Как далеко ты готов зайти? (гет)

Меня зовут Фор. Я честно заслужил это прозвище⁽¹⁾, его не приходится стыдиться, в отличие от моего прошлого имени. Должен признаться, моя жизнь складывается не так, как мне бы хотелось.

Матери у меня нет с восьми лет. Маркус так обращался с ней, что она ушла к изгоям. Меня с собой не взяла. Не хотела, видите ли, ломать мне судьбу, из фракций на дно дорога в один конец. С тех пор все побои и непосильные требования предназначались для меня одного.

Мой уход из Отречения был неизбежен. Почему Бесстрашие? Да просто потому, что хотелось научиться защищать себя. Чтобы никто больше не смел поднимать на меня руку. Стыдно сказать, тогда я плохо понимал, во что ввязываюсь.

Спасибо мистеру Галлахеру, нашему учителю физкультуры, благодаря его помощи я смог хоть немного подготовиться к инициации в Бесстрашии. Если бы Маркус узнал, что я втайне начал тренироваться, готовясь к переходу в другую фракцию, не сносить бы мне головы. Но мистер Галлахер рассказал ему, что принял меня в баскетбольную команду, но над моей физической подготовкой надо бы поработать, нужны дополнительные тренировки. Это Маркус одобрил. Безупречно выдрессированный сын-отличник-спортсмен хорошо дополнял его треклятый имидж. С тех пор у меня появился законный предлог для отсутствия дома и на благотворительном пункте. И, поверьте, я с толком использовал это время.

Инициация была нелегкой, но всему на свете приходит конец. Я не ставил себе цели стать круче всех или пролезть в Лидеры. Меня вообще мало интересовали карьерные игрища. Я всего лишь стремился остаться в Бесстрашии и заниматься чем-то полезным. Но неожиданно для самого себя занял первое место в рейтинге. Выбрал должность инструктора. Первое время был доволен и работой, и новобранцами, и товарищами, вообще жизнью. А потом...

Младшим Лидером вместо меня стал не кто иной, как Эрик. Сначала это радовало. Я глубоко убежден, что власть — это прежде всего ответственность. Тяжёлая, неприятная, непосильная. Может, именно тяжесть ответственности и превратила Маркуса в чудовище, хотя это его не оправдывает. Пусть Эрик пыжится, пусть раздувается от гордости и радуется должности, как новой игрушке, лишь бы меня не трогали.

Но его нововведения вскоре стали настораживать. Зачем менять порядок обучения и ужесточать нормативы на инициации? Откуда столько агрессии в сторону изгоев? Зачем в Бесстрашии столько штрафов и дисциплинарных наказаний? Почему новички стали такими злобными и подавленными? Не раз и не два я ловил себя на мысли — надо было соглашаться на лидерскую должность, сейчас всем было бы легче.

Считается, что Бесстрашные нужны, чтобы поддерживать в городе порядок. А беспорядок создают изгои. Особая такая порода людей, которые в силу происхождения будто бы созданы для черной работы. Недостаточно умные для Эрудиции, слишком слабые для Бесстрашия, непригодные для Дружелюбия, Искренности и Отречения. Этот стереотип уже сам по себе лжив — детей, родившихся в гетто, никто никогда не тестирует на способности и личностные особенности. Среди них могут быть сотни добрых, сообразительных и выносливых, но двери фракций для них закрыты. Изгои, как потомственные, так и выбывшие из фракций, занимаются в основном физическим трудом. На ткацкой фабрике, в швейных мастерских, присматривают за ремонтом зданий, сопровождают грузы. Только вот до работ в Дружелюбии изгоев не допускают, иначе воровство продуктов достигло бы промышленных масштабов. И всегда, везде при них Бесстрашные. Вооруженные. Раньше, в школе, я как-то мало об этом задумывался. Может, изгои и важная часть общества, вздумай они забастовать, они бы значительно усложнили чикагцам жизнь — но Бесстрашие этого не допустит. Дула винтовок направлены на рабочих гораздо чаще, чем на "внешние угрозы". Патрульных, разведчиков и боевиков, вместе взятых, гораздо меньше, чем охранников, занятых на предприятиях. Ребята, присматривающие за работами, жалуются, что двенадцатичасовые смены одновременно тяжелые и скучные. Но никого не интересует, легко ли отработать такую смену в качестве рабочего. В жарком цеху или душной мастерской, в шуме и пыли, в туалет — по расписанию, строем и в сопровождении Бесстрашных, а всей радости — получасовой перерыв на вегетарианский обед.

Бесстрашные не охраняют, а надзирают. Поддерживают социальное неравенство.

В городских новостях тоже мало радостного. В нашей крохотной (или крупнейшей в уцелевшем мире) газете все больше материалов, рисующих Отречение в черных красках. То статья о внебрачной связи между членами правительства. То разоблачение растраты. Поначалу я, признаюсь, тихо злорадствую. Я знаю Отречение изнутри, тот еще серпентарий. Но вот выходит материал о Маркусе. Якобы он не такой аскет, как кажется, его дом будто бы забит деликатесами, украденными со складов, коллекционным довоенным спиртным и тому подобным. И надо бы радоваться, что многоуважаемый Маркус Итон раз в кои-то веки получил щелчок по носу, но ведь это всё неправда! Да я прожил в этом доме до восемнадцати лет и Маркуса знаю как облупленного! Он чертов перфекционист, он действительно лицемер, но только в плане отношений с людьми, а что касается вещей — он честен до паранойи!

Газетчики попросту пытаются оклеветать Лидера Отречения, а все остальные на это ведутся. Бесстрашные, по крайней мере, верят этим статьям. То и дело вокруг звучит: "Пора покончить с засильем Отреченных", "Сместить Итона". А ведь система фракций когда-то доверила власть Отреченным как раз потому, что они самые бескорыстные, и личных потребностей у них меньше, чем у остальных. Кто придет им на смену?

Я много думаю над этим всем, и на душе становится так тяжело, что я решаюсь отыскать мать. Оказывается, за те годы, что мы с ней не виделись, она стала предводителем изгоев! Именно она планирует теракты против жителей фракций, а в перспективе — революцию с уравнением в правах всех жителей Чикаго! Мать тут же принимается промывать мне мозги, пытаясь перетянуть на свою сторону. Но я не готов. Я вообще не сторонник силовых методов решения проблем. К тому же у матери очень уж разносторонние сподвижники. Одни афракционеры вполне уравновешенные и адекватные, другие — просто уголовники. Мать пытается убедить меня, что сразу после революции настанет светлое будущее, счастливая жизнь в тепле и сытости для всех от мала до велика. И, кажется, вовсе не думает о человеческих потерях! А ведь мы — единственные выжившие, других городов в зоне досягаемости нет! Как она может быть такой легкомысленной? Куда там замахиваться на "всеобщее счастье", не добить бы остатки человечества...

Возможно, отчасти я не готов уйти из Бесстрашия из-за Трис. Эта девушка по-настоящему обаятельна. Перешла к нам из Отречения в этом году. Боец она слабый, зато откровенно всех опекает. Трис смазывает гематомы и ссадины, разруливает конфликты между новичками, поддерживает депрессующих. Я не очень-то люблю Отреченных. Совсем не люблю, если честно, насмотрелся на их лицемерие. Но Трис — настоящая Отреченная, не по названию, а по сути. Ей не нужно унылое закрытое платье и постное выражение лица, чтобы проявить душевные качества, и никакие тренировки не сделают из нее Бесстрашную — так мне казалось вначале. Я долго ломаю голову, почему она ушла из дома, пока не вижу ее с матерью в день посещений. Миссис Прайор что-то ей втолковывает, а Трис смотрит в сторону и еле цедит слова сквозь зубы. Неужели и с ней плохо обращались дома? Но Трис не спешит делиться своей историей. "Не нашли общий язык", "разные интересы" — вот все, что она говорит о родных. Безупречно вежливо и не слишком информативно. Да и вообще она не слишком-то рвется со мной общаться. Я часто замечаю, что Трис почему-то неловко со мной. Краснеет, не смотрит в глаза. Внимательно слушает замечания и советы, но никогда не принимает помощь. Я не навязываюсь. Это было бы неправильно. Непорядочно. Она новобранец, а я инструктор. Именно от нас с Эриком зависит, займет Трис достойное место в Бесстрашии или пополнит ряды изгоев. Я никогда не занимался харассментом и сейчас не собираюсь. Вот станет Трис Бесстрашной — а уж я постараюсь, чтобы она прошла инициацию — тогда и предложу ей встречаться. На равных.

Я в полной мере понимаю, насколько Трис необыкновенная, когда она заступается за Ала. Она и раньше поддерживала наказанных. На этот раз Эрик пытается выбить из Ала страх перед летящими ножами — как обычно, варварским способом, заставляет его встать перед мишенью. Трис в открытую спорит с Эриком и в итоге встает к мишени сама.

А бросать в нее ножи приходится мне. Эрик приказывает "подправить ей прическу" — и я подчиняюсь. Не дай Бог Эрик возьмется за ножи сам. Я более меткий, чем он — ненамного, но все же. А во-вторых, мало ли что ему в голову придет. Эрик проверяет сильных на прочность, а слабых попросту сживает со свету.

Трис выдерживает испытание с честью. Не двигается ни на миллиметр. Никогда не забуду ее горящий взгляд. Она бросает вызов всем нам — всему несправедливому, агрессивному Бесстрашию. Мне предстоит виртуозная работа: самую малость оцарапать ее, чтобы изобразить "наказание" и утихомирить садиста, который достался нам в Лидеры, но при этом не ранить всерьез. Я справляюсь — слегка задеваю ее ухо, и Эрик удостаивает Трис дополнительных очков за храбрость. После тренировки я пытаюсь поговорить с ней, объяснить, что вовсе не хотел ей зла и восхищаюсь ее храбростью. Трис не хочет слушать, лепечет "все нормально" и скорее сбегает. С тех пор мои чувства к ней навсегда отравлены чувством вины.

Пока я пытаюсь поступить по совести, жизнь подбрасывает мне новое испытание. Трис засматривается на Эрика. То на командных играх идет в его команду, то на стрельбище у неё "что-то с пистолетом", то улыбается ему, то робко благодарит за советы (которые обычно делаются в форме грубых замечаний). Честно говоря, я не уверен, что мне всё это не кажется. Девушки в Бесстрашии флиртуют откровенно, даже вызывающе. Четко знают, чего хотят, и ничего не стесняются. Может, мне просто мерещится? Возможно, в Бесстрашии я становлюсь циником и вижу плохое в самых безобидных вещах? Но наступает очередная тренировка, между ними снова начинается какое-то странное взаимодействие, и я убеждаюсь, что ничего мне не показалось.

Эрик — не очень хороший человек. Ни одна приличная девушка не сможет быть с ним счастлива. Не раз и не два я собираюсь серьезно поговорить с Трис. Но что и как ей сказать? Что он закомплексованный моральный урод, вымещает плохое настроение на подчинённых? Что он меняет девушек как перчатки, а слова "верность" вообще не знает? Открывать ей глаза на Эрика значит разводить сплетни. Как-то не по-мужски.

И пока я думаю, как сделать лучше, жизнь вносит свои коррективы. Одним отвратительным утром Эрик и Трис приходят на тренировку вместе. Он обнимает ее пониже спины и отпускает какую-то грубую шутку. А Трис молча сияет, будто так и надо! А ее тонкую шею оскверняет след от поцелуя!

Давно мне не было так тошно и противно. Разве Эрик может привлечь добрую, чистую душой девушку? Махровый эгоизм, амбиции и жестокость — вот его полный портрет. Если из всего разнообразия характеров вокруг Трис выбрала именно Эрика, значит, я что-то в ней недопонял. Но кто я такой, чтобы ее осуждать? Сам понимаю, что я ей никто. Не имею права лезть в ее личную жизнь.

Темные стены сковывают, кривые потолки давят на мозг. Неужели мне когда-то казалось, что в Бесстрашии я стану свободным? Сейчас сложно вспомнить, с какой стати я это вообразил. Я кое-как довожу тренировку до конца, спускаюсь в столовую, но в толпе еще хуже. Раздражают однообразные грубые голоса, резкий смех окружающих, а ведь раньше я был искренне привязан к ним ко всем.

Больше незачем оставаться в Бесстрашии. В ту же ночь я ухожу к афракционерам.

1) Героя прозвали Four за рекордно низкое число страхов — четыре

Вернуться к тексту