Татуинские истории (джен)

— Как прошли уроки?

— Ну, если честно, твои интереснее.

— Люк...

— Помню-помню: нет бесполезной учёбы, есть великая Сила, понять которую легче, когда учил и то, что задали дистанционно в Анкорхэде. Дедушка?..

— Спрашивай же, мой любознательный падаван.

— А сегодня пойдём гладить крайт-драконышей и играть с ними? Я им вкусного припас в холодильнике.

— Значит, пойдём. Давай, собирайся.

— Ура!

— Беру записку оставь, чтоб не получилось так, как в прошлый раз.

— Ой. Я быстро. Одну секунду... готово. Уже бегу, дедуль!

Сколько Люк себя помнил, он своего дедушку запросто видел. Тот у него был с усами и бородой, солидный такой. И высоченный! Как дедушкам и положено. А Люк его совершенно точно видел. Как... вот как тётю Беру с дядей Оуэном. Или Биггса Дарклайтера с его семьёй. Или ещё кого из ближних и дальних соседей, да хоть как Мару-вредину и её родню.

Когда Люк совсем-совсем мелким был, дедушка у него над кроваткой шестерёнки подвешивал в воздухе из дядиных гаражных запасов, те, что поновее и почище, светом каким-то синим обработав их до подвешивания, говорил ещё серьёзно аж до уморительности Люку, который в кроватке лежал, что так надо очень для де-зин-фек-ци-и. Вообще ж дедушка любил с Люком пообщаться и рассказывал ему о Татуине и о других планетах даже чаще, чем тётя и дядя. О том, например, какая где живность и разумные. И о приключениях.

А дядя по утрам сильно удивлялся: как так, почему шестерёнки и прочее нужное на полках в гараже будто перекладывает кто-то аккуратно, хотя гараж на ночь запирали.

Да без всяких крепежей дедушка подвешивать-то умел все эти богатства из гаража, чтоб они сами по себе вращались и летали, пока никто не знал о тех полётах и вращениях... ну, кроме Люка.

А когда Люк немного подрос и стал учиться ходить, дедушка следил, чтоб тот не слишком неудачно падал и подхватывал того на лету Силой в особенно критические моменты, потому что вставные-то зубы дорогие и надо иметь совесть: у тёти с дядей не так много денег, а Люк и с родными зубами поживёт. Когда они у него все-все отрастут. И ведь отросли! Ну... почти все, но Люк не унывал, потому что дедушка его заверил, добро-добро улыбнувшись в усы, что и остальные зубы у Люка обязательно появятся, просто не все сразу. Нужно только потерпеть немного.

Так и хорошо, если подумать: Биггс, например, был старше, чем Люк, но его дед уже раскошелился на несколько вставных зубов для дорогого внука, потому что витаминов каких-то важных не хватало и Дарклайтерам тоже, хоть у них семья побогаче в разы.

Хорошо, что дедушке Люка витамины были не нужны, а то кто их знает, расходы-то... Люк честно не хотел, чтоб его дедушка ходил беззубым, поэтому от всей души предложил тому целую половину своей витаминной порции в тот же день, когда узнал от тёти Беру, что витамины надо есть обязательно, а то придётся копить на вставную челюсть, которая очень дорогая. Но дедушка тогда сказал Люку спасибо за заботу и улыбнулся в усы, вот как он всегда улыбался, весело так, заговорщицки. И добавил, что Люку витамины нужнее, а его старым зубам никакой татуинский авитаминоз уже не страшен.

А дядя Оуэн вечером того дня как-то нервно понизил голос, рассказывая тёте Беру перед ужином, что слышал, как Люк разговаривал сам с собой, возясь с запчастями в гараже. А тётя Беру покачала головой и сказала дяде очень спокойно, без нервов, что все друзья Люка живут далековато, не наездишься, так что для его, Люка, возраста нормально придумывать и воображаемых друзей тоже, она читала. Дядя тогда вроде перестал нервничать, а Люк очень удивился, ведь он дедушку не выдумывал, тот настоящий! Правда, не завтракал, не обедал и не ужинал вместе со всеми, но у того дел много, ферма же — дело из серьёзных, вот дедушка и не. Правда ж, а?

Хотя что-то (может, Сила, о которой рассказывал ему дедушка?) вдруг пропела тихонько Люку в оба уха сразу в тот вечер: о дедушке лучше б дяде Оуэну не говорить, а то расстроится ещё почём зря, а своего дядю Люк уважал очень-очень.

Может, дядя Оуэн истории о живности и разумных с приключениями не так ярко умел рассказывать, как дедушка и тётя, но с дядей Люку повезло, хороший он, добрый. И помочь движок спидера перебрать разрешил! Они с дядей вместе перебирать и начнут. Но это вечером, когда все дневные работы подойдут к концу, а пока...

— Дедушка Квай-Гон, а на обратном пути остановимся с трушти поговорить у дальнего влагоуловителя? Они мне в прошлый раз вторую часть их ульевой легенды обещали рассказать.

— Люк, ты записку для Беру в планшет внёс?

— Только что!

Дедушка улыбнулся, привычно шевельнув своими усами, и положил правую руку Люку на плечо, тоже правое, напоминая, что им пора на выход. Люк хотел бы отрастить такие же усы, как у дедушки Квай-Гона, когда сам станет дедушкой, ну, когда будет совсем-совсем взрослым. Позже.

— Молодец. Тогда и к трушти зайдём. Догоняй, мой общительный падаван!

Люк издал боевой клич и ринулся в погоню, стараясь ни в коем случае не уронить на бегу припасы, которые забрал из холодильника. Его ждали хорошо знакомые трушти, драконята и ещё целых полдня историй с приключениями. И уроки, но не анкорхэдские. Другие.

На тему чудесной Силы, которая не говорила даже, а именно пела, общаясь и с его дедушкой, и со всем Татуином, кажется, насколько хватало глаз. И с ним, Люком.

— Дедуль, а бабушка Шми тоже придёт сегодня к драконихе? Она собиралась, я помню!

— Надеюсь, мой мальчик. Поднажми, будь добр, не сбивай дыхание.

— Ага!

Люк уже почти смог догнать своего шустрого дедушку. Почти настиг!.. Тот как раз взобрался на ближайший бархан и ждал его там.

А пустынный ветер нет-нет да и успевал смешно дёргать дедушку Квай-Гона за усы.

— Короновал бы.

— Сто раз! Ещё скажи, что в один день с собой.

— Это можно.

Они рассмеялись. Привычно. Дружно. Если связь, поддерживаемая техникой, нет-нет да и могла некстати дать сбой, то другие их узы были сделаны из материала попрочнее.

Насколько хватало эмоций с памятью, он и знал, и верил, что не пожелал бы видеть рядом с собой другую. Нет, понятное дело, не императрицей, но — женщиной своего дома. Родственницей, которой не всё равно на то, чем живёт и дышит его сын. И жив он сам или стал частью великой Силы в боях за их общий дом размером с галактику. А трон... что — трон? Троны не для кого-то вроде него.

— Пригласи, когда надумаешь короноваться. Хоть вечерние платья выгуляю на самой церемонии, на фуршете... и на танцах. Они же будут?

— Обязательно.

Как легко, как хорошо вот так шутить с ней!.. Аж дышать легче становилось на секунду-другую. Может, правы древние, смех продлевал жизнь и улучшал здоровье? Кто бы знал.

А жизнь его шла своим чередом, по временам оказываясь не такой уж и жестянкой, и чаще случаться взялись нежестяночные дни, хорошо... и чем дальше, тем честнее он себе отдавал отчёт в том, что ему лучше заниматься своею работой, как императору — своей. Ведь странно было бы отказываться умнеть, когда появился жизненный опыт. И глупо.

А та, которая рада звонкам так далеко от столицы!.. Он мог коснуться её натруженных рук сквозь время и пространство, благодаря за очередной плащ, который так эффектно, ну... внушал. Точнее, помочь мог — внушать, раз уж получилось, что всевозможные разумные были и будут впечатлительными. Такова их натура. И такова жизнь.

— Как новый защитный крем?

— Знаешь, планирую добавить ещё вытяжки из почек ворт-дерева.

— А давай. Помогает!.. Извини, другая линия, пора трудиться.

— Звони чаще, Эни.

— Постараюсь. Ты... за Люком приглядывай.

— Буду. Как обычно.

— Ценю. Отбой, Беру.

Она пусть не всегда могла видеть, как он разворачивал посылки из дому, но вот почувствовать его радость — да, очень даже получалось. Что это? Не самая мощная, но всё-таки одарённость? А без разницы. Когда-то почти давно они вместе, по отдельности и с помощью остальных пытались разобраться в этом вопросе.

Наверное, дело всё же было в способностях, какие характерны для чувствительных к Силе... но больше она особо ничего и не могла, если речь о Силе, хотя пыталась — смочь. Безрезультатно. Инквизиторам настолько малая величина способностей была не очень-то интересна. Что ж. А всякая... публика не нравилась уже ей. И не ей одной.

Насколько хватало сил и контакта с Силой, она чувствовала: Энакин перевернул бы галактику с ног на уши, если б это подарило столь хрупкий, трудно достижимый баланс всем планетам сразу. И — ей.

Но и Энакин Скайуокер, и лучшие врачи империи, финансисты, технологи ли не могли сотворить чудо. Разве только — приблизить явление такового.

А её персональное чудо, крошечное такое!.. Что теперь об этом. И ком в горле — проглотить. Ведь лучше, лучше уже, витамины и остальное... что она зря расклеилась? И вообще — ужин. Да. Жаркое из мяса эопи почти готово, так... отлично. Когда её мужчины вернутся домой, вместе сообразят что салатное из своего урожайного да того, чем угостили Марстрапы, и за стол.

— Здравствуй.

И — имитация шороха. Будто рукавом столешницу задел кто. Вроде привычно, хотя и странновато: насколько Беру помнила, в это время Люк ещё гулял. Обычно. И не один, да. Беру проверила жаркое снова. Обернулась к тому, кто создал обманку, похожую на реальный шорох.

— И вам добрый вечер. Я же просила: без маскировки, ведь самим так легче. Что ж вы почём зря напряжение-то!..

— Извини, Беру. Привычка.

Квай-Гон Джинн перестал отбрасывать тень и стал как будто чуть прозрачней... и более светящимся, что ли.

— Шми показывает Люку местные лекарственные растения, всё в порядке. Сегодня начнёт цвести ворт-роща к востоку отсюда, помнишь?

Беру кивнула. Помнила ли она? Конечно! А всё же... что случилось? Тревога за Люка погасла, не успев разгореться. Но ей на смену пришла другая. Нет, Беру хорошо ладила с Квай-Гоном, но... что случилось? Он же сам любил эти прогулки ничуть не меньше, чем Люк. И со Шми удавалось ему встретиться не то чтобы всегда, и каждой такой встречи он ждал с нетерпением, так почему сегодня?..

— А вы отчего не пошли в рощу?

— Чтобы помочь одной маленькой леди отыскать дорогу домой в последний раз. Шесть минут, Беру. Прости, дольше никак.

Сердце не могло застрять в горле, но ей показалось — да, там оно, там. Квай-Гон плавно шагнул куда-то в сторону. Куда именно? Беру не видела. Не могла видеть. Слёзы душили её, застили!..

— Мам, а я попрощаться. Сила всю-всю неделю поёт о том, что мне пора собираться в путь, чтоб идти дальше! Почему ты плачешь?

— Да так. Песч-ч-чинка в глаз попала, милая.

Беру едва могла дышать. Перед ней стояла их с Оуэном девочка. Почти такая, какой была семь лет назад. До эпидемии. До Люка.

Стояла. Светилась. Вся, с выбеленных солнцами Татуина косичек, и до подола того платьица, которое ей когда-то сшила Беру.

Стояла их с Оуэном дочка, утешала свою маму, надеясь, что та скоро-скоро победит вредную песчинку, рассказывала, на какую планету улетит... и не отбрасывала тени.