Татуинские истории (джен)

— Короновал бы.

— Сто раз! Ещё скажи, что в один день с собой.

— Это можно.

Они рассмеялись. Привычно. Дружно. Если связь, поддерживаемая техникой, нет-нет да и могла некстати дать сбой, то другие их узы были сделаны из материала попрочнее.

Насколько хватало эмоций с памятью, он и знал, и верил, что не пожелал бы видеть рядом с собой другую. Нет, понятное дело, не императрицей, но — женщиной своего дома. Родственницей, которой не всё равно на то, чем живёт и дышит его сын. И жив он сам или стал частью великой Силы в боях за их общий дом размером с галактику. А трон... что — трон? Троны не для кого-то вроде него.

— Пригласи, когда надумаешь короноваться. Хоть вечерние платья выгуляю на самой церемонии, на фуршете... и на танцах. Они же будут?

— Обязательно.

Как легко, как хорошо вот так шутить с ней!.. Аж дышать легче становилось на секунду-другую. Может, правы древние, смех продлевал жизнь и улучшал здоровье? Кто бы знал.

А жизнь его шла своим чередом, по временам оказываясь не такой уж и жестянкой, и чаще случаться взялись нежестяночные дни, хорошо... и чем дальше, тем честнее он себе отдавал отчёт в том, что ему лучше заниматься своею работой, как императору — своей. Ведь странно было бы отказываться умнеть, когда появился жизненный опыт. И глупо.

А та, которая рада звонкам так далеко от столицы!.. Он мог коснуться её натруженных рук сквозь время и пространство, благодаря за очередной плащ, который так эффектно, ну... внушал. Точнее, помочь мог — внушать, раз уж получилось, что всевозможные разумные были и будут впечатлительными. Такова их натура. И такова жизнь.

— Как новый защитный крем?

— Знаешь, планирую добавить ещё вытяжки из почек ворт-дерева.

— А давай. Помогает!.. Извини, другая линия, пора трудиться.

— Звони чаще, Эни.

— Постараюсь. Ты... за Люком приглядывай.

— Буду. Как обычно.

— Ценю. Отбой, Беру.

Она пусть не всегда могла видеть, как он разворачивал посылки из дому, но вот почувствовать его радость — да, очень даже получалось. Что это? Не самая мощная, но всё-таки одарённость? А без разницы. Когда-то почти давно они вместе, по отдельности и с помощью остальных пытались разобраться в этом вопросе.

Наверное, дело всё же было в способностях, какие характерны для чувствительных к Силе... но больше она особо ничего и не могла, если речь о Силе, хотя пыталась — смочь. Безрезультатно. Инквизиторам настолько малая величина способностей была не очень-то интересна. Что ж. А всякая... публика не нравилась уже ей. И не ей одной.

Насколько хватало сил и контакта с Силой, она чувствовала: Энакин перевернул бы галактику с ног на уши, если б это подарило столь хрупкий, трудно достижимый баланс всем планетам сразу. И — ей.

Но и Энакин Скайуокер, и лучшие врачи империи, финансисты, технологи ли не могли сотворить чудо. Разве только — приблизить явление такового.

А её персональное чудо, крошечное такое!.. Что теперь об этом. И ком в горле — проглотить. Ведь лучше, лучше уже, витамины и остальное... что она зря расклеилась? И вообще — ужин. Да. Жаркое из мяса эопи почти готово, так... отлично. Когда её мужчины вернутся домой, вместе сообразят что салатное из своего урожайного да того, чем угостили Марстрапы, и за стол.

— Здравствуй.

И — имитация шороха. Будто рукавом столешницу задел кто. Вроде привычно, хотя и странновато: насколько Беру помнила, в это время Люк ещё гулял. Обычно. И не один, да. Беру проверила жаркое снова. Обернулась к тому, кто создал обманку, похожую на реальный шорох.

— И вам добрый вечер. Я же просила: без маскировки, ведь самим так легче. Что ж вы почём зря напряжение-то!..

— Извини, Беру. Привычка.

Квай-Гон Джинн перестал отбрасывать тень и стал как будто чуть прозрачней... и более светящимся, что ли.

— Шми показывает Люку местные лекарственные растения, всё в порядке. Сегодня начнёт цвести ворт-роща к востоку отсюда, помнишь?

Беру кивнула. Помнила ли она? Конечно! А всё же... что случилось? Тревога за Люка погасла, не успев разгореться. Но ей на смену пришла другая. Нет, Беру хорошо ладила с Квай-Гоном, но... что случилось? Он же сам любил эти прогулки ничуть не меньше, чем Люк. И со Шми удавалось ему встретиться не то чтобы всегда, и каждой такой встречи он ждал с нетерпением, так почему сегодня?..

— А вы отчего не пошли в рощу?

— Чтобы помочь одной маленькой леди отыскать дорогу домой в последний раз. Шесть минут, Беру. Прости, дольше никак.

Сердце не могло застрять в горле, но ей показалось — да, там оно, там. Квай-Гон плавно шагнул куда-то в сторону. Куда именно? Беру не видела. Не могла видеть. Слёзы душили её, застили!..

— Мам, а я попрощаться. Сила всю-всю неделю поёт о том, что мне пора собираться в путь, чтоб идти дальше! Почему ты плачешь?

— Да так. Песч-ч-чинка в глаз попала, милая.

Беру едва могла дышать. Перед ней стояла их с Оуэном девочка. Почти такая, какой была семь лет назад. До эпидемии. До Люка.

Стояла. Светилась. Вся, с выбеленных солнцами Татуина косичек, и до подола того платьица, которое ей когда-то сшила Беру.

Стояла их с Оуэном дочка, утешала свою маму, надеясь, что та скоро-скоро победит вредную песчинку, рассказывала, на какую планету улетит... и не отбрасывала тени.