Unfinished bussines/ Неоконченное дело (гет)

Когда Гермионе удалось снова стать видимой, она, насупившись, поплыла в библиотеку. Гарри и Рон уже ждали ее там, устроившись в удобных креслах, рассеянно разглядывая обложки учебников, и весь их вид говорил, что они, по крайней мере, думают об учебе.

— Привет, — сказала Гермиона ласково.

— Где ты была? — спросил обидчиво Рон. — Мы целую вечность ждем.

— Простите, — извинилась она. — У меня возникли некоторые затруднения.

Она всхлипнула, но не заплакала. Гермиону передергивало при одной мысли о том, что она станет похожа на Плаксу Миртл.

— Мы слышали, что случилось, — сказал Гарри. — Они вели себя так, будто произошло что-то сверхъестественное. Я не знаю, почему все так взволновались. Ты-то думала, что они будут рады твоему возвращению.

Гермиона устало ссутулилась.

— Может, я и была их старостой, но не думаю, что они были моими друзьями.

— Да неважно, нравилась ты им или нет, — проговорил Рон. — Они просто сейчас о себе думают. Ты привидение, а это напоминает им о том, что и они легко могли оказаться на твоем месте.

— Не думай ты об этом, Гермиона. Мы-то тебе рады, — сказал Гарри серьезно. — Не обращай внимания на остальных. Мы всегда будем твоими друзьями.

Гермиона вздохнула и выдавила неуверенную улыбку:

— Спасибо, Гарри, ты даже не представляешь, как это для меня важно.

— Мне кажется, представляю. Правда, — ответил он, поправляя очки. — А сейчас скажи, что мы будем искать? Мы сегодня хотели позаниматься, но, думаю, найдем минутку-другую для некоторых знакомых нам привидений.

Рон стонал и охал, но беспрекословно приносил книги, переворачивал страницы и спорил с Гарри о том, кто такие привидения и чем они отличаются друг от друга. К несчастью, ни в одной из книг, которую они тщательно просматривали, не нашлось ничего полезного для Гермионы. Там в основном рассказывали про то, как привидения преследовали живых, и описывали заклинания — как сдержать и изгнать призрака. И Гермиона, прочитав это, почувствовала себя несколько неуютно, но заклинания были очень сложными — большинство волшебников и волшебниц с ними не справятся. Она припомнила, что после смерти Плакса Миртл преследовала Олив Хорнби и здорово омрачала той существование, и как тогда Министерство использовало какое-то изгоняющее заклинание, после чего Плакса Миртл больше не выходила из женского туалета, где умерла.

Что до Рона с Гарри, то они дружелюбно болтали друг с другом и с Гермионой точно так же, как и сотни раз до этого в библиотеке, несмотря на то что она стала другой. Гермионе хорошо было с ними, и больше всего ей нравилось, что отношение мальчишек к ней нисколько не изменилось. Никогда раньше она не получала такого удовольствия, придираясь к ним по учебе, хотя Рон пожаловался на несправедливость — Гермионе теперь никогда не нужно будет учиться. Но тогда Гарри сказал, что для Гермионы это то же самое, что для них — никогда не играть в квиддич, и Рон содрогнулся и замолчал.

* * *

Несколько недель пролетели быстро, почти незаметно, и Гермиона поняла — Серая дама была права, когда говорила ей, что время станет восприниматься по-другому. Она не спала по-настоящему, но когда солнце вставало и начинало медленно ползти к зениту, то внимание ее рассеивалось, и Гермионе совершенно ни о чем не думалось. Мало что могло заинтересовать ее до вечера, когда солнце начинало клониться к закату, расцвечивая лучами стеклянные ромбовидные панели, и тогда она вновь оживала, подобно тому как все живое просыпается на рассвете. И не раз Гермиона во время этого дневного, сонного блуждания вдруг понимала, что вернулась в класс зельеварения и парит над столом, где она и Невилл Лонгботтом варили смертельное зелье.

Остальные призраки придерживались примерно такого же распорядка, и вскоре она начала изучать правила, обязанности и некоторые привилегии, которыми обладали привидения. Гермионе думалось, что это очень напоминает первый год в Хогвартсе, только она не посещала настоящие уроки. Вместо этого она слушала бесконечные лекции Серой дамы и Кровавого барона про то, как должно поступать правильному привидению и как не должно. Они придерживались очень строгих взглядов на поведение призраков Хогвартса и, несмотря на бесконечные попытки Гермионы заняться другими делами, официальные привидения факультетов неуклонно претворяли в жизнь свою образовательную программу.

Никто не должен проходить сквозь человеческое тело, это неприятно и для человека, и для привидения. Гостиные и спальни всех факультетов были под запретом, и, как бы это ни было соблазнительно, Гермионе пришлось распрощаться с желанием устроить Драко Малфою ад кромешный при жизни. Все привидения были обязаны сообщать Кровавому барону о действительно возмутительных выходках полтергейста Пивза. Хотя все его выходки были безобразны и достойны осуждения, редко кто из духов, обитавших в замке, забивал себе этим голову взаправду.

Запрещено было разговаривать с учениками и преподавателями на занятиях. Гермиона в самом деле часто посещала любимые уроки, слушала преподавателей, зависнув под самыми стропилами, а бывшие одноклассники внизу продолжали обучение без нее.

Строгое толкование правил предполагало, что, пока идут школьные занятия, она будет невидимой и неслышной, но этот навык — становиться невидимой и, что более важно, вновь становиться видимой, поначалу представлял для нее трудности. С этим очень помог Сэр Николас, и, хотя его внимание на взгляд Гермионы было мелочно собственническим, она чувствовала себя благодарной за советы и инструкции. Гермиона так объясняла поведение Ника — он был официальным привидением Гриффиндора, и она, как любой гриффиндорец, была, по существу, его семьей.

С того дня, как она умерла, минуло несколько недель, и привидения Хогвартса устроили Гермионе посвящение, пригласив всех окрестных призраков познакомиться с ней. Безголовые всадники прислали ей красивый букет из призрачных роз, что вызвало неудовольствие Ника, и попросили извинить их за то, что они не смогут присутствовать на празднике, потому как этим вечером проходят международные соревнования по поло Безголовых. Явились все привидения графства, а несколько даже прибыли издалека, чтобы посмотреть на новичка, снабдить его ненужными советами, но в основном призраки надоедали друг другу до смерти, хотя начать следовало бы с того, что они уже умерли.

Плакса Миртл тоже была среди приглашенных, но не прошло и получаса, как она поняла, что больше не является самым юным привидением в замке. Гермиона пыталась объяснить Миртл, что та умерла, когда ей было шестнадцать, а Гермионе на момент смерти исполнилось восемнадцать, но юное привидение было так расстроено, что ничего не желало слушать. Миртл удалилась в подземелья в слезах, и ее скорбные крики разбудили несколько слизеринцев, а Филч два дня ворчал по поводу воды, которая заливала весь этаж.

* * *

Когда внезапно распахнулась дверь, действию этому не хватало ни обычной силы, ни скорости, как бывало, когда Северус Снейп входил в класс зельеварения, но время приближалось к полуночи, и он думал, что в классе никого нет, поэтому не нужно было заставлять учеников виновато вздрагивать. Он несколько удивился, когда увидел, что комната не пустовала, как должно бы быть. Бледное привидение витало в воздухе среди безмолвных столов, расставленных ровными рядами.

— Почему вы здесь, мисс Грейнджер? — спросил Снейп, узнав навязчивое привидение. — Не должны ли вы кого-нибудь преследовать или пугать?

Гермиона очнулась от своей ранней вечерней задумчивости:

— Я умерла здесь, профессор. Вы теперь, пожалуй, со мной связаны.

— Идите погоняйте сов, — резко ответил он. — Или миссис Норрис, мне все равно. Мне нужно работать.

Гермиона взвилась под потолок и задумалась, чего бы такого сотворить в ответ на эту грубость, но она по характеру не была мстительной, да и, казалось, слишком много сил потребуется — спорить с нелюбезным профессором, когда она только-только проснулась.

Потому она просто наблюдала, как он расставляет котлы и раскладывает рядом одинаковые наборы ингредиентов. Снейп снял обычную строгую мантию и сюртук, оставшись в рубашке и черном жилете. Так непривычно было видеть белоснежную льняную рубашку — почти так же неожиданно, как палочку, которую он достал из длинного кармана, вшитого по шву брюк. Она была светло-серая, а не черная, как думала Гермиона и другие гриффиндорцы. А еще они полагали, что Снейп не так уж хорошо управляется с палочкой, но и это заблуждение развеялось, когда он легко и быстро произнес защитное заклинание, вихрем обвившее его лицо и руки.

Гермиона узнала чары в то же мгновение, когда заметила баночку с цветами копьелистного шлемника. На этикетке небрежно — несомненно, почерком Снейпа — было указано, что содержимое заражено и не должно использоваться ни при каких обстоятельствах.

— Вы изучаете зелье, которое убило меня? — спросила Гермиона. — Но почему?

Снейп не удостоил ее взглядом, но ответил на вопрос:

— Потому что не предполагалось, что оно убьет тебя, глупая девчонка. Ты просто должна была заснуть.

— Оно убило меня, потому что там было кое-что еще. Грибок.

— Гениальное умозаключение, — отозвался он рассеянно, раскладывая сухие цветы по кучкам. — Вопрос в том, почему этот паразит превратил такое безвредное зелье в смертельное.

Гермиона спустилась пониже к рабочему столу и рассмотрела маленькие цветочки, которые оборвали ее жизнь. Бледно-голубые лепестки сморщились и плотно свернулись вокруг пестика. Она не нашла отличий между растением на столе и таким же растением, изображенном на цветном рисунке в справочнике, который лежал открытый перед Снейпом.

— Есть вид грибка, называемый спорыньей, он поражает растения, — размеренно проговорила Гермиона, больше размышляя вслух, чем пытаясь сказать Снейпу то, что он, вероятно, уже знал тогда, когда она только училась читать и писать. — Алкалоиды грибка вызывают спазм сосудов и могут привести к гибели ткани и гангрене конечностей, а также к судорогам, галлюцинациям и необратимому повреждению мозга.

— И? — спросил он выжидающе, а руки его продолжали деловито подготавливать ингредиенты. Похоже было, что он решил сварить несколько образцов зелья.

— Если эти растения были заражены подобным грибком, то действие алкалоидов спорыньи в комбинации со снотворным действием зелья привело к повреждению жизненно важных центров продолговатого мозга. Произошла остановка дыхания.

— Или остановка дыхания, или такой спазм сосудов в легких, что обмен углекислого газа и кислорода в альвеолах стал неэффективным, — сказал Снейп. — Последнее предположение и есть моя теория. Я попытаюсь сварить то же зелье, которое приготовили вы и мистер Лонгботтом. К счастью, мистер Филч ухитрился поймать несколько крыс для опытов, — он кивнул на клеть в углу, откуда доносилось сердитое царапание и скрип.

Гермиона заинтересованно хмыкнула и потянулась к пергаменту, где был записан рецепт зелья. И, как всегда, рука ее, не задержавшись, прошла сквозь бумагу.

— Черт.

Снейп презрительно посмотрел на Гермиону, и губы его чуть изогнулись.

— Если вы закончили тратить мое время, мисс Грейнджер, хочу напомнить вам, что у меня есть работа, а ваше присутствие никоим образом мне не помогает. Уходите. Прочь.

— Хорошо, сэр, — ответила она и покорно вздохнула. — Спасибо вам, между прочим.

— Ну и за что? — нетерпеливо, так как был занят, спросил Снейп, и в голосе его совсем не слышалось любопытства.

— За то, что разговаривали со мной так, будто я настоящая.

Снейп вздернул бровь:

— Вы настоящая, привидение вы или ученик.

«Настоящая заноза в заднице», — подразумевал его тон.

— Но остальные живые — ученики, я хочу сказать, — им слишком неудобно заговаривать со мной. А другие преподаватели, особенно профессор МакГонагалл, зовут меня «призрак Гермионы Грейнджер», будто я не человек, а просто подделка. Фальшивка... — она горько вздохнула. — Но вот вопрос — я просто тень? И есть ли где-то настоящая Гермиона Грейнджер в раю или в Валгалле, или где-нибудь еще, и кто я тогда — просто бесплотный слепок?

— Я мыслю, следовательно, я существую, — процитировал Снейп. — Вы существуете. Вы думаете. Это все, что требуется, чтобы действительно быть «настоящей», мисс Грейнджер. Я отказываюсь обсуждать существование или расположение чьей-то души, включая и вашу.

— Простите, я не хотела плакаться, — сказала Гермиона, невольно взглянув на руки. — Просто... до того, как я умерла, я думала, что наконец-то нашла свое место в волшебном мире. А сейчас мой любимый учитель даже говорить со мной не хочет.

— Минерва МакГонагалл смотрит на вас, как на одну из своих неудач, — ответил Снейп резко. — К несчастью, она никогда не способна была с достоинством принимать поражения.

— А вы?

— Ну а у меня, напротив, было так много возможностей научиться этому.

— Нет, я хотела спросить — я одна из ваших неудач? Но тут не было вашей ошибки. Не ваша вина, что я умерла.

— Вы умерли, находясь на моем попечении, мисс Грейнджер. Это автоматически делает меня виноватым.

Он мог с таким же выражением говорить о погоде или о состоянии поля для квиддича, и Гермиона была определенно раздосадована этим равнодушием.

— Да, вы, конечно, не расстроились.

— Ну а что я должен делать? Разорвать свои одежды и броситься вниз с астрономической башни? Голосить и сходить с ума? Вы просто еще одна из моих жертв, мисс Грейнджер. Конечно, не первая, и очень похоже, что не последняя.

Она смотрела на него, открыв рот, и это, казалось, наполнило Снейпа ледяным презрением. А беспокойные его руки замерли.

— Все дело в том, мисс Грейнджер, что ваша смерть не трагедия десятилетия. И даже не года. И пусть одна лицемерная, закованная в железный корсет старая кошка до бесконечности сидит в учительской и рассуждает, как много упущено возможностей, — действительность такова: с вашей смертью жизнь не кончается.

И все, что выдавало потерявшего самообладание Снейпа, — были те самые руки, которые застыли над столом и перестали сжимать сухие цветы, и обрывки листьев и лепестков падали сквозь его длинные пальцы на черную столешницу.

— А знаете вы, как много я видел возможностей, растраченных понапрасну? Как много жизней оборвалось до срока? Седрик Диггори. Или Лонгботтомы. Список бесконечен. А жизнь, как мы знаем, продолжается. Неумолимо. Непрерывно. Неизбежно. Почему вы думаете, что ваша смерть заставила мироздание хотя бы вздрогнуть?

Он вдохнул резко через нос и выдохнул, будто это было возможным только благодаря силе воли.

— Спокойной ночи, мисс Грейнджер, — сказал Снейп, подчеркивая каждое слово, и вернулся к приготовлениям.

И Гермиона, сообразив, что в ее обществе не нуждаются, исчезла.

* * *

— Можно подумать, я чего-то от него ждала, — злилась Гермиона уже, верно, в четвертый раз.

Гарри и Рон молча кивали, не осмеливаясь ничего возразить. Когда в спальне семикурсников появилась расстроенная Гермиона, они выставили друзей-гриффиндорцев за дверь и оккупировали комнату.

Даже в посмертии взрывной темперамент Гермионы Грейнджер представлял собой силу, с которой нельзя было не считаться. Она металась между кроватями, да только это действо потеряло всю свою выразительность вместе с потерей телесного воплощения.

— Ну? — внезапно спросила Гермиона, резко повернувшись к ним и не обращая внимания на то, что, когда она выходила из себя, волосы торчали во все стороны и смотрелась она просто жутко.

— Что «ну»? — проворчал Рон. — Снейп кричит на тебя с тех пор, как ты первый раз подняла руку на занятии.

— На меня и на каждого гриффиндорца. А я столько лет защищала его, говорила, что вы должны быть более почтительны, что на деле он не такой уж плохой. Что ж, он плохой. Он ублюдок с каменным сердцем, — категорически закончила она.

— Не совсем, — сказал Гарри бесцветным голосом.

Гермиона в изумлении уставилась на него:

— Ты что — спятил? Что с вами случилось — с теми, кто всегда говорил, какой Снейп ужасный? Удивляюсь, что вы не обвиняете его в том, что он отравил меня.

— Ну... — произнес Рон, словно сомневаясь, что следует продолжать. — Ходили такие мерзкие слухи, будто Снейп отравил тебя, потому что ты маглорожденная и невыносимая всезнайка.

— А то мы никогда не слышали этого раньше, — проворчала Гермиона нетерпеливо. — Вы-то хоть не поверили, а?

— Нет, конечно, нет, — заикаясь, проговорил Рон.

Он и Гарри переглянулись, и Гермиона не поняла, что означает это переглядывание.

— Он пытался спасти тебя, — нехотя признался Рон. — Он сказал нам бежать за мадам Помфри, и он давил тебе на грудь, чтобы заставить сердце биться. На миг мы подумали, что он тебя целует, но он пытался вдохнуть воздух в твои легкие. Я позабыл, как это называется.

— Рот в рот, по-моему, — уточнила ошеломленная Гермиона.

Она села и попыталась примирить в голове два образа: учителя, который пытался ее оживить, и человека, который так просто сказал, что смерть ее бессмысленна.

Чего она не могла понять, так это того, почему Рон и Гарри на нее уставились. Она, не нуждаясь больше ни в какой материальной опоре, сидела в нескольких футах над полом на чем-то несуществующем и в раздумье болтала ногами.

— Получается, он пытался спасти мою жизнь, — выдавила Гермиона через силу. — Но это вовсе не значит, что он не грубый, бесчувственный мерзавец.

Рон и Гарри вновь обменялись взглядами, и Гермиона взвыла:

— Пожалуйста, ничего не говорите больше!

— Ночью, накануне того дня, когда родители должны были за тобой приехать, мы прокрались вниз, чтобы срезать прядь твоих волос на память, — начал Рон и рассказал, как он и Гарри спрятались под мантией-невидимкой и пошли в маленькую часовню, где лежало ее тело. Гермиона легко представила, как они, затаив дыхание, открывают в часовню дверь.

— Но когда мы вошли, там уже был Снейп.

Гермиона напряженно выпрямилась:

— Какого черта?

На этот раз ответил Гарри:

— Он стоял на коленях перед твоим гробом. Он спрятал лицо в ладонях и то ли молился, то ли плакал, — рука привычно потянулась к очкам. — Я только не думаю, что Снейп верит в каких-нибудь богов.

— Он плакал, — сказал смущенный Рон, потом замялся и продолжил: — Мне следовало бы знать. Я в те дни ведь и сам так же...

— И что дальше? — спросила потрясенная Гермиона.

— Вернулись обратно в башню, — ответил Гарри.

— Там Джинни была, — вставил Рон.

— А потом мы сели, обнявшись, и проревелись как следует, — закончил Гарри. — Ты умерла, и наши сердца разбились, Гермиона, — прибавил он. — И так до сих пор.

И безутешность, которая звучала в голосе Гарри, была такой, что Гермиона захотела обнять его, но не двинулась с места, и холодные, призрачные слезы заблестели на ее глазах и покатились вниз по полупрозрачным щекам.

— Чего это ты нюни распустила? — требовательно спросил Рон, стараясь пошутить, а сам со всхлипом втянул воздух и вытер нос рукавом. — Ведь это мы потеряли своего лучшего друга.

— И я потеряла вас, — всхлипнула Гермиона. Рассеянно ощупав карманы, она вытянула носовой платок и нашла ему применение. — Я буду так скучать, когда вы окончите Хогвартс.

— И мы. Может, у нас получится послать тебе сову или еще что, — предложил Гарри. — Должен же быть какой-то способ отправить тебе весточку.

Обычные совы не могут отыскать того, кто умер, и хотя Хедвига была необычной совой, надеяться даже на эту талантливую птицу было слишком опрометчиво.

— А Почти Безголовый Ник получает письма иногда, — вспомнил Рон. — Может быть, мы узнаем, как ему это удается.

— Почему бы и нет? — ответила Гермиона, пряча платок в карман. — Он этой ночью будет на кухне. Ему отчего-то нравится наблюдать за домовыми эльфами.

— Я заметил, что ему и за тобой нравится присматривать, — пошутил Рон, и они с Гарри фыркнули от смеха.

Заткнись, Рон, — раздражённо буркнула Гермиона и, направляясь на кухню, буркнула, — мальчишки.

Гарри и Рон присоединились к Гермионе спустя мгновение, и все потому, что они были вынуждены по-настоящему открыть дверь перед тем, как выйти из комнаты.