Мыльный пузырь (джен)

Поставив завтрак перед мужем, Петунья примостилась на краю стола, борясь с желанием по-детски потереть уставшие от недосыпа глаза. Вернон со вздохом принялся было есть, но, глядя на неё, остановился.

— Петти, а ты?

— Потом поем, пока что-то не хочется.

— Петти, ну, нельзя так, мы ведь уже обсуждали.

— Мы обсуждали ещё и то, чтобы ты остался со мной, а ты идёшь на работу. Я не хочу встречать колдунов одна!

— Милая, я провёл дома три дня. Нет ни намёка на то, что в ближайшее время кто-то из волшебников придёт снова. Если всё-таки придёт — позвони, я тут же приеду. Я не могу не появляться в «Граннингс», на мне там всё держится. Если я не буду контролировать людей, они перестанут нормально работать, и мы останемся без денег.

Петунья всё это прекрасно понимала, и ей было ужасно стыдно, что супругу приходилось прибегать к таким прописным истинам в качестве аргументов. Но прежде она думала, что поборола свой страх перед магами после того, как Лили ушла жить в волшебный мир, а он, этот страх, оказывается, въелся в подсознание и вернулся, едва на пороге дома появился хранитель ключей Хогвартса. После его визита пришлось потратить целый день, чтобы привести в порядок разгромленную прихожую. Вернон повесил на место зеркало, вешалку и светильник, Петунья отмыла пол и стену от остатков торта, перебрала вещи в трюмо и выбросила разбившиеся флакончики. Ещё она постирала плащи, по которым прошлось косматое чудовище, и даже развесила повсюду пакетики с лавандой, чтобы извести тяжёлый дух алкоголя, но всё равно чувствовала тот мерзкий запах, что принёс с собой великан. Хотя Вернон утверждал, что ей кажется, Петунья не верила. Он мужчина, что с него взять?

Визит Хагрида имел, на самом деле, ещё более неприятные последствия, чем большая уборка. Мало того, что им пришлось иметь разговор с полицией и заплатить немаленький штраф за ложный вызов, так и соседи не преминули поинтересоваться, что же случилось у досточтимых Дурслей и почему именно ночью. Подобное происшествие не могло остаться незамеченным в маленьком и сонном Литтл Уингинге, и Петунье пришлось выдержать натиск всех, абсолютно всех жителей (но особенно, конечно, жительниц) Тисовой улицы, придумывая разные небылицы, чтобы объяснить ругань, крики и приезд полиции с частной охранной службой. Вернон-то ничего не понимал в нюансах и думал, что они успешно отбились от претензий и вопросов, однако Петунья понимала: ей не поверили ни на йоту. Ночное сумасшествие в их доме на долгие месяцы станет темой для обсуждения и сплетен, а если вспомнить, что волшебники должны нагрянуть снова... нет, Петунья не хотела встречать их один на один.

— Я надеюсь, в этот раз они пришлют кого-то более адекватного, — виновато произнёс Вернон. — Очень надеюсь. Мне показалось, Хагид... Хагрид тогда меня понял.

— А что толку? Ты же сам сказал, что волшебники считают Гарри здоровым, а нас — дьяволами во плоти, притесняющими несчастного ребёнка. Хотела бы я знать, кто сказал им подобную чушь.

— Да. И ведь за клевету не засудишь, — вновь вздохнул Вернон и накрыл её руку своей. — Мы справимся, Петти, вот увидишь. Кто предупреждён, тот вооружён, а мы предупреждены.

— Мне бы твою уверенность, дорогой, — тихо пробормотала Петунья.

Супруг как будто не до конца понимал возможные последствия, а стоило Петунье задуматься, как в голову лезло всякое, вплоть до того, что им придётся продавать дом и переезжать в другое место. Она слишком хорошо знала милых дам, живших по соседству, и их острые, злые языки.

Вернон всё-таки ушёл, на прощание поцеловав её в щёку. При нём Петунья ещё держалась, но, когда семейная машина съехала с подъездной дорожки, невольно прослезилась. Утренняя нервозность переросла в самый настоящий страх. Вроде бы предстоял самый обычный день: покормить Гарри через зонд, обмыть его, приготовить обед и ужин, сделать уборку и постирать, снова позаботиться о племяннике, — но без Вернона дома Петунья чувствовала себя беззащитной. До встречи с жутким, вонючим великаном они с мужем всерьёз не задумывались, что волшебники могут назначить их виновными в болезни Гарри. Это казалось просто дикостью! Напротив, Петунья раньше врачей заподозрила, что с ребёнком что-то не так — сразу заявила об этом, когда увидела маленького племянника. Уж слишком заторможенным, странным он был, даже со скидкой на пережитый стресс и полностью незнакомое окружение: не плакал, не лопотал, вообще не реагировал на взрослых. Самым шокирующим было то, что Гарри тогда находился в больнице под присмотром, но не педиатры забили тревогу, а Петунья, самая обыкновенная женщина и мать.

Теперь же, с точки зрения волшебников, получалось, что она, кровная тётя, и её супруг — страшные злыдни! Они-то — и злыдни?! А сами маги, между прочим, отправили за одиннадцатилетним ребёнком пьяницу! Этот громила, когда явился, был просто переполнен желанием восстановить справедливость, так сказал Вернон. Какое счастье, что ему удалось переубедить сумасшедшего колдуна. Чудище же могло их и проклясть, а кто бы им тогда помог? В том-то и дело, что никто. Для волшебников, как Петунья убедилась на своём горьком опыте, жизнь обычного человека не представляла ценности.

Полная тревоги и дурных предчувствий она принялась за домашние дела. Получалось из рук вон плохо. Собственный завтрак остыл, еда для Гарри получилась гораздо горячее положенного, и её пришлось остужать. Петунья так этим увлеклась, что совсем забыла про чайник и чуть не спалила его и полкухни. Пока налаживала систему питания с зондом, будь она неладна, пока чистила кало- и мочеприёмники, всё плакала. Если бы Лили осталась жива, разве ж было всё так? Нет, конечно же. Ох, сестрёнка-сестрёнка, ну и что, настолько ли он хорош, этот волшебный мир? Не сказка, а совсем наоборот, если там убивают целыми семьями, если бросают сирот без помощи и без документов, мол, выбирайтесь, маглы, сами, как хотите. А племянник всё лежал в кровати, бессмысленно пялясь в стену и улыбаясь, что бы Петунья ни делала. Она обливалась слезами, видя его такого безучастного, с трубкой назогастрального зонда из носа, — он улыбался. Она, кряхтя от натуги, переворачивала его, чтобы не было пролежней, — он улыбался. Она дрожащими пальцами нажимала на шприц, подавая питание по тоненькой трубочке прямо в желудок, — он улыбался. Гарри всегда улыбался, все те без малого десять лет, что Дурсли заботились о нём.

— Господи! — отбросив в сторону опустевший шприц, Петунья сгорбилась на своём стульчике и закрыла лицо руками.

Слёзы лились с такой силой, словно кто-то в её голове разрушил плотину. Ей стало бы легче, отреагируй племянник хоть как-нибудь: морганием, кивком, да хотя бы пусть он просто перестал улыбаться! Только врачи давно уже поставили крест на мальчике, говоря, что с таким объёмным поражением мозга нечего и слово «надежда» произносить. Волшебники оставались последним шансом, но они считали Гарри здоровым. Здоровым! Как же так, неужели его не обследовали, обнаружив подле убитых родителей? Петунья не понимала. Силилась понять, однако не могла. Наверное, потому что не волшебница, а обычный, адекватный, нормальный человек.

Ей потребовалось гораздо больше времени, чем обычно, на рутинные процедуры, и комнату Гарри Петунья покинула совершенно разбитой и расстроенной, в очередном приступе чувства вины. Оно горчило, как кудрявый салат-латук, и жглось кайенским перцем. Если бы Петунья добилась, чтобы родители не пустили Лили в Хогвартс, если бы раньше разрушила её дружбу со Снейпом, если бы наплевала на свою гордость и объяснила сестре, что пижон и сноб Поттер совсем ей не пара, если бы достучалась до Лили, что война — не место для беременной женщины!.. Если бы хоть что-то пошло не так, как пошло, Лили бы была жива, а её сын — здоров. Петунья имела столько шансов изменить судьбу младшей сестры, но ни одним из них не воспользовалась! Сначала — не понимала, насколько всё серьёзно, а когда увидела, что Лили уже относится к их семье и своему настоящему миру с высокомерным пренебрежением, стала отвечать ей той же монетой. Глупо, по-детски стремилась доказать, что, не имея колдовских сил, она, Петунья, всё равно не хуже яркой красавицы-волшебницы Лили. Итогом этого дурацкого противостояния стали смерть сестры и болезнь её невинного ребёнка.

Петунья заварила себе успокоительные травы вместо чая, но они не помогали. Да и было ли во всём мире что-то, что смогло бы облегчить её боль и изменить прошлое? Сомнительно, что у волшебников есть какие-нибудь приборы для перемещения во времени. Колдуны тратили свои умения на глупости вместо чего-то стоящего. Поэтому, терзаемая угрызениями совести и подавленная виной, Петунья пошла в прихожую на стук и даже не посмотрела в глазок.

Когда она распахнула дверь, то подумала, что у неё потемнело в глазах. Оказалось, нет. Просто стоявший перед Петуньей человек был одет во всё чёрное с головы до ног, и волосы, грязным облаком обрамлявшие худое, узкое лицо, тоже были иссиня-чёрными.

— Снейп! — охнула Петунья, прижав ладонь ко рту.

— Петунья, — скривился тот и надолго замолчал, прежде чем произнести что-то ещё. Видно было, что Снейп искренне жалел, что пришёл. — Я за мальчишкой.

Она молча посторонилась, пропуская его в дом. В глубине души затрепыхалось слабенькое негодование, что какой-то колдун, пусть в этот раз не воняющий перегаром, вновь топчет её идеально чистые полы и кривит рот, но Петунья не дала волю злости. Ей требовались все силы на разговор с волшебником, который явился именно тогда, когда Вернона не было дома и когда она сама пребывала в расстроенных чувствах. А то, что этим магом оказался Снейп… Петунья помнила Снейпа и до сих пор ненавидела его, потому что именно со знакомства с ним и началось путешествие сестрёнки в загадочный и соблазнительный волшебный мир, который в конце концов забрал её жизнь. Умом Петунья понимала, что не Снейп, так кто-то другой познакомил бы Лили с колдовством, но всё-таки сделал это именно он.

А Снейп изменился. Ей помнился заброшенный тощий мальчишка, злобно зыркавший из-под длинной чёлки, носивший девчачьи блузы, старые штаны и растоптанную обувь на два-три размера больше. Этот же Снейп, что зашёл в гостиную и по-хозяйски огляделся, был одет представительно, тут, конечно, не поспоришь. Но его лицо землисто-жёлтого оттенка выдавало неважное здоровье, волосы оставались по-прежнему неухоженными, и впечатление он создавал двоякое. Вроде бы и повзрослел, и перерос детские, юношеские проказы (далеко не безобидные, положа руку на сердце), а вроде бы Петунья смотрела на нищего приятеля своей младшей сестры, пытаясь дознаться, куда отправятся гулять эти двое, а Снейп никак не желал открывать ей правду.

Видимо, колдовским чутьём уловив, что Петунья беззастенчиво пялилась на него, Снейп резко развернулся и повторил:

— Я за мальчишкой.

Петунья кивнула. У неё першило в горле, так рвались наружу полные яда и обвинений вопросы, а где же лучший друг Лили Эванс был эти десять лет и кто дал ему право нагло являться в чужой дом и требовать встречи с чужим ребёнком, но она держалась. Если Снейп пришёл за Гарри, то он тоже из Хогвартса. А ещё, Петунья вспомнила, он даже подростком хорошо разбирался во всяких снадобьях, которыми лечились маги, и… Зелья! То, что нужно! Воспрянув духом, Петунья изобразила самую добрую и милую улыбку, на какую была способна, и предложила присесть. Она никогда не думала, что до такого дойдёт, но пока Снейп являлся шансом на спасение Гарри, Петунья готова была вести себя максимально любезно. Как же она сразу не вспомнила про Снейпа? Ведь они с Верноном могли бы отправить письмо, в память о Лили Снейп, наверное, не отказал бы в помощи. Или отказал бы? В своих последних весточках из волшебного мира Лили упоминала, что её друг детства выбрал не ту сторону, Петунья думала, что в той кровавой войне Снейпа либо убили, либо он попал в тюрьму по её окончании. Она вообще забыла про него, как и про все прочие неприятные проявления волшебства в своей жизни.

Снейп, похоже, рассчитывал на совсем другой приём, потому что в кресло сел с заминкой, не спуская с неё настороженного взгляда.

— Чаю? — спросила Петунья, чувствуя себя так, словно продолжался тот самый сюрреалистичный вечер с её семьей и волшебником в главной роли.

Тот отрицательно покачал головой.

— Хорошо. — Петунья буквально стекла на софу. Ей было на удивление плевать, что она не будет выглядеть в глазах давнего противника идеальной домохозяйкой. — Мне нужно кое-что сказать, Сн… мистер Снейп. Про Гарри.

— Я знаю, что он болел. Этот дуболом Хагрид передал мне ваш в высшей степени примечательный разговор. Растите второго Джеймса Поттера?

Невольно Петунья вспомнила его, отца Гарри. Джеймса Поттера она видела всего дважды в жизни: когда сестра решила познакомить её, без пяти минут замужнюю даму, и Вернона со своим женихом и на собственной свадьбе, куда очкастый мерзавец явился без приглашения, под руку с Лили. Воспоминания о нём у неё остались самые наихудшие, но, увы, приходилось подчиняться правилу «о мёртвых либо хорошо, либо ничего». Однако Петунья без раздумий согласилась бы на племянника-пижона или задиру, лишь бы он был здоров.

— Я сюда не разговаривать пришёл, — злобно процедил Снейп, — а отдать этому мальчишке приглашение в Хогвартс и сопроводить на Косую аллею. У меня очень мало свободного времени. Зови, наконец, Поттера!

Да, неважно, сколько лет прошло, некоторые люди всё равно не меняются. Гонора, пренебрежения и неуважения у Снейпа не убавилось, напротив, они лезли через край.

— Северус, — вновь сбилась она на обращении, — послушай, это очень важно. Гарри болен.

— До сих пор? Чем вы его кормите, одним мороженым, что ли?

— Нет, дело в том, что...

— Петунья, я повторюсь: мне нет дела, что у вас происходит, хоть золотом Поттера с головы до ног посыпайте. Я слишком занят, чтобы заниматься ерундой, так что твоему племяннику придётся осознать, что не всё в мире вертится вокруг него. Хочет он того или нет, но Поттер получит своё приглашение и поедет в Хогвартс!

Во время своей болезненно-пламенной речи Снейп вытащил из внутреннего кармана удлинённого пиджака знакомый конверт и швырнул его на журнальный столик.

Понятно, разговора не выйдет, Снейп не желал услышать простую маглу.

— А насчёт его болезни… я подготовился, — хмуро продолжил тот, и на столик к конверту перекочевал ещё маленький флакон с непонятным содержимым. — Перечное зелье. Пара глотков, и мальчишка будет как новенький.

— Ты не понимаешь, Северус. Гарри не простужен, всё гораздо серьёзнее. — Петунья поднялась с кресла и направилась к лестнице. — Идём, я покажу. Эти свои волшебные штучки оставь здесь, они не понадобятся.

Она сделала вид, что не заметила, как Снейп достал волшебную палочку. Ну и Бог с ним, если без дурацкой деревяшки в руках он чувствовал себя беззащитным и беспомощным, то кто ему судья? Вместе они поднялись на второй этаж. У Петуньи возникла было мысль предупредить Снейпа, но она поняла, что это бесполезно, поэтому, внутренне собравшись, толкнула дверь в гостевую спальню и поманила Снейпа за собой. Тот, весь недовольный и готовый разразиться нравоучениями, сделал за ней шаг в маленькую комнатку и обомлел. Раньше Петунья и думать не могла, что человек может в одночасье сделаться столь незаметным, чуть ли не невидимым. Снейп словно и дышать перестал, с лица у него схлынули все краски, и сильно-сильно забилась жилка на виске.

— Ну вот, Северус, — Петунья, не зная, чем занять руки, поправила одеяло, — это Гарри.

В глазах Снейпа, застывшего у изножья кровати, отразился первобытный ужас. Петунья не смела осуждать его за это. Для неподготовленного человека её племянник являл собой чудовищное зрелище. Худенький, даже тощий — весил Гарри всего пятьдесят пять фунтов при норме в семьдесят семь — восемьдесят; на специальном питании через зонд, конечно, вес не наберёшь. Ручки, безвольно лежавшие поверх одеяла, со стороны представлялись просто костями, обтянутыми кожей, пальчики выгнуты — их намертво сковал жестокий спазм, ещё когда Гарри не было и двух лет. Голова на подушке была всегда в одном и том же положении, рот растянут в улыбке, глаза смотрели мимо… если честно, Петунья не знала, видел ли Гарри что-нибудь или нет. Он не реагировал ни на что и ни на кого. Особенно страшно становилось, когда начинали свирепствовать сезонные эпидемии гриппа и прочей простуды, ведь если бы Гарри заболел, он бы не сумел попросить о помощи. Слава Богу, у их семьи хватало денег содержать его в специализированном медучреждении, где за племянником следили врачи. Иначе Петунья не знала, как бы она справилась.

— Чт... что, что с ним? — шёпотом произнёс бледный до обморока Снейп.

— Ты можешь говорить спокойно, Гарри не слышит. Не видит, не говорит, не может садиться, двигаться, есть самостоятельно. В туалет тоже сам не ходит. У него обширное повреждение мозга, больше семидесяти процентов.

А сердце было здорово, ну, в то время, когда Гарри поставили его диагноз-приговор. Медики Больницы Святого Варфоломея так и сказали ей с Верноном — мальчик может прожить как долгую жизнь среднестатистического англичанина, так и умереть в юношестве, не дожив и до двадцати. Всё потому, что никто не мог предугадать, насколько хватит его сердца и других органов. Мозг не мог исполнять свои функции, чудо, что участок, отвечавший за координацию дыхания, оказался невредим, но всё остальное — питание, справление нужды — за Гарри делали другие. Без движения, без разнообразной пищи, всё время лёжа — при таких условиях даже самый сильный и выносливый организм в конце концов стал бы давать сбои. Гарри уже лечили печень, лёгкие и кишечник, а последнее обследование показало, что у племянника начались проблемы с почками. Петунья тогда проплакала несколько дней и не могла спокойно читать медицинские документы, всё изучал и подписывал Вернон. Она просто не могла смириться, что на долю Гарри выпало столько бед и несчастий.

Снейп замахал палочкой с такой скоростью, как будто от этого зависела его жизнь. Полупрозрачные ленты, соткавшись из воздуха, закружились над Гарри и вокруг него, периодически изменяя свой цвет. На уровне живота они слегка покраснели, а вот те, что опоясывали голову, окрасились в жуткую черноту, будто на них раскрошили уголь. Увидев это, Снейп шумно втянул в себя воздух. Петунья же с горечью посмотрела на безучастного к колдовству племянника. Лили всегда нравилось всё красивое, её сын, наверное, тоже должен был впечатлиться. Какой бы ребёнок не пришёл в восторг от подобного зрелища? Только Гарри.

— Северус, наша медицина бессильна. Врачи ничего не могут сделать, только поддерживать его жизнь специальными аппаратами. Но вы волшебники! Есть же у вас какое-то зелье, которое бы ему помогло?

На Снейпа Петунья смотрела с надеждой. В этот момент всё её предубеждение против магии, против глупых и самонадеянных волшебников отступило на второй, третий, Бог-знает-какой план. Лишь бы только они вылечили её племянника! Ничего, если по развитию он окажется на уровне младенца, Петунья сможет поставить Гарри на ноги. Только бы Снейп сказал сейчас, что это возможно! Только бы сказал! Потому что выглядел он — краше в гроб кладут, а как бы Петунья ни хотела обмануться и поверить в невозможное, она всё-таки адекватно воспринимала действительность. Реакция Снейпа говорила сама за себя.

— Что вы с ним сделали? — вдруг выплюнул Снейп.

— Что? — Она подумала, что ослышалась.

— Что ты и твой муж с ним сделали?! — заорал тот, резко покраснев. — В-вы, м-маглы! Это же твой племянник! Сын Лили, всё, что от неё осталось! Что вы с ним сделали?

Лишившись дара речи, Петунья уставилась на брызгавшего слюной Снейпа. К своему ужасу, она вспомнила, что не выполнила обещание позвонить Вернону, и теперь оказалась наедине со взбешённым магом, который видел её монстром, сделавшим из нормального, здорового ребёнка инвалида.

Оскалившийся Снейп с нечеловеческим рыком запустил в неё какое-то заклинание. Взвизгнув, Петунья рухнула на пол, больно ударившись коленями. Когда же она обернулась, то увидела, что на стене, у которой она только что стояла, появилось несколько глубоких разрезов. Обои разошлись, будто их вскрыли скальпелем, в воздухе повисла цветная пыль от разбитых кирпичей. Осознав, что стало бы с ней самой, Петунья помертвела и чуть не впала в ступор, но её тело лучше разума знало, что нужно делать. Пока Снейп приходил в себя, она на четвереньках выбралась в коридор, вскочила и ринулась по лестнице вниз, проклиная своё желание выделиться перед мужем и подругами и ходить дома на каблуках. Только бы добраться до телефона!

— Петунья, вернись! — истерично завизжал Снейп, и через несколько секунд, когда Петунья уже ворвалась в гостиную, на лестнице что-то загрохотало. — Посмотри мне в глаза! Посмотри и скажи, как ты посмела поднять руку на сына Лили!

Непонятно, что сломалось в её голове, потому что Петунья не схватилась за телефон и не помчалась к «тревожной» кнопке для вызова охраны. Она добралась до секретера, расшвыряла по сторонам документы и вытащила пухлую папку с результатами обследований Гарри. Развернувшись, прикрылась ею как щитом перед возникшим в гостиной Снейпом.

— Гарри болен, Снейп, болен! Мы лечили его с тех пор, как смогли забрать!

Ей удалось пригнуться и избежать попадания ярко-зелёного луча другого заклинания. Оно не оставило никаких следов на стене, но Петунья знала, что пребывавший в ярости Снейп не мог швыряться чем-то безобидным. Не дожидаясь, когда в неё полетит что-то ещё, она распахнула папку — благо первое заключение педиатра, когда Гарри было год и шесть, лежало сверху, — и сунула её Снейпу под нос.

— Смотри сам! Мы ничего не делали с Гарри! Он с самого начала был болен!

О чём она думала, решаясь на столь опрометчивый шаг, одному Богу известно. Снейп мог с лёгкостью убить её заклинанием или просто оттолкнуть так, что она, упав, пробила бы голову. Он уже и руку с волшебной палочкой занёс для удара, но всё же перевёл дикий, безумный взгляд на бумагу. Когда Снейп перестал кричать и исторгать из себя потоки брани, стало тихо, настолько тихо, что Петунья слышала не только безумный стук собственного сердца, но и то, как в соседнем доме Полкиссы садились пить чай.

— К-как ты мог подумать такое, — прозаикалась она от пережитого. — Гарри же всё, что у меня осталось от Лили...

Медленно-медленно, но Снейп опустил своё волшебное оружие. Его глаза лихорадочно бегали по документу, изучая заключение почти десятилетней давности; не обращая внимания на Петунью, он неловким движением, как если бы у него заржавели все суставы, забрал бумагу из рук и отступил на шаг, недоверчиво перечитывая её.

— Вот, посмотри, я не лгу, — Петунья покопалась в папке и выудила небольшой пергаментный конверт, совсем не изменившийся со временем. Позабыв о возможной опасности, она всунула его в руки вяло сопротивлявшемуся Снейпу. — Вот что лежало в корзинке у Гарри, когда я нашла его утром на нашем пороге. Может, тогда он и повредился головой, или это сделал ваш злодей, я не знаю, как всё произошло. Не знаю и ничем не могу помочь!

Снейп, выглядевший так, словно у него только что рухнул мир, шумно сглотнул и потянул у Петуньи папку целиком. Зарылся в неё и, не глядя вокруг, как-то добрёл до софы, на которую и рухнул. Петунья боялась пошевелиться, а Снейп молчал. Читал и молчал, читал и молчал, периодически хватаясь за голову. С его лица сходила краснота ярости, уступая место нездоровой бледности.

— Теп-теперь понимаешь? Понимаешь, что мы ни в чём не виноваты, Северус Снейп?

Когда он, оторвавшись от бумаг, вскинулся, глаза у него вновь были дикие, но уже от ужаса осознания. Петунья никогда прежде ничего подобного не видела, и самой ей стало жутко донельзя. Как бы Снейпа удар не хватил после таких новостей.

— Как же это... — беспомощно пролепетал он, утратив всю свою грозность и смертоносность, и уронил голову на грудь, — сына Лили... обещал... в безопасное место!.. А тут — маглы...

Презрительное «маглы» её не задело. Только сейчас Петунья начала осознавать, через что прошла и как рисковала собой. Она ещё успела сообразить и сказать себе, что самое главное — не упасть в обморок, когда её накрыл жесточайший приступ истерики. Захотелось одновременно и кричать, и плакать, и смеяться. Что, в конце концов, происходит? Петунья десять лет волокла племянника на своём горбу, вынужденная ущемлять собственную семью, искупая этим вину перед сестрой, и что получила? Какой-то носатый оборванец, который даже голову помыть не в состоянии, смел ей что-то указывать? Обвинять в том, что она вредила беззащитному ребёнку! А где был он сам? Где были волшебники, любовью которых так хвалилась Лили?

— Понятия не имею, — жёстко сказала она. Хватит, надоело! Надоело быть человеком второго сорта и оправдываться, хотя она сделала всё, что могла, и даже больше. — Я всего лишь магла, Снейп! Мне не докладывают, что вы, колдуны, там у себя нарешали и почему. Я знаю только, что мой племянник ночь провёл на пороге моего дома, куда его положили в корзинке и с письмом, как бездомное животное! Ночь, в ноябре! Вы не удосужились зайти и объяснить по-человечески, что с моей сестрой и что с племянником! Его ваши врачи осматривали вообще?!

С каждым новым её словом Снейп ощутимо вздрагивал, но глаз от бумаг, которые вновь и вновь перелистывал трясущимися руками, больше не поднимал. О, естественно! Стыдно стало! Стыдно, что его распекала какая-то магла!

— А теперь вы предъявляете мне претензии? Ты, этот ваш хранитель ключей, который вообще пришёл за ребёнком пьяным! Не слишком ли много вы себе позволяете, господа маги? Вы десять лет не вспоминали о Гарри! Вам хорошо было жить, ни о чём не думая, не страдая рядом с больным ребёнком! Где вы были? Где ты был, Снейп?! Кидаешься мстить за ребёнка Лили, но сам палец о палец ради него не ударил! Это ты во всём виноват, познакомил мою сестру с волшебством! Лили умерла из-за тебя!

У неё едва хватило сил, чтобы закончить. Остервенение, гнев — всё это отхлынуло, как волна от берега, и Петунья осталась стоять на слабых ногах, хватая ртом воздух. До неё только сейчас дошло, что она каким-то чудом избежала... ну, наверное, гибели. Снейп никогда не отличался добродушием, а за Лили он мог и убить.

Сомнамбулой она добралась до телефона, взяла трубку с базы, и на этом её запал окончательно иссяк. Повезло, что телефон стоял на столике у самой стены, и на эту стену Петунья, зайдясь в беззвучном плаче, навалилась, чтобы удержаться в вертикальном положении. Слёзы текли, её трясло, и Петунья не знала, сколько времени ей потребовалось, чтобы всё-таки набрать номер фирмы мужа.

— «Граннингс». — Миссис Ловелл, секретарь Вернона, звучала настолько уверенно и спокойно, что для Петуньи это стало ещё одним ударом. Прижав ладонь ко рту, чтобы не разрыдаться в полный голос, она сумела выдохнуть лишь:

— Это миссис Дурсль.

Миссис Ловелл будто сразу всё поняла, потому что, сменив тон, взволнованно прострекотала:

— Ох, сейчас, секунду, миссис Дурсль! — а в следующий момент трубку взял уже Вернон.

— Петунья? Что, что случилось?

— Вернон, приезжай, — услышав родной голос, голос, обещавший защиту и безопасность, Петунья не выдержала и начала всхлипывать. — Приезжай, пожалуйста! У нас…

Совсем измотанная и плохо соображавшая, она даже не обратила внимания, что стояла спиной к Снейпу. К волшебнику, которому ничего не стоило подло и вероломно напасть прямо сейчас. Петунья осознала свой промах, только когда сзади раздался глухой стук, как будто что-то упало. Она повернулась, но успела увидеть лишь мантию Снейпа, стремительно промчавшегося в прихожую, а через мгновение дверь бахнула о стену с такой силой, что весь дом содрогнулся.

Снейп сбежал, а на полу гостиной осталась лежать папка с разлетевшимися медицинскими документами.