От Горшка два вершка (джен)

Приплыли! Кажется, Князев сегодня неслабо так перегрелся, пока с Олей рыскали по улочкам да кустам — с непокрытыми бошками. Или, что вероятнее, это такая реакция на стресс — переволновался. Всюду вижу его, блин, куда не загляну… Даже в собственной сумке! Во всяком случае, прибежавшей на шум — как ни старался, не смог сдержать прорвавшийся матюг, да и грохот от заваливания немаленького мужика слышен был — Агате именно так и объясняет.

За исключением этого своего панически мелькнувшего «всюду Мишка!» В коряге, что на границе с лесополосой высилась. В озере болтается (по факту какой-то шутник выкинул «резиновую Зину», а у них с Шаботовой — душа в пятки!), в прожих виделся, а теперь ещё и в рюкзаке поселился — верхом на его пенальчике с бегемотиками, облюбовал, блин, лежбище — тоже тюлень, етит!

— Запнулся о рюкзак, ногу… подвернул. Плюхнулся, — потирая отбитую напрочь жопу (наименьшая из его проблем!), полушепотом (отчего-то очень страшно, что Горшеглюк услышит и тоже подаст голос!) оправдывается. Ну, а как иначе? Рассказать ей, что именно заприметил в собственном рюкзачке? Ага, сам-то не уверен, что это не глюк. А если глюк — только консультации психиатра не хватает для полного счастья! Тогда можно и вовсе из больничек не вылазить. От хирурга прямой дорогой в Кащенко какое… Не, спасибо!

— Шёл бы ты спать, — хмурится жена, помогая ему встать. Вообще, он и сам мог, только вот ноги какими-то ватными ощущались. Может, в самом деле стресс? Не каждый день находишь в сумках… такое! — Может быть, завтра утром что-то да прояснится, появятся новости… — она запинается, понимая, что новости могут быть и совсем безрадостными. Например, от водолазов.

— Агат, — мнётся Андрей, отчаянно пряча прокусанный палец, он не хочет объяснять той, что пропорол тот степлером или ещё чем — крохотные дырочки на нём вполне реальны — и это заботит едва ли не больше, чем то, что водолазы вполне могут и найти! — Я не усну сейчас… — угу, пока не узнает, что это — мыша или Миша!

Вот уж точно — не уснёт. И не только потому, что Миха пропал, возможно, уже погиб, а ещё и потому, что видел в рюкзаке… Даже если это глюк — всё равно х*ета какая-то. Совсем подсознание распоясалось — карманного мини-Горшика подсовывает. Ну, не получается у него такая картина мира. Что за на фиг?

— Я пойду к себе, попробую чуток позалипать, может, за работой успокоюсь, сон нарисую себе, — ведёт неопределённо плечами, — а ты ложись, не жди, — продолжает так же осторожно отговариваться, чувствуя, как бешено колотится сердце. Хотелось прямо сейчас снова засунуть голову в сумку, но вместе с этим и дико страшно было.

Нигровская явно имеет какие-то свои соображения, однако не противится. Ничего не говорит, вздыхает тяжело да и, легонько чмокнув в лоб, пригладив растрепавшиеся волосы, уходит в спальню.

Андрей же подбирает себя с пуфика, куда его Агата перетащила (в коридоре сцена приключилась, где и киданул сумку! Теперь при мысли, что так и лежала на полу, что на неё наступить могли и вообще — реально, ведь кинул, как пришёл, внутри всё сжималось!), и несмело берётся за рюкзак — заглянуть туда второй раз — вот теперь уже реально страшно. Я не трус, но я боюсь — это сейчас про него.

Так что в кабинет он несёт его как бомбу — на вытянутых руках, чрезвычайно осторожно, стараясь не трясти и вообще… Так, словно там реально уменьшившийся Мишка обретался. И только там, закрыв дверь на замок (творчество порой приходится охранять от поползновений Лиски!), решается осторожно заглянуть внутрь.

Если это и глюк — то устойчивый. Потому что никуда не исчез, не испарился, как мираж в легкой дымке между явью и сном… Оттого-то и созерцает сейчас осоловело пиликающий глазками Князь в собственном рюкзаке возлежащего на том же самом пенальчике с бегемотиками (зубами, что ли, вцепился?!) совершенно голого… Мишку Горшка, росточком не больше пальца. Факового, бл*дь, как раз того, что то ли жизнь им обоим показала, то ли головушка поехавшая конкретно ему, издевательски хохоча и приговаривая: «Дурка теперь не только в номере!» Приплыли.

В голове же всплывает злосчастное предсказание цыганки — «… заберёшь его с собой». Вот это-то она имела в виду? Заберёшь с собой безбилетника, блин… Мило. Точнее, нет! Не мило! Пздц! А если б он его пришиб ненароком, придавил, а?! Предупреждать, с*ка. надо, чтоб как зеницу ока с собой забирал, а не как вещь какую… Вещь, блин, как он вообще у него внутри оказался? Сам тайком залез, когда рюкзак на диван кинул?!

Бл*дь, да о чём Андрей думает-то?! Так же не бывает — люди не уменьшаются раз так в… 10? 20?! Во сколько на хер? Отчего-то вспомнились машинки-модельки, там писали масштаб — 1 к 50, 1 к 20… Так и тут надписи на коробке этого Горше-пупса (реально, у Дианки такие же мелкие-мелкие куколки имелись!) не хватало…

А, не важно, блин! Не бывает так, нет в этом мире места фантастике (а чуду? Робко проклюнулось что-то в голове… Ты же, Князев, столько просил-молил почти… Всюду, где, как им говорили, места силы есть, желание оставлял, в небеса направлял… Чтоб один конкретный субъект завязал с наркотой при жизни! Ну так вот, радуйся — такой карманный Горшок при всём желании не обколется… Он, вообще-то, теперь малозаметен и легко поддаётся контролю. Внутри что-то заледенело, голову прострелила нехорошая мысль — кукловод! Нет, не этого он желал, совсем нет! Но к кому бежать и предъявлять возврат на не так сработавшее желание, а, бл*дь?!) — они, между прочим, поэтому её сами и создают в песнях. Создавали. Совсем понуро подумал. Миху отнесло куда-то в сторону маньячеств, вершения мести и того подобного…

От осознания масштаба обрушившейся на них задницы Андрей подавляет совершенно дикое желание вцепиться руками в волосы и забегать по комнате, желательно перед этим хорошенько побившись головой. Может, поставит свихнувшиеся мозги на место. Окажется, что это чья-то шутка несмешная… Подкинуть ему куколку, похожую на Мишку… Ага, зубастую!

Однако провести мозговправительные процедуры ему не дает не собственная выдержка (та, увы, изменила), а пугающее нездоровый вид Горшочка. Тот лежит всё это время, пока у него паника внутри круги нарезает, так и не шевелясь. А если… Теперь уже реально к горлу леденящий ужас подступает, колючей проволокой обхватывает. Если ему там плохо стало? Ну там — всё-таки пришиб его Андрей случайно, а потом ещё и, за пенальчиком ныряя, надавил — он же кроха теперь совсем… Где он щас найдет хирурга для такого мышонка?! Да и как объяснит… Бл*дь!

Глюк или не глюк, но не помочь Михе Андрей не может. Надо его вытащить на воздух, может, просто угорел там внутри. Привести в чувство, а потом уже выяснить, игры ли это больного разума, или реально что-то такое в мире есть. Колдовское, как Княже всегда и надеялся и верил… Правда, мальчик-с-пальчик его пугает своей маленьковостью и тем, как убедить Мишку не паниковать. Он и сам-то себя в лапках почти не держал… А что будет с Горшком, когда очнётся? Вдруг сердце не выдержит такого потрясения? Бл*дь, и чё тогда делать? Хоронить в коробке из-под печенья или бумажный кораблик поджечь да в Неву спустить? С*ка — нет, определенно, его и мысли-то такие пугали. Нет, пусть хоть минипут, хоть Гулливер какой — главное, живой — это сейчас основное!

Князь уже тянет грабли свои, чтоб это миниатюрное тельце подхватить да вытащить из недр сумки (повезло Мишке, что он в нём потные футболки не таскает — повезло!). Да в последнюю минуту замирает — а вдруг сейчас схватит его да чёт там точно сломает? Раздавит, бл*ть! Андрей сглатывает. Выражение раздавить человека внезапно приобрело совсем иной смыл — прямой, блин!

Старательно загоняя страхи внутрь — ибо вид Мишки не нравится ему ещё больше — аккуратно, стараясь дышать в сторону (жаль, совсем задержать дыхание от волнения не получается — Князь сейчас сопит, как паровоз какой, а Михе это, наверное, отдаётся, как шквалистый ветер), достает это наваждение чудесное вместе с пеналом (берётся за пенал — Горшка трогать отчего-то страшно) и осторожно ставит на стол.

Так, ладно, приехали на воздух из затхлой мрачной сумки, ну а дальше-то что?

Андрей физически чувствует, как глаз начинает сильно-сильно дергаться. Как помочь-то?! Сбегать за водой, покапать? Так тоже страшно — пришибить… Из пипетки только если…

Так, спокойно, Андрей, человеку плохо, значит, действуем, как в армии учили, с поправкой на размер. Икс-икс-столько-и-не-снится-эс! Мишка по-прежнему лежит безжизненной куколкой, следовательно, надо проверить пульс и дыхание. Князь судорожно выдыхает, он чувствует, что есть план — не так уже стрёмно.

Правда, тут же собственный пульс снова подскакивает: а как эти манипуляции проделать-то? Ладно, с дыханием полегче, подставляет к лицу (реально, размером — меньше крышечки от пива!) так вовремя обнаруженное в кабинете зеркальце — должно быть, Дианка забыла — она в последнее время увлеклась всем вот этим, погоней за красотой, даром что восемь лет. Дама растёт, принцесса! Так, ладно…

Сильно прищурившись, да лупу приставив, сумел, вроде бы, увидеть, что стекло мутнеет слегка в одном месте. Ну или ему хочется в это верить. Поэтому, чтоб уж наверняка проверить, обслюнявливает собственный палец и подносит к голове Горшка. Носик у того сейчас меньше, чем спичечная головка… Но по идее на влажной коже должно хорошо ощущаться любое дуновение. Они так в деревне ветер в жару ловили. Только вот сейчас они не в Голубково, а Миху любым порывом на хрен зашибёт. Или унесёт. М-да, тут явно нужен либо палец поменьше и почувствительнее, либо выдох посильнее. Андрей не может понять, что холодит — естественные потоки воздуха в комнате, или дыхание кукольного Михи.

С пульсом и вовсе шняга полная — его руки слишком большие, ну как, как тут почувствуешь. Скорее сделаешь всё только хуже — отдавишь шею, например…

Голова у Андрея начинает сильно болеть и от невероятности происходящего, и от напряженного поиска ответа на извечный русский вопрос «что делать?».

Набравшись смелости, он пробует кончиком мизинчика потормошить Миху за бочок — бесполезно. Ну, он хотя бы тёплый и мягкий, можно засчитать это за признаки жизни, ведь так же? «Или просто он еще не успел остыть и затвердеть!» — ехидно шепчет подсознание. Да твою ж мать! Страшно-то как, бл*дь… Найти Горшочка, чтоб так бездарно потерять, раздавить доверенное ему судьбой чудушко? Нет…

И Андрей, страшно скрипя зубами, пробует сперва рукой, потом найденным клочком бумажки, подобно вееру обмахивать Мишку, не слишком сильно (так-то он бы и подуть мог, но тут соль-то в осторожности огромной!) — а то ведь реально сдует, поминай, как звали. Ну или несколько костей себе точно переломает, упав куда-нибудь. А лечить крошечные переломы… Караул! Отчего-то представил Князь, как спички пластырем приматывает вместо гипса — бл*дь, это ж пздц! А костыли потом из чего делать, а? Из палочек китайских мастерить?

И вот на этом-то этапе импровизированного ветра Андрей наконец-то получает явственные признаки жизни: Мишка чуть шевелится, жалом ведёт, рот открывает, дыша, кажется, всем телом жадно-жадно, а перед этим вздрагивает как-то, башка чуть положение меняет. Живой!

Окрыленный первыми успехами, Андрей пробует подсунуть к голове ментоловую жвачку, перед этим разжевав ту, чтоб лучше несло. Для человека его размеров аромат едва ощутим, но для Мишки в его нынешних габаритах… В общем, резко пахнет и может сработать как нашатырь, или типа того. За звездочкой срываться не решается — а ну как у Михи легкие сгорят, на хер…

Да и срабатывает же! Мишка уже башкой крутит, стремясь, видимо, уйти от назойливо заползающего в нос запаха, да и глаза свои распахивает, фокусируется на нависшем над столом Андрее… И тут же отшатывается, заорав, от резкого движения падая с пенала на стол.

Князев, вообще-то, тоже шарахается, но хотя б не орёт — перебудить своих боится. Мишкин-то голосочек сейчас никого не перебудит при всём желании, сам Андрей с трудом улавливает в этом мышином писке слова. Ну, может, и зря, что понимает, потому что приличных слов там нет. И это снова возвращает к вопросу, что делать, как успокоить этого Мишу-мыша, если ему и успокоительного-то не накапаешь, и не сожмёшь в объятиях даже.

А успокоить надо — трясётся же весь, блин, точно последний осенний лист на ветке. Ну вот, сейчас хряснется для полноты картины пздца вящего ещё со стола и всё, можно уж точно готовить гробик — с такой-то высоты при таком росточке. Представить даже страшно, какой пропастью ему пол со стола видится — поди, башку кружит похлеще, чем с многоэтажки! Вспомни, для кого Скалу писал…

Сам он не успокоится. Поэтому надо тебе, Князев, да возьми ты себя в руки! Ты взрослый ответственный человек, да и не впервой тебе Миху увещевать, всякое бывало. Андрей же чувствует, как невольно рождается в груди истерический смех и самого паничка колотить легонько так начинает — не такого Мишу, бл*ть, успокаивал! И ещё немного — самого начнёт трясти!

Князев не понимает, каким чудом сумел-таки себя перебороть и ухватить червяком извивающегося (и не прекращающего реветь благим матом!) Мишку двумя пальцами. Тот, к слову, и в тисках из двух сосисок трепыхаться и орать не перестал, потому ничего лучше, как осторожно засунуть его в карман толстовки (да-да, летом в собственной квартире замёрз, ага) и молнию застегнуть (чтоб не убёг и не расшибся о пол) — не придумал.

Отлично, Андрей, браво прям — разбиться не разобьётся, но теперь ко всем страхам прибавился ещё и страх, что Горшок там удушится, на фиг! Или Князь его случайно придавит… Если Мишка, конечно, не глюк. Это уже какая-то странная ирония получится — придушить собственный глюк! Что, подсознание теперь таким образом со страхами борется, а? Оригинально, ничего не скажешь.

Князь судорожно заметался по комнате, ища выход из патовой ситуации… При этом очень надеясь, что Агата от всех этих телодвижений не проснётся, не придёт в кабинет с вопросом: а что тут её сбрендивший муж вытворяет. Дверь, конечно, закрыта, но… От этого вопросов станет ещё больше — на замок изнутри он нечасто запирался. Обычно от Алисы, уходя, использовал. Много предметов мелких — для козявочки его любименькой опасных… Хотя теперь какая она козявка, ага. Вон по сравнению с Михой — великан!

Мысли, виляя, возвращаются к валерьянке — собственно, отчаянно брыкающийся и пытающий прогрызть ткань карман этому способствует. Мелькает снова идея с пипеткой — перед глазами предстает чудная картина, как он трясущимися руками отмеряет несколько капель (А какая безопасная дозировка у панка-с-пальчик? Кто-нибудь знает, а?!), с водичкой разводит и пытается влить бьющемуся в истерике другу.

Да уж, возможность покалечить такого кроху возрастает в разы! Как минимум все зубы заново повыбивать (а где он ему нано-стоматолога найдёт, а?) или челюсть сломать, хорошо, если не все лицевые кости проломить пипеткой. Та Михе как весло, блин, наверное. Или труба, во, последнее вернее. Ну или попробовать напоить из напёрстка какого — можно же тот при желании скотчем обмотать, дыры залатав, крышечку какую приспособить — так ведь глотать сам тоже не станет. Вот и как? Из шприца напоить? Так, можно напором воды зашибить — ну и, недобровольное питьё, знаете ли ведёт к утоплению или там удушью какому… Руки невольно опускаются, ситуация аховая, выхода не предвидится, дружно идём ко дну.

Видимо, от отчаяния полнейшего мозг-таки генерирует безумную идею, граничащую с гениальностью или дуростью форменной (что в принципе недалеко ушло — одно от другого) — сбегав до кухни, захватив блюдечко, на цыпочках проскакал в ванную, заперся уже там (не дай бог зайдёт Агата!), наполнил водой, да и, щедро плеснув туда прихваченной со шкафчика валерьянки (без пипетки даже!), плюхнул туда как можно аккуратнее Горшка.

Предварительно — не без потерь! — вытащенного из кармана. Ёлки-палки, вот ведь зубастая акула! Если раньше хотелось дружочку скомандовать: Горшочек, не вари! То теперь иная риторика просилась — Горшочек, не куси! Зубки хоть и крошечные совсем, но, блин, острые, точно бритвы. Кусающийся Мишка-медведь — как он вообще до этого додумался? Что за БДСМ приемчики-то в действие? Андрей, вообще-то, помочь ему пытается, а этот кусает помогающую ему длань.

Ну не гад ли, а? Хотя… Тому, наверняка, чертовски страшно. Может, и не соображает ни бельмеса от паники.

Да, идея-то гениальная, да только применять её на Михе Горшенёве — себе дороже. Тот ведь так и завалился, лицом в воду, ну вот, заодно и глотнул наверняка, м-да. Только бы не передознулся, блин. Лечить отравление у минипута Князь не умеет. С него, вообще-то, доктор неважнецкий. В тот же миг от увиденной картины Андрея заколотило снова — а ведь только-только руки дрожать перестали. А вдруг сейчас его бешеный захлебнётся?! Выглядит как заправский утопленник! Ещё и не шевелится. Только булькает. Вон пузыри идут по блюдечку… К слову, довольно глубокому для этого кадра.

— Мих, топиться перестань, давай успокоимся и поговорим, — Князь пожалел, что сам валерьянки не глотнул, но времени нет… Сейчас он осторожно, но неуклонно переворачивая на спину этого Мыша, всё это скороговоркой тихонько проговорил. Нужно было контакт получить. Очень. И желательно не спалиться перед Агатой.

Мишка, впрочем, брыкаться в блюдце перестал, да и вопить тоже. То ли вода так подействовала — Князев внезапно сообразил, что холодной налил, по привычке, как для питья (хорошо, не кипяточка, а то сварил бы, как рака какого!) — то ли валерьянка, заглоченная в своеобразном нырке, и без того остро распространяющая свой аромат по ванной. Да и через кожу голую она ж должна как-то впитываться, наверное?

Андрей не знал — он как-то для приёма ванн с этим самым раствором не доходил… Ему обычной хватало обычно, но Мишка-то не он. Тут пришла запоздалая дельная мысль, что все эти бросания-кидания, пусть и осторожные, из жара сумки, а потом и толстовки, что сумку кенгуру напоминала, в студёную воду, могли только напугать. Блин! Но не вытаскивать же его оттуда — снова тормошения постоянные и собственная беспомощность полная — это кого угодно напугает.

Ладно, теперь вот, кажется, лежит себе спокойно на спине, ручки-ножки раскинув звёздочкой, на воде держится — ну и то хлеб. Дышит вот только истерично всё ещё, тут даже в таком размерчике заметно, как сильно и резко вздымается грудная клетка, аж колышется всё вокруг. Но долго в прохладной воде тоже оставлять нельзя — опять же, много ли надо, чтоб простыть такому крохе? Да и вообще, может, в таком состоянии организм по-другому работает… У Мишки же и раньше с терморегуляцией беда была, блин.

Подождав на всякий случай ещё минуты две, Андрей (чувствуя, что его всё же немного самого вёдёт — да) несмело протянул руку и почти коснулся этого то ли Мишки, а то ли видения своего. Но, вспомнив мысли свои о страхе беспомощности и бесцеремонном обращении кукловода какого, в последнее мгновение передумал.

— Мишк, если успокоился, может, вытрем тебя и поговорим? — с надеждой спросил, голос снизив до шёпота (правильно, так и семья не проснётся, не спросит, с кем папка и муж болтает тут в ванной в ночи глубокой, да и Горшенёва не оглушит). Да, если проговорить, может, ситуация станет не такой абсурдной. Право же, да? Куклы ведь не разговаривают и на вопросы не отвечают.

— Ты нормальный? — неожиданно ответил тот, руками себя обхватывая как-то слишком уж уязвимо и задето. — Тебя вообще ничего не смущает, ё-моё? — а вот и истеричные нотки прорезались.

— Я пытаюсь мыслить рационально, — Князь и сам старался поверить в то, что говорил. Угу. Да и, в самом деле, ему вода всегда помогает и успокоиться, и творить… Мишке — не факт, но… Он же сейчас с ним общается? Общается! Значит, и его в чувство привёл! — И логично…

— Что ты, бл*ть, логичного здесь увидел? — взъярился, пискнув, как не булькнув, крохотный друже, плеснув по воде ручкой с такой силой, что несколько капелек попали Андрею на лицо (приходилось наклоняться над раковиной, куда он поставил блюдце, чтобы тонкий голосок спокойно расслышать). — Утопить меня решил? Или, может, сейчас разведёшь тут какую питательную смесь, предварительно придушив, да и сожрёшь? Что ложку не приготовил, а, конюх?

— Чушь не неси! — почти крикнул всё тем же шепотом Князев, чувствуя, как шевелятся на затылке волосы. — Тоже выстроить жертву из себя решил! — в мозг остро ввинтилось неосторожно брошенное: «Андрей ушёл — мясо осталось!» Тут, очевидно, Миха себя за мясо посчитал, а его за зверя какого. Ну гад! Мелкий, теперь уж воистину. — Душить и топить — в этом ты мастак, не я!

Сказал — и страшно захотелось головой об стену побиться (останавливало только то, что в ванной кафель — череп раскроить на раз-два!). Или язык откусить (ага, и потом точно безголосым остаться — один уменьшился до пальчика, второй онемел — ох*ительный финал судьбы! Жизнь — лучший драматург, что ни говори).

И так у них положение не то фантастика, не то триллер какой дурной, а он тут ещё и обидки решил припомнить вкрай перепуганному и непонимающему, что происходит, человеку. Так, позвольте, совсем-то из него сатану не лепите — сам Андрей-то тоже в раздрае, может, и не меньшем! Но пытается же как-то другу помочь, выплыть из ситуации. При этом словесно подтапливая — не со зла, конечно, но и смолчать не сумел ведь! М-да… Теперь надо ещё смотреть, чтоб малахольный этот демонстративно не утопился на его глазах. Благо выудить его отсюда проще, чем из озера какого, да.

Горшочек, впрочем, попыток занырнуть и не вынырнуть не делал, да и молчал подозрительно. Только глазками-бусинками пиликал обиженно. Слова, что ли, закончились? Или выполнил Князевские мысли и откусил себе на хрен язык?!

— Миш, послушай, — попробовал ещё раз Андрей, мысленно досчитав до 10, или чё там за хрень психологи советуют, — давай всё же попробуем высушить тебя, пока до соплей не дошло, и потом понять, какого х*ра тут произошло. Ты вон уже дрожишь весь, — извиняющимся тоном прибавил, зябко плечами мазнув.

И правда — дрожит. Непонятно только теперь — от холода или нервов. Но и то и другое — плохо. Может, и от всего разом. И это он виноват. Воду не догадался пальцем потрогать. Блин.

— Мне точно это не снится? — вместо огрызаний вдруг отмер и как-то поникше выдавил этот фрукт, лапками горестно по воде загребая. Ну ладно, хоть бортик не кусал… А то сталось бы с этого Грызлика.

— Не знаю, — выдавил Князь, ну а что тут скажешь? Вы знаете? Нет? Вот и Андрей не знал. Поэтому сказал то, что чувствует. И не соврал — не знал и не понимал ни хрена. Едва боролся с желанием вылакать пузырёк успокоительного. Может, валерьяны, может, пива. То должно где-то быть.

— Ущипни меня! — неожиданно потребовал его бешеный, пуча глазки и подплывая к бортику, свешиваясь с него.

— Чего? — вылупился Князев, проголосив севшим голосом. — Издеваешься?! Ты себя видел?!

Живое воображение — большое ему спасибо, бл*дь — тут же подсунуло картинку, как от его щипка опрометчивого на пол-Михи разливается ужасающий сине-чёрный синяк. В лучшем случае. В худшем тот с писком игрушки-жмякалки испускал дух.

— Ну а как ещё проверить? — невозмутимо продолжил Мишка, нетерпеливо ножкой по воде суча. — Есть идеи, ё-моё?!

— Чтоб ты там в своей голове бедовой не надумал, — резче, чем хотелось, выдал Князев, вцепляясь до побеления руками в края раковины, отчего вода в блюдце задрожала. — Причинять тебе боль никогда не собирался и не собираюсь!

Затем, с зубовным скрежетом вспомнив, что у Горшка (к слову, совсем скуксившегося, аж губу оттопырившего — кажется, Андрей научился приглядываться без особого усилия!) всегда физические ощущения преобладали над визуальными, смягчился:

— Ну, вот так могу.

И с этими словами бережно, кончиком мизинчика погладил по седой головушке. Раз, другой провёл. Хоть и мокрый весь, но жар, идущий от него заставил сцепить зубы… Блин, только б обошлось, а? Как такого мелконького лечить-то? Мишка тем временем, кажется, замер, даже глаза прикрыл и прислушивался к себе.

— Ну, походу, не сплю, — выдавил он спустя несколько поглаживаний, поднимая на него темнеющий взгляд. — Ладно, давай сюда своё полотенце. Водные процедуры окончены, ё-моё.

— Айн момент, сударь, — Князь немного выдохнул (какой-никакой диалог наклёвывался — уже прогресс! Ну или регресс, если это всё-таки шиза!) и, поспешно отыскав чистую тряпочку (хорошо, что на глаза вовремя попалась новая, не распакованная пачка махровых салфеток для уборки — чем не полотенечко-то? Причём кинг-сайз размера для Горшка теперь-то!), помог Михе выбраться (не стал как вещь вытаскивать, просто подставил палец — тот по нему вскарабкался, а потом Андрей его на полочку ванную пересадил, не спуская глаз — готовый в случае чего ловить) и сразу же завернул его в это своеобразное полотенце. Ну, хорошо хоть не пришлось вытирать — в конце концов и сам с руками (пусть и спичками!) Мишка.

— А что, нормального полотенца жалко, да? — не мог, видимо, промолчать последний, отчаянно борясь с салфеткой, больше напоминающей одеяло. Или штору. Всегда, когда нервничал, начинал п*здеть. что ни попадя. Чё вижу — о том и п*зжу, ага. А видел Миха махровый пылесборник. Но чистый же! И новый… Эх, видно, не совсем ванна с валерьяночкой успокоила. Да и могла ли? Такое даже представить-то сложно, весь этот пздц, в котором очутились.

— Ты в нём заблудишься, — Андрей едва сдержался от варианта закатить глаза. Честно слово, может, Горшок и стал значительно меньше в росте, однако на самомнение это ничуть не повлияло. И на язвительность — ну, понимать же должен, что полотенцем его сейчас можно прихлопнуть случайно… Как муху. Или не должен?

Хрен теперь поймёшь, эх… Без нагибаний близко-близко. Раньше-то по мимике, выражению лица, по глазам в конце концов было понятно. А теперь… Хоть и легче фокусироваться стало, но всё равно — часть информации мимо проносилась. Не под лупой ему ж лицо Горшочка своего во всех деталях разглядывать! Зубы, например, вообще не видать — только пальцы, искусанные в кровь и ноющие, напоминают. Ресницы тоже — не различишь. Только глазки-бусинки темнеющие. Размер-то имеет значение, как выясняется.

Дождавшись, пока Миха вытрется, хотел было уже начать излагать свои соображения, которых, впрочем, почти и не было — в голове какой-то кисель вязкий и невкусный (остывший потому что!) из мыслей был… Как вдруг обратил внимание, что дружочек-то его дрожать продолжает, пусть и в мокрую уже салфетку завернулся на манер шейха.

Ну, ещё бы, хоть и лето, но ночь и голышом… Князев растеряно огляделся — одежда для десятисантиметрового (ну или около того, не пугать же Миху линейкой — та сейчас для него как столб фонарный!) панка — к такому его жизнь не готовила точно.

В голове начали зарождаться варианты, один бредовее другого: обмотать бинтом (ватой ещё скажите, чтоб не разбился при падении, ага!), например, на манер мумии какой (ага, и на рот пластырь, чтоб побольше слушал!), или там — в салфетку и степлером скрепить… Да ну, блин, совсем изуверство какое-то — ещё чего доброго поцарапает скрепкой… да и не в Древнем Риме, чай, а в Купчино обретаются, чтоб в тоге-то разгуливать. Пусть и видит его только Андрей. Ну пока… Кстати, тоже признак шизы… Ох — ладно, бл*дь! Как таким поделишься-то, а?!

Однако кое-какой вариант всё ж был. Наверное. Надо было попробовать. Не расхаживать ж ему в салфетке — на моль гигантскую похож, а то! Мотыль, блин… Чернобыльский.

— Мишка, пошли в комнату, — протянул к нему открытую ладонь, очень надеясь, что тот сейчас в неё не вцепится зубками со всей дури и боли, которую наверняка испытывал от происходящего ужаса. — Не стоит рисковать, чтоб тебя кто заметил, — всё-таки ванная, блин, вдруг Агатка проснётся да поскребётся… Нет, чем скорее в кабинет обратно завернут тем лучше. Но тащить силой в кенгурятнике… Так недолго и маньяком себя ощутить.

Горшенёв передёрнул плечами, но на подставленную руку всё же залез без писку и зубок. Правда, с салфеткой-полотенцем не расцепился, будто бы то спасительный его круг было. Поэтому карабкался долго и натужно.

Еле дождавшись, Андрей, воровато оглядываясь по сторонам, на цыпочках, но резвой рысцой добежал до комнатки своей, где, ссадив свой ценный груз на прежнее — рядом с пеналом — место и молясь, чтоб тот не прыгнул куда Горшебелкой-летягой, пока он там копается в другой части дома, почесал проверять свой вариант:

— Мих, подожди немного, лады?

В спальню к своим девчонкам он заползал тихо-тихо, но всё равно с опаской — разбудит, получит кучу ненужных вопросов… Или ещё чего, что ему сейчас напрочь не втесалось.

Вопреки опасениям, искомое, пусть и в темнотище, нашёл почти сразу — куколку махонькую. Дианкина ж, она сейчас вообще вот такими крохотулечками весьма удачно увлекалась. Одну из таких и позабыла у бати дома. Агата её на полку убрала, подальше от Лиски: та и голову отжевать могла — и сама подавиться, да, размером игрушка и впрямь была небольшая, как раз под Мишкины, съежившиеся до мышиных габариты.

Схватив кукленцию, на цыпочках же прокрался назад.

— Вот! — сияя, словно новенький… горшок, выдал, ставя перед Михой свою добычу. Бог весть, как дамочку пластмассовую звали, но одежонкой ей сейчас придётся поделиться — прям как байкеру со второго Терминатора, ага.

Надо сказать, дружочек его отличался умом и сообразительностью, вон как аж чуть не подпрыгнул на месте… По счастью, на том, котором его и оставили — не стал ни прыгать, ни примеряться к прыжку — и хорошо, а то страшно было. Очень.

— Это чё? — вытаращился он на игрушку. — Андро, бл*ть, я эту по*бень бабскую не одену!

Андрей с недоумением посмотрел на куклу — да что такого, блин? Белое худи, да комбезик на лямках фиолетовый! Не розовое же, перьев, страз тоже нет… Чего сучится, спрашивается?! Лучше, конечно, нагим разгуливать, достоинством, от холода свернувшимся, тряся. Да и реально, дубачно же, блин, это ж Питер, не Анапа какая. Вслух же другое сказал:

— Ок, ладно. Сейчас сбегаю, фиговый листочек тебе сорву и притащу, будешь причинное место прикрывать. Фикус сойдёт? Ах, прости, тот щас больше тебя самого… Ну значит, во двор, до куста какого сгоняю! Знаешь ли, Мих, твои… — он кашлянул, а ведь не соврал ни капли, — анатомические особенности хорошо видны даже в таком микроварианте. А мне не улыбается ещё хер знает сколько времени их лицезреть! Имей совесть, ты ж не нудист!

Да, это было брошено раздраженнее, чем надо, и вообще, сказано весьма ультимативно. Однако… У него тоже стресс! Но он хоть что-то пытается придумать. И не хочет, чтоб этот Миха-с-пальчик замерз на хрен. Или заболел из-за моды, блин. Он панк вообще, или кто? Почему не пох*й ему? Вот где он ему в микроварианте футболку с Рамонес или Пистолсами найдёт?! Тьфу! Вон и так старшую дочь обезжирил на одежку кукольную, а Горшок лишь капризничает и говнится.

Потому продолжил гнуть свою линию, тем более, что в голову и другая колючая мысль пришла:

— И не подставляй меня под домыслы и слухи! Ведь, если кто-то увидит меня в компании с куклой голого Горшка, не отмоюсь! И так-то порой черт-те что придумывают, хочешь бензина в огонь подлить, а, Мих?! — Князь слишком явственно вспомнил сейчас предостережение цыганки — не расцепляться, с ладошки не отпускать, и понял, что, видимо, отныне Мишка станет его постоянным спутником везде. Оно и правильно… Оставишь такого, поди ж… Раз и — лаптем болтанул — канул в этом, огромном для него мире. Невольно вспоминалось произведение Люка Бессона про пацана, что уменьшился до того, что букашка для него — боинг! Эх, нам б твой приборчик, Артур!

К счастью, Мишка то ли не обратил внимание, то ли не стал зацикливаться на этом паскудном моменте, потому что, свирепо пыхтя, одёжку, ловко снятую Князем с куклёшки, не без помощи самого Андрея и надел. Надо сказать — смотрелся премило. Только вот малость выпирало у него то, чего у куклы не было… Но ничего не поделаешь. Детишек от таких анатомических особенностей берегут — манекены бесполые, считай, ваяют. А Мишка… У него теперь ещё одна проблема — комбез-то не расстегнёшь. Куклы ведь и в сортир не ходят. Только и остаётся — целиком снимать, ага… М-да, но лучше ж листочка. Вслух, впрочем, Князь не озвучивает — боится, что Горшочек вспыхнет на хер.

И так факелом возмущения пылал, когда тот попробовал его обуть. Черевички Горшезолушке оказались впору! Только вот, едва примерив, Миха их скинул — да так резво, что те отлетели Андрею аккурат в лоб, благо крохотные совсем и не болюче вышло. Но обидно! Чё он себе позволяет-то? Сапогами разбрасывается, каков мерзавчик, а?! Ещё и сел на жопу, и проныл, несколько жалобно на Князева глядя:

— Да эти ботинки пластмассовые как стальные кандалы — не одену! — ну вот, сейчас он ему Любовь Негодяя припомнил, ага.

— Ладно, Мих, раз так хочешь, пока мерзни, волчий хвост, — покачал Князь головой, проглатывая пару матюгов. Вот будто Андрей владел сапожной мастерской для панков-с-пальчиков, ага! Придира какой! — Завтра пластырь наклею на ноги!

— Ага, ё-моё, чтоб потом его содрать вместе со мной! — Горшок аж подпрыгнул. — Ну уж нет! Давай портянки делай из бинтов… Хотя те натрут… Из салфеток этих своих махровых тогда!

— Ладно! — не стал спорить Князь, и тогда они оба неожиданно захлопнулись. Тишина установилась в комнате. Противная такая. Гнетущая… Не нравилась она Андрею.

— Миш, — неловко начал, когда его маленький (никогда не был, а тут нате!) друг, скрестив руки на груди, вновь плюхнулся на жопу и выразительно на него уставился, точно пытался взглядом... Если не подкоптить, то хотя бы провертеть. В самом деле, пора было к сути переходить. — Я ничего не понимаю… Как ты так… изменился?

Миха явственно фыркнул, босые ноги поджал близко-близко, ещё и для верности обхватив. Вот упрямый! Мёрзнут же! Князь скосил глаза, не нашёл ничего лучше платочка (использовался как промокашка для красок!), да и подоткнул его Горшочку под ноги — тот подумывал было выпутаться, но отчего-то передумал. Снова фыркнул, оставшись в этом ножном коконе. Это слышалось, даже не прислушиваясь. Да, Андрей и сам мигом понял, что вопрос не просто тупой, а крайне тупой. Не был тот похож на человека, который контролировал ситуацию. Скорее, на случайно опустившего мать из виду посреди людной площади малыша. Уж простите, какие ассоциации прорывались — то и удумывал, м-да.

— Ничего он не понимает! — меж тем выдал его явно недовольный друг. Брови, к слову, были заметны. И они поползли вверх. Как, впрочем, и у самого Князя. Ибо городил Мишаня полную чухню. — А ведь такой сообразительный! И рюкзачок-то не на пол скинул, а на диванчик мой аккуратно поставил, и кукла вон подходящего размера одежды имеется. Подготовился, блин! И спокоен подозрительно! Щас поймаешь меня в банку-тюрьму какую — и вообще доволен будешь! Карманный Горшок, тьфу! Может, это ты всё и придумал, а? Чё мордой водишь, ё-моё?! Правда глаза колет, а, Андрюх? Или мне тебя Кукловод называть? Решил таким образом всем завладеть? И миром, и правами, и аудиторией?! А меня теперь будешь при себе в неволе держать? Заставлять мелодии тебе насвистывать? Или просто приятно, что только для тебя сверкаю?

— Чего? — вытаращился Князев. Сказать, что он ох*ел, значит, не сказать ничего. Вот уж чего-чего, а предположить, что мысли Горшка в таком скотском направлении скакнут — не мог! Больно и очень обидно, бл*дь! Лучше бы Сосиской назвал! Потому и зашипел от негодования, давая от души прикурить кобре какой:

— И как же я это провернул, а, Мишк? Давай, обвиняешь — доказательства, будь любезен, предъяви! А, не можешь! Ну так, поясни хотя бы, что имеешь в виду, а, бедный и несчастный ты наш? Разве ж ты будешь под чью-либо дудку плясать, тем более меня — такого-рассякого, чернокнижника коварного, а? Да ты ж, скорее, язык себе откусишь! Или у меня силы колдовские откуда ни возьмись появились в сорокет? Ну или чё, Мих, а? Скрываться я умею так хорошо от людей и от тебя, вроде бы, вместе лет двадцать в одной упряжке... Неужто не заметил рога демонические мои, а? И копыта с хвостом? Или ты слёпой кротяра? Может, я какой гений-изобретатель, придумал уменьшитель людей и, конкретно, панков-анархистов?

— Да кто тебя знает, колдун-не-колдун! — бешеный его чуть ли не слюной брызгал. Хотя… Может, и брызгал, разве увидишь… Капельки такие нанометровые! Впрочем, в научный подход обычно его сторонник Горшок, видимо, сейчас тоже не верил... Очевидно, не в случае с Андреем, что тоже, так-то, обидно! — Ты ж всегда быть таким, как все, с детства не умел. Вот почему ты такой спокойный, а? Знать, не в новинку такие чудеса х*ярить! Что до упряжки... Я вот тоже думал, что тебя знаю — оказалось, них*я, — совсем убито заключил. — Тот, кого я знал, не ушёл бы, не бросил... — на грани слышимости заявил.

От совсем уж членовредительских действий Князя остановило только то, что лицо у Михи давно уже высохнуть должно было. А оно только сильнее блестит. Он чё там, плачет, да?! Это несколько отрезвило и заставило переключиться на более безопасные рельсы.

— Спокойный, блин?! О, прекрасно — да... А про шок не подумал? У всех ведь разная реакция! И если мы сейчас вдвоём истерить начнём, тебя в поликлинику для опытов сдадут, а меня, чего доброго, — в дурку на принудиловку! Уж прости, что думаю о далеко идущих последствиях хоть чуть-чуть! — Андрей чувствовал, как голова у самого уже пылает, вот-вот взорвётся и окатит, но пока сдерживался:

— Я, блин, каждый день из рюкзака друзей достаю! Сегодня тебя, вчера вон целого Вахтанга вытащил! А завтра, глядишь, Наскидашвили аль Каспер попадётся! Тебя вот меньше всех ожидал найти! Ты ж по габаритам всех нас меньше! Рассказывай, как проскочил в волшебную сумку для толстячков, а?!

Получилось двусмысленно. М-да, но лучше, чем срываться в разборки об упряжках, оленях и чужих ожиданиях... Что он будет верным пёсиком. Но, позвольте, тот совсем уж охренел, Князь тут помочь пытается, хоть как-то! А вместо минимальной благодарности или хотя бы не втыкания палок в колёса, его же теперь и обвиняют чёрт знает в чём! Кукловод, бл*дь! А Миха — кукла, шарнирная, ага... Жертва зубастая... К слову, самое неприятное никак вытравить не получалось... Права, блин, припомнил — уж чья бы корова-то!

Но, видимо, слова его то ли заставили Мишку более разумно на ситуацию эту, паскудную вне всяких сомнений, взглянуть, то ли остудили немного буйну голову (та и так высохла почти, на паре, очевидно, из глубины души идущем!), то ли больно задели… Хотя опять же — больно задел тот Князя, но и себя ведь высказываниями такими ранил... Понимать же должен, нет, дурак? Что ж, возможно, и всё сразу роль отыграло. Потому что следующие слова Горшочек совсем уж тихо произнёс, так, что пришлось наклоняться ещё ближе, рискуя получить презрительный плевок в глаз, чтоб расслышать:

— Князь, ну, ты это… — натужное сопение было неслышно, но он вопреки всему его различал. — В голову не бери… — Мишка снова завис, весь как-то сжавшись и одновременно одним комочком раскачиваясь, точно маятник... Вот уж, реально, меньше его даже размером. — Я сп*зданул, не подумав. Тоже ведь не каждый день мальчиком-с-пальчик, спасибо, не Дюймовочкой, становлюсь, да по чужим рюкзакам ныкаюсь, рискуя в лепёху превратиться.

Ну, это же почти извинения, из уст Горшка — так точно, хоть про упряжку тот тоже ничего не сказанул, но всё равно чудеса да и только! Андрею бы обрадоваться проснувшемуся гласу мудрости в этом махоньком существе, да фраза эта кольнула в и так уже знатно полыхающий солидным полешком обидой разум! Оттого и при всём желании не сумел горького возгласа сдержать:

— И когда же мой рюкзак для тебя чужим стал?

Тут Миша совсем уж от него отвернулся, опять укрытые ноги к себе подтянул кое-как, половчее руками обхватил, ещё сильнее в комочек сжавшись. Реально, блин, зайдешь так в комнату — примешь за отрыжку какую... Непереваренную у кота. Тоже вон шерсть седая торчит, тряпочки... Эх, Мишка, Мишка... Чего ж ты прячешься от меня?! Будто в самом деле чужим считаешь... Андрею внезапно стало ещё больнее, чем раньше было. Сам не заметил, что в глотке ком какой-то застрял, а глаза покраснели, да... Надо было держаться, блин, а то сейчас утопит тут эту шмакопаночку в слезах своих — тот же ему вовек не забудет!

Тот помолчал-помолчал, а потом взял и снова выдавил, глухо так (глуше даже, чем раньше было! Ну как умеет-то, а?! Андрею пришлось аж на пол и самому плюхнуться, да уже чуть ли не ухом к Михе-мыхе прижаться — надо ему, кстати, сказать, что голосок его сейчас отнюдь не рев медведя-шатуна, м-да, а скорее — писк мышиный!):

— Когда ушёл! — здрасьте, приехали... И опять тема эта ужасная, всё перекосившая между ними. Причина отчего на Окнах Князь ни слова не выдавил. Боялся. Вот этого самого. Упрёков взаимных и нового витка ругани. Но Горшка прижало, тот продолжал давить:

— С чужими бросил. И сам как чужой… На Окнах, ё-моё, подошёл — молодец, чё, показался, отметился, бл*! Но ведь так и поговорить нам не о чем, не ругаясь-то и отношения не выясняя, оказалось... Так и молчали, как два придурка — не друзья и не враги. Да просто чужие, ё-моё! — голосок дрогнул. Миха аж вскочил, одеяло скинув. Подошёл к самому уху его и туда уже проронил убито:

— Я ж надеялся. Звонки эти… Специально тебе адрес сказал, надеялся… Что тебе просто народ вокруг мешает нормально потрещать, понимаешь, да?! А, по фиг — очень сильно хотел тебя видеть, скотина ты ушастая, Князь! Целую неделю ждал, что воспользуешься информацией и приедешь, поймёшь, блин, поговорим нормально, ё-моё... Порешаем, а то ссора эта... Давит, вздохнуть не даёт... Порой кажется, что лишь мне одному! Потому что ты, приятель, или не понял, или, скорее всего, тебе тупо всё равно.

Андрей от таких заявлений опешил, ухо, куда всё это было вышепчено, попросту адским пламенем полыхало: здрасьте, приехали, бл*дь! Ну да, созванивались они неделю назад. Было такое, глупо отрицать, как и окна. Но этот неловкий разговор, инициатором которого выступил Мишка, хотя Андрей и успел с третьего гудка подорваться и взять... Тот был быстрым и не особо содержательным, ага — зачем звонил непонятно, хотя теперь вот ясно! Ведь в конце Горшенёв реально ему актуальный адрес продиктовал, уточнив «на всякий случай». Пожарный, ага. Или букашечный... Кто б на фиг сказал, а? Конечно бы, примчался тогда раньше.

Благодаря ему и узнал, где снимают дом Мишка с семейством (Ещё и подумал, что ежели всё совсем уж трещало гнилыми нитками в том браке, то зачем снимать-то было?! Обрадовался, что хорошо всё у лохматика, под присмотром тот, а оказалось-то... Что и не больно-то, бл*дь!), потому и куда ехать — тоже быстро сообразил. Сориентировался, мог бы и без такси обойтись... Там электричка ходит. Как раз ветка есть Купчино-Озерки, как нарочно, ага.

Но тогда-то! Записал продиктованное без задней мысли, даже подумать не мог, что это, блин, не всякий случай там (а реально, сейчас-то оглядываясь, какой случай-то мог нарисоваться? Смерть? Отчего-то вдарила в башку холодная мысль. Звал на случай, если в ящик сыграет, чтоб без промедлений и лишних выяснений пути-дороги примчался, бл*дь!), а настоящее приглашение к дружеским визитам (возобновление чего-то то ли замороженного, то ли казавшегося утерянным!) и своеобразный способ сказать «я скучаю».

Да, бл*дь! Что там у Горшочка за эти несчастные два года в жизни произошло, что он, всегда прямо поясняющий свою позицию, в лоб рубящий свои намерения и планы, вдруг стал полунамеками да шифрами какими изъясняться?

— Да зассал я, блин, а ещё не понял даже, что ты так приглашаешь! — выдал почти правду. И действительно — долго же решался, даже вот после встречи с гадалкой той, весь накрученный и мучимый неясной, но усиливающейся тревогой, приехать.

— А сегодня-то тогда какого лешего припёрся? — всё так же, не поднимая головы, но близко-близко к уху (реально, скоро окосеет так на него смотреть Князев), спросил Мишка. — Удачно так!

— Волновался, — Андрей решил, что пора б... Ну надо уже сказать правду, а то Мыш этот решил, видимо, что совсем уж никому не нужен. И что Князеву по фиг — свалил и в ус не дует, а сейчас раздражён за вторжение в свою размеренную жизнь и рюкзак. Да и что скрывать-то… Один хрен, уже случилась волшебная по*бень! — Не поверишь, Мих, мне вчера гадалка одна, даром, что не у тихого пруда, повстречалась, и всё активно так, прям в ухо, набесившись, голосила, что тебя спасать надо. И срочно!

Он думал, Миха хмыкнет недоверчиво, да посоветует ему поменьше п*здеть, вину на баб несуществующих перекладывая, но тот неожиданно голову-то поднял да спросил лихорадочно, аж ухо чуточку обожгло:

— Какая гадалка? Цыганка? Девка молодая да седая вся, с серёжками из стекла странными?

— А ты откуда… — Князь договорить не успел, Миха вскочил и, ломанувшись куда-то в сторону, заревел, медведище. Правда, походило больше на то, как если б Мышонку на хвост наступили...

— Это она, всё она, Андро! Ведьма настоящая! У-у, попадись она мне... В меня ж, ё-моё, вчера тоже такая шельма вцепилась, несла про… разное, короче, ну про тебя тоже. Андрюха, это она, курва! Собирайся! Надо найти, хоть все табора местные перерыть, а потом трясти — пусть возвращает обратно. Золотишка, видать, срубить так захотела... Ну, блин... Поехали!

— Куда? — смена настроения была колоссальной. Андрей даже на всякий случай руки подставил — так его лохматик к краю стола был близок. Готов соскочить да двигаться в сторону двери... Ага, по нынешним габаритам поход до парадной — всё равно, что крестовый, где кошка и собака — сарацины! — С утра надо, нельзя людей будить, даже таких, как эта... ведьма! К тому же пошлют нас далеко и серьёзно в таборе ночью. И ты еле на ногах стоишь, да и меня ведёт. Путного ничего не выйдет. С утра и будем искать… Надо сил набраться, Мих. Поспать, может.

И всё ж-таки — это было невероятно — одна и та же цыганка-ведьма, с какого-то хера то ли помогающая, то ли развлекающаяся (может, и обогащающаяся!) так. А может, зуб на кого из них, а то и на двоих сразу заточила, вот и мстит… Изощрённо! Лбами столкнула, чуть Андрея убивцем не сделала... Душегубом, блин, невольным. А если б он не полез сегодня в рюкзак? Сам Миха, видимо, выползти оттуда не мог... или не хотел. Нашёл бы потом там трупик. Вот ведь... бл*дь!

Но верилось во всё это совпадение удивительное со встречами дамы стеклянной почему-то легче — может, потому, что до хрена уже необъяснимого случилось за один день? И вообще, блин, по сравнению с мини-Горшком, что тут от нетерпения голыми пятками едва ли не чечётку отплясывал, цыганка эта вообще более реальной казалась. Но шаро*биться по пристанищам народа этого и местам сомнительным ночью в Питере — плохая идея. Очень. Можно было, конечно, проверить вокзал, там 24 на 7 братия их тусит, но... Лучше уж на свежую голову: проснутся, позавтракают, да и съездят спокойно… Дамочка приметная, наверняка знают её в той среде. Расколдуют Мишку, потом и посмеются уже — может, даже немного присмиреет тот. И даже поговорить смогут. Вообще, славно было б.

Позавтракают… Вот бл*! Тут Князев сообразил, что у Горшка-то минимум с утра ни крошки во рту не было… Как уже сказал — ни мучить, ни, тем паче, заморить друже голодом в Князевские планы не входило. Вот и постарался, убедил бедового — впрочем, тот, получив цель и обещание прям с раннего утра заняться поиском негодяйки для возвращения габаритов, не долго ломался — что надо поесть прям сейчас, среди ночи. Так скажем, или очень ранний завтрак, или поздний ужин, да... Сам Андрей тоже толком не ел — кусок в горло не просачивался. Так что сначала сделал он себе на скорую руку (Мишка один в комнате его дико пугал!) бутеры и стал думать, как дружочка напотчевать-то, блин! Глупо его два бутера смотрелись. Тот щас один — как несколько Горшочков, в поленницу уложенных!

С этим-то новая проблема пришла — пришлось отковыривать ножичком микроскопические куски колбасы и хлеба, делая нано-бутер. И то они слишком большие, блин, оказались. Может, и к лучшему — одним таким крохотным «бутербродиком» и наелся облизнувшийся в ответ на его приготовления Мишка до отвала. А напился из блюдечка, правда изворчался весь, что как животное на водопое. Благо, боявшийся передоза успокоительным, Князь то выполоскал, да и налил свежей водицы. Хотел чая, да побоялся. что не уснёт от кофеинчика... М-да, никогда не тянуло в куклы играть — да, с Дианой порой приходилось, тут же вообще за гранью что-то!

Вот так и получилось, блин, что с мудрой присказкой «утро вечера мудренее» и накормил, и напоил, и спать в пенальчике (чтоб никто из родных не полез! хотя Миха и пробовал губой дёрнуть, что в гробик кладёт, причём — попсарячий... Пришлось напомнить об опытах, дурке и том, что милые бегемотики никакого отношения к попсе не имеют!) том самом, всё тех же чистеньких пылесборных тряпочек подстелив, да дырок для воздуха шилом навертев (одним кошмаром меньше!), уложил. После чего сам в кабинете своём рабочем на диванчике пристроился — мало ли чего. Пенальчик уж было прям под руку положил, но вовремя опомнился, на середину стола передвинув аккуратно, да так, чтоб со сна случайно не смахнуть...

— Спи, Мишка, — тихо проговорил, зная, что ответа не услышит. — Завтра тебя обратно расколдуем, а пока будь как дома...

Может, ему показалось лёгкое хмыкание, а может, и приснилось, но оно, блин, было!