Разоблачение государственной измены (джен)

Краткое содержание Книги 1: Орел повержен, и впервые за год в Лос-Анджелесе воцаряется относительный покой. Диего, которому больше не нужен Зорро, пребывает в подвешенном состоянии и начинает размышлять о том, чем он хочет заниматься в жизни, когда в пуэбло прибывает новый магистрадо... Хорхе Сантьяго представляется как человек правосудия, чьи идеалы находят отклик в душе молодого де ла Веги. Когда Диего выпадает шанс поработать в качестве его заместителя, он хватается за него обеими руками, желая помочь жителям Калифорнии более законным способом и надеясь, что, возможно, этим хоть немного вернет уважения своего отца. Однако у магистрадо на уме совсем другое...

В течение нескольких месяцев после смерти Орла Калифорния вздыхала с облегчением. Это было время исцеления для измученной колонии. Захваченных в плен людей заставили говорить, и появилась надежда, что большинство, если не все, приспешники Орла понесут заслуженное наказание, сгинув в тюремных застенках или на виселице за свои злодеяния. От самых скромных пеонов до богатых землевладельцев — все ощутили долгожданную свободу, избавление от гнетущего страха перед преступным элементом, так долго терзавшим Калифорнию.

В это время Диего де ла Вега наслаждался долгожданным покоем, заслуженным отдыхом от тяжкого бремени Зорро. Целый год, с самого возвращения из Испании, он неустанно сражался с тиранией и несправедливостью, обрушенными на жителей Калифорнии сначала капитаном Энрике Монастарио, а затем и самим Хосе Себастьяном де Варгой, известным как Орел. Когда большинство преступников было уничтожено, Диего наконец-то мог спокойно спать всю ночь. Бернардо не мог не заметить, как постепенно разглаживаются мелкие морщинки, залегавшие вокруг глаз его молодого хозяина — следы бессонных ночей, проведенных в борьбе за справедливость.

Однако в отношениях Диего с отцом всегда присутствовало напряжение, которое он ощущал каждый день. Но в этот период спокойствия даже оно было сведено к минимуму. Дон Алехандро, словно устав от разочарований, хранил молчание. Диего мог проводить время с отцом, и, избегая острых углов, они вели приятные беседы. Диего все еще не готов был отказаться от своего второго «я», от маски Зорро, но втайне надеялся, что необходимость в ней отпала, и он сможет постепенно вернуться к той жизни, которую оставил, сражаясь с беспринципными злодеями, злоупотреблявшими властью. Более всего он жаждал вернуть утраченное уважение отца, и в глубине души верил, что со временем ему это удастся.

Однажды утром, всего через несколько дней после начала нового года, Диего завтракал на теплой кухне гасиенды. Как обычно, он беседовал с Кресенсией и другими служанками об их семьях. В тот день женщины готовились к изготовлению сальных свечей: Буэна помешивала огромный котел над пылающим очагом, а Тереза ловко скручивала фитили.

— Неужели маленький Эмилио успел натворить столько всего за столь короткое время? — смеясь, спросил Диего.

— Да, дон Диего! Он был по уши в грязи, — залилась смехом Кресенсия. — Никогда не забуду его виноватую мордашку, — сказала она, вытирая руки о передник.

Они вместе с Диего от души посмеялись над проделками трехлетнего внука Кресенсии, к ним присоединились и другие служанки. В этот момент их внимание привлекла задняя дверь гасиенды, в которую, впустив порыв ледяного воздуха, вошел дон Алехандро, вернувшийся из пуэбло. Сняв перчатки и шляпу, пожилой мужчина опустил их на стол.

— Ну что, отец, — протянул Диего, откинувшись на спинку стула. — Какими сплетнями полнится сегодня наш тихий пуэбло?

— Сплетни сплетнями, а новость нынче весомая, — отозвался дон Алехандро. — Сержант Гарсия получил депешу из Монтерея, в которой говорится, что новый магистрадо нашего округа прибудет на карете пятнадцатого числа, через два дня.

Диего и Кресенсия обменялись взглядами.

— Ну-ну, не стоит так пугаться, — усмехнулся дон Алехандро, извлекая из-под шляпы сложенный лист бумаги. — У меня тут письмо от самого губернатора, адресованное лично мне. Он возлагает большие надежды на этого нового магистрадо ... сеньора Сантьяго, — проговорил он, заглядывая в письмо. — Сеньор Сантьяго, судя по всему, немало потрудился, чтобы изловить и предать суду приспешников Орла в Монтерее и Сан-Франциско после того, как этот мерзкий узурпатор был побежден здесь. Говорят, в прошлом он служил в личном штабе самого вице-короля. Губернатор просит меня ознакомить сеньора Сантьяго с нашим скромным пуэбло и оказать ему всемерную поддержку.

— Хорошо, отец, — с легкой улыбкой произнес Диего. — Раз такова воля губернатора, мы дадим новому магистрадо шанс проявить себя. Намечается прием?

— Да, в таверне планируется прием, — подтвердил дон Алехандро и, пристально взглянув на Диего, добавил: — И тебе следует там быть. Мы все должны продемонстрировать нашу поддержку новому магистрадо.

— Я бы не пропустил это, отец, — сказал Диего, чувствуя, как беспокойство кольнуло под сердцем при вести о новом магистрадо, несмотря на успокаивающие речи губернатора. Он собирался пристально следить за каждым шагом этого человека. Честный государственный служащий был бы редкостью для Лос-Анджелеса, учитывая его недавнюю историю.

— Очень хорошо, — сказал дон Алехандро. — Кресенсия?

— Да, дон Алехандро?

— Я проведу остаток утра в библиотеке, сражаясь с моими бухгалтерскими книгами. Прошу, принеси мне туда обед.

Кресенсия одарила его легкой, понимающей улыбкой и склонила голову в знак согласия:

— Да, дон Алехандро.

Старший де ла Вега взял перчатки и шляпу и вышел из комнаты. Кресенсия посмотрела ему вслед, пока Диего допивал шоколад из своей чашки.

— Как вы думаете, дон Диего, новый магистрадо будет хорошим человеком? — спросила она.

— Я всем сердцем надеюсь на это, Кресенсия, — сказал Диего, улыбаясь ей. — Потому что другого выбора у нас, боюсь, просто нет, не так ли?

— Да, — сказала она, задумчиво кивнув.

-Z-Z-Z-

Хорхе Мартинес Сантьяго машинально смахнул перчатками, зажатыми в правой руке, несуществующую пылинку с рукава своего темного пиджака. Дорога предстояла долгая, прежде чем они доберутся до места назначения, и в карете было пыльно, но не слишком. Недавние зимние дожди смыли дорожную пыль, не позволяя ей вздыматься в воздух знойными саванами, как в другие времена года. Он был рад, что пошли дожди, потому что его жена Грасилия плохо переносила пыль. Ее болезнь была тяжелой даже при самых благоприятных обстоятельствах, а пыль Эль-Камино-Реаль сделала бы их жизнь еще более невыносимой. Он посмотрел на нее, лежащую на сиденье в противоположном углу кареты. Ее бледная кожа казалась почти прозрачной в зимнем солнечном свете. Грасилия была закутана в самые теплые вещи и накрыта несколькими толстыми одеялами, чтобы защититься от холода. Она закрыла глаза, чтобы не видеть своего постоянного спутника — боль, которая не поддавалась объяснению. Ни один врач в Калифорнии, казалось, не знал, что вызывает эту боль, и не знал, что с этим делать. Лишь лауданум, этот двуликий целитель, дарил ей мимолетную передышку, погружая в наркотический сон. Похоже, лекарство наносило ей такой же вред, как и болезнь, но она не могла без него жить. Рядом сидела Пиппа, ее служанка, неустанно поправляя одеяла и предлагая Грасилии горькое зелье облегчения. Забота о сеньоре Сантьяго была единственным смыслом существования Пиппы.

Сантьяго устремил взгляд в окно, на унылый пейзаж калифорнийской сельской глуши, и вздох вырвался из его груди. Всего год назад он, полный честолюбивых надежд, сочетался браком с племянницей губернатора, а теперь вынужден коротать дни с калекой. Конечно, роптать вслух было равносильно навлечению гнева всесильного губернатора. Ему оставалось только продолжать жить, пока она жива. Брак с Грасильей был следующим логичным шагом в его жизни после того, как он добрался до Калифорнии. Брак обеспечил ему связи с губернатором, которые могли бы только укрепиться, если бы он смог жениться на дочери губернатора. Но Леонар была недосягаема, пока на пути стоял этот блестящий образец солдата, капитан Фелипе Арельянос. Губернатор явно благоволил ему, видя в нем достойного супруга для своей дочери, и Сантьяго пришлось довольствоваться племянницей.

Сантьяго погладил эфес богато украшенной шпаги, висевшей на поясе. В те редкие моменты, когда они с Арельяносом сходились в дружеском фехтовальном поединке, его не раз посещала мысль, что один случайный, но точный удар — и Фелипе навсегда покинет арену борьбы за сердце Леонар. Но он сдерживался. Племянница вполне соответствовала его амбициям, и губернатор питал к ней почти такую же нежность, как и к родной дочери. Снова бросив мимолетный взгляд на Грасилию, он с досадой осознал, что проявил излишнюю деликатность. Леонар все еще была здоровой молодой сеньоритой, в отличие от его несчастной жены. На мгновение он осмелился представить свою жизнь без Грасилии, если она поддастся своей загадочной болезни.

Он пожал плечами, отгоняя тщетные фантазии, и похлопал по портфелю, лежавшему рядом на сиденье, в котором были его документы. Несмотря на болезнь жены, он продвигался по карьерной лестнице. Губернатор выбрал его новым магистрадо в Лос-Анджелесе, и документы, скрепленные губернаторской печатью, были его пропуском в новую жизнь. Сантьяго прекрасно знал, что многие считают его слишком молодым для подобной должности. Ему едва исполнилось тридцать пять, но его имя уже звучало в коридорах власти Испании как имя человека способного и амбициозного. Да, его семья не блистала в высших эшелонах аристократии, но молодой Сантьяго обладал редким даром — умением находить общий язык с теми, кто стоял на ступенях выше. Он был сообразительным и умным. Острый ум и цепкая хватка позволяли ему виртуозно использовать любую возможность для продвижения, к великому огорчению и тайной зависти тех, с кем он расставался. Большинство из них завидовали его способностям и были рады его уходу.

Еще не достигнув и тридцати, он был назначен в штат посла Испании в Соединенных Штатах Америки, и исколесил эту страну вдоль и поперек. То, что он там увидел, изменило его жизнь. Американцы были энергичным народом, какого он раньше не встречал. Трудолюбивые, амбициозные, вечно стремящиеся к большему, они не боялись рисковать ради достижения своих целей. К тому времени Сантьяго был прекрасно осведомлен о грандиозной сделке, известной как Луизианская покупка, когда американцы приобрели огромные территории у французов в 1803 году, несмотря на то, что в ходе сделки могли быть задеты чувства испанцев. Американские поселенцы осваивали новые земли, отвоевывая обширные территории для своих ферм и ранчо.

Сантьяго знал об американцах то, чего они сами еще не осознавали, за исключением, быть может, самых прозорливых политиков и стратегов. Он понимал, что их экспансия не остановится, пока они не захватят весь Североамериканский континент, вплоть до Тихого океана. И это неминуемо затрагивало испанские владения в Калифорнии. Сантьяго знал, что власть Испании над этой далекой колонией непрочна. Постоянные войны Испании с соседями, истощавшие людские и финансовые ресурсы, вкупе с огромным расстоянием, делали удержание Калифорнии практически невозможным. Мексика была слишком слаба, чтобы защитить больше, чем уже имела. Даже если бы мексиканское правительство прибыло в Калифорнию, оно не смогло бы остановить натиск американцев. И тогда его осенило: тот, кто будет контролировать калифорнийские земли в момент прихода американцев, сможет сколотить несметное состояние, продавая им эти территории. Он решил, что именно он и будет этим человеком.

Поэтому он с удвоенным рвением принялся за работу, лелея мечту о повышении и продвижении по службе в испанском правительстве. Судьба улыбнулась ему, открыв двери в штат самого вице-короля. Вместе они объездили испанские колонии Южной Америки, а затем и Калифорнию. Вскоре Сантьяго обнаружил, что сеньор Хуан Денериас был скорее исключением из обычного набора испанских правительственных чиновников. Честный, неподкупный, он был всецело предан делу процветания интересов Его Величества в Новом Свете. Сантьяго наблюдал за тем, как он честно использовал власть, которой обладал. Вице-король использовал силу своего характера, чтобы завоевать уважение и послушание тех, кем он управлял.

Сантьяго жадно впитывал знания, оттачивая политическое мастерство под чутким руководством сеньора Денериаса. Во время их путешествия он видел коррупцию и алчность власть имущих по всему южноамериканскому побережью. Их методы были грубы и прямолинейны, власть они использовали, как дубину, вызывая лишь страх и повиновение только под угрозой применения силы. Сантьяго восхищался вице-королем, который управлял тонко, но не менее эффективно. Для всех, кто знал Хорхе Мартинеса Сантьяго, он стал воплощением благородства. Он свято держал слово, чтил закон в каждой букве и был добр к слугам и животным. Губернатор Калифорнии, человек привередливый и суровый, счел его единственным достойным руки своей племянницы. Никто не мог бросить камень в его безупречную репутацию, будь то в делах государственных или личных. Да, он старательно следовал примеру вице-короля.

Но только до определенного момента.

Сантьяго улыбнулся, глядя в окно кареты. Когда представилась возможность, когда свита вице-короля добралась до столицы Калифорнии, он был готов. С благословения самого вице-короля, он влился в окружение губернатора в Монтерее. Неподкупная преданность и острый ум быстро сделали его незаменимым, логичным выбором на ключевую должность. Таким образом, Сантьяго находился в Монтерее, когда узурпатор, известный как Орел, предпринял свою печально известную попытку захватить Калифорнию в своих интересах. Сантьяго лично выследил и предал в руки правосудия нескольких членов организации Орла в Монтерее, тем самым укрепив доверие губернатора. Последовавшие месяцы, проведенные в изнурительных допросах, призваны были выявить остальных заговорщиков и навсегда вписать его имя в историю. Он истово стремился к безупречной честности во всех делах, стремясь упрочить свою репутацию. Льстивые сравнения с самим вице-королем ласкали его слух.

Сантьяго был в восторге. Он смог использовать власть своего положения, чтобы скрыть некоторых людей Орла от правосудия. Он дал некоторым из них новые имена и спрятал их на виду у всех как торговцев или купцов. Их судьба была неразрывно связана с его собственной, ибо малейшее неосторожное слово с его стороны, малейшее дуновение правды — и их ждала бы виселица. Торговец в Санта-Барбаре честно занимался своим делом, ожидая, когда он понадобится. Командующий гарнизоном в Санта-Барбаре также подчинялся ему, и тень Орла служила незыблемым залогом его верности. Да, Сантьяго был вполне доволен тем, как ловко ему удалось обвести вокруг пальца губернатора и военных. Все было скрыто на самом видном месте. Что может быть лучше такой маскировки?

Путешествуя по Калифорнии, Сантьяго все больше убеждался в том, насколько глубоко укоренился страх и недоверие к власти в сердцах людей. Неуверенность в завтрашнем дне, в судьбе своей семьи — вот благодатная почва для паники. Орел словно одарил Сантьяго бесценным даром — даром страха.

Если ему удастся убедить этих людей в существовании нового, коварного заговора, дороги и морские пути, ведущие из Калифорнии, будут забиты беглецами, спасающими свои жизни. Тогда он, Сантьяго, скупит опустевшие земли за гроши — по одному песо за десять или, возможно, даже меньше. К тому моменту, когда обман раскроется, он уже будет владеть большей частью Калифорнии. На законных основаниях. И это было ключевым моментом. Законно приобретенное имущество никто не сможет у него отнять.

В его планах было и губернаторский пост. Он был уверен, что старый губернатор предпочтет его, опытного и знающего, щеголеватому Арельяно, когда придет время выбирать преемника. Он примет необходимые меры, чтобы это обеспечить. А затем останется лишь ждать, когда американцы, с их тугими кошельками, приедут скупать у него земли. Став губернатором, он сможет беспрепятственно продавать землю иностранцам, если пожелает. Как губернатор, он будет иметь последнее слово в этом вопросе. А дряхлеющая Мать-Испания к тому времени уже не сможет оказать никакого сопротивления.

Все, что ему было нужно, — это козел отпущения. Показательный суд, громкое повешение. А дальше — раздувать пламя страха шепотом, намеками, слухами. Никто никогда не узнает, что он был причиной их страхов. Напротив, он видел себя в роли спасителя, к которому люди будут обращаться за помощью, как к единственному, кому они еще могут доверять.

Внезапно он вернулся в реальность и заметил, что Пиппа исподтишка наблюдает за ним из своего угла в карете.

«Наверное, она гадает, почему у меня на лице улыбка», подумал он. «Пусть гадает».

Сантьяго поудобнее пристроил шпагу на боку, скрестил руки на груди и откинулся на спинку сиденья. Он прикрыл глаза, чтобы не видеть взгляда Пиппы, и притворился спящим. Но он не спал. В последующие мили он развлекал себя планами на будущее.