Любовь в бурю (гет)

Они прибыли в Нью-Лондон примерно к середине смены, когда Ютика, отложив на мгновение лопату, отвернулась к дощатой стене угледобытчика растереть щеки. В варежки глубоко въелась сажа, так что до конца дня пришлось бы ходить чумазой, но тогда это мало волновало двенадцатилетнюю девочку. Пережить день и дождаться своей очереди поужинать — вот, чем были заняты все ее мысли. Но далекий, мощный гудок — не от Генератора! — нарушил эти незамысловатые планы, одновременно поднимая на ноги весь город.

Затем до ее ушей, скрытых под многочисленными платками и капюшоном, донесся медленно нарастающий рокот. Лавина? Обрушение стены ледяного кратера, который укрывал Нью-Лондон от бурь? Слышались какие-то ритмичные, глухие удары, словно к городу приближалась армия великанов.

— Не отвлекаться! Работать, работать! — прикрикнул на детей бригадир угледобытчика.

Их задачей было сгребать в кучи те черные, обледенелые комья, что порциями выкатывались по желобу из глубин шахты. Однако все больше трудяг останавливалось. Кто-то заметил, как спустили воздушный маяк на окраине Лондона. Гул и гудки все усиливались, затем послышались крики — но не боли и паники. Ютика попридержала дыхание, неспособная сразу поверить в то, что слышит радость в голосах горожан. Приближающийся звук превратился в рокот. Над ледяной стеной поднималось снежное облако.

— Пар! — заявил кто-то.

— Люди?

— Другие!.. Нездешние!

— Нашлись еще выжившие?!

Кто-то полез на угольную кучу, а девочка, отряхнув варежки, бросилась к грубо отесанной лесенке. Забралась на крышу. Из ее груди помимо воли вырвался сдавленный вскрик.

По каньону, прорытому стенным буром в закраине кратера, катился сухопутный дредноут. Настоящий, действующий дредноут с рядами валиковых катков и собственным генератором! Машина, сделавшаяся почти полностью белой из-за инея, с совершенно китовым гулом двигалась на встречу с Нью-Лондоном.

На улицы, позабыв об остатках трудовой дисциплины, выбегал народ — наверное, все восемьсот сорок душ.

— Что это?

— Мы спасены?!

— Глупец! Это лишние рты, которые...

Ужасающе загудев и взметнув за собой облако снега, дредноут дал малый ход и остановился у Внешнего Кольца, прямо напротив одного из Радианов. С него начали спускаться люди. Их оказалось не меньше сотни, но, судя по одинаковым, чистым шубам и преисполненным сил движениям, они не были беженцами. Сердце Ютики сжалось от волнения. Пришельцы стремительно выстроились двумя колоннами и двинулись прямиком к Генератору. Подавшись вперед, девочка вперилась в них глазами, как будто они могли дать ответ: когда же закончится голод, когда начнет хватать угля и прекратятся продленные смены...

— Смотрите! О, Боже!

Вслед за первой колонной шагала пара огромных, тонконогих машин с пылающими пламенными сердцами. Похожие на полузабытых после Похолодания пауков-сенокосцев, автоматоны переставляли конечности с математической точностью.

— И сколько угля жрет каждый?!

— Похоже, у нас все скоро изменится...

«Но ведь... уже... изменилось», — подумала девочка и отчаянно попыталась стереть сажу с щек.

— А это?..

В середине колонны плыл самый настоящий паланкин, украшенный золотыми кисточками. Вокруг все пестрело от пурпурных лент. Приглядевшись, Ютика заметила на груди сопровождающих фонари-отопители необычной конструкции: их лампочки обрамляли эмблемы, стилизованные под выглядывающие из-за облаков солнца с лучами.

— Быть может, перед нами новый Капитан?

— Тихо, безумцы!

Ютика же думала только об одном: почему под тенью шатра виднеются две фигуры — одна большая, а другая маленькая?

* * *

Свет, рассеянный, как снежное крошево на ветру, лился сквозь заиндевевшее окно приюта и изморозью стыл на полу. Ютика выдохнула, наслаждаясь тем, что в воздухе почти нельзя было разглядеть облачко: детское убежище располагалась у самого Генератора, и беспокоиться оставалось лишь о ледяных узорах на половицах. Девочка приобняла себя за колени, сидя на войлочном матрасе. За несколько лет в Нью-Лондоне она лишь пару раз видела убежище при свете дня — смена начиналась в шесть поутру и заканчивалась лишь к восьми вечера.

— Скучаешь по угледобытчику? — рассмеялась рыжая Рут, нарочито задев ботинком ножку ее кровати.

Ютика мотнула головой, отвернулась. Клора, Киззи и несколько заглянувших мальчишек горбились у печки над картами. Твила, как всегда, покашливала где-то в углу. Стукали друг о друга старые спицы. Привычные звуки — вот только раздаваться им следовало на десять часов позже! Однако всех детей с угледобытчика и сталелитейного отправили назад без обеда, а на их место, подобно огромным паукам, встали автоматоны.

— У Капитана теперь есть Первый помощник. — Рут облокотилась на решетчатую спинку и легонько прищурилась. — Ты как будто не рада?

— Почему же? Наверное... очень рада, — пробормотала Ютика. — Просто... Жаль, что он так и не показал лицо.

Во время вчерашней встречи у самого Генератора от лица приезжих держал речь священник, представившийся отцом Фредериком. Человек, «голосом» которого тот, несомненно, являлся, сидел в тени паланкина, и лишь глаза у него сверкали, ловя отсветы угольного пламени. А рядом находилась та самая маленькая фигурка с непропорционально большой головой.

* * *

По крайней мере, имя их нежданного благодетеля широко распространилось по Лондону: лорд Харви Морвелл.

— Эти его автоматоны копают уголь день и ночь без перерыва! — услышала Ютика, зачарованно бродя по Среднему Кольцу.

Ничего не делать было так странно... Почти как в раннем детстве, где росла трава, а солнце дарило тепло — лишь щеку подставляй. Сидеть в убежище оказалось бы не так скучно, будь она как Рут или хотя бы Киззи. Но она была Ютика, и сидение в четырех стенах уже через неделю показалось ей слишком однообразным, а удобства — почти незаслуженными. Делиться новостями с обитателями приюта никто не спешил, а между тем в Лондоне что-то происходило! Ускользнуть, пока никто не видит, пусть даже на холод, лишь бы самой все разведать, выглядело, ну... правильно.

Девочка мгновенно пожалела о своем решении, когда на другом конце улочки показался пресловутый автоматон. Скрежеща замороженными суставами, четвероногая машина двинулась ей навстречу — как потом поняла Ютика, чтобы заправить свое паровое ядро от самого Генератора. Слепой и глухой, механизм следовал по зашифрованному в сцеплениях шестеренок маршруту, не обращая внимания ни на дощатый настил посреди дороги, ни на пятна блестящего хрусталя...

Она сделала шажок назад — невероятно вовремя. Звук, с которым тонкая лапа автоматона подъехала на отполированном льду, запомнился ей на всю жизнь. Звонкое, металлическое «вз-зан-н!» было полно катастрофической мощи. Сердце у Ютики успело лишь только подпрыгнуть.

Автоматон покачнулся и с грохотом врезался в бойлер, присобаченный к стене инженерного дома. Стальная бочка немедленно лопнула. Бросившись в подворотню, чтобы не попасть в облако стремительно испаряющегося кипятка, Ютика замерла, словно зайчонок. Осторожно дышать в варежки. Не высовываться! И, желательно, удержать сердце в груди... Узнай о том, что только что приключилось, мисс Панди, и ее на неделю засадили бы стирать белье в мерзлой воде!

Механизм, возмущенно скрипя, проковылял мимо. Переждав для верности чуть дольше, чем было разумно, Ютика выбралась из своего укрытия за неиспользованной секцией настила. И покралась вперед. Сердце безумно колотилось в ушах. Кипяток, что не выпарился, уже схватывался на сорокаградусном холоде. Вся улица оказалась покрыта слоем идеально гладкого льда — но никто, к счастью, не пострадал. Из окон мастерской неслись ругань и грохот. Девочка обошла злосчастный дом стороной. Следовало ступать осторожно, опускать ноги строго вертикально, чтобы не...

— Привет! — донесся звонкий голос из-за плеча. — Ты цела?

Небо на мгновение оказалось у нее где-то в животе, а подбитый мехом капюшон, казалось, натянуло на пятки.

— А-а?! — Ютика шумно выдохнула морозный воздух, соображая — где?.. Что?..

— Спокойно! — дрогнул все тот же голос.

Она наконец поняла: поскользнулась. И теперь кто-то держит ее на руках.

— Ужасно! Я попрошу отца, чтобы автоматоны ходили помедленнее.

Это был мальчик — примерно ее возраста, может, чуть-чуть старше. Через мгновение Ютика осознала, что эту голову, огромную благодаря капюшону с соболиной оторочкой, она где-то недавно видела. А затем поняла, что до сих пор висит у него на шее, а щеку щекочет чистейший, тончайший мех его дорогой шубы.

— Прошу прощения! — Ютика попыталась слезть, но снова поскользнулась — и стукнулась лбом в грудь ровеснику. — А! Ай, я... Это вышло случайно!

— Все в порядке. — Щеки мальчика тронул румянец. — Хорошо, что мы оказались рядом...

— А... я бы не упала, если бы... — Девочка зажала рот варежками. Потом пробормотала, чувствуя, что сейчас расплавится: — Мне надо бежать, а то... Ну, меня хватятся!

Он ухватил ее за рукав облезлого пальто, должно быть, пытаясь взять под локоть:

— Но... Мисс, можно вас проводить хотя бы дотуда, где кончается лед?

«Вас?» — Ютика тихонько зажмурилась. Никто никогда не обращался к ней так. Должно быть, он издевается!

— И... Я забыл! Позвольте представиться, — чуть дергано улыбнулся он, когда девочка на него вытаращилась. — Я Дэрил Морвелл.

— Ютика Оуши, — выдохнула она. — А вы... почему здесь — ну, тут? Я имею ввиду, не в городе — спасибо, я на самом деле рада, что вы приехали, пусть Рут и не... — Ютика мотнула головой, затыкаясь. Все было не то! Не так! — Я лишь хочу сказать, — скрепя сердце, начала девочка снова, — что вам, наверное, неправильно ходить вот так?.. Одному... Вы же... лорд, да?

— Но я не один, — с ноткой вины признался Дэрил. И легонечко кивнул в сторону.

Ютика уловила краем глаза мерцание латунных эмблем. Некоторые уже исчезали за порогом поврежденного дома, другие бдительно сверкали вокруг них с мальчиком.

— Отцу многое интересно, — сказал ее новый знакомый. — А мне интересно было с вами познакомиться!

— А-ага... Мне тоже! С вами, то есть! Не со мной... С собой-то как познакомиться?.. — пролепетала девочка. И, как только ее разношенный сапожок коснулся снега, бросилась бежать.

«Вот уж об этом ни Рут, ни Киззи, ни мисс Панди никогда не услышат, — метались мысли у нее в голове. — Скорее наступит Оттепель!»

* * *

С полукруглого металлического балкона, привинченного прямо под циферблатом на боку Генератора, открывалось то, что в сложившихся условиях можно было назвать прекрасным видом на город. Площадь, озаряемая отсветами сжигаемого угля — наверное, единственный участок талой земли на тысячи миль вокруг. Крыши, сколоченные так, чтобы на них громоздилось поменьше снега. Радианы и Кольца — Внутреннее, Среднее, Внешнее. Генератор мерно, успокаивающе рокотал за спиной, дыша животворным жаром.

— Проблемное, но крепкое общество, — сказал лорд Морвелл, сидя на вынесенном с пульта управления кресле под тяжелым навесом. Шерстинки его шубы ловили пламенное зарево Генератора. — Никакого снижения скорости автоматонов я не разрешу. Пара недель, и они оценят рост угледобычи. Затем можно предложить Капитану концепцию паровых центров.

— Прямо как дома? — Дерил, облокотившись на перила, смотрел вниз, в грязь.

— Теперь дом — Нью-Лондон. Постарайся забыть прошлое.

Мальчик медленно кивнул, выдохнул носом воздух. Лорд Морвелл же без предупреждения сменил тему:

— Девочка из убежища, значит?

— А-а... д-да.

— Не застывай так и расслабь плечи: это тебя выдало. — Мужчина усмехнулся. — Жаль, правда, что ты чуть припозднился. Оттолкни ты ее с пути нашего автоматона, получилось бы еще эффектней. Но постарайся как следует, и она сама себя убедит, мол, так оно все и было... Учащенное сердцебиение легко связывает людей! — Он подождал реакции. — По крайней мере, тактичности ты уверенно учишься, — наконец заключил лорд Морвелл. — Если хочешь, посети ее приют на неделе. Я за укрепление отношений между нашими маленькими сообществами.

— Я... подумаю над этим, отец.

— Тут и думать нечего! Мне нужен этот город. Любовь объединяет. Все просто. Главное, не привязывайся слишком — на случай, если я найду тебе пару получше.

Мальчик отвернулся и громко засопел, не находя слов.

* * *

Ютика привычно-отстраненным движением прикоснулась к эмалированной ванночке самыми кончиками пальцев. Месиво из пропитанных потом и кровью бинтов и стремительно мутнеющей сукровицы следовало вынести и опрокинуть в снег. За два года, проведенные на побегушках в городском лазарете, лучше всего она научилась выводить багровые пятна — практически с любой поверхности, твердой и мягкой. А еще — терпеть виды... всяческие. После сегодняшней ампутации других важных дел не было: выкрашенное серо-голубой краской здание почти пустовало. Свидетельство гениальности Первого помощника, не иначе! По крайней мере, так бы сказал отец Фредерик в своей проповеди.

Отправив ванночку кипятиться в глубокую жестяную раковину под бойлером, Ютика стащила плотный передник. В дверном проеме пришлось разойтись с Рут: девушка лишь наградила ее косым взглядом.

Прежде, чем окончательно оставить лазарет сменщице, она проставила дату в хрустящем от холода журнале в прихожей. Засветила фонарь-отопитель у сердца. Затем навалилась на тяжелую дверь.

На улице шуршал и шипел ветер. «Всего шесть вечера!» — попробовала улыбнуться Ютика. Для того, чтобы взглянуть на стремительно гаснувшее небо и его оттенки, пришлось подставлять щеки леденящим порывам, от которых не спасала ни новая шубка, ни платки на ушах, ни отпущенные волосы под капюшоном. Минус семьдесят держалось уже третью неделю подряд, и девушка чувствовала это, в особенности через порез, оставленный на рукаве какой-то гардеробной недоброжелательницей. Она не рассказывала про это Дерилу. Не упоминала ни о воде, любезно наливаемой ей в ботинки раз в десять дней. Ни о сосульках, которые подкладывали в кровать. «Это все зависть, просто дурацкая, нелепая зависть, которой не место сейчас, когда мир замерзает...» — Вот и все, что оставалось думать по этому поводу девушке. По крайней мере, она не была одинока и не променяла бы то, что обрела, ни на что другое.

Дерил пришел к ней — не сразу, через месяц после их первой встречи. Заглянул в приют, как раз когда их распределяли по мастерским и медпунктам. Первый помощник, чьи автоматоны столь своевременно освободили детей от труда, предназначенного для взрослых, нашел будущему Нью-Лондона полезное применение. Но в тот момент Ютику волновало вовсе не то, направят ее корпеть над чертежами или приглядывать за больными: сжавшись на своем войлочном матрасике, она упрямо смотрела в пол и думала лишь о том, как бы не покраснеть уж слишком заметно...

— Я... также пришел проведаться... то есть, проведать! — Голос Дерила до сих пор отдавался у нее в голове каждый раз, когда она чего-то пугалась в общении с ним.

Тогда девочка покосилась на него и поняла, по-настоящему поняла, что несмотря на всю свою выправку и манеры, ее ровесник столь же отчаянно трусит — и как будто бы борется с собою за каждое слово.

...Пряча губы под платочком с монограммой «Морвелл», Ютика поспешила по грязному, дощатому Радиану к генераторной площади. Мимо размытыми, инеевыми тенями проносились городские часовни, отмечающие повороты к паровым центрам. Ветер выл в вышине, грозя обрушиться на готовящийся ко сну город и выморозить его окончательно. Нормально дышать в такую погоду можно было, лишь держась в тепловой тени стравливателей центральной системы.

Наконец она добралась до самой площади. Хотя бы здесь минус семьдесят теряли свою ужасающую, вытягивающую жизнь силу. Огненное зарево красило круг земли отсветами того мира, где остался смех и досуг, каким его знали жители старого Лондона. Можно было выключить фонарь-отопитель. И снять варежку, прежде чем постучать в боковую дверь небольшого, свежевыкрашенного дома, совсем рядом с капитанским.

Открыла ей экономка, и Ютика привычно съежилась под несомненно осуждающим взглядом глуховатой старухи. Но... Как тепло! Толстые трубы, бежавшие под полом, по стенам — и на второй этаж — уверенно рокотали. Вблизи от Генератора давление было мощнейшим, даже лучше, чем в лазарете, приюте! Немыслимо хорошо для жилого дома. Тем более не забитого до самой крыши жильцами.

Те, кто мог убедить Капитана в необходимости комфортных условий во имя процветания города, получали желаемое — и лорд Морвелл, несомненно, был тому идеальным примером. Расстегнув шубку, Ютика повесила ее на полированный деревянный крючок. Оставалось только дождаться, когда экономка подчеркнуто неторопливо известит Дерила.

Девушка опустила голову. В Нью-Лондоне не устраивали ни выходных, ни праздников, за исключением Рождества, так что дни сливались в одно серо-изгарное месиво. Скучать без Дерила каждый раз было одинаково невыносимо что год назад, что сейчас. Изменилось только то, как они проводили время.

В двенадцать, тринадцать лет Ютика даже выходила играть с ним на улице, если позволяла погода. Они ходили смотреть на автоматонов, накачивавшихся энергией Генератора. Поднимались на воздушный маяк, укутавшись, словно снеговики... Однажды лорд Морвелл даже разрешил им отправиться на окраину Лондона, посмотреть на приземляющиеся дирижабли охотников. В грозные, поистине морозные дни они валялись на ковре у трубы, рисовали карты. Дерил учил ее читать и выводить буквы чернилами. Теперь же все изменилось. Казалось, возвращаются первые, полные сомнений и отчаянной трусости дни их знакомства.

Юноша показался на дубовых ступенях, столь вытянувшийся, но такой же лохматый. В тепле состоятельные лондонцы обходились всего несколькими слоями одежды, и на Дериле сейчас красовался уплотненный жакет, белый, словно снег под полуденным солнцем. Ютика, покосившись на экономку, встала и попробовала сделать реверанс, как она его себе представляла.

А потом шагнула парню навстречу.

— Добрый вечер! — Ее губы разомкнулись, выдыхая нежно и сладко. — Привет, то есть, — поправилась она. — Можно, мы сядем? Ты...

— Да, опять забыл. — Дерил залился румянцем. — Конечно. При... э... — Он повел ладонью, указывая на диванчик.

Экономка, словно старая ворона, примостилась в уголке комнаты, не спуская с них цепкого взгляда.

— Как прошел день? — помявшись, произнес юноша.

— Н-ничего... Я... у нас там... ох, ну, ампутировали ногу у охотника с дирижаблей. — Ютика осеклась. — Извини, наверное... зря я. Это... лучше расскажи мне, как... что у вас...

Ее щеки горели. Каждый раз! И так каждый раз!.. «Куда подевались наши беззаботные вечера при минус двадцати?» — с мысленным вздохом спросила про себя девушка. Ах, если бы только хоть на минуточку эта ворона удалилась! «И я могла бы спросить у Дерила, как он... сам... что думает по этому поводу» — Она поняла, что не слушает рассказа любимого. Любимого друга, конечно! Все то, на что намекало присутствие наблюдательницы, было всего лишь ошибкой! Они все неправильно поняли, пусть у нее с Дерилом и получалось так прекрасно общаться в предыдущие годы! «Но если они думают, что я бы могла... что я готова к следующему... шагу...» — Ютика едва удержалась, чтобы не уронить голову на ладони.

Он был такой красивый в своем снежном жакете. Его волосы мягко курчавились, особенно здесь, в тепле и уюте согретого дома. И конечно же у девушки стучало в ушах ее сердце! Но ведь... она бы... и не подумала ничего такого ему говорить, даже если бы их оставили... наедине...

— В общем, отец планирует возвести еще два паровых центра, у ангаров и рядом с будущими теплицами, — донесся сквозь гул в голове голос Дерила. — А потом сталелитейный на неделю закроют, чтобы перебрать первого автоматона и задействовать его при строительстве оранжереи.

— Ух ты... — Девушка наклонилась чуть вперед, вся в сомнениях: его губы двигались так знакомо, улыбчиво. Складывали слова, заставляя ее сердце парить, как на согревающих волнах из самого Генератора.

Неужели? Неужто его отец прав, что запретил им видеться без пристального присмотра?

— Если хочешь, я попрошу его походатайствовать, чтобы перевести тебя на работу в теплицу.

— А-а? — Она, что, пробормотала вслух эту последнюю мысль про Морвелла?! Немедленно придя в себя, Ютика выпалила: — Нет, что ты! Я... хочу помогать, где уже что-то умею.

«А Рут с Киззи меня совсем загрызут, если примусь за работу в такой теплыни, где можно выращивать овощи!» — добавила она про себя.

— Извини. Да. Я забываю иногда, что... ну, в общем...

— Ничего, ничего! Я знаю, что ты... из-за меня... ради...

Их взгляды встретились. Дерил смотрел на нее так нетвердо и уязвимо, словно Ютика глядела на себя — в зеркало! Скрипнуло кресло бесшумно наблюдавшей за всем экономки, и девушка залилась таким ярким румянцем, что в комнате, казалось, стало еще теплее. Уютней?..

Сегодня Ютика как никогда остро осознавала, как их общение выглядело со стороны. И что о них думали. И... кажется, они были правы! А ей с Дерилом не оставалось ничего, кроме как наслаждаться терпким, невысказанным волнением — и учиться понимать друг друга не с полуслова, а молча. Быть может, это было неловко, но... Ютика сложила дрожащие пальцы у груди.

— Дерил, — выдохнула наконец она, — а скажи, тебе, как... больше нравится в Нью-Лондоне, чем в прежнем доме? Просто, э-э, вы с отцом столько усилий вкладываете, постоянно о городе...

Юноша вздрогнул, как будто его ударили. Опустил голову. А затем как-то сдавленно выдохнул:

— Да. Да, конечно! Это же теперь и наш дом.

Совершенно зардевшись, Ютика отвернулась в сторону, прижимая ладони к ослепительно-горевшим щекам.

— Д-давай выпьем чаю, — поспешил предложить ей Дерил.

Чай! Еще одна полузабытая в городе радость. Обычным гражданам не выдавали ни единого пайка на руки, не доверяли и кусочка угля — вся готовка, кипячение и тому подобное проходило только на общественных кухнях. И лишь немногим из приближенных самого Капитана могли позволить подобную роскошь.

— Ты меня балуешь, — глухо пробормотала девушка, но, когда Дерил сам подал ей чашку, поступила единственно возможным образом.

С такой осторожностью, тщательностью она не брала даже скальпели в лазарете! И дело было вовсе не в тонком фарфоре с золотой филигранью, а в том, чтобы... да, главное — не прикоснуться случайно пальцем к костяшкам Дерила! У Ютики редко когда так дрожали руки.

Пригубив одну из последних порций ароматного напитка на всей земле, девушка поспешила скрыть трепещущие ресницы за облачком пара. Лицо Дерила в его волшебных волнах и янтарных отсветах расплывалось, словно во сне. И сердце екало так отчаянно-нежно! Ведь он сказал ей, по сути, что чувствует то же самое! По крайней мере, Ютика надеялась, что юноша все интерпретировал правильно. Засмотревшись на Дерила, она сама не заметила, как наклонила чашечку слишком сильно.

— Ой, ой! — Девушка побагровела до корней волос. Пальцы сами сжали подаренный им платок с монограммой. Промокнув им уголок губ, она провела тканью по столику. Скомкала. И продолжила слушать о паровых теплицах и благе Нью-Лондона.

Он мог говорить ей о чем угодно, и Ютика была бы одинаково взволнованно счастлива.

* * *

— Увидимся завтра, — улыбнулся Дерил вслед девушке, набрасывавшей на плечи шубку.

Ютика горячо покивала ему и выскочила на мороз. Экономка повернула за ней ключ в замке, и...

— Отличная работа, сынок. — Лорд Морвелл показался в тени на вершине лестницы, ухмыляясь от уха до уха. — Ко мне в кабинет, — наполовину предложил, наполовину скомандовал он.

Дерил, сжав кулаки, послушался. Дубовые ступени стучали под его ногами тяжело и дефинитивно, подчеркивая каждый шаг. Когда юноша поднялся, жизнь уже была полностью выколочена из его обескровленного лица.

— Пожалуйста, не говори так, — очень тихо попросил он отца.

— Почему нет? Это факт, и мне все равно, делаешь ты это по моему наущению — или чтобы доказать мне обратное.

— Я не...

Харви Морвелл оборвал его нетерпеливым жестом:

— На неделе, я думаю, можно будет уже объявить помолвку. И наши сообщества наконец-то станут единым целым.

— Ч-что?! Отец!.. — Дерил задохнулся и сделал шаг вперед. Его побледневшие щеки вновь зарумянились — на этот раз лихорадочно.

— Иди сюда. — Мужчина схватил сына за рукав жакета, сухо приобнял. А затем почти за шиворот подтащил к окну. — Скажи, что ты видишь?

«Что Ютики нет», — совершенно машинально отметил Дерил, не найдя среди инеевых узоров столь милой сердцу фигурки.

— Людей, — пробормотал он. — Очередь в городскую кухню.

— Это последние люди на земле! — повысил голос отец. — И каждый из них нуждается во мне — в нас, сынок. Нуждается, даже если еще этого не осознает! Однажды нам придет время вести их, и потребуется каждая капля их любви и доверия. Ты это понимаешь?

— Я просто...

— Какие здесь вообще могут быть возражения?!

* * *

Ютика сунула руку в карман и вся съежилась. «Забыла... платочек оставила!» — И все от волнения, от щекотки в груди... Так и не засветив фонарь-отопитель, девушка развернулась на каблуках. Поскреблась в знакомую дверь.

Ей открыли, и она, отчаянно мямля, объяснила глуховатой экономке проблему. Получила распоряжение ждать в прихожей. Старуха скрылась из виду, на первый взгляд всего лишь не желая обременять гостью и заставлять разуваться — но Ютика чувствовала, как она к ней относится. Некоторые лондонцы до сих пор старались придерживаться привычных различий. Хорошо, что Дерил был не таким...

— Я это ненавижу! — донесся до ушей девушки голос любимого. Он был приглушен, но достаточно громок, чтобы можно было разобрать в нем эмоции. Чувства, которые Ютика никогда бы и не подумала ассоциировать с улыбкой столь милого юноши. — Ненавижу всю эту идею разыгрывать маскарад, — продолжал Дерил. — Хочешь, чтобы я манипулировал ей и подталкивал?..

В ответ загремел голос Харви Морвелла:

— Все видят лишь то, что хотят увидеть! Повторюсь: мне все равно, можешь быть искренним в своих чувствах к ней! Это твое дело. Что меня волнует, так это результат — твоя помолвка с мисс Оуши! Сейчас не время быть трудным подростком! Хочешь, не хочешь, а сделать это все же придется.

Ютика вздрогнула, когда в ее пальцах оказался платок. Следовало сейчас же уйти. Обсуждали что-то явно не предназначенное для посторонних ушей — но...

«Это же про меня?!» — осознала девушка. — «Ненавижу»? «Маскарад»? «Помолвка»? «Не хочешь»? Нет... нет! Ч-что... это... т-т-такое?»

Последовавшие за этим слова пронзили ее сердце сосулькой:

— Лучше бы я никогда не встречал Ютику... — Голос Дерила сошел на нет.

Пролепетав дежурную благодарность старушке, девушка вышла из дома, немедленно ставшего злосчастной обителью отравленных надежд и воспоминаний. Пошатнулась — и рухнула на колени в площадную грязь. Белоснежный платочек в руке запятнался, попав краем в лужу. Глинистая вода расплылась по монограмме Морвеллов, смешиваясь со слезами.

* * *

Между тем за окном на втором этаже прозвучало насмешливое:

— Тебе следует говорить громче, если хочешь оказаться услышанным, мой будущий преемник.

— Я сказал: лучше бы я никогда не встречал ее, чем теперь слушать, как ты произносишь ее имя, отец! — повторил Дерил, смахивая соленую влагу с ресниц. Но было уже слишком поздно.

* * *

Ютика не помнила, как доползла до убежища. Совершенно автоматически сняла шубу. Полутемный приют пустовал: как раз подходило к концу время ужина, который она пропустила. Девушка подошла к кровати, держа в руке еле теплившийся фонарь. И тупо уставилась на одеяло, по которому кто-то потоптался во время ее отсутствия — основательно так прошелся грязными сапожками по простыне. Что-то внутри у нее надломилось, и она грянулась на колени, уткнулась носом в матрас. Наконец-то потекли горькие слезы.

«Все это было неправдой? — Ютика икала и вздрагивала. — Все эти три года? Все с самого начала оказалось лишь каким-то расчетом?» Этого не могло быть, но... Проснуться не получалось. Какая-то часть души лихорадочно придумывала объяснения, но как можно было пойти против столь очевидного? Дерил сказал те слова. «Так ты потому и смущался?.. — мысленно спрашивала Ютика у любимого образа. — Потому и молчал, и не решался, и вел себя... так... лишь из-за того, что я была тебе отвратительна? Ты ненавидел каждый миг, проведенный со мной, а я... надеялась, что... наоборот... и...»

Перед ее глазами пронеслись все те вздрагивания, которыми сопровождалось случайное соприкосновение их с Дерилом рук. Долгие, неловкие поиски темы для разговора, волнение в паузах... Взгляды. Он отворачивался иногда от нее, словно... «Нет! Ты просто не мог выносить меня?» — Ютика скорчилась. Сердце словно полосовали ножом. Дрожа всем телом, она сдавленно завопила в войлочный бок матраса. Пальцы до боли впились в простыню.

«Рут! — пронеслось в голове у девушки. — О, если бы я только поддалась, отступилась, чтобы не было твоей зависти! Ты, что же, сама не зная, пыталась предостеречь, отвратить ото... лжи?.. От этого обмана! Я все эти сосульки и воду в ботинках готова терпеть была! Дура! Пустоголовая! Совершеннейшая, нелепая дура!!!»

«Лучше бы я никогда не встречал Ютику». — Слова Дерила отдавались между висков с каждым спазмом раненого сердечка. Все это время! Все три года — сплошной маскарад?! И ради чего? Какая-то помолвка, нужная Харви Морвеллу. А Дерил не хочет...

«Конечно же! Куда я ему? Он сын лорда, а я... никто. Ничтожество!» — Ютика рухнула на истоптанную кровать, колотя кулаком о жесткую спинку. До боли. До крови. До дрожи в костях.

Наконец силы покинули ее. Девушка свернулась в позе зародыша, обняла себя за колени. Рыдания обратились во всхлипы, в дрожь плеч. Она не услышала, как стукнула дверь, и не обратила внимания на возвращение остальных обитателей убежища. Раз уж весь мир замерз, треснул, словно снежный шарик — почему же судьба маленьких мирков внутри него должна была отличаться?

* * *

— ...Я не знаю! — вздохнул Дерил. — Если бы только понять!

Его слова отразились от стен ледяного каньона. Последнюю неделю держалось всего минус сорок, и они с отцом решили воспользоваться временным потеплением, чтобы сходить лично проверить дредноут, отогнанный в одно из ответвлений на пути к городу.

— Не понимаешь девушку? — усмехнулся лорд Морвелл. — Тогда предоставь это мне.

Охранники из числа бывшего экипажа машины следовали за ними, держась на почтительном расстоянии. Ветер бросал в лица мелкий, сухой снег, но отопители искусной работы пылали на полную мощность. Их соболиные шубы шли шерстяными волнами — лед сталкивался с горячим воздухом, вихрясь, прямо как буря в душе у юноши.

— Не хочу распространяться, отец, — буркнул Дерил. Но потом, собравшись с мыслями, выпалил: — Мы больше не видимся! Она как будто... избегает меня! — Юноша опустил голову. — Я пробовал... Ни на кухне, ни в церкви... даже не возвращает взгляд.

— Так почему бы не навестить ее в лазарете? Или сходи в приют. Ты это уже делал.

— Я... ну как я могу? Так навязываться...

— Как нелепо. Ладно... Когда это началось?

— Ты сам помнишь. Мы не общались после того дня. — Неожиданная мысль сначала, как сквознячок, закралась в ум Дерила, остудив все своим мимолетным касанием. А потом окрепла. Слилась с воющей бурей в груди. — О, Господи!

— Хм... Плохо. — Лорд Морвелл соображал стремительно и категорично. — Она могла что-то слышать.

Дерил споткнулся и приобнял себя за плечи.

— Но я... я ничего плохого не говорил!

— Она девушка, сын. Нерациональное существо, истеричное по своей природе.

Юноша засопел, борясь с собой за остатки того, что отец бы назвал «тактичностью».

— Ну, я тебя предупреждал, — развел руками лорд Морвелл. — Не привязываться... Помолвка все равно должна быть, ты же осознаешь это? Не с ней, так с кем-нибудь другим из низов.

— Нет. — Дерил выступил вперед и заглянул под объемистый капюшон отца. Лица было не разобрать под шарфом и противоснежными очками, но юноше было нужно совсем другое. — Не говори так, я... никогда не соглашался с тобой насчет этого!

— Знаю, знаю, ты побежал тогда к ней в приют, чтобы доказать мне...

— И не так!

Лорд Морвелл примирительно поднял руки:

— Не смотри на меня так, сдаюсь! Смотри, мы почти пришли.

Дредноут вырос перед ними, словно снеговой великан. Притаившись в тени большого утеса, машина ждала своего часа под тентами, прикрывавшими ключевые точки, такие, как рубка, лестницы, передняя палуба.

— Не так уж и замело, — подытожил мужчина. — Хорошее место: ветер сам нанесет, сам и сдует. В случае чего можно растопить снег фонарями.

— И сбежать, как из прежнего дома? — горько поинтересовался Дерил.

— Этого никогда не было.

Какое-то время они стояли молча, пока охранники проделывали в сугробах лаз, чтобы можно было взобраться на борт и проверить рубку.

— Где паровой ключ дредноута, помнишь?

Юноша мотнул головой.

— Не слышу!

— Да.

Лорд Морвелл удовлетворенно кивнул.

— Комбинацию тоже?

— Угу.

— То-то же. Регулярность, запомни. В выходе законов, размещении часовен — во всем. И в помолвках.

— Я не буду ни с кем другим, — упрямо пробормотал Дерил.

Мужчина пожал плечами.

— Тогда давай заглянем к ней вместе. Быть может, я смогу помочь тебе во всем разобраться? — В его голосе прозвучала ухмылка.

* * *

— Лучше бы я совсем замерз, чем вот так лежать, — прохрипел охотник с дирижабля, ерзая под одеялом из шкуры.

— К-как вы сказали? — Ютика вернула ложку в опустевшую миску и выпрямилась. Какое-то странное чувство, какой-то туманный просвет в невеселых мыслях... Ее сердце сжалось всего на мгновение — а затем забилось сильнее уже от осознания смысла сказанного. От сострадания. И безотчетного страха.

— Я сказал: умереть лучше. — Голос пациента был сух, словно щепка. Под свалявшимся мехом оленя вырисовывался контур одной ноги. На месте второй, ниже колена, была лишь пустота, совершеннейшая, словно холод, ее породивший. — Лишь зря перевожу пайки, — продолжил мужчина вполголоса, — пока мои товарищи ради каждой порции слепнут над Морозными землями!

Ютика поставила посуду на тумбочку.

— Можете учить других, — чуть дрогнув, предположила она.

— Слова дел не заменят.

— Быть может, вас на кухню отправят?

— Разве что как ингредиент, — пробурчал мужчина. И, встретившись взглядом с расширившимися глазищами Ютики, вымученно, простуженно хохотнул, будто покашливая. Затем уголки его обветренных губ опустились. — Ладно. Ангарные шуточки здесь и впрямь ни к чему. Они не для меня больше. — Он тяжело вздохнул.

Девушка вернулась на край кровати.

— Мне рассказывали, вы десять часов летели со сломанным обогревателем и держались. — Ютика сжала кулаки, стараясь не давать волю воспоминаниям. — И ампутацию выдержали, как настоящий герой.

— С обезболивающим.

— Низкопробный сироп. Скорей для успокоения, — соврала девушка. — Не вздумайте больше так говорить, ладно? Вы не дали себя победить всем вот этим, так разве можно сдаться перед какой-то пустой рутиной? — Ее голос дрогнул. На глазах уже трепетали слезы. Собственная жизнь, начатая столь бездумно, бездарно, развернулась перед внутренним взором во всей своей черно-серой, золистой отвратности. — Я буду к вам приходить, — выдохнула Ютика, подавляя рыдания, — каждый день, пока вас не выпишут. А потом к тому, кого положат заместо вас! Если что-то ушло и закончилось, то не значит, что незачем жить вообще! — Она вскочила и отвернулась, закрыла лицо руками.

Охотник снова кашлянул, то ли смеясь, то ли просто так.

— Ну, ну, — сказал он ей в спину. — Не вой, ты большая девочка. Пожалуй, повременю пока отдавать концы... Хотя бы чтоб тебя не расстраивать.

Ютика метнулась к окну, а затем обратно.

— Из упрямства, из сострадания — все равно, главное, что держаться! — прошептала она, всхлипывая и не зная, как справиться с пыланием роговиц. Со слезами, безостановочно струящимися по щекам. — Я пойду уже... У меня смена. Но завтра я снова буду здесь, слышите? Вспомните пока что-нибудь, о чем хочется рассказать, пусть даже ангарные шуточки! Ладно?

На этот раз мужчина точно пару раз хмыкнул.

— Иди. Ладно.

Зайдя в подсобку, Ютика привычными движениями сложила передник. Затем заскрипела половицами холла. Вместо Рут почему-то вдруг явилась Клора. Лишь когда они встретились у журнала для записей, пришло истинное осознание: теперь вот так будет всегда. После смены каждый день придется идти сразу в приют. С Дерилом покончено. Это не перерыв, не временная накладка... Как у охотника с его дирижаблем.

— Что там с Рут? — едва размыкая губы, спросила Ютика. Лицо все еще полыхало от слез, голос надламывался.

Клора хмыкнула.

— Рут в убежище. Тебя там ждут.

— Ч-что? Зачем?

— Вот ты всем и расскажешь, — развела руками Клора.

Рыхлый ком немедленно встал в груди, словно вместо сердца у нее теперь был снежок. И он таял, как когда-то бывало на солнце. Совершенно пустой, ледяной и бессильный.

Ютика едва не забыла засветить фонарь-отопитель. Борясь с не желавшими налезать варежками, вышла наружу. И заспешила в убежище, дыша через помятый платок с монограммой. Минус восемьдесят ощущались в каждом кончике ее надломленного волнением тела.

* * *

Дерил кинулся вперед, когда она зашла — столь уязвимая, хрупкая в своей заснеженной шубке. Сняв с заплечной ленты мерцавший фонарь, Ютика хотела было его положить, но забыла. Стала похожа на волшебную путешественницу из далеких ночных земель. Почти полупрозрачная от холода пополам с волнением. Словно Герда.

Опомнившись, юноша остановился. На них и так должна была смотреть половина приюта — высокая, похожая на подсвечник мисс Панди, рыжая Рут, отец и пара мальчишек из мастерской...

— Это же неправда? — выпалил Дерил, отчаянно сжав кулаки. — Ютика!.. Скажи им. Пожалуйста!..

Девушка воззрилась на них, как зайчонок.

— О чем вы? Что... что п-происходит?

— Эта девушка, — выступил вперед лорд Морвелл, — до недавних пор пользовалась нашим гостеприимством! — Он взглянул на мисс Панди, и между взрослыми почти ощутимо промелькнули образы белья, стираемого в ледяной воде, согнутой в двенадцатичасовом труде спины и опухших, исцарапанных пальцев.

— М-мы, то есть, я, то есть, мы, — зазаикался Дерил, — хотели лишь только узнать, что произошло...

— Но к счастью, подруга мисс Оуши помогла нам пролить свет на всю ситуацию. — Лорд Морвелл мотнул головой, и один из его охранников звериным движением опрокинул прикроватный сундучок Ютики.

На пол высыпались свернутые пододеяльники. Среди них болезненно-ярко сверкало столовое серебро — мельхиоровые ложечки, щипцы для сахара, чайное ситечко.

— Я видела, как она прячет, — вступила рыжая Рут, — но все поняла, только когда милорд Морв к нам пришел, вот. Он у меня такой: «А где Ютика?» — ну, я ему все и рассказала!

Обвиняемая сделала коротенький шажок назад. Ее фонарь грянулся об пол.

— Ч-что? Это... нет... — На лице девушки отразилась невыносимая мука. — Это не мое! То есть, понятно, что не мое, но... не я! — Дыхание участилось. — Я никогда!.. Дерил!!! — Она уставилась на юношу с таким ужасом, что тому захотелось сквозь землю провалиться.

— Увы, факты доказывают обратное. — Лорд Морвелл положил руку ему на плечо, удерживая на месте. — Наша экономка подтвердит: несколько дней назад мисс Оуши воспользовалась предлогом в виде забытого у нас дома платочка — а затем там недосчитались рожка для обуви. Слоновая кость, остаток прежнего мира...

— Это не так! — Ютика съежилась под десятком прожигающих, насмешливых, безразличных взглядов.

Дерил лишь глухо покачал головой. Этого и правда не могло быть! Она же...

Такая бедная. Ни книжечки за душой, ни фотографий из той, теплой жизни. Ни гроша. В голове вихрем пронеслись все те моменты, когда он дарил ей что-либо — новую шубку, перчатки, гребешок для волос... Юноша готов был поклясться, что глаза Ютики тогда горели, как свечи в часовне, вовсе не алчностью, а чем-то одухотворенным. Детским и искренним. Но... Если вот они, вещи из сундука?.. «Не может быть, чтобы я так ошибался!» — Дерил дернул плечом.

— Ютика! Скажи, это...

Девушка рухнула на колени, словно марионетка с обрезанными нитями. Ее плечи опустились, руки бессильно повисли. Копна каштановых волос разметалась по тонкой шее.

— Это все ложь! Я не... Никогда! Дери-ил!

— Как истец и Первый помощник, считаю необходимым разрешить вопрос сразу же, — перебил ее лорд Морвелл. — Из уважения к вашей дружбе с моим сыном, мисс Оуши, и ввиду того, что украденное не относится к предметам первостепенной важности... — Все понимали, что речь шла об угле и пищевых пайках. — ...Я полагаю, достаточно слов раскаяния.

Один из его помощников с темно-пурпурной заплечной лентой немедленно достал из-под полы латунное солнце, выглядывающее из-за облаков.

— Н-нет! Нет! — Ютика, задыхаясь от рвущихся наружу рыданий, поднялась на ноги, пошатнулась.

Внутри Дерила что-то оборвалось. Он бросился к ней и подхватил под руку.

— Я не виновата! — Девушка отшатнулась от него, смотря, как на гадину. — Мне не в чем тут каяться...

— Что за дерзость! — всплеснула руками мисс Панди. — Что за гордыня, юная Оуши?!

«Боже мой. Боже мой!» — Дерилу хотелось, чтобы это был сон. Быть может, она все-таки невиновна? Или... «А что, если я все неправильно понял, и она так мало со мной говорила по вечерам, потому что заглядывала лишь только за... Нет, нет!» — Юноша стиснул зубы. Чай. Грамота. Гребешки для волос. Ютика брала и брала, а он только млел, ведь ей нечего было предложить взамен, кроме взглядов и несобранных, сбивчивых слов... Вдруг ей просто-напросто не хотелось по-настоящему за все поблагодарить? И она не находила выражений, потому что те звучали неискренне?

— Подумайте хорошо, мисс. — Лорд Морвелл покачал головой. — В нашем городе нет утешения тем, кто...

«Нет, нет, нет». — Вот этого Дерил допустить не мог. Ему сразу нарисовалось публичное покаяние и фигурка воровки в одном только рубище. Юный возраст и пол спасли бы ее от порки, изгнания — но не от освистания, ненависти и кутания в грязную простыню, пока Ютику, его милую Ютику, вели бы босиком вокруг Генератора...

— Отец! — Его голос отчаянно дал петуха. — Оставим это! Не в нашем положении зацикливаться на таких мелочах... Правда раскрыта, украденное возвращено. Мы должны думать о благе города! Все мы.

Лорд Морвелл расплылся в ухмылке от уха до уха.

— Хорошо же. Пусть мисс Панди определит меру наказания в рамках своих полномочий... Надеюсь, мы более не услышим от вас никакой лжи, мисс Оуши.

Ютика не ответила — лишь отвернулась к стене, вцепившись в волосы с такой силой, что Дерилу потребовался не один толчок в спину, чтобы наконец двинуться — и пройти мимо. Он хотел обернуться, еще раз взглянуть на нее, но решимость покинула его сердце. Перед глазами все затягивала пелена. Бесчувственный ледяной дождь.

Дни сменялись неделями. Месяцы пролетали в ледяном мареве, и Дерилу чудилось, что люди, снующие в тени Генератора, сливаются в размытые следы на снегу, в призраков, каждое утро и вечер повторяющих одну и ту же процессию.

«Ру-у-у!» — Рев главного стравливателя сотрясает внутренности. Сигнал слышно на весь город, но здесь, прямо под теплообменниками, он попросту пробирает до костей.

— Внимание! Внимание! С целью поддержания работы паровых центров на угольной шахте вводится продленная смена!

Тик-так. Часы, стрелки. Время, утекающее бесцельно сквозь пальцы. Сны о плачущей Ютике. Жгучая обида, зияющая дыра в сердце. Планы о мести — непонятно, кому: отцу ли, ей ли. Нелепые, мальчишеские мечты, рассеивающиеся, как пар на ветру, под давлением наступавшей реальности.

— Внимание! Внимание! С целью поддержания работы паровых центров построена угольная печь! На стенных бурах вводится продленная смена!

Тик, тик, тик. Пустые разговоры, пустые дни. Его предложение «думать о благе города» было получено и понято лордом Морвеллом. И вот, всего полгода спустя они выходят на галерею, опоясывающую Генератор. Отец вкладывает сухую, словно каменную ладонь юноши в липкие, холодные пальцы рыжей Рут.

— Один город, одно сообщество, и мы все равны в глазах Божьих!

Над толпой плывут крики — удивления, зависти... радости.

— Да рассеются облака!

— Да принесет он тепло в наши сердца, наши дома!

— Новый Лондон, новая жизнь!

Дерил держит руку суженой ровно столько, сколько они находятся на виду. А затем осторожно, как стеклянную, отнимает ладонь — и прижимает к груди, мысленно прося о прощении. Презрение, стыд, злость — на кого, на самого себя? Нет, не может быть. Это Ютика. Это все она.

«Ру-у-у!» — говорит Генератор.

— С целью увеличения количества пищевых пайков на кухне отныне используются производственные добавки!

Стружка. Имеется ввиду стружка, понимает Дерил. Опилки, кора деревьев, выковырянных из вечной мерзлоты стенным буром. Ютика теперь будет занята — пациентов в лазарете прибавится.

«Ру-у-у!»

— В связи с выработкой нескольких направлений в ледяной стене, добыча древесины переносится на другой Радиан! Помолимся же, чтобы нас ждали богатые залежи!

Минус восемьдесят — четвертую неделю подряд. Рыжая Рут, кажется, больше не работает там, где Ютика. Не то что бы Дерил хотел у нее спросить про... Нет, нет. Конопатая девица с неприятно выступающими ключицами заявляется к ним все чаще, и юноша сидит, стиснув зубы. Не говорит, пока его о чем-то не спросят. И тайком смотрит на часы.

«Ру-у-у!»

— Ввиду нехватки дерева пищевые добавки отменяются! На кухне отныне будет вариться суп. Восславим Первого помощника за эту возможность помянуть старый Лондон! Шаг за шагом, мы вернем все потерянное!

Рут совсем не как Ютика — говорит без умолку, называет отца «милорд Морв». Для нее все это шутка, какая-то забава — или просто возможность набить живот? Юноша не знает и не желает знать.

«Ру-у-у!»

— Участившиеся кражи — грех перед лицом Божьим! Отец Фредерик формирует отряд хранителей: желающим защищать добродетели прошлого следует явиться к нему!

Дерил сидит над учетными книгами. Перед взглядом плывут мрачные цифры. Роговицы режет от многочасового чтения, на ресницах дрожат слезы отчаяния. Выведенные пером закорючки рассказывают подлинную историю Нью-Лондона. Басню о том, как одна костяшка домино валит за собою другие. И как громкие слова, провозглашаемые с городского амвона, скрывают одну лишь беспомощность.

«Ру-у-у!»

— Беспорядки и продолжающиеся кражи недопустимы! Сегодня в семь перед Генератором состоится публичное покаяние и бичевание грешников! Восславим тех, в чьих сердцах жажда истины возобладала над плотскими привязанностями! Грех твоего соседа — твой грех, так облегчи душу!

Он кричал в спину своего отца, когда они оставались наедине в кабинете или на пульте управления Генератором:

— Не понимаю, как Капитан вообще с тобой соглашается!

— Нужда, Дерил! Это ради них же — не болтовня про раскаяние, а урок о порядке! Или ты предпочел бы, чтобы они разбежались со своими пайками и умерли?! На кону жизни, Дерил, жизни последних людей на земле! И они ждут чуда от нас!

Юноша не смотрел на экзекуции, но заткнуть уши не мог. Он молился лишь, чтобы никогда не увидеть на том месте Ютику. Ведь она тоже... крала когда-то.

— Тебе семнадцать, — заявил ему однажды отец, как будто бы упрекая за недостаточно стремительное взросление. — Еще немного, и ты окончательно сплотишь Нью-Лондон. Как только пробьет нужный час, ты возьмешь Рут в законные жены.

— Как будто у меня есть выбор...

— Быть может, тогда ты наконец перестанешь смотреть на меня волчонком? Ты больше не маленький! Пора понять, чего мне это все стоит.

Вдруг загремели ступеньки, и на пульт управления Генератором забежал запыхавшийся инженер с метеорологической станции.

— Лорд Первый помощник! — едва переведя дух, выдал он. — Беда...

Харви Морвелл вырвал исписанный непросохшими чернилами листок из руки в перчатке. И Дерил во второй раз в жизни услышал, как бранится его отец. Такого не было со времен бегства из их прежнего дома.

— Это, что, шутка?!

— Нет, сэр. Прямой расчет.

Лорд Морвелл сунул лист в лицо юноше:

— Паровые центры с грехом пополам работают при минус девяноста, но...

— Минус сто двадцать? — У Дерила замерло сердце. — Это... действительно, что такое?!

— Буря, господа. Грядет сильнейшая буря. И это еще без учета накладывающегося эффекта нерегулярных порывов ветра... Быть может, шкала термометра опустится и до ста пятидесяти.

— Нет, — глухо пробормотал юноша. — У нас не хватит шкалы.

«Но что более важно — угля», — мгновение спустя понял он. Холодок, к которому даже в отапливаемых помещениях давно все привыкли, вдруг сковал его пятки и щиколотки столь бритвенно-остро.

— Отца Фредерика ко мне. Начальника производства, — проскрипел лорд Морвелл в переговорную трубку. — Всех. Всех на пульт! Сейчас же. Срочно. Все поняли?

* * *

Ютика ощутила, как тепло уходит из лазарета, всем своим телом. В какой-то момент урчание пара в трубах повысилось на несколько октав и стало едва различимым. Через пятнадцать минут к полу уже начали примерзать койки.

— Не беспокойтесь, — шепнула она осунувшемся, поседевшему не по летам охотнику без ноги. Его так и не выписали, заключив, что квалификации для сидячей работы у него не хватает, а научить оказалось некому — каждый час каждого человека за последние два года оказался выверен со скальпельной точностью.

Но Ютика приходила, держа обещание. «Наверное, это легко, когда подобное входит в твои обязанности», — говорила она себе в моменты отчаяния. А те наступали и проходили. Совсем так же, как прошли недели сокрушающего спину труда, стирок, мытья полов. Как прошли насмешки, перешептывания и взгляды, когда наступили тяжкие времена. Теперь на площади чуть ли не раз в неделю «спасали» чью-нибудь заблудшую душу, так что Клора и Киззи, а за ними и юноши стали по-другому смотреть на «воровку».

— Возможно, ты уже тогда что-то верно пронюхала, а, Оуши? — спрашивали у нее.

Оуши. Воровка Оуши, позарившаяся на рожок из слоновой кости и мельхиоровые ложечки! Дурашка Оуши — ведь следовало воровать уголь или еду.

Хотелось плакать, но она не плакала. Больше нет. Не после всего, что произошло. Ютика сидела, сжав зубы, и слушала хрипло шепчущего охотника. Держала его за руку и объясняла, раз за разом, почему надо жить и держаться дальше.

— Вы знаете, — сказала она однажды в ночную смену, когда во всей палате тлел лишь один бледненький огонек, — я не видела своих родителей с того момента, как отправилась в путь к Нью-Лондону... Не знаю, быть может, их посадили на другой дредноут. Я хочу в это верить — вдруг есть и другие города с Генераторами? Должны быть. В любом случае... — Девушка тяжко вздохнула.

Она опять собиралась соврать, и сердце болезненно ныло, но... «Я уже знаю, каково это, когда никто не верит. — Ногти до крови впились в ладони. — Если уж говорить неправду, то ради хорошего».

— Я думаю о вас, как о своем отце, — решилась она, подобравшись отчаянно-близко к рыданиям. Но нет. Никаких слез. Они не помогли тогда, когда Ютика звала ими на помощь. Так никогда больше. Девушка сглотнула. — Пожалуйста, вы будете жить, чтобы не оставлять меня? Простите меня... Я просто... Мне это очень нужно.

Мужчина закрыл глаза и долго не отвечал. Затем его бледные губы дрогнули.

— Даю слово, девочка. Не надо бояться больше.

...«Не надо бояться», — повторила про себя Ютика, лихорадочно ища врача по коридорам, залитым рассеянным светом полудня. Понижение главной мощности могло значить только одно: беда. И причем большая.

Затем окна сотрясло знакомое «Ру-у-у!»

Лазарет располагался на Ближнем Кольце, так что объявления можно было услышать сквозь стены:

— Внимание! Внимание! Через семь дней ожидается шторм! Продолжайте выполнять ваши обязанности и не обращайте внимания на работу Генератора: проводится проверка основных систем. Храни нас Господь!

Ютика бросилась в кладовую. Сейчас не было времени волноваться и сомневаться в чем-либо: ее ждали пациенты. Следовало принести дополнительных одеял — все, что были в распоряжении! Проследить, чтобы не замерзла вода для питья, промываний. Притащив несколько шкур для одноногого охотника, она помогла ему в них закутаться и накинула ему на шею свой шарф.

— Девочка, — слабо сказал мужчина. — Ты правдивый человек. Ты мне спасла жизнь...

Ютика вся съежилась, не поднимая глаз.

— ...И ты должна знать: они лгут. Тут что-то не так.

— Я знаю.

Каждую неделю к ним доставляли «раскаявшихся», и девушка прикладывала ледяной компресс к иссеченным спинам.

— Знаю, — повторила она. — Это... сплошной маскарад... и ложь.

— Тс-с, не так громко. Знаешь, тогда иди. Ищи, как спастись. Потому что когда грянет буря, тут все промерзнет, я чувствую. Если будет выбор, что отключать, как скоро, по-твоему, они пожертвуют больными и калеками?

Ютика замерла, выпрямилась.

— Тогда я замерзну здесь. — Она сама не поняла, когда слова успели сорваться с холодеющих губ. — Рядом с вами.

— Порешь чушь. Но... добрую. Иди, девочка. Займись лучше другими.

Девушка понеслась по делам, потому что охотник был прав. Но теперь мысли не покидали ее головы, и руки выполняли задачи на автомате. «Что делать? Чего я могу? И в чем может быть проблема?» — вдыхала и выдыхала она, укутывая пациентов и поднося им воды.

* * *

Дерил никогда не видел отца таким... человечным. Лорд Морвелл сидел за пультом управления Генератором, чуть сгорбившись, и шуршал карандашом по пятнистой бумаге, сделанной из вытащенных из-подо льда стволов.

— Наша система паровых центров, — сдавленно признал мужчина, — пожирает слишком много угля.

— А угля у нас не хватает, с недавних пор и дерева тоже.

— Дерил, поближе к сути! — рявкнул отец.

— Переведем автоматона со сталелитейного?..

— Да, на стенной бур, перспективное направление. Обеспечим круглосуточную добычу. Людей переброшу на бесперспективное.

— Что?! — Юноша сделал шаг вперед. — Ты хочешь, чтобы?..

Лорд Морвелл вскочил.

— Да! Да, потому что они не тратят уголь на то, чтобы передвигаться. Гонять автоматона в ледяную даль за несколькими стволами убыточно!

— А нам в минус девяносто?!

— Ты лично, сынок, никуда не пойдешь!

Дерил тяжело задышал. Это было... убийство! Подняв глаза на своего отца, он прочитал в его нервной ухмылке, что тот готов сказать: «Меньше ртов, меньше траты на отопление».

— Нет, мы закроем сталелитейный вместе с автоматоном, — начал юноша, сам еще толком не зная, как собирается закончить фразу. Думать надо было на ходу. Хотя бы этому он научился от Харви. — Машина не будет жрать уголь, а людей отправим работать в две смены на стенной бур. Я знаю, что ты скажешь, мол, можно просто организовать двадцатичетырехчасовую смену, но это убьет кого-нибудь, при минус девяносто — определенно убьет. И они придут по твою голову. Конец всем этим мечтам.

Лорд Морвелл рвано кивнул: «Будь по-твоему!»

— Хранители веры пусть обойдут все дома и объяснят, что мы будем делать, — продолжил юноша.

— О, в свое время объяснят, не переживай! — Отец выпрямился во весь рост. — В такие моменты, сынок, я чувствую, что не зря тратил на тебя свое время. Ты, кажется, возмужал? Тогда слушай... — Он наклонился к самому уху Дерила, так что тот поежился. — Я в раздрае, но лишь оттого, что момент неудачный, и есть шанс, что нам снова придется бежать на дредноуте. Однако этого можно избежать, если ты сейчас на минуточку прекратишь играть в рыцаря и взглянешь на открывающиеся возможности. — Лорд Морвелл выдержал паузу.

Дерил затаил дух. Его сердце колотилось безумно-безумно. «Что это? Какую мерзкую выходку он замышляет?» — Юноша прикусил язык.

— Посмотрим правде в глаза: Капитан глупец. Признаю, паровые центры были ошибкой — они прекрасны в безветрие и отупляют дураков своим внешним теплом. Но когда налетит шторм, и температура рухнет до ста двадцати, они никого не спасут: я все рассчитал. — Отец потряс бумажкой. — Генератор не выдержит. Ты не знал этого, потому что мальчишка. Я не знал, потому что не представлял, что физически может быть вот так холодно. Капитан же глупец, раз позволил мне создать у него прямо под носом систему, в которой я один контролирую жизнь всего города. Один поворот ключа — и Внешнее Кольцо замерзает! Второй — мерзнет Среднее. Считаю, за час-другой до того, как начнется метель, следует рассказать ему об этом, как думаешь? Отец Фредерик обо всем позаботится: людям же нужно чудо! Новый Капитан и Защитник Истины... Так если вдруг старый Капитан сложит с себя полномочия, преклонит колени передо мной — а потом это?..

Лорд Морвелл сунул в руки Дерила еще один прогноз.

— После бури наступит затишье. Предполагают, даже потепление. Минус пятьдесят, минус сорок, быть может! Это ли не благодать, сынок? Я дам им то, о чем они уже позабыли — надежду. Ведь зачем нужен мир, в котором нет чуда?

Юноша слушал его, не дыша и моля Бога, жизнь, судьбу — о, только б проснуться! Когда отец замолчал, Дерил опустил голову и закрыл глаза. Слезы полились по его щекам, холодные и пресные, как дождинки. Дождь, шедший перед его внутренним взором, превратился в сплошную ледяную глубь. Он тонул в океане, под арктическим щитом, с каждым мигом погружаясь все дальше и дальше.

— Как я тебя ненавижу, — бессильно прошелестел Дерил, чувствуя себя стариком в свои семнадцать лет. — Как жалею о том, что когда-то назвал тебя этим словом... отец.

— И где бы ты был тогда? Замерз бы в подворотнях старого Лондона, сирый и убогий? Я так не думаю. Ты взрослый и все понимаешь. Это ради них. Ради последних людей на земле, Дерил! Если есть Бог, я готов предстать перед ним, когда придет время, и дать отчет — но не людям судить меня!

— Нет, дай отчет сейчас, — всхлипнул юноша. И вздрогнул, получив пощечину.

— Приди в себя. Нет никакого выбора. Единственная проблема в том, что паровые центры не защитят нас от бури. Займись этим вопросом — вот и все, чего я прошу. Не ради прошлого, ради будущего. Лучшего будущего, ты понял? — Еще одна пощечина. На этот раз куда злее и звонче. — Ну? Ради людей. Назло мне, если хочешь. Давай, Дерил, ты мне нужен, сынок!

Лицо юноши стремительно наливалось кровью. Боль всколыхнула ледяное марево, пронзив поле зрения алой вспышкой. Омертвение на миг отступило.

— Дредноут, — выдохнул Дерил. — Мы еще можем спасти их, подключив дредноут... Подогнать его сюда, опустошить тендеры. Пустить Генератор в режим перегрузки, а излишки стравливать через второй двигатель!

* * *

Два дня пролетели, словно один час. Ветер завывал за окном жуткими голосами призраков. Стемнело раньше обычного: шторм уже приближался. Лампы в лазарете нещадно чадили, в воздухе стыли облачка выдохов. На жесткой войлочной койке перед Ютикой стонал широкоплечий мужчина. Услышав о грядущей опасности, некоторые поддались панике. Вот этот, например, и еще один на соседней кровати — напились самогона и орали на площади, что все погибнут. Теперь же, избитые хранителями веры, они лежали здесь, ожидая скорого суда и, конечно же, порки.

Ютика совершенно съежилась. От осознания, что вот эта иссиняченная спина, которую она сейчас спасает компрессами, через пару дней окажется рассечена до мяса, у девушки опускались руки. Дыхание жалкими всхлипами срывалось с ее покрасневших губ. «Нет, я сказала себе: не плакать!» — заклинала себя Ютика. Сейчас она была как никогда близка к тому, чтобы поддаться. Ведь это еще в лучшем случае... «Что, если нас всех бросят замерзать?» — Мысль не отпускала.

— Ты-ы! — воняющий самогоном пациент вдруг вскинулся, отмахиваясь от свежей припарки.

Девушка отдернула руку.

— Вот так, прочь от меня свои поганые лапы! — прорычал пьяный.

— Ну-ка, тихо, сынок, — с неожиданной сталью в голосе отозвался безногий охотник с другого конца палаты.

Агрессор вздрогнул и присмирел, как будто узнав его. И едва разомкнул губы:

— Я думал, ты подох в пустошах.

— Ан нет. Так что лежи.

Ютика с благодарностью закрыла глаза. Перевязала буяна, укутала его тремя одеялами. А затем подошла к своему названому отцу, чьего имени так до сих пор и не вызнала. Охотник отмалчивался — и в ответ не спрашивал, как ее зовут. Фамилию, Оуши, он, конечно же, слышал. Но она всегда была для него просто «девочкой».

— Я больше не могу, — надломившись, проскулила Ютика. — Вы правда думаете... что мы все замерзнем?

Лазарет весь содрогнулся от порыва ветра.

— Весьма вероятно, — отозвался второй пьяница. Этот, кажется, уже более-менее пришел в себя, да и выговор у него был манерней. С легким валлийским акцентом. — Уж поверьте мне... — Он вздохнул. — Я работаю в маст... как ее... мастерской... Над давлением пара! И я говорю вам... Внешнее Кольцо обречено! Среднее, м-может быть, тоже. Ветер... просто сдует тепло от паровых центров.

— Настолько все плохо? — на этот раз охрип даже охотник. — А режим перегрузки? Помнится, была одна жуткая ночка, которую мы на нем пережили...

— Не выйдет, — икнул инженер. — Генератор взорвется.

— Ты знаешь, о чем говоришь? Поклянешься? — прорычал одноногий. — Не на этих вот новых лучах из-за облаков, а как мужчина мужчине? Дашь слово, что ты не несешь чепуху и не обмочил штанишки?

Инженер умолк. А затем кивнул, не в силах совладать с не до конца трезвым голосом.

— Вот так раз... Значит, замерзнем все — или почти все?

Повисла гнетущая тишина. Казалось, палата опустилась на дно глубоководной траншеи. Ледяная темнота сдавила их со всех сторон. Шорох прозвучал, словно гром далекого обвала. Повернувшись на звук, Ютика разглядела в дверном проеме Клору и Киззи. Девушки, должно быть, пришли на ночную смену — и теперь слушали, прикрыв дрожащими ладонями губы.

Охотник вздохнул, затем смачно ругнулся.

— Что же делать? — подала голос Ютика.

Долгое, мучительное молчание.

— Вот давайте у Капитана и спросим, — наконец мрачно сказал одноногий.

— У Первого помощника, — осмелилась внести свой вклад Клора. — Это он же за весь пар отвечает...

— Нет, именно у Капитана. А этот теневой, как его, кардинал, может отчаливать — не с ним разговор, хватит.

— Но нас высекут, — проныла Киззи.

— Вас точно не тронут, — огрызнулся охотник. — Там будут кандидаты серьезнее. Девочка, помоги мне подняться... Ох, это убийство какое-то! Надо бы костыль сообразить.

Ютика задрожала.

— Куда вы?

— Проведать ангары. Дирижабли как раз к семи возвращаются — если их вообще подняли в такую погоду. Теперь вы двое, — повернулся он к Клоре и Киззи. — Ты, беги в этот ваш приют, и скажи всем, что слышала. Без нытья, паники.

Клора тут же захныкала, но охотник подался к ней. Его было не узнать. В глубине запавших, бесцветных глаз разгорелись искры, напомнившие Ютике отсветы маяка в ночи. Должно быть, в них отразились все те надежды, страхи, заботы, которые перебирают в голове летучие добытчики пропитания, возвращаясь среди ночного бурана в Нью-Лондон, высматривая до рези в глазах заветный огонь.

— Просто скажи. Найди слова. Надо. А ты, — он кивнул Киззи, — оставайся с больными. Негоже их тут бросать. Девка! — Это снова предназначалось Клоре. — Я тебя выбрал не за просто так. Без обид только... Но если Нью-Лондон обречен, все равно в конце у Генератора встретимся. Оуши, помоги мне.

Подставив плечо своему названому отцу, Ютика довела его до угла со шваброй. Мужчина сунул поперечину себе под мышку, недовольно скривился, и они поковыляли к дверям. Каждый шаг давался с трудом и пошатываниями, но разве об этом сейчас можно было вообще думать?

— Кто вы вообще, мистер? — донесся им в спины запоздалый вопрос от Киззи.

— Совсем никто. И это совершенно неважно.

* * *

Огромные поршни с рокотом ходили по направляющим, перекачивая воду и пар. Генератор работал на половинной мощности, пока команды механиков проводили финальный осмотр. На пульте управления же продолжался двухдневный спор:

— Почему нет? — вопрошал посеревший, невыспавшийся Дерил. Его обескровленное лицо луной сияло в полумраке кабины. Волосы слиплись и спадали на лоб колечками.

— Потому что это наш единственный путь отхода! — с нажимом отвечал лорд Морвелл. — Если нас когда-нибудь решат изгнать, или придется уходить самим, дредноут нам очень понадобится! Ты не знаешь толпы, сынок — она неблагодарна и переменчива, словно женщина!

— Не переводи темы! Что мешает воспользоваться дредноутом один раз, а потом просто заполнить тендер по новой?

— Я уже говорил тебе: как ты считаешь, я добьюсь их любви, если вскроется, что пять лет подряд утаивал от них уголь?

Юноша запрокинул голову, накручивая кудри на кулаки.

— Да они благословят тебя, как волшебника! Наколдуешь им этот уголь, они только рады будут!

— До конца бури, конечно. Но это собаки, сынок. Голодные псы, и только! Едва опасность минует, как начнутся расспросы. Надо думать наперед, ты уже не мальчишка...

Дерил истерически расхохотался, пряча лицо в ладонях. Он не спал с того дня, как узнал о шторме. Под его глазами залегли ужасные синяки, пятно от пощечины серело, на коже стыла угольная пыль. Совесть мучала его, сомнения терзали душу — за то, что он сделал вчера ночью. За то, что не делал все это время. За все, что произошло с тех пор, как...

— К тому же, — поднажал лорд Морвелл, возвращая Дерила в реальность, — они потребуют разобрать дредноут на составные части! Все та же логика сиюминутной пользы! Подавай им сталь, дерево, паровые ядра!

— Ну и что?! — Юноша уже рыдал без слез. — Зато будет безопасная система со стравливателем... Или скажи отцу Фредерику, пусть придумает что-нибудь про неприкосновенность ковчега. Запрети им — ты же пророком заделался!

Лорд Морвелл прошелся по комнате управления. Его плечи были приподняты, рука с четками, украшенными золотым символом новой веры, то поднималась к подбородку, то снова опускалась.

— Допустим, — поддался он, — что в твоих словах есть смысл, хотя на самом деле, мне кажется, ты попросту меня измотал. Хм-м... А что, если в заполнении тендера обвинить Капитана? — вдруг промурлыкал он. — Найти свидетелей и подбросить нужные документы в том хаосе, что будет царить после бури, весьма несложно.

— Господи... — вздохнул Дерил. Теперь он ни разу не жалел о том, что сделал вчера, втайне ото всех. Крохотный поступок. Мальчишеский. Но... кто знает? В любом случае...

«Кажется, я и в самом деле начинаю понимать тебя, «отец». — Мысли ворочались в его воспаленном сознании медленно и неохотно, словно глубоководные рыбы. Облегчение отдавалось мелкой дрожью в коленях. Юноша чувствовал, что сейчас обмочится от усталости. Стыд скручивал желудок, выжимал воздух из горла. — Если ради спасения людей я готов стать соучастником такого обмана... — словно во сне, продолжал он. — То может, мы на самом деле не такие и разные? Но... О, Господи!» Сначала отец пригрозит Капитану уничтожить город, чтобы тот передал ему власть. А как только несчастный решит, что худшее уже позади, ему подкинут компрометирующие бумаги, словно ложечки в прикроватный сундук...

Мир на мгновение замер.

Затем Дерил медленно, медленно, словно под толщей воды, обернулся к отцу.

И спросил:

— Прямо как с Ютикой?

— Не неси чушь! — вскинулся лорд Морвелл. — Тебе следует знать, что я выше этого...

Юноша больше не слушал. Ноги Дерила подкосились, и он рухнул на пол, как тряпичная кукла. На затылок обрушился нагретый металл, и все потемнело.

* * *

Сознание возвращалось к нему неохотно, неспешно. «И в самом деле, лучше бы мне не приходить в себя, — мысленно простонал Дерил, и его слова загремели эхом, повторяясь, накладываясь друг на друга. — Лучше бы я никогда не встречал Ютику, чем... чем... Отец! Что ты... наделал... Что я наделал?!»

Юноша вздрогнул, и, захныкав, как маленький мальчик, приоткрыл глаза. Над ним кто-то склонился. Кто-то изящный, теплый и приятно, мягко пахнущий.

— Юти... Ютика?..

Ее палец ткнулся в синяк на щеке. Надавил, вызывая глушащую, алую вспышку боли и топя разум в воспоминаниях. Взгляд Дерила сфокусировался.

— Рут, — выдохнул он. Даже не попытался скрыть отвращения в голосе. — Это правда?

— Чего еще? Какая-такая «правда»?

— Ютика... Ты... ты соврала про Ютику? — Юноша задрожал и заплакал у нее на коленях.

— Да не было этого! Ты головой ударился. Приложился как следует, ух. Знаешь, где ты? Дома. Милорд Морв сказал парням отнести тебя домой.

Дерил закатил глаза, отчаянно собираясь с силами.

— Домой... — Вместо того, чтобы встать, он куда-то проваливался. — Домой... В... Винтерхоум?

— Что сказал? — голубые глазищи Рут расширились и пронзили душу. Вытащили из омута, словно загарпуненную рыбешку.

Юноша хмыкнул, сам не зная, хранить теперь тайну лорда Морвелла или нет.

— Ничего, — наконец-то решил он. — Тебе послышалось. Должно быть, ты тоже ударилась...

Рут резко встала, и Дерил со стоном обрушился на подушку. В ушах шумело. Гул человеческих голосов — возмущение, страх, отчаянная надежда. «Это обреченные, загубленные отцом души явились за мной. — На мгновение его обуяло чем-то глубоким, сновидческим. Чем-то таким, что иногда звучало, как далекое эхо, в проповедях отца Фредерика. В тех их частях, где священник не восхвалял лорда Морвелла. — Нет... — Глаза Дерила перекатились в другую сторону. — Еще не все кончено!» В голосах теплилась искра жизни, и они звали его, умоляя о помощи. Их можно было спасти!

— Что это? Рут... Что это? — Юноша схватился за голову. Подушка не могла заглушить их. Ладони на висках тоже.

— Не знаю, чего-то творится, — отозвалась рыжая, выглядывая в окно из-за занавески. — Подождем, пока хранители веры прогонят всех.

— Нет. Нет!

«Так они реальны? Или я все еще... сплю? — Он знал, что это не так. — По-моему, я только сейчас вообще и... проснулся».

— Помоги встать.

— Чего? Не-е, лежи. Лорд Морв с меня шкуру спустит.

— Рут!!! Если наша помолвка хоть что-нибудь для тебя значит — прошу... помоги. Надо!

* * *

Циферблат на Генераторе словно отмерял оставшееся им всем время на этой земле. Огромный, подсвеченный изнутри ярым пламенем, он раскинул свои стрелки: четверть десятого, время отбоя. Но никакого отбоя не было — толпа валила на площадь, словно рвалась потерять себя в ажурных ладонях рукотворного бога. Прямиком под часами изливались на землю лучи латунного солнца, и циферблат вообще-то должен был изображать его диск. Однако на начищенные прямые лучи сейчас никто не смотрел. Всех влекла витиеватая розетта самих часов. Они пылали в ночи, как маяк. Словно последняя во всем мире надежда.

Впереди шли мужчины в шубах из меха белого медведя — охотники, добытчики, проводившие свою жизнь над Морозными землями. За ними теснились измотанные, перемазанные сажей шахтеры, работяги со стенных буров, у которых даже в шарфах застревала стружка. Чуть подальше неуверенно жались мастеровые, отдельными группками шагали врачи и медсестры, тепличные работницы и недоумевающие детишки.

— Мне страшно, — призналась Ютика своему названому отцу.

Тащить его на плече через весь город, когда на улице минус девяносто, было настолько невыносимо, что она пришла в себя лишь сейчас, окунувшись в тепло Генератора. На груди у нее болтался фонарь, лицо было закутано в шарф по-охотничьи. Ютика поспешила стащить ткань на подбородок, подставляя щеки огненным сполохам.

— А мне нисколечко, — горько улыбнулся мужчина. — В худшем случае мы и так умрем.

— Но все эти люди...

— Могут навести шороху, верно. Думай об этом с такой стороны. Кому действительно не поздоровится?

— Да нет, я просто не ожидала...

Охотник мотнул головой.

— Я никто. И не так уж нас много. Но когда в городе всего девятьсот сорок душ, а ты знаешь кого-то... Это как передавать сигнал по цепочке. Знаешь, дирижабли выстраиваются на краю видимости, и в погожий день зеркалом можно сигнализировать...

Ютика прерывисто вздохнула, собирая остатки смелости. Конечно же, он пытался успокоить ее историями. Тем более, что в такой близости от Генератора можно было поговорить, не рискуя обморозить легкие. Но... «Что будет, что же теперь будет?» — Мысль металась между висков, словно рыбка.

Шум поднялся волной: навстречу гражданам высыпали хранители веры — правда, многие немедленно присоединились к толпе, другие же попытались задержать ее шествие, выкрикивая предупреждения. Людской поток увлекал их. Кто-то остался на месте, бессильно наблюдая, как лондонцы огибают их, как песчинки. Некоторые пятились и сохраняли подобие строя.

— Соблюдайте порядок!

— Разойдитесь по своим домам!

— Что это за гордыня?!

Охотник крепко сжал плечо Ютики.

— Пора задавать вопросы. Нельзя пускать все на самотек, а то кто-нибудь крикнет глупость, и начнется светопреставление...

— Ради Бога, скажите, что у вас есть план! — Девушка сама не поняла, как это ее угораздило взвизгнуть так. Просто... какая-то задавленная, измученная часть души поднялась вдруг. И ей вторили сотни других голосов.

— Мы просто хотим узнать!

— Как Капитан собирается отапливать город?

— Поговорите с нами! Довольно уже покаяний!

На галерее, бегущей вокруг Генератора, появилась пара фигурок.

— Лорд Морвелл?!

— И отец Фредерик!

— Где наш Капитан?!

— Мы слышали, что паровые центры не справляются!

— Будьте честны: что нас ожидает?!

Гул все нарастал. Подобно далеким раскатам, зазвучали и вопли ярости:

— Хватит продленных смен!

— Когда перестанут разбавлять пайки-то?!

Охотник подтолкнул Ютику.

— Скорее! Помоги мне, девочка... Видишь, вон там помост?

Она кивнула. По обыкновению там секли покаявшихся «грешников», отчего доски потемнели от крови. Однако это было единственным возвышением на всей площади. Над ним поднималась лишь генераторная галерея. Пыхтя, Ютика потащила названного отца к ступеням.

— Пожалуйста, не толкайтесь! — взывала она. — Дайте пройти!

Но путь ей преградило несколько хранителей веры. Мрачные, с осунувшимися, похожими на бульдожьи, лицами и пурпурными лентами через плечо, они подняли дубинки.

— Назад! Здесь не будет еретических выступлений!

— Да какая ересь, если мы все замерзнем?! — взвизгнула девушка.

— Не сметь! Изгоним и на возраст не глянем!

— Ни шагу далее, калека!

— Вы не понимаете!..

Кто-то из ангарных парней врезался в хранителя плечом. Взметнулись дубинки — и началась короткая, кровавая свара. Ютика хотела было зажмуриться. Все ее существо вопило: сжаться в комочек, словно девочка. Закрыть ладонями уши и напевать про себя колыбельную, пока не придет мама, и все это не окажется лишь страшным сном... Но душа не успела надломиться.

Названый отец попытался оттолкнуть девушку — чересчур медленно. Удар пришелся Ютике в лицо. Щека немедленно онемела. «А-а...» — закричать получилось только мысленно. Так больно! Так невыносимо, обжигающе-больно, прямо как в тот раз, когда Дерил сказал те слова, а потом ее обвинили в краже... Но там страдала душа, а теперь тело. Охотник судорожно втянул воздух сквозь сжатые зубы — и хранитель веры полетел в грязь.

Мгновение передышки. Мгновение надежды. А затем кто-то другой ударил мужчину палкой: наискось, и тоже по лицу. Хрустнул ломающийся нос. И Ютика увидела, как ее названый отец заваливается назад, мучительно-медленно, с кровавой полосой через обе скулы.

— О, Боже! Боже мой!!! — Она метнулась к нему, подхватила на руки. Охотник был тяжелым, таким тяжелым, а девушка цеплялась за него, и какая-то часть души все надеялась, что он защитит ее, словно Красную Шапочку. Другая же часть Ютики, выросшая среди окровавленных бинтов, под скрежет ампутаций, знала, что делать дальше.

— Давай! — взвалив отца на плечи, девушка оступилась, соскользнула в грязь, но заставила себя подняться снова. — Пока они не могут нас остановить...

Ступени маячили за спинами нескольких дерущихся. Сзади уже напирала орущая толпа. Еще миг — и началось бы настоящее кровопролитие.

— Со мною все, — грустно улыбнулся ей отец. Дыхание рвано терлось об обветренные губы, и по состоянию зрачков, оттенку кожи Ютика распознала признаки накатывавшего обморока. — Иди! Давай. Ты знаешь, что... что скажешь.

«Нет! О, Господи! Понятия не имею!» — мысленно взвыла девушка, дотащив мужчину до начала лестницы. Шанс еще оставался. И Ютика, подхватив рупор, лежавший на колодках у ступеней, взбежала по скрипучим доскам. Поднесла к губам обитый войлоком — чтобы не примерзал — раструб этого инструмента для обвинения. И завопила в него что-то неслыханное.

Сначала рупор отозвался глухо, словно возмутившись отсутствию грубых нот в девичьем голосе. Отсутствию слов «грех», «раскаяние» и «повиновение». А потом зазвенел на всю площадь:

— Стойте! Стойте и послушайте! Да прекратите драться, во имя всего святого!!! Я воровка Оуши, и нет, не притворяйтесь, что вы меня не знаете! Нас всего девятьсот сорок человек, о, Господи! А вы друг друга порете и убивать хотите?! Мне вас лечить, если мы вообще выживем!

* * *

Ее дрожащий, пронзительно-отчаянный тон молнией пронзил сердце Дерила, и юноша застыл на крыльце отцовского дома, накинув на плечи шубу.

— Куда ты лезешь? А ну назад! — зашипела позади него рыжая Рут.

Но он даже не отмахнулся. От стоял и слушал. И едва дышал. Ютика, его милая Ютика, такая беззащитная среди озверевших мужиков, скинула на помост изгвазданную в грязище шубу. Подарок Дерила было не узнать. Девушку... тоже.

— Я пришла сюда, потому что я боюсь: наш лазарет оставят без подачи пара, и мы с папой умрем там! Но говорят, что это лишь цветочки, и заморозить может Внешнее и Среднее Кольцо! — Ее голос летел над замершей толпой, словно песня раненой птички. — Почему нам не дают спросить, так ли это? — Она вся сжалась на мгновение, а затем взметнула голову в водопаде каштановых волос. По ее щекам покатились слезы. — Нам говорят о свете солнца, а держат во тьме! Все, что мы слышали за последние два года — либо ложь, либо полуправда! Пожалуйста, давайте выслушаем друг друга вместо того, чтобы одни приказывали, а другие молчали! Я просто хочу знать, что происходит! И есть ли смысл перевязывать вам раны, или мы все насмерть замерзнем! Уверена, все мы положим жизнь и в шахте, и на стенном буре, и в лазарете получится без перерыва трудиться... но только если все будет взаправду! Если свет — это и правда свет, а надежда для всех, настоящая!.. О, Господи! — Ютика зажала рот, согнулась пополам. — Я просто хочу жить и умереть собой! А не марионеткой с какого-то маскарада! Боже мой! Боже...

Рыдания сломили ее, и девушка упала на колени, уперлась руками в доски. Рупор покатился по помосту.

Дерил не помнил, как бежал, расталкивая онемевшую толпу. Как взбирался, игнорируя ступеньки. Как занозил ладони о неровные края помоста. Он обрел контроль над телом, лишь когда оно ударилось коленями в темно-красное от крови дерево. Дрожащие руки сомкнулись в объятиях вокруг плеч девушки.

— Ютика! Ютика, о, Господи, прости меня, прости, прости, прости!!! — Юноша поднял голову, не отпуская любимую от сердца.

«Быть может, это место засвидетельствует хоть одну настоящую исповедь?» — пронеслось у него в душе.

— Я Дерил Морвелл, — начал он, обращаясь не к людям вокруг, а к призрачному образу мамы из глубин сознания. — Вернее, никакой не Морвелл, и не родной сын лорда Харви Морвелла!

Кто-то взобрался на помост за ним — затем, чтобы протянуть юноше рупор. Голос Дерила немедленно окреп.

— Я никто, я совсем никто. И это неважно. Потому что мой так называемый отец — вот, кому следует задавать вопросы!

— Молчать! — каркнул с галереи лорд Морвелл. — Он не в себе! Разбил затылок, переработав на благо города! Хранители, увести его, немедленно! Мальчику нужен покой!

— Отставить, — раздался вдруг тихий, слабосильный голос, наполненный лишь чисто внутренним мерцанием. По стальным ступенькам на балкон Первого помощника вышел сухой старик в темно-синем кителе. Пламя генератора отразилось в его белесых и совершенно слепых глазах. — Отставить, пока я Капитан. Отец Фредерик, отойдите, пожалуйста. Дайте мне встать по центру.

По толпе пробежал шепот.

— Капитан...

— Я думал, он почил уже.

— Как сильно сдал!

— Боже мой, а он всегда был слеп?

— Да тихо вы!

Старик окинул площадь невидящим взором. Оперся на трость с тяжелым набалдашником. И кивнул:

— Продолжайте, молодой человек. Теперь мы все внимание.

Дерил, казалось, не услышал слов. Юноша стоял, запрокинув голову, наедине со своими чувствами — и лишь мягкая ладонь Ютики, сжавшая его, вернула парня в сознание.

— Мы прибыли из Винтерхоума, — выдавил он. Опомнился, прижал рупор к губам и повторил. — Из города, о котором вы не говорите, потому что боитесь повторить его судьбу! Лорд Морвелл был там Капитаном. И угнал дредноут, когда дела обернулись так же, как сейчас — ну, или... почти. Наверное, хуже.

— Когда это все было? — крикнул кто-то из толпы.

— Около десяти лет назад.

— По данным наших разведчиков, — вступил Капитан, — Винтерхоум погиб всего восемь лет назад. Они... пытались еще продержаться.

Толпа зарокотала. Все немедленно представили Нью-Лондон, лишенный львиной доли стали, угля и дерева. Город со смертельно раненным Генератором. Отчаянные попытки выжить. Отсчет до неизбежного конца.

— Ложь! — крикнул лорд Морвелл. — И чепуха! Ни один из сотни моих людей не подтвердит слов мальчишки! Мне стыдно называть тебя сыном, ты, неблагодарный приемыш!

Дерил почувствовал, как усилилась лихорадочная хватка Ютики — и воспрял:

— И слава Богу! Одобрение твое мне, как проклятие! — Юноша вновь обратил взгляд на толпу.

Они с отцом Фредериком заговорили одновременно:

— Да что за демон обуял тебя, несчастный ребенок! Кощунствуешь на Первого помощника, попомни мои слова — первого во всем: в уме и милосердии, и суровой, справедливой отцовской любви... Помощника всем людям в последнем городе на свете! — взывал священник.

— Лорд Морвелл хочет шантажировать Капитана тем, что может заморозить город. — Оглохнув ко всему, Дерил зажмурился и продолжал: — Затем он собирается обвинить его в краже угля, которым на самом деле сам заправлял дредноут.

— Еретик! Ни единого слова правды!

— Святой отец, — вздохнул Капитан, — умолкните, пожалуйста, если хотите и впредь называться столь высоким званием. Благодарю. Господин Морвелл?

— Смешно! — Лорд Харви отступил в тень, качая головой. — Выдумки воспаленного сознания! Взгляните на него: не спал три дня! Смертельно бледен! Хрестоматийный бред. Замысли я подобное, ни за что бы не доверил такой секрет какому-то... приемышу. Я могу сейчас же предоставить бортовой журнал — мой дредноут никогда не был в Винтерхоуме! На корпусе отлит серийный номер верфи в Лютоне! Мой Капитан, вы как коллега должны помнить, куда слали лютонские экипажи. Что же касается тендеров, то они практически пусты, уверяю вас! Мы можем завтра же, на рассвете отправиться к машине — вы все увидите! Не то, что бы это было необходимо: вы действительно настолько распаниковались, что всерьез будете слушать мальчика?!

Дерил задержал дыхание. И в самом деле, кто ему поверит? Его слова — против слов отца! «С чего я вообще решил, что... что это сработает? — Колени у юноши бессильно подогнулись. — Это мир взрослых. Мир без чуда. Их возьмут на блеф, мол, какой еще уголь, зачем доверять надежде? Или отец ночью... ох, у него будет время разобраться в том, что я вчера наделал! И он смоется... Для дредноута и двадцати членов экипажа хватит! Уж двадцать-то он найдет... И мы все погибнем без угля и стравливания!!!»

Обмякнув, он повесил голову: «Быть может, следовало... молчать. Так я бы хоть кого-нибудь спас. Ничтожество! Совершенное ничтожество! Глупец, ни на что не годный и не...»

— Ты мучал Дерила, — нетвердым голосом сказала Ютика. Столь тихо и испуганно, словно сама не могла, не хотела верить. Затем повторила уже громче: — Ты ломал его и делал соучастником своих злодейских планов...

Лорд Морвелл искренне расхохотался:

— Ну, что я говорил? Послушайте! Вы, последние люди на земле — и внимаете словам двух малышей, что мыслят в категориях песочницы! Шторм приближается! Сейчас же разойдемся, а завтра продолжим приготовления!

Толпа взорвалась тысячей локальных споров — прямо как кипяток на холоде мгновенно обращается в шипучий пар.

— Дерил! — Ютика заглянула юноше в лицо. Тряхнула. — Очнись! Я здесь, ты слышишь? Ну же! Дери-ил, это же слова всего лишь!

Но тот был занят. «Куда же? — крутился вопрос в его сознании. — Куда же, куда, куда, куда?..» И он повторил его:

— Куда же ты все это время собирался смыться...

— Кощунство!

— Святой отец!

— Кощунство!!!

Дерил упрямо закончил мысль:

— ...Если это распоследний город на земле?

Лорд Морвелл развел руками.

— Очень смешно, мальчишка. Я никуда не собираюсь уходить. Не знаю, о чем ты. — Подумав немного, мужчина мотнул головой. — Все, хватит! Капитан, советую вам увести их. Заключить под стражу, как возмутителей спокойствия. У нас нет времени на эту клевету. Сообщество и так уж настрадалось.

— Нет! Остановитесь! Дредноут можно подключить к основному Генератору!.. — Крики юноши поглотил рев толпы, возобновившей споры.

Ютика из последних сил вцепилась в шубу Дерила. Тот уже был на грани обморока: перед его внутренним взором все плыло, тело качало из стороны в сторону. Глаза уже готовы были сойтись у переносицы. Отправиться бы в мир сновидений, желательно, навсегда! И вдруг над толпой взвился голос рыжей Рут:

— Воня-а-аешь очень пло-охо, мистер Морв! — пронзительно, нараспев выкрикнула она, заставив общий гвалт притихнуть одной своей комичностью.

— Что? — обернулся уже спускавшийся было лорд Морвелл.

Какой-то шахтер посадил Рут себе на плечи, и девушка продолжила из толпы:

— Воровка Оуши, которая за всех нас сейчас красиво так сказала, ни в чем не виновата!

Дерил замер на границе беспамятства. Неужто? Нет, наверное, галлюцинации! Над площадью воцарилась полнейшая тишина — даже самые отчаянные не бурчали, не орали и не комментировали происходящее.

— Я думаю, это и впрямь почти все знают, ну, то есть, то, что как будто было! Но на самом деле это ты мне подсказал наговорить на Оуши... — Рыжая Рут побагровела и сжала кулаки. — Ты, который обещал нам, это, сообщество! Не знаю, как там кто, а вот я верю, что ты хошь сбежать и нас бросить всех! И Капитана нашего подставить! Ну, что скажете?!

Взрыв ярости.

— Он?! Да конечно!!!

— У меня еще шрамы на спине не зажили!

— Первый во всем?! Первым и побежит!

Дерил на мгновение выпал из этого мира. Затем его встряхнуло сердечной судорогой — это Ютика, прижав окровавленные, грязные ладони к его щекам, в слезах повторяла его имя. Боль от отцовских пощечин вспыхнула с новой силой. И юноша, шатаясь, сделал шаг вперед.

— Послушайте! — завизжала Ютика. — Эй, эй, эй! Просто послушайте! Дерил!!!

В его руках вновь оказался рупор. Девушка держала раструб за край, помогая, подсказывая.

— Давай, скорее, повтори еще раз, повтори же!

Дерил несколько раз глубоко вдохнул. Его исповеди был конец. Теперь он знал, каково было его милой Ютике, когда... когда никто... Но...

— Дредноут!!! — выпалил он, давая такого петуха, какого не было еще никогда в жизни. — Вам нужно подключить дредноут к Генератору!!!

Ужасно побледнев, он пошатнулся, трясясь в руках у девушки — и рухнул на доски в совершеннейшем беспамятстве.

* * *

Гул толпы остался позади. Лорд Морвелл бежал, спасая свою шкуру второй раз в жизни. «А ведь я поклялся, что больше никогда так не унижусь!» — Однако об уязвленном самолюбии можно будет пожалеть попозже. Сейчас, несмотря на всю внешнюю браваду, все ухмылки, он знал одно: с Нью-Лондоном покончено. Возможно, дело выгорит в одном из городов побережья? Пустоши поистине огромны, и всегда можно начать жизнь заново, если есть ресурсы — а ресурсы будут.

«Чего не будет, так это покоя мне!» — Мужчина скрежетнул зубами. Проклятый мальчишка! Проклятая предательница Рут! И эта плакса Ютика!!! «Как бы я ни переводил тему, про дредноут крикнуть — вопрос пары выдохов!» — Лорд Морвелл захлопнул за собой внутреннюю дверь на пульте управления Генератором. Какая жалость, что не получится загерметизировать внешний шлюз! Тогда он мог бы править, угрожая в любой момент пустить весь механизм вразнос, но сейчас на это не хватит времени... Сквозь стекло внутренней двери доносился возбужденный рев, рыдания — не горя, радости! Скот мычал, радуясь своему спасению. «Чего оно стоит, если не от меня?!» — Лорд Морвелл искренне не мог представить себе ответа. Они все были смехотворны. Под стать этому мальчишке с его щенячьим взглядом и улыбкой! Терпеть его все эти годы? Уговаривать себя, что из него выйдет толк?! «Я променял бы тебя на кого-нибудь поглупее лишь затем, чтобы не видеть больше твоей наивной улыбки!» — Мужчина сдавленно зафыркал. Напряжение последних дней прорывало тщательно возведенные дамбы, что должны были изображать рассудительность. «Нет, нет, не променял бы!» — Мучать его было слишком приятно. Но, к сожалению, теперь этому конец.

На полке у задней стены блестел окованный латунью сундук со сложным механизмом. Сделанный на заказ в старом Лондоне, этот шедевр часового искусства требовал уникальной комбинации — кода, который знали лишь двое.

«Проклятье, план был идеальным!!! — Лорд Морвелл принялся нажимать на кнопки из слоновой кости в требуемом порядке. — Но теперь они обязательно задумаются, попробуют... Я поспешил, мне слишком нужен был твой золотой умишко, найденыш! Какая жалость, что такой отважный малый безнадежно ограничил себя предрассудками!»

Код введен, и вот уже щелчок. Остается только поднять крышку, достать паровой ключ — и немедленно на дредноут! Верные ему люди всегда готовы действовать по тайному сигналу. «Прощайте, глупцы! — истерически хихикнул Харви Морвелл. — Счастливо вам замерзнуть с моей системой центров! Впору уже делать зарубки, сколько городов я низвел в руины...»

Его пальцы соскользнули с гладкой крышки, и он грязно выругался. Стащить перчатки! И еще раз...

— Что, — совершенно бесстрастно, не вопрошая, а скорее, констатируя что-то, произнес он.

Сундук не открывался. «Код!!! Еще раз!!!» — Лорд Морвелл, закусив губу, вновь застучал по кнопкам. Щелк. И... Глухо.

— Дерил.

Ему вспомнилось, как он водил его к дредноуту. И как заставлял зубрить код каждый раз, когда менял его — то есть, раз в месяц. «Воспитал помощника! — Мужчина схватился за голову. — Ведь это не для тебя, щенок, а для меня! Как запасной план!» Его дыхание безумно участилось. Спокойно, спокойно, сейчас придумаем, кому соврать, что пообещать и...

Дерил поменял комбинацию. «Он поменял! Проклятую! Комбинацию!!!» — Лорд Харви Морвелл подхватил сундук — тяжеленный, словно гиря. Сделал всего пару шагов. И с невыносимым грохотом уронил его на железный пол, куда полдня назад упал без чувств потрясенный юноша.

За дверью раздались крики: пропажу обнаружили, а звук удара немедленно указал скотам, где его искать!

— Дерил!!! — Тело мужчины сотрясалось от ярости. Оно покрылось потом, как у загнанного зверя, пока разум метался внутри, натыкаясь на одни невозможности.

«Быть может, если я покаюсь? Нет, нет! Как они, те, выпоротые?! А что, если... А-а-а, следовало сбросить Капитана с генераторной галереи!!! Хотя, как бы я тогда смог уйти?! Дерил! Точно! Я еще могу!..» — Он выхватил револьвер из выдвижного ящика под пультом. Провернул барабан, дослал еще один патрон из тех, что перекатывались рядом.

Стекло внутренней двери брызнуло осколками. Казалось, весь Нью-Лондон ломился наверх, по лестнице, чтобы призвать к ответу того, кто назвал себя его Первым помощником.

«Убью! Я убью его! Или... убить их всех?!» — Взгляд Харви Морвелла вновь упал на кнопки, рычаги, манометры. Слишком долго! К тому же, они успеют все вернуть, прежде чем давление станет опасным. Или все же попробовать?! «Забываешь, забываешь, им все равно конец! Хотя — нет! Ведь с моим дредноутом!..» — Мужчина дышал все чаще.

— Морвелл! Сдавайся, Морвелл! Все кончено! — Это были не его хранители. Люди Капитана, вот кто. Их не подкупить, не заговорить.

— Что мне делать?! — Он уже задыхался. Пот лил с лица, словно липкая суть его мыслей. — Ненавижу... Как же... я вас... ненавижу!.. — Харви Морвелл разрывался между желанием убить Дерила и пустить Генератор вразнос. Как-нибудь да сбежать. Или забрать с собой как можно больше людей Капитана? Жалкого, слепого Капитана, принявшего его с распростертыми объятиями! Или же?.. Мужчина покосился на револьвер.

У него был выбор. У него не было выбора.

У него был Дерил. Теперь... у него не было Дерила.

Привычка проверять свои гнусные идеи на беззащитном, бессильном, но всегда таком честном юноше теперь обернулась против Харви Морвелла.

Когда люди Капитана ворвались на пульт управления, бывший Первый помощник так и стоял в ступоре. У него текло из глаз, носа, с губ. Он дышал глухо, с подвываниями, не в силах решить, кого ненавидит больше. Неспособный принять то, что не может навредить всем и сразу.

* * *

Его вывели обезоруженным под свет Генератора, и многим впервые в жизни представился шанс лицезреть своего тирана без капюшона — и не в тени. Конвоиры спустили его по ступеням и повели в дом, чтобы запереть на время в крепком чулане под постоянной охраной тех, кто был верен Нью-Лондону. Пока Харви Морвелла вели по площади, любопытствующие стягивались к нему, бранясь или угрожая — и тут же отшатывались. У него не было лица, лишь сплошной ожог, что скрывался то под бахромою пурпурного зонта, то под шарфом с очками, то за блеском символов новой веры...

Он шел нетвердо, лепеча про себя одно:

— Ничего! Ничего нет! Все кончено!

И когда двери злосчастного дома закрылись за спинами людей Капитана, весь город знал, что мистер Морв — безнадежный, законченный лжец.

Ведь все только начиналось. На помосте, привалившись спинами к стене Генератора, грелись двое подростков. Совершенно измученный юноша запрокинул голову и смотрел в небеса. Девушка, обняв его так, словно несчастного в любой момент могли у нее отнять, жалась ухом к его груди и шептала, охрипшая после всех этих речей, криков:

— Я прощаю тебя, я прощаю, ты слышишь, Дерил, милый мой, я прощаю...

Затем к ним подошел, ковыляя, одноногий мужчина, и долго смотрел на парня. Что-то им говорил. Пару раз даже стукнул беднягу по голове своей шваброй — несильно, лишь бы привести в чувство.

К сгущавшимся тучам из сердца Нью-Лондона поднимались вихрящиеся, жаркие искры.

* * *

Три дня прошло в лихорадочных приготовлениях — но на этот раз, когда все знали, ради чего стараются и что есть надежда, в Нью-Лондоне наступило время подвигов, а не мучений. Огромный дредноут вытаскивали из заносов всем городом. Нашлось применение для почти семисот фонарей-отопителей. Затем Дерил, не поднимая глаз, ввел новый код и открыл сундук. Внутри находился миниатюрный паровой механизм с янтарной сердцевиной. Заправив его водой, юноша вставил ключ на место, и обихоженная инженерами машина ожила. Покатила в ущелье — и по Радиану.

У самой генераторной площади пришлось пожертвовать парой строений, чтобы дать дредноуту подъехать ближе. Все те, кто не работал сейчас в центре города, занимались другими делами: закрепляли все, что хотя бы теоретически могло сдвинуться, спускали оборудование в убежища, проверяли пустые здания. Оживший на день сталелитейный завод отработал двойную смену. Лишь чудом никто не погиб от перенапряжения — однако теперь, когда перед глазами стояла понятная необходимость, люди готовы были бы остаться и еще на продленную. Наскоро сделанные трубы загрузили на автоматонов, чтобы те доставили их на площадь. Там уже высились строительные леса, и дредноут соединяли с Генератором команды техников.

Ютика, как и обещала перед толпой, трудилась в лазарете, не разгибая спину. На улице стремительно холодало, и вскоре термометр показывал уже минус сто. Обморожения, переохлаждения, инфекции — палаты были забиты под завязку, трудяг приходилось класть в коридорах и даже в холле. Однако самым сложным оказывалось удержать некоторых на месте до выздоровления.

— Не смейте даже думать о работе! — в сотый раз за день настаивала девушка. — Так будет лучше для города, уверяю вас! Нам всем лучше, если вы останетесь живыми!

У нее больше не было сменщиц. И Клора, и Киззи, и рыжая Рут работали одновременно. В одну из пауз между перевязками конопатая девушка подошла к Ютике, как бы случайно задела ее плечом.

— Я знаю, за такое нельзя простить, — тихо сказала она. — И я не прошу ничего такого. Просто... Это было вонючее дело, и... Я лучше отойду теперь в сторонку, да?

Ютика не нашлась, что ответить, и мудро промолчала.

— Он ничем не отвечал на мои... поступки, — еще тише добавила Рут. — Думаю, тебе это... ну, важно, наверное.

На сердце расцвело множество цветов — но почти все они были розами боли. Боли за Дерила, его одиночество, его... искренность.

— Спасибо, — шепнула в ответ Ютика, и они разошлись помогать людям дальше.

* * *

Наконец спаренный Генератор был готов. Огромный запас угля, пригодный для далекого путешествия, ждал своего часа в тендере, всего в нескольких метрах от загрузочных люков. Один из автоматонов стоял наготове, ожидая лишь переключения шестерен, чтобы начать работу. Несмотря на полуденный час, улицы запрудили граждане — в последний день перед штормом смены закончились рано, а предприятия позакрывались. Всех, кого только можно было, перевели в дома, расположенные как можно ближе к Внутреннему Кольцу. Остальные сгруппировались вокруг наиболее надежных паровых центров. Люди пользовались последней возможностью размять ноги перед тем, как залечь в берлоги — и молиться. Надеяться.

Ютика накормила с ложки еще одного пациента, а затем выпрямилась: по палате осторожно шел ее милый Дерил.

— Зачем ты здесь? Еще подхватишь инфекцию, — взволновалась она, но юноша все неправильно понял...

— И-извини! Если скажешь, я сейчас уйду... И не буду... докучать тебе, Ютика...

— Да нет же! — Ее щеки полыхнули, на душе стало тепло, но так грустно. — Нет, ты меня не понял! Я же... я лишь только хотела... — В голосе прорезались полузабытые слезы. — Я хочу, чтобы ты был здоров, вот и все!

Набравшись храбрости, она взяла его за руку. Дерил напрягся, готовый отдернуться, если чего не понял... Но Ютика накрыла его ладонь пальцами.

— Перестань. Мы же все обсудили. Я простила тебя... Ох, Дерил...

— Незаслуженно. — Глаза у юноши были запавшими, тусклыми. Но потихонечку в них возвращался блеск. — Это не... Сам я себя никогда не прощу.

Ютика заправила щекочущую прядь за ухо и сделала шаг к любимому.

— Я никогда не ненавидела тебя, Дерил. Даже когда... думала, что ты притворялся. Мне было очень-очень больно, и только.

— Лучше бы ненавидела. Я... чувствовал самые разные вещи... иногда. — Голос у него дрогнул. — Но я хочу сказать, что...

Девушка поняла. Поняла все: и как он мечтает быть рядом снова, без обиняков, без утайки, быть ей опорой, защитой — а не источником боли. И как ему обжигающе, невыносимо стыдно, и сколько ужасных слов он про себя теперь думает, но не хочет, чтобы она их слышала, не хочет, чтобы жалела. Вовсе не из гордости, а из заботы о ней. Но мечты его мучают, им нельзя противиться, а препятствия, они... они...

— Я лишь хотел сказать... Винтерхоум... — заикнулся юноша.

— И я рада, что тебе хорошо в Нью-Лондоне. — Это был их старый, словно из какой-то совершенно другой жизни, язык полунамеков, полудогадок. А главное — мечты и воображения.

И такую лавину воспоминаний обрушила на них одна эта фраза, столько картин, улыбок, игр и моментов невинного счастья воскресила она, что оба почти мгновенно засопели. Затем молча заплакали. Еще шаг, и Ютика прижалась к груди своего избранника. Как тогда, в самый первый миг, когда он ее поймал на сверкающем, гладком льду.

Девушка приподняла голову выше и ткнулась носиком ему в подбородок. Они с Дерилом замерли, две тонкие фигурки посреди водоворота бинтов, шкур и тазов со скальпелями. Позволили себе на миг потеряться в ощущении родного сердца напротив. В звуках дыхания. Запахах, поднимающихся над волосами и кожей. В эмоциях и мире друг в друге.

* * *

Зря свирепствовал шторм. Ветры выли впустую. Грозя оглушить, рокотали жестяными листами на крышах. Замерзший мир погрузился в ночь, ставшую непроглядной совершенно буквально — снежное месиво сплошь облепило Нью-Лондон, и город словно оказался на дне озера, в илистом водовороте. Воздух стал почти твердым, шершавым, будто грубый наждак. Ураган стесывал ледяные уступы, полировал сталь, дерево. Промораживал насквозь каменную кладку. Минус сто двадцать, сто сорок... Горожане прижимались друг к другу в переполненных домиках, накрываясь одеялами, шкурами, мешковиной — в ход шли занавеси, ковры, даже книги. Фонари-отопители горели у сердца, едва ли не обжигали пальцы. Но в то же время выдохи серебрились густым, лунным мерцанием...

Минус сто пятьдесят. Но Ютика не боялась. В груди было просторно, и мягко, и ровно. Забыт оказался рыхлый снежок, таявший когда-то под ребрами. Ее щеку щекотали волосы Дерила. Юноша с девушкой сидели под одним шерстяными пледом, кутались в него вместе. По правую сторону, накрывшись медвежьей шкурой, молчал одноногий охотник. А Дерил как раз поправлял шаль на плече у задремавшей глухой экономки.

И только один человек во всем городе пережидал шторм в одиночку, за дверью кладовки. Ему тоже напихали туда одеял, но фонарь не дали.

Вой ветра быстро вытравил неприятные воспоминания из юных голов, и Дерил с Ютикой тихонько обнялись.

И вот, спустя одну очень долгую ночь, наступила оглушительная тишина.

Совершенная.

Непредставимая.

Тишина.

Первым ее нарушил едва слышный шорох, показавшийся тем солнечным утром громоподобнее любого грохота. Снег осыпался высокой стеной, и юноша с девушкой вскарабкались по получившемуся склону прямо в новый мир.

Нью-Лондон был девственно чист и бел. Генераторы двумя сахарными останцами высились над пологой чашей городского кратера — а та стала похожа на дно сверкающего, новенького блюдечка. Затем замерзший автоматон с треском разломил оковы и сунул кучу снега с углем в невидимый люк. Башня основного Генератора кашлянула, и ее верх сделал мягкий «Пуф!». Струя дыма победно взметнулась в воздух.

То тут, то там образовывались все новые и новые провалы — жители открывали двери, выкапывали ступени. Немедленно собрались отряды для поиска и освобождения всех жилищ. Каждые несколько минут проводилась новая перекличка.

— Дерил... почему же так жарко? — выдохнула Ютика.

Юноша сверился с циферблатами, что шлангами соединялись с исследовательским фонарем.

— Минус двадцать, — машинально сказал он. А потом осознал: — Минус двадцать?!

Повсюду плакали, молились прямо на снегу, обнимались. Дерил неловко нашарил руку Ютики и взглядом попросил разрешения сжать покрепче. Та движением головы сбросила на плечи капюшон, и юноша на мгновение застыл, любуясь копной ее каштановых волос. Солнце просвечивало их насквозь, золотило пряди. А затем губки Ютики дрогнули, защекотали кожу его щеки.

— Прости, прости меня! — выдохнула она и побагровела.

Дерил сначала отступил на шаг, а потом наконец улыбнулся — по-настоящему, совсем как раньше. Над снеговою чашей раздавались смех, рыдания — гимн облегчения и надежды. На миг, на один прекраснейший утренний миг, всем стало ясно, каков он, этот мир, в котором на самом деле все честно. В котором есть место чуду, тому самому, ради которого ты сам готов сделать все возможное.

* * *

Они венчались в то декабрьское утро, когда Ютике, чуть младшей, чем любимый Дерил, исполнилось восемнадцать лет. И к алтарю в Нью-Лондонской часовне свою названую дочь провел охотник, которого все звали одноногим — даже после того, как на сталелитейном для него выпустили первый в городе механический протез.

Он отпустил локоток Ютики, и, явно не зная, как себя вести в подобной обстановке, лишь коротко мотнул головой — мол, ну, вперед, девочка.

Она тихонько улыбнулась, а затем подняла взгляд на Дерила. Наконец они нашли то, о чем так долго мечтали, и этот волшебный миг с простотою белого платья, румянцем и тем коротким соприкосновением, которое Ютика осмелилась не закрывать ладошкой от собравшихся... Этот миг принадлежал только им.

Термометр на залитых солнцем дверях церкви показывал минус десять.

КОНЕЦ