Собачье сердце Сириуса (джен)

Вошли сразу четверо, одетые более чем скромно, не так, как Слагхорн. Злыдень на всякий случай приподнялся и приготовился напасть: насмотрелся такого на улицах, где скромно одетые нападали на богатых, впивались в них, как в добычу, и разделывали.

Сам Гораций стоял и смотрел на них гневно, словно на злейших врагов, тарабанил по столу.

— Мы к вам, — заговорил один из вошедших, с самой густой копной рыжих волос, — и вот по какому вопросу...

— Вы, господа, напрасно вламываетесь вот так, без предупреждения, — перебил его Слагхорн. — Во-первых, это опасно, вы в старинном фамильном мэноре, а во-вторых, прием на сегодня уже закончен.

— Во-первых, мы не господа, — проговорила одна из вошедших со странным акцентом.

— Во-первых, вы ведьма или вейла? — перебил ее Люциус.

— Какое это имеет значение? — возмутился рыжий.

— Я на четверть вейла! — прозвучало горделивое признание говорившей с акцентом.

— Запомните, не бывает на четверть вейл, и соизвольте тогда носить защитный амулет в моем доме и не смущать всех своими чарами, — выговорил ей Люциус. — Остальные могут обойтись без них.

— Мы пришли к вам, — снова заговорил рыжий и опять оказался перебит.

— Кто это мы?

— Ваши новые жильцы! Я — Перси Уизли, это Флёр Уизли, а это Дедалус Дингл и Арабелла Фигг.

От Арабеллы Фигг тоже несло кошками, и Злыдень тихо зарычал. К Динглу он ощутил легкую симпатию, тот был маленьким, вроде самого Злыдня.

— Постойте, так это вас вселили в мэнор?

— Да!

— Мерлин, пропал фамильный мэнор! — всплеснул руками Гораций.

— Вы издеваетесь?!

— Я плачу от отчаяния, — почти зарычал Слагхорн, и Злыдень его поддержал. — По какому делу вы пришли ко мне, говорите уже, время обеда подходит.

— Мы провели общее собрание жильцов мэнора и рассмотрели вопрос об уплотнении.

— Что?! — вскричал Слагхорн. — Вы и так уже сюда заселились, какое еще, к Моргане, уплотнение?! Вам известно, что постановлением от двенадцатого августа сего девяносто восьмого года я освобожден от каких-либо выселений и уплотнений?

— Известно, — ответил Перси, — но общее собрание жильцов, рассмотрев ваш вопрос, решило, что вы профессор Слагхорн, в общем и целом, занимаете чрезмерную площадь. Совершенно чрезмерную. Вы один живете в семи комнатах.

— Я один живу и работаю в семи комнатах, — отрезал Слагхорн, — и желал бы иметь еще парочку, под хранилище вин и иностранные журналы и литературу.

— Еще парочку, это неописуемо! — воскликнула Арабелла Фигг.

— Половина магической Британии лежит в руинах, а вы хотите занять еще? — возмутилась Флёр Уизли.

— Хочу, — ответил Слагхорн, побагровев. — У меня библиотека, столовая, мой кабинет — три, приемная для клиентов — четыре, хранилище ингредиентов — пять, зельеварня — шесть, моя спальня — семь, в общем, не хватает... да это и неважно. Все это не подлежит уплотнению, и разговору конец. Могу я идти обедать?

— Послушайте, — заговорил Перси Уизли, — вы могли бы отказаться от столовой, библиотеку держать в кабинете, ингредиенты хранить прямо в зельеварне, а клиенты могут прибывать камином.

— Что? — побагровел Слагхорн.

— Столовой сейчас нет ни у кого в Британии, — заметила Флёр, — даже у Гермионы Грейнджер!

— Может, ваша Гермиона и ест в кабинете, варит зелья в спальне, а вина держит в коридоре, но я так поступать не буду! — закричал Слагхорн. — Я буду есть в столовой и варить зелья в зельеварне, а книги держать в библиотеке!

— Тогда мы вынуждены будем пожаловаться в вышестоящие инстанции, — сухо заявил Перси Уизли.

— Ах так, — вдруг расплылся в улыбке Гораций Слагхорн. — Подождите минуточку.

Он подошел к камину и что-то бросил в огонь.

— Гарри Поттера, пожалуйста. Гораций Слагхорн. Гарри Поттер? Хорошо, что я вас застал. Операция отменяется, как и всё остальное. Да. Меня хотят выгнать из Малфой-мэнора. Да, новые жильцы, да я знаю! В таких условиях операция решительно невозможна! Я оставлю все тут и уеду во Францию!

— Послушайте, — переменился в лице рыжий. — Вы!

Слагхорн отступил, с улыбкой указав на камин. К нему вернулись прежняя вальяжность и самоуверенность, гнев исчез, и Злыдень тоже успокоился, лег, наблюдая за всеми сразу. Перси Уизли подошел к камину.

— Да... да... да, я понимаю... из уважения к профессору мы хотели оставить ему пять комнат... да, конечно...

Разговор завершился, и камин погас.

— Это какой-то позор, — выдал Перси, разворачиваясь к остальным.

— Надо было мне поговорить с ним, — нахмурился Дингл.

— Надеюсь, вы в состоянии поговорить с ним не в моем кабинете и не в столовой?

— Мы уйдем. — Флёр вскинула голову и тут же прищурилась, голос ее стал завораживающим. — Не желаете пожертвовать пару галлеонов голодающим домовым эльфам Испании и страдающим вейлам Франции?

— Нет, не желаю, — отрезал Слагхорн.

— Вы не сочувствуете домовым эльфам? — в голосе Флёр прорезались странные нотки.

— Сочувствую.

— Жалеете потратить пару галлеонов?

— Не жалею.

— Так почему же?

— Не хочу.

— Вот из-за таких, как вы, нелюбовь к маглорожденным, эльфам и прочим магическим созданиям расцвела буйным цветом! — возмутилась "на четверть вейла".

— Да, я не люблю маглорожденных, — признал Слагхорн. — А теперь идите, идите. Люциус, мальчик мой, прикажите Тинки подавать обед!

Обед, дошло до Злыдня, он вскочил и заплясал перед Горацием на задних лапах.

* * *

Сверкал хрусталь, белоснежно сияли скатерти, уставленные тарелками, подносами и бутылками. Домовики порхали, разнося блюда магией, и казалось, что напитки разливали себя сами. Все вокруг дышало богатством и сытостью, придавая Злыдню уверенности в том, что он после полосы неудач вытащил в жизни счастливый билет. Не болели больше перебитые лапы и обваренный бок, и Злыдень с удвоенной энергией топал по паркету, пыхтел, ощущая, что сейчас упадет в обморок, такие вкусные запахи текли ему навстречу.

— Люциус, я вас умоляю, — в сердцах произнес Слагхорн, — бросьте эту английскую гадость и выпейте нормального французского коньяка!

— Не скажите, говорят, очень приличный огневиски, — отозвался тот, — не меньше тридцати градусов.

— А должно быть сорок! — указал Слагхорн. — И я вас умоляю, сразу же после него вот эту вот штучку! Да, вот эту. От Парижа до Берлина в тихом сумраке котлов...

Люциус жевал "штучку", напоминавшую сосиску, Злыдень истекал слюной и стучал по полу.

— Ну что скажете, мальчик мой? Неужели плохо?

— Изумительно, — прохрипел Люциус, снова выпил и еще раз закусил "штучкой". — Бесподобно.

— Вот то-то! Заметьте, мальчик мой, холодными закусками и супом закусывают только недорезанные вами маглорожденные. Любой уважающий себя маг оперируют закусками горячими, приготовленными с магией эльфов и никак иначе. Раньше их великолепно готовили в Хогвартсе, ну а теперь увы, увы.

Злыдню полетела штучка, он в прыжке поймал ее и съел, прежде чем лапки коснулись пола.

— Зря вы его прикармливаете, — не слишком уверенно заметил Люциус.

— Ничего, — отмахнулся Слагхорн, — бедняга наголодался, пусть поест.

Злыдень снова застучал лапками и замахал хвостом, выражая свое согласие.

— Еда — штука хитрая, мальчик мой, — тем временем проповедовал Гораций, — тогда как большинство магов есть просто не умеют. Неудивительно, что маги становятся слабее, ведь нужно не просто закидывать что попало в рот, а знать, что именно и в какой последовательности, как с зельями! Не ценят маги, ой не ценят это великое искусство, жуют на ходу, закусывают огневиски холодным шоколадом, а потом Люмоса и Протего наколдовать не могут! Но и правильно есть тоже недостаточно, уж вы, Люциус, должны знать, как соблюдать магический этикет за столом, о чем говорить можно и о чем нельзя. Так вот вам мой добрый совет: за обедом никогда не разговаривайте о маглорожденных и новой власти, особенно Уизли, ни в коем случае! И уж точно нельзя читать до обеда "Ежедневный Пророк"!

— А что еще читать, если больше ничего нет? — обиженным тоном спросил Люциус.

— А ничего не читать, — парировал Слагхорн, с наслаждением смакуя кусок рыбы и еще один кидая Злыдню. — Вы знаете, я наблюдал за своими клиентами и расспрашивал их, и что же вы думаете? Те, кто читал "Пророк", теряли в весе, деньгах и магической силе. Те же, кто не читал, превосходно себя чувствовали и набирали вес во всех смыслах!

— Гм, — промычал Люциус, раскрасневшийся от выпивки.

— Хуже того, угнетенное состояние духа, подавленная магия, дрожащие руки, неспособные удержать палочку!

— Мерлиновы подштанники!

— Да-с, вот такие дела. Впрочем, и сейчас не следовало бы о них говорить, — разглагольствовал Слагхорн, — сам виноват! Но ничего, давайте есть и поговорим о чем-нибудь более приятном.

Злыдень, налопавшийся так, что внутрь больше не лезло, повалился на бок. Он смотрел на еду, о которой так мечтал, пока голодный пробирался темными переулками, и не мог пошевелить даже лапками. "Наверное, это и есть счастье", — подумал он, ощущая, что засыпает, но заснуть никак не удавалось. Какие-то неясные шумы и звуки доносились сквозь стены, и Злыдню захотелось завыть им в такт. Неужели Люциус держал еще собак? Нет, исключено, подумал Злыдень, тогда ощущался бы запах, да и зачем ему другие псы, когда есть такой замечательный бульдог, как сам Злыдень?

Запахи плыли по столовой, как и подвывающие звуки, которые вдруг стали громче, и стало ясно, что это пение. Потолки и ковры смягчали хорал, но не слишком, и пение нарастало в своей мощи. Люциус щелкнул пальцами, и появился степенный, старый и седой домовик.

— Тилли, что это такое?

— Оборванцы Уизли опять общее собрание сделали, хозяин Люциус, — ответила Тилли.

— Опять! — в сердцах воскликнул Слагхорн. — Ну, теперь, стало быть, пошло. Пропал ваш фамильный мэнор. Придется уезжать, но куда, спрашивается? Во Францию? Все будет как по маслу. Вначале каждый вечер пение, затем в сортирах замерзнут трубы, потом разбегутся павлины и вытопчут розы Нарциссы и так далее. Крышка поместью. Отберут мэнор, несмотря на все бумаги и запреты!

Пение стало еще громче, из-за стен угрожающе неслось: "Взвейся кострами, феникса пламя, мы победили и Дамблдор с нами!"

— Да что такого может случиться? — изумился Люциус. — Собираться они любили еще на пятом курсе, их тогда инспекционная дружина, в которой, кстати, состоял мой сын Драко, чуть не поймала с поличным. Так что попоют немного да успокоятся.

— Ничего вы не понимаете в жизни, мальчик мой! — с гневным оттенком высказался Слагхорн. — Ваш род обитает в этом мэноре уже сотни лет, и никогда ничего не пропадало и не ломалось! Даже в первую войну все было прекрасно, да что там, даже когда у вас тут обитала куча Пожирателей Смерти и Волдеморт, ничего не пропадало и не ломалось! Но стоило только случиться битве за Хогвартс в мае девяносто восьмого, как всё! Разом пропали все зачарованные калоши и два павлина! Вот зачем им всем павлины? Да что там павлины, зачарованные лампы на ограде, все куда-то исчезли, и теперь надо ходить в темноте! Это что, такая реализация их политики равных прав для всех, чтобы все одинаково ходили в темноте?

— Можно аппарировать... — неуверенно заговорил Люциус, словно возражал.

— В темноте? Да Мерлин с ними, с лампами, но почему магия, которая на моей памяти пропадала всего пару раз за всю жизнь, теперь регулярно исчезает каждый месяц? Источник, служивший вам сотни лет, теперь регулярно отключается, как это называется?

— Разруха же, — не слишком уверенно отозвался Люциус. — Столько всего было уничтожено в ходе второй войны, вон, даже подселять и уплотнять пришлось.

— Разруха! — гневно вскричал Слагхорн и хватанул порицаемое им ранее огневиски залпом так мощно, что даже Злыдень восхищенно раскрыл пасть. — Что это такое? Четвертое Непростительное эта ваша разруха? Смерть явилась лично, все вокруг переломала и не дает восстанавливать? Нет, мальчик мой, разруха — это вселяться в чужие мэноры и петь хором вместо того, чтобы восстанавливать свое жилье магией!

Рев голосов вдали заходился в экстазе: "Темного Лорда забили крестраж, магический мир теперь будет наш!"

— Если я вместо того, чтобы прописывать магам зелья или давать советы, как их варить, начну петь или, упаси Мерлин, устраивать розыгрыши — вот это будет разруха! Если мы все вместо восстановления магического мира начнем колдовать чужими палочками — вот это будет разруха. Невозможно одновременно восстанавливать Британию и думать о каких-то страдающих испанских эльфах! И уж тем более тем, кто только вчера слез с дерева и взял палочку в руки, вот так вот, мальчик мой, вот она, твоя разруха вокруг!

— Она не моя, — робко возразил Люциус, но его уже не слушали.

— Каждому! Каждому приставить надзирателя, пороть и подвешивать за пальцы, внушать правильные ценности с детства — вот тогда будет порядок! — бушевал Слагхорн. — Когда я был деканом Слизерина, вот тогда все было прекрасно!

— Опасные речи по новым временам ведете, — заметил Люциус, покачивая в руке бокал с вином.

— А, ерунда! Чепуха! — взмахнул рукой Слагхорн. — Воспитание все равно нужно! Они к этому придут, уже давно додумались бы, отвлекись они от пения и разрухи! От Парижа до Нью-Йорка в тихом сумраке котлов...

— Вот, сами же и поете, наставник, — укорил его Люциус.

— Лишь дополняя дела, дополняя, а не вместо них, мальчик мой! — вскинул палец Слагхорн. — Каждый должен заниматься своим делом, и тогда не будет разрухи, вот. Отправлюсь, пожалуй, в Лондон, сегодня, знаете ли, "Дон Жуан", да, как раз камином успею к третьей картине. Дивная царит картина, там кипит раствор богов... и как только сообщат что-то из Мунго, сразу в зелье и зеркальте мне!

— Непременно, — согласился Люциус.

* * *

Прошло еще несколько дней, Злыдень окончательно отъелся и радовался своему счастью. Тепло, сухо, масса еды, для прогулок — сад с павлинами, которым он все так же пытался оборвать хвосты, а для развлечения — волшебное зеркало, отпускавшее комплименты.

"Не иначе как я собачий принц, — думал Злыдень, любуясь собой в этом самом зеркале. — Наверное, бабушка моя согрешила с цербером", — плавно текли его сытые мысли. Иначе зачем бы такой великолепный Гораций Слагхорн подобрал бы Злыдня? Нет, у профессора Слагхорна слишком тонкий вкус, чтобы подбирать кого попало, вот так.

— Профессор Слагхорн! Только что сообщили из Мунго, есть клиент! — прокатился по мэнору голос Люциуса.