Одну Простую Сказку... (джен)

Солнце заливало пол в гостиной и от этого становилось как-то тепло и радостно на душе. Он ступил босыми ногами на паркетную доску и улыбнулся: тёплая. А где-то там, через коридор и налево, есть мама, и вот-вот запахнет кофе. Но кофе не запахло. В доме было тихо, а сделалось и совсем хрустально. Почему-то стало тепло щеке, хотя солнце до его лица ещё не доходило. Он даже успел отступить в тень с паркета. Почему же тепло щеке? Он чувствовал как с этим теплом появляется в нём какая-то необходимость ответа. В следующую секунду он увидел пол. Он лежал на нём, неестественно вывернув вправо голову, прислонившись к полу левой щекой, и солнечный свет струился рядом с ним, заставляя его замершие ресницы отбрасывать крохотную тень. Он посмотрел на себя со стороны и вздохнул.

Что делать дальше — никогда никто не рассказывал.

В эту самую секунду словно бы из воздуха перед ним соткался узкий и маленький человек.

Лепрекон? Полтергейст? Гоблин?

Человек был неопрятен, человек был зелен лицом, и, наконец, человек был прозрачен. Фалды его фрака переходили книзу в лохмотья. На голове человека, приминая его ржавые кудрявые волосы, был цилиндр. Что заставило человека появиться этим тёплым, нежным утром в комнате, вскорости прояснилось.

Взмахнув рукой, человек сказал: «Выбирай!» — и на стеклянной полке в ряд выстроились странные пузырьки и флаконы. Все они были с ладонь величиной. Какие-то сделаны были из дерева и, казалось, содержали внутри себя розовое масло; какие-то из щепок, ненадёжно, легковесно; какие-то из стекла, громоздкие и уродливые… Он шёл среди этих флаконов и понимал, что сейчас главное не ошибиться. Сущность зелья именно в форме. Всё дальнейшее его существование сейчас зависело от этих флаконов. Человек меж тем продолжил: «Выбери три из них. Что выберешь, туда и попадёшь».

Он нахмурился. «Так… деревянный, с розовым маслом — сухой, отточенный временем, второй, вот этот — малахит, зелень и прохлада, и третий...» — он взял третий флакон в руки и глубоко вздохнул — под его ногами был уже не паркет, а коричневая и хорошо утоптанная земля. Флаконы исчезли вместе с человеком, комнатой и им самим на полу, прижавшимся к паркету щекой. Вокруг была коричневая земля, коричневые горы и рыжее солнце на полнеба величиной.

Неестественно спать под кустом сирени в школе чародейства и волшебства Хогвартс. Неестественно. Так подумал Гарри, просыпаясь и разминая рукой свою затёкшую шею. Солнце, рыжее и огромное, заполнило собой всё небо и клонилось, клонилось за горизонт… Выкатившись из своего укрытия, он подобрал помятую мантию и пошёл прочь к дезаппарационному барьеру. Сегодняшнее посещение собственной жизни он назначил завершённым.

Раз в две-три недели Гарри выныривал из своего пыльного бардака на Стоун-стрит и тащился в Хогвартс. Как был — так и тащился. На Гриммо он давно не жил — отдал на откуп Рону и Гермионе. У них семья и всё такое. А как на дом скопят, так и вперёд. Вообще, взрослым людям нужно много пространства для своих семейных подвигов. А Гарри… он обошёлся уединённым образом жизни и комплексом ребёнка. И слинял. Слинял так, что как-то умудрился ребятам оставить в наследство о себе светлую память и мысль «да вот только недавно виделись». Какой это уровень магии и вид сглаза — Поттер думать не хотел. Поттерам думать вредно — это было доказано и неоднократно. Так что, слиняв от бушующего страстями магического мира, б/у надежда оного сначала попрыгала два месяца по миру с рюкзаком за плечами, а осенью поселилась в пригороде Лондона, где наличествовали двенадцать улиц с убийственно одинаковыми домами и какая-то фабрика по переработке кого-то во что-то. Первый месяц Гарри просто переваривал информацию о том, что мировой баланс восстановлен посредством выжившего Снейпа. Потом пришло понимание бесполезности самого себя в установившемся мире, а потом пришёл долгожданный пофигизм.

Ещё живя в палатке, Гарри подумал, что хорошо было бы начать как-то сначала. Но каким должно быть это Начало — Поттер никак решить не мог. Тот факт, что его имя теперь мировой бренд, не способствовало тому, чтобы что-то Начинать. Уж скорее продолжать героическую стезю «мальчик-который-выжил». Но не от этого ли он сбежал с рюкзаком на плечах? Слава — это ещё не всё. Да, профессор был очень точен в своих словах. Скрываться сколько-нибудь лет, пока о тебе не забудут? Но вот ведь штука, о тебе не забудут — тебя сделают легендой и приплетут ещё бог знает чего вроде знакомства или родства с Мерлином. Пойди потом отмойся.

Гарри не один вечер просидел в раздумьях перед костром, рассеянно обстругивая веточки ивняка. Доказывать всем своё право на личную жизнь и кропотливо, день за днём, ломать стереотип «мальчика-который-выжил» у Поттера душевных сил уже не было. Хватило с него за короткую жизнь душевных потрясений. Он был деморализован и раздавлен ими.

За такими раздумьями он пропустил сквозь себя июнь, а за ним и июль просочился в небытие.

Палатка трепыхалась на ветру. Вековые сосны шумели над головой, был последний день июля. Гарри лежал перед входом в палатку и смотрел в небо. Он давал себе слово, что подумает до дня рождения и примет окончательное решение. Бесцельно прыгать по холмам и провести ещё одну страшную зиму в палатке? Вернуться к магическому миру и отстаивать право на существование? Он вспомнил, как в одиннадцатый свой день рождения познакомился с Хагридом, познакомился с магией, с Хогвартсом. Кем он был до этого? Просто Гарри? «Нет, вы, наверное, ошиблись. Я же... я же просто Гарри!»

Уйти к магглам?

В этой идее была своя томительная прелесть. Уйти, чтобы там начать всё с начала. С того первобытного и чистого листа. Но не будет ли он скучать по миру, в котором было так много дорогих ему людей и вещей? Страшное слово «навсегда» мелькнуло у него перед глазами.

Поттер встал, решительно собрал палатку, накинул рюкзак себе на плечи и аппарировал. Терзания души решено было заглушить последней прогулкой по магической Англии. В конце концов, никто ведь не говорил, что в мир магглов ему нельзя прихватить памятные сувениры из прошлой жизни.

«Обещаю, что замышляю шалость, только шалость и ничего кроме шалости!» — хмыкнул Гарри, решительно заходя во Флориш и Блоттс.

Покупки Поттера были довольно хаотичны. Иногда ему и самому казалось, что он просто выхватывает вещи наобум, из тех, которые врезались ему в память в первый день посещения Косого переулка. «Долгожданный пофигизм», — думал про себя он. Словно по списку из Хогвартса, Поттер заглядывал то в аптеку, то в магазин мадам Малкин, даже в «Котлы» зашёл и не удержался, купил оловянный котёл №2 и каких-то книг по зельеварению, порассматривал мётлы, новую полироль, заглянул в странный магазин с коверканым названием какого-то растения и приобрел там горшок Зубастой Герани. Вообще, Поттер герань не любил, но сам факт существования этого растения, о котором он вспомнил сейчас, стоя посреди магазина, так его порадовал, что он немедленно схватил цветок и ломанулся к прилавку. Вообще, пофигизм у Поттера получился какой-то избирательный, так как лавку с мётлами он миновал без каких- либо приключений, а вот в Заманчивый Зверинец пошёл целенаправленно и даже как-то воинственно.

В лавке стоял вой. Выли все: собаки, кошки, продавец, пищали крысы и дулись с характерным звуком жабы. Что случилось в этом магазине, воющий продавец объяснить не смог, но Гарри на всякий случай попробовал простое «Фините». Вообще, Гарри серьёзно подозревал, что простейшие заклинания типа «Экспеллиармус» его конёк. Какие несчастья только не сидели в клетках. Нелепые собаки, отчесанные до зеркальности кошки, похожие на помпон с шапки Криви грызуны и обливные, будто в сиропе, жабы. Ничто так не произвело на Поттера впечатление, как обливные жабы. Он немедленно прошёл в самый конец магазина и стал разглядывать набор «кошек на вырост». В одной из клеток, с видом глубочайшего презрения к сермяжной действительности сидел вполне выросший облезлый кот. Его длинную шею венчала приплюснутая и оттого похожая на мяч для регби голова, а белая россыпь усов неэстетично торчала в разные стороны. Серое чучело сидело, отвернувшись от всех, и слегка подрагивало хвостом. Гарри хмыкнул и пошёл было дальше, но через секунду был пойман лапой за пакет с уменьшенными книгами. Кот глядел на Поттера оценивающе, словно прикидывая: «idiot absolutum, или есть надежда?». Исход партии стал ясен. Через десять минут два пофигиста и Зубастая Герань переступили порог Гринготтса.

В Гринготтсе не любят пофигистов. Тем паче пофигистов с животными и тем более с горшком герани. Но цэ ж был сам Гарри Поттер! Тот Самый! Гоблин дёрнул губой, но не высказал своих мыслей вслух, проводил до стойки. У стойки пресловутый Гарри Поттер опять столкнулся с враждебностью к пофигизму, но плюнул на всех (мысленно) и затребовал бумагу о состоянии своего счёта. Пятнадцатью минутами позже, выяснив у управляющего, как звучит цифра, написанная на пергаменте, он затребовал другую стопку бумаг и вот тогда в Гринготтсе начался переполох. Бывало в жизни всякое: пропивали, проигрывали, просто банально разорялись, но так ухнуть своё состояние… Даже гоблины — уж на что сдержанные существа, а всё равно нервно дёргали руками и выкатывали глаза к носу и обратно. Деньги свои Поттер пустил на отдел реанимации Мунго, Лабораторию при нём, часть отдал Хогвартсу с обтекаемым названием «пожертвования на нужды школы», а оставшиеся средства перевёл на счёт «пострадавших во время войны». Скромная сумма галлеонов, оставшаяся после разбазаривания фамильного наследства, была заботливо переведена в фунты и унесена в кармане старых джинсов пофигиста с котом и горшком герани.

Проклятые дни настали для корреспондентов «Ежедневного пророка». Герой магического мира, четыре месяца назад убивший Волдеморта, провалился сквозь землю, история его разговора с очнувшимся в июле профессором, дающая шанс написать статью-бестселлер, была не то чтобы засекречена, но о ней просто никто ничего не мог сказать, стало быть и писать-то не о чем. Сам оживший профессор сначала был так слаб, что и интервью не возьмёшь — только у медсестёр, и то по мелочи, о самочувствии, а когда пошёл на поправку, так и вовсе стал недосягаем: Орден Феникса преследовал по закону «о правах и частной жизни» и вечно загребал репортёров в аврорат до выяснения.

Рита Скиттер ещё раз грязно выругалась, потушила бычок о раковину и вышла из туалета. Проклятые дни, ни одной зацепки. Снейп от ордена Мерлина не отказался, но официально вручить себе ничего не дал, сославшись на хрупкое здоровье. Вернулся в Хогвартс и, судя по всему, сжигал во время завтраков всю корреспонденцию от редакторов всех изданий, существовавших в мире. Дети, которых удалось попытать при первой их вылазке в Хогсмит, рассказали, что Снейп такая же сволочь, как о нём рассказывали родители и братья с сестрами, а потом снова пришли из Ордена и пригрозили большим штрафом изданию. Мёртвая тема. С Поттером тоже был провал. После восьмого письма с просьбой об интервью, совы просто отказывались к нему лететь. Что он с ними там делал — осталось загадкой. Рита пнула ногой дверь и вышла на улицу. Что ж, репортаж о тайном благотворителе св. Мунго так репортаж о тайном благотворителе. И Скиттер решительно направилась в больницу.