Хроники избранного общества (джен)

Письмо 11. Мисс Беллатрикс Блэк — мисс Элизе Лестрейндж в Маргит

Шато Розье, департамент Финистер, Бретань, Франция, 11 июня 1971 года

Слышала, тебя из-за болезни младших сослали к вашим отвратительным родственницам. Могу только искренне посочувствовать: мне в свое время хватило получаса общения с ними на каком-то приеме, куда меня решила вывезти маман, а тебе несколько недель терпеть. С другой стороны, из нас только ты не давала подзатыльников Сириусу, когда он ныл, и не драла за уши Рабастана, когда он таскал варенье… может быть, выдержишь как-нибудь и общество двух безмозглых вульгарных куриц?

Что до меня, то у меня все чудесно: маман блистает в Париже — как всегда, без обременения в виде мужа или дочерей, Цисси и Мари-Клэр прекрасно развлекают друг друга, Меда состязается в занудстве с Валентином, так что я в основном разлеживаюсь в гамаке, поедаю виноград и каштаны и занимаюсь блаженным ничем — ты, со своими младшими братцами-обормотами, поймешь, о чем я. Вечерами я болтаю с папой обо всем и ни о чем или гуляю по берегу моря с Ивэном, когда у него выдастся свободная минутка — к слову, тут дивные морские виды: посылаю тебе несколько колдографий; ты пыталась срисовывать пейзажи, когда мы уезжали, так что мой небольшой привет придется как раз кстати.

Я знаю твою дурацкую привычку молчать, когда все скверно или близко к тому, так вот — не молчи! Пиши мне обо всем — о вульгарных курицах, сарае, который они наняли на лето (воображаю, что там за безвкусица), о мальчишках, с которыми ты кокетничаешь, пока мистера Я-Слежу-За-Тобой нет рядом, да хоть о яблочных огрызках, которыми ты швыряешь в их домового эльфа. Если станет совсем невыносимо — прыгай в лодку с парусом и мчи ко мне; я всего-то через пролив, а как прикрыть, папа с Ивэном придумают.

Письмо 12. Мисс Элиза Лестрейндж — мисс Беллатрикс Блэк

Гэмп-стрит, 10, Маргит, Кент, 13 июня 1971 года

Дорогая кузина!

Мне бесконечно приятна твоя забота, но, право, тебе не о чем беспокоиться: я в кругу друзей и совершенно благополучна. Бабушка и тетя очень милы со мной, хоть я и не вполне этого заслуживаю; кузина — само очарование, а дом несколько мрачен для летней резиденции, но вполне уютен.

Я провожу дни в пристойных и подобающих занятиях, не вожу неподходящих знакомств и немного тоскую по вам всем. Как погода во Франции? Что слышно из Парижа от тети Друэллы? Со следующим письмом пришли мне, пожалуйста, последние фасоны летних мантий — не хочу на море ходить в немодном старье.

Письмо 13. Мисс Элиза Лестрейндж — мисс Беллатрикс Блэк

Гэмп-стрит, 10, Маргит, Кент, 13 июня 1971 года

На конверте стоит колдопечать отделения совиной почты в Маргите

Триса,

если мое другое письмо дошло раньше, не спеши слать сову в аврорат, чтобы меня освидетельствовали на Империус. Так было нужно — но обо всем по порядку.

В Маргите я и семейство были уже в понедельник днем; дом, который они наняли, находится на Гэмп-стрит — это самый центр магического квартала, все лавки с модными тряпками буквально в двух шагах отсюда. Сам по себе дом неплох, немного запущенный разве что (еще бы — там лет десять никто не жил), но после того, как к вечеру привезли всякие кружевные салфетки, персидские ковры и кучу модных безделушек, стал вариацией на тему Нотт-хауса в Ричмонде. Помнишь там обстановку? Вот-вот — забыть бы. Я стараюсь оставаться в доме как можно меньше — тоже гуляю около моря или по городу — но погожих дней пока было не так много, да и к вечеру надо куда-то возвращаться. К счастью, здесь позади дома большой сад — старый и здорово одичавший, но это и хорошо, — и предыдущий хозяин дома собрал неплохую библиотеку, так что мне есть, куда спрятаться, в первую очередь от людей.

Триса, Триса, можешь ли ты представить, что по меньшей мере два месяца будешь заперта в одном доме с теми, кого ненавидишь и презираешь всей душой, сколько себя помнишь? Многое я хотела бы тебе написать об этом семействе, но не могу — об этом ниже, так что ограничусь краткой сводкой. Амадей, который теперь глава семьи после смерти старого Теофила (я не могу и не хочу называть его дедом!) здесь почти не бывает: целиком погружен в работу и подготовку к свадьбе (его невесты я еще не видела, а жаль — было бы любопытно взглянуть, кто настолько безголов или отчаялся, чтобы связать жизнь с этим). Я этому рада — хоть я его и плохо знаю, но едва переношу из-за брата и Уилбура и того, как он измывался над ними в школе. Мадам Нотт все та же — ужимки, манерничанье, стремление показать статус всякими дорогими вещами и весь ассортимент лавки Фэйрскина⁽¹⁾ на лице; мисс Хорнби — ее более молодая и сообразительная копия; обе почти демонстративно не замечают меня и тщательно следят за Благопристойностью и Репутацией, вплоть до того, что ножки у обеденного стола закрывают скатертью, «чтобы не возбуждать непристойных мыслей». Вот уж действительно — не бойся грешным быть, но бойся грешным слыть⁽²⁾!

Однако, ты ошибаешься — терпеть мне придется не только этих идиоток, но и еще двух. Первая — это мисс Сильвия, дочка мисс Хорнби; довольно миловидная девчушка, но избалована мамочкой и бабушкой до крайности и свято уверена, что весь мир должен крутиться вокруг нее. Гордится тем, что неплохо для ее возраста танцует, рисует и играет на фортепиано; при каждой возможности демонстрирует «хорошие манеры», явно перенятые у тех же мамочки и бабушки, но в целом невежественна до ужаса. Триса, я серьезно: она ненамного младше Рега, но считает, что «Бэгшот» — это что-то вроде кошелька⁽³⁾. Вторая идиотка — это мисс Спаус, гувернантка Сильвии; помнишь, у Камиллы Спенсер-Мун из Хаффлпаффа была ручная крыска? Надень на нее очки, самые уродливые, в роговой оправе — и получишь эту особу. Стремление все вынюхать и везде засунуть нос у нее тоже поистину крысиные, да и магии, похоже, как в крысе — я ни разу не видела, чтобы она хотя бы Манящие чары сотворила; не знаю, для чего она при Сильвии — вероятно, чтобы разыгрывать добродетель в нищете и походя учить французскому, рисованию и треньканию на фортепиано. Признаться, я совсем не хотела задевать эту мышь, но она отчего-то решила, что я тоже должна ее слушаться (да-да, я и гувернантка, постарайся не смеяться на всю Францию); когда я вежливо, вежливо ответила, что в ее опеке и услугах не нуждаюсь, она продолжила настаивать и даже угрожать наказанием. Мне! Каюсь, виновата — не стерпела и высказала все, что про нее думаю; особенно прошлась по тому, что могла бы из приличия подчиниться человеку, который обучает детишек вроде Сильви действительно необходимым вещам, например, основам чар или зельеварения, а портить гуашью бумагу или бренчать на фортепиано может научить и обезьяна под Империусом. Поэтому любая, хоть немного заслуживающая уважения колдунья не будет падать до подобной работы, а коль скоро мисс Мышь к ним не относится, то мне с ней и говорить не о чем. Она, разумеется, побежала жаловаться мадам и мисс, но те только посмеялись и сказали, мол, нечего было лезть, если ей не велели; теперь Мышь старается обходить меня десятой дорогой, но если мы все-таки встречаемся, то смотрит так, что молоко на кухне скисает. Мне ее взгляды, как ты понимаешь, глубоко безразличны: если она перечитала маггловских романов про бедных гувернанток и решила строить из себя их героиню, то меня это совершенно не касается. Кто ей целитель, как говорит мистер Антонин.

К чему я написала тебе еще один свиток с домашним заданием, и все про людей, не стоящих упоминания, спросишь ты? Во-первых, ты сама дала мне карт-бланш на нытье, а во-вторых — к вопросу о другом письме. Я уже почти закончила это, когда сообразила, что совы у меня нет — Дрейк нужнее Рудольфу — а значит, письма на отправку, как и всю почту, надо отдавать Дейре, а значит, мадам и мисс или Мышь непременно сунут в них нос. Поэтому их совой я отправила письмо, которое не вызвало бы у них подозрений, а нормальное отправлю тебе с местной почты. Напиши мне туда, и надо что-то придумать — не могу же я бегать на почту по десять раз на дню, чтобы забрать письма ото всех.

Обними за меня Меду и Цисси и передай мой привет Ивэну, Валентину и Мари-Клэр, и месье Этьену и мадам Луизе, и, конечно, мадам Виржини⁽⁴⁾. Ты про нее что-то ничего не написала — неужели вы до сих пор не виделись? Она же так тебя любит!

P.S. Пока дописывала — придумала, как быть с почтой. Пришли мне, пожалуйста, со следующим письмом формулу сглаза или проклятия, чтобы его и снять было трудно, и оно было не очень серьезным. Если курицы или Мышь все же решат читать мою переписку, я изрядно посмеюсь.

Письмо 14. Мадам Астория Гринграсс, урожденная Селвин — мадам Августе Лонгботтом, урожденной Селвин

Собственный дом на Брум-лейн, Маргит, Кент, 14 июня 1971 года

Дорогая сестра,

вот уже несколько дней мы ездим на чай к Ноттам. Сама я ни за что бы не стала заводить подобного знакомства, но матушка не находит себе места из-за бедняжки кузины Милдред, поэтому я решила сойтись поближе с семьей, частью которой Милдред скоро предстоит сделаться.

Не могу не признать, что матушкины страхи имеют под собой основания: редко можно встретить настолько претенциозное и настолько карикатурное семейство — что ни член, то готовый типаж из романов мисс Остин или мистера Диккенса (в который раз благодарю тебя за то, что заставила меня их прочесть). Мать семейства, мадам Гортензия, некогда была признанной красавицей и своих девичьих привычек не оставила до сих пор; но то, что уместно для девушки восемнадцати-двадцати или даже женщины тридцати лет от роду, у шестидесятилетней дамы выглядит и смешно, и мерзко. Миссис (буду из вежливости называть ее так, хотя мужа ее, кажется, никто никогда не видел) Оливию Хорнби, ее дочь, я прекрасно помню по вашим с Амалией рассказам; смею тебя заверить — с тех пор, как вы учились в школе, она ничуть не переменилась. Мистера Амадея Нотта, нареченного Милдред, я видела всего лишь раз или два, но мне хватило этого, чтобы понять — кузина не будет с ним счастлива: это чрезвычайно надменный и в то же время пустой молодой человек, который, как и его мать и сестра, заботится лишь о внешнем лоске и статусе, нимало не думая о благородстве внутреннем. К тому же, от сыновей Доминика я слышала, что он, в бытность свою старостой Слизерина, был крайне жесток к младшим ученикам, а значит, будет жесток и к некрасивой и не очень богатой жене.

В доме подрастают две девочки: младшая, мисс Сильвия — дочь миссис Хорнби; премилое дитя, обещает быть хорошенькой, но уже в этом возрасте слишком кокетлива и стремится всем нравиться; возможно, в другой семье сумели бы развить ее задатки, но с такими матерью, бабкой и дядюшкой вряд ли из нее вырастет что-то толковое. Старшая, мисс Элиза, ровесница твоего Фрэнка — как я поняла, какая-то дальняя родственница, временно вверенная попечению мадам Гортензии — умная, проницательная (пожалуй, даже слишком) и болезненно гордая девочка; не красавица, и даже миловидной ее с трудом можно назвать, но ее живой ум и своеобразное обаяние с лихвой это искупают. Свою родню мисс Элиза глубоко презирает (и сложно упрекнуть ее за это), но, коль скоро хорошо воспитана, презрение облекает в форму подчеркнутой сдержанности и ядовитой учтивости. За сдержанностью, тем не менее, кроется страстный и противоречивый характер; по словам миссис Хорнби, когда их гувернантка (совершенно жалкое существо!) потребовала от мисс Элизы уважения и послушания, та довольно жестоко оскорбила бедную девушку в ответ; по словам все той же миссис Хорнби, мисс Элизе вообще несвойственно снисхождение к чувствам других, если только это не ее близкие или не те, кто заслужил ее уважение, и у меня нет причин не доверять этому суждению. С другой стороны, как-то раз я застала ее, Эдвина и Кэролайн за обсуждением какой-то книги по истории, и Кэролайн высказала свое мнение; мисс Элиза не осадила ее и не заставила замолчать, как сделала бы любая родовитая девушка в ответ на слова нищей воспитанницы, но внимательно выслушала, сделала несколько взвешенных замечаний, а потом похвалила за рассудительность, что несколько не вяжется с приписываемым ей жестокостью и высокомерием.

Вот, кажется, весь начальный портрет будущего семейства Милдред. Разумеется, дорогая Эйви, я буду присматриваться к ним дальше — возможно, удастся переубедить Булстроудов с помолвкой — и буду рада услышать твое здравое мнение.

Письмо 15. Мисс Элиза Лестрейндж — Родольфусу Лестрейнджу

Гэмп-стрит, 10, Маргит, Кент, 15 июня 1971 года

На конверте стоит колдопечать отделения совиной почты в Маргите

Мой большой и коварный брат,

пишу тебе, как и обещала. Надеюсь, ты не торчишь над делами круглыми сутками и не снимаешь напряжение любым из привычных тебе способов.

У меня все хорошо, насколько это вообще может быть в данной ситуации. Семейство — от мадам до гувернантки — меня демонстративно не замечает, не считая дежурных фраз за завтраком или обедом, так что я предоставлена сама себе и брожу, где вздумается — совсем как с тобой, когда ты еще в школу не ходил, а я была маленькой. Вздумывается чаще всего в местах, где никого нет и не предвидится; милях в двух от города есть интересные скалы — я дохожу до них, а там обычно купаюсь (нет, я не забываю наш уговор и не выплываю в открытое море), читаю или пытаюсь рисовать; прикладываю один из рисунков — сам поймешь, что мне до тебя далеко. Я почти все время в одиночестве, но меня это нисколько не печалит, наоборот; разве что немного грустно от того, что не могу увидеть тебя, маму, малышей или девчонок (хотя по Сириусу не скучаю, вот уж нет!).

Наверное, мама была бы недовольна, что я шатаюсь по округе, как кошка, но больше мне решительно нечем заняться — ни к чему не тянет; я даже забросила ту гобеленную вышивку, которую начала до эпидемии, а ведь шить мне всегда нравилось. Но — не в той компании, в которой я нахожусь сейчас; как представлю, что мне придется терпеть надзор Мыши или ее работодательниц, так наизнанку выворачивает.

К слову: как сейчас дела на площади Гриммо? Мне оттуда никто не пишет, хотя, возможно, письма просто не доходят — я читала в "Пророке", что Лондон под куполом карантинных чар, и исключение делается только для служебных сов Министерства магии.

Ох, Руди, я тут всего неделю, а как по тебе соскучилась! Ты совсем не сможешь приехать? Письма — это все-таки не совсем то, да и кое-кто может их читать, поэтому отправляю его тебе с почты. Не торопись злиться: я тут придумала одну штуку, и Беллатрикс мне поможет.

Письмо 16. Мисс Беллатрикс Блэк — мисс Элизе Лестрейндж

Шато Розье, департамент Финистер, Бретань, Франция, 17 июня 1971 года

Элли!

Хорошо, что ты послала второе письмо, а то я и впрямь подумала, что ты сошла с ума или тебя держат под Империусом — так непохож был этот слащавый бред на твои обычные письма. Похоже, мадам и мадемуазель Тартюф уже успели в печенках у тебя засесть; с гувернанткой действительно вышло не очень хорошо, но не думаю, что тебе стоит брать это в голову, потому что неправа ты исключительно по форме сказанного, а не по сути. В любом случае — мое предложение про лодку с парусом в силе.

Я рассказала про твою просьбу всем домашним. Что тут началось! Папа припомнил пару фамильных проклятий (не смертельных, как ты и просила; да, у нас такие есть), дядя и кузены советовали сглазы времен учебы в Шармбатоне; тетя и Меда настаивали не на чарах, а на зелье — мол, так лучше проймет, и даже Цисси и Мари-Клэр присоединились — притащили откуда-то подшивку местного аналога «Ведьминого досуга» и наперебой зачитывали колонку «Как лучше проклясть соперницу», так что мы со смеху умирали, глядя на них. Посылаю тебе дюжину вариантов — выбери из них что-нибудь на свой вкус.

Про бабушку я ничего не писала потому, что не хотела огорчать дурными новостями — тебе и своих хватает. Ей нездоровится с самой весны, и улучшения пока не видно; я захожу к ней раз в пару дней — чаще не разрешают целители. Бабушка старается держаться, хотя по ней заметно, что ей действительно нехорошо; сказываются и возраст, и все, что ей довелось пережить. Она передавала тебе горячий привет и пару советов касательно семейства Тартюф, но их я вписывать не буду: бабушка... не ручается за обратимость последствий.

Не увлекайся прогулками! Элли, я серьезно: в Маргит сейчас кто только не сбежал от эпидемии, наверняка найдутся типы, которым ничего не стоит обидеть девушку. Я не сомневаюсь, что ты отобьешься, как не сомневаюсь и в том, что тот, кто к тебе полезет — самоубийца-мазохист (потому, что умрет медленно и мучительно), но все же будь осторожней.

Письмо 17. Родольфус Лестрейндж — мисс Элизе Лестрейндж

Форт Лестрейндж, Хайленд, Шотландия, 19 июня 1971 года

Mein Freundchen⁽⁵⁾,

я искренне рад за тебя и тоже очень скучаю — мне страшно не хватает тебя дома (младшего тоже, только ему об этом не говори, а то с ним совсем сладу не станет). Конечно, у меня есть вопросы к семейству, которое тебя приютило, но раз тебе хорошо, я не буду их задавать. Не переживай из-за своего одиночества — как ты помнишь, лучше быть одним, чем вместе с кем попало⁽⁶⁾.

Рисунок неплох, зря ты так; попробуй для фона взять более мягкие карандаши, а не растушевывать обычный, иногда это дает интересный эффект. И раз уж не знаешь, чем заняться, и просто бродишь по округе — попробуй сделать гербарий; я не силен в травологии, но, насколько помню, южные приморские растения отличаются от наших.

Над Лондоном действительно карантинные чары — зараза распространяется с кошмарной быстротой и пока не уступает; Уилл уехал туда и застрял, да и Фило не он один. Но с миссис Вэль мы связываемся по каминной сети каждый день; новости хорошие — кризис прошел, и мальчишки понемногу идут на поправку. Оба спрашивали о тебе; пришлось пообещать, что вы сможете увидеться, когда снимут карантин.

Насчет штуки, которую вы придумали с мисс Блэк — ничего криминального, надеюсь? Мне, конечно, ничего не стоит перехватить министерский паром, едва он выйдет в море, но тогда нам всем придется спрятаться в замке и перейти на осадное положение, и кто нас тогда будет кормить? Сатана?

О своем приезде, тем более раз ты подозреваешь, что письма читают, могу написать только одно — я точно буду накануне свадьбы и ни за что ее не пропущу. Все остальное — при встрече. И нет — я ни о чем не забыл.

На полях: набросок черта с двумя огромными мешками с продуктами и подпись на немецком: "Я — Мефистофель-бес, через трубу к тебе залез"

Письмо 18. Мисс Элиза Лестрейндж — мисс Беллатрикс Блэк

Собственный дом Яксли на Брум-лейн, Маргит, Кент, 21 июня 1971 года

Дорогая Триса,

ну и денек у меня выдался! Глаза сами закрываются, но все же пишу тебе. Только ничего не говори маме и бабушке, а не то я обижусь и сыграю с тобой ту шутку с легиллименцией, которую мне как-то показывал мистер Р.

Итак. Я недавно приметила около города любопытные скалы (только не закатывай сразу глаза — успеешь еще, пока читаешь письмо) и сегодня, сразу после завтрака, выпросила у Дейры пару сэндвичей с мясом и отправилась туда. Сначала все шло неплохо: я добралась до скал и даже спустилась вниз, на пляж — там есть узкая полоска гальки, пройти можно — и тут заметила, что волны как-то странно захлестывают в расщелину между скалами; я перелезла через первую, маленькую гряду и — так и оказалось: это была не просто расщелина, а грот!

Триса, что это за грот! Огромный, наверное, как треть Большого зала в Хогвартсе; потолок сплошь в сталактитах, и все разного цвета — от черного до светло-розового (я бы отколола тебе парочку, но высоко было, да и рудничный молоточек для таких случаев я не захватила); стены покрыты слюдой так, что блестят, когда на них падает свет, а пол весь в промоинах от волн, и в промоинах живут водяные улитки и даже мелкие рыбешки. Клянусь тебе, я исследовала его весь, каждый отнорок, каждый закоулок; попыталась даже пройти по туннелю, который вел из грота куда-то вглубь, но он довольно скоро сузился так, что я смогла бы протиснуться только на четвереньках, да и воздуха перестало хватать, так что я вернулась и принялась зарисовывать все, что на глаза попадется. Спохватилась только когда рука устала, и вдруг поняла, что стою по щиколотку в морской воде.

Триса, можешь мне не верить, но я бы ни за что не полезла внутрь, если не была уверена, что выберусь обратно! Я была уверена, что сегодня двадцать второе, а значит, в это время должен был быть отлив! Но сегодня, наоборот, был прилив, и грот постепенно затапливало; тем путем, которым я пришла, вернуться было уже нельзя, а плыть я не рискнула потому, что не знала течения. С другой стороны грота еще можно было выбраться — там скалы были повыше, так что я разулась, подобрала юбку и мантию и полезла. Не буду утруждать тебя деталями того, как я лезла; скажу только, что когда я смогла снова выбраться на гальку, руки у меня были исцарапаны до локтей, на колене ссадина, юбка и подол мантии вымокли насквозь, а шляпку я потеряла где-то в камнях. Хорошо хоть сумка с карандашами и рисунками не пострадала, она зачарованная!

Сдаваться, как ты знаешь, не в моих правилах, поэтому я перевела дух, надела туфли и чулки, оправила одежду (хотя, с мокрого тут же натекло) и решила вернуться в город — хватит с меня приключений. Мерлин, мироздание или кто-то еще считали иначе: подъема наверх с пляжа все не было и не было, а когда появился и я смогла вскарабкаться наверх, то поняла, что до Маргита теперь не две мили, а пять или вовсе семь. Только вообрази: оказаться за семь миль от города, в мокрой одежде, в ссадинах и с начинающей болеть лодыжкой — потянула, пока лезла — и без возможности высушиться или подлечиться; палочка-то при мне, но запрет на колдовство на каникулах никуда не денешь! Я позвала было Дейру, но она закономерно не явилась, так что я визжать была готова от досады. Но визгом делу помочь было нельзя, и я пошла обратно в город — пешком, с больной ногой, а как иначе? Тут мне, наконец, повезло: я и полумили не прохромала, когда позади меня из-за поворота вынырнула коляска; я уже хотела спрятаться — мало ли, кто это — и отошла на обочину к кустам утесника, как увидела в коляске Корбана Яксли с Констанс и Клодией — похоже, ездили кататься. Они меня тоже увидели — и, поверь мне, удивились бы меньше, если бы встретили гиппогрифов, пляшущих канкан; да и было, отчего — они-то привыкли ко в приемлемом виде, а тут перед ними стоит ободранная мокрая курица!

Корбан пришел в себя первым: поздоровался и предложил проехаться с ними в город. Предложение я с удовольствием приняла, но только забралась в коляску, как Констанс, на правах старшей, устроила мне форменный допрос — как я оказалась так далеко и почему совсем одна. Пришлось наврать семь бочек соленых дементоров: мол, гуляла по берегу, не заметила, как его подмыло после вчерашнего ливня, и сорвалась вниз, чудом не разбилась и выбралась, а одна была потому, что у родственников, у которых я гощу на время эпидемии, только одна гувернантка, и та занята хозяйским ребенком. Констанс в легенду поверила, но всю дорогу до города возмущалась как моей опрометчивостью, так и тем, что я оказалась "у не заслуживающих доверия людей".

Я думала, они отвезут меня на Гэмп-стрит, а там я зайду с черного хода, проберусь к себе и скажусь больной, но мы все вместе приехали к домой к Яксли, где меня тут же сунули в ванну, напоили зельями, выдали мазь от царапин и уложили в гостевой спальне отдохнуть. Я проспала почти полдня, а к вечеру проснулась разбитой и с небольшой лихорадкой, поэтому миссис Яксли настояла на том, чтобы я осталась на ночь. "Мерлин милостивый, о чем ты, девочка?" — сказала она, когда я попробовала возразить, что не хочу навязываться. "Ты нездорова и, судя по твоим обмолвкам, твоя родня не очень рвется о тебе позаботиться. Мы дадим им знать, что ты в гостях, а завтра я отведу тебя домой". Вот уж верно — не было бы счастья да несчастье помогло: хоть немного побуду с нормальными людьми!

Не переживай обо мне — со мной действительно все хорошо, несколько ссадин и легкая простуда. К утру буду как новенькая. Посылаю тебе зарисовки грота — они не намокли.

P.S. Ответ отправь на Гэмп-стрит, я буду уже там.

Р.P.S. Новости про болезнь мадам Виржини меня действительно встревожили. Ничего серьезного, я надеюсь?

Письмо 19 (отрывок). Миссис Анна Яксли, урожденная Крэбб — мадам Ирме Блэк, урожденной Крэбб

Собственный дом на Брум-лейн, Маргит, Кент, 21 июня 1971 года

...Вот еще что сегодня случилось, дорогая тетя: Корбан и девочки поехали за город, посмотреть на какую-то местную достопримечательность, и на обратном пути встретили вашу Эллу; когда они привезли ее домой, я чуть не лишилась чувств — на бедняжке места живого не было, и мокрая насквозь! Сказала, что сорвалась с размытого берега на камни во время прогулки, и исцарапалась, пока выбиралась обратно; Констанс тихонько шепнула мне, что встретили они ее одну — без кого-либо из взрослых, и это за несколько миль от города! Разумеется, я настояла на том, чтобы девочка осталась до утра — она, конечно, крепче, чем кажется, но это происшествие сильно ее изнурило; к тому же, как мать двоих почти взрослых дочерей, я не могу перестать думать о том, как ей быть дальше. Очевидно, что люди, у которых она находится сейчас, пренебрегают ею: во-первых, отпустить так далеко одну девочку ее возраста под предлогом того, что гувернантка занята — верх безалаберности и признак дурного вкуса; во-вторых, как выяснилось, Элла здесь уже добрых две недели — и никто из нас об этом не знал! А ведь она уже не совсем ребенок, ей нужно бывать в гостях у людей ее круга!

Дорогая тетя, с вашего позволения я бы поручила моей Констанс взять Эллу под опеку на то время, пока мы здесь. У нас тут небольшой кружок молодежи, все из исключительно порядочных семей; Констанс бы познакомила ее со всеми, у Эллы появилась бы подходящая компания; она бы проводила время не в опасных прогулках, а в пристойных развлечениях, и как можно дальше от вредного общества...

Письмо 20 (отрывок). Мадам Ирма Блэк, урожденная Крэбб — мадам Анне Яксли, урожденной Крэбб

Площадь Гриммо, 12, Лондон, 22 июня 1971 года

...Что до Эллы, то мне с самого начала не понравилась эта идея, но выбора особого не было: я невысокого мнения об Альфарде и его способности присмотреть за детьми (вот тебе, пожалуйста: не успела я прочесть твое письмо, как мы узнали, что Сириус ввязался в драку!), а Вальбурга была категорически против, чтобы девочка находилась рядом с той ирландской полукровкой, с которой сожительствует ее брат. (Хотя, как по мне, разница невелика, да и та в пользу мисс Пиритс — она хотя бы не скрывает, каким ремеслом занимается, а не стоит из себя недотрогу, пройдя через половину Лондона.)

Мысль насчет Констанс неплоха, так и сделай. Перебираться к вам насовсем Элле не стоит — все же за две недели она успела привыкнуть к тому дому, как не крути, кочевать по всему Маргиту не дело; к тому же, там, насколько я знаю, какие-то свои счеты Рудольфа с той родней, возможно, они так пытаются примириться. А вот бывать как можно больше в обществе сверстников ей точно не повредит...

1) Магазин волшебной косметики в Косом переулке

Вернуться к тексту

2) А вот Мольер, в отличие от Теккерея, писал ДО Статута, и его юным чистокровным ведьмам читать не зазорно.

Вернуться к тексту

3) Автор без надежды на успех попытался в игру слов Bagshot и bag short

Вернуться к тексту

4) Мари-Виржини Розье, мать Этьена и Друэллы Розье, бабушка сестер Блэк и Ивэна, Валентина и Мари-Клэр Розье была в свое время широко известна под именем Винды.

Вернуться к тексту

5) Дружок (нем.)

Вернуться к тексту

6) Омар Хайям, "Рубаи".

Вернуться к тексту