворочались в его воспаленном сознании медленно и неохотно, словно глубоководные рыбы. Облегчение отдавалось мелкой дрожью в коленях. Юноша чувствовал, что сейчас обмочится от усталости. Стыд скручивал желудок, выжимал воздух из горла. — Если ради спасения людей я готов стать соучастником такого обмана... — словно во сне, продолжал он. — То может, мы на самом деле не такие и разные? Но... О, Господи!» Сначала отец пригрозит Капитану уничтожить город, чтобы тот передал ему власть. А как только несчастный решит, что худшее уже позади, ему подкинут компрометирующие бумаги, словно ложечки в прикроватный сундук...

Мир на мгновение замер.

Затем Дерил медленно, медленно, словно под толщей воды, обернулся к отцу.

И спросил:

— Прямо как с Ютикой?

— Не неси чушь! — вскинулся лорд Морвелл. — Тебе следует знать, что я выше этого...

Юноша больше не слушал. Ноги Дерила подкосились, и он рухнул на пол, как тряпичная кукла. На затылок обрушился нагретый металл, и все потемнело.

* * *

Сознание возвращалось к нему неохотно, неспешно. «И в самом деле, лучше бы мне не приходить в себя, — мысленно простонал Дерил, и его слова загремели эхом, повторяясь, накладываясь друг на друга. — Лучше бы я никогда не встречал Ютику, чем... чем... Отец! Что ты... наделал... Что я наделал?!»

Юноша вздрогнул, и, захныкав, как маленький мальчик, приоткрыл глаза. Над ним кто-то склонился. Кто-то изящный, теплый и приятно, мягко пахнущий.

— Юти... Ютика?..

Ее палец ткнулся в синяк на щеке. Надавил, вызывая глушащую, алую вспышку боли и топя разум в воспоминаниях. Взгляд Дерила сфокусировался.

— Рут, — выдохнул он. Даже не попытался скрыть отвращения в голосе. — Это правда?

— Чего еще? Какая-такая «правда»?

— Ютика... Ты... ты соврала про Ютику? — Юноша задрожал и заплакал у нее на коленях.

— Да не было этого! Ты головой ударился. Приложился как следует, ух. Знаешь, где ты? Дома. Милорд Морв сказал парням отнести тебя домой.

Дерил закатил глаза, отчаянно собираясь с силами.

— Домой... — Вместо того, чтобы встать, он куда-то проваливался. — Домой... В... Винтерхоум?

— Что сказал? — голубые глазищи Рут расширились и пронзили душу. Вытащили из омута, словно загарпуненную рыбешку.

Юноша хмыкнул, сам не зная, хранить теперь тайну лорда Морвелла или нет.

— Ничего, — наконец-то решил он. — Тебе послышалось. Должно быть, ты тоже ударилась...

Рут резко встала, и Дерил со стоном обрушился на подушку. В ушах шумело. Гул человеческих голосов — возмущение, страх, отчаянная надежда. «Это обреченные, загубленные отцом души явились за мной. — На мгновение его обуяло чем-то глубоким, сновидческим. Чем-то таким, что иногда звучало, как далекое эхо, в проповедях отца Фредерика. В тех их частях, где священник не восхвалял лорда Морвелла. — Нет... — Глаза Дерила перекатились в другую сторону. — Еще не все кончено!» В голосах теплилась искра жизни, и они звали его, умоляя о помощи. Их можно было спасти!

— Что это? Рут... Что это? — Юноша схватился за голову. Подушка не могла заглушить их. Ладони на висках тоже.

— Не знаю, чего-то творится, — отозвалась рыжая, выглядывая в окно из-за занавески. — Подождем, пока хранители веры прогонят всех.

— Нет. Нет!

«Так они реальны? Или я все еще... сплю? — Он знал, что это не так. — По-моему, я только сейчас вообще и... проснулся».

— Помоги встать.

— Чего? Не-е, лежи. Лорд Морв с меня шкуру спустит.

— Рут!!! Если наша помолвка хоть что-нибудь для тебя значит — прошу... помоги. Надо!

* * *

Циферблат на Генераторе словно отмерял оставшееся им всем время на этой земле. Огромный, подсвеченный изнутри ярым пламенем, он раскинул свои стрелки: четверть десятого, время отбоя. Но никакого отбоя не было — толпа валила на площадь, словно рвалась потерять себя в ажурных ладонях рукотворного бога. Прямиком под часами изливались на землю лучи латунного солнца, и циферблат вообще-то должен был изображать его диск. Однако на начищенные прямые лучи сейчас никто не смотрел. Всех влекла витиеватая розетта самих часов. Они пылали в ночи, как маяк. Словно последняя во всем мире надежда.

Впереди шли мужчины в шубах из меха белого медведя — охотники, добытчики, проводившие свою жизнь над Морозными землями. За ними теснились измотанные, перемазанные сажей шахтеры, работяги со стенных буров, у которых даже в шарфах застревала стружка. Чуть подальше неуверенно жались мастеровые, отдельными группками шагали врачи и медсестры, тепличные работницы и недоумевающие детишки.

— Мне страшно, — призналась Ютика своему названому отцу.

Тащить его на плече через весь город, когда на улице минус девяносто, было настолько невыносимо, что она пришла в себя лишь сейчас, окунувшись в тепло Генератора. На груди у нее болтался фонарь, лицо было закутано в шарф по-охотничьи. Ютика поспешила стащить ткань на подбородок, подставляя щеки огненным сполохам.

— А мне нисколечко, — горько улыбнулся мужчина. — В худшем случае мы и так умрем.

— Но все эти люди...

— Могут навести шороху, верно. Думай об этом с такой стороны. Кому действительно не поздоровится?

— Да нет, я просто не ожидала...

Охотник мотнул головой.

— Я никто. И не так уж нас много. Но когда в городе всего девятьсот сорок душ, а ты знаешь кого-то... Это как передавать сигнал по цепочке. Знаешь, дирижабли выстраиваются на краю видимости, и в погожий день зеркалом можно сигнализировать...

Ютика прерывисто вздохнула, собирая остатки смелости. Конечно же, он пытался успокоить ее историями. Тем более, что в такой близости от Генератора можно было поговорить, не рискуя обморозить легкие. Но... «Что будет, что же теперь будет?» — Мысль металась между висков, словно рыбка.

Шум поднялся волной: навстречу гражданам высыпали хранители веры — правда, многие немедленно присоединились к толпе, другие же попытались задержать ее шествие, выкрикивая предупреждения. Людской поток увлекал их. Кто-то остался на месте, бессильно наблюдая, как лондонцы огибают их, как песчинки. Некоторые пятились и сохраняли подобие строя.

— Соблюдайте порядок!

— Разойдитесь по своим домам!

— Что это за гордыня?!

Охотник крепко сжал плечо Ютики.

— Пора задавать вопросы. Нельзя пускать все на самотек, а то кто-нибудь крикнет глупость, и начнется светопреставление...

— Ради Бога, скажите, что у вас есть план! — Девушка сама не поняла, как это ее угораздило взвизгнуть так. Просто... какая-то задавленная, измученная часть души поднялась вдруг. И ей вторили сотни других голосов.

— Мы просто хотим узнать!

— Как Капитан собирается отапливать город?

— Поговорите с нами! Довольно уже покаяний!

На галерее, бегущей вокруг Генератора, появилась пара фигурок.

— Лорд Морвелл?!

— И отец Фредерик!

— Где наш Капитан?!

— Мы слышали, что паровые центры не справляются!

— Будьте честны: что нас ожидает?!

Гул все нарастал. Подобно далеким раскатам, зазвучали и вопли ярости:

— Хватит продленных смен!

— Когда перестанут разбавлять пайки-то?!

Охотник подтолкнул Ютику.

— Скорее! Помоги мне, девочка... Видишь, вон там помост?

Она кивнула. По обыкновению там секли покаявшихся «грешников», отчего доски потемнели от крови. Однако это было единственным возвышением на всей площади. Над ним поднималась лишь генераторная галерея. Пыхтя, Ютика потащила названного отца к ступеням.

— Пожалуйста, не толкайтесь! — взывала она. — Дайте пройти!

Но путь ей преградило несколько хранителей веры. Мрачные, с осунувшимися, похожими на бульдожьи, лицами и пурпурными лентами через плечо, они подняли дубинки.

— Назад! Здесь не будет еретических выступлений!

— Да какая ересь, если мы все замерзнем?! — взвизгнула девушка.

— Не сметь! Изгоним и на возраст не глянем!

— Ни шагу далее, калека!

— Вы не понимаете!..

Кто-то из ангарных парней врезался в хранителя плечом. Взметнулись дубинки — и началась короткая, кровавая свара. Ютика хотела было зажмуриться. Все ее существо вопило: сжаться в комочек, словно девочка. Закрыть ладонями уши и напевать про себя колыбельную, пока не придет мама, и все это не окажется лишь страшным сном... Но душа не успела надломиться.

Названый отец попытался оттолкнуть девушку — чересчур медленно. Удар пришелся Ютике в лицо. Щека немедленно онемела. «А-а...» — закричать получилось только мысленно. Так больно! Так невыносимо, обжигающе-больно, прямо как в тот раз, когда Дерил сказал те слова, а потом ее обвинили в краже... Но там страдала душа, а теперь тело. Охотник судорожно втянул воздух сквозь сжатые зубы — и хранитель веры полетел в грязь.

Мгновение передышки. Мгновение надежды. А затем кто-то другой ударил мужчину палкой: наискось, и тоже по лицу. Хрустнул ломающийся нос. И Ютика увидела, как ее названый отец заваливается назад, мучительно-медленно, с кровавой полосой через обе скулы.

— О, Боже! Боже мой!!! — Она метнулась к нему, подхватила на руки. Охотник был тяжелым, таким тяжелым, а девушка цеплялась за него, и какая-то часть души все надеялась, что он защитит ее, словно Красную Шапочку. Другая же часть Ютики, выросшая среди окровавленных бинтов, под скрежет ампутаций, знала, что делать дальше.

— Давай! — взвалив отца на плечи, девушка оступилась, соскользнула в грязь, но заставила себя подняться снова. — Пока они не могут нас остановить...

Ступени маячили за спинами нескольких дерущихся. Сзади уже напирала орущая толпа. Еще миг — и началось бы настоящее кровопролитие.

— Со мною все, — грустно улыбнулся ей отец. Дыхание рвано терлось об обветренные губы, и по состоянию зрачков, оттенку кожи Ютика распознала признаки накатывавшего обморока. — Иди! Давай. Ты знаешь, что... что скажешь.

«Нет! О, Господи! Понятия не имею!» — мысленно взвыла девушка, дотащив мужчину до начала лестницы. Шанс еще оставался. И Ютика, подхватив рупор, лежавший на колодках у ступеней, взбежала по скрипучим доскам. Поднесла к губам обитый войлоком — чтобы не примерзал — раструб этого инструмента для обвинения. И завопила в него что-то неслыханное.

Сначала рупор отозвался глухо, словно возмутившись отсутствию грубых нот в девичьем голосе. Отсутствию слов «грех», «раскаяние» и «повиновение». А потом зазвенел на всю площадь:

— Стойте! Стойте и послушайте! Да прекратите драться, во имя всего святого!!! Я воровка Оуши, и нет, не притворяйтесь, что вы меня не знаете! Нас всего девятьсот сорок человек, о, Господи! А вы друг друга порете и убивать хотите?! Мне вас лечить, если мы вообще выживем!

* * *

Ее дрожащий, пронзительно-отчаянный тон молнией пронзил сердце Дерила, и юноша застыл на крыльце отцовского дома, накинув на плечи шубу.

— Куда ты лезешь? А ну назад! — зашипела позади него рыжая Рут.

Но он даже не отмахнулся. От стоял и слушал. И едва дышал. Ютика, его милая Ютика, такая беззащитная среди озверевших мужиков, скинула на помост изгвазданную в грязище шубу. Подарок Дерила было не узнать. Девушку... тоже.

— Я пришла сюда, потому что я боюсь: наш лазарет оставят без подачи пара, и мы с папой умрем там! Но говорят, что это лишь цветочки, и заморозить может Внешнее и Среднее Кольцо! — Ее голос летел над замершей толпой, словно песня раненой птички. — Почему нам не дают спросить, так ли это? — Она вся сжалась на мгновение, а затем взметнула голову в водопаде каштановых волос. По ее щекам покатились слезы. — Нам говорят о свете солнца, а держат во тьме! Все, что мы слышали за последние два года — либо ложь, либо полуправда! Пожалуйста, давайте выслушаем друг друга вместо того, чтобы одни приказывали, а другие молчали! Я просто хочу знать, что происходит! И есть ли смысл перевязывать вам раны, или мы все насмерть замерзнем! Уверена, все мы положим жизнь и в шахте, и на стенном буре, и в лазарете получится без перерыва трудиться... но только если все будет взаправду! Если свет — это и правда свет, а надежда для всех, настоящая!.. О, Господи! — Ютика зажала рот, согнулась пополам. — Я просто хочу жить и умереть собой! А не марионеткой с какого-то маскарада! Боже мой! Боже...

Рыдания сломили ее, и девушка упала на колени, уперлась руками в доски. Рупор покатился по помосту.

Дерил не помнил, как бежал, расталкивая онемевшую толпу. Как взбирался, игнорируя ступеньки. Как занозил ладони о неровные края помоста. Он обрел контроль над телом, лишь когда оно ударилось коленями в темно-красное от крови дерево. Дрожащие руки сомкнулись в объятиях вокруг плеч девушки.

— Ютика! Ютика, о, Господи, прости меня, прости, прости, прости!!! — Юноша поднял голову, не отпуская любимую от сердца.

«Быть может, это место засвидетельствует хоть одну настоящую исповедь?» — пронеслось у него в душе.

— Я Дерил Морвелл, — начал он, обращаясь не к людям вокруг, а к призрачному образу мамы из глубин сознания. — Вернее, никакой не Морвелл, и не родной сын лорда Харви Морвелла!

Кто-то взобрался на помост за ним — затем, чтобы протянуть юноше рупор. Голос Дерила немедленно окреп.

— Я никто, я совсем никто. И это неважно. Потому что мой так называемый отец — вот, кому следует задавать вопросы!

— Молчать! — каркнул с галереи лорд Морвелл. — Он не в себе! Разбил затылок, переработав на благо города! Хранители, увести его, немедленно! Мальчику нужен покой!

— Отставить, — раздался вдруг тихий, слабосильный голос, наполненный лишь чисто внутренним мерцанием. По стальным ступенькам на балкон Первого помощника вышел сухой старик в темно-синем кителе. Пламя генератора отразилось в его белесых и совершенно слепых глазах. — Отставить, пока я Капитан. Отец Фредерик, отойдите, пожалуйста. Дайте мне встать по центру.

По толпе пробежал шепот.

— Капитан...

— Я думал, он почил уже.

— Как сильно сдал!

— Боже мой, а он всегда был слеп?

— Да тихо вы!

Старик окинул площадь невидящим взором. Оперся на трость с тяжелым набалдашником. И кивнул:

— Продолжайте, молодой человек. Теперь мы все внимание.

Дерил, казалось, не услышал слов. Юноша стоял, запрокинув голову, наедине со своими чувствами — и лишь мягкая ладонь Ютики, сжавшая его, вернула парня в сознание.

— Мы прибыли из Винтерхоума, — выдавил он. Опомнился, прижал рупор к губам и повторил. — Из города, о котором вы не говорите, потому что боитесь повторить его судьбу! Лорд Морвелл был там Капитаном. И угнал дредноут, когда дела обернулись так же, как сейчас — ну, или... почти. Наверное, хуже.

— Когда это все было? — крикнул кто-то из толпы.

— Около десяти лет назад.

— По данным наших разведчиков, — вступил Капитан, — Винтерхоум погиб всего восемь лет назад. Они... пытались еще продержаться.

Толпа зарокотала. Все немедленно представили Нью-Лондон, лишенный львиной доли стали, угля и дерева. Город со смертельно раненным Генератором. Отчаянные попытки выжить. Отсчет до неизбежного конца.

— Ложь! — крикнул лорд Морвелл. — И чепуха! Ни один из сотни моих людей не подтвердит слов мальчишки! Мне стыдно называть тебя сыном, ты, неблагодарный приемыш!

Дерил почувствовал, как усилилась лихорадочная хватка Ютики — и воспрял:

— И слава Богу! Одобрение твое мне, как проклятие! — Юноша вновь обратил взгляд на толпу.

Они с отцом Фредериком заговорили одновременно:

— Да что за демон обуял тебя, несчастный ребенок! Кощунствуешь на Первого помощника, попомни мои слова — первого во всем: в уме и милосердии, и суровой, справедливой отцовской любви... Помощника всем людям в последнем городе на свете! — взывал священник.

— Лорд Морвелл хочет шантажировать Капитана тем, что может заморозить город. — Оглохнув ко всему, Дерил зажмурился и продолжал: — Затем он собирается обвинить его в краже угля, которым на самом деле сам заправлял дредноут.

— Еретик! Ни единого слова правды!

— Святой отец, — вздохнул Капитан, — умолкните, пожалуйста, если хотите и впредь называться столь высоким званием. Благодарю. Господин Морвелл?

— Смешно! — Лорд Харви отступил в тень, качая головой. — Выдумки воспаленного сознания! Взгляните на него: не спал три дня! Смертельно бледен! Хрестоматийный бред. Замысли я подобное, ни за что бы не доверил такой секрет какому-то... приемышу. Я могу сейчас же предоставить бортовой журнал — мой дредноут никогда не был в Винтерхоуме! На корпусе отлит серийный номер верфи в Лютоне! Мой Капитан, вы как коллега должны помнить, куда слали лютонские экипажи. Что же касается тендеров, то они практически пусты, уверяю вас! Мы можем завтра же, на рассвете отправиться к машине — вы все увидите! Не то, что бы это было необходимо: вы действительно настолько распаниковались, что всерьез будете слушать мальчика?!

Дерил задержал дыхание. И в самом деле, кто ему поверит? Его слова — против слов отца! «С чего я вообще решил, что... что это сработает? — Колени у юноши бессильно подогнулись. — Это мир взрослых. Мир без чуда. Их возьмут на блеф, мол, какой еще уголь, зачем доверять надежде? Или отец ночью... ох, у него будет время разобраться в том, что я вчера наделал! И он смоется... Для дредноута и двадцати членов экипажа хватит! Уж двадцать-то он найдет... И мы все погибнем без угля и стравливания!!!»

Обмякнув, он повесил голову: «Быть может, следовало... молчать. Так я бы хоть кого-нибудь спас. Ничтожество! Совершенное ничтожество! Глупец, ни на что не годный и не...»

— Ты мучал Дерила, — нетвердым голосом сказала Ютика. Столь тихо и испуганно, словно сама не могла, не хотела верить. Затем повторила уже громче: — Ты ломал его и делал соучастником своих злодейских планов...

Лорд Морвелл искренне расхохотался:

— Ну, что я говорил? Послушайте! Вы, последние люди на земле — и внимаете словам двух малышей, что мыслят в категориях песочницы! Шторм приближается! Сейчас же разойдемся, а завтра продолжим приготовления!

Толпа взорвалась тысячей локальных споров — прямо как кипяток на холоде мгновенно обращается в шипучий пар.

— Дерил! — Ютика заглянула юноше в лицо. Тряхнула. — Очнись! Я здесь, ты слышишь? Ну же! Дери-ил, это же слова всего лишь!

Но тот был занят. «Куда же? — крутился вопрос в его сознании. — Куда же, куда, куда, куда?..» И он повторил его:

— Куда же ты все это время собирался смыться...

— Кощунство!

— Святой отец!

— Кощунство!!!

Дерил упрямо закончил мысль:

— ...Если это распоследний город на земле?

Лорд Морвелл развел руками.

— Очень смешно, мальчишка. Я никуда не собираюсь уходить. Не знаю, о чем ты. — Подумав немного, мужчина мотнул головой. — Все, хватит! Капитан, советую вам увести их. Заключить под стражу, как возмутителей спокойствия. У нас нет времени на эту клевету. Сообщество и так уж настрадалось.

— Нет! Остановитесь! Дредноут можно подключить к основному Генератору!.. — Крики юноши поглотил рев толпы, возобновившей споры.

Ютика из последних сил вцепилась в шубу Дерила. Тот уже был на грани обморока: перед его внутренним взором все плыло, тело качало из стороны в сторону. Глаза уже готовы были сойтись у переносицы. Отправиться бы в мир сновидений, желательно, навсегда! И вдруг над толпой взвился голос рыжей Рут:

— Воня-а-аешь очень пло-охо, мистер Морв! — пронзительно, нараспев выкрикнула она, заставив общий гвалт притихнуть одной своей комичностью.

— Что? — обернулся уже спускавшийся было лорд Морвелл.

Какой-то шахтер посадил Рут себе на плечи, и девушка продолжила из толпы:

— Воровка Оуши, которая за всех нас сейчас красиво так сказала, ни в чем не виновата!

Дерил замер на границе беспамятства. Неужто? Нет, наверное, галлюцинации! Над площадью воцарилась полнейшая тишина — даже самые отчаянные не бурчали, не орали и не комментировали происходящее.

— Я думаю, это и впрямь почти все знают, ну, то есть, то, что как будто было! Но на самом деле это ты мне подсказал наговорить на Оуши... — Рыжая Рут побагровела и сжала кулаки. — Ты, который обещал нам, это, сообщество! Не знаю, как там кто, а вот я верю, что ты хошь сбежать и нас бросить всех! И Капитана нашего подставить! Ну, что скажете?!

Взрыв ярости.

— Он?! Да конечно!!!

— У меня еще шрамы на спине не зажили!

— Первый во всем?! Первым и побежит!

Дерил на мгновение выпал из этого мира. Затем его встряхнуло сердечной судорогой — это Ютика, прижав окровавленные, грязные ладони к его щекам, в слезах повторяла его имя. Боль от отцовских пощечин вспыхнула с новой силой. И юноша, шатаясь, сделал шаг вперед.

— Послушайте! — завизжала Ютика. — Эй, эй, эй! Просто послушайте! Дерил!!!

В его руках вновь оказался рупор. Девушка держала раструб за край, помогая, подсказывая.

— Давай, скорее, повтори еще раз, повтори же!

Дерил несколько раз глубоко вдохнул. Его исповеди был конец. Теперь он знал, каково было его милой Ютике, когда... когда никто... Но...

— Дредноут!!! — выпалил он, давая такого петуха, какого не было еще никогда в жизни. — Вам нужно подключить дредноут к Генератору!!!

Ужасно побледнев, он пошатнулся, трясясь в руках у девушки — и рухнул на доски в совершеннейшем беспамятстве.

* * *

Гул толпы остался позади. Лорд Морвелл бежал, спасая свою шкуру второй раз в жизни. «А ведь я поклялся, что больше никогда так не унижусь!» — Однако об уязвленном самолюбии можно будет пожалеть попозже. Сейчас, несмотря на всю внешнюю браваду, все ухмылки, он знал одно: с Нью-Лондоном покончено. Возможно, дело выгорит в одном из городов побережья? Пустоши поистине огромны, и всегда можно начать жизнь заново, если есть ресурсы — а ресурсы будут.

«Чего не будет, так это покоя мне!» — Мужчина скрежетнул зубами. Проклятый мальчишка! Проклятая предательница Рут! И эта плакса Ютика!!! «Как бы я ни переводил тему, про дредноут крикнуть — вопрос пары выдохов!» — Лорд Морвелл захлопнул за собой внутреннюю дверь на пульте управления Генератором. Какая жалость, что не получится загерметизировать внешний шлюз! Тогда он мог бы править, угрожая в любой момент пустить весь механизм вразнос, но сейчас на это не хватит времени... Сквозь стекло внутренней двери доносился возбужденный рев, рыдания — не горя, радости! Скот мычал, радуясь своему спасению. «Чего оно стоит, если не от меня?!» — Лорд Морвелл искренне не мог представить себе ответа. Они все были смехотворны. Под стать этому мальчишке с его щенячьим взглядом и улыбкой! Терпеть его все эти годы? Уговаривать себя, что из него выйдет толк?! «Я променял бы тебя на кого-нибудь поглупее лишь затем, чтобы не видеть больше твоей наивной улыбки!» — Мужчина сдавленно зафыркал. Напряжение последних дней прорывало тщательно возведенные дамбы, что должны были изображать рассудительность. «Нет, нет, не променял бы!» — Мучать его было слишком приятно. Но, к сожалению, теперь этому конец.

На полке у задней стены блестел окованный латунью сундук со сложным механизмом. Сделанный на заказ в старом Лондоне, этот шедевр часового искусства требовал уникальной комбинации — кода, который знали лишь двое.

«Проклятье, план был идеальным!!! — Лорд Морвелл принялся нажимать на кнопки из слоновой кости в требуемом порядке. — Но теперь они обязательно задумаются, попробуют... Я поспешил, мне слишком нужен был твой золотой умишко, найденыш! Какая жалость, что такой отважный малый безнадежно ограничил себя предрассудками!»

Код введен, и вот уже щелчок. Остается только поднять крышку, достать паровой ключ — и немедленно на дредноут! Верные ему люди всегда готовы действовать по тайному сигналу. «Прощайте, глупцы! — истерически хихикнул Харви Морвелл. — Счастливо вам замерзнуть с моей системой центров! Впору уже делать зарубки, сколько городов я низвел в руины...»

Его пальцы соскользнули с гладкой крышки, и он грязно выругался. Стащить перчатки! И еще раз...

— Что, — совершенно бесстрастно, не вопрошая, а скорее, констатируя что-то, произнес он.

Сундук не открывался. «Код!!! Еще раз!!!» — Лорд Морвелл, закусив губу, вновь застучал по кнопкам. Щелк. И... Глухо.

— Дерил.

Ему вспомнилось, как он водил его к дредноуту. И как заставлял зубрить код каждый раз, когда менял его — то есть, раз в месяц. «Воспитал помощника! — Мужчина схватился за голову. — Ведь это не для тебя, щенок, а для меня! Как запасной план!» Его дыхание безумно участилось. Спокойно, спокойно, сейчас придумаем, кому соврать, что пообещать и...

Дерил поменял комбинацию. «Он поменял! Проклятую! Комбинацию!!!» — Лорд Харви Морвелл подхватил сундук — тяжеленный, словно гиря. Сделал всего пару шагов. И с невыносимым грохотом уронил его на железный пол, куда полдня назад упал без чувств потрясенный юноша.

За дверью раздались крики: пропажу обнаружили, а звук удара немедленно указал скотам, где его искать!

— Дерил!!! — Тело мужчины сотрясалось от ярости. Оно покрылось потом, как у загнанного зверя, пока разум метался внутри, натыкаясь на одни невозможности.

«Быть может, если я покаюсь? Нет, нет! Как они, те, выпоротые?! А что, если... А-а-а, следовало сбросить Капитана с генераторной галереи!!! Хотя, как бы я тогда смог уйти?! Дерил! Точно! Я еще могу!..» — Он выхватил револьвер из выдвижного ящика под пультом. Провернул барабан, дослал еще один патрон из тех, что перекатывались рядом.

Стекло внутренней двери брызнуло осколками. Казалось, весь Нью-Лондон ломился наверх, по лестнице, чтобы призвать к ответу того, кто назвал себя его Первым помощником.

«Убью! Я убью его! Или... убить их всех?!» — Взгляд Харви Морвелла вновь упал на кнопки, рычаги, манометры. Слишком долго! К тому же, они успеют все вернуть, прежде чем давление станет опасным. Или все же попробовать?! «Забываешь, забываешь, им все равно конец! Хотя — нет! Ведь с моим дредноутом!..» — Мужчина дышал все чаще.

— Морвелл! Сдавайся, Морвелл! Все кончено! — Это были не его хранители. Люди Капитана, вот кто. Их не подкупить, не заговорить.

— Что мне делать?! — Он уже задыхался. Пот лил с лица, словно липкая суть его мыслей. — Ненавижу... Как же... я вас... ненавижу!.. — Харви Морвелл разрывался между желанием убить Дерила и пустить Генератор вразнос. Как-нибудь да сбежать. Или забрать с собой как можно больше людей Капитана? Жалкого, слепого Капитана, принявшего его с распростертыми объятиями! Или же?.. Мужчина покосился на револьвер.

У него был выбор. У него не было выбора.

У него был Дерил. Теперь... у него не было Дерила.

Привычка проверять свои гнусные идеи на беззащитном, бессильном, но всегда таком честном юноше теперь обернулась против Харви Морвелла.

Когда люди Капитана ворвались на пульт управления, бывший Первый помощник так и стоял в ступоре. У него текло из глаз, носа, с губ. Он дышал глухо, с подвываниями, не в силах решить, кого ненавидит больше. Неспособный принять то, что не может навредить всем и сразу.

* * *

Его вывели обезоруженным под свет Генератора, и многим впервые в жизни представился шанс лицезреть своего тирана без капюшона — и не в тени. Конвоиры спустили его по ступеням и повели в дом, чтобы запереть на время в крепком чулане под постоянной охраной тех, кто был верен Нью-Лондону. Пока Харви Морвелла вели по площади, любопытствующие стягивались к нему, бранясь или угрожая — и тут же отшатывались. У него не было лица, лишь сплошной ожог, что скрывался то под бахромою пурпурного зонта, то под шарфом с очками, то за блеском символов новой веры...

Он шел нетвердо, лепеча про себя одно:

— Ничего! Ничего нет! Все кончено!

И когда двери злосчастного дома закрылись за спинами людей Капитана, весь город знал, что мистер Морв — безнадежный, законченный лжец.

Ведь все только начиналось. На помосте, привалившись спинами к стене Генератора, грелись двое подростков. Совершенно измученный юноша запрокинул голову и смотрел в небеса. Девушка, обняв его так, словно несчастного в любой момент могли у нее отнять, жалась ухом к его груди и шептала, охрипшая после всех этих речей, криков:

— Я прощаю тебя, я прощаю, ты слышишь, Дерил, милый мой, я прощаю...

Затем к ним подошел, ковыляя, одноногий мужчина, и долго смотрел на парня. Что-то им говорил. Пару раз даже стукнул беднягу по голове своей шваброй — несильно, лишь бы привести в чувство.

К сгущавшимся тучам из сердца Нью-Лондона поднимались вихрящиеся, жаркие искры.

* * *

Три дня прошло в лихорадочных приготовлениях — но на этот раз, когда все знали, ради чего стараются и что есть надежда, в Нью-Лондоне наступило время подвигов, а не мучений. Огромный дредноут вытаскивали из заносов всем городом. Нашлось применение для почти семисот фонарей-отопителей. Затем Дерил, не поднимая глаз, ввел новый код и открыл сундук. Внутри находился миниатюрный паровой механизм с янтарной сердцевиной. Заправив его водой, юноша вставил ключ на место, и обихоженная инженерами машина ожила. Покатила в ущелье — и по Радиану.

У самой генераторной площади пришлось пожертвовать парой строений, чтобы дать дредноуту подъехать ближе. Все те, кто не работал сейчас в центре города, занимались другими делами: закрепляли все, что хотя бы теоретически могло сдвинуться, спускали оборудование в убежища, проверяли пустые здания. Оживший на день сталелитейный завод отработал двойную смену. Лишь чудом никто не погиб от перенапряжения — однако теперь, когда перед глазами стояла понятная необходимость, люди готовы были бы остаться и еще на продленную. Наскоро сделанные трубы загрузили на автоматонов, чтобы те доставили их на площадь. Там уже высились строительные леса, и дредноут соединяли с Генератором команды техников.

Ютика, как и обещала перед толпой, трудилась в лазарете, не разгибая спину. На улице стремительно холодало, и вскоре термометр показывал уже минус сто. Обморожения, переохлаждения, инфекции — палаты были забиты под завязку, трудяг приходилось класть в коридорах и даже в холле. Однако самым сложным оказывалось удержать некоторых на месте до выздоровления.

— Не смейте даже думать о работе! — в сотый раз за день настаивала девушка. — Так будет лучше для города, уверяю вас! Нам всем лучше, если вы останетесь живыми!

У нее больше не было сменщиц. И Клора, и Киззи, и рыжая Рут работали одновременно. В одну из пауз между перевязками конопатая девушка подошла к Ютике, как бы случайно задела ее плечом.

— Я знаю, за такое нельзя простить, — тихо сказала она. — И я не прошу ничего такого. Просто... Это было вонючее дело, и... Я лучше отойду теперь в сторонку, да?

Ютика не нашлась, что ответить, и мудро промолчала.

— Он ничем не отвечал на мои... поступки, — еще тише добавила Рут. — Думаю, тебе это... ну, важно, наверное.

На сердце расцвело множество цветов — но почти все они были розами боли. Боли за Дерила, его одиночество, его... искренность.

— Спасибо, — шепнула в ответ Ютика, и они разошлись помогать людям дальше.

* * *

Наконец спаренный Генератор был готов. Огромный запас угля, пригодный для далекого путешествия, ждал своего часа в тендере, всего в нескольких метрах от загрузочных люков. Один из автоматонов стоял наготове, ожидая лишь переключения шестерен, чтобы начать работу. Несмотря на полуденный час, улицы запрудили граждане — в последний день перед штормом смены закончились рано, а предприятия позакрывались. Всех, кого только можно было, перевели в дома, расположенные как можно ближе к Внутреннему Кольцу. Остальные сгруппировались вокруг наиболее надежных паровых центров. Люди пользовались последней возможностью размять ноги перед тем, как залечь в берлоги — и молиться. Надеяться.

Ютика накормила с ложки еще одного пациента, а затем выпрямилась: по палате осторожно шел ее милый Дерил.

— Зачем ты здесь? Еще подхватишь инфекцию, — взволновалась она, но юноша все неправильно понял...

— И-извини! Если скажешь, я сейчас уйду... И не буду... докучать тебе, Ютика...

— Да нет же! — Ее щеки полыхнули, на душе стало тепло, но так грустно. — Нет, ты меня не понял! Я же... я лишь только хотела... — В голосе прорезались полузабытые слезы. — Я хочу, чтобы ты был здоров, вот и все!

Набравшись храбрости, она взяла его за руку. Дерил напрягся, готовый отдернуться, если чего не понял... Но Ютика накрыла его ладонь пальцами.

— Перестань. Мы же все обсудили. Я простила тебя... Ох, Дерил...

— Незаслуженно. — Глаза у юноши были запавшими, тусклыми. Но потихонечку в них возвращался блеск. — Это не... Сам я себя никогда не прощу.

Ютика заправила щекочущую прядь за ухо и сделала шаг к любимому.

— Я никогда не ненавидела тебя, Дерил. Даже когда... думала, что ты притворялся. Мне было очень-очень больно, и только.

— Лучше бы ненавидела. Я... чувствовал самые разные вещи... иногда. — Голос у него дрогнул. — Но я хочу сказать, что...

Девушка поняла. Поняла все: и как он мечтает быть рядом снова, без обиняков, без утайки, быть ей опорой, защитой — а не источником боли. И как ему обжигающе, невыносимо стыдно, и сколько ужасных слов он про себя теперь думает, но не хочет, чтобы она их слышала, не хочет, чтобы жалела. Вовсе не из гордости, а из заботы о ней. Но мечты его мучают, им нельзя противиться, а препятствия, они... они...

— Я лишь хотел сказать... Винтерхоум... — заикнулся юноша.

— И я рада, что тебе хорошо в Нью-Лондоне. — Это был их старый, словно из какой-то совершенно другой жизни, язык полунамеков, полудогадок. А главное — мечты и воображения.

И такую лавину воспоминаний обрушила на них одна эта фраза, столько картин, улыбок, игр и моментов невинного счастья воскресила она, что оба почти мгновенно засопели. Затем молча заплакали. Еще шаг, и Ютика прижалась к груди своего избранника. Как тогда, в самый первый миг, когда он ее поймал на сверкающем, гладком льду.

Девушка приподняла голову выше и ткнулась носиком ему в подбородок. Они с Дерилом замерли, две тонкие фигурки посреди водоворота бинтов, шкур и тазов со скальпелями. Позволили себе на миг потеряться в ощущении родного сердца напротив. В звуках дыхания. Запахах, поднимающихся над волосами и кожей. В эмоциях и мире друг в друге.

* * *

Зря свирепствовал шторм. Ветры выли впустую. Грозя оглушить, рокотали жестяными листами на крышах. Замерзший мир погрузился в ночь, ставшую непроглядной совершенно буквально — снежное месиво сплошь облепило Нью-Лондон, и город словно оказался на дне озера, в илистом водовороте. Воздух стал почти твердым, шершавым, будто грубый наждак. Ураган стесывал ледяные уступы, полировал сталь, дерево. Промораживал насквозь каменную кладку. Минус сто двадцать, сто сорок... Горожане прижимались друг к другу в переполненных домиках, накрываясь одеялами, шкурами, мешковиной — в ход шли занавеси, ковры, даже книги. Фонари-отопители горели у сердца, едва ли не обжигали пальцы. Но в то же время выдохи серебрились густым, лунным мерцанием...

Минус сто пятьдесят. Но Ютика не боялась. В груди было просторно, и мягко, и ровно. Забыт оказался рыхлый снежок, таявший когда-то под ребрами. Ее щеку щекотали волосы Дерила. Юноша с девушкой сидели под одним шерстяными пледом, кутались в него вместе. По правую сторону, накрывшись медвежьей шкурой, молчал одноногий охотник. А Дерил как раз поправлял шаль на плече у задремавшей глухой экономки.

И только один человек во всем городе пережидал шторм в одиночку, за дверью кладовки. Ему тоже напихали туда одеял, но фонарь не дали.

Вой ветра быстро вытравил неприятные воспоминания из юных голов, и Дерил с Ютикой тихонько обнялись.

И вот, спустя одну очень долгую ночь, наступила оглушительная тишина.

Совершенная.

Непредставимая.

Тишина.

Первым ее нарушил едва слышный шорох, показавшийся тем солнечным утром громоподобнее любого грохота. Снег осыпался высокой стеной, и юноша с девушкой вскарабкались по получившемуся склону прямо в новый мир.

Нью-Лондон был девственно чист и бел. Генераторы двумя сахарными останцами высились над пологой чашей городского кратера — а та стала похожа на дно сверкающего, новенького блюдечка. Затем замерзший автоматон с треском разломил оковы и сунул кучу снега с углем в невидимый люк. Башня основного Генератора кашлянула, и ее верх сделал мягкий «Пуф!». Струя дыма победно взметнулась в воздух.

То тут, то там образовывались все новые и новые провалы — жители открывали двери, выкапывали ступени. Немедленно собрались отряды для поиска и освобождения всех жилищ. Каждые несколько минут проводилась новая перекличка.

— Дерил... почему же так жарко? — выдохнула Ютика.

Юноша сверился с циферблатами, что шлангами соединялись с исследовательским фонарем.

— Минус двадцать, — машинально сказал он. А потом осознал: — Минус двадцать?!

Повсюду плакали, молились прямо на снегу, обнимались. Дерил неловко нашарил руку Ютики и взглядом попросил разрешения сжать покрепче. Та движением головы сбросила на плечи капюшон, и юноша на мгновение застыл, любуясь копной ее каштановых волос. Солнце просвечивало их насквозь, золотило пряди. А затем губки Ютики дрогнули, защекотали кожу его щеки.

— Прости, прости меня! — выдохнула она и побагровела.

Дерил сначала отступил на шаг, а потом наконец улыбнулся — по-настоящему, совсем как раньше. Над снеговою чашей раздавались смех, рыдания — гимн облегчения и надежды. На миг, на один прекраснейший утренний миг, всем стало ясно, каков он, этот мир, в котором на самом деле все честно. В котором есть место чуду, тому самому, ради которого ты сам готов сделать все возможное.

* * *

Они венчались в то декабрьское утро, когда Ютике, чуть младшей, чем любимый Дерил, исполнилось восемнадцать лет. И к алтарю в Нью-Лондонской часовне свою названую дочь провел охотник, которого все звали одноногим — даже после того, как на сталелитейном для него выпустили первый в городе механический протез.

Он отпустил локоток Ютики, и, явно не зная, как себя вести в подобной обстановке, лишь коротко мотнул головой — мол, ну, вперед, девочка.

Она тихонько улыбнулась, а затем подняла взгляд на Дерила. Наконец они нашли то, о чем так долго мечтали, и этот волшебный миг с простотою белого платья, румянцем и тем коротким соприкосновением, которое Ютика осмелилась не закрывать ладошкой от собравшихся... Этот миг принадлежал только им.

Термометр на залитых солнцем дверях церкви показывал минус десять.

КОНЕЦ