Семейное дело. Дела семейные (джен)

На свет появилась очередная девочка.

— Как мы её назовём?

— Зови её Эмма.

— Следующая…

Именно эти слова были первыми, которые услышала новорождённая амазонка, правда, не поняла их значения. Тогда они казались бессмысленным набором звуков. Было холодно, больно и плохо. Её вытащили из прекрасного небытия в непонятный и враждебный мир. А ещё был яркий ослепительный свет…

Потом было быстрое взросление, обучение. Как и все амазонки, Эмма имела эйдетическую память: впитывала информацию как губка и раз увиденное или услышанное запоминала навсегда и могла вспомнить в мельчайших подробностях в любой момент.

Запомнила она и ту встречу, когда впервые увидела его. Молодой мужчина пришёл к Лидии, её матери, за фляжкой и весьма удивился, увидев ребёнка. Эмма очень хорошо запомнила удивлённое и такое забавное выражение лица незнакомца.

— Привет, Эмма! — склонился он к ней над детской кроваткой. У него была обаятельная улыбка. Маленькой Эмме незнакомец понравился, она впервые видела мужчину. До сих пор в её окружении были только женщины-амазонки, а у них совсем другая аура, другие эмоции. А этот… ещё и человек. А какие у него яркие чувства, приятные, тёплые! Девочке захотелось привлечь внимание и вызвать ещё раз удивление, оно ей очень понравилось.

— Что это за парень, мама? Что за парень к нам пришёл? — нарочито громко спросила она.

И снова это забавное чувство удивления и такое смешное выражение лица. И то, и другое ребёнка повеселило. Она была бы не прочь ещё поудивлять этого странного человека, но Лидия так нервничала, что её чувства перекрыли удивление, а незнакомец ушёл, забрав фляжку. Потом Эмму ждал неприятный разговор.

— Нельзя выдавать другим чужеродность! Нельзя выделяться глупыми вопросами!

А потом — наказание, достаточно мягкое по меркам амазонок. Для таких крох большего и не нужно, но Эмма запомнила. Она больше не задавала вопросов, а только внимательно слушала, предпочитая искать ответы самостоятельно. Эмма поняла, что мать не чувствует, не ощущает эмоций других, как она. Тогда девочка ничего не стала говорить, ведь мама её наказала и разозлилась именно за продемонстрированные необычные способности. А раз так, то и про эту стоит умолчать. А то мало ли, вдруг мама опять разозлится?

* * *

— Будь умницей, не подведи.

— Хорошо, мамочка.

Сидя в машине, девочка оглянулась и увидела, как неслышно Лидия что-то проговорила.

— Прощай, Эмма, — были её слова. Она действительно навсегда распрощалась с дочерью.

Тогда Эмма в последний раз видела мать и чувствовала её эмоции: ни сожаления, ни грусти, только облегчение и удовлетворение от хорошо проделанной работы. Эмма была отнюдь не первым ребёнком Лидии, не будет и последним, одной больше — одной меньше. Через пару лет уже в другом городе история повторится по схожему сценарию, только с другим мужчиной, а среди амазонок появится новая девочка. Лидия получит очередное денежное вознаграждение и сможет безбедно жить пару лет до следующих родов.

В Корпусе (так называли место, куда свозили и обучали девочек) на Эмму возлагалась особая Миссия, особые ожидания. Ещё бы! Ведь ей предстояло убить не простого обывателя, а охотника, да ещё какого — одного из лучших. Эмму натаскивали на боях с нечистью, тренируя гораздо жёстче других. К ней были особые требования. Не все юные амазонки проходили первичный отбор, многих уже отбраковали. Они показали слабость, а это было недопустимо для истинного воина.

Бешеная нагрузка, тренировки, усвоение новой информации, изучение характера и слабостей врага, её отца. Убить такого врага считалось большой честью и не менее большим риском. Эмма боялась, а вдруг не справится? Вдруг подведёт? И что тогда? Смерть? Об этом даже думать было страшно. Она не подведёт! Она выполнит своё предназначение до конца во славу Гармонии, давшей им так много, возродившей их род и возвысившей их над презренными людьми! Они её избранные, её воины! Эмма справится, она сумеет. Нужно просто больше работать и тренироваться…

* * *

Вечером был обряд в большом просторном зале рядом с алтарём. Обстановка была довольно аскетичной, ведь Корпус был временным пристанищем. Рядом с алтарём в ряд выстроились девочки шести-восьми лет на вид. Была среди них и Эмма.

— В эту особую ночь вы войдёте в особую семью. Вы готовы занять своё место рядом с нами и следовать нашим традициям? — торжественно спрашивала наставница.

Эмма не была уверена в своей готовности, но привычно промолчала, да ответа и не требовалось: важен был ритуал, а речь была просто для придания торжественности моменту. Эмма ощущала скуку и усталость наставницы, она эту речь произносила каждый день, чувствовала волнение и трепет других девочек, сдержанный интерес немногих присутствующих на обряде взрослых амазонок, в основном, наставниц. Большинство девочек вряд ли доживёт до своего совершеннолетия — отбор был очень жёстким. Выживали лишь сильнейшие, остальные отбраковывались: кто-то на начальных этапах, кто-то уже после ритуального убийства родителя. Позднее юных амазонок тоже ждали нелёгкие испытания. Такое считалось в порядке вещей — выживает сильнейшая. Будь всё иначе, племя амазонок давно заполонило бы весь мир с такой-то высокой рождаемостью и ускоренным ростом детей. Тем не менее этого не происходило. Почему? Чем они, например, хуже тех же демонов или левиафанов? О последних им рассказали на одном из уроков, показали даже видео с принявшими облик людей монстрами. Это насторожило девочку. Совсем недавно она смотрела другой видеоролик с участием братьев Винчестеров в очередном кровавом турне. Тогда Эмма очень удивилась, хотя и по привычке предпочла скрыть свои чувства и не задавать вопросов, а причины для удивления были. Девочка не была знакома с Сэмом, младшим братом своей цели, но она отлично помнила встречу с отцом: эмоциональный спектр, чувства, аура — всё было человеческим, а эти два кровожадных чудовища никак не могли быть людьми. Эмме это было очевидно, в отличие от показавшей ролик Шарлин Пенн.

Шарлин не была наставницей, а работала в полиции, стараясь сделать всё, чтобы деятельность их племени не привлекла внимание властей. Как же все переполошились, когда в город приехали агенты ФБР! Впрочем, уж лучше бы это были агенты… Репутация и биография братьев Винчестеров была более чем впечатляющая. По слухам, даже сам Кроули — король Ада — их опасался, а это было серьёзно. В общем, сравнив факты, Эмма пришла к логичному выводу: левиафанам было нужно принять облик Винчестеров и привлечь к ним внимание официальных властей, чтобы осложнить им жизнь или убить. Зачем? Информации было мало. Видимо, и левиафаны по каким-то причинам опасались этих братьев или те им, как минимум, мешали. А ей предстоит сразиться с одним из легендарных братьев и убить… Это вообще реально? По непроверенным слухам, каждый из них уже неоднократно воскресал и умирал, даже поговаривали, что сами ангелы им помогают… Пока Эмма это обдумывала, наставница уже заканчивала свою речь, и обряд подходил к концу.

— Это дань той, что создала нас и защищает. Ради неё мы охотимся, во имя неё мы убиваем, и мы вкушаем плоть убитых нами, как символ объединения с теми, кто ради продления нашего рода исполнил кровавую миссию.

Девочкам были выданы небольшие специально обработанные для ритуала привязки, кусочки сырого мяса убитых предыдущими «выпускницами» отцов, и стаканы с водой, чтобы запить.

— Смелее, — обратилась наставница к Эмме, — вкуси!

Девочка неуверенно положила в рот мерзкий даже на вид кусок, демонстративно запила водой и сглотнула, незаметно затолкнув его языком за щёку. Сделала маленькая амазонка это спокойно, не поморщившись, ведь её отлично научили сохранять самообладание всегда и во всём. Вот Эмма и продемонстрировала хорошо усвоенный урок.

Потом девочек отпустили на следующее занятие. Эмма по пути зашла в туалетную комнату и, заперев за собой кабинку, с облегчением выплюнула мерзкий кусок в унитаз, потом её замутило и вырвало. Много времени это не заняло, равно как и «уничтожение улик» при помощи ёршика и туалетной бумаги — все остатки ритуальной трапезы были спущены в канализацию. Эмма вышла из кабинки и, умывшись и прополоскав рот, незаметно догнала в коридоре других учениц и присоединилась к ним на следующем уроке. На её счастье, больше туалетная комната никому после ритуала не понадобилась. Так что никто ничего не заметил. Что заставило Эмму так поступить? Она и сама толком не знала, просто есть это, до дрожи мерзкое нечто, категорически не хотелось. Отказаться прямо было не вариантом, вот Эмма и схитрила.

А потом началось странное. После ритуала аура других девочек с посвящения резко потускнела… Эмоции стали более скудными, их вытеснила слепая преданность, даже фанатичная и откровенно пугающая… Резко повысилась агрессивность, даже кровожадность. Только плотный, расписанный буквально по минутам, учебный график не давал вспыхнуть дракам. Если дружба и симпатия между девочками наставницами и раньше не поощрялась, то теперь, похоже, сами воспитанницы стали видеть друг в друге конкуренток и чуть ли ни врагов. Откуда взялась эта агрессия? Неужели — последствия обряда? Но зачем?

По привычке, приняв к сведению полученную информацию как всегда, и в этот раз не найдя ответа, Эмма с головой ушла в учёбу. Приближался час «Икс». Нагрузка только возрастала. К уже имеющимся урокам добавились ещё и уроки актёрского мастерства с социализацией. Девочки до автоматизма вырабатывали жесты, мимику, походку, манеру поведения и умения поддержать разговор, так, чтобы не выделяться среди обычных людей. А Эмме предстояло ещё и разработать план по «устранению» своего «объекта». В этом ей помогала всё та же Шарлин, точнее, это она разработала план (по мнению Эммы не очень удачный, но спорить со старшими было небезопасно) и просто поставила девочку перед фактом. Самой Эмме предстояло тщательно проработать детали. Откровенно говоря, ни Пенн, ни большинство других наставниц всерьёз не верили в успешное завершение Миссии. А потому все, кроме Пенн, решили подстраховаться и уехать пораньше, независимо от результата. Также, для облегчения задачи Эммы, Шарлинн должна была перехватить по пути младшего Винчестера и убить его или хотя бы задержать. Если у Эммы не выйдет со старшим Винчестером, Шарлин завершит начатое, просто пристрелив охотника из пистолета.

А между тем время неумолимо шло. К тому моменту, когда Эмма достаточно выросла и окрепла для последнего испытания, прошло почти троё суток с момента её рождения, а выглядела она как шестнадцатилетняя девушка…

В тот вечер Эмма очень сильно нервничала, её охватил страх, нервозность и ощущение, чего-то неправильного, нелогичного. Сама Эмма не могла объяснить себе этого чувства. Почему-то накатила тоска. Внешне, впрочем, она неплохо держалась, спасибо урокам актёрского мастерства. Тщательно отрепетированная речь, вплоть до мелочей, в зависимости от того, как пойдёт разговор. Мимика, жесты, походка, соответственно подобранная одежда, такая, что лишь подчёркивает внешнюю хрупкость девушки, даже волосы, обычно собранные в косы, чтобы не мешали при тренировочных боях, теперь небрежно распущены по плечам, придавая внешнему облику Эммы дополнительную иллюзию беззащитности. Всё было оговорено и отрепетировано не раз. Вспомнилась напутственная речь наставницы и последний ритуал.

— Сегодня вы научитесь терпеть боль и причинять её.

А то они не умеют?! Одна последняя тренировка с участием живых драконов чего стоила! Но, Гармония, до чего же вкусными оказались эти твари! При воспоминании о кровавых телах, Эмму охватили злость и азарт. Не отдавая себе отчёта, девушка кровожадно улыбнулась. Она выполнит свою миссию и прирежет этого охотника! Голыми руками порвёт! Выпустит ему кишки! Во славу Гармонии! Она не подведёт! Она докажет, что сильная, что достойна жить!

— Теперь ваше сердце всегда будет здесь!

Боль от выжженного клейма на запястье.

— Терпи, Эмма!

Ничего, она всё сделает. Глубокий вдох-выдох. Шарлин подбросила её на машине до мотеля, где остановились братья, а сама отправилась перехватывать второго Винчестера. Эмма постаралась придать лицу растерянное и напуганное выражение, что было совсем не трудно, учитывая как девушка нервничала. Один лишь шаг, один удар сердца… и стук в дверь.

Эмме тут же открыл родитель, настороженный, с пистолетом… Он удивлённо посмотрел на неё, почти также как при их первой встрече, так трогательно и мило… её отец…

Нет! Её враг!

— Здравствуйте, мистер Винчестер, — тщательно отрепетированная речь и вид растерянной девочки с розовым чемоданчиком и грустным взглядом. — Вы меня не знаете. Меня зовут Эмма. Помогите мне! Я попала в неприятности, а, вы, единственный, кому я могу доверять!

— Почему?

— Потому что вы… мой отец.

— Как ты меня нашла?

— За вами следят с тех пор, как мама забеременела.

На уроках актёрского мастерства им говорили, что смесь полуправды и лжи отлично действует на собеседника, плюс открытые жесты, вызывающие доверие, соответствующая мимика… Кажется, сработало. Эмма заметила, что он слегка расслабился, убрал пистолет за пояс.

— Если тебя держали взаперти, как сбежала?

— Подождала, когда все заснут. Женщины, которые за нами следят, меняются около десяти…

— Ага, и почему ты сбежала?

Всё ещё насторожен, но явно не видит в ней угрозы. Они стояли в дверях, а Эмма должна попасть внутрь. Потенциальные свидетели амазонкам ни к чему.

— Тебя отдают на их попечение. Другой жизни ты не знаешь, и ты не смеешь возразить, когда они требуют делать ужасные вещи! Поэтому я сбежала! Меня пытали! — тут Эмма показывает выжженный знак принадлежности к Гармонии.

Какая же у этого Винчестера красноречивая мимика! Даже не умей Эмма считывать эмоции, отлично бы различила их сейчас. Именно последняя демонстрация его окончательно убеждает и даже… расстраивает?

— Сказали, что я должна терпеть боль, чтобы стать такой же сильной как они, но я не хочу такой быть! — побольше слёз и надрыва в голос. Правду им говорили, чтобы сыграть достоверно, надо самой искренне верить в свои слова, а ведь Эмма почти и не врёт. Если б только всё было так легко!

А далее, всё разыгрывается как по нотам. Объект впустил её внутрь, закрыл дверь. Не сказать, что поверил, но, кажется, искренне захотел помочь и… жалеет.

— Присаживайся. Допустим, ты не такая как они. Пока. Причём здесь я?

Эмма почувствовала, что он уже готов помочь, а вопросы задавал просто для вида. Сам для себя Винчестер уже всё, кажется, решил. Так что, можно навешать ему любой лапши и придавить на жалость — рыбка заглотила наживку.

— Увезите меня отсюда. Вы хороший человек.

А ведь действительно, хотя сам он себя таковым явно не считает.

— Мне сказали, что вы охотник, а значит, знаете, кто я такая, и сможете защитить, чтобы я смогла сбежать подальше, и я от вас отстану.

Странно, но где-то на краю сознания у мужчины промелькнуло… сожаление и грусть. Он что? Не хотел, чтобы она от него поскорее отвязалась? Впрочем, ощущения были такие мимолётные и какими-то… едва уловимыми… Эмма не была уверена, что не ошиблась, а потому сосредоточилась на разговоре.

— Знаю, вы меня не хотели…

— Давай не будем во всё это углубляться. Дело не в том…

Богиня! Как же он растерян.

— Ты же понимаешь, что ситуация очень странная…

— Как я могу понимать?! — действительно, для Эммы-то всё предельно ясно. — Три дня назад меня и на свете не было! И вот она я! Мать сбагрила меня в это жуткое место, а мой отец… — театральная пауза для придания разговору большей драматичности. Их этому тоже учили, а Эмма поймала себя на мысли, что почти и не играет, а впервые в своей недолгой жизни говорит чистую правду.

— Ну да… Вы понимаете, что это мой единственный шанс зажить нормальной жизнью?!

Ох, как его пробрало! Похоже, сама того не зная, Эмма наугад «попала в яблочко». Это что за такой водоворот чувств, сожалений и тоски… вперемешку с затаённой болью?! Гармония! Какие же сильные у него чувства! Нет! Это как же… Как он живёт с таким грузом?! Эмма с ужасом поняла, что все его эмоции невольно передаются и ей. Нет! Нельзя его жалеть! Она не имеет права на слабость и ошибку! В её случае, смертельную…

«Да соберись же ты, тряпка! Это ж… хуже выбраковки!»

Похоже, даже охотник заметил её состояние:

— У тебя усталый вид.

Он жалеет её! Надо что-то делать… Надо скорее завершать Миссию! Но как? А, вот и идея!

— Я ещё есть хочу, — жалостливый тон, — Фиговое шестнадцатилетие… — мысленно добавляет амазонка.

Он сочувственно посмотрел. Гармония! Она что это вслух сказала?!

— Так вы мне верите? — глупо и нелогично, но Эмма почему-то просто жаждет услышать и ощутить положительный ответ, может, потому что ей и самой в глубине души очень хотелось поверить во всё сказанное? Богиня! Да что это с ней? Она же не должна такого чувствовать к врагу! У них разные пути, разные судьбы! Что это с ней такое творится?! Безумие какое-то… А ведь он… и правда верит, хочет помочь и искренне ей симпатизирует, жалеет, даже готов голыми руками отомстить тем, кого считает ответственными за… пытки… Да что же это за темперамент?! Что же за эмоции такие сильные?! Так не должно быть! Это неправильно! Почему Эмме так плохо, почему она буквально пронизана его чувствами, ощущениями? Это ненормально!

«Ну, соберись же! Ты воин! Ты должна! Вспомни драконов! Мясо! Кровь! Вкусно!» — разлетающиеся окровавленные куски плоти! Крики и стоны всё ещё живого, но поверженного врага! Отрезанные конечности! Вкус крови и сырой плоти на губах! Вкус-сно!

В душе поднимается гнев и мрачная решимость, жажда крови… Крови охотника! Она ведь ни разу не пробовала убивать людей. А какие они на вкус?

— Поможете? — тоном кроткой девочки вслух спрашивает она.

— Если тебе это действительно нужно…

«Богиня! Он что, тоже эмоции считывает? Нет, просто обострённая интуиция…»

— А что будет, когда они узнают о побеге?

— Наверно, они уже знают: выследят меня и убьют.

«Если бы! Всё гораздо проще, глупый ты охотник. Им и выслеживать ни к чему… Сама Богиня карает отступниц».

Вслух же Эмма продолжила:

— Сбежать от них нелегко, но нельзя упускать возможность…

Он повернулся спиной, открывая холодильник. Вот он! Её реальный шанс и надежда на жизнь! Нож отточенным движением соскальзывает в руку…

— У нас есть сыр и вчерашнее бурито…

— Да без разницы… — в душе поднимается мрачное торжество, долой дурацкие сантименты и сомнения. Всё! Она готова к Миссии. Она убьёт врага во славу Богини!

Девушка медленно подошла сзади, но не успела.

Резко обернувшись, охотник наставил на неё пистолет:

— Обсудим вопрос доверия?

Это — конец. У него пистолет, а у Эммы только ритуальный нож. Не успеет. Миссия почти провалена! И вот тут Эмму охватывает злость, страх, ненависть — это её собственные чувства, усиленные его горечью и разочарованием, жалость, обида, и … боль… Его ли? Её? Какая теперь разница? Нервы у обоих натянуты до предела: тронь и рванёт! Адреналин зашкаливает… Она такая маленькая, хрупкая, так похожа на него, почти ребёнок! Жалость и инстинктивное желание защитить. Всё-таки внешний облик повлиял на восприятие охотника. Он видит в ней ребёнка, запутавшегося несчастного ребёнка, а не достойного врага. А вот это вызывает в Эмме просто дикую ярость. Она воин! Амазонка! Девушка себя почти не контролировала, горечь и досада. Что она несла? Злые слова, желание обидеть, задеть побольнее, спровоцировать, чтобы он разозлился.

«Ну, давай! Напади на меня, сволочь! Не смей меня жалеть! Не смей!»

Она злилась и почти ненавидела его за это невольное благородство, за собственную досаду и слабость, за убогое детство, за сомнения. А он ещё, как будто издеваясь, предложил ей просто уйти, обещал не преследовать, и ведь действительно не врал! Он не хочет убивать. У него есть выбор, но у неё-то нет! Она должна! Как же она его в тот момент ненавидела, а ещё больше себя. Они продолжили спорить и кричать.

— Меня предупредили, что ты крепкий орешек!

— Я знал, что вся эта трепотня, чтобы отвлечь! Я почти поверил!

«Не почти, а реально поверил, как же ты сейчас зол! И это правильно!» — подумала Эмма. Его гнев придал решимость и ей.

— Не так-то это просто, мне тоже — ведь ты мой отец! — с заметной издёвкой отвечает она.

— Вот этого не надо!

— Но ведь это — правда! Это ты во всём виноват! Если бы не ты, меня бы здесь не было! Кому-то из нас придётся убить! Знаешь, у меня было до жути унылое детство…

— Ты пока никого не убила! Уходи! Уйдёшь сейчас, и я не стану тебя искать!

— Не могу, у меня нет выбора…

Внезапно дверь распахивается. В номер врывается второй Винчестер с пистолетом и, быстро оценивая обстановку, берёт её на прицел. Он же должен быть убит или хотя бы задержан Шарлин. Почему он так быстро вернулся? Заметил слежку? Разминулся?

Додумать эту мысль Эмма не успела: её захлестнули эмоции младшего Винчестера: страх, за близкого и единственного родного человека… Живой! Успел! Облегчение. Ненависть и злость на неё — угрозу. Адреналин, усиливающий её собственный страх, близкий к панике… Богиня, какие же у них сильные эмоции! С такими темпераментными созданиями Эмма сталкивается впервые, эмоции братьев зашкаливают, её тоже. И любовь, такая сильная, такая крепкая привязанность между этими двумя пережившими столько потерь людьми. Братьями, понимающими друг друга без слов, и Эмма чувствует зависть и жалость к себе. Её так никто никогда не любил и уже не полюбит! Что она видела в своей недолгой жизни! Богиня! Как же больно! Как можно жить с такими чувствами?! Звон в ушах, нож выскальзывает из ослабевших пальцев. И она видит вскидывающего пистолет высокого мужчину.

«Ну вот и всё», — подумала девушка.

Ноги подкашиваются, девочка-подросток падает на пол. Эмме тяжело и больно от этих эмоций, Богиня, как же плохо! Она проиграла! Не справилась! Гармония! Как же не хочется умирать! Как же это страшно! Но лучше уж быстрая смерть, чем… Сама мысль об этой участи вызывает самый настоящий ужас! И первую в жизни Эммы полноценную… истерику.

От нахлынувших чувств голова просто раскалывается, девушка обхватывает её двумя руками, чтобы хоть как-то отгородиться от таких непривычно сильных эмоций. Падает на пол. Это не помогает, головная боль усиливается. Эмма начинает плакать навзрыд, впервые в своей недолгой жизни. Из глаз хлынули слёзы, безнадёжные, горькие…

Оба брата с удивлением смотрят на свернувшуюся в позе эмбриона рыдающую навзрыд девушку. Вид у неё сейчас невероятно жалкий.

— Что с ней, Сэмми? — старший Винчестер подошёл к брату. В самом деле, не через всю же комнату орать, перекрикивая вой этой… этой… А неважно.

— Не знаю. Она явно не притворяется…

Накал чужих эмоций постепенно спадает, уступив место удивлению, жалости и… брезгливому любопытству вперемешку с … презрением.

Это мерзкое чувство отрезвляет Эмму не хуже пощёчины. Она воин, а не сопливая истеричка! Если уж суждено умереть, она умрёт как воин — достойно, а, главное, быстро и безболезненно! Медленно, она опускает руки и внимательно смотрит прямо в глаза высокому, интуитивно чувствуя, что Сэму убить её будет проще, чем отцу.

— Убей меня, — просит она. Голос звучит хрипло и тихо, сказывается недавняя истерика.

Но тот почему-то не торопится: настолько жалкий и сломленный у неё вид. Сейчас она ещё больше похожа на ребёнка.

— Убей… — тихо повторяет она.

Он всё ещё медлит. Эмма чувствует его растерянность.

«Что? Думал сопротивляться буду? А смысл?» — с невесёлым злорадством мысленно ответила она.

— Ну стреляй же! — её голос

уже окреп и звучит почти нормально. — Чего ты ждёшь? Мне всё равно не жить! Так какая разница?! — она почти кричит.

Кажется, он, наконец, решился. Прицеливается. Взводит курок.

— Сэмми! Нет!

Рывок и рука с пистолетом резко дёргается. Слышится звук выстрела… Это старший Винчестер ударил брата по руке в самый последний момент, сбив прицел. Пуля ушла в сторону и застряла где-то в открытой дверце позабытого холодильника с буррито.

Это странно, как же странно… И опять такие невероятные и непривычные чужие чувства: страх за брата — у одного, желание защитить… её защитить — у другого?! Это ощущение так непривычно и ново. Теперь, когда гнев самой Эммы и братьев прошёл, она очень отчётливо ощущает непривычное ей чувство, смакует его. И оно… греет. Как же тепло и хорошо… Отрадно. За всю свою такую недолгую жизнь Эмму никто никогда не защищал. У воительниц-амазонок такое было не принято и считалось проявлением слабости. А слабость — это выбраковка. А это чувство защищённости такое приятное, притягательное. Хочется ощутить его ещё и ещё, словно оказаться у теплого костра в холодном зимнем промозглом лесу. Как же хорошо… Надёжно… Успокаивает… Эмма, наконец, смогла абстрагироваться от эмоций братьев и теперь ощущает грусть и… смирение.

Она не сможет убить и выполнить Миссию, и не только, потому что их двое с пистолетами, и Эмма просто физически не успеет что-либо сделать ритуальным ножом, а ещё и потому что… не хочет, и это её выбор. Неправильный, страшный, но… ничего уже не поделаешь, да и не получится уже ничего изменить, только грустно и безнадёжно. Такой бесславный конец! Гармония! Как же это страшно и грустно умирать, но может повезёт, и её сейчас просто пристрелят?

А меж тем братья начинают ругаться.

— Что ты творишь, козёл?!

— Сэмми! Надо разобраться! Она не хочет убивать!

— С ума сошёл?! Я слышал вас. Ты всерьёз хотел её отпустить?! И это после Энни?!

Девушка их уже не слушает, а ощущает их чувства, их привязанность, любовь. Она закрывает глаза, чтобы остановить поток слёз. После всего старший Винчестер за неё ещё и заступается…

А вот младший, кажется, зол и обижен на брата за кого-то, кто должен быть на месте Эммы, видит в ней другого человека… Девушку? Ту, которая должна быть жива? А старший же чувствует… вину… Странный набор чувств, но они не столь сильны, как тревога друг за друга. Да, они ругаются, сквернословят, кричат, сердятся, но всё это настолько незначительно по сравнению с истинным чувством, а не приходящими порывами.

Сама Эмма с грустью осознаёт, что и у отца она тоже, скорее всего, была именно таким «приходящим порывом». Похоже, для него спасать всех сирых и убогих в порядке вещей… Ну и пусть… Всё равно более тёплых и сильных чувств к ней никто никогда не испытывал. Даже Лидия воспринимала её как обязанность, спокойно и равнодушно ухаживая за потенциальным воином во славу Богини, но, не ощущая нежных чувств к самому ребёнку. Как же это больно — понимать, что тебя никто не любит… Только сейчас Эмма осознала и прочувствовала в полной мере собственную обделённость. Какой же убогой и беспросветной виделась теперь вся её недолгая жизнь! Она и раньше подозревала это, но вот так, ощутить на контрасте в сравнении с совсем иными отношениями этих двоих! Как же это было больно и обидно. Её никто никогда так не любил и уже не полюбит. Почему? Потому что она монстр? Но разве это её вина? Она не выбирала кем родиться! Зачем? К чему всё это? Даже если бы и удалась её Миссия, что дальше? Что ждало бы Эмму в будущем? Служение равнодушным Старшим? Новые убийства? Воспроизводство новых убийц? Таких же девочек, как она, послушно убивающих отцов и всех остальных, на кого укажут Старшие? А потом — кончина после пятидесяти лет, согласно традиции? Зачем?

Братья всё ещё продолжают спорить, но такого накала страстей уже нет. Они оба начали выдыхаться и уставать, всё-таки этот день был слишком насыщенным, адреналин потихоньку спадает. Становится легче. Эмма открывает глаза и наблюдает за ними, на время отгородившись от эмоций (получалось откровенно плохо). Те продолжают спор, но это не мешает им держать в поле зрения потенциальную угрозу. Любое подозрительное движение, и она вновь будет на прицеле.

В правой руке старший Винчестер продолжает держать пистолет, левой же машинально подхватывает старую фляжку со стола, ту самую, отмечает про себя Эмма, которую он забрал при их первой встрече, и отпивает из неё. После всей этой ругани и криков в горле пересохло, а пить ледяное пиво из холодильника ему не хочется…

С удивлением Эмма наблюдает появление призрака за спиной братьев. Она смаргивает, но странная галлюцинация никуда не исчезает, смотрит на неё, открывает рот и…

Таких образных многоэтажных и изобретательных конструкций Эмма ещё не слышала, а уж такую ярость и экспрессию тем более! Призрак, похоже, был весьма начитан при жизни, даже латынь использовал, хотя, возможно, это был испанский? Во всяком случае, «рuta madre» и «cabrones»(1) Эмма разобрала, значение этих слов она тоже знала, но вот в контексте со всеми предложениями?! По правде говоря, она вообще слышала в своей короткой жизни очень мало ругательств, но на одном из последних уроков по адаптации они вскользь проходили сленг и его значение в мире людей, даже несколько фраз выучили, так, на всякий случай, но такого… Половину сказанного Эмма вообще не поняла, впрочем, общий смысл уловить было нетрудно, а злость и агрессия призрака невольно передалась и ей.

— Да пошёл ты, … козёл! Твою ж … ! — громко выдаёт она свои познания в сленге.

Оба брата резко прекращают спор и с удивлением смотрят на Эмму, которая, кажется, разговаривает с пустотой, и не просто разговаривает, а ещё и, похоже, выясняет отношения на повышенных тонах?!

— Это я-то нечисть?! — громко продолжает она. — А сам-то кто?! Призрак … твою … неупокоенный! Какого … среди живых шляешься?!

— Э… Эмма? Ты с кем разговариваешь? — ласковым тоном, как при разговоре с буйной психопаткой (а, похоже, сейчас Эмму приняли именно за такую), спрашивает Дин.

— А вы не видите? — удивляется та. — У вас обоих призрак за спиной!

Шокированные братья резко оглядываются, но ничего не видят. Младший, нехорошо прищурившись, смотрит на Эмму, явно подозревая её не то в жестоком розыгрыше, ни то в желании отвлечь и скрыться, и резко наводит на неё ствол.

— Что за призрак, Эмма? — это спрашивает уже старший и, тут же поясняет: — Как он выглядит? Что хочет?

— Мужчина средних лет с бородой в старой бейсболке, ещё на нём клетчатая рубашка и джинсы. Что хочет, я не в курсе, если не считать всех этих противоестественных совокуплений с моей и вашей матерями, вами, мной и… О! Как такое вообще анатомически возможно?! — с любопытством и неким злорадством «передала» скрытый от ушей Винчестеров монолог девушка.

И с удовольствием наблюдает за реакцией невидимого братьям собеседника, тот, похоже, от возмущения потерял дар речи.

«М-да, интересно, а призрака может хватить удар?» — подумала Эмма.

— Ну, ты и шалунишка! Любишь мальчиков и БДСМ? — игриво поинтересовалась она, глумливо подмигнув. Эмма отлично знала, что именно это почему-то особенно злило оппонентов (спасибо урокам актёрского мастерства и тренировкам перед зеркалом), чем довела призрака практически до бешенства.

Почему-то эмоции мёртвого собеседника её совсем не подавляли. Нет, она их ощущала, и были те отнюдь не слабыми, но, воспринимались как-то… отстранённо. Примерно так она ощущала эмоции других амазонок и нечисти, на которую их натаскивали. Странно, а вот на эмоции живых людей реакция совсем иная либо, может, всё дело в кровном родстве или темпераментности конкретно этих двоих? С другими-то людьми она не общалась, сравнить не с чем. Решив обдумать эту мысль позже, Эмма с удовольствием понаблюдала ещё немного за взбешённым призраком. Похоже, умер он недавно и телекинезом почти не владел (а то пришлось бы одной зарвавшейся недоамазонке очень туго). Единственное на что его хватило, так это на ощущение неприятного холодка. Братья и Эмма зябко поёжились. У всех троих при дыхании стал заметен лёгкий пар, как при морозной погоде.

А братья, оправившись от шока, опять стали фонтанировать эмоциями. И что это были за эмоции! От удивления и страха до откровенной… радости? Похоже, при жизни с этим скандальным призраком у братьев были очень тёплые отношения, да и у него с ними. А потому Эмма решила сбавить обороты, с грустью отмечая что, даже у призрака отношения с этими двумя гораздо доверительнее, чем у неё с собственной родительницей, а ведь они, похоже, даже не кровные родственники.

— Он поносит меня последними словами и ругается так, что уши вянут. А ещё называет вас балбесами, которых… надо стерилизовать, чтобы из штанов не выпрыгивали и монстров не плодили, думая при этом явно не головой… Это, если убрать все ругательства, — добавляет она.

От таких слов у старшего Винчестера стало такое смешное выражение лица, этакая помесь удивления и растерянности, что Эмма начинает нервно хихикать. Так ей эта мимика напомнила их первую встречу, когда он услышал её вопросы, да ещё колоритная речь призрака, не стесняющегося в выражениях, и которого братья явно не слышали. Почему-то все эти моменты показались девушке невероятно смешными. Становится всё смешнее и смешнее, а под конец на Эмму находит уже истерический смех, и она хохочет в голос. Выплеснутое в лицо жидкое содержимое той самой фляжки действует не хуже пощёчины, нездоровый смех резко прекращается.

Богиня! Уже вторая истерика! Что это с ней? Почему эмоции этих братьев так на неё влияют?! Да отмочи она что подобное в Корпусе или при матери, её бы ждала стопроцентная выбраковка. А тут-то что? Поняла, что терять нечего или сказался трёхдневный стресс? Ведь девочки практически не спали, чтобы успеть усвоить всю информацию и наработать достаточную физическую форму для последнего испытания…

Или почувствовала, что здесь ей ничего не грозит? Впервые ощутила себя в безопасности, когда старший Винчестер её защитил и… расслабилась? Это как вообще возможно? Более неуместные и несовместимые с данной ситуацией чувства и не придумаешь.

— Успокоилась? — тихо поинтересовался старший Винчестер. — А вот теперь поговорим, — голос его сейчас сух и деловит, исчез любой намек на эмоции: они как будто отступили на задний план.

— Сядь на стул и положи руки на стол, так чтобы я их видел, и никаких резких движений, — ствол пистолета в руках отца весьма красноречиво направлен на неё. Нож промелькнул в руке у младшего. Видимо, пока она была в истерике, тот его забрал. Ну что ж, теперь она совсем безоружна.

Поднявшись неуклюже на непослушных ногах, за время сидения на полу в неудобной позе они затекли и неприятно покалывали, Эмма положила руки, как требовалось.

— Ты действительно видишь призраков? — был первый вопрос отца.

Младший хранил молчание. Похоже, он, в отличие от брата, так до конца и не поверил в реальность призрака, подозревая Эмму в обмане.

— Да, их все амазонки видят, — немного удивлённо отвечает она, слегка сбитая с толку вопросом. — А вы и правда не знали, что за вами призрак таскается? Вы же охотники! — невольно вырвалось у неё. Тут же, мысленно обозвав себя дурой за несдержанность, девочка приготовилась к наказанию. Наставницы и старшие подобных дерзостей не терпели, хотя какая теперь разница? Уж после всего что она наговорила, бояться такой мелочи? Братья, впрочем, агрессии и желания проучить «выскочку» не проявили. Только появилась затаённая боль от потери близкого человека на задворках сознания, причём у обоих. Да, похоже, этот призрак был им действительно очень дорог, и его смерть стала для братьев настоящей трагедией.

— Согласен, — как ни в чём, не бывало, ответил отец, а вот теперь его лицо ничего не выражало, эдакая бесстрастная маска. Прям инквизитор при допросе. Не знай Эмма точно, ни за что не догадалась бы о его истинных чувствах. — Наш недосмотр, но об этом потом. Почему ты просила Сэмми пристрелить тебя?

О! А вот при этом вопросе Эмма почувствовала просто всплеск различных и противоречивых эмоций: от любопытства до жалости (всё-таки выглядела она в тот момент… ладно, не будем о грустном) и… слабенькой такой надежды. На что? А вот тут Эмма сама постаралась максимально отгородиться от этих эмоций (хотя и не особо получалось), потому, как сама побоялась даже предположить подобное.

— Ну, это же очевидно, — судя по эмоциям братьев, они так не считали. — Вы и этого не знаете? — удивлённо уточняет Эмма. — Вы же охотники, причём одни из лучших, насколько я знаю! Мне не жить! Понимаете?!

— Мы можем отвезти тебя в безопасное место, где тебя не найдут.

Кто не найдёт, было и так понятно. Они что? Всерьёз решили, что она боится мести других амазонок? А, ну да, она же сама об этом отцу ещё недавно так вдохновенно врала. Уж лучше бы это было правдой!

— Да зачем им меня искать? Я сама через несколько дней загнусь от старости! Ну, максимум, неделю протяну!

В ответ повеяло удивлением, причём даже от призрака.

— Мы убиваем, чтобы жить! Это — последняя ступень и посвящение! Ты же видел, как я быстро выросла и развивалась, — это она уже обращается непосредственно к отцу. — Помнишь? Когда приходил к нам? Если процесс не остановить, то мы ещё быстрее стареем и умираем от немощи и боли. Я не смогла! Не убила! Так уж лучше пристрелите! Не хочу долгой и мучительной смерти!

— Подожди, — впервые на памяти Эммы с ней заговорил младший Винчестер, — правильно ли я понял, убийство отца стабилизирует ускоренный процесс роста и замедляет его до уровня обычного человека? А вся эта расчленёнка с вырванными кусками тела и вырезанным символом на груди к чему? Это тоже часть ритуала? — всё-таки любопытство Сэма и академический интерес пересилили обиду на брата и отвращение к ней.

— Это… — Эмма задумалась, прикидывая, как-бы объяснить очевидные для любой амазонки вещи непосвящённым людям, — … дань уважения и жертва во славу нашей Богини Гармонии. В процессе убийства, такого жестокого, когда враг всё ещё жив и способен чувствовать боль, мы… Как бы это сказать? Впадаем в боевой транс, как… берсерки, вот! У вас, людей, это так, кажется, называется? Это делает нас сильнее, неуязвимее, ускоряет реакцию… Да и много чего полезного… А до окончательного посвящения… ну, — тут она покосилась на отца, — вы поняли какого, — это ещё и ускоряет наш рост и развитие. После можно хоть весь бестиарий перерезать, старше не станешь, но до этого… Это как… допинг для спортсменов, понимаете? Ещё мы во время охоты, — при употреблении такого термина братьев передёрнуло. — Ну, то есть тренировочных боёв, — спохватилась Эмма, запоздало вспомнив, что её собеседники подразумевают под этим словом, — становимся агрессивными. Вот, например, перед моим приходом сюда нас натаскивали на драконов, чтобы…. Что? — удивилась она, ощутив эмоции явно шокированных такой информацией братьев.

— Вас натаскивали на драконов?! — явно не выдерживает старший. Вид хрупкой девушки-подростка, сражающейся с этими чудовищами и, судя по всему, успешно их побеждающей, просто не укладывается у него в голове.

— Ну да, они такие вкусные… были, — Эмма удивлённо замолкает. Оба брата явно шокированы ещё больше. А уж какие эмоции!

— Вкусные?! Очешуеть… Они ещё и канибалы!

— Вовсе нет! — возмущается таким определением и соответствующими эмоциями Эмма, — Мы не едим себе подобных! А человечину и вовсе пробуем только во время…

Ой! Кажется, зря она это ляпнула. Выражение лиц и эмоции братьев были просто непередаваемы.

— Ну, то есть, они же враги, верно? Тут или они тебя или ты их. Многих так отбраковали — естественный отбор. Из нашего выводка в сотню выжили только двое, точнее, наверно одна… выживет, — поправилась Эмма. В конце концов, она-то уж точно не жилец.

«И какого я перед ними оправдываюсь?!» — подумалось вдруг Эмме. — «Опять эти чёртовы эмоции братьев, что чувствуешь себя каким-то мерзким и грязным чудовищем! Но ведь выбора тогда действительно не было!»

Возникла долгая, гнетущая пауза.

— То есть я правильно понял, ты считаешь меня врагом?

Этот… Невозможный тип, по какому-то невероятному стечению обстоятельств ставший её отцом, почему-то заинтересовался только этой частью информации. И ведь всерьёз ждёт ответа! Ему это почему-то жизненно важно! А всё остальное его хоть и шокировало, но почему-то не заинтересовало настолько. Он что? Псих? Тут такие откровения, а его волнует только, считает ли она его своим врагом?! Да какая разница, что она там считает? Кого, кроме этого ненормального вообще всерьёз интересовало её мнение? Он вообще соображает?! Его монстр убивать пришёл, а всё, что его беспокоит, так это отношение самого монстра к нему?! И вот как ответить на это?! Похоже, не одна Эмма удивилась: и младший, и призрак только пальцем у виска не крутят.

— Я… не … понимаю. Тут речь шла о драконах и нечисти, вообще-то. Я их имела в виду, — решила сменить тему Эмма.

— А! То есть весь этот потрошизм, которые мы видели в морге у жертв, просто акт симпатии и дружбы?

Саркастический тон вопроса на этот раз не расходится с истинными чувствами. Ну, вот как ей на это ответить? Почему-то Эмме стало стыдно… впервые в жизни. А ведь она совсем не виновата конкретно в тех убийствах! Что за … ! Абсурд какой-то! Надо прекращать этот балаган! Может, если им нахамить, они быстрее её убьют?

— А ты?! — дерзко отвечает вопросом на вопрос она. — Разве ты не считаешь меня жутким монстром?! Вы же таких пачками отстреливаете! Разве нет?! В этом же смысл вашей «Охоты»?! Так какая разница кого и кем я считаю, и кого убила или не успела?!

Что-то всколыхнулось в душе младшего брата, такая сильная затаённая боль, так вот оно что! Вот за что он винил брата, а Эмма сначала и не поняла! У Сэма Винчестера были чувства, причём весьма глубокие к… нелюдю. К какому виду эта нелюдь относится, Эмма так сходу определить не смогла, да и неважно это было. А старший что… убил её?! И чувствует себя виноватым перед братом? Да и ту девушку-нечеловека жалеет, потому что осиротил её ребёнка?! Образ обиженного и озлобленного мальчика, обещающего отомстить, очень ярок! А Винчестер и перед ним чувствует вину, пусть и не так сильно, как перед братом, но… тоже. И перед ней?! Он так не хочет убивать свою дочь, так внешне похожую на него! Какая же она сломленная, беззащитная и хрупкая… Это что вообще такое?! Это он так её воспринимает?! Да, роль несчастной девочки ей определённо удалась! Наставница по актёрскому мастерству была бы довольна. Богиня, это ж как он с таким грузом вообще умом не тронулся, а ведь есть ещё и другие воспоминания, которые его тоже мучают! У младшего — тоже хватает своих «скелетов», но Эмма старается в такие дебри не лезть. Ей и увиденного на поверхности хватает.

С момента прихода Эммы в этот номер и начала разговора время пролетело незаметно и быстро. Столько всего произошло! Эмма снова почувствовала это… О нет! Богиня! Как же больно! Как же болезненно даётся этот ускоренный рост! Эта ежечасная пытка!

«Да, пристрелите же меня, наконец!» — хочет закричать она, но не успевает.

Сильнейшая судорога и боль охватывают тело юной амазонки, и с криком она снова валится на пол. Богиня! Как же больно!

Похоже, ей снова удаётся шокировать братьев. Оба Винчестера растеряно смотрят на извивающуюся в жесточайших конвульсиях девочку. В течение этого странного приступа всё тело амазонки охватывает желтоватое свечение — оно как будто светится изнутри. Фигура меняется прямо на глазах: удлиняются конечности, становится больше грудь и шире бёдра в ставшей тесной одежде. А потом всё прекращается так же резко, как и началось. Сам приступ длился несколько минут, не больше, но Эмме он показался бесконечным, к тому же, в этот раз он прошёл гораздо болезненнее, чем в предыдущие — сказывалось отсутствие своевременной инициации. Богиня! Больно-то как! А ведь дальше будет ещё хуже! Если раньше каждый час Эмма хоть и взрослела, но не намного, и сильной разницы во внешности между ближайшими приступами не было, то сейчас, она явно «перепрыгнула» на несколько лет вперёд, и так будет продолжаться до самой смерти! Их об этом предупреждали! Очень подробно рассказывали и описывали, чем чревато невыполнение Миссии…

С пола со стоном медленно поднимается повзрослевшая версия Эммы. Ей уже на вид лет девятнадцать-двадцать, исчезли последние внешние признаки подростка, и она уже совсем не похожа на ребёнка, фигура вполне оформившаяся и женственная. Перед Винчестерами стоит уже не подросток, а молодая женщина. Теперь, когда она поднялась, стало заметно, что девушка прибавила немного в росте и весе: рукава на блузке слегка коротковаты, а сама блузка с джинсами ей уже явно не по размеру: в груди и бёдрах откровенно малы. Лицо у девушки бледное, черты заострились, волосы потускнели, а из носа идёт кровь.

Запрокинув голову, Эмма попыталась остановить кровь. Кажется, ей это удалось. Девушка машинально поднимает стул, который упал вместе с ней, поворачивает его как ей привычно и удобно спинкой вперёд и садится верхом. Эту привычку из юной амазонки так и не смогли выбить старшие. Как же её вымотал этот приступ!

* * *

(1) puta madre (испанский слэнг) — «мать шлюха» или, если перефразировать на русский: «твою ж мать…»

cabrones (исп.) козлы

И Дин, и Сэм испытавают весьма схожее чувство «дежавю». Сэм неоднократно наблюдал со стороны эту характерную манеру брата оседлать стул, но видеть точно такую же привычку садиться у кого-то ещё ему до сих пор не доводилось! Дин тоже знал за собой такую склонность, но вот со стороны наблюдать это было и трогательно, и жутко одновременно. А ещё у этой повзрослевшей Эммы просто феноменально усилилось внешнее сходство с биологическим отцом. Дин этого пока не осознаёт, а вот Сэму прекрасно видно: родись Дин женщиной, выглядел бы именно так. Тот же овал лица, форма губ, бровей, носа, идентичный цвет глаз… До чего же они похожи! Пауза затягивается. Уставшей Эмме уже всё равно. Боль и лёгкий тремор в конечностях ещё не прошли, так что, ей пока не до эмоций братьев. Наконец, первым отмирает Дин.

— Очешуеть! — восклицает старший. — Это всегда так? — он сделал неопределённый жест рукой, не в силах выразить увиденное словами. И непонятно, что он имел в виду: приступ или явное доказательство фамильного сходства.

— Нет, до сих пор было легче и реже, а дальше будет хуже, чаще и больнее. Так как? Пристрелите сейчас или хотите насладиться зрелищем? — обречённо спросила Эмма. Богиня! Как же она устала, поскорей бы всё закончилось.

— Звучит, как будто из игр БДСМ! — не выдержал Дин.

— А вы знатоки и любители БДСМ? — «удивилась» Эмма. — Тогда многое становится понятным! Например, ваше кровавое турне по всей стране!

— Это были не мы, а левиафаны! Знаешь таких тварей — превращаются в людей и жрут всех остальных! — подтвердил ее догадку раздражённый Дин. Он всегда злился, когда его обвиняли в чужих преступлениях — сначала перевертыш порезвился, приняв его облик, теперь ещё и это!

— Наслышана — мне видео показали. Я ещё понять сначала не могла, почему… — тут она осеклась и замолчала, по привычке, скрывая свой главный секрет. — Ну так как? Убьешь монстра? Я, конечно, не левиафан, но в вашей коллекции скальпов наверняка займу достойное место, — это она уже с горькой иронией обратилась к младшему.

— Ну, если ты настаиваешь… — Сэм поднял пистолет, правда, уже не так решительно, как раньше.

— Сэмми, подожди!

«Да что ж тебе неймётся-то?!» — устало подумала Эмма. Ей было так больно и плохо, голова и всё тело раскалывались… Она положила подбородок поверх рук на спинку стула, чтобы скрыть предательскую дрожь.

— Раз уж выпала возможность узнать побольше об этих тварях, — нарочито жёстко и пренебрежительно сказал Дин, недовольный собственными противоречивыми эмоциями, — то не стоит её упускать. От Моррисона всё равно мало толку. Как вас убить? — сразу с места в карьер допрашивает он.

— Обычными пулями, как и любого другого человека, — спокойно ответила Эмма. — Вы и этого не знаете? — она невесело усмехнулась, чем невольно усилила своё сходство с отцом, у них очень похожие улыбки, те же ямочки на щеках.

— По какому принципу вы отбираете жертв? — проигнорировал её вопрос Винчестер.

— Богатых, бездетных и здоровых.

— Почему?

— Что почему?

— Почему именно таких? И почему твоя мать тогда выбрала Дина?! — включился в допрос младший.

— Сэмми! Я же тебе говорил, что Лидия приняла меня за богатенького банкира!

— О, да! — оживилась Эмма. — Слышали бы вы, какие были разборки, и как все переполошились, когда поняли, от кого мамочка умудрилась залететь! Я тогда только родилась и говорить-то не умела, но впечатлений хватило! Даже странно, что её не выбраковали. Видимо, понадеялись, что я смогу вас устранить, — Эмма вновь невесело усмехнулась, на сей раз вполне осознанно, заметив, как это действует на младшего Винчестера. — Конечно! Люцифера в клетку загнали, Апокалипсис предотвратили, сами пару раз помирали и воскресали, Лилит завалили и ещё кучу неслабых демонов и саму мать Еву за компанию! А я, значит, вся такая крутая новоиспечённая амазонка должна была справиться! — горько продолжала она. — Никто всерьёз и не верил в успех! Я была практически смертницей… отвлекающим манёвром.

— От чего отвлекающим? — сразу уловил суть младший.

— От племени, разумеется. Все ещё вчера уехали, а меня и Пенн оставили, точнее, она… — тут Эмма осеклась и в упор посмотрела на Сэма. — Вы убили её? Да? Тогда чего спрашиваете? Она должна была перехватить вас от профессора Мориссона по дороге и убить или хотя бы задержать, чтобы мне было легче завалить папочку, — от такого обращения старший невольно напрягся. — Конец истории. Ну что? Кто из вас меня убьёт или ещё что интересует? Так вы не стесняйтесь — спрашивайте! Мне терять уже нечего!

— Ух ты! Сэмми, какие мы с тобой, оказывается, крутые! От нас всё племя амазонок наутёк бросилось! Вот бы и с демонами так! — развеселился старший Винчестер.

«Ну и безбашенный же тип, мой папаша», — подумалось Эмме. — «А ведь он всего лишь человек, смертный. Как же им с братом удалось провернуть все эти «подвиги»?»

— Отвечай на вопрос! Почему именно таких жертв? — не повёлся на шутку брата младший Винчестер.

— Ну, это же логично, — охотно поясняет Эмма. В самом деле, конфиденциальной информацией это не было, да и не доверяли не прошедшим инициацию юным амазонкам никаких серьёзных секретов племени, как раз на такие вот случаи.

— Если инициация проходит без проблем, то наши люди в органах выправляют соответствующие бумаги и ставят наиболее правдоподобную дату рождения, а потом дочка может смело претендовать на наследство, других-то близких кровных родственников нет, да и адвокаты с экспертами не просто так зарплату получают: любые анализы и справки сделают. Если проблем с полученным имуществом нет, то бОльшая часть наследства идёт на нужды племени и оплату адвокатам, часть забирает сама наследница, ну и кое-какой процент матери, конечно.

— М-да! Представляю, как Лидия расстроилась, когда узнала, что ты никакой не банкир! — поддел брата Сэм.

— Не то слово! Даже если бы у меня всё и получилось, маму ожидало лишь скромное ежемесячное довольствие на ближайшие пару лет, до следующих родов, да, и то не факт. Не после такого просчёта! Она же навлекла беду на всё племя, — грустно продолжила Эмма, только сейчас осознав, что холодность к ней матери могла быть ещё и по этой причине. Странно, что она не задумывалась об этом раньше. Может, потому что ей не с чем было сравнивать, и такое отношение считала нормальным? Отец… и то, отнёсся к ней не в пример теплее. А ведь он видел-то её мельком, да и не обязан был по большому счёту помогать, но всё же был готов помочь и даже на какой-то момент поверил ей…

— Что такое «выбраковка»? — прервал её невесёлые размышления младший с явно исследовательским интересом. Эмма ещё подумала, что не будь тот охотником, мог бы стать неплохим учёным, ну, или следователем.

— Это — естественный отбор в нашем племени, на котором отсеивают слабых и неугодных.

— И многих так «отсеивают»? — это уже интересуется старший, чувства у него при этом… Эмма постаралась максимально абстрагироваться: ещё одна истерика будет явно некстати.

— Большинство не доживает до инициации. Думаете, почему мы так малочисленны? Я уже говорила, в нашем выводке из сотни дожили до инициации только двое. Остальные «отсеялись» на тренировочных боях.

— Это те, с драконами? — шокированно уточняет старший.

— Не только. Нас и на гулей, и на оборотней с вампирами натаскивают. Считается, что если амазонка выживет после схватки с такими противниками, то и с человеком справится.

— И сколько же вам тогда было лет? В смысле дней… То есть, я хочу сказать… — запутался старший.

— Я поняла, — Эмма действительно не нуждается в пояснениях, — биологический возраст моего тела тогда соответствовал где-то шести-восьми годам по человеческим меркам. А драконов к нам привели, когда нам было э-э… — Эмма задумалась, мысленно проводя подсчёты, — где-то в районе десяти-одиннадцати… Как-то так.

Образ девочки-подростка, убивающей дракона?! Даже при всём своём богатом воображении Дин не мог такого представить. А уж вообразить себе успешно противостоящих восьмилетних малышек таким опасным тварям, как гули, вампиры и оборотни, просто не получалось! Тут фантазия Дина и вовсе пасовала. Спокойствие и даже равнодушие, с которым ему рассказывала всё это Эмма, показалось каким-то особенно нереальным и жутким. Может, она врёт?

— И что вы как те суперженщины с мечом наперевес и в железных бронелифчиках мочите этих тварей направо и налево?! — недоверчиво уточнил он.

— Не знаю, кто такие эти суперженщины, но лифчики мы тогда ещё не носили, — фыркнула Эмма, — а по поводу направо-налево… Всё не так просто, — она невольно передёрнулась при воспоминании о своём первом опыте. — Мы должны были продержаться определённое время, где-то минут пять-десять… А потом приходили наставницы и вылечивали выживших, а остальных… утилизировали.

— Как… утилизировали?! Съедали? — и такие чувства при этом у обоих.

— Не знаю, может, и съедали, я не в курсе. Нам вообще-то не докладывали. Исцелили и марш на следующий урок.

— Как исцелили?! Какой урок?! Это ж, какие ранения должны были быть! — возмутился старший.

Миг… Дин вдруг ощутил себя таким маленьким и беспомощным, лежащим и не в силах подняться, в каком-то странном помещении с высоким потолком и без окон: рука, всё тело, и, особенно, живот, очень сильно болели и кровоточили… Кругом как сломанные куклы лежат другие детские тела в крови… Настоящая бойня! Ужас и боль перепуганной маленькой девочки, явно столкнувшейся с жуткими монстрами впервые в жизни и чудом выжившей, но практически смертельно раненной просто зашкаливают! Дин видел всё её глазами и ощущал всё, что чувствует она. Хотелось плакать и забиться в какой-нибудь укромный уголок, чтобы только не видеть, не чувствовать этой боли … этого кошмара! Зачем их сюда привели?! За что?! У девочки распорот живот, а правая рука изогнута под неестественным углом, явно в нескольких местах сломана. Очень больно, девочка кричит, а позже крик переходит в хрип. Сколько она так пролежала? Ребёнку показалось, что вечность…

Открывается дверь, и в помещение входит равнодушная незнакомая женщина лет сорока, с чёрными волосами и в строгом, явно дорогом, костюме, подходит к девочке, приседает рядом с ней на корточки и кладёт ладони на располосованный живот… И происходит что-то странное… Очень похожее желтоватое свечение, которое братья ещё совсем недавно наблюдали у Эммы, сейчас охватывает, только руки этой женщины: раны на теле быстро исчезают, причём явно не затягиваются, а, как будто, образуются в обратном порядке, и бесследно проходят, рука распрямляется и становится немного меньше, как и другие конечности девочки, которая инстинктивно чувствует, что стала немного младше, да и сама женщина выглядит как будто помолодевшей лет на пять. Несколько секунд, и от жутких ранений на ребёнке не осталось и следа, а равнодушная женщина спокойно приподнимается над все ещё всхлипывающим ребенком, глядит испуганной малышке прямо в глаза и… со всего маха отвешивает ей пощёчину:

— Сохраняй самообладание всегда и везде, Эмма. Крик и слёзы для истинного воина недопустимы. Это — проявление слабости.

Услышав про слабость, шокированный и явно не до конца оправившийся ребёнок затравленно замолкает.

«Слабость — выбраковка! Нет!» — мелькают у девочки вбитые установки.

Она медленно поднимает взгляд, инстинктивно копируя равнодушную мимику женщины, чувствуя, что та от неё ожидает именно этого, и молча кивает. От женщины веет одобрением и… равнодушием. Она направляется к следующей неподвижной девочке, пытаясь определить, жива она или нет…

Словно проснувшись от кошмара, коих в жизни охотника было немало, на какой-то момент дезориентированный, Дин был готов и сам разреветься и забиться в самый дальний угол, спрятаться, лишь бы не видеть этой бойни!

Что за хрень?! Это не его чувства! Сам он охотник, видел вещи и пострашнее, да и к боли был привычен, а чувства были явно не его, а какого-то ребёнка… Тут Дин подозрительно взглянул на побледневшую дочь… Его ребёнка!

Он поворачивается к Сэму и встречает такой же пораженный взгляд брата.

— Вы такие же как и я? — удивленно спрашивает Эмма. — Вы тоже так чувствуете? Но почему тогда ты мне поверил и впустил, и не ощутил ложь? Ты ведь поверил тогда! Я точно знаю!

— Ты это о чем? — Дин был удивлен не меньше.

— Я чувствую чужие эмоции, настроения, ощущения. Если переживания сильные, то иногда и образы улавливаю. Вы тоже это делаете! Вы видели мои воспоминания о первом бое!

— Скорее уж бойни, — пробормотал сбитый с толку Дин и беспомощно посмотрел на неё. — Зачем всё это?

— Амазонки очень сильны физически, но ничто не даётся просто так — необходим сильный стресс и смертельная опасность, чтобы запустить процесс и нарастить силу, а когда впервые побеждаешь и видишь кровь врага, то… Ты просто слетаешь с катушек и становишься невероятно сильной, настолько, что можешь порвать его голыми руками, это — первая ступень в инициации и становлении воина… Жаль только, что не во всех это пробуждается… Кто-то умирает, кого-то выбраковывают сами наставницы, если сила так и не пробудится… Выживает сильнейшая — таков главный принцип отбора… — ответила Эмма, — Ритуальное убийство отца завершает процесс становления, либо, если его не происходит, то…

— … процесс не завершается и амазонка умирает? — спрашивает уже Сэм. Увиденное и его не оставило равнодушным. — То о чем ты говорила и что ощущала, очень сильно похоже на эмпатию — умение считывать чужие чувства и передавать свои. Ещё один талант амазонок?

— Нет! Я не знала ни одной такой же! Я скрывала свой дар: сначала боялась, а потом стала пользоваться. Нечисть и амазонки — они другие, их эмоции и чувства не подавляют… А вы? Вы тоже такие? Это от вас мне передалось, да?

— Что мы? — это уже Дин. — Подожди… Так тебя поэтому так колбасило? И эти истерики… Ты нас чувствовала?

— Да…

Какое-то время все напряжённо молчали, переваривая информацию.

— И что? Нет никакого выхода?!

Эмма чувствует его отчаяние и сочувствие и очень за это признательна, его не отпугнуло даже ее признание в обладании этой… эмпатии. Как же обидно…

— Нет, твоё сердце должно остановиться от моей руки, ты должен умереть, тогда запустится завершающий процесс стабилизации, по-другому никак. Только смерть кого-то из нас.

Гармония! Как же это больно, как же не хочется умирать, но убить его… Нет, даже если бы и была такая возможность… Эмма точно знала, что… не сможет, просто не сможет причинить вред родному отцу, да и наверно его брату тоже…

— Да, «в живых остаться должен один», — явно процитировал откуда-то непонятную фразу старший Винчестер, нет… Отец! И Эмма почувствовала… надежду?!

— То есть отрезание рук и ног с прикольной ножевой живописью на груди обязательными условиями не являются? — допытывался он с какой-то непонятной Эмме настойчивостью.

— Нет, — это необязательно, но я не понимаю к чему…

Богиня, какие же у него сильные эмоции! Теперь Эмма чувствует просто нереальное облегчение и… радость?

Дин напряжённо думал, пытаясь найти выход, ведь должен быть хоть какой-то способ! После увиденного и рассказанного Эммой, он уже понял, что не допустит гибель столь странно появившейся в его жизни дочери. Да, она не была человеком, и, положа руку на сердце, желанным ребёнком, тоже… Дин никогда не думал, что у него могут быть свои дети, не с его образом жизни и работой, а если и позволял себе какие-то мысли и фантазии на эту тему, то всегда видел себя отцом сына, но… дочь?! Такой вариант он даже в мечтах не рассматривал. Ведь девочки — это по определению маленькие принцессы (жуткая версия Лилит не в счёт), нежные и беззащитные создания, о которых надо заботиться и оберегать, они не должны быть охотниками по определению! Не должны видеть и знать весь этот ужас и грязь! Девочка должна играть в куклы и думать о нарядах, и, чуть позже, о мальчиках и косметике. Девочка не должна страдать от тяжёлых ран! Девочка не должна выбирать между своей собственной жизнью и жизнью отца! Вся эта ситуация была просто мерзкой и чудовищной… в своей извращённой неправильности! Так не должно быть! Это противоестественно!

Но вот она, его плоть и кровь, так похожая на него, взрослеет не по дням, а по часам, и это отнюдь не метафора! Ей уже на вид лет двадцать! Более того, она была тварью, которых они убивали, но …

Чем-то она напомнила ту девчонку-вампира, не желающую пить кровь и умоляющую её убить, чтобы не превратиться в монстра окончательно… Кажется, её звали Алинор.

Да, возможно, он об этом не раз потом пожалеет, но… Жить, зная, что даже не попытался что-то сделать, чтобы спасти, а уж, тем более, убить собственного ребёнка?! Чем он тогда лучше того же Гордона, охотившегося на Сэма и убившего собственную сестру?! Да, он охотник, и крови на нём немало, он виноват в гибели стольких невинных людей, но становиться ещё и детоубийцей… Нет, такое даже для него слишком! Можно, конечно, попросить Сэма, но какая разница, кто нажмёт на курок?! Да и нечестно это будет по отношению к брату, даже в чём-то подло…

Какая-то смутная мысль крутилась на задворках сознания, но поймать её всё никак не удавалось. А потому он продолжил задавать вопросы с какой-то непонятной ему самому настойчивостью, почему-то это казалось важным…

Когда Эмма рассказала про сердце и смерть от её руки, Дин невольно вспомнил свою встречу со Смертью в Самарре, что он тогда испытывал рядом с таким могущественным существом, древнейшим, как само мироздание… Ассоциация с фаст-фудом, почему-то так полюбившемуся Всаднику… Китайский квартал, грязноватая комнатушка в конце коридора в мясной лавке, которую даже из жалости трудно было назвать медицинским кабинетом, с таким же неряшливым и лишившимся лицензии экс-доктором Робертсом в грязном халате и странноватой ассистенткой-готом, где он впал в кому, чтобы встретиться с четвёртым Всадником Апокалипсиса…

Точно! Клиническая смерть! Как же он сразу об этом не подумал?! Вот он, выход! Это был шанс, маленький, призрачный, но шанс! Впрочем, прикинув примерное расстояние … Выходило в лучшем случае где-то чуть больше суток, и то, если гнать не останавливаясь, а ведь в дороге может случиться всякое, например, сломается машина, ограниченный скоростной режим, а попадаться на камеры, когда в спину дышат левиафаны во главе с Диком, мать его Романом, пусть они сейчас и не на такой приметной Импале…

Внимательно следившая за отцом и чутко улавливающая все его эмоции, Эмма внезапно ощутила боль и безнадёжность сразу же после возникшей было надежды и радости.

— Что? Что ты задумал?! — со смесью страха и надежды спросила она, такие сильные, противоречивые эмоции отца передались и ей… Опять.

Дин взглянул на неё, прикидывая, рассказать ли про этот, увы, неосуществимый вариант, но, подумав, что терять всё равно нечего, решился.

В конце концов, на Робертсе свет клином не сошёлся. Он, конечно, один из самых надёжных и проверенных людей, который уж точно не выдаст Винчестеров властям, но, может, удастся найти какого-нибудь не обременённого излишними принципами и законопослушностью врача поближе?

— Что такое клиническая смерть в курсе? — нарочито беспечно, желая скрыть внутреннее волнение, спросил он.

Судя по расширившимся от удивления глазам, Эмма была явно знакома с таким понятием.

— Ты это серьёзно?!

— С ума сошёл?!

И Сэм, и Эмма заговорили одновременно, причём с такими одинаковыми выражениями лиц и интонацией, что Дин невольно улыбнулся. Племянница и дядя были в этот момент на редкость похожи в своём единодушии!

— Да есть у меня один знакомый врач, — ответил он. — Я тогда ездил к нему, чтобы со Смертью встретиться и вернуть Сэмми… — тут он осёкся. — Ну, в общем, ты понял, — это он обратился непосредственно к брату, — Ты его не знаешь, не до того тебе тогда было… Так вот, этот мужик ввёл меня в кому и остановил сердце на четыре минуты, а потом реанимировал через восемь. Жаль только, живёт далековато. Там несколько суток езды. Может, здесь кого в ближайшей больничке найдём?

— Но… мистер Винчестер, — от волнения Эмма снова обратилась к отцу формально, — это же большой риск, вы можете не очнуться! Я…не смогу! Не надо! Пожалуйста!

— Ты жить хочешь? — и тон такой спокойный, как будто погоду обсуждает, но эмоции… Эмма чувствует, видит… его гордость ею?! Он рад такой реакции и одновременно злиться на неё за это! Они теряют время, а надо спешить!

Богиня, какие же сильные и противоречивые чувства у этого человека! Даже Сэм не такой эмоциональный, а ведь брат родной, впрочем, его-то эмоции сейчас отнюдь не противоречивы. Он категорически против.

— Очень хочу! Но не такой ценой!

— Есть варианты? Нет? Тогда погнали до ближайшей больнички, найдём какого-нибудь врача и…

— Совсем сдурел?! — взорвался Сэм. — Где гарантия, что она тебя не обманывает и не добьёт, пока ты будешь в отключке?! Не приведёт подружек, так чтобы уж наверняка?! Может, она нас заморочила и всё это просто наведённые глюки?!

— Они мне не подружки! — Эмма тоже разозлилась, причём, чей именно это гнев: её или Сэма, при всём желании понять не смогла бы, да и не важно ей это было. — И я не вру! Клянусь! Я не знаю, куда они уехали! Это — часть испытания! После посвящения амазонка какое-то время предоставлена сама себе. Так они смотрят, как хорошо ты сможешь устроиться в человеческом мире, сделать карьеру, достичь каких-то вершин и принести пользу племени! Бесполезный балласт и неумёхи им не нужны! Не верите? Поезжайте в Корпус! Сможете лично убедиться, что там никого нет!

— И где гарантия, что это не ловушка? — не унимался Сэм. — Может, нас там ждут?

— Сэмми! — это уже Дин.

Поняв, что спорить с младшим Винчестером бесполезно, Эмма постаралась переключить внимание на отца. Тот, похоже, принял решение, и готов осуществить, независимо от того, поможет ли брат или нет. Немного поколебавшись, и подумав, что терять уже всё равно нечего, Эмма решилась раскрыть ещё один секрет. Конечно, она тогда будет абсолютно беззащитной и полностью в их власти, но…

Что она по большому счёту теряет?

— Если вы серьёзно по поводу моего спасения, мистер… папа, — заставляет она себя в последний момент сменить обращение, — то есть ещё несколько моментов: на нас действуют обычные снотворные и транквилизаторы, как на людей. В Корпусе, мы усваивали много информации, почти не спали, но и совсем без сна обходится не могли — это грозило бы истощением. А чтобы мы спали, несмотря на стресс, и не видели кошмаров, нас время от времени вводили в сон искусственно, где-то часа на три, не больше, так, чтобы тело и мозг успевали отдохнуть и восстановиться. Во время сна мы не взрослели, приступов не было. Если проблема только в дороге, вы можете просто накачать меня снотворным, и дядюшке Сэмми, — она специально позволила себе такое фривольное обращение, чтобы позлить младшего Винчестера, мстя, таким образом, за сомнения. Мелко и глупо, конечно, ведь он может сделать что угодно, пока та будет в отключке, но ничего поделать с собой не могла, видимо, «заразившись» безбашенной бравадой от отца, — не придётся волноваться, что я нападу в пути.

— Прекрасно, и какие ещё… моменты мы должны знать? — недовольно уточнил Сэм. — И не называй меня Сэмми!

— Хорошо, дядюшка, — нагло отвечает она. Богиня! Да, кто же тянет её за язык, так и хочется ему нахамить! А ведь раньше Эмма за собой такого не замечала, собственно, она до этой встречи вообще многого о себе не знала, но стоит ли так сразу выдавать им всю информацию? Не обратят ли они полученные сведения против неё, Эммы? Правильно ли это? Тем не менее, как будто против воли она продолжает.

— Амазонки не обычные люди. Мы созданы для того, чтобы служить и поклоняться, любить и почитать, быть воинами, телохранителями и выполнять приказы… В этом смысл нашего существования, по-другому мы не можем. Для этого и проводился ритуал привязки к Старшим и наставницам, к культу нашей Богини Гармонии, который… в общем, я сжульничала, и привязки не получилось, но это не значит, что я смогу… жить без любви, служения. Не знаю, как назвать в людском понимании такое… В общем, папа, если всё удастся, и мы после этого выживем… более преданной и любящей дочери у тебя не будет… Я буду готова умереть ради тебя! Пожертвовать чем угодно! Убить ради тебя! Выполнить любой твой приказ! Но тут есть и обратная сторона: я не смогу обходиться без тебя! Понимаешь? Мне надо быть всё время рядом с тобой, видеть тебя хотя бы раз в сутки, слышать и ощущать твоё одобрение… Если ты оставишь или прогонишь меня, я начну болеть и чахнуть от тоски, а потом в конце-концов умру!

В ответ на эту исповедь ей была тишина: шокированное (в который раз за этот странный вечер) молчание обоих братьев.

— Поэтому подумай ещё раз, надо ли тебе это? Ты не сможешь от меня отделаться… Я… Я просто не смогу без тебя, — отчаянно продолжает она, и тут же противоречит сама себе, — Но ты не думай, я не буду в тягость! Если надо, буду сама зарабатывать деньги! Я быстро учусь! Могу мыть машину, готовить, стирать, убирать! Всё, что пожелаешь! А ещё могу помочь в охоте: я могу видеть призраков, отличить обычного человека от одержимого! Могу драться, я сильнее обычного человека! — и замолкает, ожидая своего приговора, как же страшно… вдруг он… не захочет брать на себя такое бремя? Кто она для него? Нечисть. Неведомая зверюшка, нежеланный ребёнок, который требует не только спасти его, рискуя жизнью, но теперь ещё и вообще не отвяжется?

— Это … — шокированный отец недоверчиво смотрит на нее. — А кого-нибудь другого ты не можешь так… полюбить?

— Кого? Кто ещё готов рисковать жизнью ради меня? Кому я вообще нужна?! Если ты не готов, то давай прекратим это прямо сейчас! И не надо никаких опытов со смертью! Так ты только продлишь мою агонию! — на глаза опять наворачиваются слёзы.

— Мдя: «Мы в ответе за тех, кого приручили», — чуть слышно ворчит Сэм, но в этой звенящей тишине, и Эмма, и брат его прекрасно слышат.

— «Маленький принц» Экзюпери… — бездумно вспоминает цитату Эмма.

— Что? — отвечает она на невысказанный вопрос удивлённых братьев. — Мы проходили классическую литературу и школьную программу, чтобы не выделяться среди людей.

— Очешуеть! — второй раз восклицает ошарашенный Дин. Эмма замечает, что, похоже, у отца это любимое словечко. — Моя дочь ботанка!

И это немного разряжает обстановку. Сэм усмехается. Эмма же напряжённо ждёт решения.

— Что? Что мне делать, Сэмми? — вдруг как-то беспомощно обращается к брату Дин.

— Тебе решать. Лично я бы предпочёл… — договаривать Сэм не стал, и так было всё понятно.

— Вот понаделаешь своих монстриков! Тогда и … предпочитай, — вспылил Дин, затем он резко замолкает и смотрит Эмме прямо в глаза, испытующе. Та с замиранием сердца и неверяще смотрит на него, это же… Невозможно! Он и впрямь решил…

— Что ж, Эмма, раз так, то… Добро, пожаловать в семью!

Эмма всё ещё неверяще смотрит на него. Это же! Это правда?! Он принял её, несмотря ни на что, готов умереть ради неё! Его не напугала её сущность и инаковость… Она… и мечтать о таком не смела! Правда, Сэм недоволен, ну и, демоны с ним! Убивать он её явно не собирается. Так что и Эмма ему вредить не будет… пока, да и нет никакого желания, зная, что отец ей подобное не простит. Да и какая разница? Он полюбит её, она сделает всё для этого! И отец, тоже…

Особенно отец! Она будет очень, очень стараться!

Жизнь юной амазонки приобрела новый смысл, ещё пару часов назад она точно знала, что хочет, потом всё перевернулось с ног на голову — она была дезориентирована, подавлена, готова умереть… А теперь, в её жизни появилась новая семья! Семья, не требующая абсолютного подчинения, не требующая себя ломать в угоду традиций и устоев. Семья, где о тебе готовы позаботиться и даже умереть, чтобы спасти, где о тебе волнуются! Семья, где тебя принимают такой, какая ты есть со всеми твоими достоинствами и недостатками, и не нужно притворяться, следить за каждым своим словом и жестом, ежеминутно боясь выбраковки! Не нужно жить в постоянном напряжении и страхе! Возможно, для кого-то другого такое отношение и было нормой, но для неизбалованной добротой и заботой Эммы оно стало просто откровением! Кому-то нужно так мало для счастья! Но для неё это было много, так много!

— Ну что, обнимемся? — грубовато шутит отец, чувствуя неловкость. — Таким счастливым и преданным взглядом на него ещё не смотрела ни одна женщина, а было их немало.

Эмма хитро прищурилась, отлично ощутив его эмоции, и решила пошутить.

— Если тебе это действительно нужно… — дословно, копируя его интонации и голос, ответила она. Получилось весьма похоже на фразу, брошенную им в начале их странного разговора.

— Где наша аптечка, Сэмми? — резко меняет тему Дин, чтобы скрыть свою растерянность, и отвернулся от Эммы. — Нужно посмотреть, какие транквилизаторы и снотворное у нас есть… А ещё позвонить Робертсу, пусть всё подготовит…

Сами сборы много времени не заняли: сумки братья по привычке и не думали разбирать, не задерживаясь нигде надолго. Эмма ушла в ванную с чемоданом — умыться и переодеться в более подходящую по размеру одежду. В машине, она удобно улеглась на заднем сидении, сняв кроссовки и подложив под голову свёрнутую куртку, а отец, отмерив дозировку в шприц, сделал ей укол в вену на левой руке. Через секунду девушка уже отключилась и должна была по идее, проспать часов шесть — на больший срок усыплять, он просто не решился, поскольку средство было сильнодействующим, и был риск вообще не проснуться. Потом она очнётся на полчаса, чтобы поесть, размяться и, возможно, посетить дамскую комнату. А затем, Эмму снова усыпят, и в таком режиме она проведёт всю поездку. Так, они договорились…

Посмотрев на мирно спящую дочь, Дин, подумав, достал запасное одеяло и накрыл её. В конце-концов, путь не близкий, а девочка может замерзнуть… Увидев это, Сэм только головой покачал, но от комментариев воздержался.

Сев за руль, Дин завёл мотор, а брат занял своё место рядом. Какое-то время они ехали молча, наконец, Сэм не выдержал.

— Может, пока не уехали из города, проверим?

Что проверять, уточнять было не нужно. Дин его отлично понял. Сэм был с самого начала против этой рискованной авантюры и не верил новоявленной племяннице, в отличие от брата, который почему-то почти сразу же проникся к ней доверием. А это было подозрительно. Да и свежеобретённая родственница не производила впечатление адекватной и надёжной особы.

— Давай, — ответил старший.

Быстро доехав до места, куда в своё время незнакомые женщины увезли Эмму от дома Лидии, братья вошли в помещение. Внутри оказалось пусто, даже мебели не было… Побродив ещё немного для очистки совести и удостоверившись, что здание действительно необитаемо, братья вернулись в машину.

— Ну что? Убедился? — насмешливо спросил Дин.

— Это ничего не значит, — упрямо возразил Сэм. — Почему ты ей так доверяешь? Может, на ней жучки следящие навешаны?

— Предлагаешь обыскать её вещи?

— А почему бы и нет? Её и саму неплохо бы обыскать! Дин, ты её совсем не знаешь! А готов угробиться и ради чего?! Может, она и не твоя дочь?!

— В том-то и дело, что моя.

Какое-то время они ехали молча.

— Ты, как будто, рад? — недоверчиво уточнил Сэм.

— Не знаю, Сэмми… Сначала я был в шоке, а потом… Ты же видел, что с ней творили… Даже странно, что она не стала одержимым убийством мужиков монстром. Я просто должен… хотя бы попытаться ей помочь, понимаешь?

— Дин, я всё понимаю, но она не человек! Мы не знаем, что от неё ожидать. Ты уверен, что эти чувства твои? Может, она просто играет на твоих слабостях? Давай её хотя бы обыщем! Ты вообще уверен, что она не притворяется?

— Уверен!

— Откуда такая уверенность? Ты её второй раз в жизни видишь! Она тебя убивать пришла, между прочим!

— Ну, не убила же.

— Это ничего не значит! Может, она просто побоялась? С двумя вооружёнными мужиками она бы точно ничего сделать не успела!

— И что ты предлагаешь? Убить её сейчас, когда она доверилась нам и не может даже глаз открыть?

— Она может и притворяться!

— У неё замедлился пульс, я проверял!

— Ты не знаешь их физиологии, они не люди!

— Что ты хочешь от меня, Сэмми? Чтобы я бросил своего ребёнка, даже не попытавшись ей помочь, или предлагаешь мне сразу пустить ей пулю в лоб?! Мы едем к Робертсу — это не обсуждается! Хочешь помочь — подстрахуй меня, а нет, так…

— Я с тобой, Дин… Просто, странно всё это и… подозрительно.

Дальше они ехали молча, слушая музыку. Была уже глубокая ночь. Через три часа Дин почувствовал, что его тянет в сон и, разбудив дремавшего уже Сэма, они поменялись. Спустя положенное время, в районе шести утра, проснулась Эмма. Они остановились в придорожной забегаловке и поели. Сэм заснул на заднем сидении, а Дин снова сел за руль. Сама же Эмма села рядом с водительским местом, она лично на этом настояла, объяснив тем, что высокому Сэму будет полезно принять горизонтальное положение после стольких часов непрерывного сидения и, если не выпрямить, то, хотя бы закинуть ноги повыше. Конечно, на заднем сидении было проблематично вытянуться в полный рост, но всё же удобнее после почти шестичасового сидения. Пристегнувшись, Эмма протянула отцу руку для очередного укола.

— Выглядишь и ощущаешься усталым, — сочувственно заметила она, — в следующий раз ложись на заднее сидение.

— Ничего, бывало и похуже, — небрежно бросил он, забота дочери была непривычна, но приятна.

— Я тебе очень благодарна за…

Не успев договорить, она снова отключилась. Дин же, глотнув кофе из пластикового стаканчика, включил погромче радио, чтобы не заснуть, и продолжил путь. Видеть рядом на пассажирском сидении не брата, а заснувшую девушку было непривычно. Пару раз на резких поворотах, её голова заваливалась то вперёд, то на бок, так что, в итоге, Дину пришлось разбудить Сэма и переложить Эмму назад. Под действием транквилизаторов, её тело было абсолютно расслабленным, а потому оставлять её в сидячем положении оказалось нежелательным, как они с братом запоздало поняли…

Оставшийся путь прошёл спокойно. До доктора они доехали почти без приключений. За всё время пути с Эммой всё-таки случился один приступ, к счастью, произошёл он ранним утром в кабинке общественного туалета в придорожном кафе, где Винчестеры остановились на очередной перекус, так что случайных свителей не было. Когда изменившаяся и бледная Эмма подошла неуверенной походкой к столу, Дин вскочил и помог ей сесть.

— Что? Опять? — тревожно спросил он. Теперь Эмма выглядела лет на двадцать пять — тридцать. Уставший вид и бледность делали её визуально старше.

— Да, — ответила она, кивнув. При этом движении, в отблеске электрического света, сидевший сбоку Сэм заметил несколько седых прядок в её шевелюре, поразившись такому факту, ведь обычно седеть начинают позже… Вид у Эммы был откровенно уставший, как при длительной затяжной болезни: впалые щёки, бледность, тёмные круги под глазами.

— Сколько нам ещё ехать? — тревожно обратился он к брату.

— Часика четыре, — после небольшой паузы, прикидывая в уме расстояние, ответил не менее встревоженный Дин. — Ты как? — это он уже обратился к Эмме.

— Всё в порядке, — попыталась успокоить их она. Попытка оказалась так себе.

Быстро покончив с едой, Винчестеры снова сели в машину. Эмма после укола, на сей раз, доза была в два раза меньше, снова отключилась. Вести машину была очередь Сэма. Убедившись, что она уже спит, он не выдержал.

— Жуть! Ты заметил, она уже седая.

— Да, выглядит почти нашей ровесницей, а ведь позавчера ей было только шестнадцать! И это она ещё на снотворных, каково же без них? Не удивительно, что она умоляла её пристрелить. Надо поторопиться, Сэмми.

— Я и так гоню на максимальной скорости. Скоро будем.

Чтобы хоть чем-то себя занять и отвлечься от мрачных мыслей, Дин снова набрал номер Робертса, предупредив, в какое примерно время их ждать и убедившись, что всё готово, дал отбой.

Обстановка с последней встречи не изменилась: всё та же мясная лавка, тот же продавец, едва взглянув на Дина, махнул ему рукой в нужном направлении. Вскоре братья Винчестеры и Эмма оказались в неопрятном кабинете Робертса, где всё та же ассистентка в чёрном, разумеется, без халата и перчаток. Та же кушетка… Дин уже привычно улёгся на неё. В вену ему воткнулась иголка шприца, осталось только ввести препарат, останавливающий сердце…

— Давай, — обратилась ассистентка к Эмме.

— Пап, ты уверен? — на всякий случай ещё раз уточнила она.

Дин только кивнул.

Кардиограф, фиксирующий сердцебиение, противно запищал и выдал на экране прямую линию. Сердце остановилось.

— Мёртв, — констатировал Робертс.

Тут же Эмму охватило уже знакомое братьям сияние, только вот судорог и боли не было. Молодая женщина спокойно стояла, осматриваясь, а не привычно, почти теряя сознание от боли. Вот она увидела призрак отца и этого … Бобби, кажется.

Дин почувствовал странную лёгкость, миг, и он уже стоит рядом со своим бессознательным телом. Оглядевшись по сторонам, он поймал на себе взгляд Эммы в сиянии света, лицо её приобрело вид маски с белыми вкраплениями на лбу, сейчас она как никогда была похожа на нечисть.

— Уже пора? — спросил он.

Она лишь отрицательно покачала головой. Было трудно понять, что она чувствует.

— Балбес! Какой же ты идиот! — вдруг послышался до боли знакомый голос, который Дин уже и не думал когда-нибудь услышать.

— Бобби? — удивлённо и радостно воскликнул он. Рядом с ним стоял он, Роберт Сингер, собственной персоной. Всё та же бейсболка и клетчатая рубаха, точь-в-точь, каким он был в день смерти.

— Ну и что ты творишь?!

— Я… — не в силах что-то сказать, Дин просто обнял его. — Как же нам тебя не хватает, Бобби! — проговорил он.

Эмма наблюдает за теперь уже призрачным отцом и привидением уже почившего. Сияние постепенно угасает, а лицо её вновь принимает человеческий вид. Она прислушалась к себе: процесс ещё не стабилизировался, но что-то странное происходит. Что? Чего-то не хватает, какого-то ощущения, чувства… Вот оно! Эмма закатывает рукав на правой руке: выжженного знака племени нет! Богиня! Что это значит? Так быть не должно. У других амазонок он всегда оставался. Додумать Эмма не успела.

Рядом с двумя призрачными фигурами появилась третья… Жнец!

— Здравствуй, Дин! — отзывается симпатичная брюнетка. — Вот мы и снова встретились.

— Тэсса? — уточняет Винчестер. Эмма чувствует его удивление. — Что ты здесь делаешь?

— Пришла за тобой. Сегодня ты должен умереть, — и она не врёт. Эмма чувствует…

— Нет! — неожиданно для себя вмешивается она, три призрачные фигуры удивлённо на неё оглядываются. — Возвращайся немедленно, папа! Она не шутит!

— А как же ты?

— Процесс закончен! — врёт она. — Возвращайся!

— Нет! — резко отвечает жнец и кладёт руку на плечо Дину. — Сегодня я соберу свою жатву!

— Так бери мёртвого! — восклицает Эмма, и обращается к призраку:

— Тебе уже нечего терять! Ты умер! А ему ещё жить, да жить! Уходи! Не рискуй посмертием!

— О чём ты? — озадаченно спрашивает мужчина.

— О том, Бобби, — отвечает ему Тесса, — что чем дольше ты здесь, тем уязвимее становишься для демонов. Все злобные духи попадают в Ад, даже если при жизни были праведниками. Со временем демонам будет всё легче и легче прибрать твою душу. А ты охотник, подумай хорошенько, как рады будут видеть тебя и что они с тобой сделают, окажись ты в их власти.

— Что?! — не на шутку встревоженный Дин смотрит на Бобби и Эмму, та грустно кивает, подтверждая правоту жнеца. — Бобби, уходи! Ты не можешь так рисковать! Ради нас с Сэмом, пожалуйста!

— Но… — тот явно в смятении.

— Тебе решать, Бобби, — настаивает Тесса, — в этот раз я не останусь без работы.

Эмма внимательно наблюдает за ней и с ужасом понимает…

— Нет! Не смей! У тебя уже есть душа! — восклицает Эмма. — Пожалуйста! Не забирай отца!

* * *

Тем временем, Сэм наблюдал за Эммой, о чём-то спорящей с невидимыми собеседниками.

— Время вышло, — это уже проговорил сверившийся с часами Робертс. — Ева! Дефибриллятор! Разряд!

Ток проходит сквозь безжизненное тело брата, но сердце не запускается…

— Нет, Дин! Очнись! — отчаянно зовёт Сэм и оборачивается на ассистентку. — Почему он не приходит в себя?!

— Кажется, просроченный, — невозмутимо отвечает Ева, рассматривая упаковку из-под введённого в шприц препарата.

— Что?! Вы использовали просроченные средства?! — неверяще восклицает Сэм, как никогда ему захотелось прибить этого чёртового доктора с его девкой, и только мысль о том, что кому-то надо заниматься реанимацией брата, удерживает его от жестокого смертоубийства прямо сейчас. — Мы заплатили вам! Почему вы пользуете всякое дерьмо?! — почти кричит он.

— Вы просили всё срочно, времени достать запрещённый препарат не было, воспользовались, чем было, — не прекращая реанимацию, бросает этот… доктор.

— Нет! — кричала Эмма, не обращая внимание на окружающих живых. — Молю! Не забирай его!

— Что за…? — Сэм не понимает, но, судя по реакции племянницы, дело — дрянь.

— Кто его не пускает? — подбегает он и разворачивает её к себе. — Что творится, Эмма?

— Жнец! Она хочет забрать отца и вашего Бобби! — растерянно отвечает она. — Я…

Богиня! Она не может его потерять! Только не сейчас! Нет, надо…

Тут Эмма чувствует что-то странное… Желтоватое свечение охватывает её руки… Им теоретически объясняли, как всё делать. Амазонки не могли исцелять в обычном понимании этого слова, но могли омолаживать смертельно раненное тело, оно как бы возвращалось во времени к состоянию до получения смертельной раны, проблема в том, что и сама омолаживающая тоже становилась младше, всё дело было в точном расчёте и правильной направленности силы. Получится ли у неё? Прислушавшись к себе, она с облегчением поняла, что процесс стабилизации закончен. К практике допускались единицы — слишком велики были риски, да и для несовершенных, не прошедших посвящение это было очень опасно, но… Глядя, на медленно исчезающую призрачную фигуру Бобби, Эмма поняла, что следующим будет отец…

— Подожди, оборачивается она к призрачному отцу, я сейчас, — оттолкнув от себя Сэма с невиданной силой, она в считанные секунды оказалась у кушетки с безжизненным телом, где доктор всё ещё продолжал реанимацию.

— Уйдите! — раскидывает она его и ассистентку в стороны, те разлетаются, как кегли при страйке, забирается на кушетку и садится сверху на тело. Сэму сначала показалось, что она решила сделать искусственное дыхание и массаж сердца, но Эмма лишь кладет руки Дину на грудь, закрывает глаза, сосредоточившись для транса, пытаясь отрешиться от сильных эмоций, получается плохо. В тот же миг, и её, и отца охватывает знакомое свечение…

Проходит минута, а может несколько, но вокруг Дина свечение быстро гаснет, он открывает глаза и резко садится, а Эмма, всё ещё охваченная сиянием, падает на пол… Её тело стремительно… молодеет. Вот уже она выглядит на шестнадцать, но… процесс не прекращается. Девушка… нет уже девочка, кажется, без сознания.

— Эмма! — Дин на ходу отрывая от себя датчики с проводами, спрыгнул на пол и схватил её за плечи. От прикосновения сияние тут же угасло, а девочка лет пяти на вид безжизненно обвисает в его руках.

— Эмма! — в панике Дин уже трясёт ребёнка. — Сделайте что-нибудь! — орёт он доктору, и оборачивается к нему, запоздало понимая, что тот вряд ли поможет. Доктор явно в обмороке… А может, это Эмма оттолкнула его слишком сильно и впечатала в стену… Да, и плевать… Растерянно пялится ассистентка.

— Сэмми! — Дин судорожно пытается отыскать пульс на шее ребёнка. — Она не дышит! Эмма! Эмма вернись! — отчаянно кричит он.

Минута, а может вечность… Девочка медленно открывает глаза и делает вдох…

— Живая! Слава Богу! — Дин прижимает к себе ребёнка. Волна облегчения и радости охватила девочку, она даже жмурится от удовольствия. Он ЛЮБИТ её! Волнуется! Это — счастье! Чистое, не омрачённое ничем счастье! Самое страшное позади, теперь у них всё будет хорошо!

— Папа! Папочка… — тихо и счастливо шепчет она, из прикрытых глаз текут слёзы.