Навсегда твой (гет)

День выдался на удивление тёплым, календарь возвещал о скором наступлении зимы, а природа всё ещё тянула за полы рыжего плаща уходившую осень. Эни говорила, что осень ей нравиться больше всего, особенно, когда начинают опадать листья и повсюду господствуют жёлто-красные тона. Она считала, что осень теплее лета именно из-за преобладания этих красок и много времени проводила вне дома. Вот и сейчас Эни сидела во дворе и переносила на маленький холст всё, что видела перед собой. Я подошёл к ней.

— Зачем нам вторая такая тропинка? — спросил я.

— Никогда не знаешь, что ждёт впереди, — задумчиво протянула она, — а у меня сутра такое чувство, что эта картина зачем-то нужна.

Я потёр пальцами подбородок. Она даже не предполагала, насколько права. Эта картина — именно то, что я искал.

— Знаешь, отдай-ка её мне, — сказал я.

Она удивилась, но нанесла последний мазок и протянула мне картину. Я повертел её в руках. Удивительно, насколько точно Эни умеет передавать не только внешнее сходство, но и настроение того, что происходит вокруг. Я удовлетворённо кивнул.

— Мне нужно будет отлучиться ненадолго, справишься сама?

— Да, а ты... — Эни смотрела растерянно.

— Я потом тебе всё объясню, — я поцеловал её в макушку, отошёл на пару шагов и, помахав рукой, трансгрессировал.

Через пару часов я уже снова был дома. Эни всё так же сидела во дворе и пила чай. Заметив меня, она встала и пошла навстречу. Совершенно не желает быть осторожной, вот уже почти бежит. Неужели та пара секунд, которые она сэкономит, что-нибудь изменят? Я ускорил шаг, чтобы не заставлять её напрягаться. Она обвила мою шею руками.

— Ты долго.

— И вовсе нет.

Приятное тепло, от ощущения её пальцев на коже заставило улыбнуться. Ну как можно оставаться серьёзным, когда на тебя смотрят, будто ты отсутствовал целый год. Я зарылся лицом в её волосы.

«Мерлин меня дери! А ведь я тоже соскучился», — подумал я.

Но сказал совсем другое, словно отдавал распоряжение:

— Готовься, если мои расчёты верны, завтра у нас будут гости.

— Значит, непременно будут, — мягко улыбнулась она.

Назавтра погода чуть-чуть добавила силы ветру, но всё ещё не решила, пускать ли декабрь или ещё повздыхать напоследок с ноябрём. Эни всё утро орудовала палочкой, наводя идеальный порядок в доме. Я так и не понял, что ей нравится больше: иногда дом практически сверкал, и всё было разложено в строгом логическом порядке, но чаще Эни устраивала какое-то буйное помешательство из вещей, красок, холстов и прочих мелочей. В такие дни я сердился и ничего не мог найти даже с помощью «акцио», а Эни словно первокурсница носилась по дому и ловко выуживала отовсюду всё то, что я называл в качестве причины своего недовольства.

Ближе к обеду я сказал, что мне снова нужно на полчаса исчезнуть и тут же реализовал это без каких-либо объяснений. Я просто не считал необходимым что-либо объяснять. Она должна привыкнуть к тому, что теперь я всё буду решать сам. С меня довольно тех дров, которые она уже чуть было не наломала. Всё, что требовалось от Эни — быть рядом, а вопросы и проблемы — не для женского ума.

* * *

Эни осмотрела свою работу и, удовлетворённо кивнув, вышла из дома. Она уже давно смирилась с характером мужа — несмотря на то, что упорно тянула со свадьбой, в мыслях называла его только так — он никогда не спрашивал её разрешения ни на что, поступал, как считал нужным и редко уступал её желаниям. К слову сказать, желания он тоже придумывал для неё сам. Нет, она всегда открыто высказывала всё, что думала, но это не мешало ему делать по-своему. Он был скуп на слова, однако никогда не скупился на действия. Его нежность и забота с лихвой компенсировали отсутствие пылких объяснений. Эни казалось, что с тех пор как муж подарил ей этот дом, она стала любить его ещё сильнее, а потому позволяла решать всё за себя.

Северус оказался превосходным учеником, и она уже не так часто, как раньше, побеждала в спорах, которые он затевал. Лишь одного вопроса муж не касался никогда — её картин, и за это она была ему бесконечно благодарна. Хотя некоторые его поступки она не могла объяснить. Например, он пообещал встречу с Минервой, но не сказал когда и как это случится, в довершение, с того дня вообще не касался этой темы. Эни ужасно скучала по Минерве, но не стала больше спрашивать, чтобы муж не передумал.

Обдумывая всё это, Эни увидела, как по тропинке прямо к ней приближается маг в тёмно-фиолетовой мантии и колдовской шляпе. Когда маг подошёл достаточно близко, Эни ахнула и, забыв обо всём, ринулась навстречу.

— Профессор МакГоногалл! — крикнула она, и та застыла посреди дороги.

Эни подбежала к ней и схватила за руку. Глаза Минервы медленно наполнились слезами. Она всё ещё не произносила ни слова, а только глядела на Эни, будто увидела давно потерянного ребёнка. Эни не сдержалась и обняла её.

— Я так скучала, профессор!

Минерва ласково погладила Эни по спине, её пальцы дрожали и прикасались очень осторожно, как будто она боялась, что от одного лёгкого прикосновения желанное видение исчезнет. Удостоверившись, что перед ней и правда Эни, она зашептала:

— Девочка моя, ты жива, жива.

Женщины несколько минут стояли, уткнувшись друг в друга, и плакали. Эни радовалась тому, что человек, которого она так долго желала видеть, с которым мечтала поделиться всем, что накопилось в её душе за это время, стоит сейчас перед ней. Минерва же была счастлива от того, что её самые худшие опасения не подтвердились и тоска, что последние время прочно обосновалась в её сердце, наконец-то отступит.

Эни снова схватила Минерву за руку и увлекла вслед за собой в дом. Та остановилась на пороге и огляделась.

— Какой хороший у тебя дом. Я видела похожий на одной из твоих картин. Они все остались в школе, ни одна не пострадала. Я бережно храню их в кабинете Дамблдора, — сказала она и печально и прибавила. — Я всё ещё не могу заставить себя перестать добавлять имя Альбуса, когда говорю о кабинете.

Эни вздохнула. Профессор Дамблдор много значил для Минервы, но и для неё самой не меньше. Когда он ушёл, Эни долго переживала, но ради мужа попыталась справиться с этим.

— Садитесь, Минерва, пожалуйста. Мне столько всего нужно рассказать вам и расспросить не меньше.

Профессор МакГонагалл прикрыла дверь и устроилась на одном из стульев, Эни продолжила:

— Этот дом действительно очень похож на тот, что вы видели на картине. Мне подарил его муж.

— Ты замужем?

Профессор удивилась. Эни всегда предпочитала одиночество — этот мальчишка прочно засел в её маленьком сердце и упорно не желал покидать его. Минерва всегда в тайне мечтала, чтобы Эни обратила внимание на кого-нибудь ещё — она прекрасно знала, как тяжело даётся женщине одиночество, но чтобы её девочка так поменялась за несколько месяцев — поразительно!

— Мало того, — усмехнулась Эни, — вы же не могли не заметить.

Она повернулась боком и погладила себя по животу. Профессор МакГонагалл оглядела её и заулыбалась. Новости оказывались одна приятнее другой, и, вместе с тем, это сбивало с толку.

— Прости, я так растерялась, увидев тебя, что не обратила внимания, — проговорила профессор.

— Это ничего, — Эни махнула рукой. — Я счастлива видеть Вас, Минерва. Рассказывайте, как вы живёте, как Хогвартс?

Профессор грустно усмехнулась. Что рассказывать? Всё вернулось на круги своя: уроки, дети. Но вот только незримая рана, доставшаяся в наследство от войны, никак не хотела затягиваться.

— Хогвартс отстроили, он теперь ещё лучше прежнего. Мне пришлось занять пост директора, хотя, Мерлин свидетель, я плохо подхожу для этой работы.

— Что вы, — с жаром проговорила Эни, — кому же, как не вам? Я никого не знаю, кто был бы более предан школе.

— Спасибо, моя девочка, — тихо сказала Минерва. — Но вот только я знаю, точнее знала. Дамблдор был великим. Вроде бы странно звучит «великий директор школы», но куда деться, если так оно и было. А ещё...

Она вдруг замолчала и внимательно посмотрела на Эни. С одной стороны Эни имела право знать, а с другой — непонятно, как она это воспримет, поэтому Минерва начала издалека:

— Ты любишь своего мужа? Ты счастлива с ним?

— Да, — Эни закивала, — я люблю его больше жизни и да, я счастлива.

— Я очень рада, — она ещё помешкала и горестно протянула. — Знаешь, я ведь не верила тебе тогда, а ты оказалась права. Как жаль, что я так поздно поняла это и никогда уже не смогу сказать ему.

— О чём это вы? — Эни охватила необъяснимая тревога, она понимала, что имеет в виду профессор, но беспокойство пришло из самой глубины сердца и не желало подчиняться разуму.

— Сядь и не волнуйся. Твой муж скоро вернётся? — профессор МакГонагалл взяла Эни за руку и чуть сжала.

— Обещал скоро, — Эни села и машинально погладила себя по животу.

— Хорошо, — Минерва ещё немного помедлила, но потом всё же решилась. — Северус. Он ведь погиб на той войне. Гарри рассказал нам это, и ещё то, что профессор защищал всех нас, а я...

— Минерва, — Эни порывалась сказать, но МакГонагалл жестом прервала её, понимая, что если не скажет сейчас, никогда больше уже не сможет этого сделать...

* * *

Сообщив Эни о необходимости покинуть дом, я нашёл себе укрытие в стороне от него, так, чтобы не пропустить появление профессора МакГонагалл и, вместе с тем, не позволить Эни заметить меня раньше времени. Я понимал, им нужно побыть вдвоём, чтобы привыкнуть друг к другу. Кроме того, не стоило обрушивать на Минерву два шокирующих известия одновременно. Я видел, как они обнимались и как плакали. Мои ноги пытались унести меня к Эни, а сердце настойчиво требовало успокоить и оградить её от волнений, но я приказал себе оставаться на месте. Вскоре они вошли в дом. Я выждал какое-то время и направился вслед за ними. Тихонько отворив дверь, я остановился на пороге. Они были заняты друг другом и не обратили на меня внимания, хотя и говорили обо мне. Конечно, Минерва была уверенна, что я погиб.

В отличие от многих слизеринцев я относился с уважением к профессору МакГонагалл, потому как ни тогда, ни даже теперь не встречал человека более преданного своему делу. Она всегда была рассудительной и справедливой ко всем ученикам не зависимо от факультета, на котором они учились. В отличие от меня, Минерва никогда не умела быть до конца строгой и относилась к воспитанникам, скорее как к собственным детям. Последний наш «спор», если это можно так назвать, ещё сидел шипом глубоко во мне. Нет, я не винил профессора, но и смириться тоже не получалось.

Воспоминания заставили нервничать, и я переключился на разговор.

— Ты ведь тоже так и не рассказала ему ни о чем? Но теперь, я думаю, он знает... — проговорила Минерва.

Я не выдержал и вклинился. Слушать дальше как эта женщина сокрушается по поводу моей безвременной кончины, было невыносимо.

— Эни рассказала, и это самое лучшее из того, что мне посчастливилось узнать, — сказал я и сделал пару шагов вперёд.

Женщины глянули на меня. Эни широко улыбнулась, а профессор МакГонагалл стала нервно хватать ртом воздух. Эни вскочила, намереваясь как-то помочь, но я усадил её обратно, а сам подошёл к Минерве и присел возле неё на корточки.

— Всё хорошо, профессор, — сказал я спокойно, — это действительно я, и я — не призрак.

Она всё ещё находилась в оцепенении. Я сжал её руку, пытаясь привести в чувство.

— Вот, Минерва, чувствуете? Со мной всё в порядке, я живой.

Она очнулась и погладила меня по голове. Это напомнило время, когда я был ещё ребёнком и только приехал в школу. После распределения я не находил себе места — Шляпа отправила нас с Лили на разные факультеты. Я топтался в коридоре недалеко от входа в крыло Гриффиндора и, наверное, выглядел ужасно подавлено, а Минерва подошла и вот так же погладила меня по голове. Тогда я убежал и больше не подпускал её к себе ближе, чем на три фута, но ощущение тепла исходившего от её пальцев, я помню до сих пор.

— Мой бедный мальчик, — проговорила она. — Прости меня.

Шип заворочался и исчез. Я сам не знаю, чего ожидал, но даже не представлял, что всё будет настолько просто.

— Вам не за что просить у меня прощения, профессор, — сказал я с улыбкой.

Она покачала головой и быстро заговорила:

— Когда Сибилла описала мне ваш дом и сказала, что там я найду то, что, наконец, принесёт мне покой и радость, я подумала, что она окончательно сошла сума. Потом я обнаружила у себя на столе картину с тропинкой, невесть как попавшую туда. Она была невероятно похожа на всё, что когда-то писала ты, Эни. Я просто погладила холст и вдруг очутилась здесь. Я пошла вперёд, потому, что решила — такое количество совпадений не может быть случайным, и вот я нашла здесь вас, дети. Что это, как не судьба?

Во время рассказа Минервы я поднялся и переместился за спину Эни. Я заметил, что она немного нервничает и опустил свои ладони ей на плечи, а она накрыла их своими. Она всегда на все мои прикосновения отвечала ещё более нежными прикосновениями, будто боялась, что я могу заподозрить её в безразличии.

Минерва смахнула слезу и проговорила.

— Почему же вы так долго молчали? Северус, с тебя же давно сняты все обвинения.

Я вздохнул. Объяснять не хотелось, тем более при Эни.

— Так было нужно, — сказал я уклончиво. — И я надеюсь на вас, Минерва. Нам до сих пор нужно, чтобы никто, кроме вас, не знал о том, что мы живы.

— Я не понимаю, зачем это тебе, — покачала головой та, — но раз ты так говоришь, я обещаю, что никому не скажу.

— Я знал, что могу положиться на вас, — я снова улыбнулся.

Профессор взглянула мне в лицо и некоторое время рассматривала, как видно силясь понять, что же во мне её смущает больше: то, что я, оказывается, умею улыбаться или тон, которым говорю с ней. Наконец, она зачарованно произнесла:

— Ты так изменился, Северус. Ты теперь муж моей девочки, и у вас будет ребёнок. Я до сих пор не могу поверить. Столько счастья свалилось на меня сегодня. Нужно будет подарить, что-нибудь стоящее Сибилле.

Околдованная моментом, она как бы говорила сама с собой, потом, видимо очнувшись, сказала:

— Мне нужно возвращаться. Они, наверняка, уже ищут меня.

Я решил, что стоит позволить Эни ещё немного насладиться обществом Минервы и проговорил:

— Но завтра же выходной, и мы будем вас ждать. Надеюсь, вы сможете уделить нам часть своего времени, не так ли, директор?

Она посмотрела на меня, словно на божество и тихо сказала:

— Спасибо, Северус. Спасибо.

Проводив Минерву за порог, я вернулся к Эни. Она стояла в своей любимой позе, скрестив руки на груди.

— Снейп, — сказала она лукаво, — ты теперь у нас судьба?

Я усмехнулся и задал встречный вопрос:

— А ты назвала меня мужем?

Она опустила взгляд.

— Я не солгала.

Я подошёл и, взяв двумя пальцами её за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза.

— Значит, теперь ты, наконец, скажешь мне «да»?

Она нежно улыбнулась.

— Теперь — да.