Белый шиповник (джен)

Финн направился на кухню — приобретённое за эти несколько лет чутьё подсказало, что тишина там живая. И это ему не понравилось…

Тихонечко протиснувшись к дверям, Финн убедился, что там действительно кто-то шевелится. Захотелось выматериться — вдруг это его дружки по кружку «Убей всех магглокровок» явились отомстить за предательство? Предательство, смешно… Как будто он им хоть минуту был верен!

Или те, из Ирландии, приперлись, с них станется… Хотя нет, не приперлись — приперся. Кто-то один. Может, и не человек даже, а, допустим, скрытень: отец и дядя Тед, мир его праху, как-то рассказывали, что эта тварь сильно поранила маленького наследника Шафиков, требовалось даже переливание…

Финн бесшумно замер и бросил невербальное Хоменум Ревилио — нет, там притаился человек, не тварь. Что ж, тем лучше: дезориентировать незваного гостя он точно сможет, а там посмотрит — если что, коллег вызовет одним нажатием. Хорошую штуку в Аврорате придумали…

Финн собрался, выдохнул и со всей силы пнул дверь — Моуди учил, что внезапный шум пугает противника. Швырнул Петрификусом — мало ли, вдруг воришка залез, не боевыми же его прикладывать — и сразу же зажег Люмос Максима. Он успел подумать, что для вора незнакомец слишком уж ловко пригнулся и слишком уж быстро пустил в него Инкарцеро — благо, промахнулся.

— Финн, мать твою, вот что ты вытворяешь?! — прошипел отец, перестав целиться в него. — Ты зачем шум такой поднял, сбегутся же сейчас! Погаси этот прожектор!

Сердце попустило удар, и закипавшие в крови злость и азарт стали оседать. Финн послушно погасил Люмос, а отец зажег небольшую настольную лампу, обеспокоено поглядывая в дверной проем — но никто так и не проснулся. Финн обернулся, хотя знал, что мама засыпала только со снотворными зельями и разбудить ее мог лишь хор баньши. Марси, жена, тоже не прибежала: наверное, очень намаялась сегодня с приболевшим Арти.

— А что ты здесь делаешь? — тупо спросил он, ещё не до конца осознав, что тревога была ложная.

— Сижу, — отец усмехнулся и развёл руками. — Уж прости, не заверил у тебя письменное разрешение, больше не повторится, — добавил он ехидно.

Финн только сейчас почувствовал, что в кухне стоит резкий запах дыма — впрочем, отец уже его развеял магией. Забавно: он, швыряясь в темноте заклинаниями, так и не выпустил сигарету из пальцев.

Сколько Финн себя помнил, папа курил какую-то невообразимую дрянь: наверное, крепче этой гадости ни у них, ни у магглов просто не продавали. Когда ему было лет четырнадцать, он решил начать осваивать сей загадочный путь, но от пары затяжек его натурально вывернуло. «Ну нет, с такого начинать нельзя! — посмеивался отец, снимая с Финна приступ тошноты. — Ты бы у дяди Пита, что ли, стрельнул, у него они тоненькие, почти дамские…».

— Ты же бросал вроде, — нахмурился он, выныривая из воспоминаний и наблюдая, как родитель тушит сигарету в пепельнице, отнюдь не пустой.

Конечно, Финну рассказывали не так уж много, но он понял, что в его отсутствие тот успел полежать в больнице не то с инфарктом, не то с чем похуже. Каждый раз когда Финн об этом думал — а ещё об исхудавшей и побледневшей маме, и о сестрах — у него самого становилось жутко тяжело на сердце. Если бы он не захотел вернуть Упивающимся должок, не подумал вызвездиться…

— С тобой бросишь, — хмыкнул отец, очищая пепельницу. — То врываешься с палочкой наперевес, то на три года пропадаешь. Матери не говори, — он снова покосился на дверь.

— Что я слышу! — Финн шутливо округлил глаза. — Тебя всё-таки загнали прямо под каблук?

— Спохватился! Я там все тридцать лет просидел, согнувшись — не вздохнешь!

Финн не выдержал и прыснул: представил, как папа, со своим двухметровым ростом, покорно забился под каблучок маминой крошечной туфельки.

— Тяжко?

— А то! Даже в тюрьме свободнее: полезные напитки, режим терпимый, да и компания интересная… Эй, ты чего, тебе плохо, что ли?

Напоминание об Азкабане, суде и трёх месяцах в камере ударило куда-то под дых, так что да — пожалуй, от него стало дурно. И ведь пока папу терзали допросами и обвиняли хрен знает в чем, Финн не был рядом — его самого чуть не осудили, хорошо, Снайдер из особого отдела помог… Он и Мид, редкий ублюдок, его и обработали, хотя после бесконечной кровавой пелены, страха раскрытия и известия о гибели Доры Финну было почти плевать на себя — пускай сажают, если так хочется. Но Мид начал елейно намекать на судьбу его семьи — убил бы урода на месте, да не вышло. Снайдер пообещал, что похлопочет об отце, но вскоре погиб от рук недобитков. А Мид, разобиженный на всех чистокровок псевдоправедник, естественно, помогать не стал. И никаких писем, ни единой весточки нельзя было послать домой, ничего…

— Нет, а что такое? — Финн постарался состроить невинное выражение лица.

— Да ты бы на себя посмотрел, весь белый стал, — зло проворчал отец. — Шляешься по дому по ночам, с чего бы… Боли мучают? Или думаешь, что я не знаю про твою сломанную спину?

Финн раздраженно сжал правую кисть левой рукой — дурацкая привычка, он так делал каждый раз когда злился.

Конечно, наивно было думать, что целитель с тридцатилетним опытом потихоньку не просканирует его — их всех учили специальным чарам, которые проверяют пациента на предмет сокрытия болезней или их незнания.

И все же Финн наделялся утаить свои травмы, полученные в одной из стычек. К тому же, в белфастском госпитале его подлатали не хуже, чем в Мунго. Наверное, покойной тете Шив понравилась бы столь высокая оценка ирландских колдомедиков…

— Ну, я не настолько тупой, — он наконец ядовито отозвался. — А ты думаешь, что я не знаю про твоё сердце? Раз спокойно укуриваешься?

— Это, по-твоему, спокойно? — отец возмущённо передернул плечами. — Я в собственном доме прячусь в темноте от жены и детишек, как распоследний Малфой — от гнева Повелителя!

— Малфой бухал, а не курил, — мрачно напомнил Финн, зажав улыбку: несмотря ни на что, папино вечное ехидство осталось при нём.

— Да мне безразлично, чем эта краса слизеринских подземелий там занимался, — отец брезгливо поморщился. — Хотя странно, пьянство ведь вредит коже и лишает волосы первозданной мягкости, как он не учитывал…

Финну вспомнилось, как Люциус Малфой таскался по своему роскошному поместью: совершенно разбитый, издерганный и действительно не выпускающий бокал из дрожащих пальцев. Одного взгляда на бывшего светского франта было достаточно, чтобы понять: он уже давно ничего не учитывает, этим занимается миссис Малфой.

— И всё-таки, я тебя маме сдам, если снова застану, — вернулся Финн к изначальной теме.

— Предатель, — вздохнул отец. — Я думал, у меня хоть один союзник в этом женском царстве есть.