Семейное дело. Дела семейные (джен)

В тот вечер Эмма очень сильно нервничала, её охватил страх, нервозность и ощущение, чего-то неправильного, нелогичного. Сама Эмма не могла объяснить себе этого чувства. Почему-то накатила тоска. Внешне, впрочем, она неплохо держалась, спасибо урокам актёрского мастерства. Тщательно отрепетированная речь, вплоть до мелочей, в зависимости от того, как пойдёт разговор. Мимика, жесты, походка, соответственно подобранная одежда, такая, что лишь подчёркивает внешнюю хрупкость девушки, даже волосы, обычно собранные в косы, чтобы не мешали при тренировочных боях, теперь небрежно распущены по плечам, придавая внешнему облику Эммы дополнительную иллюзию беззащитности. Всё было оговорено и отрепетировано не раз. Вспомнилась напутственная речь наставницы и последний ритуал.

— Сегодня вы научитесь терпеть боль и причинять её.

А то они не умеют?! Одна последняя тренировка с участием живых драконов чего стоила! Но, Гармония, до чего же вкусными оказались эти твари! При воспоминании о кровавых телах, Эмму охватили злость и азарт. Не отдавая себе отчёта, девушка кровожадно улыбнулась. Она выполнит свою миссию и прирежет этого охотника! Голыми руками порвёт! Выпустит ему кишки! Во славу Гармонии! Она не подведёт! Она докажет, что сильная, что достойна жить!

— Теперь ваше сердце всегда будет здесь!

Боль от выжженного клейма на запястье.

— Терпи, Эмма!

Ничего, она всё сделает. Глубокий вдох-выдох. Шарлин подбросила её на машине до мотеля, где остановились братья, а сама отправилась перехватывать второго Винчестера. Эмма постаралась придать лицу растерянное и напуганное выражение, что было совсем не трудно, учитывая как девушка нервничала. Один лишь шаг, один удар сердца… и стук в дверь.

Эмме тут же открыл родитель, настороженный, с пистолетом… Он удивлённо посмотрел на неё, почти также как при их первой встрече, так трогательно и мило… её отец…

Нет! Её враг!

— Здравствуйте, мистер Винчестер, — тщательно отрепетированная речь и вид растерянной девочки с розовым чемоданчиком и грустным взглядом. — Вы меня не знаете. Меня зовут Эмма. Помогите мне! Я попала в неприятности, а, вы, единственный, кому я могу доверять!

— Почему?

— Потому что вы… мой отец.

— Как ты меня нашла?

— За вами следят с тех пор, как мама забеременела.

На уроках актёрского мастерства им говорили, что смесь полуправды и лжи отлично действует на собеседника, плюс открытые жесты, вызывающие доверие, соответствующая мимика… Кажется, сработало. Эмма заметила, что он слегка расслабился, убрал пистолет за пояс.

— Если тебя держали взаперти, как сбежала?

— Подождала, когда все заснут. Женщины, которые за нами следят, меняются около десяти…

— Ага, и почему ты сбежала?

Всё ещё насторожен, но явно не видит в ней угрозы. Они стояли в дверях, а Эмма должна попасть внутрь. Потенциальные свидетели амазонкам ни к чему.

— Тебя отдают на их попечение. Другой жизни ты не знаешь, и ты не смеешь возразить, когда они требуют делать ужасные вещи! Поэтому я сбежала! Меня пытали! — тут Эмма показывает выжженный знак принадлежности к Гармонии.

Какая же у этого Винчестера красноречивая мимика! Даже не умей Эмма считывать эмоции, отлично бы различила их сейчас. Именно последняя демонстрация его окончательно убеждает и даже… расстраивает?

— Сказали, что я должна терпеть боль, чтобы стать такой же сильной как они, но я не хочу такой быть! — побольше слёз и надрыва в голос. Правду им говорили, чтобы сыграть достоверно, надо самой искренне верить в свои слова, а ведь Эмма почти и не врёт. Если б только всё было так легко!

А далее, всё разыгрывается как по нотам. Объект впустил её внутрь, закрыл дверь. Не сказать, что поверил, но, кажется, искренне захотел помочь и… жалеет.

— Присаживайся. Допустим, ты не такая как они. Пока. Причём здесь я?

Эмма почувствовала, что он уже готов помочь, а вопросы задавал просто для вида. Сам для себя Винчестер уже всё, кажется, решил. Так что, можно навешать ему любой лапши и придавить на жалость — рыбка заглотила наживку.

— Увезите меня отсюда. Вы хороший человек.

А ведь действительно, хотя сам он себя таковым явно не считает.

— Мне сказали, что вы охотник, а значит, знаете, кто я такая, и сможете защитить, чтобы я смогла сбежать подальше, и я от вас отстану.

Странно, но где-то на краю сознания у мужчины промелькнуло… сожаление и грусть. Он что? Не хотел, чтобы она от него поскорее отвязалась? Впрочем, ощущения были такие мимолётные и какими-то… едва уловимыми… Эмма не была уверена, что не ошиблась, а потому сосредоточилась на разговоре.

— Знаю, вы меня не хотели…

— Давай не будем во всё это углубляться. Дело не в том…

Богиня! Как же он растерян.

— Ты же понимаешь, что ситуация очень странная…

— Как я могу понимать?! — действительно, для Эммы-то всё предельно ясно. — Три дня назад меня и на свете не было! И вот она я! Мать сбагрила меня в это жуткое место, а мой отец… — театральная пауза для придания разговору большей драматичности. Их этому тоже учили, а Эмма поймала себя на мысли, что почти и не играет, а впервые в своей недолгой жизни говорит чистую правду.

— Ну да… Вы понимаете, что это мой единственный шанс зажить нормальной жизнью?!

Ох, как его пробрало! Похоже, сама того не зная, Эмма наугад «попала в яблочко». Это что за такой водоворот чувств, сожалений и тоски… вперемешку с затаённой болью?! Гармония! Какие же сильные у него чувства! Нет! Это как же… Как он живёт с таким грузом?! Эмма с ужасом поняла, что все его эмоции невольно передаются и ей. Нет! Нельзя его жалеть! Она не имеет права на слабость и ошибку! В её случае, смертельную…

«Да соберись же ты, тряпка! Это ж… хуже выбраковки!»

Похоже, даже охотник заметил её состояние:

— У тебя усталый вид.

Он жалеет её! Надо что-то делать… Надо скорее завершать Миссию! Но как? А, вот и идея!

— Я ещё есть хочу, — жалостливый тон, — Фиговое шестнадцатилетие… — мысленно добавляет амазонка.

Он сочувственно посмотрел. Гармония! Она что это вслух сказала?!

— Так вы мне верите? — глупо и нелогично, но Эмма почему-то просто жаждет услышать и ощутить положительный ответ, может, потому что ей и самой в глубине души очень хотелось поверить во всё сказанное? Богиня! Да что это с ней? Она же не должна такого чувствовать к врагу! У них разные пути, разные судьбы! Что это с ней такое творится?! Безумие какое-то… А ведь он… и правда верит, хочет помочь и искренне ей симпатизирует, жалеет, даже готов голыми руками отомстить тем, кого считает ответственными за… пытки… Да что же это за темперамент?! Что же за эмоции такие сильные?! Так не должно быть! Это неправильно! Почему Эмме так плохо, почему она буквально пронизана его чувствами, ощущениями? Это ненормально!

«Ну, соберись же! Ты воин! Ты должна! Вспомни драконов! Мясо! Кровь! Вкусно!» — разлетающиеся окровавленные куски плоти! Крики и стоны всё ещё живого, но поверженного врага! Отрезанные конечности! Вкус крови и сырой плоти на губах! Вкус-сно!

В душе поднимается гнев и мрачная решимость, жажда крови… Крови охотника! Она ведь ни разу не пробовала убивать людей. А какие они на вкус?

— Поможете? — тоном кроткой девочки вслух спрашивает она.

— Если тебе это действительно нужно…

«Богиня! Он что, тоже эмоции считывает? Нет, просто обострённая интуиция…»

— А что будет, когда они узнают о побеге?

— Наверно, они уже знают: выследят меня и убьют.

«Если бы! Всё гораздо проще, глупый ты охотник. Им и выслеживать ни к чему… Сама Богиня карает отступниц».

Вслух же Эмма продолжила:

— Сбежать от них нелегко, но нельзя упускать возможность…

Он повернулся спиной, открывая холодильник. Вот он! Её реальный шанс и надежда на жизнь! Нож отточенным движением соскальзывает в руку…

— У нас есть сыр и вчерашнее бурито…

— Да без разницы… — в душе поднимается мрачное торжество, долой дурацкие сантименты и сомнения. Всё! Она готова к Миссии. Она убьёт врага во славу Богини!

Девушка медленно подошла сзади, но не успела.

Резко обернувшись, охотник наставил на неё пистолет:

— Обсудим вопрос доверия?

Это — конец. У него пистолет, а у Эммы только ритуальный нож. Не успеет. Миссия почти провалена! И вот тут Эмму охватывает злость, страх, ненависть — это её собственные чувства, усиленные его горечью и разочарованием, жалость, обида, и … боль… Его ли? Её? Какая теперь разница? Нервы у обоих натянуты до предела: тронь и рванёт! Адреналин зашкаливает… Она такая маленькая, хрупкая, так похожа на него, почти ребёнок! Жалость и инстинктивное желание защитить. Всё-таки внешний облик повлиял на восприятие охотника. Он видит в ней ребёнка, запутавшегося несчастного ребёнка, а не достойного врага. А вот это вызывает в Эмме просто дикую ярость. Она воин! Амазонка! Девушка себя почти не контролировала, горечь и досада. Что она несла? Злые слова, желание обидеть, задеть побольнее, спровоцировать, чтобы он разозлился.

«Ну, давай! Напади на меня, сволочь! Не смей меня жалеть! Не смей!»

Она злилась и почти ненавидела его за это невольное благородство, за собственную досаду и слабость, за убогое детство, за сомнения. А он ещё, как будто издеваясь, предложил ей просто уйти, обещал не преследовать, и ведь действительно не врал! Он не хочет убивать. У него есть выбор, но у неё-то нет! Она должна! Как же она его в тот момент ненавидела, а ещё больше себя. Они продолжили спорить и кричать.

— Меня предупредили, что ты крепкий орешек!

— Я знал, что вся эта трепотня, чтобы отвлечь! Я почти поверил!

«Не почти, а реально поверил, как же ты сейчас зол! И это правильно!» — подумала Эмма. Его гнев придал решимость и ей.

— Не так-то это просто, мне тоже — ведь ты мой отец! — с заметной издёвкой отвечает она.

— Вот этого не надо!

— Но ведь это — правда! Это ты во всём виноват! Если бы не ты, меня бы здесь не было! Кому-то из нас придётся убить! Знаешь, у меня было до жути унылое детство…

— Ты пока никого не убила! Уходи! Уйдёшь сейчас, и я не стану тебя искать!

— Не могу, у меня нет выбора…

Внезапно дверь распахивается. В номер врывается второй Винчестер с пистолетом и, быстро оценивая обстановку, берёт её на прицел. Он же должен быть убит или хотя бы задержан Шарлин. Почему он так быстро вернулся? Заметил слежку? Разминулся?

Додумать эту мысль Эмма не успела: её захлестнули эмоции младшего Винчестера: страх, за близкого и единственного родного человека… Живой! Успел! Облегчение. Ненависть и злость на неё — угрозу. Адреналин, усиливающий её собственный страх, близкий к панике… Богиня, какие же у них сильные эмоции! С такими темпераментными созданиями Эмма сталкивается впервые, эмоции братьев зашкаливают, её тоже. И любовь, такая сильная, такая крепкая привязанность между этими двумя пережившими столько потерь людьми. Братьями, понимающими друг друга без слов, и Эмма чувствует зависть и жалость к себе. Её так никто никогда не любил и уже не полюбит! Что она видела в своей недолгой жизни! Богиня! Как же больно! Как можно жить с такими чувствами?! Звон в ушах, нож выскальзывает из ослабевших пальцев. И она видит вскидывающего пистолет высокого мужчину.

«Ну вот и всё», — подумала девушка.

Ноги подкашиваются, девочка-подросток падает на пол. Эмме тяжело и больно от этих эмоций, Богиня, как же плохо! Она проиграла! Не справилась! Гармония! Как же не хочется умирать! Как же это страшно! Но лучше уж быстрая смерть, чем… Сама мысль об этой участи вызывает самый настоящий ужас! И первую в жизни Эммы полноценную… истерику.

От нахлынувших чувств голова просто раскалывается, девушка обхватывает её двумя руками, чтобы хоть как-то отгородиться от таких непривычно сильных эмоций. Падает на пол. Это не помогает, головная боль усиливается. Эмма начинает плакать навзрыд, впервые в своей недолгой жизни. Из глаз хлынули слёзы, безнадёжные, горькие…

Оба брата с удивлением смотрят на свернувшуюся в позе эмбриона рыдающую навзрыд девушку. Вид у неё сейчас невероятно жалкий.

— Что с ней, Сэмми? — старший Винчестер подошёл к брату. В самом деле, не через всю же комнату орать, перекрикивая вой этой… этой… А неважно.

— Не знаю. Она явно не притворяется…

Накал чужих эмоций постепенно спадает, уступив место удивлению, жалости и… брезгливому любопытству вперемешку с … презрением.

Это мерзкое чувство отрезвляет Эмму не хуже пощёчины. Она воин, а не сопливая истеричка! Если уж суждено умереть, она умрёт как воин — достойно, а, главное, быстро и безболезненно! Медленно, она опускает руки и внимательно смотрит прямо в глаза высокому, интуитивно чувствуя, что Сэму убить её будет проще, чем отцу.

— Убей меня, — просит она. Голос звучит хрипло и тихо, сказывается недавняя истерика.

Но тот почему-то не торопится: настолько жалкий и сломленный у неё вид. Сейчас она ещё больше похожа на ребёнка.

— Убей… — тихо повторяет она.

Он всё ещё медлит. Эмма чувствует его растерянность.

«Что? Думал сопротивляться буду? А смысл?» — с невесёлым злорадством мысленно ответила она.

— Ну стреляй же! — её голос

уже окреп и звучит почти нормально. — Чего ты ждёшь? Мне всё равно не жить! Так какая разница?! — она почти кричит.

Кажется, он, наконец, решился. Прицеливается. Взводит курок.

— Сэмми! Нет!

Рывок и рука с пистолетом резко дёргается. Слышится звук выстрела… Это старший Винчестер ударил брата по руке в самый последний момент, сбив прицел. Пуля ушла в сторону и застряла где-то в открытой дверце позабытого холодильника с буррито.

Это странно, как же странно… И опять такие невероятные и непривычные чужие чувства: страх за брата — у одного, желание защитить… её защитить — у другого?! Это ощущение так непривычно и ново. Теперь, когда гнев самой Эммы и братьев прошёл, она очень отчётливо ощущает непривычное ей чувство, смакует его. И оно… греет. Как же тепло и хорошо… Отрадно. За всю свою такую недолгую жизнь Эмму никто никогда не защищал. У воительниц-амазонок такое было не принято и считалось проявлением слабости. А слабость — это выбраковка. А это чувство защищённости такое приятное, притягательное. Хочется ощутить его ещё и ещё, словно оказаться у теплого костра в холодном зимнем промозглом лесу. Как же хорошо… Надёжно… Успокаивает… Эмма, наконец, смогла абстрагироваться от эмоций братьев и теперь ощущает грусть и… смирение.

Она не сможет убить и выполнить Миссию, и не только, потому что их двое с пистолетами, и Эмма просто физически не успеет что-либо сделать ритуальным ножом, а ещё и потому что… не хочет, и это её выбор. Неправильный, страшный, но… ничего уже не поделаешь, да и не получится уже ничего изменить, только грустно и безнадёжно. Такой бесславный конец! Гармония! Как же это страшно и грустно умирать, но может повезёт, и её сейчас просто пристрелят?

А меж тем братья начинают ругаться.

— Что ты творишь, козёл?!

— Сэмми! Надо разобраться! Она не хочет убивать!

— С ума сошёл?! Я слышал вас. Ты всерьёз хотел её отпустить?! И это после Энни?!

Девушка их уже не слушает, а ощущает их чувства, их привязанность, любовь. Она закрывает глаза, чтобы остановить поток слёз. После всего старший Винчестер за неё ещё и заступается…

А вот младший, кажется, зол и обижен на брата за кого-то, кто должен быть на месте Эммы, видит в ней другого человека… Девушку? Ту, которая должна быть жива? А старший же чувствует… вину… Странный набор чувств, но они не столь сильны, как тревога друг за друга. Да, они ругаются, сквернословят, кричат, сердятся, но всё это настолько незначительно по сравнению с истинным чувством, а не приходящими порывами.

Сама Эмма с грустью осознаёт, что и у отца она тоже, скорее всего, была именно таким «приходящим порывом». Похоже, для него спасать всех сирых и убогих в порядке вещей… Ну и пусть… Всё равно более тёплых и сильных чувств к ней никто никогда не испытывал. Даже Лидия воспринимала её как обязанность, спокойно и равнодушно ухаживая за потенциальным воином во славу Богини, но, не ощущая нежных чувств к самому ребёнку. Как же это больно — понимать, что тебя никто не любит… Только сейчас Эмма осознала и прочувствовала в полной мере собственную обделённость. Какой же убогой и беспросветной виделась теперь вся её недолгая жизнь! Она и раньше подозревала это, но вот так, ощутить на контрасте в сравнении с совсем иными отношениями этих двоих! Как же это было больно и обидно. Её никто никогда так не любил и уже не полюбит. Почему? Потому что она монстр? Но разве это её вина? Она не выбирала кем родиться! Зачем? К чему всё это? Даже если бы и удалась её Миссия, что дальше? Что ждало бы Эмму в будущем? Служение равнодушным Старшим? Новые убийства? Воспроизводство новых убийц? Таких же девочек, как она, послушно убивающих отцов и всех остальных, на кого укажут Старшие? А потом — кончина после пятидесяти лет, согласно традиции? Зачем?

Братья всё ещё продолжают спорить, но такого накала страстей уже нет. Они оба начали выдыхаться и уставать, всё-таки этот день был слишком насыщенным, адреналин потихоньку спадает. Становится легче. Эмма открывает глаза и наблюдает за ними, на время отгородившись от эмоций (получалось откровенно плохо). Те продолжают спор, но это не мешает им держать в поле зрения потенциальную угрозу. Любое подозрительное движение, и она вновь будет на прицеле.

В правой руке старший Винчестер продолжает держать пистолет, левой же машинально подхватывает старую фляжку со стола, ту самую, отмечает про себя Эмма, которую он забрал при их первой встрече, и отпивает из неё. После всей этой ругани и криков в горле пересохло, а пить ледяное пиво из холодильника ему не хочется…

С удивлением Эмма наблюдает появление призрака за спиной братьев. Она смаргивает, но странная галлюцинация никуда не исчезает, смотрит на неё, открывает рот и…