Осенние письма (гет)

Робин Блэквуд сидел за письменным столом в своей комнате. За окном ветер шумел в верхушках елей, перекликались совы; в каминной трубе завывало и вздыхало домашнее эхо. Обычно так завывают призраки, но в доме Блэквудов семейные духи были тихими и скромными. Так что это был просто ветер.

"Здравствуй, дорогая Зара!" — Робин вывел эти строки на аккуратном листе бумаги, и его на мгновение охватила робость. Впрочем, почему бы и нет? Он давно уже думал о Заряне Драгомиловой — друзья коротко называли её Зарой — не иначе как о "дорогой".

Они познакомились в прошлом году в Хогвартсе. Робин тогда был на седьмом курсе и готовился к Тритонам; Заряна же училась в Дурмстранге, и — подумать только! — их дороги могли бы никогда не пересечься, если бы не Турнир Трёх волшебников. Владимир Драгомилов был одним из претендентов на участие в Турнире, а Заряна напросилась в Хогвартс вместе с братом. Удивительно, но в школе, славившейся своей суровой дисциплиной, дирекция пошла на такую уступку. Быть может, потому, что никто, даже бывший Упивающийся Смертью Игорь Каркаров, не мог ни в чём отказать Заре?

"Здравствуй, дорогая Зара! Надеюсь, у тебя всё хорошо. Передавай Владимиру привет из сырой, туманной Англии.

Нынче я дома, со мной всё в порядке, но... Признаюсь, Зара: дела у нас идут неважно. Вредители истребляют в нашем лесу лукотрусов, их разорённые колонии я вижу каждый день. Не будет лукотрусов — не будет и чёрных хвойников, не будет хвойников — не будет древесины для наших артефактов. Помнишь, я рассказывал, что наша семья давным-давно занимается заготовкой материалов для зелий и изготовления волшебных предметов? Были в нашем роду и мастера. Но теперь многое утрачено. Отец ещё надеется на возрождение нашего семейного дела, но его силы на исходе. Гибель Корвуса подкосила его даже сильнее, чем я прежде думал. Понимаешь, Зара: мой старший брат был его единственной, лучшей надеждой. А я совсем не тот человек, который мог бы его утешить.

Я так и слышу твой голос, дорогая Зара, когда ты выдвигаешь аргументы в мою защиту. Спасибо тебе. Ты настоящий друг, лучше и больше, чем друг: прости, я помню, ты запретила мне говорить об этом. Но я не могу перестать думать так, особенно сейчас. Я люблю тебя, Заряна, люблю. Любое место, даже самое замечательное, покажется мне тёмным, мрачным лесом без тебя. Но я найду дорогу из этого леса, и дорога приведёт меня к тебе. Прости, я не должен был. Но, ведь помнишь, я не давал тебе такого обещания: молчать. Нельзя обещать того, чего не сможешь выполнить."

Робин вздохнул, отложив перо. Слова сорвались — писать ему всегда было легче, чем говорить, — и он не желал от них отказаться. Ему вспомнилось нежное лицо Заряны, её улыбка и негромкий смех. Он любил её со всей силой первого чувства.

Поначалу он подружился с братом Зары. Владимир был мало похож на сестру: высокий, серьёзный не по летам, он несколько напоминал своего товарища по школе — знаменитого Виктора Крама, ставшего чемпионом. Впрочем, кряжистый Виктор казался деревенщиной рядом со стройным, изящным и безукоризненно, по-взрослому учтивым Владимиром Драгомиловым. Их род восходил к древним княжеским семействам, известным на Руси с домонгольских времён. Впрочем, в Драгомиловых не было и тени надменности; и брат, и сестра аккуратно отстранились от особенно напыщенных слизеринцев — вроде малфоевской компании.

На занятиях Владимир и Робин оказались за одной партой. После уроков они разговорились; говорили об обычных, обыденных вещах — школе, уроках, заданиях, учителях; немного коснулись и вещей необычных — например, Турнира. Владимир честно невысоко оценивал свои шансы на участие, но всё же желал попытать силы. У Робина такого желания не было. Турнир казался ему чем-то вроде гладиаторских боев — не слишком-то разумным предприятием.

— Ты прямо как моя сестра, — хмыкнул Владимир, — та тоже говорит про "Колизей". Поехала, видишь ли, оборонять меня. У тебя нет сестры?

— Нет. Есть старший брат.

Тогда Корвус ещё был жив.

— А вот у меня есть младшая сестра, Заряна... о, вот и она!

В коридоре, у расцвеченного зеленью Мирового Древа витража, стояла самая чудесная девушка, какую Робин когда-либо видел. Её осыпанное веснушками лицо казалось необычайно милым в окружении непокорных нежно-рыжих кудрей, а задорная белозубая улыбка могла обезоружить кого угодно. Строгая и тёмная, полувоенная форма Дурмстранга только подчёркивала её яркую весёлость.

Владимир представил их друг другу, и Робин сам не заметил, как согласился провести для новых друзей экскурсию по замку. Несколько часов назад такая затея привела бы его в ужас, но теперь он совершенно свободно отвечал на вопросы брата и сестры, демонстрируя им родной замок.

С тех пор они были почти неразлучны. Робин разговаривал с Владимиром о Турнире, школьных делах и методиках преподавания тёмных искусств, а сам смотрел на Заряну. Он обзавёлся англо-русским словарём и принялся учить русские слова и выражения. Сложный язык давался нелегко, но не просто ж так его зачислили на Рейвенкло!

Владимир отнюдь не был слеп. После того, как Робин пригласил Зару на Рождественский бал, Драгомилов отвёл его в сторонку и сказал:

— Вот что, Робин Блэквуд. Только попробуй обидеть мою сестру — и я спущу с тебя три шкуры.

— Отчего же сразу "обидеть"? — рассердился Робин. — Разве я похож на негодяя?

— Ты похож на обычного парня. Хорошего парня. Но Заряну лучше выбрось из головы.

— Знаешь, на кого ты сейчас похож? На восточного падишаха, готового запереть сестру на женской половине дома!

Владимир невесело рассмеялся.

— Её запрёшь! Сама запрёт кого хочешь. Просто помни — я тебя предупредил.

Робин запомнил. Возможно, он ещё долго собирался бы с духом, чтобы объясниться с Зарой. Она была так блистательна, а он — так обыкновенен, несмотря на свои "превосходно" в аттестате и тайком записанные в заветной тетради стихи. Но она была лучом солнца, осветившим мрачный лес, в котором он жил до недавнего времени, и Робин не мог отказаться от тепла и света.

Они танцевали на балу, и Робин даже ни разу не сбился и не спутал фигуры вальса, сидели рядом за столом и бродили среди роскошных ледяных скульптур, что сделали бы честь и самому Шармбатону.

Потом они зачем-то спрятались от Каркарова за ледяным дворцом, и тогда Робин объявил Заре, что он её очень любит. Именно так. Наверно, "очень" звучало глупо, но Зара, к счастью, так не подумала. Правда, она и не сказала "люблю" в ответ.

— Робин, милый... — Заряна сжала свои ручки в зелёных перчатках, — ты милый, ты очень-очень хороший. Но не надо... пожалуйста... не говори так. Не надо.

— Это всё Владимир!

— Не смей! — она неожиданно строго посмотрела на него. — Ты не знаешь, Робин, милый, ты всего не знаешь. Он здесь ни при чём. И мне так жаль лишиться нашей дружбы... так жаль...

Зара повернулась, подхватив свой изумрудный шлейф жестом настоящей светской дамы, и собралась уйти. Но Робин удержал её.

— Так не лишай меня своей дружбы. Не уходи... так.

Тогда же, в рождественскую ночь, она попросила его не говорить с ней больше о любви. Но такого обещания он дать не мог — сказал только, что постарается.

Окончился Турнир, окончился учебный год, и все трое навсегда покинули стены Хогвартса. Перед Робином и Владимиром простиралась взрослая жизнь, обоим предстояла служба, а Заряна, тоже оставив Дурмстранг, неожиданно для всех уехала в деревню к какой-то троюродной бабушке и поступила к ней в ученицы.

Робин вновь вздохнул, вернувшись из мира воспоминаний в сегодняшний день, к своему письму.

Разве я не молчал всё лето и даже сентябрь? Правда, тогда я едва успевал черкнуть несколько строк: работы в экспедиции было навалом, а Альфред Скамандер — строгий начальник, суров даже со своим племянником Рольфом. Но он был абсолютно прав, в этих гиблых местах иначе нельзя. Владимир оценил бы его железный характер, а Альфред непременно пожелал бы заполучить себе такого напарника. Теперь, когда я благополучно вернулся из экспедиции, могу признаться: А.С. отчаянно не желал брать меня на работу. Только из-за парты, без опыта работы, да ещё и вид у меня, как ты знаешь, не внушает особого доверия, ведь даже без школьной мантии я выгляжу моложе своих лет. Он был уверен, что отправит меня обратно при первой возможности. "Долина Чёрных Болот — это тебе не шутки!" — о, как же я ненавидел эту фразу! Хотя это сущая правда. Чёрные Болота одним своим видом вгоняют в тоску. Впрочем, мне, выросшему в глубине по-настоящему мрачного хвойного леса, было легче, чем многим другим. К сожалению, я не вправе описать все детали нашего путешествия, но оно оказалось в целом удачным. Знания по ЗОТИ, да и по другим предметам тоже, пригодились мне вовсю. Сейчас я несколько подробнее расскажу, какие именно из рекомендованных твоим братом изданий по предмету меня выручили..."

Робин поднял голову от письменного стола и улыбнулся. Так сообразительные Владимир и Заряна смогут понять, кого и как ловили и изучали в Долине Чёрных Болот. Он писал и писал, пока его голова не начала клониться всё ниже и ниже; наконец он просто-напросто уснул прямо за столом. На его губах играла лёгкая улыбка, а лунный свет, свободно проникавший в комнату сквозь не зашторенное окно, скользил по его лицу.

Там, за окном, простирался лес, мрачный и тёмный, густой хвойный лес. Этот лес издревле звался Чёрным; он дал своё имя его обитателям — Блэквудам. Старый дом их стоял в самой глубине лесной чащи, и не каждый мог отыскать дорогу к обиталищу древнего семейства хранителей лесных сокровищ.

Некогда Чёрный лес был частью великого Запретного леса, окружавшего замок Хогвартс. Но люди и существа наступали на лесные пространства, и вот древний лесной массив разделили дороги, усадьбы и поселения волшебников. Там, где в глухой чаще бродили лишь кабаны, а на лесных полянах обитали кентавры и стада единорогов, появилось человеческое жильё. Люди теснили магических существ, отнимали их территории, посягали на права, и вот Запретный лес возле волшебной школы остался едва ли не единственным оплотом разумных созданий, отличающихся видом и повадками от человека.

Над Чёрным же лесом издревле царила семья Блэквудов. Они состояли в родстве со знаменитыми Блэками и многими другими старинными знатными семействами. Но Блэквуды роднились и с магглорождёнными, и с полукровками, и вообще слыли этакими дикарями, так что не попадали ни в список Священных двадцати восьми, ни даже в светское волшебное сообщество. Шли века, род Блэквудов мельчал, и вот уже на излёте двадцатого столетия в семье осталось лишь двое — отец и сын. Вот уже несколько недель, как Робин вернулся из экспедиции, в которую нанялся в основном для того, чтобы заработать деньги для восстановления семейного дела, но если бы он оставался на Чёрных болотах; они с отцом жили в одном доме, обедали за одним столом, и сейчас их разделяла лишь тонкая перегородка. Но если бы весь дремучий Чёрный лес лежал между ними, они и то не могли бы быть дальше друг от друга.

Но даже в самом мрачном лесу наступает однажды рассвет. Осеннее небо посветлело; солнце зазолотило верхушки елей, коснулось лба безмятежно спящего Робина. Он проснулся от того, что кто-то стучался к нему в окно.

На подоконнике снаружи сидела малиновка. По-русски — "Зарянка", по-английски — "Робин". И, несмотря на затёкшую шею и ноги, Робин Блэквуд улыбнулся. Птица упорхнула, но её краткий визит дарил надежду.