В чёрной воде (джен)

Мне снились руки, изящные и тонкие, белые, как только выпавший снег. Мне снились глаза. Хищные, жестокие, но такие тёплые. Серые, волчьи глаза, что так внезапно поблекли, растеряли все оттенки чёрного. Осталась лишь ртуть. Она разлилась, потускнела. Серебро превратилось в жемчуг. Глаза. Хищные, жестокие. И такие холодные. Леденящий взор мертвеца.

Похоже, у меня был жар. Но всё было не так критично, как днём ранее. Вопросов и сомнений стало ещё больше с прошлой ночи. И если я хотел развеять хотя бы часть из них, мне стоило пошевеливаться. Небо было по-прежнему затянуто серыми облаками. Воздух был таким же густым, но кое-что всё же отличалось. Остров кишел народом. Хотя это громко сказано. Но сновавшие по крохотному кусочку суши люди, занимающиеся своими бытовыми делами так, будто накануне ничего сверхъестественного не произошло, здорово диссонировали с общей картиной происходящего. Я почти поверил, что накануне вечером ничего необычного не случилось. Что серые, даже с виду ледяные руки, цепляющиеся за прибрежную траву, мне привиделись. Если бы не глаза местных жителей. Точнее, страх, что въелся в них. Старый, изматывающий, словно хроническая болезнь, которую без воли к жизни ни одно лекарство не вытравит.

А они и были слабыми. Не физически, нет. Но духом. Это читалось в каждом быстром оборванном движении, в понурых головах, в устремлённых в землю взглядах. Каждый погрязший в безнадёге сломанный человечек безмолвно кричал о собственной незавидной судьбе. Совершенно не предпринимая попыток скрыть её принятие. И глядя на меня, они видели такого же оставленного всеми богами живого мертвеца, который просто пока этого не понимал. Но это простительно. Они ведь совершенно меня не знали. Потому, на время посадив под замок вздыбившее шерсть самолюбие, я поковылял к первому подвернувшемуся источнику информации.

Та самая женщина, что вчера уронила мне под ноги корзину, едва завидев моё приближение, тут же опустила голову и ретировалась в своё жилище. Странно. Что тут скажешь? Стоило мне окликнуть девушек, в компании которых та диковатая дама чистила грибы или что-то на них похожее, как они обе вскочили и, не оглядываясь, разбежались в разные стороны. Я даже сориентироваться не успел, за кем бежать и стоит ли их преследовать. Такое чувство, будто с моим появлением включался свет в наполненной тараканами комнате. К счастью ли, к горю, на меня тем временем надвигался довольно крепкий, высокий, заросший мужик неопределённых лет. Если бы не одежда, он бы походил на распиаренный образ канадского дровосека. Того самого, что, по рассказам, парой ударов разрубает стволы вековых секвой. Ну, может, несмотря на плотно сжатые кулаки и сдвинутые брови, он окажется сговорчивым, дружелюбным? На всякий случая аккуратно повёл, проверяя истерзанным плечом. Боль никуда не делась. И движения скованные. Как назло, ни одной палки, ни одного камня поблизости.

Мужик остановился в шаге от меня, и я приложил максимум усилий, чтобы не отступить и не отвести взгляд. Голос у него был низкий, грубый, под стать его внешности. Фразы короткие, отрывистые, больше похожие на обвинения, нежели на вопросы. Разве не очевидно, зачем я «полез к их женщинам»? И как я могу знать, каким образом здесь оказался? Я даже не имел ни малейшего представления, где это «здесь». Но очень хотел бы знать. И ещё интересней мне было, как выбраться с этого остова. Мужика, похоже, мои слова не зацепили. Он, как-то неопределённо хмыкнув, развернулся и, бросив напоследок предостережение, чтобы больше не совался к их женщинам, скрылся за деревьями.

«Да на кой чёрт мне сдались «их женщины»? Я хочу выбраться отсюда! Раз никто не питает жгучего желания мне в этом помочь, решу эту задачу по-своему. Путь потом не причитают». Лодки стояли там же, где их оставили вчера, чему я был безмерно рад. Вот только рядом с ними копошились сразу трое. «Незаметно «позаимствовать» вряд ли получится. Может, удастся уболтать как-то?» На плечо мягко легла чья-то рука, и я по возможности резко обернулся к её обладателю. Точнее, к обладательнице. Довольно миловидная в сравнении с остальными обитателями острова, совсем ещё юная девушка беззвучно отступала в заросли, прижав совсем по-детски палец к губам. Я с некоторым сомнением вновь посмотрел в сторону лодок и всё же последовал за ней. Девушка так нервно озиралась, будто собиралась толкнуть мне наркоту в ночном заведении определённого типа, а не просто перекинуться парой фраз, прояснить эту далёкую от нормальной ситуацию для меня.

В своей скрытности аборигены дали бы фору даже масонам. То, что я на их остров не своими ногами добрался, я и сам понял. Но почему и каким образом меня выбросило на берег, откуда у меня эти рваные, если судить по ощущениям, раны, девчонка не знала. И если верить её словам, никто на острове не мог этого знать. Меня нашли ранним утром лежащим без сознания лицом вниз. Нехотя обработали рану и «поселили» в пустующем «доме». Это было четыре дня назад. Я узнал, что они редко покидают родной остров. Только для пополнения некоторых запасов и только все вместе. Возвращаются до наступления сумерек. Ночь — не их время, а «тех». На этом слове она разволновалась сильнее прежнего. Я видел, как тяжело ей даётся разговор. Но я должен был знать. Я и не заметил, как схватил её за локоть, чтобы она не сбежала. И прежде чем отпустить, узнал, что лодки мне не видать, как собственных ушей. И перевозить меня никто не станет. Они никогда не заплывают дальше двух соседних островов, очертания которых я почти смог разглядеть накануне. Никогда. Никто не согласится помочь мне. Я должен был «смиренно принять» действительность.

Пока я поднимал с земли обронённую в неверии челюсть, девчонка выскользнула из моей ослабленной хватки и убежала. «В каком смысле «принять»? Остаться в этом гадюшнике, в компании его трусливых обитателей? Они могут бояться и дальше, прячась в своих норах от явно недружелюбных соседей, трясясь в неизвестности. Это их выбор. Не мой. Раз говорить с ними бесполезно, я больше не стану спрашивать. И уж тем более не стану просить. Не будут же они постоянно торчать на берегу у лодок. Однажды они оставят их без надзора, тогда я и уберусь отсюда».

В целом задача была несложная: запастись скромным провиантом, выгадать время, которое должно было приходиться на дневные часы — и дело сделано. Мне оставалось надеяться, что остальные острова оснащены хоть каким-то подобием укрытия. Не хотелось бы стать ужином для прелестных созданий, обитающих в этой топи. Хотя, признаюсь, до зуда жаждал их увидеть. Я знал себя достаточно хорошо, чтобы не усомниться: если представится шанс это сделать без реальной угрозы для жизни, я непременно им воспользуюсь. Пока же стоило заполнить чем-то желудок, который от обиды начал со звериным рёвом пожирать сам себя. Тем более откуда-то разносился аромат еды. А общем-то, всё равно, какой именно, главное — еды.

Почти в центре острова, окружённая высокими деревьями и хижинами, раскинулась небольшая поляна. Оттуда и веяло чем-то съедобным. «Будет ли верным решение присоединиться к скромной общей трапезе? И, главное, как это воспримут местные? Не проверишь — не узнаешь». Да и питаться травой, пусть и такой сочной, не очень-то хотелось. Хотя я уже заприметил пару-тройку съедобных и относительно питательных сортов. Ужасно хотелось чего-то более весомого. Хотелось мяса. Но, судя по всему, на него рассчитывать не стоило в любом случае. Что-то я не видел кроличьих или хотя бы птичьих клеток. Для живности крупнее здесь попросту не было места. Быть может, они охотились на соседних островах. Но опять же, на что-то мелкое. В воде же явно жили куда более ловкие и опытные охотники, чем эти ширококостные угрюмые отщепенцы. Не думаю, что вопрос конкуренции здесь когда-либо поднимался.

Не успел я и пары шагов сделать в направлении общего очага, как в руки грубовато сунули старую деревянную плошку с мутным, но зато горячим и ароматным содержимым. Похоже, вопрос пропитания решился сам собой. Тот самый здоровенный мужик являлся кем-то вроде главного у них. После его своеобразного приветственного жеста окружающие не то чтобы оттаяли, но общее напряжение заметно спало. «Что ж, мне это только на руку. Если не стану провоцировать, очень скоро они перейдут от настороженности к игнорированию».

Суп почти болезненно, но приятно обжёг желудок, и я, наслаждаясь, не заметил, что все взоры пересеклись на моей скромной персоне.« Чёрт! Как меня угораздило потерять бдительность? Пока я думал, как облапошить их, они отравили меня! Но зачем? Почему сейчас?» Сидящий рядом парень придержал выпавшую из рук тарелку и прижал тряпку к моей шее. Я отшатнулся, инстинктивно намереваясь увернуться от руки, но упёрся спиной в ствол дерева, под которым сидел. Посуду у меня забрали. Давление руки усилилось.