На волне (джен)

Белое не чёрное, а чёрное не белое.

Левое не правое, а правое не левое.

Круглое не блинное, а блинное не длинное,

Там парлам-парлам-па-ум-па,

И наоборот …

Светлое не тёмное,

Наглое не кроткое.

Если длинношее,

Точно не короткое.

Ну а если лысое,

То не белобрысое,

Там парлам-парлам-па-ум-па,

И наоборот …

Режут нас, как ножницы,

Противоположности.

И от них упрятаться

Никакой возможности!

Хоть придумай тысячу,

Мер предосторожности!

Белое не чёрное, а чёрное не белое!

Смешарики — Противоположности

"Кто вы?" — молотом Тора, ни дать ни взять, обрушил на них Горшочек, полный... сюрпризов, бл*дь. Всё, что угодно, предположить можно было, только не это. Приплыли. Князь ощущал себя кораблём, напоровшимся на мель. Риф. Грёбаный коралловый риф там, где его не то что не должно было быть... Шанс-то имелся! Башка, как-никак, орган такой. Но такой, из разряда — и о палку колбасы убиться можно. Вероятность не нулевая.

— Это пздц, товарищи, — высказал Шурик общую мысль. Правда, у Князя на языке вертелось словцо потяжелее. Это не песец. Это мегапесец. Огромный, с девятью хвостами, пушистый белый зверёк, чью поступь на мягких, но всё равно ужасающе тяжелых и больших лапках они не различили. Почему? Да потому, что идиоты... Надо было Мишку от бортика отвлечь, оттащить. Или хотя бы рядом быть. И плевать, что разнылся бы и, возможно, обиделся, что свободы не дают и нянькают... Сейчас вышло много хуже. Расслабились. У семи усатых (не совсем) нянек деть (великовозрастный!) без гл... мозгов. Прекрасно.

Так что Балу, пожалуй, звучал бы пафосно, если бы не какая-то отчаянная усталая отрешённость, просвечивающаяся во всей его фигуре. И лично Князев с этим утверждением, подытоживающим весь этот абсурдный уродский день, был полностью согласен. Впрочем, он же помнил и чья это была идея... От того, чтоб навестить Шурке фингалов, удерживало лишь то, что сам Андрей его первым же и поддержал.

После того, как они перестали надеяться, что Миха так по-дурацки шутит (а что? Удачная шутка, ага... Перепугать всех до усрачки — вон даже довести Лося до топота копыт — отомстить с огоньком и перцем... Правда, в глубине души Князев знал, что Горшок бы таким шутить бы не стал. Ну отказывался он верить. Может, глупо, да, может, легче было бы прописать тому живительных звиздюлей, чтоб неповадно было, но... Не шутил — отчего-то очень стойко Андрей это понимал), после того, как нашли врача и вытрясли из него душу (не, ну каков гад, а? Всё хорошо — пел буквально и одновременно вежливо порхал вокруг них — ещё секунда и ободочек со знаком доллара на башке вместо нимба, как символ частной медицины зажжётся, а пациенту внимания достаточно не уделил. И кто он после этого, этот самый Глеб Сергеевич? Пыль в глаза пускатель?! Но другого врача звать тоже... Они ж там все повязаны, друг друга покрывают, а больше частных приёмок в городке нет, скандалить — только хуже сделать. Может, в самом деле случайно прошляпил или Мишка только сейчас отмер и понял, что он свалился с Луны?!), в прямом смысле заставляя исполнить свои прямые обязанности — ещё раз осмотреть пациента и сказать, какого хрена Горшенёв не только не узнает их, но и себя-то не помнит. Это они тоже выяснили, спросив тихонько: а что ты помнишь тогда? Потому что с двумя Саньками Миха знаком со школы — это же больше половины его жизни...

Как и опасались ответом был совершенно олений взгляд. Нет, ну правда, чисто Бэмби какой... Испуганный, если не затравленный, простым вопросом. Потом и этот самый чудо-доктор, любитель поп*здеть Глеб подтвердил. Чистый лист, бл*дь, садись и пиши на нём что хочешь! Но, вроде как, пытался успокоить, что все это временное и скоро рассосётся. Ага, как синяк, на который тот явно напрашивался. Нет, они в самом деле едва сдерживались. Не только Андрей. На нервах все. Не каждый день трагические случайности складываются в тотальные про*бы.

Чистый лист... А если это не временно? А навсегда? Минус тридцать лет. Нет, конечно, Мишка не совсем младенец — какой-то багаж общих знаний у него был, это точно, но масштаб личности теперь... Куда-то скукожился и спрятался. Если не в целом личность куда-то растворилась. Вот был человек, и вот его не стало. Только при этом физически он тут. Рядом. И в то же время — нет. Технически — всё этот же, но вот с другой стороны... Совсем нет. Не тот Горшочек, этот не помнит, как они объегоривали Евграфыча, а тот их потом ловил и... Не наказывал, а спокойно и вдумчиво учил жизни. По-доброму. С участием. Этот ничего не помнит. Ни первой сращённой на двоих песни, ни концерта, ни боли ошибок, ни прихода, разделё... А вот это, кстати, хорошо!

Но худого больше было несравненно. На ум просились слова Гайдаевские: а Царь-то не настоящий... И это было очевидно им с первых произнесённых слов! Но не Глебу Козлеивичу... Или батю не надо — пусть будет Козёл Сергеевич! Тот, видать, Миху слушать даже не стал — убедился, что тушка реагирует, слюни не пускает, команды выполняет и свалил, довольный, чаи гонять или сестричек кадрить. Ну ладно — может, вызов был. Но что-то сомневался. Так что Князь просёк в тот момент, что поговорка — «полы паркетные, врачи анкетные» — родилась вовсе не из дурацкого чувства юмора, а создана путем накопленного горького опыта.

Дезориентация, говорили они? Ну... Формально и она присутствует. Но причина у неё куда более зловещая. И это не лекарства, что они Михе вкатили. Вовсе не они. Ха, три раза! Амнезия. Ну, конечно!

Кто мог во время едва начавшейся (реально, они отплыть из бухты не успели! Минут сорок, максимум час продлился их вояж! Плюс путь к берегу быстрый, не прогулочный — ещё минут двадцать-тридцать) прогулки на яхте свалиться в воду? Миха Горшок. Кто умудрился почти не тресну... пострадать при этом? Тоже Миша. Кто же в итоге, при выполнении всех этих очевидных вероятностей, теперь пялится на них совершенно оленьими (действительно, смотрит так, будто они его сейчас сожрут! Это больно и обидно! Но, увы, объяснимо... Горшок, очевидно, напуган — любой был бы... А уж он-то и подавно) глазками? Ответ ясен.

А не ясно, что же теперь со всем этим делать. Вот нисколечко. Как выпутываться? Как возвращать утраченное? Как?! Как сделать хотя бы так, чтоб тот их не боялся? Как... заново подружиться? Как совершенно иррационально, но всё-таки не обижаться на это чудушко за то, что тот не помнит, что они друг для друга значат, а? Как пережить эту отстранённость и пугливость? Как помочь другу, которого, кажется, теперь совсем не знаешь... Хотя и предполагаешь, но рычагов больше не имеешь. Тот не станет слушать, как раньше, потому что доверяет и любит... Как?! Андрей Князев недолюбливал математику, а особенно алгебраические уравнения. Вот и на это даже смотреть не мог, а ему решить это надо... Очень.

По условию насмешливой Фортуны есть только Мишка Горшок (спасибо, что живой! Нет, серьёзно... Андрей благодарен — лучше так, чем никак... Этот Мишка тёплый, хоть пока и не подпускает к себе, но это можно исправить. Всё можно исправить, кроме смерти), которого завтра планируют выписать (да-да, даже в свете открывшихся обстоятельств — типа, возводил очи к небу этот Глебушка-балбесина: а что тут с ним делать — на аппарате ничего криминального, хотите и дальше за палату платить, наблюдение и капельницы с витаминчиками — платите, но лично я говорю — может быть свободен! Покажите потом нейрохирургу у себя в Питере — больше скажут, у нас тут возможности диагностики... как у сильно уездного города, а к тому времени может и само пройдёт — да, так всё у него просто, ага, что Князю хочется ему чуть усложнить жизнь... Например, правкой носа. Но, вообще, он согласен был — оставлять Миху этим дуболомам и правда как-то боязно — наломают дров... А так, среди родных лиц, может, и быстрее вспомнит... А в Питер сдадутся, если время ни фига не пролечит, во! Жизни же не угрожает... Можно и попробовать метод расп*здяя Глеба. Ладно, может, тот и нормальный — просто Князь зол и пристрастен... Очень-очень!) и который смотрит на них своими огромными оленьими глазами и не понимает, как может им доверять.Просто верить, что случайно упал в воду. Без чьего-либо злого умысла. И что все они — его близкие люди.

На его месте, наверное, каждый бы так же себя вел — Мишка не то чтобы боится, эту эмоции они вспышкой увидели в самом начале... знакомства, потом тот куда-то её спрятал (что само по себе новшество — не было у него такой черты!) — просто не спешит хотя бы мало-мальски знакомым с ними выглядеть.

Да, блин, не то слово — не выглядеть, а… Андрей теряется. Ну, не понимает он, как описать все кручинящиеся внутри чувства, когда Мишка вежливо просит ещё раз повторить имя или фамилию, потому что не запомнил, блин, с первого раза, точнее, не вспомнил имя друга, с которым больше времени провел, чем с родным братом! Обидно, бл*дь!

Впрочем, брата он тоже не помнит (но от этого не особо легче, да), никого не помнит! Ещё немного и Князь сам попросит дозу успокоительного. Лошадиную, потому что эти, скромно всем насыпанные дражешки от Яши (он реально с собой пузырёк таскал? На отдых? Они что, его так достали дружескими подъ*бками? Ну так это любя... А поди ж — расшифруй...) не помогли. Ну или не усвоились ещё. Нужно что-то посерьёзнее... Или как вариант, доверять же местным коновалам нельзя, потому самостоятельно нажрётся в сопли.

Но и, увы, последнее нельзя, конечно. Кто завтра бодрячком с утреца аж, возможно, будет их бедового охранять, развлекать и все такое? Заботиться, одним словом. Сказал бы — память возвращать, да это, бл*дь, не в его компетенции. Да и неизвестно в чьей... Не в Глеба-дока тоже. Тот сам же сказал, что память может вернуться. А может и нет. Мол, пронаблюдайте пару дней... А там, в Питере, консультируйтесь. Угу, там тоже не волшебники живут, и что тогда?! И живи, Мишутка, теперь, как не знаешь... С чистого, слегка замызганного листа. Потому что на этом листе была написана история, но судьба-злодейка её стерла. Но от ластика в руках этой шутовки остаются следы, они не круги по воде — что-то похожее, дающее шанс зацепиться за оттиски и закорючки недобитых букв.

Ну или окажется, что книга Михиной жизни не стёрта, а просто выбелена, тогда есть шанс, что слова после высыхания всё же проступят сквозь краску... И всё будет, как раньше. Или не будет. Вот и мечется страдающая душа. А ведь эта неопределенность убивала. Помочь надо, а помощи от них сейчас как от козла молока. М-да, вот и отдохнули славненько на море-морюшке. И да... Помогли депресняк преодолеть. Радикально. Нет воспоминаний — нет проблем. И счастья тоже нет. Ничего.

— По крайней мере, сейчас он вполне мирно настроен, — вздохнул Цвиркунов, когда они понуро брели в отель. Такси никто не стал искать — почему-то негласно решили прогуляться. Привести мысли в порядок. Хотя ноги и гудели. Видимо, подкрался отходняк от нервно-пережитого. Угу, но вот слова Яшки... Они что, реально решили в этом несчастье благо видеть?!

— И прекратил кошмарить окружающих, — подхватил Ренник. "Ну ох*еть!" — только и присвистнул про себя Князь, до последнего надеясь, что это такая шутка.

— Должны же быть хоть какие-то плюсы в этой ситуации. — Нет, бл*дь, не шутка — вон и котяра Балу, ну тот, как обычно, искал везде позитив, чтоб чётко встать на все лапки. Пока же опора не находилась, видимо, и это чуточку отрезвляло... В конце концов злиться бессмысленно — парни просто ищут хоть какую-то ниточку надежды. Упрекать в этом жестоко. Последнее же задумчивое предложение от Шурки прозвучало и вовсе... Хорошо, пальмы-моталки! — Да и про некоторые свои сложные отношения с веществами не вспомнит.

Только вот весь эффект, призванный заставить его задуматься, куда-то растворился. Просто потому, что Андрей не успел и слова вставить, как парни, которые, вообще-то, всю прошлую неделю радовались жизни и делали вид, что никакой проблемы нет, вдруг бурно взорвались с поддакиваниями, какое это благо... Что Горшок забыл всех и вся, а главное — свою Серую невесту — наркоту. Вот ведь... Бл*дь. Он дал им высказаться, вываривая в черепушке очень и очень многое, но вот уже в гостинице, вдали от возможных любопытных чужих ушей взорвался.

— Да уж, складно лопочете, господа! — Андрей раздражённо заходил по номеру (какого, вообще, хрена они в его с Михой комнату забурились всем шалманом? Нашли, блин, командный пункт! Хотя... Ему, наверное, сегодня тут будет очень не просто одному спать, ловя себя на мысли, что не надо просыпаться от малейших движений, потому что у друже могут сорваться стопоры и Горшок может отправиться искать хмурый. Но ведь не останется тут никто на ночь, так что бесполезно!) — Отличные плюсы! Прямо-таки подарок от Додона...

— Скорее, Черномора, — вставил Ренник, закатив глаза. — Это если по Пушкину, Дагона, если по Лавкрафту и...

— Да хоть Нептуна с Посейдоном! — раздражённо фыркнул Князь, даже не метнув в того жалящим взглядом. Не этим занята головушка сейчас. — Я про то, как вы в это вцепились! Прямо акция в магазине керамики — сдай старый горшок на переработку и вылепи себе нового Миху! Зато без наркоты и взрывания мозгов окружающим! Просто прекрасно придумали! А то, что эти докопки и делали его собой, вы не подумали?! — и да, Князь не смог сказать тоже и про наркоту... Это-то плюс... Несомненный. И да, за это он тоже себе дал ментальной пощечины, но не думать не мог. Ну никак.

В комнате после такой эмоциональной вспышки повисла неловкая тишина. Даже слышно было, как истерично жужжит пробравшийся в комнату комар. У-у, кровопийца... Хорошо, не до этого вампира сейчас! Князь же понял, что хоть немного эмоции и выпустил, но котелок (спасибо, не горшок!) всё равно был слишком близок к закипанию. Свято место пусто не бывает... Один бешеный ушёл, но само бешенство точно в воздухе разлито было и сконцентрировалось в Андрее, который долго был терпелив — и он сейчас не только про поход до отеля. Он вообще отчего-то видел перед собой кадрики из мультика про кота Леопольда, ну вот той серии, где котик выпил озверина и, наконец, поставил было мышей на место, но... выветрился флакончик. И все опять зажили дружно. Эх... Он вздохнул, напоминая себе, что если и похож на Леопольда, то весьма и весьма отдалённо. Как был бы похож Шурик на любого некастрированного половозрелого кота. Должно быть, опасность, исходившую уже от второго фронтмена, чувствовали и все музыканты.

— И это же реально, — неожиданно протянул Балунов, треск зубов Князя слышали все... Ну вот проклятые... ей Богу... Довели! Сейчас у них будет два беззубых в группе! Как Андрей сдержался и не вцепился в Шурунделя немедленно, возможно, пользуясь этими самыми, жалобно скрипнувшими зубами — одному Ктулху известно, и да, утрись, Лосяра — это и Князев читал!

— Что, реально? — Андрей настороженно поглядел на Шурика. С больными на всю макушечку, а то и на другие части башки, лучше не спорить столь открыто — бесполезно, если не сказать б опасно. Помнил, да, что у того тоже временами… Те ещё буйные мысли в голову залетают. Порой — весьма опасные. — Вылепить из нашего друга послушного голема? — не удержался и всё же взревел. Но хоть не ударил.

— Реальный шанс, — Балу тоже заходил по комнате. — Почему сразу голем-то? Волю у него никто не отбирал. И не отберёт. Это стремление явно где-то глубже зарыто, не только в памяти. Но ведь ты подумай, Андрей! Какие перспективы, оторвись уже от своих насильно переплавить и перемять.. Никто Горшка заново обжигать под иным углом не собирается. Просто Мишка сейчас же… Ну, как дитё малое. Можем и воспитать! Не то чтоб радикально иначе... Просто так, чтоб точно не бухал и не думал колоться, плохо, что ли? Ну может, чтоб меньше на приключения тянуло...

— Махновщины поменьше, панталыку побольше! — явно смакуя новое слово, недавно прочитанное (а зачем тогда ещё его выделять?), вставил Леонтьев... И тут нежданно-негаданно проснулся ещё один участник их непростого разговора, Князь аж дёрнулся — пришла подмога откуда не ждали:

— В смысле? — даже молчаливо ковырявший мелкую дырочку в футболке, кажется, с самой больнички Пор встрепенулся. — На х*я? Мне не то что вся эта тема с Анархией и прочими задвигами так уж нравится... Но не мешает. Горшок без этого какой-то... Ну, не Горшок, что ли, — Щиголев задумчиво поскрёб подбородок лапой, а потом, поймав красноречивый взгляд Андрея прибавил быстро, прям разговорчивый он у них сегодня. — Что до наркоты, а, вы думаете, поможет?!

— Да блин, — всё, Шурка зажёгся, как фитиль какой — хрен потушишь, жди, когда рванёт, бл*дь. — Вы не догоняете! Мы можем раз и навсегда закрыть проблемную тему с наркотой, алкашкой, попытками башку свою проломить непутёвую — ну и так далее!

Князя будто ударили... Так, спокойно. И так далее... Его и так мучило Нашествие годом ранее — специально ли шагнул туда или, как отнекивался, случайно, в угаре? Теперь будет думать, а свалился тоже — не намеренно ль, а?! Ну, за борт... Вот ведь...

А Балунов продолжал гнуть свою линию:

— Ну чё вам стоит, а, немного подыграть, отретушировать... Реальность! Просто не скажем ему, не напомним о некоторых аспектах его полной приключений, радости и здорового образа жизни судьбы! — и Шурундель заулыбался так масляно и довольно, будто только что слизал пару банок сметанки... Как есть кот... Его б кастриро... Так, нет, Андрей не живодёр!

— Кто бы говорил, — фыркнул Лось, хм, а с кем он? Не поймешь... Да и остальные парни явно мечутся. Особенно теперь, когда замаячил снова сухой закон вкупе со спектаклем. Причем не только на отпуск, где они по углам и термосам бухали, но и, возможно, навсегда. Безумно долго, если так вдуматься...— Сам не столько же выжираешь под настроение?

— Я меру свою знаю, — парировал Балу, — а Миха без тормозов, до конца идёт. Да и не нужно всегда притворяться... Немного продержаться, а там привыкнет — пейте сколько влезет. Главное, чтоб привык.

— Нет, Шур. — решительно встрял Андрей, чуть приободрившись: ну не все же в этом спектакле участвовать горят... Не все, может, и получится образумить. Нет, всё ж не вышло из него Леопольда под озверином. Балунов не в себе. Миха тоже. Но кто-то же должен! Поэтому постарался пояснить, призывая ошмётки спокойствия, может, так Яхины таблеточки действует — тот самым умиротворённым в комнате выглядел... — Лажа какая-то! Переделывать взрослого человека…

— Когда это он взрослым стал? — почти зашипел Балунов. — Не ты ли вчера стонал несчастно, а? Потому что не мог надолго этого... — он изобразил кавычки, — взрослого разумного человека надолго оставить одного! Я вот что-то не заметил! Да и…

Шура, намеренно делая паузу, как-то нехорошо прищурившись, посмотрел прямо на Князя, вновь надавливая именно в ту болевую точку, что нащупал ранее, а теперь же ввинчивая туда колышек сомнений:

— Он же не только забыл свои привычки и всё такое. Мысли сдохнуть в тридцать у него тоже нет. Что, всё ещё хочешь открутить всё назад? Не боишься, что не удержишь в таком случает? До тридцатника вон... — махнул рукой. — Считанные дни остались. И нет, ты прекрасно знаешь, что ему не пох*й. Как минимум упьётся в соплю на юбилее и как следует загонится... Как максимум — учудит так, что уже точно песня спета будет.

Каков гад, а?! Это уже был прям подленький удар. Княже подавился воздухом, беспомощно раскрывая и закрывая рот — как трофей рыбака. Всё-то Шурка понимал, всё видел прекрасно и знал. И бил целенаправленно по страхам и боли застарелой.

И это, бл*дь, сработало. Вбитый в уже имеющуюся трещину колышек разрушил стену упрямого неприятия. Уверенность, что не надо ничего лепить, а надо позволить Михе быть собой и скорее всё вспомнить, поколебалась.

Андрей прислушался к себе... Вот, если бы вышло по их, и Миха выбросил из головы все эти страшные: «умереть молодым», «настоящие панки долго не живут», «я не хочу стареть, сдохну в тридцать, а ты делай чё хочешь потом, а пока терпи меня... любого терпи и люби»… Так, это лишнее. Уши отчего-то начали гореть, бл... Так вот, если бы отбросил, как шелуху ненужную, забыл про них навсегда, Андрей бы первый до потолка скакал от счастья!

Однако оставалась ещё моральная сторона вопроса, не дававшая с радостью и кличем бравого воина броситься напролом в битву за Горшочка и его долгую счастливую жизнь. Не такими способами же, а? Это разве не подло? Не по-дружески... Но и позволить умереть в тридцать — тоже... Вообще не вариант!

Что-то внутри противилось всячески такому… даже ещё пока четко не прозвучавшему предложению сыграть в театр одного зрителя. Чуть ли не кричало, суча лапками: «Это будет уже не мой Мишка!»

Но плюсы, упрямо тыкнутые ему в нос Шуркой, явно перевешивали все сомнения. Спасибо, что живой... Вот и проверим! Именно поэтому Князь, видимо, и согласился в конечном итоге. Дал себя уломать и подписался на главную роль в этой трагикомедии. Почему-то слово комедия тоже сюда просилось, да. Правда, не мог он точно обрисовать отчего. Просто чувствовал, что будет много в этом дельце примешано... очень. Уже вились мысли. Разные.

Что же до остальных парней — они особо и не спорили. Пор, раз вспыхнув, сдался, принимая доводы. Яха, умиротворенный колесами, покивал... Машки тут и не было — её Гордей и не пустил, считайте, никуда. Ренник лишь затравленно посматривал то на Князя, то на Балу, словно не решаясь определиться, кого поддержать. Так и смолчал. А молчание — знак согласия... Так, с активного лобби Шурика, попустительства остальных и тяжелого согласия Андрея, давшего обольстить себя речами одного пронырливого коте, и случилось... То, что случилось. Обо всём по порядку, впрочем.

* * *

Наверное, нет ничего хорошего в том, чтобы внезапно проснуться в больнице. Ну, он по крайней мере знал, что это место именно таким словом и обозначается. Всплывало в памяти. И это одновременно было и хорошо, и плохо. Потому что кроме вот таких, случайных, взявшихся отчего-то в голове названий предметов (и того, что с ними делать, например, вон то — одеяло, им укрываются, а это капельница из вены торчит... Неприятно, неудобно и чешется, но если выдрать иглу... Жалящее слово. Очень. Острое. Будет больнее. А боль он не любит — это точно, к гадалке не хо... Да и это тоже знает — в душе поднимается легкое пренебрежение и вместе с тем какая-то легкая нежность, отчего-то в сочетании со словом "осёл". Осёл — это животное с длинными... ушами, да, зачем тот гадалке, а? Странно! Каша какая-то, жеванная кем-то до него и переваренная почти вчистую — не разберешь) и каких-то обрывков знаний, отголосков эмоций, чувств — ничего больше он не помнил.

Ни имени, ни фамилии — но это, наверное, не самое страшное. Гораздо более пугающим выглядело полное отсутствие воспоминаний о той личности, коей он являлся. Он — мужчина, и на этом знания заканчивались. Остальное... Слишком быстро события закручивались. Слишком. Вот он проснулся, пытаясь обуздать рой хаотичных, неуправляемых насекомых... Вот в палату кто-то зашёл... Но испугался и не обозначил своего просыпания. Подслушал разговор, потому что откуда-то всплыло, что самые интересные вещи о себе можно услышать, пока другие думают, что ты спишь...

Послушал на свою беду — каша в голове стала ещё гуще, почти из ушей валилась. Несколько пришёл в себя, когда в палату зашёл уже не средний медперсонал, а старший. Врач. Он отчего-то умел их отличать, не глядя. Видать, частым гостем был тут... Исколотые руки заныли... Печально... Но сказано — сделано. Он открыл глаза — и тут же попал во власть уверенных команд — дышите, не дышите...

Так и потерялся бы во всем этом ворохе, не успев сформулировать из разбегающихся потревоженными тараканами на кухне ночью слов вопрос... Чертовски важный. Архи. Кто он — медсестры говорили, но непонятно было точно. О нём ли, или, например, об обитателе соседней палаты.

Но потеряться не дал метнувшийся в сторону лица врача взгляд. Тот подцепил, что док является обладателем тёмно-коричневых глаз... Что-то в голове подсказывало, что и сам он, кем б ни был, тоже. «Карих — поправило что-то внутри, отчего-то горечью сквозя, договаривая ассоциацию — цвет хорошего коньяка».

Коньяк — это звучало знакомо. В принципе даже понятно. Он откуда-то знал, что это то, что можно пить. Алкоголь — снова знакомое слово. Но… ни вкуса, ни запаха не помнил, в отличие от ощущения стойкого, что игла в вене для него не в новинку. Но это же другое, да? Вот и не помнил вкуса, аромата и эффекта от этого самого сочетания коня и яка... Забавное. В отличие от мышьяка — да... Там-то, он помнил, что-то дурное. А здесь — вроде и нет. Но не помнил. От слова совсем. Просто отголосок чего-то знакомого. А слабо или сильно — непонятно.

В отличие от восприятия себя. Как может самоосозновать себя какая-то бесформенная масса? В голове что-то ехидно прибавляло — глина... Человек — это имя, чувства, слова, которыми можно себя описать. Роли, которые тот играет — да хоть маски, которые носит... У него не было ничего, кроме вот этого багажа каких-то базовых знаний об окружающем мире.

Не помнил совершенно — может ли называть себя сыном, братом, другом, мужем... отцом — семейная роль не ясна! Кольца на пальце нет, нет и следа загара, полоски или чего-то вроде... Но необязательный же атрибут. Вот и поди пойми, одинокий ли ты одиночка, аль душа компании и дом полная чаша.

И кто он в мире этом? Может, потому врачи не в новинку, что и он тут работает... Нет, тогда бы с ним иначе обращались... Может, он мастер на все руки — вон руки довольно... рабочие, можно сказать — да, зацепка, но и академик может любить на досуге вырезать фигурки или возиться в саду. Нельзя мыслить такими шаблонными категориями. Оттого и непонятно решительно... Кто этот человек, что он любит, чего хочет, чем дышит, блин. Даже почему именно такими, а не другими словами разговаривало мысленно его подсознание, отчего задавалось именно этими вопросами — не понимал. Да и сейчас было важнее вспомнить. Всё. Потому что его всё это сильно пугало — весь, обрушивающийся сквозь визиты медперсонала (пока всего трое вошли лиц! и то — в дрожь слегка кидало), мир казался слишком большим и дерзким, там было слишком много всего, чтобы оставаться некоей, себя не помнящей фигурой. Точно хрупкий бумажный кораблик, пущенный двумя мальчишками в канализацию на гибель... Ну вот. Как это всё воедино связать, из распущенных петлей собрать полотнище, а?!

Вот и у него не вышло. Просто взял и потерялся он среди этих то ли зацепок, то ли ничего не значащих клочков спутанных, где-то порванных нитей... Провалился в себя. И рыскал, почти как собака... А это такое существо забавное... верное и доброе, но в иных случаях и весьма кусачее — память отчего-то подкидывала, словно издеваясь, слова, вроде как, им же и произнесенные: "А этот плащ и собаки не прокусили, понимаете, да?" И так родно это "понимаете" легло... Что почти успокоился, будто, наконец, в это бесячей детской игре в пазлы, только на тысячу с лишним деталей — водрузил одну на место... Вроде как и кусочек условного неба или травы, а не основного сюжета поставил, а всё же ощущалось... Как значимое.

Понадеялся, что дальше дело пойдет быстрее... Начал рыть с удвоенным усилием... Ага. Сейчас! Ни-хе-ра! Мозги в несознанку ушли, мол, мы не мы, и хата не наша... память-с*чка, подразнив, теперь как хвостиком махнула, скрывшись в неизвестном направлении. Иши-свищи ветра в поле... Хотя кое-что вспомнил. Маты. Много. Очень... Что ж... Хоть что-то — можно свою досаду выразить... Правда, лучше не при медиках. А то обидятся и залечат. Это словосочетание тоже легко встает. Фразеологизм, что ли... Да — парень он, видно, не дурак... Только, возможно, не вполне здоров... ну, на голову. Потому что башка ехидно прибавила к этому сочетанию леший. Ну причём тут это, право, а?

Вот ведь засада какая... Так что, даже когда к нему впускают кучку людей (не одинокий одиночка стало бы... или это милиция пришла?!) — весьма странная компания, кстати, и называют его друзьями — ничего не вспоминается, не ёкает. Вот даже те петли распущенные на дно осели и никак не выуживаются черти — ещё и издевательски хмыкают. Вот же гадство! Так, значит, врут? Тогда старается думать логически — логика она ж, вроде, от памяти не сильно зависит — либо она есть, либо она жен... так, ладно, не будем обижать милых дам! Но друзья же — это, блин, те, у кого с тобой есть что-то общее? А что общего у него с вот этими... Аж задохнулся — ибо весьма колоритные товарищи, да!

Вон стоит длинноволосый (правда, что ли — что сестрички болтали, м-м? Рок-группа бы патлы объяснила... ну либо они сборище неформалов, да... Или пидоров — задорно хмыкнуло подсознание, а герой наш берёт и смущается. Кошмар — не ужасается, а, с*ка, смущается, хоть и помнит, что это слово значит, да... Но нет — не похож тот... вроде. А пёс знает!) крашеный блондинистый хмырь, ему почему-то очень хочется сказать — и, может, это тоже признак того, что всё-таки он реально его знал — кошак.

Вот реально, эдакий мартовский котик. Глаза хитрющие, как и вся морда лица, но при этом весь какой-то размашистый и дёрганый. Случилось чего? Никто ж ещё не знает, что друг их не помнит ни шиша... Наоборот, радоваться должен, что живой, слюни не пускает...

Нет, но возвращаясь к вопросу о точках соприкосновения. Если не брать в расчёт, что сестрички могли про кого-другого пиликать, или же все просто последствие удара башкой... Тогда совсем что-то не клеится пазл. Ну что, они с этим кошарой, длинношерстным и выцвеченным, краску для волос обсуждают? Ну вот, ё-моё, типа, как и чем лучше покрасить голову? Косметику, какую, что ли? О... вгляделся в лицо — вроде той нет, разве что крем какой-то... Бл*дь, крем! Не... Вот такой темы не хотелось бы, ё-моё!

Или вон тот… Рядышком подобрался было весьма ретиво, а потом будто ужалился о взгляд встречный, замер. Но не тушканчиком каким, а вот более крупной зверюшкой. Да... Елки... Может, он это — зоолог или ветеринар какой? Вон сколько в башке о живности знаний копошится... А, точно, биолог — во! Но не ботан какой, а именно по фауне, ага.

Потому что и с этим румяным, щекастым, пусть и сейчас бледноватым типом в голове само собой возникает слово «кабанчик». Ну, бл*дь, реально, зверинец какой-то! Зоопарк... Или цирк, ага. Но парень и вправду такой круглый, упитанный, как спелое яблочко налитый… Не прям жирдяй, но ухватиться есть за что, да... Подумал — и снова испугался. Кажется, уши заалели пуще прежнего. Потом и вовсе стало как-то жарко ему и стрёмно да, ибо заметил, что и у этого волосы, пусть и не длинные, но тоже… крашеные, что ли?

Видно, что не родной цвет, да. Вон свои-то корнями светятся русыми. Привед-медвед, у них что, клуб крашеных мужиков? Ох*еть не вых*еть... Ещё и серьга в ухе... Глаза голубые, такие приятные... Так, бл*дь, мозг просачивает, что ещё может считать голубым. Эх, такой цвет испортили. Хороший — пидорасы проклятые... Но ведь и сам он, похоже, часть этого... Так, ладно — доказательств нет — может, и правда, группа?

Группам — им положено быть фриками... И вообще, много что дозволено. И глаза красить, и килты носить... Правда, здесь все прилично. За исключением волос и серьги, предательски выразительных глаз и бровей, а ещё сочных фо... С*ка... Ну, в общем, такой деревенский мужичок, крепко стоящий на ногах. С ним он что делает? Ну, если отбросить постыдные мысли, вымарав начасто. Под гармошку поёт похабные частушки или Сектор газа, что в принципе одно и тоже, а? Девок клеит на каких-нибудь сельских дискотеках и ведёт на сеновал? Не самый плохой вариант... Ну, что девок, а не это самое... Ну все, уши скоро воспламенятся... Пздц.

Так, ладно, срочно переключаемся — переводит взгляд на других, а их тут много набилось, должны же и нормальные быть, а, в коллективе? Вон вроде ничего п*дарского — стоит себе скромно чуть в стороне худющая… щепка. Длинная и нескладная. Волосы короткие, естественные, да, блин, сам весь смурной какой-то… Он вообще, кажется, говорить не умеет. Зато падла-память подкидывает его... да, в юбке. То что это шотландка не сильно скрашивает дело. Пздц, он и в Африке пздц, а в тихом молчаливом омуте тоже черти водятся. И нет, это не по внешности так решает — просто вот тут опять включается это знание... Ах ты, с*ка-память-бл*, вытащи уже что-то о собственном владельце! Хрен там, ага, проплывал... Фак показал из воды. Эх, пришлось снова переключиться на рассматриваемого мужика. М-да, звучит похабно... Но иначе не назовёшь. А с ним-то какие дела водили, интересы разделяли? Диету и язык жестов?

А вон с той… каланчой длиннющей, очкастой о чем перетирали? Вообще непонятно. Как и сам типок такой… непонятный. Если б не рост — вообще незаметный. Хотя смазливый, да, девчонки, должно быть, вешаются гроздями. Как виноград... Ну хоть не крашеный. И без подбросок-гранатомётных с юбчонками... А нет... Поторопился — вон картинка подоспела — этот как-то слишком уж подозрительно вешается на "кабанчика". Они что, парочка, что ли? Осоловело моргает... Да непохоже, ещё и что-то внутри зло щёлкает челюстями, а потом нечто иное едко спрашивает: а что, себе присмотрел?! Так что скорее переключается на следующего.

Рядышком с каланчой Лосевидной (ну, реально, большой и не складный — не знает куда копыта деть) ещё один отирается, но не лось, скорее, суслик какой или пудель — рыжевато-кудрявый. Или вот да — цыплёнок желторотый какой-то, впечатление зубрилы от него. Наверное, в школе хорошо учился. Ну, тут ему гадать не приходится — с этим уж точно, должно быть, где-то вместе учатся… Если и вправду дружат… Правда, все вместе же, одной компашкой держатся... Нет, наверное, ошиблись девушки или напутал мозг его. Этому точно в группе не место. Ну какой ему рок? Максимум... Счетоводная книга, да. Хотя опять же — щуплый и на лицо нежный... Самый нежный, потом кабанчик идёт уже... Может, они всё тут это... Ну, с голубого вагона, а? Ну тогда, наверное, лучше и вовсе не вспоминать, кто он? А просто бежать? Впрочем, спешить с выводами, поди... Ну не надо, понимаешь ли, у страха шары больше — это точно... Может, зря надумал.

Короче, за исключением усмотренного флёра голубоватости (у себя пока не нашел ничего такого, ну кроме желания немного помять "кабанчка"... Вот реально, иррационально хотелось прикоснуться!), иных сходств обнаружено не было, а потому прям сомнительно — ну что их в одну компашку собрало?

А ведь да, судя по тому, что завалились к нему все дружно, расспрашивают участливо, как он тут, хорошо ли медсестрички пляшут вокруг — реально, хорошие отношения. Наверное, смогут и рассказать про него, дать ответ на мучащие вопросы, которые надо решать, даже если ответ не понравится — потому что даже п*даром осознать себя лучше, чем совсем никак. Эх, и надо всего лишь спросить, да. Только осторожно. Очень, и не с места в карьер. Но всё это настолько в голове не укладывается, что мозг генерирует лишь одно ошарашенное:

— Кто вы?

Что ж, кем бы он ни был, но словарный запас точно имел солидный. Например, вопрос его произвёл эффект отключившегося посреди концерта электричества. Странная метафора, но организм опознал её как единственную верную. Именно: какое выступления без него?! Мозг что-то подсказывал, пыжась, про акустику, но он отмахнулся. Всё равно первичное оглушение такое и есть. Вон какие рожи. Растерянно-испуганные на него выставились.

Видимо, этого вопроса ожидали меньше всего, хотя в палату вползали настороженно и чуть ли не опасливо. Интересно-интересно, чего это так? Неужто деспот и тиран какой? Нет... Тогда б и не навестили... Наверное. Ему тут сказали, что он своего рода знаменитость. Может, просто не могут без него — вот и приползли на поклон к царю-батюшке... Да ну на хер! Не хотелось в это верить.

Ладно, волнуются, наверное, просто. Не надо себя так накручивать. Да и подозревать во всех грехах тоже не стоит, хотя и бдительность терять нельзя... Лучше не надо. Но не в полного же параноика превращаться?! Ё-моё, а с какими лицами ещё входить к раненому (ощупал растерянно свою голову — вроде как, целая, почти и не болела уже, хотя тут обезболу, поди, спасибо) товарищу? Ржать и водкой поливать? Вряд ли… Хотя что-то в голове хмыкало и говорило, что эту фразу он не единожды крича... пел. Точно. Это что за песня-то такая?

В любом случае …друзья (пробует слово на вкус — ну, такое, горчит слегка, или это воды солёной привкус не выветрился) засуетились, забегали. Опять врачей позвали. Зря, конечно же... Чего те нового скажут? Проснулся не то чтоб давно, но успел осознать, что, во-первых, в больничке, а во-вторых, не особо ему в этом местечке хочется оставаться. Ноги зудят. Просят... уйти. Но куда бы он пошёл? Если не помнит даже, кто он, вот так, ага, про восстание Степана Разина помнит и дату, и предпосылки, и итоги, а своё имя — нет. Прекрасно, да?

Грешным делом даже подумал сперва, будто бы историк или там филолог, ибо он и книг знал до фига и больше. Но, оказалось, нет. Когда в палату зашли две медсестрички, просто взял и притворился спящим. Хрен знает почему. Вот те-то и сказали, что Миша Горшенёв — звезда розлива всероссийского. Рокер — сказала одна дамочка другой. Другая поправила панк. Мозг же выдал: панк-рокер тогда уж... И это вот родным пахнуло. А вот Миша Горшенёв... Точно его имя, что ли?!

Когда позже с обходом пришёл немного забеганный врач, то решил уже не притворяться, чтоб выяснить. Только вместо того, чтоб дать задать один-единственный, но, понимаешь ли, очень важный вопрос, этот условный Глеб Сергеевич Пугач попросту засыпал его своими. Светил в шары фонариком, просил посчитать, спрашивал какой год, всё, кроме того, кто он, собственно... А ведь и год он знал! И считал... Нормально считал. И предложения составлял.

А потом этого врача куда-то срочно позвала медсестричка и тот умчался, оставив его растерянно хлопать ресничками. Отдыхайте — сказал этот гад, но как можно отдыхать, когда не знаешь толком, кто ты? И как сюда попал... Справлялся ли о тебе кто? Или ты не нужен никому? Странно, но чувство одиночества накрыло с головой, вгрызлось... Так знакомо. Очень грустно от всего этого было. Но не долго. Почти сразу эти... друзья пришли. Наверное, хорошо. Потому что внутренний волчара — одиночество — перестал так громко выть. Теперь он настороженно обнюхивал всех и проверял... Подвох искал.

Так вот позвали ему снова врачика. Того же самого. Если по первости его и смутило, что он прошляпил ТАКОЕ, то затем Глеб Сергеевич (ну правда, так и звали, правда фамилия не Пугач — это просто просилось!) собрался и начал активно втирать всем очки. Мол-де, бывает временная амнезия, не волнуйтесь — сейчас обследуем, узнаем, что это. И снова начал расспрашивать-обследовать-тыкать и нервировать. А все мучения для чего?! Видимо, ё-моё, для того, чтоб толком так ничего и не сказать, а покивать с умным видом, обозначив и без того очевидную проблему: амнезия. Класс, всегда мечтал (на самом деле, нет!), Миша не помнил о чём мечтал, чем жил... Достиг ли этого. Судя по какому-то сосущему чувству внутри — не особо... Но ведь он звезда? По идее должен же быть, а?!

Зато теперь точно знает своё имя — Миша. Значит, и звезда тоже он... Но с этим потом разберётся — главное, чтоб не такая, ради которой в окно больницы лезли по верёвке журналисты... Что-то внутри закатило глаза и хмыкнуло. Так, ладно — имя. Это сейчас важно — без него нет ничего. Оно первично. Стержень, ядро самосознания... Так, ну, по крайней мере, хоть он и панк-рокер, но далеко не дурак. Хорошо же, разве нет?!

Дальше, пользуясь тем, что от него малость отстали пробует снова попрокатывать вслух разные варианты — Михаил, Миша, Мишка, Мишутка, Миха… Что-то откликается на Мих и Мишутка. Хм, ну, допустим. Правда, кто зовёт сурового панка Мишутка? Может... Мама? Что-то внутри тихонько урчит... Жена? Ну как вариант... Не друзья же... Снова вспоминает он свою банду. Для тех скорее Миха, да. Пусть так.

С фамилией тоже… повезло — запомнить легко — Горшенёв. Это что, его Горшком, что ли, кличут? Логично, бл*дь. Да и прозвище это тоже… отзывается в глубине души. Вообще, радуют его такие ощущения. Если они есть — может, и не так сильно запутался Глебушка в диагнозах и прогнозах. И это всё пустяк и скоро, как сопли, пройдет. Да уж... А то погано. Был, был — хоба и тебя нет, точнее есть, но будто ластиком прошлись по рисунку — лист засален, не девственно чист, с отпечатками и пятнами, но восстановить по ним рисунок крайне сложно... Да уж. Странные ассоциации. Он что, ещё и рисует?! Хм... Нет, надо вспомнить... Правда, сперва выяснить с чего это чувство одиночества образовалось, может, там в прошлом что-то настолько гнетущее, что лучше и не ворошить, не вспоминать, а то ужалит?!

Итак, Миха, бл*дь, Горшок, приятно познакомиться с самим собой! Ещё б зеркало дали... Посмотреть чем Мать-Природа наградила, какой рожей... Хотя, судя по реакциям медсестричек, точно не страшной, так что обождёт... Другое важно.

То, что попал ты в столь затруднительное положение беспамятства, как всё те же медички-сестрички (просили автограф, кстати, а на то, что Горшок сказал, что, вообще-то, ни шиша не помнит, заявили, что это мышечная память — и правда! Вскоре он любовался на размашистый, но красивый, реально красивый письменный отпечаток, осколок прежней личности!) пояснили, благодаря обычной прогулке на яхте. Увеселительная, ё-моё! Короче, дурак-дураком, с какого-то хера (как этих самых друзей в палату вернут — надо бы узнать! Только вот сестрички тут его расстроили — время посещений вышло на сегодня! Придётся ждать-гадать) в воду свалился, голову отшиб, поэтому вот память и махнула ручкой.

Хотя почему, хрена ли… Да и стоит ли в лоб спрашивать? Не опасно ли? Проснувшаяся мнительность не отступала. Ну никак. Такая вот зараза. В новом, незамутненном (почти — чёрт-те что там в голове у него ворочалось обрывками) сознании всплывают лица вот этих вот дружбанов. Уж не до гроба ли? Вздрогнул Мишка в испуге... Не, лучше без гроба... Жить, вопреки каким-то там сосущим мыслями и чувствам, хотелось. Это он ощущал чётко.

Вот же ж задница попсовая, не потому ли виноватые, что поспособствовали падению-то, а? Топили-топили да не дотопили... Выплыл как-то. Ну или раскаялись и передумали. Или увидел кто посторонний. А ведь и не проверишь пока, и не убережёшься от них никак — его, блин, если утром на обходе Глеб Пугач даст добро, то завтра и отправят из больнички обратно в общество здоровых… прямиком к его дружкам… Родни что-то пока не всплыло. Эх. И сам он их вызвать не мог. Как и узнать наверняка, есть ли кто, аль сиротинушка какая. А может, просто отношения говно. Так тоже бывает. Он помнит, точнее, знает, а вот дальше копнёшь — начинает колотить почти физически... Эх, как же так?! Вот бы этот внутренний бульон подсказал, опасны ли его друзья на самом деле... Но для этого надо пообщаться. Хоть сколько-нибудь. А если опасны? И не только в физическом смысле... Миха вздрогнул, вспоминая о первом впечатлении, что его закинуло в какой-то голубой вагон. М-да, придётся быть всё время настороже!

* * *

Андрей волновался, вот, знаете, состояние, когда руки места не находят и ноги постоянно обо что-то запинаются... Хотя нет, не так это называется, не просто волнение ему мешало связно творить дела и думать думку, а тот факт, что Князь был чертовски напуган. И в первую очередь тем, что они собирались вытворить во имя очередной Великой Затеи Балу. Последняя же, все помнят, во что вылилась, да... И снова он отчего-то его поддержал. Ну не дурак ли, а?

Эх, не зря у него сравнение с чистым (но всё равно жухловатым — потёртости тушки не скроешь... Как они Горшку объяснять дорожки будут? Ты часто болел, завсегдатый больничек, вот и занялся, как следует, здоровьем? Ну, вообще, не такая уж это ложь, да...) листом прошло, ой, не зря! Впрочем, хоть и пахло это всё скверно, но не до запредельной степени. Они ж не сами ластиком всё стёрли, да новый, улучшенный вариант решили набело переписать — не изображали из себя Божественное Провидение какое... Нет, во многом за них поработал Господин Случай, оставив заговорщикам лишь кое-какие штришки.... Ну там, к примеру, парни (Балу как-то порешал вопрос с директором их — никто не должен был плану помешать. Никто... И говоря "парни", Андрей и себя имел ввиду. Он тоже причастен — как ни крути) основательно порылись в вещах Мишки, перебрав и убрав всё (скрыли у Балунова, как у главного вдохновителя — пусть хранит, да и задачу секретаря выполняет: Михин телефон тот тоже пока себе забрал — убалтывать, возможно, мать), что может напомнить о печальном прошлом. И добавив много нового, так-то... Замена всего лишь, но Князь ощущал это так, словно они не вещи подменяют, а всего Горшка, что, конечно же, было несусветной глупостью. Так, с легкой руки Шурки, на прикроватной тумбочке поселилась книга о практиках йоги и медитации (Андрей полистал, подивился на картинки, решил, что даже со своей гибкостью он сам из таких узлов не развяжется, а что до Мишки, то подбрасывать такое чтиво — жестоко... Но он же проследит за лохматиком, чтоб не покалечился? Да и медитация тому не повредила бы), а в уголочке цветастый резиновый коврик скромно притулился. Даже на отдыхе не забывать о занятиях — это в характере Горшка 2.0, не так ли? Отчего же так погано на душе, а?

— Ну, а что? — в ответ на удивленные взгляды пояснил идейный вдохновитель. Непробиваемый Шурундель — пока все под впечатлением свистели на картинки, он с неподдельным спокойствием всё парировал. — Он и так на сцене чуть ли не в узел завязывается, пусть хоть делает это безопасно.

Ну отчасти правда в этом была... Только вот если на сцене дружочек их норовил в простой узел завязаться порой, то в книжке точно был продемонстрирован морской.

Впрочем, не один Балу усердствовал. Вон Реник притащил гантели какие-то, Андрей потестил — не особо тяжеленные, на обозначенные по 10 кило на каждую не тянули... Неужто обманка? Ну, чтоб у Горшка самооценка поднялась, а? Или это Князь сломал внутренний компас? Или, лучше сказать, мерило... Да ну, не должен был. Но по хитрой лосиной морде не понять. Спрашивать не стал — по фиг, имеет право на жизнь. Кроме этих силовых установок появились и резинки специальные, но не презики, а для тренировок штуки — гибкость развивать... Видать, чтоб в узлы проще было завернуться. Аргументировал Леонтьев, как и другой Сашка, что, мол, Мишке не помешает немного подкачать форму — для здоровья полезно. Оно, конечно, понятно... Гантели, да и с учебником дыхательных практик Княже согласен был... Но не перебор ли резинки, не завяжет ли их потом Горшок бантиком на них самих, как очухается, а?

— Они ж для баб, — не удержался Яшка, кивая на злополучные резинки.

— Для всех! Видишь, не розовые они, а голубые! — был категоричен Лось, хотя на этом эпитете кого-то из них пробило на смех. М-да, как в роддоме, только вот не единственная это ассоциация. — Да и Мишка вряд ли знает, так-то. Особенно теперь. Кстати, а ты откуда знаешь?

Сам же, смутившийся немного и бормотавший ещё долго «подруга увлекается», Яков такое ощущение, что грабанул какую-то фитоняшку: принёс портативный миксер — смузи делать, и целый комплекс каких-то витаминов, средств для кожи — реально, крем для рожи, крем для тела, причём для ног отдельно — охренеть не встать, ещё и скраб какой-то.

— А это не для девчонок? — дружно подъ*бнули друзья-товарищи. Ренник же заинтересовано нюхал скраб — кажется, ему нравилось... Не удержался и Князь. Да, пахло приятно — свежо и вообще — покрутил скляночку, делая памятку, если попадётся, купить.

Цвиркунов же молча (и алея ушами) показал на надпись «For men» на упаковочках. Вопросы были сняты, хотя выглядело всё это ещё крайне странно. Мужики, они, знаете ли, разные бывают... Весьма.

Даже Пор постарался — притащил соломенную шляпу (но при этом напоминающую ковбойскую, кстати) и крутые тёмные очки, аж Балу на них бросил завистливый взгляд. Раз уж решили из Горшка лепить модника, то к делу надо было подходить серьёзно. Единственное, чего не положили, хотя кое-кто и порывался — пилочку и масло для кутикулы. Тут уж с боем, но вырвали из лапок и отдали владельцу. Это уже не штришок — это взмах малярной кистью.

Андрей вообще на всё это смотрел без особого энтузиазма, не разделял он их оживления, что заразило не только Балу, похоже, но и всех остальных. Одно дело просто не сказать другу, скрыть некоторые вещи, другое — вот так перелопатить, перепрошить какие-то привычки очень значимые, внушив ему, что он любит то и то, увлекается тем-то и тем-то… Неправильное что-то в этом было. Патологическое. Будто не Миша головой *бнулся, а все они.

Да и… Вот вернутся они в Питер. Вернутся же... Если не выгорит и память помашет ручкой, не проявившись в ближайшие дни... А если Глеб Сергеевич не на*бал их, и всё это само собой пройдёт — тогда и вовсе всё бессмысленно. Ну, тому веры немного — хмыкнул Андрей. Вот хоть и остался Горшочек чистеньким относительно котелочком, но сколы-то особо не утаишь. Даже если сажей закоптить.

Здесь — ещё ладно, Ктулху в помощь, выдумка Балу, круговая порука и размотанные в хлам нервы самого Андрея. Но в Питере как будут скрывать-то? Да и не только там... Где угодно — на концерте, например. Они же не могут предать Король и Шут... Не могут. Тексты выучит в конце-то концов — может, если повезёт, все намёки из них не поймёт. Но всё равно, слишком много народа знает, какой на самом деле Мишка.

Да даже если бы и удалось каким-то чудом всех близко соприкасающихся уговорить-подговорить, от фанатов и журналистов покамест спрятать и так далее, есть же родители! Уж они-то точно не согласятся участвовать во всей этой сомнительной затее! Может ведь статься, что на другой бок навоспитывают. Но никто, кроме смурного, но, увы, уже на всё согласившегося Андрея, ничего дурного не видел. Поздно было идти на попятную. Вон как парни, заразившись, не иначе, воздушно-капельным путём (ну, не кусал же тот их, а?!) уверенностью Балу, рьяно твердили, что всё получится, нужно лишь время. Короче, коллективным решением решили продлить свой отдых ещё на недельку, жертвуя частью и без того махонького отпуска дома, в Питере. А там посмотрят. Люфт в сторону увеличения у них был небольшой. Пара дней... С другой стороны, можно было быстро выступить на фестивале (ага, а Горшочек успеет выучить, точнее, и это важнее — а ему не тяжело будет так скоро вернуться... Туда, не знамо куда? Вдруг не понравится, а? Ни фига это не быстренько и не легко, блин) и ещё с недельку погаситься тут — был прогалок в графике.

— Для формирования привычки нужен двадцать один день, — бойко зачитывал товарищ Шура выдержку из статьи. Когда, бл*, вырезал, а? И как нашёл?!

— Не неделя же! — не выдержал уже Князь. Вроде, и нашёл тот средство, но времени нет — оставьте глупую затею... Не выгорит.

— Так Миха у нас скорый поезд, его бы в Советы, так или б загнулся сразу, или пятилетку в три года упахал! — Балунов был непоколебим, непрошибаем и уверен. Реально, все аргументы — что об стену горох... Оставалось только отступить. Тем более, что внутренний червячок сомнений и в иную сторону тоже подтачивал. А вдруг выгорит, а?

Потому как бы Князь не относился к этой затее, но один переубедить всех не мог — те словно с ума посходили, если у него всё же запоздало включилось понимание, когда уже начали менять вещи, то те наоборот распалились. И это раз, а два — если такой обман позволит Мишке наконец радоваться жизни, да и жить в принципе, пусть даже с маслом для кутикулы в тумбочке — это перевешивало. Цель оправдывала бесчестные средства, да.

Наверное, именно повинуясь этой мысли, он и поддержал порыв всеобщего сумасшествия... Да и, вздохнув, закупился целой кипой весёленьких разноцветных футболок — во-первых, отпуск, не хрен в фиолетово-черном, ладно, просто серым и болотном ходить... А во-вторых, надоело уже, что Мишка временами бомжика напоминает, затаскивая все свои вещи до критичного состояния проглядывания телес. Некоторые привычки, блин, не меняются, но попробовать-то стоило?

* * *

Да уж, всё совсем-совсем непросто, мягко скажем... Просто его выпнули с больнички — размашистым росчерком лечащего и напутственным — желаем всё вспомнить поскорее, а ещё не попадать к ним... По крайней мере, и тут этот Глеб Пугач хмыкнул, назвав явно дни своего дежурства. А хорош, гад — наглый и упёртый. Вон проштрафился, но мину делает, будто всё тип-топ. Блин, стрёмная ассоциация. Тип-топ — так, значит, в этом их голубом вагоне изъясняются? Ладно, ё-моё. Нельзя с выводами спешить. Группе положено быть придурковатой слегка, а уж ему, как, видимо, лидеру, и вовсе надо соответствовать образу главного безумца. Впрочем, был шанс в зеркало поглядеть.

Как и полагал — рожа как рожа. Вполне себе... Местные дамы внимание обращали. Брови чуть уступали Брежневу, но оно и хорошо — нечего особо походить на того, кто с мужиками целова... Так, всё! Ресницы шикарные, глаза, как и всплыло у него в памяти, карие, цвета тёмного, нефильтрованного пивка. Жаль, что только цвет он помнил, а вкус и аромат — опять нет. Но ассоциация отчего-то почти приятная была, да. Надо, наверное, попробовать — возвратить — цвет, вкус и запах. Потом. Тогда же его заинтересовала и явная недостача зубов во рту — передних... Это было бы нормально, будь он хоккеистом, драчуном или же отпетым алкашом... Но он, вроде как, рок-музыкант. Может, специально выбил?

Так что, при встрече со стаей товарищей, он тут же и поинтересовался, как это произошло. Пауза ему не понравилась — либо так до конца и не приняли, что он тут в роли рыбки Дори, либо обдумывали ложь. Тут-то, как говорится, он их и подловил. Скрестил руки на груди, ощетинился и потребовал хором выдать правду. На самом деле, и их лица многое сказали.

Ситуацию пытались исправить оба крашеных блондина, но не тут-то было. Что он, дурак, что ли? Верить... Мол, история запутанная, что обламывал он их в несколько этапов и первый вовсе не при них, но, как говорят — на турнике — и вообще, его с детства к физкультуре тянуло. Просто здоровье слабое — вот порой и приходится себя ограничивать... Угу, так он им и поверил. Складно брешут — спору нет, но что-то внутри вопило о подвохе. И всё, деваться больше некуда... Оставайся, мальчик, с нами — будешь нашим королём — это про них.

Миша скованно огляделся: гостишка как гостишка. Ну, выписали его без особых приключений — так называемые друзья забрали и споренько организовали доставку в место проживания.

Преодолевая неловкость и неверие (вон какая заминка вышла с зубами — это хоть и личное, но требовало выяснений. Как и многое другое — верить или нет — сам решит. А вообще, прозвучавшее слабое здоровье могло объяснить и незабытую ненависть к больницам, и следы от инъекций на теле — застарелые и не очень... Либо на него напала стая бешеных ежей, либо Мишке досталось порция уколов — живого места почти не осталось), сумел выяснить, что тут они, вообще-то, на отдыхе. Не какая-то скорая экскурсия после выступления, а именно часть программы запланированного отпуска. А живут в славном городе-герое Ленинграде. Ну, по современному — Санкт-Петербурге.

Вот тут что-то ощутимо отдалось узнаванием, хоть тут честны от и до — Питер, дождь, гитарный перебор. Ну, гитара-то ясно — уже успели ему поведать, что, несмотря на то, что в их шайке-лейке аж два гитариста и басист — сам он музло вовсе не на барабане придумывает.

Заодно и выяснил больше о группе, вполне успешной, кстати... Отельчик это подтверждал — не самого хард-эконом класса. Король и Шут — название странное, но сердцу отчего-то милое. Родное такое... Да и у парней, что рассказывать взялись, именно на нем, да и рассказах о группе, выражения лиц смягчались — даже ёрзать переставали. Тут не лгали, да.

Постепенно становится понятно, с какого перепуга их всех, разных таких (про обнаруженное сходство Горшок не треплется — продолжает включенное наблюдение), в одну компашку затянуло. Общее дело объединяет, да, подчас и таких разношёрстных личностей. Да и ярлыки вешать — последнее дело. Хоть и по-прежнему слабо представлял их кудрявого цыплёнка с гитарой, но был готов поверить в это.

Вообще — лучше было с ними, чем в больнице. Нескучно, и не одиноко, может, малость назойливо, но пускай... Может, их стараниями чего и вспомнит быстрее, вон музыку тоже включили — как сказал этот напористый белобрысый, Шура, кажется (а ведь имя универсальное. Совершено! Шура — это может быть и дама, и вот... этот) — возможно, она поможет. Миша тоже надеялся, да — что-нибудь да вспомнит. Всё же музыка — это что-то на интуитивном же, правда?

Что ж, и эта надежда не оправдалась. Не спали оковы этого белого, черного ли плена, что память его забрал... Музло годное, отличное просто. Аж гордость за себя берёт, ага — сейчас бы ещё вспомнить, как это делается... Впрочем, пальцы по гитаре били умело — помнят. Они — да, он — нет. Сумеет ли сущность свою вернуть? снова писать? Без сердцевины, без памяти — вряд ли. Увы. Текста тоже зачетные — что-то в душе удовлетворенно муркает при этом, подпевать рвётся.. Отдаётся узнаванием каким-то лёгким, почти невесомым — но и только. Разочарован ли он? Слишком сильно.

— Мих, Мих, — засуетился вокруг, завидев его поникший вид … Андрей, да, он. Хотя сейчас он не на кабанчика походил, а на курицу-наседку. Воистину, блин, вон как, ё-моё, раскудахтался. — Лапки не опускай, вон док же сказал, что вполне возможно, эффект временный, что это сочетание травмы и испытанного стресса, и память может вернуться в любой момент. Что-то да напомнит, слышишь? Обязательно... А нет — так ты снова сможешь выудить. Музыка — часть тебя, исчезнуть не может... Надо отыскать. Мы все поможем... — вот говорит все, а явно имеет в виду в основном себя — вон как с придыханием смотрит.

Забавный он, Князев. Мишка невольно улыбается: вроде, знакомы сейчас со всеми примерно одинаково — неполные сутки, но этот вот как-то иначе ощущается. И дело не в том пугающем, возникшем сразу чувстве, потребности даже, как-то касаться, установить, блин, контакт поближе... Хотя и оно не унимается. Просто очень споро понимает, какой поверхностной была оценка "деревенского дурачка". Нет, не прост тот — и явно что-то там гложущее изнутри подсвечивается редко-редко. Но что?

Поди, разбери, что именно — не даёт, не пускает, отчего-то от этого обидно, будто бы раньше таких тайн и секретов у них не было. Да, тут реально чувствуется, что это раньше у них всё же было. Забавный, да... Если этот Шура взял на себя роль в какой-то движ его втягивать, то этот вот неотступно рядом был и то ли охранял наседкой (вообще, вокруг него все сгрудились, но тут совсем уж минимум дистанции — причём тушка его совсем не против была, да), то ли смешил намеренно — всячески отвлекая от всяких гнетущих мыслей. Шут, одним словом... Но такой, себе на уме. Мозг отчего-то подсказывает, что иным Шутам дозволено больше Королей... Королю лицо держать надо, а с дурака какой спрос?

Вот и старается позитивчиком таким быть. Несмотря на рой мыслей и некоторое опасение, что все они тут не только товарищи музыканты, но и представители сексуального меньшинства, рядом с ним как-то спокойно.

"В конце концов, — думает Мишка. — Раньше-то он ничего против не имел и такой компании, и способа... кхм... досуга. Так чего сейчас выёживаться?" — что-то внутри сделало вид, будто валится в обморок. Нет, никакого пока.. кхм... такого досуга! Пока точно знать не будет. И уверен, что, во-первых, это ему надо, а во-вторых, что не промахнулся. А то так и друзей лишиться можно. Тушка его явно боится и мысли этой, и одиночества. Как огня. Сильно.

Да и вообще — первая и очень страшная мысль, что не случайно он в воду-то грохнулся, почему-то кажется уже не такой вероятной. Да, с этими незнакомцами (к одному из которых весьма, блин, тянет) по-прежнему неловко, но не чувствует он какой-либо угрозы от них. Заботятся, да. Вину тоже ощущает... Может, потому и заботятся отчасти. Но вина — она разная бывает очень. Бывает, просто не уследили — хотя что он, деть малый, что ли? Ну или не так — случайно толкнули... Бывает же? Бывает, увы... Кожуру какую уронили — он и раскатился... Но не злонамеренно спихнули — тогда бы так себя не вели. Вот. Говорят ещё наперебой, что расслабиться надо, отдохнуть, мол, во как в округе хорошо (Горшок предлагает съездить на катере снова, чтоб уж точно вспомнить, но все единым порывом отвечают: "Даже не думай!"), вот тогда память наверняка вернется.

А как тут расслабишься — Миша обвёл глазами номер гостиницы, куда его привезли. Ну, номер как номер, единственное, что вспомнил — он в подобных бывал слишком часто. Делят его на двоих с Князевым… Мысленно сокращает до Князя — логично же так называть, да? И это — и прозвище, и делёжка номера — тоже вполне привычно звучит, ничего не протестует внутри. Кроме тоненького голоска, что это неспроста, а кровати отдельные — только для конспирации. Сдвинуть... он мучительно краснеет... не проблема. Мысленно пообещав себе во всём постепенно разобраться, осматривается дальше, подмечая на что и как реагирует эта его остаточная память не память, но что-то там, что голосок подаёт.

Ладно ещё, гантели, что в углу припылились, а вот книга по йоге, на видном месте лежавшая — вот это да, прям отторжение какое-то. Может, Князь забыл у него на тумбочке? Оценивающее посмотрел... Медитирующим он его мог представить, да... А вот занимающегося по этому самоучителю... С натяжкой — тоже да. Но не себя ж! С другой стороны, а что Горшок вообще о себе помнил? Ничего. Так и чему удивляться, а?

— Ты незадолго до увлёкся, — Андрей опять правильно истолковывает взгляд. Колдун просто какой-то, мысли, что ли, читает? Но ведь реально, предугадывал ещё не высказанные вопросы. — Ну, незадолго до этого… происшествия.

Почему-то в его голосе отчетливо какое-то странное чувство звучит. Миша не понимает, что это за х*йня, но его однозначно что-то смущает. Ладно, разберётся, наверное. Йога — это ж не Горбатая гора в пересказе... Правда, водружённая ему кем-то из парней по выходу из больнички на голову шляпа (чтоб голову пострадавшую не напекло) такие ассоциации невольно навевала.

А йогу он даже решил попробовать — ну, мало ли, вдруг его эта активность физическая, или там, например, правильное дыхание перекосит что в мозгах обратно. Медитация — дело же как раз направленное на поиск себя, обретение гармонии и всё прочее, неплохо в его ситуации звучавшее, бла-бла-бла.

Но позже — не то чтобы ограничения какие больничные мешали (что-то там Глеб Пугач ему размашисто на листике изложил общими фразочками и почерком корявым), их, на самом деле и нет-то почти — друзья устно выспросили.

Ограничились обтекаемыми советами больше отдыхать и не перенапрягаться, так что йога без фанатизма (а где его взять?) точно разрешена, просто не особо его к той странной гимнастике тянуло. А некоторые картинки так и вовсе вызывали холодок по коже — это ж надо... Что он им, гуттаперчевый панк, что ли?!

Благо хоть, когда наступило это "позже", компанию ему решили составить двое, наиболее часто вокруг него околачивающихся товарищей — Андрей и Шура. Остальные-то после первого дня чуть поостыли и дышать стало легче — всё-таки, когда за тобой вечно толпа — точно свита следует — это напрягает. Ну, а этих двоих... Подумаешь, мы с Тамарой — санитары, мы с Тамарой ходим парой — не так бесит, да.

А уж в таком деле, к которому подступиться страшновато — а вдруг завяжешься? Хоть спасут... Короче, рад им был, наверное, Миша. Первый, хоть и нормально представлялся в этом занятии, сейчас явно присоединился чисто ради охраны, что ли… Ну, именно такое ощущение и появляется, глядя на его скептическое лицо, смотревшее в книжку с легким ужасом.

А вот второй вполне охотно — готов за собственным ковриком бежать и прям тут же начать выламываться и в узел закручиваться. Балу, вообще, дышал энтузиазмом — всегда и везде, аж странно... Какой там чай, интересно, пьёт?! А почему чай? Горшок задумался... Мозг хмыкнул про что-то кислое, но разве чай бывает кислым, а?

Вот поглядел на него сейчас, как тот завязаться пытается, на напряженного Князя и вдруг точно понял, что ну нах... И свернул коврик. Нет — Миша поёжился — не хватало ещё снова уехать в больничку, не сумев распутаться. Друзья же тоже не волшебники. А вот в этом было что-то правильное: что-то подсказывало, что в своих руках-ногах он и без восточных практик умудрялся запутаться. Андрей при этом едва заметно выдохнул — ну вот и хорошо... А Санёк чуточку расстроился, да, но быстро натянул на себя старую маску кота-улыбаки.

Впрочем, никто и не протестует, не уговаривают даже вернуться к этому, индийскому, что ль, занятию... Да и в остальном не давят. Вообще, им всем, видимо, тоже неуютно — не знают, то ли его беречь всячески, то ли вести себя как всегда. Впрочем, это "как всегда" Миша не знает, поэтому тоже сложно. Очень. И вот эта вот неестественность, натянутость какая-то чувствуется. Напрягает это — не должно так быть. Особенно, когда подобное в Князя мелькает — почему-то слишком больно бьёт.

Да уж... В первый день вообще невыносимо было — может, понять их и не сложно, перетрусили за него. Но не до такой же степени, а? Ну не совсем он сейчас безмозглый и беспомощный... Ходят везде вместе, хотя тут следует сказать — водят его везде, практически под конвоем. Боятся, что ли, как бы снова куда не влип, а? И это, кстати, заставляет вспыхнуть в голове новую страшную мысль... Что если за борт он не случайно всё ж свалился, но это не друзья устроили, а вот просто сам взял и нырнул, а? Тогда поведение было бы объяснимо. Но думать об этом невыносимо... Хотя и какое-то подсасывающее чувство внутри не давало полностью избавиться от этого. Но молчит, точно о таком спрашивать не станет. Это малодушно, но пока необходимо.

Так что, окруженный любящими друзьями, идёт обедать. Реально, толпой все ползут. Можно, конечно, объяснить, что накрывают на всех в одно время, но... Первый день его это сильно бесит. Они что, попугаи-неразлучники? Сиамские близнецы? Ну, с Андреем так точно: почему-то у Михи возникает ощущение, что последний еле сдерживается, чтоб за ручку не прихватить (ага, чтоб никуда не убёг, что ли? Но, с другой стороны, тушка его и сама не против прихватить... Но сам он, памятуя об опасениях, сдерживается) или за шкирку. Чего они все так опасаются-то? Телохранители, ё-моё! Это все напоминает о возможной попытке свести счёты с жизнью, оттого лишь сильнее раздражает. И ничего ведь не спросишь толком — как же бесит... Вот так, раз и оказаться в зависимости от других, познавать самого себя через, возможно, искаженную призму чужого восприятия... Как же достало!

А есть почему-то не хочется. Вот совсем не привлекает запах пищи. Не тошниловка какая — вполне нормальная еда, но не хочется. Может, аппетит портит происшедшее? И неизвестность в будущем? Вроде как, радоваться надо — живой же, не одинок даже, а не может. Ну вот никак, блин.

Что с того, что живой (может, вообще не хотел им оставаться, а?), если всю жизнь будет себя заново узнавать, если не вспомнит первые лет тридцать. Даже если по рассказам друзей, семьи, знакомых и восполнит часть прошлого, то полноценным воспоминанием это не назовешь. Всё равно всю оставшуюся жизнь будет себя чувствовать… не таким, как все, неполноценным, неудачным последствием падения в воду. И никто его не поймёт до конца... Даже Андрей. Несмотря на жаркий день, откуда-то точно холодом дохнуло... Будто бы происшествие это возводило черту, невидимую, но ощутимую между ним и всеми остальными. И, кажется, не в первый раз... Нет, думать про это не хотелось совершенно. Лучше уж занять челюсти едой. Даже если тоже не хочется.

Хотя, может, в отсутствии желания насладиться пищей (да хотя бы чувства голода, и вообще, он не только ведь вкус алкоголя позабыл — много чего!) виноваты всё те же друзья — суетятся излишне. Усадили, притащили ему овощи (что-то в мозгу хмыкало и шептало: травоядное!) с дебильной (правда-правда, именно это и вставлял голос, хоть Мишка и не помнил, что в той дебильного — пахла вполне сносно) куриной грудкой.

А эти, поди ж ты, уверяют наперебой, что её он на обед (ужин тоже!) и поглощает в рекордных количествах. В прикуску с томатами и зеленью, название которой парни долго не могли вспомнить, пока кто-то не брякнул — шпинат... И да, тогда всё совпало. Отчего-то Миша был уверен, что этот самый шпинат ой как не любит... Зачем они врут? Но пока промолчал.

А те продолжали заливать ему, что именно это он и предпочитает, ещё и запивая всё любезно пододвинутой Балу жижей нежно-болотного цвета, именуемой смузи. Рифма к слову сразу же просится соответствующая, потому что на вкус это оно и есть. И это хорошо, что этот стакан слизи ему принесли не овощной — точно б вырвало! А так, просто по консистенции — дрянь редкостная.

И кто только додумывается смешивать в одном коктейле киви, молоко, яблоко и ещё хрен весть что? Причем киви попалось, очевидно, незрелое — кислющее, бл*дь, перебивает почти что другие вкусы. Кроме молочного — там да... Что он им, младенец, в таком количестве поглощать... Телёночек, блин.

Чтоб вас, друзья лучшие! Но под всеми взглядами не больно отвертишься. Старательно пытаясь не морщиться, делает ещё один глоток — брр, редкостная дрянь. Как и эти овощи на пару. И грудка без специй — мозг прекрасно помнит, что есть такие и с ними эта дрянь не так напоминает подошву... Но под взглядами пятерых обеспокоенных птеродактилей приходится и пить, и есть… Эх, сейчас бы пивка, — отстранённо выдаёт мозг… Дело, может, и пошло бы! Может, есть какой полезный коктейль с ним?! Нет, пиво со сливками — это извращение... Похуже, чем арбуз с селёдкой — да, всё-таки кое-что Миха знает. Не совсем пенёк. Вот и славно. Надо просто набраться терпения. Сегодня как-нибудь вытерпит и уступит, завтра, прорычав что-то о разнообразии рациона, возьмёт чего другого и поест нормально... Сегодня надо вытерпеть — волновались же, да и вдруг не так уж и врут, а? Вдруг тушка распробует, а?

Ладно уж, хотя бы ради умоляющих глаз Князя (реально, ё-моё! Такие проникновенные... И сопротивляться сложно — как есть колдун-кабан!) будет делать вид, что всё ок, и ему радостно заходит эта прекрасная часть куриной тушки. Настолько хороша, что он отрезает часть и внаглую суёт и тому, и Балу — ну а что, делите трапезу с другом, сами ж говорили, что вкуснятина! Они и делят, морщатся едва заметно, но сминают... Надеется Миша, что завтра эта, невесть откуда метнувшаяся хитрость сработает и он спокойно запихнёт в себя что-нибудь не такое безвкусное.

Кстати, об этом… Не о тушке курячьей аль поросячьей, хотя и о ней тоже. Князев, реально, хоть и чем-то тёплым отзывался, но вскорости немного задолбал своей заботой, все мыслимые пределы и границы переходит же. Ещё немного — с ложечки кормить будет, преданно хвостиком помахивая. Вот же, носится, как курица с яйцом… Нет, приятно, конечно, что хоть кому-то нужен, если отвлечься от факта, что Миша ни хрена не помнит, какой тот, чего можно ожидать, чего нет и какие у них там, бл*дь, отношения.

Очевидно только, что сам Андрей его очень хорошо знает — вон, даже мысли читает почти что. А ещё тушку Горшенёвскую к нему тянет — с самого первого появления того на горизонте. Руки сами собой норовят загрести и вот... Ну к примеру за ухо схватить — не больно, а так шутливо... Игриво, бл*дь! И это наводит уже Мишу на определенные мысли: слишком много странного… Носится и суетится, буквально укутывая заботой — видно, что искренне переживает, живут в одном номере… А ведь парни-то по одному заселились — ему показали, где, чтоб, если что и Княже под рукой не будет (это что же должно случиться, чтоб тот отлепился, а?!), мог бы получить помощь в других местах.

Миха покосился на улыбающегося (кажется, даже без притворства — он реально рад видеть, как он, бл*дь, ест — это вообще что такое? Разве мужики... Ну, так должны делать, а? Хоть и с заботой о друге, бла-бла?!) Князя, снова зацепившись взглядом за сережку в его ухе — нет, пираты, конечно, такое носили, а Депповский капитан Джек Воробей и вовсе глаза красил... Но они ж, ё-моё, не пираты! Посмотрел, да и машинально одернул собственную развесёленькую футболку (там какой-то дракончик был, изумрудный, на нежно-фиолетовом, спасибо, не розовом фоне!) — Андрюха настоял, что надо переодеться (а выбор был именно из всех цветов радуги — вырвиглазные футболки, здесь хоть дракон такой, ну, клевенький!) и футболку, в которой он из больницы притурился (тёмная! Малость застиранная, но вполне милая душе) запихнул куда подальше (Горшенёв, честно говоря, даже не углядел, куда та полетела).

М-да, весело. Серёжки, один номер, футболочки яркие, тяга эта ещё... Всё складывалось в голове во вполне определённый этюд в голубых тонах, вот только, несмотря на всю внутреннюю расположенность (и даже тягу!) к Андрею, никак не желающий до конца укладываться в голове. Не, ну тянет его — руку забросить, некоторые собственнические мысли пробегают, но чтоб в полной мере, вот о том самом... Откуда тогда в нём эта самая предубеждённость к п*дорасам сидит, а? Ну, если он сам п*дорас, а? Нет, что-то не клеится... Может, последствия травмы? И в лоб же не спросишь, да. Ладно, будем стратегически заходить с другого конца... И нет, отставить все пошлые мысли при этом взметнувшиеся.

— А у меня семья есть? Или я сирота детдомовский? — и это, блин, резонный вопрос. В тридцать лет остаться одному-одинёшеньку на свете, только с друзьями — это как-то... Очень печально. А если есть, то разве им не должны были сообщить, а? Хоть позвонили бы, да! И трубочку дали... Может, Миха их голоса вспомнит, а?

Да и почему-то, при упоминании этом, какое-то странное ощущение появляется, что пришлось ему туговато... И одиноко существовать, и даже побродяжничать. Чувство дома какое-то притуплённое, да. Стойкое понимание охватило, что были деньки, когда в карманах и желудке пусто, а ночлег — вообще дело сложное. Но только ощущение то было, не мог до конца быть уверенным — память упрямо отказывалась что-либо совсем уж чёткое выдавать.

— Есть, — кашлянул Саша Леонтьев (как же много вокруг Саш, специально, что ли, подбирали?! Типа, тебя зовут Александр? А, добро пожаловать... Назвали бы тогда группу Сашки — Победители и Шуты, ё-моё), пока Балу с Андреем устроили перестрелку глазами. И о чём сей мыслеобмен, а? Похоже, они тут главные... Мозг хмыкнул, но выдал — заговорщики. Только вот цель заговора бы понять, да.

— Да, конечно, — спохватился и Князь, когда понял, видно, что молчание затягивается, перечислил: — Мама, папа, брат!

— А… Они не интересовались? — так, срочно сделать вид, что тебе всё равно. В конце концов ничего серьёзного же не случилось! Живой... А память — может, вернётся ещё. Тут ему точно не солгали. Мама, папа — полная семья... Что ж тогда его так помотало? Вот даже брат — для развеивания детского одиночества имелся. Чего не хватило-то?

— А мы им не сообщали, — ну ох*еть... Горшок выпучился, а Шурка, Балу, котяра, блин, пытался, видимо, это произнести легко и непринужденно, получалось лишь отчасти — нервничал даже он, да. — Что волновать, а? Вот сейчас, оклемаешься немного… Может, и память вернется, да. Родных тоже беречь надо от потрясений, — быстро затараторил, а остальные покивали.

Ну, такая версия, пожалуй, выглядела убедительной. Миха медленно кивнул... Правильно, что людей попусту тревожить... Хотя, возможно, даже просто разговор по телефону мог бы дать нужный пинок для пробуждения спящих клеток, отвечающих за воспоминания. Он очень надеялся, что память реально спит, а не сгинула с концами в небытие. Примем на веру, подождём немного — в конце концов позвонить всегда успеют, да. У него ж таймера внутри нет. Само авось рассосётся. Или отёк какой внутри спадёт — и вспомнит. Да, пусть родители не волнуются, что-то подсказывало — он им хлопот доставил. А у брата своих хлопот полон рот. Хотя звонку ему внутренности меньше сопротивлялись — сложнее взволновать того, да.

Другое дело, почему этот вопрос его, вполне резонный, переполошил всю группу товарищей?! Так, всё же хорошо, ё-моё? Он может интересоваться своей родней? Или у него с ними отношения швах и пздц? Ну, с натяжкой — примем как версию.

— А девчонка? — хотелось уж заодно и статус прояснить… Да и в отношениях с Князем много что по местам расставит! Если, конечно, у них там не дружная шведская семья. — Подруга, там, или… Жена?

Результат превзошел ожидания — Балу поперхнулся (Горшок испытал укол совести — не надо было за столом выяснять, с другой стороны, а кто ж знал-то?! Нет, он догадывался, что всё непросто, но не до такой ж степени), все остальные засуетились, стали жевать с таким энтузиазмом, будто они Жевуны какие... Лишь б им отвечать не пришлось. Но не все. Глядя на покрасневшего, словно рак варёный Андрея, Миша обречённо понял, что подозрения потихоньку переходят в разряд голозадых фактов.

Отлично просто — мало того, что без памяти (наверное, и без ума — чего его понесло вообще на яхту и, тем более, на перила?), так ещё и п*дор. Откуда в нём тогда фобия-то? Или он не просто п*дор, а мазохист? Вполне, бл*дь, возможно... Мыши кололись, но ели кактус... А ему точно ощущений острых не хватало — с одной стороны, ел себя поедом, с другой — наслаждался, подминанием этих... снова бросил... кажется, голодный взгляд на Князя — бочков аппетитных. Ох*еть не вых*еть. А книжечка по йоге — как разминочка, прелюдия перед камасутрой, что ли?

И как теперь, бл*дь, себя вести с Андро? Выяснить, что ли, всё до конца наедине? Звучит-то как ужасно! А уж сделать... Вдруг всё-таки ошибается, а? Тьфу, блин, однозначно — в такой момент не только память отшибёт, но и речь тоже, на фиг. Ну, так рисковать... другом. Может, Андрей сам что-нибудь прояснит? Должен же он всё же сам это прояснить, если они реально, а? Не барышня же какая стеснительная, а?! Ну, ладно, лучше пока отложить в сторону этот щекотливый вопрос, пока совсем от ужаса и противоречивых чувств с ума не сошёл. Улыбайся, Горшочек, улыбайся! Покажи, что всё хорошо! А не то, чуял, хуже будет... Надо бдительность усыпить, а там и узнает чего. Когда станут не как с писаной торбой с ним возиться. Да, так и сделает. Но что-то подсказывало ему, что терпение — не его конёк.