Нет ярких красок в серебре (джен)

Его похоронили быстро и скромно. Мать сама обмыла его тело, облачила в парадную мантию и положила в гроб. Она больше не плакала, не повторяла, как заведенная, его имя. Она словно заледенела. Руки делали все быстро и аккуратно, и Драко понял, что не впервой ей приходится совершать этот скорбный обряд. Она уложила его волосы и расправила все складки на одеждах, чтобы все было идеально. Отец надел на его палец перстень с гербом дома Малфоев — чтобы в лучшем из миров предки признали его. Гроб отнесли в семейную усыпальницу. Декан Снейп управлял левитацией, а Люциус и Нарцисса шли следом, поддерживая друг друга и стараясь не смотреть на мертвого сына. Не могли не смотреть.

Драко следовал за ними и не мог оторвать глаз от себя самого. В гробу он казался спящим. Спокойное лицо, умиротворенное, расслабленное, наконец-то не искаженное ни страданием, ни яростью, ни усталостью. Вытянутое длинное тело со скрещенными на груди руками. Пальцы такие нервные, такие длинные, только ссадины на костяшках и ногти обломаны. Светлые волосы лежат волной на высоком лбу. Губы, бледные до синевы, плотно сжаты, но даже так видно, что они искусаны. У него была привычка кусать губы, чтобы подавить в себе эмоции, и отец считал ее отвратительной. Сейчас, наверное, не считает. Сейчас, наверное, ему все равно. Пусть бы и дальше кусал, лишь бы эти губы улыбались или отвечали неизменное «Да, отец». Драко смотрел на себя, на маленькую траурную процессию и задавался вопросом, а что, собственно, дальше?

Его никто не видел и не слышал. Он не понимал. Он провел целый год в почти ежедневных свиданиях с леди Морганой, даже если они сводились к вежливому поклону и фразе «Привет, Моргана. Рад тебя видеть». Призраки Хогвартса были настолько его неотъемлемой частью, что никто вообще не задумывался о том, что это люди. Бывшие люди. В смысле когда-то они были живыми людьми из плоти и крови, а потом стали призраками из серебристого тумана. Ведь у них были тела, и тела эти давно истлели и обратились в прах. Но ничего не закончилось. Они продолжили существование в иной форме, и для некоторых из них нежизнь стала отличным временем. Он же оставался незрим и не слышим почему-то.

В усыпальнице его положили в каменную могилу. Родители по очереди поцеловали его холодный лоб. Крестный коснулся его руки. Драко поднял призрачную руку и посмотрел на нее, на тыльную сторону ладони. На мгновение ему показалось, что он ощутил прикосновение, но тут же все исчезло. Не могло такого быть. Или могло? Он не знал. Он вообще не знал, что теперь ему делать. Могилу закрыли тяжелой крышкой, на которой было выбито его имя и годы жизни. Ни прощального слова, ни эпитафии не было. Никакие родители не готовятся к смерти своего ребенка и не подбирают слова заранее. Когда крышка встала на место, перед глазами потемнело, но тут же все рассеялось. Нарцисса положила на крышку белую розу, срезанную в саду только сегодня утром. Хотела что-то сказать, но не смогла. Вместо этого из груди исторгся тихий стон. Глаза закрылись, и она начала медленно оседать вниз. Отец подхватил ее на руки и растеряно посмотрел на Снейпа — своего единственного, пожалуй, друга. Снейп едва заметно кивнул. Драко не выдержал и закричал:

— Мама, я здесь! Отец! Северус!

Не было ответа. Они постояли еще немного, а потом вышли наружу. Драко понял, что сейчас останется здесь один, и поспешно выскользнул следом. До самого дома Люциус нес жену на руках. В гостиной Снейп привел ее в чувство нюхательной солью. Ресницы затрепетали. Глаза открылись. Бледные губи разомкнулись, и мать тихо спросила:

— Как мы теперь будем жить? Зачем?

И отец ответил:

— Я не знаю.

* * *

— Моргана, почему мы здесь? Почему ты? Почему я? Почему мы застряли?

— Мы здесь, потому что есть что-то, что нас удерживает. Зачем ты здесь, Драко? Что удерживает тебя?

Они сидели в дальних покоях, которые были обиталищем леди Морганы последние все-сбились-со-счета-сколько сотен лет. Им не нужен был свет, и они не зажигали свечей. В потустороннем мире не было смены дня и ночи — новая реальность всегда была подсвечена одинаково, и неуловимо менялись только оттенки серебра. Им не нужно было тепло, и камин оставался холодным. Им не нужны были еда и питье. И Драко отчаянно скучал по всему, что теперь им было не нужно. Он хотел снова увидеть свет звезд, ощутить тепло живого пламени, съесть любимое пирожное и запить его тыквенным соком, который ненавидел в Хогвартсе. Он снова хотел жить и все никак не мог осознать, что смерть — это навсегда. Размышляя над вопросом леди Морганы, от вдруг понял ответ.

— Все! Меня держит здесь все!

— Тогда ты будешь здесь целую вечность, — сказала леди Моргана, помолчала немного и тихо добавила: — Вечность — это очень долго.

Драко смотрел перед собой невидящим взглядом и пытался осмыслить ее слова. Он увидит, как его родители будут стареть вдвоем и однажды умрут в одиночестве. Увидит, как род Малфоев прервется, поместье опустеет, сад зарастет дикими травами, а домовые эльфы соберутся и уйдут к другим хозяевам. Увидит, как древние стены начнут ветшать, покрываться паутиной и пылью, и только забытые всеми призраки станут бродить по заброшенным залам и анфиладам. Или еще того хуже: поместье продадут с торгов, в его родовое гнездо въедут новые люди, не имеющие никакого отношения к Малфоям, и поспешат избавиться от всего, что напоминало о предыдущих владельцах с их сомнительной репутацией. Не приведи Мерлин, если это будут Уизли. У Поттера хватит и денег, и мстительности, чтобы подарить предателям крови то, что принадлежало врагу. От этой мысли Драко передернуло.

— Прости, Моргана, но мне нужно побыть одному.

Она усмехнулась.

— Тяжело принимать новую участь, уж я-то знаю. Но ты привыкнешь к нежизни.

Она поднялась с кресла и уже собралась удалиться, как Драко окликнул ее снова:

— Постой! А ты... почему ты здесь?

Она повернулась к нему лицом и приложила руку к корсажу, обняв пальцами воткнутый кинжал.

— Из-за этого. Я любила и была любима. Мы собирались пожениться, но мой отец, твой предок, Драко, сговорил меня за другого. За своего друга, который был старше меня на тридцать лет. Я просила его на коленях, умоляла не отдавать меня за другого, но отец не послушал. Мне было всего семнадцать, и я решила, что лучше совсем не жить, чем жить в разлуке с любимым. Юности свойственны шальные необдуманные поступки. Я убила себя. А потом решила остаться и вечно напоминать Малфоям, что любовь не терпит предательства. Только, знаешь что... уже через пару поколений обо мне все забыли. И Малфои продолжили жениться по расчету, а не по любви. Твои родители — счастливое исключение. А я застряла здесь, потому что некому меня отпустить. Так что торопись...

Он хотел спросить, о чем она говорит, но леди Моргана уже исчезла. Торопись, сказала она. Некому отпустить, сказала она. Значит ли это, что не только он должен хотеть уйти, но и другие люди должны хотеть его отпустить?

* * *

В ночь после похорон он пришел в родительскую спальню. Ничего подобного Драко не позволял себе с тех пор, как ему исполнилось три. Спальня родителей — не место для детей, так заведено во всех аристократических семействах. Если ночью он просыпался от того, что хотел есть или пить, то должен был позвать домовика и приказать ему принести все нужное с кухни. Если он просыпался от страха, то должен был справляться сам. Это не значило, что родители его не любили, но их с самого детства воспитывали точно так же, и оба они не знали, что можно как-то иначе. Однажды он испугался так сильно, что послал эльфа за матерью. Родители пришли к нему оба, но на следующий день Драко выслушал лекцию от отца насчет мужества, приличий и характера.

— Он всего лишь ребенок, Люциус, — сказала тогда мама. Отец ответил непреклонно:

— Он Малфой и должен учиться выдержке.

Больше он так не делал. И сам не приходил. И вот сейчас он стоял в дверях и смотрел, как его родители спят на огромной кровати под балдахином. Голова матери покоится на сильном плече отца, а он обнимает жену рукой, словно стремится защитить даже во сне. Сон их был беспокойным. Нарцисса вздрагивала и стонала, и тогда Люциус поглаживал ее по плечу, на мгновение выпадая из дремы, касался губами ее разметавшихся светлых волос, и она успокаивалась. На какое-то время. У Драко щемило сердце и болело внутри. Нечему было болеть, и сердце стояло, но он все равно чувствовал в груди судорожные спазмы, волной расходившиеся по телу.

Он приблизился к кровати со стороны матери, опустился на колени и тихо позвал:

— Мама...

Она не проснулась. Отец приоткрыл глаза, глянул сквозь него невидяще и снова смежил веки. Почему-то они не видели его. Драко силился вспомнить, что говорила леди Моргана про видимость призраков. Он заметил, что после смерти ему стало тяжелее вспоминать все то, что было связано с его телесной жизнью. Она говорила, что призрак сам выбирает, кому показываться, а кому нет. Сначала приходится прилагать усилия, а потом получается само собой. Драко не очень представлял, какие именно усилия нужно приложить, но все равно постарался. И вдруг его охватил страх. А нужно ли вообще? Что, если они уже попрощались с ним, и явление призрака погибшего сына только причинит им лишнюю боль? Драко не хотел, чтобы его родителям было больно сверх того, что уже есть сейчас.

Нарцисса широко распахнула глаза, посмотрела на него в упор и громко ахнула. Драко показалось, что в ее зрачках он видит свое отражение — серебристое мерцание, ярко видимое в темноте ночной спальни. Люциус мгновенно проснулся.

— Что? Что случилось, дорогая? Что ты увидела?

— Драко! Здесь был Драко!

Отец обвел комнату взглядом и сильнее прижал к себе мать. Он говорил мягко и ласково, и очень тихо, но Драко все равно услышал.

— Его здесь нет. Тебе показалось.

— Нет... я видела его.

— Его нет, милая. Нет...

Он уткнулся в ее волосы лицом, и Драко с ужасом увидел, как вздрагивают его плечи. Он никогда не видел, чтобы его отец плакал. Он никогда не видел, чтобы его отец проявлял хоть какие-то чувства. Возможно, сейчас он увидел то, что никогда не было предназначено для его глаз — отца и мать наедине, только друг с другом, когда они могут не притворяться, потому что скрывать друг от друга им нечего. Ему стало неловко. Он поднялся, уже точно зная, что они не видят его, и попятился к двери. И стоял, пока они снова не уснули. И только потом ушел.

На следующее утро он сидел с ними в столовой за завтраком, снова невидимый и не слышимый. От ночного происшествия ничего не осталось. Хотя... ему показалось, что оба они как-то враз поникли и словно постарели. Спина Люциуса была не такая прямая, как раньше. Манеры Нарциссы не такие отточенные. Они сидели друг напротив друга за длинным обеденным столом, как это делали всегда. Драко сидел на своем месте в центре и смотрел на белоснежную скатерть, вышитую крошечными чайными розами. Розы были серыми, но он помнил их настоящий цвет — кремово-розовый. Черное платье матери выделялось в светлой столовой пятном траурного горя. И ни одного украшения, кроме обручального кольца. Стол казался бесконечно-длинным. Впервые на памяти Драко не было свежих цветов.

Люциус положил вдруг вилку, неприлично звякнув серебром о фарфор. Посидел немного молча, а потом поднялся и подошел к жене. Взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.

— Дорогая, я хочу, чтобы кое-что поменялось.

Он взмахнул волшебной палочкой и заставил сервировку Нарциссы переместиться на место рядом с собой. Подал матери руку, помогая встать, и провел ее вдоль стола, нежно поддерживая за локоть. Отодвинул стул, предлагая присесть.

— Отныне твое место здесь, рядом со мной.

Она молча села на стул и продолжила завтрак. Драко смотрел, как они сидят рядом, почти касаясь друг друга локтями, и думал, что не только дети могут стать сиротами, когда гибнут их родители. Родители сиротеют, когда теряют детей.

* * *

Он не хотел покидать дом. Сад больше не привлекал его красотой и свежестью. Драко бродил по поместью, с ужасом думая, что впереди у него целая вечность, а он не знает, что с ней делать. Интересно, бывает ли у призраков депрессия? Интересно, бывает ли психологическая помощь для призраков? Он подозревал, что ответ на первый вопрос — да, а на второй — нет. Каждое утро после завтрака он вставал у окна в холле и смотрел, как его родители выходят из дома и идут в сад. В руке матери — одна белая роза. В руке отца — его знаменитая трость, тяжесть которой Драко не раз испытывал на себе. Лицо Нарциссы закрыто легкой вуалью. Однажды Люциус подал ей руку, помогая спуститься с высоких степеней, а потом не предложил взять его под локоть, как обычно, а сжал ладонь и повел за руку. И с тер пор они всегда ходили только так: маленькая лапка Нарциссы пряталась в ладони мужа. Драко знал, куда они ходят. Сейчас они погуляют по дорожкам час или около того, а потом свернут в глубину, не сговариваясь, не говоря друг другу ни слова, словно их сердца чувствовали желания друг друга. Они пойдут в усыпальницу и будут стоять над его могилой. Нарцисса положит розу на крышку, и они вернутся в дом. Пару раз Драко гулял вместе с ними, но потом перестал. Слишком невыносимо было это видеть.

Он все еще не проявлял себя, боясь ранить их еще больше. Леди Моргана говорила, что у всех это происходит по-разному. Кто-то, наоборот, испытывает облегчение, а кто-то уходит в скорбь еще глубже. Драко учился появлению и сокрытию себя, пока они гуляли. Но некому было подсказать, насколько хорошо у него это получается. Стоя у окна, он материализовывался, как будто просто остался дома. Смотрел сквозь полупрозрачные гардины и не мог насмотреться. Однажды Нарцисса обернулась, а он узнал, что вполне видим.

Ее рука метнулась к лицу, и мать закусила ребро ладони. Ее лицо исказилось болью. Люциус что-то спросил, она ответила, и он тоже резко обернулся. Но Драко, поняв, что его видят, отпрянул вглубь холла и скрылся. Отец не увидел. Нарцисса вырвалась и побежала к дому. Влетела в холл и закричала:

— Драко! Сыночек!

Из ее глаз хлынули слезы. Грудь, затянутая траурным шелком ходила ходуном от сдерживаемых рыданий. Роза осталась лежать на пороге. Отец ворвался следом. Схватил ее в объятия и заговорил, успокаивая, утешая, нес какую-то околесицу про то, что им нужно уехать, что нужно все забыть, что война закончилась и теперь они свободны от власти Темного Лорда, он свободен от Метки. Мать кивала, соглашалась, но ее взгляд мутнел, дыхание сбивалось, и закончилось все тем, что Люциус уложил ее в постель, напоил успокоительным зельем, а сам потом в кабинете пил огневиски.

В темноте, сидя без свечей, в расшнурованной рубахе, с растрепанными волосами, он вдруг очнулся от пьяного забытья и тихо спросил в пространство:

— Драко, ты здесь? Ответь мне, сынок. Твоей матери так плохо без тебя. И мне... мне тоже. Я бы все отдал, чтобы тебя вернуть.

И тихо заплакал. Если бы Драко был жив, то его прошибло бы холодным потом. Если бы он был жив, то хотел бы тоже разразиться слезами, чтобы стало легче. Но он не мог. По бледным щекам катились светящиеся капли, но это были не настоящие слезы. Они не приносили облегчения.

— Папа, — сказал он, зная, что не будет услышан, — я так хочу вернуться.

На следующий день к обеду прибыл Снейп.

По нему война потопталась сильнее, чем по прочим. Это сейчас Драко знал, что двадцать лет его крестный играл роль двойного агента, находился под постоянной угрозой жизни. Знал, сколько Круцио с обеих сторон ему пришлось перенести. А тогда... когда все начиналось, он остался один, ибо никому нельзя было довериться. Одиночество шпиона — огромное одиночество, возможно, самое огромное из всех. Снейп выглядел старше своего возраста, стал еще более жилистым и костлявым. Мантия сшита из дорогой шерсти, но все так же заляпана пятнами неизвестного происхождения. Снейп и зелья — близнецы-братья, мрачно подумал Драко. Крестный был настолько странным и непонятным, что любить его было очень сложно.

Люциус приказал убраться в кабинете и накрыть там ужин для них. Нарцисса все еще лежала больная. Они со Снейпом сидели за столом, а Драко стоял в углу, скрестив на груди руки. После первой перемены блюд и попытки светского разговора, которая с треском провалилась, Люциус вздохнул, призвал заклинанием бутылку огневиски, которую прятал на бюро за стопкой пергаментов, и разлил по тамблерам. Выпили молча.

— Алкоголики, — буркнул Драко из своего угла. — А сам все время делал вид, что вообще не пьет.

В ответ Снейп скользнул по нему взглядом, но, конечно, не увидел и не услышал. Обратился к другу:

— Как Нарцисса?

— Плоха. Лежит второй день, слаба совсем. Уверяет, что видела Драко.

— Нужна помощь?

— Хотел у тебя заказать что-нибудь из твоих зелий, чтобы помочь ей справиться.

— Я сделаю и пришлю тебе в скором времени.

Помолчали, выпили еще.

— Север... что ты знаешь о призраках?

— Они существуют, — как обычно сама логичность и лаконичность.

— Как думаешь... Драко может быть здесь? С ним можно как-то связаться?

Снейп облокотился на стол и свел пальцы шатром. Драко очень хотелось подойти к нему и шепнуть на ухо, что, конечно, он здесь. Будет здесь еще целую вечность. И это представляется ему кошмаром.

— Я могу принести доску Уиджи. Но, если он не захочет, то не станет с тобой говорить. А если захочет, то никакая доска не нужна. А ты... хочешь, чтобы он был здесь?

Отец молчал долго, очень долго. Драко весь напрягся. Вот сейчас, сейчас отец ответит, и тогда он решит, появляться ему или нет.

— Мы с Нарциссой хотели бы сказать, что любим его. Мы... я редко говорил ему это, пока... ну, ты понимаешь.

— Если он здесь, то ты можешь сказать это и так. Он услышит.

Драко хотелось закричать. Я слышу, я здесь, и я слышу, я тоже вас люблю. Он был готов проявиться тотчас, но его снова скрутило страхом. Нет, не сейчас. Когда они будут одни, когда с ним будет только его семья.

— Драко... — начал Люциус, но так и не продолжил.

* * *

Снейп действительно прислал целую корзинку с зельями. Нарцисса начала их принимать в тот же день, и ей стало лучше. Они снова ходили вдвоем гулять, держась за руки. Она заказала себе три новых платья — черных, без единого украшения. В столовой они сидели рядом. Однажды кто-то из домовиков ошибся и накрыл стол на три персоны. Увидев это, мать страшно побледнела и осела на стул. Отец был в таком гневе, что Драко подумал — убьет сейчас беднягу так, что ни косточки не останется. Но к его немалому изумлению Люциус только холодно сказал:

— Впредь следует быть внимательнее. А сейчас вон отсюда.

Пискнув, эльф испарился. Нарцисса тихо подала голос:

— Со мной все хорошо, дорогой. Я в порядке.

Люциус опустился на пол возле ее ног и положил голову на укрытые шелком колени. Мать гладила его волосы, пропуская между пальцев тонкие светлые пряди. Это было так пронзительно и беззащитно, что Драко почувствовал себя неловко. Как будто подсмотрел за чем-то, что ему не следовало видеть. Преимущество быть призраком — ты можешь наблюдать все, оставаясь невидимым, но бывают моменты, когда этого делать не хочется. Счастливое исключение, вспомнил он. Покинул столовую и ушел в апартаменты леди Морганы.

Они проводили часы в беседах и тренировках. Леди Моргана учила его контролю над проявлением и сокрытием себя. Они говорили о том, как люди переживают смерть близких и как меняются. Родители Драко переменились. А может, всегда были такими, просто он не знал. До того, как умереть, он никогда не видел их только вдвоем. Сейчас он сожалел, что многого в них не знал и не видел до смерти. Не знал, что его мать на самом деле так хрупка и ранима. Не знал, что его отец может быть нежным и внимательным. Не знал, что родители его так сильно любят. Если бы его сердце продолжало стучать, то сейчас оно обливалось бы кровью. Леди Моргана говорила:

— Часто люди по-настоящему открываются только после того, как теряют самое дорогое, что у них есть. Мой отец сошел с ума после того, как меня не стало. Он жалел о своем решении и часто повторял, что лучше бы ему было видеть меня за неугодным зятем, чем в гробу. Ах, Драко... в гробу я была такая красивая.

Она мечтательно улыбалась, а Драко вспомнил, как сильно Люциус с одной стороны не желал видеть его в рядах Пожирателей Смерти, а с другой подталкивал к принятию Метки. Когда это свершилось, Люциус выдавил поздравления, а ночью, наложив на кабинет все возможные охранные заклинания, выдал ему всю правду о Темном Лорде и о Пожирателях. Драко был шокирован, но виду не подал, а решил, что во всем разберется сам. Вот и разобрался. Так разобрался, что ненароком погиб. Он посмотрел на свое предплечье. Темной Метки больше не было, вместо нее было бесформенное черное пятно, и с каждым днем оно уменьшалось.

Когда Нарцисса совсем оправилась, в поместье пожаловали гости. Это был маленький, почти семейный ужин при свечах. Лорд и леди Паркинсон могли бы стать родней Малфоям, если бы Драко и Панси поженились. Если бы Драко дожил до этого светлого момента. В какой-то степени вся высшая аристократия магической Британии была в родстве, и времени с его смерти прошло уже достаточно, и ужин был действительно тихим и скромным. И, как Драко понял из обрывочных фраз, Панси пожелала видеть леди Нарциссу.

Панси тоже была в трауре. Она-то потеряла не только лучшего друга, но и чуть ли не половину однокурсников. Наверное, вообще не было ни одной семьи, которая не понесла бы утрату. Панси сидела за столом, опустив взгляд на салфетку, почти не ела и поддерживала разговор односложными ответами. Драко стоял возле камина, в излюбленной позе — прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Взрослые говорили о том, как жить дальше. Аврорат начал гонения на всех подозреваемых в причастности к Темному Лорду. Кое-кто уже отправился в Азкабан. Остальные сидели в поместьях и ждали, когда за ними придут. Паркинсоны собирались бежать на материк при первой же возможности. Сначала во Францию, а дальше куда-нибудь в Скандинавию, где жили их дальние родственники. Панси поступит на седьмой курс Дурмштранга, чтобы закончить образование. И тогда все они позабудут случившийся кошмар. Панси бросила на своего отца такой взгляд, что Драко понял — она не забудет ничего и никогда.

После основной трапезы и перед десертом лорд Малфой и лорд Паркинсон удалились в кабинет обсудить некоторые общие дела. Драко хотел пойти за ними, но все же решил остаться. Меньше всего ему сейчас хотелось видеть, как два сильных лорда будут следующий час пить огневиски и растерянно смотреть друг на друга. Все были растеряны. Потеряны. Он остался в гостиной, где дамы собирались пить чай. Панси попросила кофе. Она всегда больше любила кофе. Драко отклеился от стены и присел на свободный стул рядом с матерью. Он бы с огромным удовольствием сейчас пил кофе и ел пирожное вместе с подругой. На мгновение рукав его мантии коснулся руки Панси. Она замерла с поднесенной к губам чашкой и посмотрела в его сторону. Нарцисса побледнела и встрепенулась.

— Что, дорогая? Ты что-то увидела?

-Нет, — она медленно покачала головой. — Нет, леди Нарцисса, мне показалось.

Драко вскочил и отпрянул. Ему очень хотелось проявиться сейчас, сказать, что он здесь, все еще здесь, что он тоже скучает, но он не решился. Снова не решился. Не сейчас. Он еще не готов. Он непременно покажется, просто не сейчас, не при гостях. Простонал тихо:

— Панси... я здесь.

Но она, конечно, не услышала. Вздохнула несколько раз глубоко и обратилась к хозяйке дома:

— Леди Нарцисса, вы позволите мне посидеть немного в комнате Драко? Позволите взять что-нибудь... какую-нибудь его вещь... на память о нем. Он — мой лучший друг и... был моим лучшим другом, я хотела сказать... и я так скучаю... Простите.

Она смешалась, низко опустила голову, пряча глаза за челкой, и вытерла глаза кончиками пальцев. Нарцисса заледенела, но справилась с собой. Ей всегда было не занимать выдержки.

— Конечно, дорогая. Пойдем, я тебя провожу.

— Мама, — Панси повернулась к матери, — разреши, я сделаю это сама.

— Хорошо, Панси. Нарцисса, я буду в саду, хочу немного подышать свежим воздухом.

— Конечно, Элиза.

Драко не заходил в свои апартаменты со дня похорон. Избегал их, как огня, словно там было что-то, что могло бы для него все изменить. Не вернуть его назад в мир живых, не заставить уйти в лучший из миров, откуда не вернулся еще ни один призрак, а что-то изменить в его душе. А ведь от него только и осталось, что бестелесная душа. Он проводил время где угодно, кроме собственной комнаты. И сейчас, поднимаясь следом за двумя силуэтами в черном, уговаривал себя, что с ним не произойдет ничего плохого. Эта мысль вызвала смешок. С ним уже произошло кое-что очень плохое. Куда уж хуже.

Здесь ничего не изменилось. Ни пылинки. Везде идеальный порядок. Свежие цветы, которых больше не было в столовой и гостиной. Книги аккуратно расставлены на полках. В углу стоит метла, хвост вычищен, а древко отполировано. На стене большая колдография, где они втроем — семья Малфоев, парадный портрет. Рядом колдографии всей его короткой жизни: Драко на метле, Драко в саду, с отцом и матерью в путешествиях, в школе с друзьями, с Панси и Блейзом в кофейне на Диагон Аллее, Винсент и Грегори с непроницаемыми лицами делают вид, что охраняют его от какого-то цветка, с Милли и Теодором в магазине магических животных, Милли покупала лакомства для своей обожаемой кошки. После четвертого курса колдографий не было. Потому что он вернулся и стало не до веселья, вспомнил Драко. Не стало больше игр, не стало путешествий, не стало кофе-брейков. Жизнь превратилась в непрерывный кошмар.

Панси ходила по комнате, невесомо прикасаясь кончиками пальцев к разным вещам. Погладила его лицо на той колдографии из кофейни. Драко словно ощутил ее прикосновение и притронулся к щеке ладонью. Но даже свою ладонь он больше не чувствовал. Мать начинала что-то рассказывать, вспоминать, но замолкала, не закончив фразы. Обе они выглядели потерянными. Наконец, Панси взяла с его стола маленького серебряного дракончика. Дракончик покрутился на ее ладони и улегся, обернув себя хвостом.

— Можно я возьму это?

— Конечно, милая. Драко называет его своим внутренним демоном. Называл...

Называл, да. Ему виделся в этом дракончике непокоренный дух, и он хотел стать таким же — свободным, спокойным, уверенным в том, что сильные крылья вынесут его откуда угодно. Дракончика подарил отец, когда они были в Камелоте.

Панси присела на его кровать, опустила руки на колени. Серебряный клубочек на ее раскрытой ладони лежал, не шевелясь. Нарцисса села рядом. Панси вдруг заговорила, горячо, сглатывая слезы, отчаянно:

— Простите, леди Нарцисса. Простите, что напоминаю вам... но я так скучаю по нему... так скучаю. Это несправедливо, что именно он. И на похороны меня родители не отпустили, боялись за меня. А сейчас... мне страшно увидеть его могилу. Как будто, пока я не увижу, то могу думать, что мы просто разъехались на каникулы, а в следующем году я увижу его снова, в школе. А если увижу...

Она замолчала так же резко, как начала. Нарцисса обняла ее за плечи и прижала к себе. Гладила по темным волосам, по плечам, баюкала, тихонько укачивая. Точно так же она успокаивала Драко, когда он приходил к ней со своими бедами. После четвертого курса он уже и не приходил. А сейчас все бы отдал за то, чтобы ощутить объятия матери, ее надежное тепло, тонкий изысканный аромат ее духов. Но ему нечего было отдать. Грейнджер забрала у него последнее — жизнь. Он тихо закричал, потом завыл от безысходности. Призрачное тело сводило судорогой. Он хотел бежать, но не убежал. Он хотел жить.

— Ничего, девочка, ничего, — тихо ответила Нарцисса. — Мы переживем. Боль пройдет, вот увидишь. Просто на это нужно время.

* * *

Ночью он снова сидел в апартаментах леди Морганы. Ему было так отчаянно плохо, что он просто сидел, не шевелясь. Леди Моргана сидела в кресле напротив и молчала. Она хорошо понимала, когда нужно просто помолчать. Ему хотелось напиться. Нарезаться до полной отключки, как отец тогда в кабинете. Наконец, он поднял голову и спросил:

— Моргана... это всегда будет так больно?

— Нет. Боль пройдет. Нужно время.

Повторила слова матери, сама не зная этого. Неужели это всегда так? Любая боль, даже самая невыносимая, проходит со временем? У Драко не было возможности это узнать. Сейчас, наверное, будет, ведь впереди у него — вечность. Слишком долго.

— Ты привыкнешь. И со временем чувства как будто исчезают. Лет через сто ты вообще перестанешь чувствовать. Мне уже не больно.

— А если я этого не хочу? Не хочу быть здесь.

— Тогда...

Она оборвала себя и вскочила, испуганно охнув. Драко вскочил следом и обернулся. В дверях стояла мать. Волосы ее были распущены и лежали по плечам светлой волной. Она зябко куталась в большую теплую шаль, хотя на дворе стояло лето и даже ночью было тепло. Огонек свечи в тонкой руке дрожал.

— Леди Моргана, разрешите?

Леди Моргана молча кивнула. Нарцисса неслышно закрыла за собой дверь и подошла к призраку рода Малфоев совсем близко. От свечи серебристое сияние призрака приобрело другой оттенок. Драко стоял рядом и понимал, что мать не видит его. Он боялся потерять контроль над собой, боялся проявить себя, и осторожно отошел к ней за спину, пятился, пока не оказался у стены. Мать поставила свечу на столик.

— Простите за вторжение, леди Моргана, — заговорила Нарцисса. — Я старалась вас не тревожить, всегда уважала ваш покой и право на уединение, но сейчас мне нужна ваша помощь.

Леди Моргана отступила немного и ответила через небольшую паузу:

— Чем могу помочь, леди?

— Мой сын... Драко. Он здесь? Он с нами? Мне казалось, я видела его, но его нигде нет. Я знаю, что призраки общаются друг с другом. Скажите мне, где он, умоляю. Помогите мне. Люциус измучился. Он винит себя за смерть сына. А я... я знаю, что вы так и не стали матерью, леди Моргана. Но вы любили и знаете, что значит разлучиться с тем, кого ты любишь больше всего.

Она не успела ответить. Драко не выдержал.

— Мама!

Леди Моргана пробормотала:

— Кажется, самое время пойти пугать домовых эльфов, — и исчезла.

Нарцисса обернулась так стремительно, что на мгновение шаль взлетела изломанными крыльями. Бросилась к нему.

— Сынок!

Он хотел бы обнять ее, хотел бы взять за руки и поцеловать пальцы. Не мог. Ладони встретились и прошли насквозь.

— Мама, я здесь. Я все это время был здесь. Прости, что мучил тебя и отца. Прости меня, мама, прости.

Ее лицо было залито слезами. Она смотрела на него, не моргая, как будто боялась, что он снова исчезнет, стоит ей только на миг закрыть глаза.

— Но почему? Почему ты не показывался?

— Я не хотел причинить вам еще большей боли.

— О, Драко. Разве материнское сердце может испытать большую боль, чем от потери своего ребенка. Я знала, что ты не покинул нас, знала, чувствовала. А твой отец... он считает, что я сошла с ума. Но я не сошла. Сердце не обманешь. Ты должен пойти со мной к нему.

И Драко понял, что должен, что время пришло. Они спустились на второй этаж — в родительскую спальню. Из приоткрытой двери мерцал тусклый свет. Раздался голос Люциуса:

— Нарцисса? Что случилось, дорогая? Почему ты бродишь одна...

Он вышел из комнаты и замолчал. Он смотрел на призрак сына, и лицо, только что бывшее обеспокоенным за жену, теперь исказила боль. Из груди вырвался тихий стон. Люциус оперся спиной о стену, и Драко понял, что впервые видит, как отец потерял самообладание в присутствии кого-то еще.

— Здравствуй, отец.

— Драко... сын.

— Видишь, Люциус, я говорила тебе, что он здесь, что я его видела. Ты мне не верил.

— Я верил, Нарцисса. Я хотел верить. И я вижу.

В ту ночь никто больше не спал. Драко рассказывал, как его убили, как он очнулся сначала на поле боя, но после того, как уже все закончилось, а потом оказался дома. Как он был на своих похоронах, а потом всегда был рядом, гулял с ними несколько раз, сидел с ними за столом, читал с отцом в библиотеке, а с матерью был в гостиной или столовой. Будто он все еще жив, только они его не видят. Игра такая. Как он хотел, чтобы они знали, что он здесь, рядом, но боялся. На этом месте он сделал паузу, чтобы отец по своему обыкновению назвал его трусом, но Люциус промолчал. И Драко рассказал, как леди Моргана учила его и рассказывала о мире призраков и нежизни в нем.

— Она сказала, что я здесь, потому что меня что-то держит. И что не только я должен хотеть уйти, но и другие люди должны меня отпустить. Я всегда теперь буду с вами. Будет в поместье еще один призрак.

Он силился улыбнуться, но губы кривились от горечи. Утаил, в какой ужас на самом деле его приводит мысль остаться в поместье навсегда. Видеть, как они постареют, и в конце концов потерять их. Мать протянула руку, чтобы сжать его ладонь, в естественном жесте поддержки, но руки снова проскользнули мимо. Она прижала руку к груди, и отец сильнее обнял ее.

— Но, Драко, — сказала Нарцисса, — мы не хотим, чтобы ты был здесь. Это неправильно. Ты должен отправиться туда, где сейчас твое место, чтобы обрести покой. А мы... мы хотели попрощаться.

— Мы хотели сказать, как любим тебя, — продолжил Люциус. — И я хотел сказать, что горжусь тобой, сын. Всегда гордился. Мама права. Ты заслужил покой. Даже если ты хочешь остаться... это плохой выход. Наберись смелости, ты же Малфой, и иди.

— В наших сердцах ты всегда будешь с нами, сыночек. А потом мы снова встретимся. Я обещаю. Мы придем к тебе и снова будем все вместе.

Драко молчал. Его душа трепетала и была в смятении. Сейчас он чувствовал родительскую любовь, как никогда ранее. Но они говорили, что ему нужно отправиться в место, о котором никто во всем мире не знает ничего. И ему придется идти туда одному. Он вспомнил слова леди Морганы. Как она хотела бы отправиться туда, но не может. И что мир живых — это не только нежизнь, но и несмерть. И все застрявшие призраки рано или поздно больше не хотят здесь быть, но не могут уйти, потому что время было упущено, потому что некому их отпустить. А некоторые из них сходят с ума.

— Хорошо. Я пойду и... я буду ждать вас там. Я люблю вас.

Я люблю вас так сильно, как никогда не любил при жизни.

Но этого он уже не сказал.