На полпути к свету (джен)

— Мам, пап, я дома!

Голос младшей дочери зазвенел в прихожей. Дверь открылась и закрылась неслышно — или её заглушили песни из включённого телевизора, — только дуновение морозного воздуха пронеслось по гостиной. Относительное спокойствие дома наполнилось щебетом Лили и поспешившей ей навстречу Рут. Уж сколько лет прошло, а жена всё напоминала Джону маленькую заботливую курочку-наседку, готовую в любой момент прикрыть чадушек своими крыльями. Он раз за разом умилялся этому сравнению. Что бы ни происходило, благополучной ли была их жизнь или находила чёрная полоса, Джон мог быть уверен: Рут поможет справиться с любой бедой, всегда прикроет и поддержит.

— Слава Богу, одна пришла, — сварливо отозвалась Петунья из кухни. Старшая дочь сегодня была не в настроении, и Лили опять досталось. — Без этого своего носатого.

Джон испустил тяжкий вздох. Из всех его девочек Петунья представлялась самой умной и понимающей, умнее и рациональнее даже матери. Казалось, она должна понять, почему её не отпустили встречать Рождество в компании одноклассниц. Какая разница, что через полгода они уже закончат школу, сейчас-то они ещё молоденькие неискушённые девочки. Вдруг кто позовёт мальчиков? До непотребств, слава Богу, не дойдёт (а поговаривали, в Лондоне среди молодёжи уже всякое бывало), но всё равно неприлично же! Что люди подумают? Только Петунья так хотела попасть на эту, как её, вечеринку, что здравый смысл ей отказал. Рождество, а она дулась. Как жаль, что обе дочки уже выросли и не верили в Отца Рождества: когда они были маленькими, страх получить уголёк вместо подарка действовал на них безотказно. Потом начались эти странности с Лили, ну и... Джон понимал, что они с Рут поступали неправильно: наказывали одну дочь и за то же самое прощали другую, только младшенькую с её способностями действительно лучше было не трогать. И что вышло?

— Сев сам не захотел приходить, чтобы ты знала.

— Ну да, ну да, так я и поверила. А это что? Не его подарочек, скажешь?

— Это из волшебных лавок. — В голосе Лили зазвучала гордость. — Косметические средства, которые у вас тут днём с огнём не сыщешь.

Вернувшийся было к прерванному чтению — он сидел в гостиной с газетой, — Джон закатил глаза. Ох уж эти женщины! Сейчас начнётся: косметика, украшения, одежда!.. Джон понимал желание дочек выглядеть симпатичнее и привлекательнее: возраст у обеих сейчас такой — активно женихаются, — но натуральная красота же важнее. А лица себе малюют известно, какие девицы. Подумав, влезать или нет со своим замечанием, Джон, в конце концов, промолчал. Возможно, что он, мужчина, попросту ничего не понимал в современной моде.

— Лили, детка, ты бы поделилась с Петти, — всполошилась Рут. — Ей очень бы пригодилось. И для волос, и вообще.

— Мама! Я что, по-твоему, уродка?!

— Нет, Петти, что ты! Но нет же предела совершенству.

— Да я скорее в монастырь уйду, чем буду мазаться их припарками из крысиных хвостов!

— Пап, привет!

Скинувшая верхнюю одежду Лили появилась в гостиной с бумажным свёртком в руках. На чёлке, ресницах и щеках у неё блестел растаявший снег, как камни какие-то драгоценные, алмазы или бриллианты. Джон аж залюбовался младшей дочерью. В кого только такая красавица уродилась? Ни он, ни Рут не отличались столь эффектной, яркой внешность, обычные же работяги, что с них взять? И вдруг — дочь не просто принцесса, а ещё и волшебница! Сказка!

Да, горькая...

Подошедшая Лили чмокнула его в щёку. От неё веяло прохладой и морозцем.

— Что, егоза, сбежала от матери с сестрой?

— Они говорят глупости! Как будто я Сева в дом тащу! Он сам напрашивается! А сегодня не стал, сказал, будет Рождество с семьёй отмечать и День подарков тоже!

— Ого! Неужели мистер и миссис Снейп наконец-то взялись за ум?

— Не знаю, не спрашивала, — пожала плечами Лили. — Но он выглядит довольным, так что может быть. Ладно, я побежала, надо переодеться. Мама хочет, чтобы я помогла ей с жабой в норке.

Джон только покачал головой вслед младшей дочери, которая, прижимая к груди свои зелья, умчалась на второй этаж. Затем отложил газету на журнальный столик и, поддёрнув брюки, встал, чтобы подойти к окну гостиной. Если аккуратно отодвинуть занавеску, то его не будет видно с улицы. Джон чувствовал себя безумно странно: прятаться в собственном доме! — но сейчас ему позарез требовалось остаться незамеченным.

Как он и думал, у калитки, борясь со вьюгой, перетаптывалась тёмная фигура.

Не стал напрашиваться, значит?

Снейп наконец вышел за ограду и медленно побрёл по улице. В ночной темноте, разрываемой лишь оранжевым светом фонарей, и то слабым, потому что снегопад совсем разыгрался, его фигура, сгорбленная и тонкая, выглядела ну очень уж жалко. Опустив занавеску, Джон с тяжёлым вздохом опёрся обеими руками о подоконник, низко опустил голову. Какое же неправильное поколение сейчас росло. Не уважало своих родителей! Нет, врали-то всегда. Про себя он тоже мог сказать, что отцу с матерью не всё рассказывал, но чтобы уж настолько откровенно ... Джону, конечно, далеко не двадцать, но слух его не подводил: слышал он, несмотря на работавший телевизор, как дочка на крыльце общалась с поклонником из Паучьего тупика. Ни слова не было сказано про праздник у Снейпов. Ладно, этот разговор мог произойти не у их дома, но остальное? Мальчик-то спросил про возможность прийти к ним в гости. Лили же сказала, что он не напрашивался. А самому Снейпу что ответила? Будто общалась с отцом по поводу приглашения (и не один!), и что Джон против. Ох, дочка-дочка. Ну, не нравился ей этот Снейп, сказала бы прямо, обманывать-то зачем?

Праздничное настроение его пошло на спад. Доселе Джон не сталкивался в лоб с пониманием, что его младшая, любимая дочь — такая… такая коварная, хитрая и нечестная. Подозревал, догадывался, очень уж много звоночков звенело, но до последнего верить не хотел.

Нельзя сказать, что ему нравился друг дочери, мальчик с непривычным уху именем «Северус». Сразу понятно — не наше имя, колдовское. Да и выглядел паренёк не так, как должен приличный юноша его возраста. Неухоженный, грязный, глазами чёрными зырк-зырк из-под длинных волос — Джон категорически не понимал и не принимал современную моду молодых людей отращивать волосы. Может, у магов, как у древних воинов, считалось, что вся сила в волосах, однако выглядел такой колдун чучелом и растрёпой. Что одет бедно, тут не повезло с родителями. Тобиас Снейп на фабрике давно уже стал притчей во языцех, редкий день приходил без перегара. Мать... что мать, ежели она колдунья и с детства колдовству только научена? Хотя вот до этого года показывала же Лили всякие фокусы: тарелку в мышь превращала, стул — в кастрюлю. Можно, значит, и в одежду что-то другое превратить? Детям волшебство творить запретили, ну, это Джон только поддерживал — ещё и покалечатся, не дай Бог! Но миссис Снейп-то кто мешает колдовать? Что же она за мать, что ей всё равно, как сын выглядит? Репутацию заработать трудно, потерять — легко. У юного Снейпа не репутация в Коукворте была, а слёзы одни. Но и с самого пацана Джон тоже вины не снимал. Нет денег — работать иди. Восьмидесяти лет не прошло ещё, как детский труд законодательно запрещён, а до того все одинаково трудились, и дети, и взрослые. В лавку бы какую нанялся на каникулы или к ним на фабрику. На фабрике руки всегда требовались. А он — нет, вместо этого таскался только за Лили, как привязанный, в рот заглядывал. Джон же не слепой, всё видел, хотя малец и старался не попадаться ему на глаза. Лили ему за солнце была, а он дочке не нужен был, это как пить дать. И отпускать не хотела. В старые времена так бы и сказали — ведьма. И как только Джон с Рут такую вырастили? Где же честность её, где справедливость, где искренность? Ох, Лили, Лили...

— ...мам, и не уговаривай. Зелья пьют только ненормальные, вот пусть Лили и глотает! Не то вернётся в свою истинную сущность, в крысиную.

Спор на кухне разгорался всё сильней. Джон хотел было велеть им успокоиться: Рождество же, нашли время ругаться! — но передумал и не сдвинулся с места. Поступок Лили, ничтоже сумняшеся обманувшей своего приятеля, требовал от него вмешаться, пожурить младшую дочь, повоспитывать. Нужна была всё-таки крепкая рука и какое-никакое наказание, а то вон что, доукрывала Рут-наседка деток крыльями. Одна родителям дерзит и родную сестру обижает, вторая другу своему врёт напропалую и родителями прикрывается. Разве тому они с женой дочек учили? Нет же! Надо вмешаться, надо, но... не поздно ли? Будет ли смысл? Петунье семнадцать, своя голова на плечах имеется, в ней сплошные планы уже. Школу закончить, замуж выйти, чтоб сын, чтоб дом, как у людей. А Лили... всё чаще Джон ловил себя на мысли, что не останется младшая дочка в Коукворте. Да даже и в Лондоне не останется — просто не захочет жить среди тех, кого не раз полупрезрительно называла маглами, когда под боком такой красочный и манящий волшебный мир. Всё чаще игнорировала она что его замечания, что матери. Всё чаще, объясняя свои поступки или слова (не всегда приятные) ссылалась на других волшебников, особенно на этого их Дамблдора. Джон признавал, что никогда не был хорошим воспитателем. Не мужское это дело. Его задача — деньги добывать, в дом приносить, чтобы все были сыты, обуты, одеты, чтоб крыша над головой имелась. А жизни учить, женским премудростям всяким должна мать. Все так жили, и его родители, и у Рут. Что же у них-то пошло не так, делали же всё, как и предки. И болело, болело сердце за младшенькую, конечно, ох, как болело! Да только это Рут ещё грезила и видела их семью полным круглым пирогом. Джон-то понимал, что один ломоть уже отрезан.

И случилось это ещё в тот день, когда волшебница постучала в их дверь и принесла для Лили письмо из волшебной школы.

— Во-первых, Петти, не обижай Лили, сколько можно говорить! Она не виновата, что родилась волшебницей, а ты — нет. Во-вторых, зелья, между прочим, очень эффективные. Лили нам из их аптекарской лавки такие прислала, ну чудо просто! У папы сразу и спина прошла, и сердце. И у меня руки не болят совсем.

Да, зелья действительно были хороши. Джон помнил, как от одного глотка по его телу прошла горячая волна, принесшая с собой очищение и оздоровление. И спину перестало ломить, и все суставы, и сердце больше не прихватывало. Вот она, магия! Омолодился так омолодился! Однако когда школьная сова (свою они так и не купили, уж больно дорого стоила) принесла волшебные лекарства, Джон и не задумался даже, где дочь их раздобыла! Написала, что купила в аптеке в волшебной деревне рядом со школой, значит, так оно и было. Сегодня же его взяли сомнения. Мальчик этот, что за Лили ходил, ведь зельями занимался, дочь сама рассказывала. И Петунья сразу заявила, что сестра снадобья от него принесла, это уже Лили объявила, что снова их в лавке приобрела. Ой ли? Не столько они с Рут ей карманных денег давали, чтобы направо и налево разбрасываться. Стоили-то зелья, небось, не два и не три пенса, а ого-го! Неужто дочка и тут врала? Снова?

Словно почувствовав, что он думал о ней, Лили пробежала по лестнице на первый этаж и, весело над чем-то хихикая, скрылась в кухне. Посмурневший Джон отделился-таки от окна, но сел не в своё кресло, а на софу, поближе к кухне. Чтобы лучше было слышно, о чём будут разговаривать его девочки, а то что-то ему совсем не нравилось. Не об этом Джон желал думать в день Рождества, не о том, что младшая дочь выросла не тем человеком, каким хотелось бы, и исправлять это, возможно, уже поздно.

Из кухни доносилось шкворчание приготовляемой еды, позвякивание посуды и стук ножа по разделочной доске. На ужин Рут, обрадованная, что дома в кои-то веки соберётся вся семья, запланировала столько, что Джон уверен был — они все лопнут, ну, или до конца каникул будут мучиться животами. Потянув носом — кажется, в духовку поставили гуся, — он шумно сглотнул, но мысли о предстоящем праздничном столе никак не могли перебить всё остальное.

— И вдобавок, Лили у нас умная девочка, Пет! Я же вас правильно воспитывала, — гордо заявила Рут, заставив его усмехнуться. Как иронично звучали теперь эти слова. — Можно дружить с разными мальчиками, можно. Но замуж нужно выходить только за достойного. Это возвращаясь к вашему спору о Северусе. Муж должен быть такой, чтоб за ним как за каменной стеной.

— Как папа, — ввернула Лили.

Ох, подлиза!

— Верно, как папа. Чтобы вы могли заниматься истинно женским предназначением: вести дом, воспитывать детей. А Северус... прости меня, Лили, милая, он совершенно бесперспективен. Нет, может, он и хороший волшебник и... как вы это называете? Я вечно забываю.

— Зельевар, мам.

— Да, зельевар.

— Тоже мне зельевар! А шампунь себе намешать и голову помыть знаний не хватает. Ну да, шампуни из крысиных хвостов и болотной жижи не делаются.

— Не ехидничай, Петти. Ты молодая девушка! Будешь так сквернословить — рано состаришься и будешь как миссис Арротс.

— Ей семьдесят, мам. Мы все такими будем в её возрасте.

— Ну уж нет! — звонко возразила Лили. — Волшебники живут дольше и стареют поздно. Так что я в семьдесят буду выглядеть всяко лучше тебя, Пет.

— Девочки, не ссорьтесь! — Рут слегка повысила голос. — Сегодня Рождество, а вы снова ругаетесь? Петунья, перемешай тесто для пудинга. Лили, а ты нарежь скумбрию для сэндвичей.

Спустя несколько секунд в кухне возобновились примолкшие было звуки готовки: мерно застучала по миске деревянная ложка, длинно и протяжно заходил нож по доске.

— Так вот, — наставительным тоном продолжила жена, довольная, что обе дочери пристроены к делу и, стало быть, разговорами будут меньше портить воспитательный момент. — Лили, я давно хотела тебе сказать. Раньше я закрывала глаза на вашу дружбу, но тебе уже пятнадцать, вот-вот настоящие кавалеры появятся. У молодой девушки из приличной семьи не может быть в друзьях неопрятного, неухоженного и неперспективного молодого человека. Ты же не рассматриваешь его в качестве спутника жизни?

— Кого? Сева? Мам, ну ты что? — рассмеялась младшая дочь. — Он же мой друг! Как я могу выйти за него замуж?

— Ох, поверь мне, милая, половина случаев, когда говорят такие слова, заканчивается браком.

— Ну, нет, точно нет. Сев много знает, мам, с ним полезно общаться, ну, для учёбы. Он меня столькому научил! И книги помогает найти в библиотеке, и сумку носит. Но замуж? Он же совсем незнатный, его ребята со Слизерина даже за своего не считают. Нет, я выйду замуж за другого, известного, богатого волшебника, — мечтательно протянула Лили.

Нож совсем перестал стучать по доске.

— Носильщик-паж, — насмешливо пропела Петунья, и видит Бог, Джон как никогда был с ней согласен! — А Снейп-то в курсе, кто он для тебя, сестричка? Или ты забыла сказать? А то я могу!

— Знает, конечно, — ответила Лили, но слишком уж неуверенно. — Я ему столько раз говорила! А он всё надеется.

Раздавшийся за этим смешок, похоже, означал, что Петунья сестре не поверила. Джон тоже.

— Значит, нужно сказать чётко и однозначно, — подытожила Рут. — Хочешь, мы с папой позовём его и потолкуем? Ведь он же не только в Коукворте за тобой ходит, в Хогвартсе наверняка тоже. Что там подумают? Ужас какой! Всех приличных женихов отвадит.

— Не надо, мам, я сама что-нибудь придумаю. — От поспешности, с которой дочка отказалась от их помощи в столь щекотливом деле, Джон досадно усмехнулся. Чего-то подобного он и ожидал, но получить подтверждение своим догадкам был не готов. — Не сейчас, может, потом. Скоро экзамены, и ссориться с Севом мне очень не хочется.

— О, конечно, придётся же самой заниматься.

— Петти! Помолчи, пожалуйста. Лили знает, что делает.

— Ещё скажи, что она поступает правильно, — фыркнула старшая дочь. — Она же Снейпа просто использует!

Дослушивать Джон не стал. Поднялся, пошарил по карманам — папиросы были на месте, — и вышел на крыльцо, накинув на плечи зимнее пальто. Рут не любила, когда он дымил в доме, сразу ворчать начинала, что придётся проветривать. А ему сейчас ой как хотелось голову проветрить!

Джон не вмешивался прежде в женские разговоры. Это же их штучки — как понравиться достойному жениху, как выбрать этого достойного, как дом вести, как готовить и за детьми следить. Он всегда знал, что Рут научит этому девочек в лучшем виде: она была прекрасной хозяйкой и матерью тоже. Послушав же сегодняшние разговоры, поневоле задался вопросом, — а когда всё пошло куда-то не туда? Потому что Петунья, чьи слова Рут определённо не нравились, права. Просто чертовски права, как ни горько было Джону это признавать! Не потому что старшая дочь не должна была оказываться правой, нет, совсем нет. Петунья говорила то... от чего душа переворачивалась. Лили, его девочка, его дочка, которая должна была вырасти честной, справедливой, доброй и искренней, действительно использовала этого мальчика. Сказала же она сама, что не хочет разрывать с ним дружбу, потому что экзамены скоро. Только дурак не уловит связь! Да, Северус Снейп был неопрятным, даже бандитским на вид, происходил из не самой благополучной семьи, но разве это давало право обходиться с ним дурным образом? Чем в таком случае Лили лучше тех хулиганов, которыми кишели дальние районы Коукворта и на которых она жаловалась, приезжая из Хогвартса? Бандит хотя бы делает всё открыто, а так, исподтишка — это же подлость! Разве они с Рут не учили дочерей, что подлый человек — самый гнусный и низкий? Рут вообще, выходит, одобряла такое поведение Лили? Это уже за гранью!

Сизый дымок от папиросы сразу же улетучивался — ветер всё насвистывал между домами. Снег до Джона не долетал — спасал козырёк над крыльцом, отремонтированный прошедшей осенью, — но он бы не отказался от порции морозных хлопьев прямо в лицо. Оно горело от стыда, как у школьника. Боже ты мой, Боже ты мой, и это его дочка... Джон не чувствовал себя обязанным встать на защиту Лили и из её слов и оговорок найти доказательства тому, что понял всё неправильно. Он всегда ратовал за правду и справедливость, а услышанного достаточно было для выводов. Лили неправа. В столь юном возрасте она уже вела себя так неприлично! А Джон ещё Петунью ругал, что на вечеринку какую-то модную собралась! Вечеринка — всего лишь разовая слабость, проявление возраста, так-то Петунья вполне приличная девушка! Не зря его дурное предчувствие мучило, когда Лили забирали в волшебную школу. Смешанный интернат, далеко от дома. Кто поручится, что за детьми там надёжный присмотр? Родителям оставалось всего лишь чуть больше двух месяцев в году, чтобы воспитывать, направлять, предостерегать... Не предостерегли. Не воспитали. Поздно теперь, девица уже самостоятельная да с такой защитой в лице матери-то... Вот когда пришлось пожалеть, что опасались лишний раз наказывать малышку, вокруг которой то и дело случались странности. Джон-то пребывал в блаженной уверенности, что всё замечательно в их семье, а что Петунья на сестру ворчит, ехидничает и ябедничает — так завидует, что та волшебница да личиком уродилась посимпатичнее. Личико-то личиком, но проверку сердцем Лили не прошла. И ведь кого выбрала-то — друга своего. Ну, не друга, приятеля. А он её считал больше, чем другом...

Морозный ветер забрался под пальто. Джон вздрогнул. Вспомнилось, как сутулился и ёжился полубродяжка Снейп, уходя от их дома. Вспомнилось, как неуверенно сказала Лили: знает он, конечно, что нет у него шансов завести с ней семью. Чисто по-человечески жаль мальчонку. Сразу про себя подумалось — а ну, Рут с ним бы так? Что бы с Джоном стало? Ничего хорошего ведь, как не ждёт ничего хорошо и этого юношу. Свяжется с дурной компанией от расстройства, как пить дать, и вот уже — две поломанные судьбы: этого Северуса и хорошенькой, но глупой и оказавшейся пустой Лили. О, нет, не глупой. Младшая его дочка была какой угодно, только не глупой. Однако лучше бы иметь дочь дурочку, чем расчётливую, лживую и уже в таком юном возрасте ищущую выгоду.

Докурив, Джон затушил папиросу в снегу и сжал в кулаке. Чего это он? Расклеился, даже и не попытавшись ничего исправить. Джон же не абы кто, он — муж и отец семьи, к чьему слову должны прислушиваться и жена, и дочери. Пусть одна из них волшебница, но пока она жила в его доме, то обязана слушаться! Впрочем, быть порядочным человеком нужно вне зависимости от того, колдун ты, человек или инопланетянин какой, прости Господи. И если Лили об этом забыла…

Отец напомнит.