Навсегда твой (гет)

— Я давно кое-что хочу сказать тебе.

— Да, любимая?

— Так больше не может продолжаться...

— Я не понимаю.

— Северус, я полюбила. И это — не ты.

Меня подбросило, словно кто-то выкрикнул оглушающее заклинание. Я оторопело огляделся по сторонам. О, Мерлин, я дома, в собственной кровати, а это всего лишь сон. Я судорожно вдохнул и выдохнул, приводя мысли в порядок. Давненько мне не снилось ничего подобного. Осознание того, что всё пережитое только что — обычный кошмар принесло облегчение, но не избавило от неприятного ноющего чувства.

Я подхватился с постели и взглянул на часы — шесть утра. Ну и где же ты, Эни? Спешно набросив халат, я парой прыжков спустился вниз и замер у последней ступеньки. Она стояла у плиты, спиной ко мне и, как дирижёр, взмахивала палочкой. Вокруг разворачивалось целое действо, где в качестве актёров выступали различные продукты. Я улыбнулся.

«Моя, Эни. Как она умудряется всегда вставать раньше меня?»

Я помню, как пару месяцев назад, в её день рождения, я подскочил практически с рассветом, но всё равно застал её уже на кухне. Я тут же рассердился, что эта несносная женщина разрушила мой гениальный план, а она, заметив меня, с улыбкой протянула чашку кофе и сказала:

— Держи, соня, это поможет.

Она обожает подтрунивать надо мной, особенно если я сержусь, поэтому я уже и забыл, когда последний раз сердился дольше пары минут.

Вот и сейчас противный осадок в моей душе почти мгновенно растворился. Я подошёл и обхватил её за талию. В последнее время это сделать не так уж и просто. Как говорит сама Эни, она безнадёжно беременна. Я погладил её круглый животик и прикоснулся губами к маленькой ложбинке у основания шеи.

— Ну, и сколько это будет продолжаться? — спросил я притворно строгим голосом. — Ты опять не слушаешься меня, а, между тем, я уже давно прошу поберечься и не нестись каждое утро сломя голову готовить завтрак.

— Вы снова поставите мне самый низкий балл, профессор? — она изобразила испуг, но её голос переливался смехом.

— На этот раз тебе не отделаться столь легко, — я сам еле сдерживался, чтобы не рассмеяться, — я ещё и отшлёпаю тебя.

Обхватив её крепче, я стал покрывать поцелуями её обнажённые плечи. Я часто журю её за то, что она по утрам любит надевать на себя эти ужасные кофты, которые даже теперь велики ей на пару размеров, но не признаюсь, насколько мне нравится, когда они сползают с её плеч.

Она чуть затрепетала, палочка в её руке дрогнула и, висевший в воздухе пакет с мукой, плюхнулся на стол, обдав нас облаком белоснежной пыли.

Эни обернулась. Её брови и ресницы побелели от муки. Это было последней каплей — я расхохотался.

— Ну вот, что ты наделал? — сказала она, продолжая улыбаться. — И, кстати, ты зря смеёшься, ты сам похож на йети.

Я перестал смеяться и прищурился.

— А ты зря сказала это и сейчас пожалеешь, что попалась мне в лапы.

Я притянул её к себе и поцеловал в губы. В одно мгновение она превратилась в саму нежность. Меня всегда сводила с ума эта её способность. Ещё пару секунд назад она насмешливо глядела на меня и вот уже тает в моих объятиях. В такие моменты я ощущаю, что для меня нет ничего невозможного.

Сковородка зашипела, я с трудом заставил себя оторваться от губ Эни. Она тряхнула головой, погрозила мне пальцем и вернулась к своему занятию. Я чуть отступил и, опершись о стену, стал следить за её движениями.

За те семь месяцев, что мы живём здесь, она почти не изменилась, может, стала чуть нежнее, и её положение придало необыкновенного сияния её глазам. А вот я поменялся весьма и весьма. Раньше мне было плевать, наступило ли утро, и что за погода снаружи. Каждый мой новый день начинался с расстановки целей и приоритетов и заканчивался анализом достигнутых результатов. Теперь же мне было любопытно всё. Всё то, о чём она рассказывала. Эни обладала удивительной способностью превращать любую мелочь в маленькое волшебство. Она всё также продолжала писать картины, и я даже иногда исподтишка наблюдал за ней. Мне очень хотелось поймать момент, когда простые мазки, которые её порхающая, словно мотылёк, кисть наносит на холст, обращаются в абсолютно реальные вещи, но я каждый раз пропускал его.

Конечно, я не перестал любить своё собственное дело и часто уединялся в лаборатории, которую специально создал из подвала нашего дома. Она ни разу не помешала и всегда с искренним интересом слушала мои рассказы о новых открытиях или усовершенствованиях. Иногда Эни с глубокомысленным видом задавала вопросы, что меня безмерно смешило, ибо она абсолютно ничего в этом не смыслила.

Эни снова обернулась, прервав мои мысли и, оглядев с ног до головы, сказала:

— Не могу не признать, что мне безумно нравится твой вид, но если ты будешь продолжать в том же духе, то останешься голодным.

Проследив за её взглядом, я спешно запахнул халат и, по-кошачьи ухмыльнувшись, отправился приводить себя в порядок.

Так же, как и любимому занятию, я не изменил своей страсти к чёрному цвету, хотя и не позволял Эни следовать своему примеру. По моему разумению, этот цвет никак не сочетался с ней. Она спорила, что и со мной теперь тоже, но я не уступил, поскольку надев что-то другое, чувствовал бы себя глупо.

Вернувшись на кухню, я сел и, скрестив ноги, закинул их на стол. Я сделал это осознанно и специально. Обожаю, когда она слегка сердится.

«Давай, Эни, посмотри какой ужас», — улыбнулся я про себя.

Закончив колдовать у плиты, она повернулась.

— Северус... — проговорила она, покачав головой и забавно нахмурилась.

— Что? — я сделал вид, что не понимаю причины её недовольства.

Эни несколько секунд рассматривала меня, потом снова покачала головой и цокнула языком.

— Издеваешься.

— Ни капли, — я широко улыбнулся, но ноги всё же убрал.

Она поставила передо мной тарелку с омлетом и огромный стейк.

— Ты кормишь меня, будто на убой, Эни, — я был ужасно голоден, но мне хотелось ещё чуть-чуть подразнить её.

За эти месяцы я прекрасно научился парировать её выпады и теперь сам получал удовольствие, затевая такие вот дуэли.

— Если ты не прекратишь насмехаться, — сказала она серьёзно, но ей не удалось сдержаться, и предательская улыбка заиграла на её губах, — всё, что ты говоришь, может оказаться правдой.

— Ну, тогда я, пожалуй, не буду завтракать, — я состроил надменную гримасу.

Она подняла брови и вопросительно глянула на меня. Я подумал, что пора прекращать — мне совсем не хотелось обидеть Эни, и, к тому же, остаться без завтрака. Усмехнувшись, я добавил:

— Не буду, пока ты не приправишь всё это поцелуем.

Она наклонилась, чмокнула меня, но вдруг ойкнула и неловко покачнулась. Моё игривое настроение в момент улетучилось. Я вскочил и, подхватив её под локоть, усадил на стул.

— Где болит? — спросил я обеспокоенно.

— Не болит.

Она успокаивающе погладила меня по руке, а потом взяла мою руку и приложила к своему животу. Я ощутил, как под моими пальцами вырос маленький бугорок и направился куда-то в сторону. Моя ладонь машинально последовала за ним. Я никак не мог привыкнуть к самому главному чуду, которое происходило в нашем доме. Я ежедневно твердил себе, что всё знаю и умею, но когда Эни вот так ойкала, мне становилось по-настоящему страшно. Конечно, я никогда не признаюсь ей в этом, да и себе я старался не признаваться.

Ещё раз погладив бугорок, я строго сказал:

— Нехорошо делать вашей маме больно, юная леди.

Разгулявшийся бугорок мгновенно исчез. Я знал, что у нас будет дочь — Эни сказала. До её рождения оставалось ещё несколько недель, но она уже беспрекословно слушалась меня. У Эни никогда не получалось утихомирить малышку, а мне было достаточно пары прикосновений.

С благодарностью взглянув на меня, Эни произнесла:

— Завтрак остынет.

— А ты?

— Я наелась, пока готовила.

Я нахмурился.

— Не нравится мне всё это. И потом, я так до сих пор и не получил от тебя ответа.

— На который из вопросов? — она хитро прищурилась.

— Я вполне серьёзен, Эни. Ты семь месяцев находишь всевозможные оправдания, чтобы не позволить мне жениться на тебе. А после сегодняшней ночи, я вообще не знаю, что и думать.

— А что с сегодняшней ночью? — она забеспокоилась.

— Это не имеет значения, — я отмахнулся. — Дай мне ответ, иначе я заставлю тебя силой. Ты же не хочешь давать клятву в мешке?

Я помолчал немного, потом осторожно спросил:

— Или ты вообще не хочешь её давать?

Она вздохнула.

— Я хочу, Северус. Но сейчас это не самое главное.

— И что же тогда самое главное?

Она замешкалась.

— Я давно кое-что хочу сказать тебе, — начала она.

Меня словно окатило ледяной волной. Отчётливо вспомнился утренний сон. Усилием воли я заставил себя промолчать. Она медлила и явно подбирала слова. Мне сделалось плохо, но я упорно не произносил ни звука.

— В общем, я не хочу, чтобы ты решил, что я не доверяю тебе или сколько-нибудь сомневаюсь в твоих силах, но так больше не может продолжаться...

Она снова замолчала и поглядела на меня. Я больше не мог сдерживаться.

— Могу я услышать суть твоего обращения? — я почти кричал.

Она поёжилась, уткнулась взглядом в столешницу и тихо сказала:

— Я думаю, что нам не следует и дальше прятаться от всех.

Эни снова с мольбой посмотрела мне в глаза.

— Нам очень скоро понадобится помощь, Северус.

Я почувствовал, как огромный камень покачнулся где-то в районе солнечного сплетения и свалился вниз, сразу стало легче дышать. Я обхватил затылок руками и с недоумением взглянул на неё.

— И чтобы поведать всё это, ты несколько невозможно долгих минут мучила меня?

Она удивлённо моргнула. Вместо продолжения я спросил:

— Минерва подойдёт?

Она ещё некоторое время хлопала ресницами, потом вдруг вся засветилась от счастья.

— Конечно!

День выдался на удивление тёплым, календарь возвещал о скором наступлении зимы, а природа всё ещё тянула за полы рыжего плаща уходившую осень. Эни говорила, что осень ей нравиться больше всего, особенно, когда начинают опадать листья и повсюду господствуют жёлто-красные тона. Она считала, что осень теплее лета именно из-за преобладания этих красок и много времени проводила вне дома. Вот и сейчас Эни сидела во дворе и переносила на маленький холст всё, что видела перед собой. Я подошёл к ней.

— Зачем нам вторая такая тропинка? — спросил я.

— Никогда не знаешь, что ждёт впереди, — задумчиво протянула она, — а у меня сутра такое чувство, что эта картина зачем-то нужна.

Я потёр пальцами подбородок. Она даже не предполагала, насколько права. Эта картина — именно то, что я искал.

— Знаешь, отдай-ка её мне, — сказал я.

Она удивилась, но нанесла последний мазок и протянула мне картину. Я повертел её в руках. Удивительно, насколько точно Эни умеет передавать не только внешнее сходство, но и настроение того, что происходит вокруг. Я удовлетворённо кивнул.

— Мне нужно будет отлучиться ненадолго, справишься сама?

— Да, а ты... — Эни смотрела растерянно.

— Я потом тебе всё объясню, — я поцеловал её в макушку, отошёл на пару шагов и, помахав рукой, трансгрессировал.

Через пару часов я уже снова был дома. Эни всё так же сидела во дворе и пила чай. Заметив меня, она встала и пошла навстречу. Совершенно не желает быть осторожной, вот уже почти бежит. Неужели та пара секунд, которые она сэкономит, что-нибудь изменят? Я ускорил шаг, чтобы не заставлять её напрягаться. Она обвила мою шею руками.

— Ты долго.

— И вовсе нет.

Приятное тепло, от ощущения её пальцев на коже заставило улыбнуться. Ну как можно оставаться серьёзным, когда на тебя смотрят, будто ты отсутствовал целый год. Я зарылся лицом в её волосы.

«Мерлин меня дери! А ведь я тоже соскучился», — подумал я.

Но сказал совсем другое, словно отдавал распоряжение:

— Готовься, если мои расчёты верны, завтра у нас будут гости.

— Значит, непременно будут, — мягко улыбнулась она.

Назавтра погода чуть-чуть добавила силы ветру, но всё ещё не решила, пускать ли декабрь или ещё повздыхать напоследок с ноябрём. Эни всё утро орудовала палочкой, наводя идеальный порядок в доме. Я так и не понял, что ей нравится больше: иногда дом практически сверкал, и всё было разложено в строгом логическом порядке, но чаще Эни устраивала какое-то буйное помешательство из вещей, красок, холстов и прочих мелочей. В такие дни я сердился и ничего не мог найти даже с помощью «акцио», а Эни словно первокурсница носилась по дому и ловко выуживала отовсюду всё то, что я называл в качестве причины своего недовольства.

Ближе к обеду я сказал, что мне снова нужно на полчаса исчезнуть и тут же реализовал это без каких-либо объяснений. Я просто не считал необходимым что-либо объяснять. Она должна привыкнуть к тому, что теперь я всё буду решать сам. С меня довольно тех дров, которые она уже чуть было не наломала. Всё, что требовалось от Эни — быть рядом, а вопросы и проблемы — не для женского ума.

* * *

Эни осмотрела свою работу и, удовлетворённо кивнув, вышла из дома. Она уже давно смирилась с характером мужа — несмотря на то, что упорно тянула со свадьбой, в мыслях называла его только так — он никогда не спрашивал её разрешения ни на что, поступал, как считал нужным и редко уступал её желаниям. К слову сказать, желания он тоже придумывал для неё сам. Нет, она всегда открыто высказывала всё, что думала, но это не мешало ему делать по-своему. Он был скуп на слова, однако никогда не скупился на действия. Его нежность и забота с лихвой компенсировали отсутствие пылких объяснений. Эни казалось, что с тех пор как муж подарил ей этот дом, она стала любить его ещё сильнее, а потому позволяла решать всё за себя.

Северус оказался превосходным учеником, и она уже не так часто, как раньше, побеждала в спорах, которые он затевал. Лишь одного вопроса муж не касался никогда — её картин, и за это она была ему бесконечно благодарна. Хотя некоторые его поступки она не могла объяснить. Например, он пообещал встречу с Минервой, но не сказал когда и как это случится, в довершение, с того дня вообще не касался этой темы. Эни ужасно скучала по Минерве, но не стала больше спрашивать, чтобы муж не передумал.

Обдумывая всё это, Эни увидела, как по тропинке прямо к ней приближается маг в тёмно-фиолетовой мантии и колдовской шляпе. Когда маг подошёл достаточно близко, Эни ахнула и, забыв обо всём, ринулась навстречу.

— Профессор МакГоногалл! — крикнула она, и та застыла посреди дороги.

Эни подбежала к ней и схватила за руку. Глаза Минервы медленно наполнились слезами. Она всё ещё не произносила ни слова, а только глядела на Эни, будто увидела давно потерянного ребёнка. Эни не сдержалась и обняла её.

— Я так скучала, профессор!

Минерва ласково погладила Эни по спине, её пальцы дрожали и прикасались очень осторожно, как будто она боялась, что от одного лёгкого прикосновения желанное видение исчезнет. Удостоверившись, что перед ней и правда Эни, она зашептала:

— Девочка моя, ты жива, жива.

Женщины несколько минут стояли, уткнувшись друг в друга, и плакали. Эни радовалась тому, что человек, которого она так долго желала видеть, с которым мечтала поделиться всем, что накопилось в её душе за это время, стоит сейчас перед ней. Минерва же была счастлива от того, что её самые худшие опасения не подтвердились и тоска, что последние время прочно обосновалась в её сердце, наконец-то отступит.

Эни снова схватила Минерву за руку и увлекла вслед за собой в дом. Та остановилась на пороге и огляделась.

— Какой хороший у тебя дом. Я видела похожий на одной из твоих картин. Они все остались в школе, ни одна не пострадала. Я бережно храню их в кабинете Дамблдора, — сказала она и печально и прибавила. — Я всё ещё не могу заставить себя перестать добавлять имя Альбуса, когда говорю о кабинете.

Эни вздохнула. Профессор Дамблдор много значил для Минервы, но и для неё самой не меньше. Когда он ушёл, Эни долго переживала, но ради мужа попыталась справиться с этим.

— Садитесь, Минерва, пожалуйста. Мне столько всего нужно рассказать вам и расспросить не меньше.

Профессор МакГонагалл прикрыла дверь и устроилась на одном из стульев, Эни продолжила:

— Этот дом действительно очень похож на тот, что вы видели на картине. Мне подарил его муж.

— Ты замужем?

Профессор удивилась. Эни всегда предпочитала одиночество — этот мальчишка прочно засел в её маленьком сердце и упорно не желал покидать его. Минерва всегда в тайне мечтала, чтобы Эни обратила внимание на кого-нибудь ещё — она прекрасно знала, как тяжело даётся женщине одиночество, но чтобы её девочка так поменялась за несколько месяцев — поразительно!

— Мало того, — усмехнулась Эни, — вы же не могли не заметить.

Она повернулась боком и погладила себя по животу. Профессор МакГонагалл оглядела её и заулыбалась. Новости оказывались одна приятнее другой, и, вместе с тем, это сбивало с толку.

— Прости, я так растерялась, увидев тебя, что не обратила внимания, — проговорила профессор.

— Это ничего, — Эни махнула рукой. — Я счастлива видеть Вас, Минерва. Рассказывайте, как вы живёте, как Хогвартс?

Профессор грустно усмехнулась. Что рассказывать? Всё вернулось на круги своя: уроки, дети. Но вот только незримая рана, доставшаяся в наследство от войны, никак не хотела затягиваться.

— Хогвартс отстроили, он теперь ещё лучше прежнего. Мне пришлось занять пост директора, хотя, Мерлин свидетель, я плохо подхожу для этой работы.

— Что вы, — с жаром проговорила Эни, — кому же, как не вам? Я никого не знаю, кто был бы более предан школе.

— Спасибо, моя девочка, — тихо сказала Минерва. — Но вот только я знаю, точнее знала. Дамблдор был великим. Вроде бы странно звучит «великий директор школы», но куда деться, если так оно и было. А ещё...

Она вдруг замолчала и внимательно посмотрела на Эни. С одной стороны Эни имела право знать, а с другой — непонятно, как она это воспримет, поэтому Минерва начала издалека:

— Ты любишь своего мужа? Ты счастлива с ним?

— Да, — Эни закивала, — я люблю его больше жизни и да, я счастлива.

— Я очень рада, — она ещё помешкала и горестно протянула. — Знаешь, я ведь не верила тебе тогда, а ты оказалась права. Как жаль, что я так поздно поняла это и никогда уже не смогу сказать ему.

— О чём это вы? — Эни охватила необъяснимая тревога, она понимала, что имеет в виду профессор, но беспокойство пришло из самой глубины сердца и не желало подчиняться разуму.

— Сядь и не волнуйся. Твой муж скоро вернётся? — профессор МакГонагалл взяла Эни за руку и чуть сжала.

— Обещал скоро, — Эни села и машинально погладила себя по животу.

— Хорошо, — Минерва ещё немного помедлила, но потом всё же решилась. — Северус. Он ведь погиб на той войне. Гарри рассказал нам это, и ещё то, что профессор защищал всех нас, а я...

— Минерва, — Эни порывалась сказать, но МакГонагалл жестом прервала её, понимая, что если не скажет сейчас, никогда больше уже не сможет этого сделать...

* * *

Сообщив Эни о необходимости покинуть дом, я нашёл себе укрытие в стороне от него, так, чтобы не пропустить появление профессора МакГонагалл и, вместе с тем, не позволить Эни заметить меня раньше времени. Я понимал, им нужно побыть вдвоём, чтобы привыкнуть друг к другу. Кроме того, не стоило обрушивать на Минерву два шокирующих известия одновременно. Я видел, как они обнимались и как плакали. Мои ноги пытались унести меня к Эни, а сердце настойчиво требовало успокоить и оградить её от волнений, но я приказал себе оставаться на месте. Вскоре они вошли в дом. Я выждал какое-то время и направился вслед за ними. Тихонько отворив дверь, я остановился на пороге. Они были заняты друг другом и не обратили на меня внимания, хотя и говорили обо мне. Конечно, Минерва была уверенна, что я погиб.

В отличие от многих слизеринцев я относился с уважением к профессору МакГонагалл, потому как ни тогда, ни даже теперь не встречал человека более преданного своему делу. Она всегда была рассудительной и справедливой ко всем ученикам не зависимо от факультета, на котором они учились. В отличие от меня, Минерва никогда не умела быть до конца строгой и относилась к воспитанникам, скорее как к собственным детям. Последний наш «спор», если это можно так назвать, ещё сидел шипом глубоко во мне. Нет, я не винил профессора, но и смириться тоже не получалось.

Воспоминания заставили нервничать, и я переключился на разговор.

— Ты ведь тоже так и не рассказала ему ни о чем? Но теперь, я думаю, он знает... — проговорила Минерва.

Я не выдержал и вклинился. Слушать дальше как эта женщина сокрушается по поводу моей безвременной кончины, было невыносимо.

— Эни рассказала, и это самое лучшее из того, что мне посчастливилось узнать, — сказал я и сделал пару шагов вперёд.

Женщины глянули на меня. Эни широко улыбнулась, а профессор МакГонагалл стала нервно хватать ртом воздух. Эни вскочила, намереваясь как-то помочь, но я усадил её обратно, а сам подошёл к Минерве и присел возле неё на корточки.

— Всё хорошо, профессор, — сказал я спокойно, — это действительно я, и я — не призрак.

Она всё ещё находилась в оцепенении. Я сжал её руку, пытаясь привести в чувство.

— Вот, Минерва, чувствуете? Со мной всё в порядке, я живой.

Она очнулась и погладила меня по голове. Это напомнило время, когда я был ещё ребёнком и только приехал в школу. После распределения я не находил себе места — Шляпа отправила нас с Лили на разные факультеты. Я топтался в коридоре недалеко от входа в крыло Гриффиндора и, наверное, выглядел ужасно подавлено, а Минерва подошла и вот так же погладила меня по голове. Тогда я убежал и больше не подпускал её к себе ближе, чем на три фута, но ощущение тепла исходившего от её пальцев, я помню до сих пор.

— Мой бедный мальчик, — проговорила она. — Прости меня.

Шип заворочался и исчез. Я сам не знаю, чего ожидал, но даже не представлял, что всё будет настолько просто.

— Вам не за что просить у меня прощения, профессор, — сказал я с улыбкой.

Она покачала головой и быстро заговорила:

— Когда Сибилла описала мне ваш дом и сказала, что там я найду то, что, наконец, принесёт мне покой и радость, я подумала, что она окончательно сошла сума. Потом я обнаружила у себя на столе картину с тропинкой, невесть как попавшую туда. Она была невероятно похожа на всё, что когда-то писала ты, Эни. Я просто погладила холст и вдруг очутилась здесь. Я пошла вперёд, потому, что решила — такое количество совпадений не может быть случайным, и вот я нашла здесь вас, дети. Что это, как не судьба?

Во время рассказа Минервы я поднялся и переместился за спину Эни. Я заметил, что она немного нервничает и опустил свои ладони ей на плечи, а она накрыла их своими. Она всегда на все мои прикосновения отвечала ещё более нежными прикосновениями, будто боялась, что я могу заподозрить её в безразличии.

Минерва смахнула слезу и проговорила.

— Почему же вы так долго молчали? Северус, с тебя же давно сняты все обвинения.

Я вздохнул. Объяснять не хотелось, тем более при Эни.

— Так было нужно, — сказал я уклончиво. — И я надеюсь на вас, Минерва. Нам до сих пор нужно, чтобы никто, кроме вас, не знал о том, что мы живы.

— Я не понимаю, зачем это тебе, — покачала головой та, — но раз ты так говоришь, я обещаю, что никому не скажу.

— Я знал, что могу положиться на вас, — я снова улыбнулся.

Профессор взглянула мне в лицо и некоторое время рассматривала, как видно силясь понять, что же во мне её смущает больше: то, что я, оказывается, умею улыбаться или тон, которым говорю с ней. Наконец, она зачарованно произнесла:

— Ты так изменился, Северус. Ты теперь муж моей девочки, и у вас будет ребёнок. Я до сих пор не могу поверить. Столько счастья свалилось на меня сегодня. Нужно будет подарить, что-нибудь стоящее Сибилле.

Околдованная моментом, она как бы говорила сама с собой, потом, видимо очнувшись, сказала:

— Мне нужно возвращаться. Они, наверняка, уже ищут меня.

Я решил, что стоит позволить Эни ещё немного насладиться обществом Минервы и проговорил:

— Но завтра же выходной, и мы будем вас ждать. Надеюсь, вы сможете уделить нам часть своего времени, не так ли, директор?

Она посмотрела на меня, словно на божество и тихо сказала:

— Спасибо, Северус. Спасибо.

Проводив Минерву за порог, я вернулся к Эни. Она стояла в своей любимой позе, скрестив руки на груди.

— Снейп, — сказала она лукаво, — ты теперь у нас судьба?

Я усмехнулся и задал встречный вопрос:

— А ты назвала меня мужем?

Она опустила взгляд.

— Я не солгала.

Я подошёл и, взяв двумя пальцами её за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза.

— Значит, теперь ты, наконец, скажешь мне «да»?

Она нежно улыбнулась.

— Теперь — да.

Утром следующего дня Эни разбудила меня поцелуем и весело сказала:

— Прости, что прерываю твоё удовольствие, но скоро придёт Минерва и будет ругать тебя, что ты слишком долго спишь — она всех своих учеников ругает за это.

— Погоди, — я хитро прищурил один глаз, — ты столько всего наговорила, а я ещё не вернулся окончательно. Давай по порядку: за какое такое удовольствие ты просишь прощения? Я ещё ничего не получал.

Я обхватил её руками и завалил на кровать, нависнув над ней. Она захихикала, словно школьница.

— Ты улыбался во сне, мне было жаль будить тебя, но Минерва...

— Да погоди ты с Минервой, я ещё не закончил с первым вопросом, — я нежно поцеловал её губы.

Она подалась на встречу, но потом тихо всхлипнула и стала высвобождаться из моих объятий.

— Северус, не сейчас, что она подумает о нас?

Я чуть-чуть рассердился.

— Семь утра, Эни. С чего ты взяла, что она придёт так рано?

— Я знаю — она не выдержит, — усмехнулась, Эни. — Я бы не выдержала.

Я тяжело вздохнул и отпустил её. Она вспорхнула, словно маленькая птичка, и полетела вниз. Я покачал головой и улыбнулся. В этом она вся — что бы с ней не происходило, никогда не теряет способности искренне любить всех, кто рядом.

Решив не рисковать на случай, если Эни окажется права, я полностью оделся и спустился вниз. Эни протянула мне чашку.

— Вот, пока только это. Придёт Минерва — будем завтракать.

— А если она придёт днём, я буду завтракать в обед? Тебе не стыдно?

— Ты невыносим! — она смешно запыхтела.

Я подошёл, отнял чашку и, поставив на стол, притянул Эни к себе:

— Ты же знаешь, что может помочь...

Но Эни отстранилась. Обернувшись к двери, она подняла указательный палец и прислушалась. В тот же момент раздался тихий стук. Эни впустила раннего гостя.

Минерва, пытаясь побороть неловкость, произнесла:

— Простите, дети, но у меня не хватило сил больше терпеть.

Эни весело глянула на меня.

— Ну вот, я же говорила, — потом снова повернулась к Минерве. — Мы ждали Вас, профессор. Я уже сказала мужу, если бы я была на вашем месте, то пришла бы ещё раньше. Так что вы даже немного опоздали.

Профессор МакГонагалл поцеловала Эни, а та заключила её в объятия. Я плюхнулся на стул и, поставив локоть на стол, подпёр кулаком подбородок.

— Я чрезвычайно рад, что у вас всё хорошо. Но, похоже, вы забыли, что тут присутствует ещё кое-кто, и этот кое-кто требует завтрак.

Эни всплеснула руками, усадила Минерву и стала расставлять на столе тарелки с едой.

«Ничего себе, — подумал я, — это когда же она встала?»

Тем временем Минерва порылась у себя в кармане и достала миниатюрную коробочку. Наставив на неё палочку, она произнесла:

— Энгорджио!

Коробочка увеличилась в размерах, и вот уже перед нами деревянная шкатулка с большим косматым волком на крышке. Эни ахнула.

— Где вы нашли её? — она тут же почесала волка за ухом. — Прости, что так долго не открывала.

Шкатулка открылась, и в ней я разглядел толстый блокнот, корешки писем и маленькую колдографию. Я сразу потянулся к колдографии.

— Могу я посмотреть?

Эни перевела взгляд на меня, и улыбка тотчас покинула её, но она всё же кивнула. Я взял колдографию и присмотрелся.

— И кто это сделал? — спросил я у Эни, помахивая снимком.

— Римус, — ответила она тихо.

— Люпин, — выдохнул я и нервно постучал пальцами по столу. — Чего ему вздумалось фотографировать вас?

Потом я ткнул пальцем в мальчишку на заднем плане.

— И причём тут я?

Эни пожала плечами.

— Ты просто был там.

— Отлично! — я поморщился. — И поэтому я теперь навсегда остался пялиться на вас с дурацким выражением лица.

Она улыбнулась и посмотрела на меня исподлобья.

— Снейп, неужели тебе не льстит, что ты тоже здесь?

— Ничуть, — сердито сказал я и перевёл взгляд на профессора МакГонагалл, которая всё это время сидела очень тихо. — Так что вы там говорили, директор, откуда у вас шкатулка?

— Это Римус нашёл её, — осторожно проговорила та, — когда мы обороняли школу. Он попросил меня, вернуть её тебе, Эни, если я когда-нибудь тебя увижу. Он сказал, что подарки, преподнесённые от чистого сердца нельзя терять.

Профессор внимательно посмотрела на меня и добавила:

— Я не посмела бы оставить его просьбу невыполненной.

Неприятное чувство обняло моё сердце ледяными пальцами.

— Ты можешь объяснить это, Эни? — спросил я.

Она вздохнула.

— Да тут, собственно, нечего объяснять. Римус подарил мне шкатулку вместе с колдографией в рождество на пятом курсе. Это был единственный подарок не от Лили. Я, правда, получала ещё по подарку каждый год, но так и не узнала от кого.

— Может быть тоже от Люпина? — я повысил голос.

— Вряд ли.

— С чего это ты вдруг так уверена? И потом, я не понимаю, когда ты собиралась мне рассказать?

— О чём? — Эни была удивлена.

— О том, что каждый год твои воздыхатели забрасывают тебя подарками.

Эни уставилась на меня, широко распахнув глаза.

— Северус, ты что? Это был один подарок и очень давно. Я расскажу тебе об этом потом, а пока профессор МакГонагалл...

— О! — я перебил её и ещё больше повысил голос. — Профессор МакГонагалл, может быть вы расскажете мне, кто ещё увивался за моей женой в школе.

Минерва кашлянула и тихо сказала:

— Те подарки, о которых говорит Эни, каждый год дарила ей я. И я очень прошу тебя, успокойся, Северус.

Эни хотела что-то сказать, но я снова не дал.

— Успокойся? — крикнул я. — Вы говорите мне успокойся, а, между тем, мне уже давно нигде нет покоя от этого Люпина.

— Хватит! — жёстко сказала Минерва и обожгла меня взглядом. — Римус погиб, как герой, Снейп. И ты не смеешь говорить о нём в таком тоне!

Я осёкся и растерянно посмотрел на Минерву.

— Римус погиб?

— Да, Северус, и он, и его жена, ты не знал?

Я провёл рукой по лицу и нервно мотнул головой, но вдруг услышал, как Эни тихонько пискнула и резко обернулся. Слёзы безостановочно лились по её щекам.

— Я всегда боялась думать, — прошептала она, — о тех, кого война могла унести с собой.

Я поднялся и взял Эни за руку.

— Пойдём, тебе нужно подышать воздухом.

— Я не хочу, мне нужно знать...

— Я сам расспрошу профессора и потом расскажу тебе. Тебе уже достаточно на сегодня. Вы простите нас, профессор?

Я усадил Эни возле дома и дал в руки чашку с чаем. Она подняла на меня глаза:

— Возвращайся в дом. Я немного побуду одна, хорошо?

Я кивнул и вернулся к Минерве. Сев напротив неё, я болезненно поморщился и еле слышно проговорил:

— Значит, вот так. Теперь уже никого из них не осталось. Джеймс, Сириус и Римус...

— Ты больше не имеешь права их ненавидеть, — сказала она.

Я горько усмехнулся:

— У меня не было ненависти к ним. Я немного завидовал — да, иногда восхищался их жаждой к жизни, часто они просто раздражали меня, но ненависть — нет, такого не было никогда. Детские обиды бывают очень сильны, профессор, но с возрастом понимаешь, что это всё не так уж важно.

Я помолчал и внимательно посмотрел на неё:

— Вы же были моим учителем, профессор. Вы старше и мудрее. Вот объясните, почему так? Они невероятно любили жизнь, а она ускользнула от них — я желал смерти и посмотрите вокруг.

— Будь я даже самым мудрым учителем на земле, Северус, я не смогла бы дать ответ на твой вопрос. Видимо кому-то было очень нужно, чтобы всё случилось именно так.

Я глубоко вздохнул и спросил:

— Кто-то ещё?

Она стала перечислять. Я не перебивал.

— О, Мерлин, — сказал я, когда она закончила. — И дети.

— Война никого не жалеет, Северус. Я счастлива, что хотя бы вам удалось спастись.

— Мне бы не удалось, — проговорил я. — Эни спасла меня.

Минерва взглянула в окно.

— Я всегда знала, что сильнее моей девочки нет никого на свете, но даже я не могла предположить всего этого.

— По вашим словам получается, что вы любили её больше других Минерва, почему?

Профессор замешкалась, но потом, оглянувшись на дверь, взяла салфетку. Она написала на ней что-то палочкой и повернула ко мне. Я удивлённо уставился на салфетку. Минерва встрепенулась, быстро сожгла то, что написала и глянула на меня.

— Пожалуйста, не говори ей. Я как-нибудь соберусь с духом и сама всё расскажу.

— Хорошо, только не тяните с этим, для Эни очень важно знать, что она не одна.

— Обещаю тебе. Но и ты пообещай, что никогда не обидишь её.

— Вы можете даже не сомневаться.

Дверь скрипнула, вернулась Эни. Минерва улыбнулась ей и проговорила:

— Твой муж поклялся мне, что будет заботиться о тебе.

— Это он брякнул не подумав, — махнула рукой Эни и широко улыбнулась.

— Вот, что мне с ней делать, профессор? — я понял, что Эни пытается избавиться от грусти, наполнившей наш дом, и решил поддержать её. — Может быть, вы поможете мне и заставите её в самое ближайшее время дать клятву, которой она так неистово боится?

МакГонагалл удивлённо приподняла брови.

— Эни, это правда? Ты действительно отказываешься это сделать?

Краска начала заливать лицо Эни. Она не ответила. Минерва покачала головой.

— Я старалась, как могла, не лезть в твои дела, девочка, но в этот раз, я буду на стороне твоего мужа, уж прости.

Эни шумно выдохнула и сказала:

— С ним одним я бы ещё справилась, но если уж и вы... — она хитро прищурилась. — Тогда давайте, назначайте день и будем готовиться.

Когда Минерва покинула нас, Эни вернула колдографию в шкатулку, молча поднялась с ней наверх, но вскоре вернулась уже с пустыми руками и, не говоря ни слова, направилась к своему этюднику. Устроившись за ним, она сосредоточилась на работе. Я ещё чуть-чуть постоял, раздумывая, стоит ли мне начинать разговор сейчас, но потом, решив, что не стоит, отправился в спальню и упал на кровать.

«Как же так? — подумал я, разглядывая потолок. — Я столько ещё не знаю об Эни. Да и она сама кое-что не знает. Почему она не хочет ничего рассказывать? Говорит, тебе и так всё известно».

Я обвёл взглядом спальню. Вот и шкатулка, поставила на самом видном месте. Я поднялся и, взяв шкатулку, попытался дотронуться до крышки. Волк яростно клацнул зубами. Я еле успел отдёрнуть руку, чтобы не лишиться пальца и задумался, пытаясь воспроизвести в памяти всё, что делала Эни.

Через пару минут безуспешных попыток и нескольких царапин, мне, наконец, удалось сделать всё правильно, и шкатулка открылась. Сверху лежала всё та же колдография. Я усмехнулся. Я очень хорошо помню этот день — Римус получил на день рождения фотоаппарат, носился с ним по всей школе с глупым смехом и делал снимки всех подряд. Конечно, когда он фотографировал Эни и Лили, я был там. Я хвостом ходил за Лили повсюду, с самого первого курса, пока однажды она накричала и запретила это делать, но и тогда я не прекратил, а просто стал осторожнее, не позволяя ей увидеть меня. Я так был увлечён этой рыжей весёлой девочкой, что абсолютно не замечал вторую. Эни Блэкстоун. Её взгляд часто задерживался на мне дольше, чем было позволительно. Это пугало и раздражало. Почему-то я был уверен, что она заодно с мальчишками, которые не упускали возможности поиздеваться надо мной, и принимал её взгляды за очередную насмешку. Если бы я только мог предположить тогда...

Я аккуратно вытащил тетрадь и заглянул в неё. Красивые карандашные рисунки покрывали страницы, и над каждым стояла дата. Такого мне никогда не приходилось видеть раньше. Я открыл самую первую страницу, на которой была изображена сухонькая старушка в кресле с огромной раскрытой книгой на коленях. Я зачем-то прочитал вслух:

— Двадцать седьмое июля тысяча девятьсот семьдесят первого года.

Рисунок на странице мигнул и начал двигаться. Старушка увлечённо читала книгу, когда в комнату вошла маленькая девочка.

— Бабушка, — сказала она, — вы звали меня?

Старушка оторвалась от книги и строго взглянула на внучку.

— Это было уже очень давно, Эни. Где ты ходишь?

— Я была на крыше, — девочка неловко переминалась с ноги на ногу. — Я рисовала.

— Где? — вскричала старушка. — Что ты делала? Мне кажется, или ты действительно вот так просто говоришь мне об этом?

— Я не смею вам лгать, бабушка, — девочка уставилась в пол и ковырнула его носком туфля.

— Это хорошо, что не смеешь, — теперь старушка вскочила и стала нервно мерить шагами комнату. — Хоть бы в этом ты отличаешься от своего отца, тот бы не раздумывая солгал мне. Ты такая же безалаберная, невежественная и сумасшедшая, как он. Но я не позволю тебе заниматься всякой ерундой и тем самым сломать себе жизнь!

Глаза девочки наполнились слезами.

— Не говорите так об отце, бабушка! — выкрикнула она и вся сжалась.

— Что? — бабушка говорила спокойно, но голос угрожающе звенел. — Что?! Да как ты посмела! Я делаю всё, чтобы ты не стала на путь моих детей, и так же, как они, не потеряла всё. А ты вот этим платишь мне? Неблагодарная!

Девочка заплакала. Бабушка тяжело опустилась в кресло.

— Успокойся, Эни. Вот, держи, — она протянула конверт, — это приглашение в Хогвартс.

Эни трясущимися руками взяла конверт и зажала его в ладошке.

— Ну что же ты не радуешься? — жёстко проговорила старушка. — Ты же, наконец, уедешь отсюда и на девять месяцев в году избавишься от моего присутствия.

— Бабушка, я...

— Ступай! — оборвала её та. — Завтра поедем покупать тебе всё, что нужно.

Эни повернулась к двери, но старушка снова окликнула её.

— Я очень надеюсь, Эни, что ты не подведёшь меня и поступишь на Слизерин. Все Блэкстоуны заканчивали только этот факультет, за исключением ... — она осеклась. — Ты же не станешь ещё одним уродом в нашей семье?

Эни опустила глаза и помотала головой.

— Хорошо, — протянула старушка.

Картинка снова застыла. Я с замиранием сердца перевернул страницу и произнёс:

— Тридцать первое августа тысяча девятьсот семьдесят первого года.

Платформа девять и три четверти. Эни мнётся возле вагона и крепко сжимает бабушкину руку. Та быстро говорит ей:

— Эни, не забывай кто ты. Ты должна всегда держаться на уровне и никогда не опускаться до этих грязнокровок , — старушка брезгливо огляделась по сторонам.

— Бабушка... — зашептала Эни.

Но старушка уже подтолкнула её к вагону.

— Запомни, ты — чистокровная волшебница из благороднейшего и древнейшего рода. Веди себя соответственно, и не смей никому проговориться! Смотри мне, ты меня знаешь!

Она погрозила Эни пальцем, потом вдруг погладила её по голове, но быстро отдёрнула руку.

— До свиданья, бабушка.

— Давай-давай, — сказала старушка и, резко развернувшись, зашагала прочь от станции.

Эни впорхнула в вагон, плюхнулась на сидение пустого купе, вдохнула полной грудью и улыбнулась сама себе. Через некоторое время в вагон ввалились мальчишки. Один сидел на другом сверху. Тот, что был снизу, вскидывал колени, как рехнувшийся кентавр.

Я узнал их. Тот, что на плечах — Сириус, а тот, что везёт его — Джеймс.

— Слезай, — застонал Джеймс. — Я больше не могу.

— Нет, ты же проиграл — не я. Вот и работай теперь, — Сириус похлопал Джеймса по макушке.

Джеймс развернулся и сбросил Сириуса на сидение напротив Эни, а сам плюхнулся рядом. Они посмотрели на удивлённо застывшую девочку и, переглянувшись, расхохотались. Сириус сел, поджав под себя ноги.

— Я Сириус, — сказал он и, хихикнув, указал на друга. — Мою лошадь зовут Джеймс.

— Сам ты лошадь, — буркнул Джеймс и толкнул его в плечо.

— А тебя как зовут? — Сириус сделал вид, что не обратил внимания на тычок друга.

— Эни.

— Ну что, Эни, куда будем поступать?

— В Хогвартс, — Эни смущённо улыбнулась.

Сириус снова расхохотался.

— Это я и без тебя знаю, что в Хогвартс. Поезд повезёт нас всех в одном и том же направлении. Я спрашиваю, на какой факультет хочешь поступить?

— Так Шляпа вроде сама выбирает, — протянул Джеймс.

— Молчи, Поттер, дай ей сказать. Выбирает — это одно, важно, куда она сама хочет.

Эни пожала плечами.

— На Слизерин, наверное.

— На Слизерин?! — вскричал Сириус. — Ещё не видел ни одного нормального человека, который бы сам, без посторонней помощи, хотел на Слизерин. Пойдём Поттер, мы, вероятно, ошиблись купе.

Они оба подхватились и покинули купе, хлопнув дверью. Эни удивлённо уставилась им вслед и крикнула:

— Разве это плохо?

Но они уже испарились.

Эни восхищало и удивляло все, начиная от поезда и заканчивая лодками, на которых Хагрид перевозил детей в замок. Но когда они вошли в школу и их построили для распределения, она тихонько стала твердить себе:

— Я не боюсь, я не боюсь.

— Чего это ты сама с собой разговариваешь? — спросил стоящий рядом мальчик.

— Ничего, — смутилась Эни.

— Не бойся, нас всех возьмут на Гриффиндор, — сказал он уверенно и указал в сторону кучки шушукающихся и гадко хихикающих детей, — в отличие от этих.

Эни вздрогнула, но ничего не сказала.

— Я Римус, — сказал мальчик.

— Эни, — она старалась не смотреть на него.

Они подошли к красивой женщине, сжимавшей в руках старую колдовскую шляпу. Это была Минерва. Она поприветствовала первогодок и стала вызывать их по одному, называя имена. Эни наблюдала, как радуются дети, попавшие на Гриффиндор, как высокомерно оглядывают зал те, кто попал на Слизерин, и дрожала всё сильнее.

— Чего ты? — улыбнулся Римус.

— Я уже никуда не хочу, — простонала Эни.

В этот момент профессор МакГонагалл громко произнесла6

— Эни Блэкстоун!

Эни немного замешкалась, но стоявший рядом мальчик выпихнул её вперёд. Трясясь от страха, девочка подошла и села на стул, но Минерва вдруг наклонилась к ней и заглянула в лицо.

— Ты Блэкстоун? Эни?

— Да, — пискнула Эни.

Профессор прищурилась, но затем резко выпрямилась и опустила Шляпу Эни на голову. Шляпа даже не стала думать, она громко выкрикнула:

— Гриффиндор!

Эни застыла на стуле. Женщина над ней шумно выдохнула, а Римус выставил вперёд два пальца в виде значка победы. Эни не двигалась. Минерва наклонилась и подтолкнула её в зал.

— Иди за стол своего факультета.

Словно во сне, девочка повиновалась, подошла к столу и села на первое свободное место, рядом с рыжей зеленоглазой первокурсницей.

— Привет, — сказала та. — Я Лили. Рада, что и ты тоже с нами.

Эни не ответила.

— Я знаю её, — вдруг сказал мальчик напротив. — Она была в поезде и хотела на Слизерин.

Сидящие рядом ахнули и скривились.

— Может, ты ошибся, Джеймс? — спросила Лили.

— Ничего он не ошибся, — ответил за Джеймса Сириус и, взяв себя за уши, смешно оттопырил их. — Я тоже вот этими ушами слышал, как она сказала, что хочет на Слизерин.

— А почему ты хотела на Слизерин? — осторожно спросила Лили.

Эни посмотрела на неё и вдруг расплакалась. Лили погладила её по плечу.

— Не плачь, Гриффиндор хороший факультет и раз ты здесь, значит так должно быть. Мы все будем твоими друзьями, хочешь?

К столу подошёл Римус, которого Шляпа тоже определила на Гриффиндор и сел недалеко от Эни.

— Почему ты плачешь, Эни? — спросил он.

Сириус обернулся к нему.

— Эта странная девочка хотела на Слизерин, но не попала туда, теперь вот плачет, — и добавил, посмотрев на Лили, — лично я, не собираюсь с ней дружить и Поттер тоже, да Джеймс?

Джеймс пожал плечами и кивнул.

— Зачем же ты соврала, что хочешь на Гриффиндор? — спросил Римус.

— Я не врала, — прошептала Эни всхлипывая, и потом выкрикнула. — Я вообще тебе ничего не говорила! И с чего вы взяли, что я хотела на Слизерин?

Она шумно вскочила и побежала прочь из зала. У дверей её настигла профессор МакГонагалл. Она схватила её за руку и воскликнула:

— Как это понимать, юная леди?

— Я не хочу учиться в вашей дурацкой школе, — заплакала Эни. — Отправьте меня обратно к бабушке.

— Пойдём, — профессор МакГонагалл взяла её за руку и увлекла за собой.

Когда они поднялись в кабинет Минервы, та усадила девочку на стул и спокойно сказала:

— А теперь расскажи мне всё с самого начала.

— Нечего рассказывать, — Эни опустила глаза. — Я хочу к бабушке.

— А чего хочет твоя бабушка? — спросила профессор.

— Хочет, чтобы я поступила на Слизерин.

— А ты сама?

— Теперь уже и не знаю.

— Поверь мне, — сказала Минерва и погладила Эни по голове, — Гриффиндор очень достойный факультет и, в конце концов, это же Шляпа определила тебя сюда. Так что твоей бабушке останется только смириться. Вот увидишь, всё будет хорошо.

— Вы, правда, так думаете? — Эни посмотрела на неё с надеждой.

— Я уверена! Вот, поешь, — она протянула Эни тарелку с сэндвичами, — а потом я провожу тебя в гостиную.

У дверей гостиной Эни остановилась.

— Спасибо, профессор, дальше я сама.

Профессор МакГонагалл кивнула, назвала пароль и удалилась. Эни осторожно пролезла за портрет и оказалась в большой, наполненной детьми, комнате. Все повернулись к ней, но тут же снова отвернулись и продолжили свои разговоры, будто в комнату зашла не девочка, а просто сквозняк прорвался через приоткрытый портрет. Эни ещё немного помялась на пороге, предательские слёзы снова навернулись на глаза. Тут вперёд вышла Лили, подошла к Эни и взяла её за руку.

— Идём, я тебе что-то покажу.

Они пришли в спальню девочек, и Лили указала на одну из кроватей.

— Если хочешь, ты можешь спать здесь.

— Хочу, — Эни огляделась и, увидев свою сумку с учебниками, поспешила перетащить её на кровать.

— Смотри, — сказала Лили.

Она дотронулась пальцем до щеки Эни и на нём осталась слеза. Лили взмахнула палочкой, произнесла заклинание, и слеза превратилась в божью коровку. Эни ахнула. Лили пошла к окну, Эни последовала за ней. Распахнув окно, рыжая девочка выставила палец наружу. Божья коровка расправила крылья и взлетела.

— Видишь? Она улетела. И тебе больше не надо плакать.

Эни заулыбалась и бросилась к своей кровати. Она поспешно достала из сумки листок бумаги и карандаш и стала что-то быстро рисовать, а Лили завороженно наблюдала за ней. Когда рисунок был окончен, она протянула его.

— Возьми.

Лили взяла листок.

— Нет, не так, — Эни отобрала у неё рисунок и, потянувшись к нему, выхватила абсолютно чёрную розу.

— Она такая красивая, — сказала Лили. — Но чёрная, и это так печально.

Эни широко улыбнулась и махнула рукой.

— Это из-за карандаша. Завтра я нарисую тебе нормальную.

— Не нужно, пусть будет такая. У неё нет шипов.

— Конечно, они и не нужны, я же рисовала её для тебя. Ты, правда, будешь со мной дружить?

— Я же сказала это ещё в зале, а я никогда не лгу.

Девочки улыбнулись друг другу, взялись за руки и вышли в общий зал.

Я перевернул страницу.

— Северус!

Я вздрогнул. В комнате стояла Эни. Она подошла, отобрала у меня дневник, вернула его на место и захлопнула шкатулку.

— Ну что ты за человек, Северус? — сказала она грустно. — Ты ведь даже не спросил моего разрешения. Ты разве не знаешь, что дневник, это очень личное? Любой, кто обладает им, скрывает это от других.

— И ты собираешься скрывать его даже от меня? — сердце защемило.

Она присела рядом и положила голову мне на плечо.

— Я очень люблю тебя, но есть вещи, которыми я не готова делиться даже с тобой.

— Значит, всё-таки есть что-то, что ты скрываешь?

— Северус...

— Не надо, — я встал, — я больше не прикоснусь к твоему дневнику, обещаю.

Я пообещал Эни, что не стану трогать её дневник, но это грызло меня изнутри и занимало все мысли. Дело не только в любопытстве — очень огорчало то, что она не доверяет мне настолько, насколько я хотел бы. Как мог, я успокаивал себя, объясняя всё тем, что дневник, действительно очень личная вещь. Но самовнушение не действовало, поскольку сам я никогда не доверял тайны бумаге и не понимал страсти к этому у других. Мне казалось, что дневник ведут, чтобы кто-то обязательно мог его прочесть. В общем, как ни старался, я не перестал думать об этом, что порядком выводило из себя.

Эни больше не касалась темы дневника, но я заметил, что она убрала шкатулку и, по всей видимости, спрятала её. Это не могло не злить. Говорит, что любит, а сама скрывает от меня большую часть своей жизни.

С такими безрадостными мыслями я спустился к себе в лабораторию и приступил к работе. Всё валилось из рук и выходило не так, как нужно. Гнев медленно, но верно стал овладевать моим разумом.

— Там Минерва пришла, ты не мог бы подняться? — Эни стояла на пороге.

— Разве у меня не может быть своих дел? — зло бросил я. — Или я должен теперь делать только то, что ты хочешь?

Она подошла совсем близко и провела рукой по моей щеке.

— Что с тобой происходит, Северус?

— Я не обязан отчитываться! — жёстко сказал я. — Если тебе так хочется, пойди и займись Минервой сама, а меня оставь в покое!

Она отступила на пару шагов, но потом нахмурилась и произнесла:

— Ты ведь сам затеял всё это, и сам просил Минерву помочь тебе. Зачем теперь хочешь переложить всё на меня?

К этому моменту гнев уже подобрался к горлу, и я выкрикнул:

— Знаешь, я уже жалею! Если ты настолько не доверяешь мне, может быть стоит вообще всё отменить?

Я сразу же понял, что совершил ошибку, но было поздно. Черты её лица внезапно стали жёсткими, и она холодно проговорила:

— Ты, безусловно, прав, Северус. Пойду, поговорю с Минервой.

Она удалилась, а я остался убитый собственной глупостью. Впервые за эти месяцы я по-настоящему обидел единственного дорогого мне человека.

«Дался мне этот дневник? — ругал я себя. — Как мне теперь подойти к Эни?»

Пометавшись ещё немного по лаборатории и, чуть не разбив пару флаконов, я отправился искать её. Она снова писала картину. Существовала какая-то незримая связь между её душевным состоянием и временем, что она избирала для работы.

— Эни, — позвал я.

Она отложила кисть и подняла глаза. Я повторил:

— Эни.

Больше ничего на ум не приходило, и я в замешательстве замолчал. Она вздохнула. Подойдя ко мне, встала на цыпочки и прикоснулась губами к моей щеке.

— Северус, тебе не стоит так переживать. Пока мы любим друг друга — мы будем вместе не смотря ни на что. Если же это изменится — никакая, даже самая сильная клятва, нас не спасёт.

— Вот этого я и боюсь, — пробурчал я.

Она обняла меня и снова поцеловала.

— Минерва сказала сегодня, что мы с тобой — два абсолютно безответственных ребёнка.

— С чего это?

— У нас самих скоро будет ребёнок, а мы ещё ни разу не думали, о том, чтобы начать готовиться к этому событию.

— Что ещё готовить? — удивился я.

Эни улыбнулась.

— Профессор просила передать тебе, что предлагает свою помощь, если ты не откажешься съездить с ней в Лондон.

— Хорошо, — я сдался, — напиши, что я принимаю предложение.

* * *

Профессор МакГонагалл с выражением лица, близким к эйфории, копошилась в куче очень маленькой, похожей на гномью, одежде. Я нервно выстукивал ногой по полу магазина. Все эти кофточки, ползунки и иные тряпочки пугали, напоминая о неотвратимости события, которого я ждал, но в то же время старался о нём не думать.

— Минерва, — я коснулся её плеча, — я пойду, подышу воздухом.

Не отрывая взгляда от вороха разноцветных одёжек, она махнула рукой. В ту же секунду я выскочил на улицу и, облокотившись на стену, дома прикрыл глаза.

«Снейп, как можно быть таким?» — спросил я сам себя, передразнивая манеру Эни.

— Снейп! — раздался знакомый голос.

Я встрепенулся. Прямо передо мной, широко распахнув глаза и открыв рот, стояла красивая темноволосая женщина. Выглядела она неважно: осунувшаяся, бледная, с опухшими глазами. Платье обвисло на ней, словно было с чужого плеча.

— Нарцисса!

Я прыгнул к ней и затащил в ближайшую подворотню. Здесь было безлюдно и меньше света. Она ещё некоторое время молчала, разглядывая меня, потом тихо произнесла:

— Я долго оплакивала тебя, Снейп, а ты жив?

Я промолчал. Она продолжила:

— А ещё я часто думаю, как получилось, что тебя так быстро оправдали?

— Я не располагаю временем и не имею желания обсуждать это с тобой, — холодно процедил я.

— Мы доверяли тебе, — проговорила она печально.

— Мне казалось, я ни разу не обманул твоего доверия, Нарцисса, — жёстко сказал я. — И потом, не ты ли проговорилась мне однажды, что пошла на всё это только ради семьи?

Она опустила глаза.

— Ты как всегда прав, Снейп.

Затем вдруг она схватила меня за отворот мантии и с жаром заговорила.

— Но сегодня я верю, что сама судьба привела меня к тебе. Мне снова необходима твоя помощь. Понимаешь, Люциус, он ведь...

Я прервал её и смерил ледяным взглядом.

— У меня изменились обстоятельства, Нарцисса. Прости, но я больше не стану помогать тебе, — я прищурился. — И уж тем более давать непреложные обеты.

Она отступила на шаг.

— Я думала, мы друзья.

— С тобой — может быть. Но не с твоим мужем. Это трусливое существо не способно было даже элементарно предупредить меня. Просто чудо, что ты видишь меня перед собой.

Нарцисса отвела взгляд.

— Но я прошу тебя не от его, а от своего имени, — сказала она еле слышно.

— Всё что я могу сделать, — бросил я, — это дать тебе денег. Я знаю, что твой муж в бегах, но я сам не в лучшем положении.

— С тебя сняты обвинения!

— Поверь, что это произошло не случайно, — прошипел я.

Нарцисса в отчаянии схватила меня за рукав и заплакала. Терпеть не могу женские слёзы, но я действительно не знал, чем помочь.

— Нарцисса, успокойся, — я прикоснулся к её руке, — если бы я мог, я помог бы тебе, но это невозможно.

Я отцепил её руку от своего рукава и вернулся в магазин, где оставил Минерву. Профессора МакГонагалл уже не было там, а продавец мене сообщил, что не найдя меня на улице, она просила передать, чтобы я возвращался домой самостоятельно.

Выйдя во двор, я осмотрелся, отошёл за угол, снова осмотрелся и трансгрессировал. Уже запустив процесс, я почувствовал, что кто-то цепко ухватился за меня.

В то же мгновение, как я появился в конечной точке путешествия, я прыгнул на человека, позволившего себе неслыханную наглость, и схватил его за горло. Это снова была Нарцисса.

— Как ты посмела?! — заорал я.

— Я в отчаянии, Снейп, — просипела она.

— А мне плевать! — выкрикнул я и потащил её в противоположную от дома сторону.

— Северус! — раздался вскрик.

Я пришёл в ужас. Я всегда любил способность жены чувствовать моё появление заранее, но сейчас это было чудовищно некстати. От шока я на секунду потерял контроль. Воспользовавшись этим, Нарцисса вырвалась и побежала к дому. Я ринулся за ней и схватил за локоть.

— Возвращайся в дом, Эни! — закричал я.

Но Эни не послушалась и подошла к нам, остановившись всего в паре шагов.

— Нарцисса? — сказала она.

Нарцисса рванулась к ней, но я держал крепко.

— Иди в дом! — ещё раз выкрикнул я.

— Отпусти её, Северус, пожалуйста, — тихо сказала Эни.

Я не двигался.

Эни подошла к Нарциссе и вдруг обняла её.

— Я скучала, — сказала она.

От удивления я выпустил Нарциссу.

— Эни, — прошептала Нарцисса и тоже полезла обниматься.

* * *

Нарцисса сидела за столом на нашей кухне и, уставившись на столешницу, ковыряла её ногтем. Молчание затянулось.

— Так вот, значит, кем был тот человек, — вдруг сказала она.

Эни кивнула.

— Никогда бы не подумала.

Я всё это время, нервно вышагивая по кухне, остановился и резким тоном сказал:

— Дамы, я требую объяснений!

— Нарцисса была мне другом, — тихо проговорила Эни. — Когда я жила у Тома, она всегда поддерживала меня.

Она запнулась.

— Нарцисса помогла мне похоронить сына. Я бы не смогла одна.

Я постучал ногой по полу.

— Хорошо, но это ничего не меняет. Тебе пора, Нарцисса, — я открыл дверь.

— Снейп, — сказала Эни.

Я бросил на неё яростный взгляд, и она осеклась.

Нарцисса поднялась и спиной стала выбираться из дома, затравленно глядя на меня. Я вышел вслед за ней и прикрыл за собой дверь.

— Теперь ты понимаешь, что представляешь угрозу для меня?

Нарцисса кивнула.

— Извини, но забудь дорогу в мой дом!

Я вернулся и захлопнул дверь перед её носом.

Трясущимися губами Эни произнесла:

— Зачем ты так, Снейп? Она же не виновата...

Я подошёл и приложил палец к её губам, потом крепко обнял и сказал:

— Прости Эни, но между дружбой и семьёй я выбираю последнее.

Она опустилась на стул и упёрлась лбом в ладонь. Потом вдруг указала на стену возле стола и спросила:

— Здесь была картина, ты не видел?

— Какая картина? — я похолодел.

— Минерва сегодня утром вернула мне картину с тропинкой — твой портключ. Сказала, что ей больше не потребуется, она и так прекрасно до нас добирается. Я поставила её здесь, у стены, хотела потом подобрать ей место. Теперь её нет.

— Нарцисса! — выдохнул я.

Следующую неделю я провёл как на иголках, ожидая нового визита Нарциссы и ещё более неприятного разговора. Но ничего не происходило. Я подумал, что Нарциссу всё же остановило моё предупреждение и начал расслабляться.

В воскресенье вечером моей Эни было совершенно не до меня. Они с Минервой разбирали приобретённые для ребёнка вещи и были всецело поглощены этим занятием.

Я спустился к себе в лабораторию — у меня назревало новое открытие, что не могло не захватывать. В самый разгар до меня донёсся сдавленный крик обеих женщин. Я рванулся наверх, мельком услышав за спиной звук разбитого стекла.

В проёме входной двери стояло, тяжело дыша, какое-то грязное существо, слабо походившее на человека. Я выкрикнул оглушающее заклинание, и существо отлетело на пару метров назад. Подскочив к нему, я остолбенел.

— Малфой!

С трудом поднявшись, Малфой посмотрел на меня взглядом загнанного зверя.

— Снейп! — выдохнул он. — Я не верил.

Я схватил его за грудки и прошипел в лицо.

— Что тебе нужно, Малфой? Я же предупреждал твою жену не появляться здесь!

Он усмехнулся.

— Мне ничего не нужно, я просто хотел убедиться, что она не врёт. Теперь я вижу...

Он обошёл вокруг меня.

— Вижу тебе неплохо живётся, Снейп. Расскажи мне, каково это, жить в шкуре предателя? Может, и я попробую.

— Ты уже неоднократно пробовал, Малфой!

Я развернулся и ударил по нему боевым заклинанием. Он упал, но тут же подхватился, вскинул палочку и обрушил на меня всю свою ярость. Я парировал и снова запустил в него заклятием. Он отскочил, зарычал и бросился на меня. Эни закричала. Малфой замер. Я обернулся и увидел, что в дверях дома моя жена вырывается из рук держащей её Минервы.

Очень медленно Малфой направился к Эни. Я преградил ему дорогу, закрыв жену собой. Он остановился и, посмотрев на меня с любопытством, бросил быстрый взгляд на тех, кто стоял за моей спиной. Я приставил палочку к его груди и покачал головой.

— Только посмей сделать хотя бы ещё один шаг, — угрожающе проговорил я.

Он запрокинул голову и глухо засмеялся.

— Ты убил меня, Снейп, — проговорил он сквозь смех. — Вот уж никогда бы не подумал. С каких это пор ты подбираешь объедки?

Я сильнее нажал на палочку.

— Ещё одно слово, и я уничтожу тебя!

— Да пожалуйста, — он махнул рукой. — Мне будет приятно умереть, зная, что ты настолько опустился, чтобы обрюхатить подстилку Тёмного Лорда.

Я бросил палочку, схватил его за горло и начал яростно душить. Он хрипел, но продолжал смеяться. Мне захотелось голыми руками вырвать из него душу.

Внезапно я почувствовал на своём плече ладонь жены, чуть ослабил хватку и оглянулся. Минервы уже не было рядом с ней — её вообще нигде не было.

Эни вышла вперёд несвойственной её положению кошачьей походкой, подошла к Малфою и заглянула ему прямо в лицо. Она заговорила. Её голос был словно стальной клинок.

— Посмотри на меня, Малфой, только внимательно посмотри.

Я ещё немного ослабил хватку, завороженно наблюдая за женой.

— Ты видишь по моим глазам, что я способна сейчас убить тебя?

Малфой затравленно кивнул.

— Я не делаю этого только ради твоей жены. Она спасла мне жизнь, взамен я ещё раз оставлю ей твою. А теперь ещё внимательнее взгляни мне в глаза и скажи, разве ты ничего не должен мне?

Малфой застыл.

— Отвечай! — она резала голосом воздух, словно кусок масла.

— Я обязан тебе жизнью, — как во сне, проговорил Малфой.

— Умница, а теперь поведай нам, чем ты отплатил мне?

— Я подставил тебя, — Малфой смотрел на Эни, будто она гипнотизировала его взглядом.

Она усмехнулась.

— Так кто же из нас подстилка Лорда, а Малфой?

Малфой сглотнул. В этот момент справа и слева от нас раздалось несколько хлопков, и с обеих сторон на него кинулись маги. Они схватили его и потянули прочь от меня, но я не отпустил. Эни погладила меня по руке.

— Пойдём, — сказала она чуть хриплым голосом. — Руки помоешь.

Я внимательно посмотрел на неё и хотел ответить, но она вдруг схватилась за живот. Её лицо исказила боль, и она стала оседать на траву. Я тут же позабыл о Малфое, подхватил её на руки и помчался в дом. Уложив жену на кровать, я схватил её за руку и смог выдавить из себя только одно слово.

— Что?

Она сделала несколько глубоких вдохов и прошептала:

— Началось.

— Ещё же очень рано! — воскликнул я.

Меня отодвинули в сторону.

— Пусти-ка, — сказала Минерва и подошла к Эни. — Я как чувствовала.

Она обернулась к двери.

— Поппи, иди сюда.

Фельдшерица бочком обошла меня, поглядела как на богарта и наклонилась к Эни.

— Вам лучше выйти, профессор, — сказала она.

— Я никуда не пойду, — я ещё сильнее сжал руку Эни.

— Пожалуйста, — простонала Эни. — Уходи, я больше не могу терпеть.

Минерва вытолкала меня и захлопнула дверь. Я вышел на улицу и тяжело опустился на крыльцо. Малфоя с его охраной уже не было, но один маг в форме аврора ещё стоял спиной ко мне.

— Что Вам нужно? — обессиленно спросил я.

Он повернулся, я шумно выдохнул.

— Поттер, только вас мне не хватало сегодня для полного счастья.

Он подошёл и присел рядом.

— Я сам видел, как вы погибли.

— Эту песенку я уже слышал, — устало сказал я. — Я не готов сейчас обсуждать это. Что-нибудь ещё?

— Вы должны дать показания по делу Люциуса Малфоя, — ответил он, не меняя тона.

Я вздохнул.

— Да кто ты такой, чтобы я был тебе что-то должен?

Он помолчал.

— Не думайте, что я получаю удовольствие, поступая так, но я возглавляю Аврорат, и это — мой долг.

— А-а, — протянул я. — Я удостоен великой чести, и сам глава Аврората пришёл арестовывать меня.

— Это не арест, это просьба.

Я хмыкнул.

— Знаю я, как умеют просить авроры. Ладно, я приду к тебе завтра.

— Но, профессор, — возрозил он.

— Поттер, — прервал я и резко встал. — Я ничему не научил Вас за шесть лет?

Он кашлянул и сказал:

— Я буду ждать вас у себя завтра с утра.

Я смерил его скептическим взглядом, но тут услышал громкий крик ребёнка, и, совершенно забыв о Поттере, понёсся наверх.

Дверь спальни отворилась. Мне навстречу вышла довольная Минерва. Она сжимала в руках небольшой тряпичный свёрток.

— Познакомься, — сказала профессор и сунула мне свёрток. — Это твоя дочь.

Я принял его дрожащими руками и заглянул внутрь. Из вороха пелёнок выглядывало крохотное личико.

— Я не знал, что дети бывают такими маленькими, — озвучил я первое, что пришло в голову.

Минерва улыбнулась.

— Эни сказала нам, что малышку зовут Лили.

У меня перехватило дыхание. Я взглянул на профессора МакГонагалл и прошептал:

— Эни сказала?

Минерва снова улыбнулась.

— Пойдём, спросишь у неё сам.

Крепко сжимая ребёнка, я вошёл. Мадам Помфри всё также бочком выбралась из комнаты.

— Я оставляю вас наслаждаться этим моментом, — сказала Минерва и тоже покинула спальню.

Эни полулежала на кровати. Она выглядела измученной, но счастливо улыбалась.

— Ты уже познакомился с Лили? — спросила она.

Я бережно отдал ей дочку, присел рядом и уткнулся в её плечо.

— Что же ты молчишь? — ласково спросила жена.

— Я не знаю, как сказать... — я запнулся.

— Так и говори.

Я взглянул на неё и прошептал:

— Спасибо.

* * *

Всё утро я мучился от неразрешимой дилеммы. С одной стороны, я дал слово Поттеру, но с другой — не было ничего хуже, чем оставлять жену сейчас. Эни спустилась в кухню и спрятала лицо у меня на груди.

— Я вижу, тебя что-то гложет, — сказала она.

— Вчера я опрометчиво пообещал Поттеру, что приду к нему на допрос, но сегодня вижу, что это невозможно.

— Допрос? — Эни взглянула на меня, её кожа побледнела и натянулась на скулах.

Я кашлянул и стал оправдываться.

— Не совсем допрос, скорее беседа...

— По поводу? — жёстко спросила Эни.

— Это всё Люциус, — сказал я и почувствовал себя нашкодившим мальчишкой.

Эни устало вздохнула.

— Тогда тебе просто необходимо пойти, иначе они сами придут.

Я кивнул.

— Я буду ждать, береги себя, — сказала жена и поцеловала меня. — Минерва обещала прийти сегодня вместе с мадам Помфри, так что за меня не волнуйся.

Я обнял её, немного постоял, вдыхая запах её волос, затем вышел из дома и трансгрессировал.

Министерство магии — огромный копошащийся муравейник. Я брезгливо поморщился. Коррупция и невежество — всего два слова из моего богатого словарного запаса, которыми я мог наградить эту организацию.

Я поднялся на третий уровень и, даже не постучав, вошёл в кабинет главы Аврората. При виде меня Гарри встал.

— Садитесь, профессор, я ждал Вас раньше.

Я плюхнулся в услужливо пододвинутое кресло и закинул ногу на ногу.

— Вы в своём уме, Поттер, какое «раньше»? Скажите спасибо, что я вообще пришёл.

— Спасибо, — оторопело проговорил Гарри и замолчал.

— Итак, — я усмехнулся. — Меня будет допрашивать мальчик, который даже не сдал ЖАБА? Ну, приступайте, Поттер, мне уже интересно.

Гарри замешкался, его лицо стала заливать краска. Я вопросительно глянул на него.

— Это всё?

Он тряхнул головой, сел и начал что-то чертить пером на пергаменте, продолжая молчать. Я поставил локоть на его стол и подпёр кулаком подбородок.

— Подсказать Вам, с чего начинать? — прошептал я.

Он бросил на меня быстрый взгляд и тихо сказал,

— Не нужно.

— Вот как? Раньше Вы любили подсказки.

Он сглотнул.

— Как жаль, — проговорил я мечтательно. — Что здесь нет Грейнджер, она бы уж точно сделала всю работу за Вас.

— Профессор…

— Да-да? — я еде сдерживал улыбку.

Он кашлянул.

— Профессор, я вроде бы должен начать с имени и фамилии, — сказал он и снова покраснел.

Я расхохотался. Гарри оторопело уставился на меня.

— Ты знаешь, Гарри, — сказал я отсмеявшись. — Со времён, когда я был здесь последний раз, всё очень поменялось.

— Да? — протянул он.

Я кивнул.

— Раньше в Министерстве работали одни сумасшедшие, а теперь ещё и дети. Дети и сумасшедшие гремучая смесь, ты не находишь?

Он ещё раз кашлянул, потом серьёзно поглядел на меня.

— Профессор, если Вы будете продолжать в том же духе, мы вряд ли закончим до вечера.

— Ну вот, это уже кое-что, — проговорил я и широко улыбнулся. — Ты шантажируешь меня. Молодец, продолжай.

Он снова уставился на меня.

— Могу подсказать ещё один метод, — я наклонился к нему. — Ты можешь начать угрожать мне, что я проведу тут с тобой целые сутки. Поверь, меня это очень напугает, и я сразу же расскажу тебе всё.

Гарри вскочил.

— Профессор, это неслыханно, — вскричал он. — Я же не у Вас на уроке!

— Разве? А мне показалось, что, как раз, так и есть.

Я продолжал довольно ухмыляться.

— Ладно, садись, — я махнул рукой. — Давай мне бумагу, я сам всё напишу.

Гарри с готовностью протянул мне перо и пергамент. Я глянул на него исподлобья.

— Ох, Поттер, Вы безнадёжны, — сказал я и стал быстро писать.

Написав всё, что считал нужным, я бросил перо и поднялся.

— Всё, на этом я вынужден попрощаться с тобой — сказал я серьёзно. — Ты же в курсе моих обстоятельств.

Гарри снова кивнул.

Повернувшись к выходу, я заметил над ним рядом с портретом Дамблдора свой собственный портрет. Я через плечо взглянул на Поттера.

— Гарри, ты точно не в своём уме, — бросил я и быстро покинул кабинет.

Я сделал всего пару шагов от кабинета, когда меня схватили за локоть, я гневно обернулся. Это был Кингсли Шеклболт, мой давний знакомый и в настоящее время — министр магии.

— Привет-привет, — радостно проговорил Кингсли, в нём не было и тени напыщенности, которую я ожидал увидеть. — А я как раз иду тебя выручать.

Кингсли говорил так, словно мы виделись не далее как вчера. Это располагало, и я решил поддержать его.

— От чего это? — я удивлённо поднял брови. — Ты должен выручать не меня, а тех мальчишек, которых ты тут понаставил управлять отделами.

Он широко улыбнулся.

— Пойдём, есть разговор.

Я недовольно запыхтел, но всё же последовал за ним. Мы спустились на первый уровень и вошли в большой кабинет министра.

Кингсли плюхнулся в кресло чуть ли не с разбегу и сказал.

— Садись. Сигару?

Я поморщился.

— У меня совершенно нет времени, Шеклболт, давай сразу к делу.

— К делу, так к делу, я предлагаю тебе работу.

— Где? В этом вашем прибежище порока и маленьких нытиков?

— Ну, я бы на твоём месте не был так категоричен, тут многое изменилось.

— Я видел, — усмехнулся я.

— Послушай, это хорошее предложение. В последнее время, нам приходится нелегко, приспешники Воландеморта разбежались по всему миру и всех их нужно ловить, более того, некоторые из них организовывают группы. А группы это уже действенный управляемый механизм, направленный на подрыв и без того шаткого мирного положения.

Я хмыкнул.

— А Аврорат что уже не справляется?

— Дело не в этом, Аврорат — внутренняя армия. Нам же необходима абсолютно иная организация, сотрудники которой не давили бы преступные группы, а подрывали бы их изнутри. Кроме того, у нас маловато ищеек.

— Отличная мысль, только причём здесь я? — я начал злиться.

— В общем, я организовал новый разведывательный департамент, и я не знаю никого, кто лучше тебя смог бы справиться с его управлением.

— Ого, Кингсли. Не могу не сказать, что мне льстит твоё предложение, да вот только мне это ни к чему, вдобавок, я так понимаю, придётся сотрудничать с Авроратом.

— Ну да, — протянул Шеклболт.

— Ты смерти моей хочешь? Поскольку вы сняли с меня все обвинения, я считаю, что такая изощрённая казнь будет, по меньшей мере, неуместна.

— Снейп…

— Нет! — отрезал я.

— Ну что же, — проговорил министр и встал. — Мерлин свидетель, я не хотел делать этого, но ты вынуждаешь меня. Я располагаю информацией, что твоя жена состояла на службе у Воландеморта, кроме того несколько лет скрывалась в школе Хогвартс под чужим именем. Поскольку она числилась погибшей, против неё не было выдвинуто никаких обвинений, теперь же, я так понимаю, ситуация поменялась и мы вынуждены будем возобновить расследование.

— Ты мерзавец, Кингсли, — выдохнул я.

— Прости, Снейп, но ты настолько нужен мне, что я иду на крайние меры.

— Хорошо, что я получу взамен?

— Высокое жалование, почёт и уважение, а также наше радушие, — сказал он и ухмыльнулся.

Я встал.

— В таком случае, нам не о чем больше разговаривать.

— А я разве не сказал? — он тоже поднялся. — Я устрою так, чтобы с твоей жены были сняты все обвинения даже без её присутствия на суде.

— И при этом ты говоришь мне, что здесь что-то изменилось?

— Я делаю всё для этого, Снейп, в том числе и прямо сейчас.

— Договорились, я буду в понедельник.

* * *

Когда я вернулся, Эни сидела в спальне и кормила ребёнка, я невольно залюбовался. Она улыбалась дочке, та немного кряхтела, зрелище было восхитительным. Она подняла глаза на меня.

— Я знаю, что ты давно уже здесь, Северус, но, прости, не могу встретить тебя сейчас как следует, я нужна ей больше.

— Ты не можешь быть нужна кому-то больше, чем мне, — улыбнулся я. — Другое дело, что наша юная леди ещё не способна самостоятельно делать что-либо.

Эни заулыбалась.

— Что там, в Министерстве?

— Я получил работу.

Она удивлённо взглянула на меня.

— Ты серьёзно? Но ведь это же чудесно.

— Ты так думаешь?

— Ну, ты же мужчина, а мужчины не любят сидеть дома.

— Кто это тебе сказал? — я усмехнулся.

— Я знаю, — она дёрнула плечиком, словно сама была маленькой девочкой. — И что это за работа?

Я рассказал. Она заметно помрачнела.

— Но это может быть опасно.

— Нисколько, — я махнул рукой. — Я же — глава, а главы в Министерстве только и делают, что просиживают штаны в мягких креслах и заставляют работать других.

Она снова улыбнулась.

— А ты умеешь заставлять работать других?

— Конечно, я много лет занимался этим в школе.

Ранним утром я спустился на кухню и не застал Эни, зато одна меленькая девочка сидела на стуле, поджав ноги, и с помощью большой ложки уплетала огромный торт. Моя дочь обожает сладкое и делает всё возможное, чтобы его заполучить. За семь лет, что прошли со дня её рождения я всё больше убеждаюсь в том, насколько Лили похожа на меня. Хотя черты её лица и намного мягче моих, но когда она вскидывает голову и одаривает оценивающим взглядом всех, кто пытается заговорить с ней, сходство просто поразительно. От Эни она унаследовала доброе сердце и отходчивый характер. Лили не умеет долго сердиться, трепетно относится к матери, а меня просто боготворит. Я отвечаю ей ещё большей взаимностью. Жена и дочь — это всё чем я дорожу в этой жизни, и что бы я ни делал и какие бы решения не принимал, самым главным всегда остаётся мой долг уберечь и защитить их.

Мы отстроили для Лили большую, светлую комнату, но она упорно не хотела ей пользоваться, и даже идти туда спать её приходилось уговаривать. Как следует отругать дочь за это у меня не получалось, а она соглашалась только в обмен на мои истории, и каждый вечер укладываясь в свою маленькую кроватку тихонько слушала, глядя на меня широко распахнутыми глазами. За мою жизнь историй накопилось достаточно, чтобы использовать этот метод ежедневно. Конечно, кое-где я мог приукрасить, а кое-где смягчить, но истории не становились от этого менее правдивыми и эти шесть десятков минут стали временем, которое принадлежало только мне и дочери.

— Что это ты делаешь, Лили? — спросил я притворно строгим голосом.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Папа, я знаю, что ты не сердишься, — заключила она.

Я продолжал играть роль.

— Вы ошибаетесь, мисс, я просто в ярости.

— Ты сам говорил, что в свой день рождения, я могу делать, что хочу, — протянула Лили.

Я присел перед ней на корточки.

— Твой день рождения был вчера, а сегодня ты уже должна делать то, что хочу я.

Она заулыбалась и сунула мне ложку.

— Будешь тортик?

Я сделал вид, что оглядываюсь по сторонам.

— А мама не узнает? — прошептал я.

— Нет, — Лили хихикнула. — Она отправилась в деревню за покупками.

Я встал.

— Давно? — настроение сразу испортилось.

— Давно, — услышал я от дверей голос своей жены.

Она поставила сумку на пол, потом подошла и обняла меня.

— Разве я не говорил тебе, чтобы ты никуда не выходила без меня? — спросил я, повысив голос.

— Северус, я уже достаточно взрослая и не могу по любому поводу обращаться к тебе за помощью.

— Лили, пожалуйста, пойди к себе в комнату, — я обернулся к дочери.

— Но папа…

Я бросил на дочь быстрый взгляд, она положила ложку и в одно мгновение покинула кухню.

— Эни, ты, правда, не понимаешь или делаешь вид? — я начал злиться. — Я постоянно твержу тебе, что сейчас очень неспокойно, за эти годы мы уничтожили много нелегальных организаций, но одна из них всё ещё существует и с каждым днём набирает силу.

— Ты говоришь о «Ривендж»? Но о них уже долгое время ничего не слышно.

— Это означает только, что они готовят какую-то масштабную операцию. Ты прекрасно знаешь их мотивы, а также то, что мы вряд ли не находимся в списке их потенциальных жертв.

— Но твои люди поставили защиту на наш дом.

— Вот, Эни, на дом, а ты позволяешь себе покидать его!

— Северус, я не могу всё время находиться в замкнутом пространстве, — Эни тоже начала сердиться.

— Какая разница, что ты можешь, а чего не можешь? Главное это то, что ты обязана делать!

— Но я живой человек…

— Эни, я это знаю и хочу, чтобы так и оставалось! На этом разговор окончен!

Я повернулся к двери.

— Я в Министерство.

— Может быть, ты воспользуешься камином? Так безопаснее, — сказала жена, её голос звучал немного растерянно.

— Терпеть не могу камины, — процедил я. — Потом полдня мутит.

Я вылетел из дома и хлопнул дверью.

* * *

У дверей Министерства я наткнулся на Кингсли. Мы очень сдружились с ним за эти годы. Он часто бывал у нас в доме, всегда советовался со мной, даже относительно дел, которые не входили в список задач моего департамента. Он любил общаться с Эни, их беседы всегда были пронизаны теплом, и мне постоянно приходилось отдёргивать себя, чтобы не наговорить Шеклболту гадостей. Кроме того он был без ума от её стряпни, поэтому напрашивался ко мне в гости довольно часто, мотивируя это необходимостью обсудить новый вопрос.

— Зайди-ка ко мне, — сказал Кингсли и широко улыбнулся.

Я последовал за ним в его кабинет и, развалившись в кресле напротив, нахмурился.

— С чего ты такой довольный? Хорошие новости?

— А ты, я смотрю, сутра не в духе, — констатировал министр.

— А, — я махнул рукой. — Семейные дела.

— Понятно, Эни снова вышла за барьер?

Я моргнул, он усмехнулся.

— Смотри, Снейп, чтобы твоя забота не превратилась в кандалы.

— Кингсли, тебе не кажется, что ты лезешь не в своё дело? –вспыхнул я.

Он кашлянул, но промолчал.

— Так о чём это мы? — продолжил он. — Ах да, новости действительно хорошие. Благодаря вашей работе и нашим французским коллегам, мы взяли в Авиньоне большую группу членов «Ривендж».

Я смерил его высокомерным взглядом, говорящим о том, что такие вещи всегда происходят только благодаря нашей работе. Он скривился.

— Спустись на землю, Снейп. Я так до сих пор и не получил от вас данных по лондонской группе, а это — основа всего предприятия.

— Мы работаем над этим, — сказал я холодно.

— Работайте интенсивнее.

Я метнул в него негодующий взгляд, он улыбнулся.

— Ладно, не кипятись. Вы должны отправиться в Авиньон на пару дней и проследить, чтобы наши драгоценные коллеги не позволили себе лишнего.

— Я пошлю кого-нибудь.

— Ответ неверный, Снейп, ты должен там присутствовать лично.

Я пристально посмотрел на него, его лицо было спокойным но жёстким, я вздохнул.

— Хорошо, когда нужно там быть?

— В начале следующей недели.

— Что-нибудь ещё?

— Ты же говорил мне недавно, что тебе требуется хороший трансфигуратор и просто талантливый небоевой маг на завершающий этап операций?

— Ну да.

— На твоём столе, должно быть, уже лежат документы по новому кандидату.

— И откуда такое счастье?

— Из отдела по контролю за магическими существами.

Я вложил в свой взгляд максимум сарказма.

— Ты вначале взгляни на документы, а потом уже решай, — сказал Кингсли возмущённо.

Я не стал продолжать разговор и поднялся к себе в кабинет.

На столе действительно лежали документы. Они были сложены совершенно без какой-либо логической последовательности, это раздражало. Сверху письма и рекомендации, дипломы с отличием, характеристики. Неплохо. Я порылся в бумагах, выудил на свет листок с основными данными и прочитал имя кандидата.

«Гермиона Уизли? — удивился я про себя. — Любопытно».

В дверь кабинета тихонько постучали, я пригласил войти. В кабинет зашла миловидная девушка, она очень изменилась с тех пор, как я видел её в последний раз, от нескладной девчушки не осталось и следа. Она взглянула на меня и черты её лица преобразились, она снова хлопала ресницами, как когда-то в школе и в нерешительности переминалась с ноги на ногу.

— Ну, проходите и садитесь, раз уж вошли, — спокойно проговорил я.

Она села на край кресла, положила руки на колени и застыла.

— Добрый день, профессор, — выдавила она.

— Ну, если после стольких лет Вы всё ещё зовёте меня профессор, я думаю, я также могу обращаться к Вам, как и раньше, не так ли, мисс Грейнджер?

Она кивнула и покраснела.

— Так вот, мисс, я не буду начинать издалека и скажу сразу, Ваши успехи весьма впечатляют.

Она подняла на меня глаза, и в них засветилась надежда.

— Не так быстро, мисс Грейнджер, — сказал я. — Вы, должно быть, знаете, что получить должность в моём департаменте весьма и весьма непросто.

— Да, профессор.

— Хоть Вы и претендуете на второстепенную работу, — я подчеркнул слово «второстепенную». — И это избавляет Вас от необходимости проходить положенное для агентов испытание, это не значит, что я вот так просто соглашусь принять Вас.

— Что я должна сделать? — в её голосе прослеживались нотки вызова.

Я усмехнулся.

— Удивите меня, мисс Грейнджер. Только в этом случае Вы получите работу.

Она моргнула и заёрзала в кресле.

— Так я и думал, — вздохнул я.

Она помолчала немного, тряхнула копной волос и вдруг произнесла.

— Гарри говорил нам уже давно о Вас. Мы не могли поверить, но не решились Вас побеспокоить.

— О, — сказал я. — Довольно умно с Вашей стороны.

Я встал, она тоже поднялась.

— Признаться, не ожидал, — начал я. — Но Вам это удалось — Вы удивили меня. Приняты!

Её лицо просветлело.

— Мисс Грейнджер, — сказал я строго. — Не заставляйте разочаровываться в Вас. Сейчас же сотрите с лица эту идиотскую улыбку и отправляйтесь на своё рабочее место.

Она заулыбалась ещё шире, но всё же покинула мой кабинет. Я поглядел ей вслед.

«Ещё одной проблемой больше», — подумал я и усмехнулся.

— Мерлин меня возьми, ну где же?!

Я бодро орудовал палочкой, выпуская одну за другой вспышки поискового заклинания, но это не помогало.

— Эни, ты не видела мой блокнот? — крикнул я.

— Нет, дорогой, я вообще не знаю, что он у тебя был, — весело отозвалась она.

Я яростно застонал и распахнул створку шкафа. Конечно, тут не могло быть блокнота, я вообще не заглядываю сюда — это царство жены. Я сделал так, скорее, от бессилия. Тупо оглядев содержимое, я со всей силы ударил в шкаф кулаком. Что-то свалилось сверху и больно стукнуло по макушке. Я выругался, подобрал предмет и удивился. Это была картина. Она была такая, как положено, даже в рамке, но настолько миниатюрного размера, что различить изображение не представлялось возможным.

— Энгорджио! — воскликнул я.

Картина стала увеличиваться, я еле успел поставить её и отпрыгнуть. Моему взору открылось нечто пугающее: три глухих, серых стены, сплошь испещрённые царапинами и вмятинами, а в самом центре ужасное бесформенное чучело, также порядком подбитое в нескольких местах. Я уже видел похожую однажды, но та осталось в школе, и моя жена никогда не выражала желания вернуть её назад, да я бы и не позволил. Эта же была гораздо больше и серьёзнее.

— Эни, иди сюда, — позвал я.

Я подождал, пока она поднимется и указал на изображение.

— Что это?

Она замерла и чуть-чуть побледнела.

— Картина, — сказала она тихо.

— Я вижу, — я перевёл взгляд на жену. — Чем ты занимаешься здесь в моё отсутствие?

Она опустила глаза, я подошёл ближе и схватил её за плечи.

— Это полноценный боевой манекен, так?

Она не ответила. Я встряхнул её.

— Эни, ты ненормальная? — закричал я и схватил её за руку. — Давай, показывай!

Она всхлипнула, подошла к картине и дотронулась до неё. Мы оказались внутри. Вживую манекен оказался ещё более жутким. Он был выше меня на две головы, а Эни так вообще была ему практически по пояс.

— Что нужно сказать? — жёстко спросил я.

Она потянула меня за рукав.

— Отойди.

Я отступил на шаг. Она вздохнула, стала напротив чучела, подняла палочку и крикнула,

— Готова!

Удар был такой силы и скорости, что у меня зарябило в глазах. Эни прыгнула на меня и завалила на пол, потом вскочила и запустила в манекен серией точных заклятий, перекатилась, уворачиваясь от нового удара, выкрикнула оглушающее заклинание и в появившейся паузе выкрикнула,

— Хватит!

Чучело застыло, словно и не двигалось вовсе. Я тяжело поднялся, отряхнулся и набросился на Эни.

— Как давно ты написала его?

— Когда ты первый раз рассказал о «Ривендж», — ответила она спокойно.

— Три года? Ты — безответственная лгунья! — закричал я.

Она вскинула подбородок и одарила меня убийственным взглядом.

— Снейп, ты не смеешь…

— Я не смею? — заорал я. — Пока я из кожи вон лезу, чтобы защитить тебя, ты сама написала себе убийцу?

— Я буду защищать нашего ребёнка, — проговорила она, отделяя каждое слово. — И мне плевать, что ты об этом думаешь!

— Ах, вот как? — сказал я, меня душила ярость. — Ты постоянно выходишь за барьер и совершенно не вспоминаешь о ребёнке. Будешь сидеть в доме, и всё будет замечательно!

— Барьер — не преграда.

— Я лично проверял, его преодолеть невозможно!

— Всегда есть вероятность, — сказала она устало.

Я схватил её за предплечье и потащил прочь. Уменьшив картину, я сунул её себе в карман.

— Я конфискую это, — сказал я. — Пусть тренируются те, у кого работа такая.

Потом повернулся к ней и прищурился.

— А ты с этого дня будешь показывать мне всё, над чем работаешь.

— Я не буду, — в её голосе звучал металл.

— Ты будешь! Я заставлю тебя! — крикнул я и слетел вниз по ступенькам.

* * *

В этот день мои сотрудники шарахались в сторону, завидев меня ещё издалека. Никто так и не посмел явиться ко мне в кабинет самостоятельно, хотя дел было очень много. Ярость не покидала до самого вечера, и это ужасно вымотало, хотя и помогло в решении нескольких особо трудных вопросов. К концу дня я уже не чувствовал под собой ног. Домой не хотелось. С одной стороны, я понимал, что не до конца прав, а с другой, наотрез отказывался это признавать.

Дверь распахнулась, и в кабинет быстрым шагом вошёл Гарри. Его лицо было похоже на каменную маску. Я вскочил.

— Поттер, что Вы себе позволяете? — крикнул я.

Он глянул на меня, и я запнулся. Никогда раньше я не видел у него такого выражения. Он был взрослым. Очень взрослым и очень серьёзным. Спокойно, но твёрдо он произнёс,

— Вы должны пойти со мной.

Я скрестил руки на груди и хотел сказать что-то язвительное, но он пригвоздил меня взглядом и также спокойно сказал,

— Не стоит, сейчас это пустая трата времени. Идёмте со мной.

Я похолодел.

«Что же такое случилось, что я не узнаю тебя, мой мальчик?» — подумал я.

Мы молча спустились вниз. Он взял меня за плечо и трансгрессировал.

Перед собой я увидел свой собственный дом, а возле барьера возились несколько авроров. Я вопросительно глянул на Гарри, тот болезненно поморщился, продолжая держать меня за плечо. Я вырвался и побежал в дом. На кухне тоже толпились авроры. Я растолкал их, и возглас облегчения вырвался из моей груди. Эни сидела на полу, тяжело дыша и прижимая к себе плачущую Лили. Я подскочил к ним и наклонился.

— С тобой всё в порядке? — выдохнул я.

Она посмотрела на меня каким-то чужим, слишком уж жёстким взглядом и сказала,

— Всё в порядке, не волнуйся.

Я схватил их в охапку и прижал к себе. Лили перестала плакать, обхватила меня двумя руками за шею и зарылась лицом в мантию.

— Одного взяли, а один сбежал, — послышался за моей спиной голос Поттера.

Я поднял на руки Лили, отнёс в её комнату и попросил немного посидеть, пообещав, что скоро приду к ней.

Вернувшись на кухню, я спросил,

— Как это произошло?

— Видимо, они нашли брешь в барьере и пробрались в дом, — ответил Гарри.

— Это невозможно!

— Возможно, — бесстрастно сказала Эни. — Если только у тебя в отделе есть предатель.

Я взглянул на неё и ужаснулся. На лице моей жены не было ни капли страха, она смотрела прямо на нас и выглядела настроенной весьма решительно. Я списал это на то, что она, должно быть, слишком испугалась. Я погладил её по спине, она дёрнула плечом и поднялась.

— Мистер Поттер — сказала она. — Могу я остаться наедине с мужем ненадолго?

— Да, — ответил тот и бросил своим подчинённым. — Вы слышали просьбу?

Авроры быстро покинули дом.

— Я жду Вас завтра у себя, мисс Блэкстоун, — сказал Гарри, покидая дом. — У меня очень много вопросов.

Я был совершенно сбит с толку.

— Значит так, — проговорила Эни, когда мы остались одни. — Этот дом временно является неподходящим местом для ребёнка. Я тотчас же напишу Минерве, чтобы она забрала Лили в Хогвартс.

— Но Хогвартс тоже… — начал я.

— Хогвартс на сегодня — самое надёжное место, — перебила Эни и добавила. — Я не собираюсь больше сидеть сложа руки. Ты должен взять меня к себе, Снейп.

— Куда это? — не понял я.

— К себе в отдел. Я — агент и довольно неплохой, ты сам это прекрасно знаешь.

Я схватился за голову.

— Что ты говоришь, Эни?

— Я говорю только то, что должна говорить в сложившейся ситуации. Ты не можешь продолжать не замечать меня и дальше!

Я рванулся к ней и сжал в объятиях.

— Эни, что ты такое, говоришь? Как же это я не замечаю? Я так испугался за вас.

Я стал покрывать её поцелуями. Она отстранилась.

— Так ты возьмёшь меня?

Я заглянул ей в глаза.

— Прости, Эни, но нет.

С большим нетерпением Эни ожидала министра. Специально для этого случая она приготовила его любимый пирог, и теперь от нечего делать нервно выстукивала по столешнице какой-то мотивчик. Министр появился точно в назначенный час, он вошёл в дом, тут же уселся, закинув ногу на ногу, и лукаво взглянул на Эни.

— Ты понимаешь, — проговорил он. — Насколько я рискую, идя у тебя на поводу?

Эни удивлённо вскинула брови.

— В письме ты указала, что не хочешь, чтобы твой муж знал о моём сегодняшнем визите. Но я сам дал ему должность, благодаря которой он знает всё и всегда, так что я буквально в одном шаге от перспективы быть задушенным.

Эни прищурилась.

— Это хорошо, что у Вас такое отличное настроение, министр, мне будет проще изложить Вам свою просьбу.

— Излагай, — Кингсли махнул рукой.

— Я прошу рассмотреть мою кандидатуру на должность агента Департамента магической разведки. Вы знаете, что у меня богатый опыт, знаете, что я подхожу для этой работы, и о моих способностях Вам также известно.

Кингсли с любопытством взглянул на неё.

— А твой муж «за»?

Эни хмыкнула.

— Если бы он был «за», я бы не обратилась к Вам.

— В таком случае, ничем не могу тебе помочь, — сказал Кингсли. — Это сугубо его территория, и если я начну потакать тебе, то, боюсь, одним министром станет меньше.

— Кингсли, ты обязан мне помочь, — вскричала Эни, её глаза пылали. — Снейп не верит, что я на что-то способна, а я докажу ему!

— Отлично, — сказал Шеклболт и отвёл глаза. — Вот и доказывай, а меня не втягивай. Это ваши семейные дела.

— Кингсли, ты же меня знаешь, — сказала Эни твёрдо. — Я не сдамся, пока ты не согласишься!

Шеклболт вздохнул.

— Надеюсь, у тебя есть план?

Эни посвятила его в детали плана, тот сузил глаза и покачал головой.

— Ты очень рискуешь, Эни, — потом откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. — Но если быть честным, я давно хотел заполучить тебя в качестве сотрудника, и это первая из трёх причин, почему я, пожалуй, соглашусь.

— Есть ещё причины? — спросила Эни.

— Ну, — протянул Кингсли и поглядел на стол. — Я обожаю твой пирог.

Эни тут же отрезала ему огромный кусок и положила на тарелку. Шеклболт радостно отправил в рот сразу половину куска.

— А ещё, — сказал, он, прожевав и расплывшись в довольной улыбке. — Твой муж в последнее время ведёт себя так, будто мы все у него в подчинении, нужно немного охладить его пыл.

Эни нахмурилась, но промолчала.

* * *

Я чуть ли не ногой распахнул дверь в кабинет министра. Я был в ярости и не желал соблюдать церемонии. К слову, я никогда особо их не соблюдал. Нельзя сказать, что Кингсли это радовало, но он ничего не говорил, а мне нравилось вовсю использовать эту маленькую привилегию.

Я потряс у министра перед носом пергаментом.

— Кингсли, что это такое? — сказал я, почти срываясь на крик.

Шеклболт двумя пальцами вынул пергамент у меня из рук и развернул.

— Ничего особенного, обычная рекомендация, — сказал он.

— А это что? — я ткнул пальцем в одну из строчек и прочитал. — Настоятельно рекомендуем Вам принять на должность руководителя группы…

Я снова схватил пергамент и приблизил его к глазам министра.

— А дальше что, прочерк? — закричал я. — Что означает это ваше «настоятельно» и почему не указана фамилия кандидата?

— Сядь, Снейп, и успокойся, — сказал Кингсли. — Хочешь сигару? Они исключительные.

— Ты же знаешь, что я этого не люблю, — отмахнулся я, но всё же сел и добавил уже более спокойным тоном. — Я требую объяснений.

Шеклболт вскинул брови.

— Надо же, ты требуешь?

Потом подумал немного и не стал продолжать фразу.

— Это всего лишь рекомендация, — сказал он и достал из стола второй пергамент. — А вот приказ.

— Даже так? — я был раздражён.

— Остынь, Снейп. Без твоей подписи приказ недействителен, именно поэтому мы не стали вносить имя кандидата, чтобы не портить бланк.

— Хорошо, что вы не лишили меня хотя бы этого, — процедил я. — Надеюсь, вы также оставили за мной право провести испытание.

— В этом смысле можешь делать, что тебе вздумается.

— Ну, спасибо, — сказал я издевательским тоном.

Шеклболт помешкал, потом проговорил.

— Только не слишком усердствуй, женщина всё же.

— Женщина? — вскричал я и вскочил. — Вы что сума посходили? Мало того, что вы повесили на меня Грейнджер, и я вынужден с ней нянчиться, так вы ещё и «настоятельно рекомендуете» взять на ответственную должность особу, место которой разве что на кухне?

— Снейп! — крикнул Кингсли. — Ты забываешься! Иди и делай свою работу!

Потом он вдруг поднялся и сжал в ладони приказ.

— А я поприсутствую.

Я хмыкнул и вылетел из комнаты, он не отставал.

Возле двери моего кабинета, облокотившись о стену и прикрыв глаза, стояла молодая женщина. Что-то показалось мне смутно знакомым в том, как она держалась. Я присмотрелся, нет, я никогда раньше не встречал её.

— Вот Ваш кандидат, — сказал Кингсли.

— Ну что же, — я подошёл к ней. — Прошу в мой кабинет.

— Не волнуйтесь, тут дела-то всего на пару минут, — сказал я и окинул её насмешливым взглядом. — И Вы сможете отправиться домой к мужу рыдать у него на плече.

Я решил даже не утруждать себя вопросами. Она прошла в кабинет и с вызовом глянула на меня.

— Мой муж очень занят и вряд ли найдёт время подставить мне плечо, а посему Вам стоит настроиться на то, чтобы уделить мне гораздо больше времени.

— Вы думаете? — я прищурился и произнёс. — Урок первый. Если Вы на короткой ноге с министром, это ещё не делает Вас достойной должности агента.

— Я запомню, — спокойно сказал она. — Но и Вам не помешало бы учитывать, что Ваша высокая должность не делает Вас прорицателем и знатоком человеческих душ.

Я разозлился. Только одна женщина на всём свете имела право так говорить со мной — моя жена, а эта даже в подмётки ей не годится. Я буду жесток.

Я распахнул дверь в боковой стене кабинета и пригласил её внутрь. Здесь располагался мой личный тренировочный зал, в котором я также проводил испытание новичков. Я отошёл на несколько шагов и спросил,

— Готовы?

— Всегда, — ответила она холодно.

Шеклболт спешно спрятался в нишу в стене и с любопытством уставился на нас. Он нервно теребил в пальцах приказ, и мне даже захотелось, чтобы в порыве эмоций он разорвал его.

«Я буду жесток», — ещё раз сказал я себе.

Больше не сдерживаясь, я ударил по ней мощным заклинанием. Она с лёгкостью парировала и улыбнулась мне. Я произвёл серию коротких, но быстрых ударов, она отразила всё со скоростью, которую я даже не мог предположить в этой женщине. Я увеличил темп и стал поливать её вспышками заклинаний. Она двигалась по залу с пластикой кошки, уворачиваясь и парируя удары, ни одно моё заклятие не попало точно в цель.

«Что это? — спросил я себя. — Я старею?»

Эта мысль заставила меня чуть-чуть замешкаться, в то же мгновение на меня обрушилось сильное заклятие, и я отлетел к стене. Быстро вскочив на ноги, я почувствовал, что вывихнул плечо. Из ниши послышались хлопки, я метнул яростный взгляд в довольно ухмыляющегося Кингсли. Он мгновенно стёр ухмылку с лица и спрятал руки за спину.

— Ну что же, — сказал я жёстко. — Разминка окончена.

Я ударил серией разрушительных заклятий, вложив в них максимум силы. Она умело сражалась, но парочка из них всё же достигла цели, сильно приложившись спиной о стену, она сползла на пол. Я подошёл и подал ей руку, она цепко ухватилась за неё и со всей силы толкнула, я с трудом удержал равновесие. Она отпрыгнула на приличное расстояние и осыпала меня градом заклятий. Я парировал и уворачивался, но темп был такой бешенный, что я почувствовал, как начало сбиваться моё дыхание. Ярость затуманила разум.

— Сектумсемпра! — выкрикнул я, испугался и тут же вскинул палочку для контрзаклятия.

— Вулмера Санентум! — вдруг крикнула она, прыгнула ко мне и завалила на пол, приставив палочку к моему горлу.

— Ай-яй-яй, — сказала она спокойно. — Не хорошо так поступать, мистер Снейп.

— Но как? — я был шокирован.

Она убрала палочку, слезла с меня и подала мне руку, я отвёл её ладонь и поднялся.

Сияющий, как новенький галлеон, Шеклболт протянул мне приказ, я раздражённо подмахнул его, и тот чуть ли не подскакивая, удалился, поцеловав руку моей противнице. Мы вернулись в кабинет.

— И как же мне Вас называть? — спросил я.

— Зовите меня агент Коугар, — усмехнулась она.

— О, Вы уже придумали себе имя — быстро, — я потёр подбородок. — Хорошо, ступайте, я думаю, Вы уже в курсе, что и где тут у нас.

— Конечно, это же моя работа, не так ли?

Она направилась к двери, я выхватил палочку и ударил ей в спину лёгким оглушающим заклинанием. Она вскрикнула и упала навзничь.

— Урок второй, — сказал я спокойно и подошёл к ней. — Никогда никому не доверять и уж тем более не поворачиваться спиной.

Она встала на четвереньки, её волосы разметались во все стороны. Странно, мне казалось, она коротко стрижена. Приложив усилие, она поднялась и гневно уставилась на меня.

— Я клянусь, что запомню, Снейп! — закричала она.

Я схватился за сердце, мой рот открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы. Она смотрела на меня, скрестив руки на груди и чуть постукивая ногой.

— Если бы ты не заставил меня ждать, — проговорила она. — Действие оборотного зелья не кончилось бы так быстро.

Я схватил её и заорал,

— Как ты посмела, Эни?!

— Я же сказала, что буду работать здесь, — спокойно ответила она.

— Ты не будешь, я не позволю! — проорал я.

Она посмотрела с насмешкой.

— Ты подписал приказ, Снейп. Чем ты собираешься мотивировать свой отказ? Тем, что агент Коугар твоя жена? Завтра над тобой будет смеяться всё Министерство.

Её невероятное нахальство не оставило мне шанса, но я всё же сказал,

— Поверь, я найду мотив.

Она накрыла мои руки своими ладонями.

— Если бы ты не знал, что это я, ты бы ведь принял меня. Дай мне шанс, Северус, и я сделаю всё, чтобы ты не пожалел об этом.

Я заключил её в объятия.

— Ты не понимаешь, Эни, — прошептал я. — Ты ничего не понимаешь, я просто не могу тебе позволить.

Она вырвалась из моих объятий и зло глянула на меня.

— Извини, Снейп, но в этот раз я не стану тебя слушаться. Я могу идти? Меня ждёт работа.

— Убирайся! — бросил я. — К ужину сегодня не жди. Меня не будет в городе пару дней. Я хотел уехать завтра, но теперь вижу, что стоит это сделать ещё сегодня.

Она вернулась и погладила меня по щеке.

— Не сердись, Северус, если бы я могла поступить иначе, то клянусь, никогда не пошла бы против твоей воли.

— Я подумаю над этим, — сухо сказал я. — За эти пару дней.

Она вздохнула и покинула кабинет. Я тяжело опустился в кресло, уронив голову на руки.

«Ты снова обвела меня вокруг пальца, Эни, — подумал я. — Но видит Мерлин, я даже не предполагал, насколько ты хороша в бою».

Огорчало одно, теперь работы станет вдвое больше, поскольку я не намерен ни на секунду упускать Эни из виду на тех заданиях, которые сам же буду поручать ей.

— Вот, что ты наделала, Эни, — сказал я в пустоту.

Авиньон встретил нас прекрасным расположением духа. Солнце хулиганило, направляя лучи на все отражающие поверхности, те с готовностью производили на свет солнечных зайчиков и отпускали их на все четыре стороны, что мешало сосредоточиться. Я прибыл в город не один, пришлось взять с собой Грейнджер и Орнери. Грейнджер исследовала бывшую штаб-квартиру «Ривендж» на предмет трансфигурированных предметов, а Орнери ходил за мной попятам и записывал, постоянно сбиваясь и переспрашивая. Этот молодой человек невозможно действовал мне на нервы, неуклюжий и сутулый, со слабым голосом и мутным взглядом он настолько выбивался из общей массы моих сотрудников, что это было заметно любому. Но у него был талант к составлению различного рода отчётов и докладных. Как ни старался Кингсли, Министерство не стало менее бюрократичным учреждением, а я просто не имел времени на всю эту писанину. Орнери отлично справлялся и притом умел грамотно выделять основное и ненавязчиво подчёркивать роль нашего Департамента в каждой операции, что заставило меня смотреть сквозь пальцы на все его недостатки.

К концу этого бесконечно долгого дня я был абсолютно выжат. Вернувшись в гостиницу, я переоделся, спустился в бар и присел за столик у стены, прикрыв глаза. Ко мне подошёл аккуратно одетый человек,

— Что бы Вы хотели, мистер Снейп?

Я встрепенулся.

— Вы не похожи на официанта.

— Я им и не являюсь, я хозяин этой гостиницы. Могу я присесть? — улыбнулся он.

— Я Вас не знаю, — сказал я и указал на стул напротив.

— Это так, зато я Вас знаю хорошо, моё имя Грэтфел, Вы помогли моей жене скрыться от Упивающихся Смертью когда-то, теперь всё что я имею — Ваше, только скажите.

— С меня достаточно будет и чашки кофе, если у Вас найдётся, — сказал я.

— Конечно, — он вскочил. — У нас самый лучший кофе во всём Авиньоне!

Грэтфел вернулся очень быстро, поставил передо мной дымящуюся чашку кофе, поклонился и отошёл. Я взял чашку. Интересно, кто-нибудь ещё знает меня здесь? Чуть поодаль за столиком в уголке я увидел Грейнджер. У неё было такое лицо, будто она наелась слизней. Она почувствовала мой взгляд и подняла глаза, я поманил её пальцем. Она подошла и присела напротив.

— Что мисс Грейнджер, — спросил я. — Никогда не было так много работы? Ну что же, привыкайте, теперь так будет всегда.

— Нет, профессор, — она мотнула головой. — Дело совсем не в этом.

Я заметил, что на её щеках блестят две мокрые дорожки.

— Мне кажется, или Вы плакали, мисс Грейнджер? — спросил я.

— Вы всё знаете, профессор, — начала она. — Скажите, почему, когда кажется, что всё должно быть хорошо, вдруг становится невыносимо плохо?

Я усмехнулся.

— Не смотря на то, что, как Вы говорите, я знаю всё, я не умею отвечать на вопросы, в которых совершенно отсутствует смысл.

Она чуть улыбнулась и уткнулась взглядом в столешницу.

— Я говорю о тех, кто рядом, профессор. Почему когда мы уверенны, что с ними нам будет очень хорошо, вдруг оказывается, что мы просто сами себе лжём.

— Вам плохо рядом с Ваши мужем, мисс Грейнджер? — спросил я.

Она подняла на меня глаза.

— Нет, мне очень хорошо, но часто мне кажется, что ему очень плохо.

— Почему Вы так решили?

Не знаю, зачем я начал разговор, но слёзы этой девушки напомнили мне об Эни и эмоции отодвинули разум на второй план.

— Ему совершенно не интересно, чем я дышу, какое моё любимое занятие, что у меня на душе…

Она запнулась, моё сердце сжалось, Эни тоже сказала мне недавно, что я не замечаю её.

— Вы должны разговаривать с ним, — сказал я. — Как можно больше разговаривать. Мы, мужчины такой народ, знаете ли, что сами ни за что не догадаемся.

— А Ваша жена говорит Вам всё? — вдруг спросила она.

— Не знаю, — я устало улыбнулся. — Раньше мне казалось, что — да. Теперь я думаю, что совсем не знаю её. Но это не мешает мне её любить.

Девочка, сидевшая напротив меня, внимательно слушала, не отводя взгляда. Мне на минуту показалось, что я рассказываю очередную историю своей дочери. Душа наполнилась теплом моего дома. Я ясно представил себе каждую чёрточку своей жены, не смог удержаться и поведал собеседнице всё. Я рассказал о своей любви к Эни, о том, как боюсь за неё и как переживаю, когда она делает по-своему. О том, как спешу завершить дела, чтобы снова почувствовать её рядом, чтобы она окинула меня насмешливым взглядом и, скрестив руки на груди, сказала: «Снейп, ну что ты за человек!» или «Как можно быть таким». А так же о том, как я скучаю и как хочу побыстрее закончить работу, чтобы вернуться домой.

Когда я закончил рассказ и поднял взгляд на свою слушательницу, я отчетливо различил в её глазах то, что мне очень не понравилось.

— Я отойду, Грейнджер, — сказал я, встал и вышел на крыльцо гостиницы.

«И кто меня тянул за язык, — ругал я себя. — Она нуждалась в совете, а вместо этого я стал изливать ей собственную душу. Непростительная ошибка».

На крыльцо вышел хозяин гостиницы.

— Что-то не так, сэр? — спросил он.

Я взглянул на него.

— У вас есть совятня?

— Пойдёмте я, покажу.

Хозяин привёл меня в маленькое помещение, в котором разместилось не больше десятка разномастных сов, протянул перо и чистый пергамент, отвесил лёгкий поклон и оставил одного. Я развернул пергамент и написал,

«Любимая,

Я невероятно соскучился, хотя прошёл всего один день, но каждый день без тебя пустой и бесцветный. Я прошу прощения за те сцены, которые устраивал в последние время. Я хочу, чтобы ты знала, я не могу не замечать тебя и всегда переживаю о том, что ты чувствуешь или чего желаешь.

Буду послезавтра к вечеру.

Навсегда твой, Северус Снейп.»

Перечитав письмо, я немного помедлил, вздохнул, и, разорвав его на три части, оставил только «Буду послезавтра к вечеру». Привязав листочек с этой фразой к лапке совы, я ещё раз вздохнул, назвал адрес и отпустил птицу.

Когда я вернулся в бар, Грейнджер уже не было за моим столом. Собственно, этого я и добивался. Моя чашка кофе всё ещё немного дымилась, это радовало, поскольку я решил поработать сегодня ночью. Я устроился за столиком и вдохнул аромат напитка. Хозяин не врал, кофе действительно хороший. Вдруг я уловил лёгкие нотки ещё одного запаха, сразу стало немного тоскливо. Это был мой самый любимый запах — запах моей жены.

«Ну что за день сегодня, — подумал я. — Теперь меня ещё и запах преследует».

Я сделал несколько глотков, приятные ощущения разлились по телу. Выпив кофе, я удивился, мне вдруг почему-то резко захотелось спать, а я ведь рассчитывал на совершенно иной эффект. Посидев ещё немного, я отправился в свой номер. С каждым шагом состояние ухудшалось: голова гудела, воздух казался ватным и из него, будто был выкачен весь кислород.

«Пожалуй, работы не будет», — успел подумать я и распахнул дверь своего номера.

На моей кровати сидела женщина. Это была Эни. Я бросился к ней и заключил в объятия.

— Откуда ты здесь, как? — выкрикнул я и покачнулся, снова перед глазами всё заволокло туманом.

— Я боялась, ты прогонишь, — ответила она каким-то чужим голосом.

— Тебя? Ни за что! — воскликнул я и стал покрывать её поцелуями.

Дыхание перехватило, полностью потерялось чувство времени и реальности. Я ласкал тело жены, но под пальцами было что-то абсолютно незнакомое. Я отдёрнул руки и попытался встать, но тут из глубины моего сознания поднялась и ударила мощная, похожая на животную, страсть. Я не смог больше сдерживаться и излил эту страсть на женщину, что была рядом. Словно в безумном бреду я выкрикнул,

— Эни!

Женщина в моих объятиях взвизгнула, оттолкнула меня и вскочила с постели, обернув себя простынёй.

Резкий звук немного привёл в себя. Я сел и потёр ладонью лоб. Чувство нереальности происходящего стало понемногу отпускать и ему на смену пришло чувство опустошения, смешанное с гадливостью.

— Эни, что… — начал я и поднял глаза.

Это было так, словно кто-то произнёс смертельное заклинание у меня за спиной. Передо мной дрожа и натягивая на себя простыню, стояла совершенно другая женщина.

— Какого Мерлина ты здесь делаешь? — заорал я. — Где моя жена?

Я вскочил и, что было силы, встряхнул её, она снова взвизгнула и задрожала ещё сильнее.

— Пошла вон! — я чуть не сорвал себе голос.

Она сгребла свою одежду и вылетела из номера. Я упал на кровать и уткнулся лицом в подушку. Боль, ужас, опустошение — всё разом навалилось на меня. Я застонал.

«Что ты наделал, Северус, — твердил я себе безостановочно. — Что ты наделал?»

Я вскочил, побежал в душ и стал тереть себя так, словно хотел содрать эту ночь вместе с кожей. Тошнота подкатывала к горлу волнами, чудовищно морозило. Так и не добившись хоть какого-нибудь облегчения, я вернулся в комнату и начал исступлённо метаться по ней, потом резко выпрямился и сказал вслух,

— Ты никогда не узнаешь, Эни.

* * *

Домой я вернулся на полдня раньше, поскольку полностью посвятив себя работе, завершил её досрочно. Я вошёл. Почему меня никто не встречает? Внезапно у себя на груди я почувствовал тёплые ладони, и Эни прижалась всем телом к моей спине. Я закрыл глаза. Проклятая боль снова застучала в висках.

«Ты никогда не узнаешь», — ещё раз мысленно повторил я и, натянув улыбку, повернулся.

— Ты написал, что будешь к вечеру, — сказала жена. — Но я всё равно ждала тебя.

Я подхватил её на руки и, не говоря ни слова, понёс в спальню. Бросив на кровать, я стал рвать на ней одежду и осыпать её поцелуями. Она отвечала жарко и страстно, и я совершенно потерял над собой контроль. Словно дикий зверь, я набросился на неё, не обращая внимания на слабые сопротивления.

— Северус, больно! — вдруг воскликнула она.

Это отрезвило посильнее ледяного душа, я отстранился и взглянул на неё. Она улыбнулась, обхватила меня руками и заставила перевернуться на спину.

— Ты какой-то дикий сегодня, — лукаво сказала она. — Позволь, я сама.

Она целовала меня так нежно, что я позабыл обо всём на свете. Абсолютно всё ушло на второй план и осталось там, подобно кошмарному сну. Меня закружило и унесло небывалое наслаждение.

Когда эмоции постепенно угасли, я прижал её к себе и спросил,

— Где ты этому научилась?

Она ткнула меня пальчиком в лоб и ответила,

— У тебя, глупый.

Мне снова стало хорошо и спокойно, словно всё неправда и я вообще никуда не уезжал.

Утром я не застал Эни дома, в кухне на столе она оставила завтрак, а рядом с ним записку, что ей необходимо пораньше быть в Министерстве. Я вздохнул, поел и отправился на работу.

Я чувствовал, что теряю контроль над ситуацией, он выскальзывал из моих рук, как русалочий хвост. Невозможно понять, что произошло с женщиной, которую, как я думал, я успел выучить за эти годы. Восемь лет она почти не перечила мне. Восемь долгих лет я был уверен, что знаю, где она и что делает. Я привык, что она всегда дома, всегда рядом, даже если отправляется в страну своих грёз, воплощая их на холсте. Теперь же мой устоявшийся мир вдруг решил перевернуться с ног на голову, кроме того меня начало преследовать предчувствие близящегося краха. Это выбивало из колеи сильнее, чем бунт Эни. Всё, что я с дотошностью ювелира выстраивал в строгом логическом порядке вдруг пошло наперекосяк, совершенно не спрашивая моего согласия, и в первый раз я не представлял, как в короткий срок вернуть это обратно. Воистину нет ничего более подверженного спонтанному хаосу, чем женщины.

Погрузившись в свои мысли, я вошёл в кабинет и сразу заметил на столе заявление об уходе.

«Ну что же, это к лучшему, — подумал я. — Хорошо, что Вы не глупы и избавили меня от необходимости принимать такое решение самостоятельно».

Я поставил свою роспись и дописал: «Разрешаю покинуть отдел немедленно».

В этот момент в мой кабинет ворвался Кингсли.

— Напали на след «Ривендж»! — крикнул он с порога.

— Раз уж ты здесь, тебе не составит труда это подписать? — я протянул ему пергамент.

Он быстро пробежал глазами заявление.

— Что случилось? — он был очень удивлён.

Я пожал плечами.

— Нехорошо разбрасываться ценными кадрами, Снейп, — покачал он головой, но всё же поставил свою подпись.

— Так что ты там говорил? — спросил я.

— Ах да, я говорил, твои напали на след «Ривендж», мне только что сообщил Аврорат.

— Кто это — мои? — я недоумевал. — Я не отдавал такого приказа.

— Твоя жена вчера утром выследила одного из них и сообщила нам о его местоположении.

— Эни? Где она?

— Она сейчас там.

— Ты сума сошёл! — я отпихнул его и помчался в Аврорат.

Ударив в дверь так, что она чуть не сорвалась с петель, я бросился на Гарри и прижал его к стене.

— Где моя жена? — заорал я.

— Я не знаю, профессор, — пролепетал тот.

— Мальчишка, — зарычал я. — Где группа? Группа, которую ты отправил для поимки одного из членов «Ривендж»?

— Э-э, там уже много людей работает, — сказал он, заикаясь.

— Координаты!

Он аккуратно отодвинул меня, взял со стола бумагу и черкнул на ней пару строк, потом повернулся ко мне и жёстко сказал,

— Вам не следует появляться там. Допрос ведут профессионалы, Вы можете помешать.

Я выхватил у него бумагу.

— Обойдусь как-нибудь без твоих советов!

Выскочив из Министерства, я нашёл укромное место и спешно трансгрессировал.

Моему взору открылся вид на старый покосившийся дом. Возле него толпились человек пять из Аврората и трое моих сотрудников. Эни среди них не было. Я уверенно направился к дому, но двое авроров преградили мне путь.

— Простите, мистер Снейп, но в данный момент там проводится допрос.

Я обжёг их взглядом так, что они отшатнулись.

— Кто ведёт допрос? — спросил я холодно.

— Агент Коуган.

— Если допрос ведёт мой подчинённый, Вы не имеете права препятствовать.

Они переглянулись и отошли от двери. Я вошёл и замер в прихожей. Через неплотно закрытую дверь комнаты мне было всё хорошо видно и слышно. В углу на полу сидел крепко связанный маг. Судя по выражению лица, он был сам не свой от страха и даже мелко трясся. Эйвери — мой очень старый знакомый. Я поморщился. Удивительно, как человек остаётся предан тому, кто сам при жизни неоднократно подвергал его пыткам. Возле Эйвери, словно кошка, шипела и выгибалась женщина. Я даже не сразу сообразил кто это, мне никогда не приходилось видеть раньше свою жену такой.

— Ой, Эйвери, — протянула Эни, её голос тоже стал очень похож на кошачий. — Что я вижу, ты боишься меня?

Дрожь мага усилилась.

— Правильно, бойся, — промурлыкала Эни. — Надеюсь, твой страх не помешает тебе рассказать, то, что я прошу.

Эйвери замотал головой. Эни наклонилась к нему и улыбнулась такой улыбкой, что я сам поёжился. Нет, это была не моя жена. Это была абсолютно незнакомая мне женщина, жестокая и беспощадная. Куда делась моя Эни?

— Ты же хорошо знаешь меня, Эйвери, — сказала Эни. — Ты знаешь, как я бываю жестока. Пока я просто прошу, но я ведь могу и потребовать.

Она наставила палочку на Эйвери, он весь сжался и тихо заскулил.

— Итак, я повторяю вопрос, зачем вы следите за Снейпом?

— Ты сама прекрасно знаешь ответ! — выкрикнул Эйвери.

— Да я знаю, — проворковала Эни и хищно оскалилась. — Но я хочу услышать его от тебя.

— Мы отомстим всем, кто предал нас, — завизжал тот. — Мы сотрём их с лица земли!

— Ну, ты-то уже никого не сотрёшь, — Эни снова улыбнулась своей страшной улыбкой и холодно продолжила. — Мне нужны имена и место ваших сборов.

— Ты их не получишь! — пискнул Эйвери.

— Эйвери, — почти мяукнула Эни. — Не лги мне, я же знаю какой ты трус.

— Я знаю, что он твой муж, — крикнул связанный. — Но ты ничего не сможешь сделать, он умрёт!

— Ты знаешь? — Эни наклонилась к нему. — Я даже рада, что тебе это известно, значит, ты понимаешь, насколько серьёзно я настроена.

Я затаил дыхание. Эйвери снова заскулил, но не произнёс ни слова. Эни на пару минут прикрыла глаза, затем произнесла,

— Умные мальчики, поставили окклюменцию, знают тебя. Ну что же, в таком случае я больше не стану мучить тебя ожиданием.

Она выпрямилась и крикнула,

— Круцио!

Эйвери закричал и стал извиваться.

«О, Мерлин, — подумал я. — А я рвался тебя защищать».

— Кричи, — спокойно сказала Эни. — Кричи, как я кричала когда-то. Это ведь ты убил моего мальчика.

— Это Лорд, — завизжал Эйвери.

— Нет, драгоценный, это ты сдал меня, и не последний раз, так?

Она снова приблизилась к нему.

— Больно?

Эйвери засипел.

— Имена и место!

— Я не знаю!

— Круцио!

Эйвери завалился на спину и закричал во всё горло.

— Мне так нравится, — сказала Эни и чуть склонила голову на бок, рассматривая его. — Что я могу это делать бесконечно, пока ты не сдохнешь.

— Тогда ты ничего не узнаешь!

— Но я ведь и так ничего не узнаю. Имена!

Эйвери уставился перед собой невидящим взглядом и зашептал,

— Яксли, Треверс, Селвин…

Он безостановочно шептал имена более десятка бывших Упивающихся Смертью и, наконец, закончил,

— Итон Орнери.

Я вздрогнул. А ведь я сам старался не посвящать этого мальчишку в самые важные дела и поручил недавно одному из агентов как следует покопаться в биографии Итона, значит, предчувствие не обмануло.

— Место сборов! — крикнула Эни.

Тот что-то прошептал, я не расслышал, но Эни видимо поняла и кивнула.

— Ты ничего не сможешь добиться! — вдруг крикнул Эйвери. — Я уже отправил послание. Снейп умрёт, сегодня же!

Запрокинув голову, он зашёлся в истерическом хохоте.

— Ты когда-нибудь слышал, — спросила Эни задумчиво. — Что самки хищных кошек разрывают любого, кто имеет наглость слишком близко подойти к их логову, даже ценой своей жизни?

— О чём ты? — прошептал Эйвери.

— Всего лишь о том, что ты и твои дружки совершили роковую ошибку, ещё тогда, когда только задумали влезть в мою семью.

Она пошла к выходу.

— Пока ты защищаешь его, — завизжал Эйвери. — Он предаёт тебя!

Я видел, как распахнулись глаза моей жены.

— Ты лжёшь, — спокойно сказала она, продолжая стоять лицом к входу.

— Можешь не верить, — сказал Эйвери с насмешкой. — Но у Итона есть все доказательства, он следил за ним в Авиньоне. В ту ночь он спал не один, если это можно назвать спал!

Лицо Эни превратилось в неподвижную маску. Она резко обернулась и направила палочку на Эйвери.

— Давай Бестия, — сказал тот. — Большая честь будет умереть от твоей руки.

— Я не доставлю тебе такого удовольствия, — прошипела Эни и рванулась к выходу.

Я еле успел отступить, она вылетела во двор, не заметив меня, и побежала прочь от дома, крикнув на ходу аврорам,

— Он ваш.

Я ринулся за ней, но мои же сотрудники преградили мне путь и засыпали вопросами, к ним присоединились авроры. Пока я расталкивал их, Эни уже скрылась из виду. Пришлось давать разъяснения, делать бесчисленное количество записей. Это длилось не меньше часа.

Когда авроры вывели из дома Эйвери, он поглядел прямо на меня и расплылся в довольной улыбке. Моя рука сама потянулась к палочке, но кто-то сильно вцепился в неё. Я обернулся.

— Отойдём, — сказал Кингсли, тяжело дыша, на его лице читалось такое беспокойство, что я невольно поёжился.

Я всучил бумаги одному из агентов и последовал за министром. Он отвёл меня на приличное расстояние, сжал моё плечо и сказал,

— Твою жену только что арестовали, Снейп.

— Что?! — внутри всё оборвалось, я уставился на него.

— Она совершила убийство, — быстро заговорил Кингсли. — Она убила Итона Орнери прямо в Министерстве, её взяли на месте преступления. Кроме того, по адресу, который она назвала, как штаб-квартиру «Ривендж», авроры также нашли только десяток разодранных в клочья трупов.

Я покачнулся. Он схватил меня за локоть.

— Нужно немедленно возвращаться, — сказал он. — Пусть заканчивают без тебя.

Гарри нервно постукивал пером по столу. В его движениях ясно угадывалось недоумение, смущение и слабо контролируемое волнение — сейчас ему предстоит допрашивать женщину, которую он безмерно уважал ещё со школы. Вдобавок он сознавал — одно неверное слово или жест и грозный глава Департамента магической разведки сотрёт его в порошок. Но совсем не это было самым страшным, и мысль о Снейпе представлялась даже своего рода отдушиной на фоне того, что он видел перед собой. Он многому научился за эти годы, он умел проникать взглядом под маски притворного безразличия, он провёл множество допросов в своём кабинете, но всегда относился с презрением и брезгливостью к тем, кому задавал вопросы. Сейчас ситуация была совершенно иной, и Гарри не понимал, что говорить и как действовать.

— Мисс Блэкстоун, как же это? — несколько справившись с волнением начал он. — Вы пообещали мне после нападения на Ваш дом больше никаких самостоятельных действий не предпринимать.

Эни смотрела на него прямо и холодно. Выражение её лица пресекало всякие попытки прочитать, что творится у неё на душе, хотя невероятная бледность кожи и тёмные круги под глазами немного выдавали.

— Неужели ты не понял, Гарри? — сказала она безразлично, глядя прямо на него, от чего у того по спине побежали мурашки. — Я солгала тебе.

Гарри шумно выдохнул и продолжил,

— Зачем Вы убили Орнери?

Глава Аврората и сам прекрасно знал ответ, он видел, что сжимал в руках мерзкий Итон Орнери. Аккуратно вынимая из окоченевших пальцев эту страшную находку, он заставил себя не смотреть. Раньше Гарри был уверен, что профессор зельеделия не имеет сердца, потом ему открылась ужасающая правда, и несколько месяцев он отчаянно переживал, что так и не смог извиниться за слова которые бросил ему в лицо. Восемь лет назад он снова встретил учителя и не поверил своим глазам, настолько трепетно этот жёсткий своенравный человек относится к своей семье. Но увидев Эни Блэкстоун, понаблюдав за взглядами, которые она бросала на мужа, за частыми нежными прикосновениями, которых тот кажется даже и не замечал и тихой журчащей речью, он понял, отчего профессор меняется, стоит ему только взглянуть на свою жену. Тогда ей было плохо, но это не мешало ей заботиться о нём больше, чем о себе самой. И потом, когда он снова увидел её через много лет, закрывающую дочь своим телом, он разглядел в мягкой женщине сильного отважного воина, готового отдать жизнь за тех, кто был ей дорог. И вот теперь он обязан задавать вопросы, хотя и понимает, что каждый из них причиняет ей невыносимую боль.

Эни молчала. Он помедлил, от волнения руки затряслись, и Гарри машинально начал обрывать ворсинки на кончике пера.

— Мисс Блэкстоун, я задал вопрос, — произнося эти слова, он возненавидел свою должность, к которой так отчаянно стремился когда-то.

— Он заслужил, — взгляд Эни обжигал нестерпимым холодом.

— Но он бы никуда не делся от нас…

— Я знаю.

— Тогда зачем? — Гарри почти умолял.

— Он заслужил.

— Вы совсем не помогаете мне, мисс Блэкстоун, а между тем я хочу помочь Вам.

Гарри бросил перо и стал тереть висок кончиками пальцев, чуть прикрыв глаза. Он не мог больше выносить её взгляда, казалось, что перед ним не человек, а какое-то странное существо, не принадлежащее этому миру, сотканное из одних только кристаллов льда и, вместе с тем, настолько беззащитное, что хотелось укрыть её чем-нибудь и больше не прикасаться, не говоря уже о том, чтобы продолжать допрос.

— Я не нуждаюсь в помощи, Гарри, — Эни не отводила взгляда, но её пальцы безостановочно мяли кусок пергамента, который она машинально схватила со стола. — Я совершила преступление осознанно и умышленно и не вижу никаких препятствий к тому, чтобы отправить меня в Азкабан.

Гарри заставил себя снова взглянуть на неё и тихо проговорил, специально использовав в обращении то имя, которым она пользовалась когда-то в школе,

— Профессор Аттист, Вы учили меня понимать красоту, стремиться к цели и никогда не отступать на пути к мечте. Я всегда следовал этим советам. Потом я побывал у Вас в доме и понял, как много для Вас значит семья. Теперь же я Вас не узнаю.

Гарри устало провёл рукой по лицу и посмотрел на чистый лист, в который он всё ещё не внёс не единого символа. Чётко выговаривая каждое слово, как будто хотел, чтобы она поняла, насколько ему небезразлична её дальнейшая судьба, он сказал,

— С Вами должно было произойти что-то действительно страшное…

Эни глянула на него сверху вниз и разорвала мятый пергамент.

— Если Вы хотите залезть мне в душу, мистер Поттер, то оставьте попытки, Вам не найти там ничего интересного. Я — убийца и моё место среди убийц. Если не верите, поднимите архив. Вы увидите, что когда-то я без тени сомнения прикончила пару ни в чём не повинных людей.

Гарри поцокал языком, сгрёб пачку документов, аккуратно сложенных на краю стола, и начал нервно перелистывать страницу за страницей.

— Ох, профессор, как же с Вами тяжело. Неужели Вы думаете, что я не читал дела, не опрашивал свидетелей и не знаю, что на самом деле случилось тогда?

Он выхватил один лист, взял его за уголок кончиками пальцев, и расположил так, чтобы Эни хорошо видела.

— Вас просто подставили.

— Это не имеет никакого значения, мистер Поттер, — Эни отмахнулась от страницы, будто та была всего лишь глупым недоразумением. — Я повторяю Вам, я убийца и стану убивать, поэтому Ваш долг — изолировать меня от общества.

— Я отлично знаю свой долг, мисс Блэкстоун, — Гарри нахмурился. — Но я неплохо знаю и Вас, а также знаю, что Вы значите для профессора Снейпа, и если бы мне пришлось доставать Вас с того света, поверьте, я сделал бы это.

Эни зажмурилась и закрыла лицо руками, ей мучительно хотелось прервать этот разговор. Приходилось прилагать нечеловеческие усилия, чтобы не кричать. Она потёрла лицо ладонями, как бы приводя себя в сознание, и добавила ещё немного твёрдости в голос.

— Прости, Гарри, я уважаю твои чувства, но ты смотришь только на поверхность, я же привыкла докапываться до сути, поэтому от настоящего момента ты не услышишь больше ни слова от меня.

— В таком случае, — Гарри поднялся. — Мне придётся оставить Вас здесь одну на всю ночь. У меня много работы, а Вам следует отдохнуть перед судом.

— Почему не в камере?

Эни была удивлена. Всё, что происходило, шло вразрез с установленными правилами, хотя Поттер никогда особо и не чтил эти самые правила, но он уже не в том положении, чтобы вот так просто нарушать их.

— Вы сказали — больше ни слова, вот и следуйте сказанному! — жёстко отчеканил Гарри.

Эни хотела напомнить, что это должностное преступление, и она не считает себя вправе стать причиной взыскания, которое обязательно последует за его опрометчивыми действиями, но Гарри уже покинул кабинет и запер его снаружи.

Посидев немного в кресле и поблуждав бесцельным взглядом по стенам кабинета, Эни посмотрела в окно. Небо пестрело звёздами, словно кто-то рассыпал пригоршню сверкающих камней на тёмную материю, а в самом центре мягко сиял небольшой лунный диск неправильной формы. Сама не зная для чего, Эни поднялась и переместилась к окну, забравшись с ногами на подоконник. Она подставила лицо лунному свету и мысли, уже не натыкаясь на преграду, сплошным потоком потекли в её сознании.

«Вот и всё, — подумала она горько. — Твоя история окончена, Эни. Но признайся, она была безумно красивой. Где-то в глубине души ты всегда знала, что так будет. Просыпаясь ночами от страшного предчувствия, ты утыкалась в плечо спящего мужа и сжимала его руку так сильно, как только была способна. Ты умела видеть суть, а потому знала, что он прикипел к тебе от одиночества и отчаяния. Знала, но отказывалась принимать. Ты прощала и позволяла ему всё, пока, наконец, не превратилась в одну из его вещей, которые он бережно хранил в доме. Вещь ведь тоже можно любить, не так ли? Но и тогда ты не остановилась, а просто задушила его своей любовью».

Эни вонзила ногти в ладони и крикнула луне, словно отражалась в ней, как в зеркале,

— Это ты во всём виновата, Эни!

Слёзы заструились по щекам, противно защипало в глазах, а мысли продолжали бешено плясать на углях её души, заставляя тело содрогаться от горя. Одним быстрым движением она утёрла слёзы, вскинула голову и закрыла глаза, покоряясь шепчущему в голове голосу.

«Сегодня, ты сделала всё, чтобы их история оставалась такой же прекрасной. Ты убила. Растерзала всех, кто хотел отнять их у тебя. Разумеется, кто-то ещё остался, но теперь это только трясущиеся глупые людишки, с которыми Аврорат справиться без труда».

Воспоминания растолкали безумный хоровод размышлений, Эни брезгливо поморщилась.

«Итон Орнери — наглый, злобный мальчишка, тыкающий пачкой колдографий тебе в лицо. Ты не собиралась лишать его жизни, а он вдруг сказал, что ещё сегодня прикончит твоего мужа. Конечно, он лгал, но слова смертельного заклятия сами слетели с губ и теперь, его родителям уже не объяснишь причины смерти их ребёнка. А это значит, что ты тоже отняла у кого-то самое дорогое и должна ответить за то, что сделала».

На грани абсолютного безумия, уже не справляясь с рвущими сознание в разные стороны мыслями и непреодолимым желанием стереть навсегда собственную память, яростно наскакивающую и терзающую уже и без того кровоточащее сердце, Эни, не меняя позы, просидела до самого утра, пока за ней не пришли.

* * *

Я исступлённо метался по кабинету, пытаясь придумать хоть какое-то логическое объяснение всему, что произошло за последние несколько часов, а Кингсли стоял, оперевшись на дверь, и уговаривал,

— Потерпи, Северус, Аврорат делает всё, чтобы собрать побольше доказательств невиновности твоей жены до суда.

Они собирают доказательства, а что делать мне? Всё произошло настолько стремительно, что я не успел даже осознать всю тяжесть ситуации. Первым делом, прямо на глазах у министра я сгрёб в кучу все последние приказы и одной вспышкой спалил их дотла. Ну, должно же быть хоть что-то, что даст мне надежду на удачное разрешение дела. Я вспомнил об Эни. Прошла целая ночь, которую она провела вдали от меня.

— Я хочу видеть жену! — выдохнул я.

— Это невозможно, — министр очень старался выглядеть спокойным, но его губы предательски дрожали, а руки до побелевших костяшек сжимали ручку двери за спиной.

— Вы что, заперли её в Азкабан? — я чувствовал, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. — Но вы же знаете, что она погибнет там!

Я бросился на Кингсли с намерением заставить его силой организовать встречу с Эни, когда раздался стук в дверь. Министр увернулся от меня и впустил стучавшего. На пороге появился Поттер. Он прижимал к себе объёмную пачку документов, и, пройдя через кабинет, водрузил её мне на стол.

— Вот, мистер Снейп, — сказал он. — Мы собрали всё. Надеюсь, этого будет достаточно.

Он посмотрел на меня и нервно передёрнул плечами, потом устремил взгляд куда-то в сторону и, вынув из кармана пачку колдографий, протянул их мне, сопроводив свои действия несколько сбивчивым пояснением,

— Это я вынул из рук Орнери. Я запретил своим людям смотреть и сам не знаю что там, но подумал — Вы захотите узнать.

Я выхватил колдографии и отошёл к окну. Эйвори не лгал — доказательства налицо. Меня будто кто схватил за самый край души и резким рывком вывернул её наизнанку. Конечно, Эни уже видела эту мерзость.

— Тварь, — прорычал я.

— И ещё одно, — Гарри посмотрел на министра. — Мисс Блэкстоун эту ночь провела у меня в кабинете, пока мы работали в штаб-квартире «Ривендж». Это моя личная недоработка, и я готов понести за это ответственность.

Министр кивнул.

Кусая губы, я заставил себя признать, что не могу больше молчать и делать вид, что мне безразличны слова и поступки мальчишки, которого я многие годы пытался яростно ненавидеть, не обращая внимания на то, что скрыто глубоко в нём. Да, он безответственно относился к учёбе, мог позволить себе откровенно наглые выходки и при этом чаще всего терялся и мямлил, разговаривая со мной. Но он унаследовал благородство от матери и стремление во что бы то ни стало помочь людям, которых уважал. Я медленно подошёл и положил ладонь ему на плечо.

— Может быть, Вы не поверите, мистер Поттер, но я искренне благодарен Вам.

Он посмотрел на меня так, словно видел впервые, потом тряхнул головой и произнёс,

— Спасибо, что сказали об этом, профессор.

Как будто страшась, что я могу взять свои слова обратно, Гарри развернулся и очень быстро покинул кабинет.

Я посмотрел ему вслед, пытаясь собрать в одну кучу беспорядочно суетящиеся мысли, затем взял со стола бумаги и передал Кингсли.

— Вот, отдай им, я уже знаю что там, — потом я помешкал немного и сунул ему колдографии. — Если ситуация выйдет из-под контроля, отдай им ещё и это.

Министр покачал головой и сказал,

— Я сделаю всё, как ты просишь, Северус.

Я вошёл в зал, где проходили самые резонансные суды Визенгамота. Зал был полупустым, поскольку министру удалось настоять, чтобы заседание проводили строго за закрытыми дверями и в присутствии только необходимых участников. Но столпотворение, через которое мне пришлось пробиваться, чтобы попасть в зал указывало на то, что после окончания суда, слухи разнесутся по Министерству с быстротой отпущенного снитча.

«Они бы ещё журналистов привели, — раздосадовано подумал я. — Хлебом не корми, дай только поупиваться чужим несчастьем».

Внизу в самом центре зала я увидел Эни. Её кожа была очень бледной и даже немного прозрачной, губы побелели, а вокруг глаз пролегли глубокие тёмные тени. Она сидела с отсутствующим видом, и на её лице не было не единой эмоции. Моё сердце сжалось. Я сделал пару быстрых шагов вниз, но Кингсли схватил меня за рукав и потянул к себе.

— Сядь, ты сейчас ничем ей не поможешь. Твоя защита понадобится позже, — он сжал ткань моего рукава в кулаке и сильно дёрнул. — Посмотри, кто обвинитель. А я ведь просил тебя быть поосторожнее в спорах с Визенгамотом.

Я мельком глянул на довольно ухмыляющегося прокурора, сцепил зубы, опустился рядом с министром и уставился на свои колени, чтобы не видеть такую Эни. Душа рвалась на части, в виски будто кто бухал молотком. Что может быть страшнее минуты, когда я вот так сижу и не могу ничего сделать для любимого человека. Ожидание и бездействие — два гадких близнеца высасывающих из меня последние силы.

— Итак, — начал Верховный Судья. — Слушается дело о превышении служебных полномочий первой степени. Встаньте мисс Блэкстоун.

Эни поднялась. Она стояла прямо, будто её тело было высечено из дерева, и всё также безучастно относилась к происходящему. Мне хотелось кричать, выть, истерить — всё что угодно, лишь бы не быть обязанным молча наблюдать за ней.

— Мисс Блэкстоун, — продолжил Судья. — Признаёте ли Вы, что злоупотребили своим положением, убив членов группы «Ривендж», а также Итона Орнери?

— Признаю, — отчеканила Эни, и в её глазах не появилось даже намёка ни на раскаяние, ни на страх, ни на что-либо ещё.

— Прошу занести это в протокол, — сказал Судья не менее удивлённый, чем большинство присутствующих в зале.

Многие, видимо, ожидали, что она начнёт оправдываться и даже плакать. К такому зрелищу они привыкли, но происходящее сейчас, сбивало с толку. Надо хорошо знать Эни, чтобы как минимум предположить, что происходит в голове этой маленькой женщины. Я поёжился. Как же ей должно быть плохо, чтобы она стёрла и уничтожила даже малейший намёк на то, что её как-то трогает всё это.

— Прошу прокурора вынести обвинение, — проговорил Судья, отвёл взгляд от Эни и сел, произведя при этом немало шума.

Отчего-то его нервное состояние передалось присутствующим и они стали шушукаться и ёрзать на своих местах. Поднялся прокурор.

«Этот всё сделает, чтобы засадить мою жену, — подумал я с ненавистью. — Наши постоянные стычки по делам, которые я передавал Визенгамоту, не давали ему покоя. Он был одним из тех, кто не желал признавать законным снятие с нас обвинений и не упускал случая, чтобы напомнить мне об этом».

— Обвинение считает, что мисс Блэкстоун виновна по всем статьям, — сказал прокурор. — А также просит Суд не ставить преступление относительно мистера Орнери в один ряд с другими преступлениями и расценивать его как умышленное убийство, — он торжествующе взглянул на меня.

Я попытался вскочить, но министр словно тисками вцепился в моё плечо и не дал этого сделать. Тем временем прокурор продолжал,

— Учитывая, что мисс Блэкстоун находилась на службе в момент совершения убийств, а также недавнее подтверждение причастности к организации «Ривендж» мистера Орнери, обвинение настаивает на заключении подсудимой в Азкабан, но снижает запрашиваемый срок до пяти лет.

Прокурор сел и, кажется, даже потёр руки. Я попытался проглотить липкий комок, причинявший боль и путавший мысли, но никак не выходило. Пять лет. Эни не выдержит там и года. Та ноша, которую она несёт за своими плечами, будет как долгожданный пир для дементоров. Нет, я сделаю всё, чтобы этого не случилось.

— Прошу произнести вступительную речь защиту, — проговорил Судья.

Прокурор кашлянул.

— Ваша честь, — сказал он. — Мисс Блэкстоун отказалась от защиты.

«Как отказалась? — я не поверил своим ушам. — Девочка моя, что же ты творишь?»

Верховынй Судья внимательно посмотрел на Эни, та продолжала глядеть поверх его головы. Её как будто и не было сейчас в зале. Внезапно Кингсли со всей силы ущипнул меня за руку, постучал себя по лбу и указал на Эни. Я спешно подхватился. Проклятые мысли! Сейчас не время для раздумий, нужно спасать её.

— Защита присутствует и требует слова, — сказал я, спускаясь вниз.

— Но муж не может защищать жену! — крикнул прокурор и встал с места.

— Вы внимательно изучили документы мисс Блэкстоун? — я поглядел на прокурора и придал своему выражению максимум сарказма, я хотел заставить его злиться и волноваться и тем самым сбить с намеченного плана действий.

— Не сомневайтесь, — вспыхнул тот.

— Тогда Вам доподлинно известно, что моё имя нигде не фигурирует в них.

Прокурор шумно выдохнул и сел на место. Я добился цели, он хмурился и постукивал ногой по полу, а значит, уже не был так уверен, что всё закончится быстро и по его правилам.

— Я отказываюсь от любой защиты Ваша честь, — вдруг проговорила Эни, её голос был спокоен, будто она вела урок, а не выступала обвиняемой на Суде.

Я попытался поймать её взгляд, но так и не смог.

— Вы не можете, мисс Блэкстоун, — сказал я холодно. — Поскольку я Ваш начальник и лично отдавал Вам распоряжения, я имею право выступать на Суде без Вашего согласия.

Она вдруг сделалась как-то меньше ростом, тяжело опустилась в кресло и уставилась в пол. Если бы не долг вытащить жену, я бы уже валялся у неё в ногах. Я обошёл её кресло и посмотрел на Судью.

— Итак, я повторюсь, поскольку я был её начальником и лично отдавал распоряжения…

Прокурор снова вскочил.

— Не нужно тут театра, мистер Снейп, — зло сказал он. — Мы изъяли все документы, Вы не отдавали приказ!

Я похолодел. Когда же они успели? Я сегодня уничтожил всё. Но прокурор высокомерно оглядел меня и помахал пергаментом. Я прищурился, нет, не лжёт. Впервые проявили старательность, и впервые я проклинаю их за это. Нужно было срочно что-то придумать.

— Если Вы позволите, Ваша честь, — я отвернулся от прокурора. — Я бы хотел перейти сразу к допросу мисс Блэкстоун. Я не хочу больше подвергаться необоснованным нападкам со стороны обвинения.

Прокурор побагровел от ярости и открыл рот, чтобы высказать всё, что он думает по этому поводу, но Судья метнул в него гневный взгляд и проговорил,

— Вы можете приступать, мистер Снейп.

Я повернулся к Эни.

«О, Мерлин, — кричал я мысленно. — До чего же я хочу забрать тебя отсюда прямо сейчас или хотя бы закрыть от взглядов этих упырей».

Я собрал волю в кулак и произнёс,

— Мисс Блэкстоун, расскажите Суду, что двигало Вами, когда Вы попали в штаб-квартиру «Ривендж», а также здесь в Министерстве.

— Жажда, — сказала она голосом, которым ранее допрашивала Эйвери.

Я ужаснулся, но продолжил,

— Что за жажда?

Она добавила в свой взгляд ненависти и прошипела,

— Жажда убийства!

Внутри себя я возмутился,

«Ну что же происходит, Эни? Как ты можешь сознательно вредить себе, ты же отлично понимаешь, чем это грозит! — я сжал кулаки. — Но в этот раз тебе не выйти победителем, я вытащу тебя, чего бы мне это ни стоило».

— Значит, Вы хотите сказать, что не было никаких других причин, и Вы просто решили убить, подставив тем самым под удар весь Ваш отдел? — я ненавидел себя за то, что приходится измываться над ней.

— Да! — она, наконец, посмотрела на меня. Меня обожгло холодом, я поёжился.

— Вам не кажется, что это похоже на предательство, мисс Блэкстоун?

У половины присутствующих в зале отвисли челюсти.

— Мне не кажется, это и есть предательство, — спокойствие Эни было беспредельно.

— Как Вы считаете, какой приговор должен быть вынесен предателю?

Она горько усмехнулась.

— Поцелуй дементора.

По залу пронёсся ропот. Я развёл руками.

— Ну вот, мисс Блэкстоун сама назначила наказание. Я прошу Верховный Суд Визенгамота оправдать эту женщину по всем статьям и назначить мне наказание Поцелуем дементора.

— Я этого не говорила! — взвизгнула Эни, она мгновенно поменялась в лице и теперь смотрела на меня со смешанным чувством гнева и ужаса.

— Мистер Снейп, — сказал Судья ошарашенно. — Вы совсем нас запутали, объяснитесь.

— Мисс Блэкстоун защищала меня, — я сглотнул. — А я предал её. Все доказательства я передал министру Шеклболту и он предоставит их Суду по первому требованию.

Судья вскочил, произведя ещё больше шума.

— Суд удаляется на совещание, — быстро сказал он с ноткой надрыва и вылетел из зала.

Министр и прокурор побежали вслед за ним. Зал наполнился топотом, гудением голосов и постепенно опустел.

Я присел перед Эни на корточки и взглянул на неё. Она отвернулась и закрыла глаза. В этот момент я с содроганием понял, что моя жена не хочет меня видеть. Но отступать было поздно. Хотя, даже если бы у меня и осталась такая возможность, я бы всё равно не воспользовался ею. Свобода Эни была куда важнее страха перед предстоящим объяснением и теми слухами, которые неизменно поползут по Министерству. Так мы и просидели, не говоря друг другу ни слова, пока в зал не вернулись все до единого.

Я поднялся и взглянул на Судью, он нервно откашлялся и зачитал,

— Верховный Суд Визенгамота посовещался, рассмотрел дополнительные доказательства и вынес следующее решение.

Он вроде бы смотрел на Эни, но взгляд был направлен чуть выше её макушки.

— Встаньте мисс Блэкстоун.

Эни поднялась, снова её лицо ничего не выражало. Судья ещё раз кашлянул и объявил,

— Считать мисс Блэкстоун не виновной по всем предъявленным ей статьям на основании совершения преступления в состоянии аффекта и освободить в зале Суда, однако лишить её права впоследствии занимать подобные должности.

Я хотел что-то сказать, чтобы обратить на себя внимание Судьи, но из горла вырвался только странный нечленораздельный звук. Судья зыркнул на меня и ещё более нервно сказал,

— Что касается Вас, мистер Снейп, я думаю, Вы способны самостоятельно разобраться со своей жизнью без помощи Везингамота.

Громко хлопнув папкой с документами, он покинул зал, вслед за ним постепенно ушли и все остальные. Они живо обсуждали услышанное и на выходе тут же попадали в цепкие лапы любопытных. Дверь закрылась, отделяя нас с Эни от тех, кто только что вторгся в нашу судьбу.

Я посмотрел на Эни, она оставалась безучастной и лишь еле заметно покачивалась в кресле. Рывком я подскочил к ней и опустился на колени.

— Эни, — сказал я тихо, липкий комок снова вернулся, не давая словам шанса на выражение того, что творилось у меня внутри. — Пожалуйста…

Она встрепенулась и заглянула мне в глаза. В её взгляде было столько боли, что клейкие щупальца ужаса вонзились в мою душу и стали противно возиться там. Она заговорила тихо, произнося каждое слово медленно, будто боялась, что не сможет выговорить их все.

— Помнишь, ты когда-то сказал, что можешь уничтожить меня без помощи палочки? — она запнулась. — Я не верила, что это возможно. Но сегодня ты уничтожил меня, Снейп.

Я судорожно вдохнул и обхватил руками её колени, она поморщилась, будто этим прикосновением я доставлял ей невыносимые страдания. Я поднялся и отвернулся, закрыв лицо ладонью. Вот теперь стало по-настоящему плохо. Пол кружился, а боль, раздиравшая меня, достигла своего тошнотворного апогея.

— Я бы простила тебе измену, — Эни говорила так, словно разговаривала сама с собой, её голос стал хриплым. — Но ты сделал со мной две самых ужасных вещи. Ты лгал мне и прикасался руками, на которых всё ещё был запах той, другой. Этот запах можно было смыть только правдой.

Она помолчала, переводя дыхание.

— А сегодня ты поступил ещё хуже. Ты сказал им, — она сорвалась на крик. — Ты поведал им о моём унижении, теперь они станут жалеть меня. Нет ничего страшнее жалости, Снейп! Даже Поцелуй дементора я приняла бы с меньшим страхом и отвращением!

Её слова врезались как отточенные лезвия. Я обхватил голову руками и стал тихонько стонать. Она подошла ко мне и заставила посмотреть на себя.

— Не приближайся ко мне больше никогда, — она снова поморщилась. — У меня уже не получается справляться с болью.

Эни развернулась и ушла, а я остался стоять и смотреть ей вслед. Внутри всё кричало: Догнать! Остановить! Но я не мог пошевелить даже пальцем. Нет, самая страшная минута была не тогда, когда я мучился ожиданием, а вот сейчас. Моя жена оставила меня и мне некого винить, кроме себя самого. Проклятая работа! Столько лет борьбы, чтобы в конце получить вот это? Я закрыл лицо руками, эта последняя мысль уничтожила меня окончательно и оставила только опустошение.

Так я и стоял, пока на моё плечо не легла ладонь и Кингсли сказал,

— Северус, пойдём отсюда.

— Я увольняюсь, министр.

— Хорошо, — Кингсли не стал спорить. — Я знаю, где есть хорошее огневиски, пойдём, я угощаю.

Я не помню, как добрался домой, потому что впервые в жизни напился до бессознательного состояния. Очнувшись, я обнаружил себя в собственной постели, поднялся и, пошатываясь, спустился на кухню. Чудовищно тошнило, к тому же воздух громко звенел тишиной, и этот звон обращался нестерпимой головной болью. Я огляделся, зрелище было серым и унылым — за одну ночь мой некогда тёплый дом превратился в царство безграничной пустоты. Пустота с силой искусно сотворённого боевого заклятия ударила в меня и проникла внутрь через каждую пору, заполняя, подобно наводнению, всё моё существо. Вот, значит, что чувствуешь, когда рушится твой мир. Я разжёг камин, но это ничего не изменило.

Жизнь очень странная штука: живёшь себе и каждый следующий день похож на предыдущий, а потом вдруг на тебя сыплются события, которые с корнем вырывают из питательной почвы и бросают на произвол судьбы, предварительно хорошенько по тебе потоптавшись. И вот ты остаёшься растерзанный и никчемный, пытаясь понять, что ты сделал не так.

За окном пошёл дождь. Эни любила дождь. Всегда выходила на крыльцо наблюдать за ним и на мои вопросы неизменно отвечала: «С него всё началось».

Я вышел из дома и подставил лицо под дождевые капли. Словно почувствовав меня, дождь припустил сильнее. Капли безжалостно врезались в кожу, стекли за воротник, проникали под ткань одежды, но это мало заботило. Теперь не осталось ничего, кроме этого дождя.

Когда погибла Лили, я думал, что умер вместе с ней и никому не вернуть меня к жизни. Потом в мою судьбу ворвалась Эни, она удивляла и восхищала. Словно глоток свежего воздуха после долгих лет сырости и затхлости, она сделала невозможное — она заставила меня поверить, и я прирос к ней каждым дюймом своей души. Что бы я ни делал, она продолжала видеть только хорошее. Иногда я спрашивал себя, насколько плохим мне нужно быть, чтобы она не выдержала и отказалась.

Одежда прилипла к телу, и ветер уже вовсю наслаждался своей способностью пробирать меня до костей. Но холод физический не шёл ни в какое сравнение с холодом, который пытался поглотить меня изнутри.

Эни подарила мне жизнь, а теперь отбирает её снова. Никто и никогда не делал для меня столько, сколько сделала моя жена. И даже, когда она решила, что мне угрожает опасность, то просто стёрла эту опасность, не задумываясь о том, что будет с ней самой.

Мне показалось, что дождь уже просочился под кожу, и теперь ледяные капли стучат где-то внутри в такт ударам сердца.

Будучи уверенным, что ничего слишком сложного или неосуществимого нет, я не позволял никому давать мне советы или принимать хоть какое-нибудь участие в моей жизни. Сегодня же я отчаянно нуждался, чтобы кто-то сказал, что мне делать дальше, но дождь шепчет только на понятном ему одному языке, а больше никого нет рядом.

Как же я умудрился столько всего пропустить? Я три года не замечал, что моя жена вспоминает и совершенствует боевые навыки, и если бы не случай, я так бы и не узнал об этом. Я никогда не спрашивал, забыла ли она своё прошлое, или это всё так же болит. Воспринимая её присутствие, её поцелуи и прикосновения как нечто само собой разумеющееся, я даже отталкивал её, если день не задался или она позволяла себе идти наперекор моим желаниям.

«Моим желаниям», — я горько усмехнулся.

Теперь я могу желать и делать всё, что захочу, но вот странность — я не хочу ничего.

Я стёр воду с лица и посмотрел на свои ладони, что это, дождь? Или меня душит нечто другое, давно позабытое и иссушенное в самых тёмных уголках моей души.

Постепенно дождь сошёл на нет, и лучи солнца принялись колотить в ещё застилавшие небо тучи, пробивая в них дыры и отдавая тепло замёрзшей, но утолившей жажду земле. Вот так и я хотел бы отдать накопившееся тепло Эни, согреть и тем самым вернуть её, а заодно и себя в наш тихий маленький мир. Но Эни ушла, сказав, что больше не может выносить боль. Неужели это я причинил ей столько боли, что она предпочла жизнь вдали от меня? Невозможно. Когда я успел?

Я повернулся и побрёл обратно в дом. Очень жаль, что там нет ни капли спиртного, это могло бы помочь избавиться от навязчивых размышлений, впивающихся в сознание, как тысячи осколков разбитого сердца моей жены. Нужно было срочно что-то придумать, что отвлекло бы хоть ненадолго и ослабило хватку невидимого монстра вцепившегося мне в горло.

Словно в бреду, я взбежал по лестнице и распахнул дверцы шкафа. Всё осталось так же, как тогда, когда Эни ещё была здесь. Она не уходила, а просто не вернулась однажды. Я сгрёб её одежду и зарылся в неё лицом. Запах жены. Разве он мог отвлечь? Он только усилил ощущение безнадёжного одиночества. Я разжал руки, и ткань полетела на пол, покрывая его разноцветным холмом из того, что я некогда так любил видеть на Эни. Снова заглянув в шкаф, я различил очертания шкатулки и потянул её на себя, сметая по пути остатки одежды.

Вот что было необходимо сейчас — дневник. С его помощью я смогу окунуться в воспоминания Эни и, хотя бы на время, убедить себя в том, что она рядом. Жена запретила его трогать, но теперь-то это уже не имеет никакого значения, я для неё чужой, и подобный поступок не заставит её думать обо мне хуже, чем она уже думает.

Живо восстановив в памяти способ открыть шкатулку, я быстро с ней справился, достал дневник и спустился с ним вниз к камину. Перевернув несколько уже известных мне страниц, я прочитал вслух следующую дату и стал завороженно наблюдать за движущимся рисунком.

Вот и Эни. Она бредёт по школьному двору, осторожно подбрасывая носком туфля опавшие листья. Ей уже двенадцать. А вот и Поттер.

— Эни, — закричал он, ещё не дойдя до неё. — А где Лили?

— Лили в библиотеке, готовит задание на завтра, — Эни даже не посмотрела на Поттера, продолжая разбрасывать листья.

— А ты почему не с ней?

— Я уже всё сделала.

— Тогда почему не помогаешь подруге? — Поттер возмутился и тоже неуклюже пнул кучку листьев.

— Она запретила, — Эни мельком глянула на него и вернулась к своему занятию.

— Тогда ты просто обязана помочь мне, — Джеймс одарил её широкой улыбкой.

— Это она тоже запретила, — спокойно отозвалась Эни.

Она нагнулась, подняла один листок и выставила перед собой.

— Смотри, он не похож на другие.

Поттер брезгливо поморщился.

— Фу, он же весь в каких-то чёрных точках.

— Это потому, что он болен, но я могу помочь.

Она направила палочку на листок, произнесла заклинание, и тот стал ровного жёлтого цвета. Эни бережно положила его на то место, откуда взяла.

— Ну и зачем тебе это? — удивился Джеймс. — Он всё равно уже упал с дерева и в любом случае засохнет.

Эни поглядела на него с изумлением, словно он не понимал элементарных вещей и сказала,

— Зато он проживёт остаток жизни не презираемый своими собратьями.

Поттер хмыкнул, покрутил пальцем у виска и побежал в замок. Эни пожала плечами и отправилась дальше.

Это же я! Я стою под большим вязом, задрав голову вверх и смотрю, как осыпаются листья. Эни подошла и теперь наблюдает за мной.

— Почему ты смотришь на них так? — не выдержала она.

— Когда они вот так вместе, — сказал я, не оборачиваясь. — Их цвет похож на цвет волос одной девочки, а если на них подуть, они также красиво разлетаются.

Эни задумалась и тоже посмотрела вверх.

— А ты знаешь, ты прав, — вдруг сказала она.

— Хочешь посмотреть? — я протянул ей руку, и она вложила в неё свою ладонь.

Я встрепенулся. Я совсем не помню этого. Будучи мальчишкой, я не воспринимал никого, кроме Лили, а для Эни этот момент был столь важен, что остался с ней на всю жизнь.

Перевернув страницу, я взглянул на дату. Странно, пропущено почти три года.

Снова Лили, она очень повзрослела и превратилась в красавицу. Эни немного меркнет на фоне подруги, и её грустный взгляд сильно контрастирует с весёлыми искорками в глазах рыжей девочки. Только когда она говорит с Лили, её собственные глаза вспыхивают тёплым лучащимся огнём.

— Не боишься того, что нам устроит завтра Слизнорт? — Лили придала своему лицу притворно испуганное выражение. — Он пообещал что-то жутко сложное.

— Нет, — улыбнулась Эни. — Я сегодня выпросила у профессора сказать мне названия книг, которые следует почитать помимо учебника. Он подмигнул и назвал пару, так что мне срочно нужно в библиотеку.

— Думаешь, это поможет? Тебе же придётся провести там весь день, а может и ночь.

— Не знаю, — Эни пожала плечами и потрясла учебником, который держала в руках. — Думаю, что не помешает, тут всё равно ничего интересного, я уже весь прочитала. Хочешь со мной?

— Нет уж, — протянула Лили и смешно наморщила нос. — Я не собираюсь прозябать в библиотеке вместо похода в Хогсмид и тебе не советую. Забудь про свои глупости, и пойдём с нами, мы с тобой сделали все задания и имеем на это полное право.

— Я не могу, — Эни опустила глаза. — Я заставила профессора дать мне подсказку, а теперь просто возьму и проигнорирую её? И что он обо мне подумает? Нет, Лили, идите без меня.

Лили хотела ещё что-то сказать, но поглядела на решительное лицо подруги, махнула рукой и вздохнула.

— Ну что ж, тогда я обязательно что-нибудь принесу тебе.

В этот момент из рук Лили во все стороны полетели учебники и послышался гадкий смех Малфоя. Он поравнялся с девочками и брезгливо скривился.

— Блэкстоун, ты совсем себя не уважаешь? Что ты ходишь везде за этой грязнокровкой, как будто ты её домашний питомец, — прошипел Малфой и вдруг пискнул.

Это я подошёл и со всей силы ущипнул его за предплечье. Я сделал это за «грязнокровку», но Малфой ничего не понял и заорал,

— Снейп, ты что? Она же чистокровная волшебница. Никто и никогда из нас не падал так низко, чтобы становиться похожим на домашнего эльфа.

На этот раз я не просто не возмутился, а даже смерил Эни презрительным взглядом. Лили набросилась на Малфоя с кулаками, тот приготовился к обороне.

— Как ты смеешь, мерзкий…

Но Эни не дала ей договорить, она вышла вперёд и стала между Малфоем и Лили. Тоном строго школьного учителя она сообщила,

— Мистер Люциус Малфой, я буду позволять себе делать всё, что захочу, — в коридоре наступила тишина, даже те, кто раньше не обращал внимания на стычку, теперь слушали с интересом. — И не только потому, что мне противны Вы и Вам подобные, но ещё и потому, что я сама — грязнокровка.

У Малфоя отвисла челюсть. Никто не произнёс ни звука, пока Эни собирала учебники Лили. Отдав их подруге, она взяла её под руку, обернулась и на несколько секунд задержала свой взгляд на мне, потом как бы опомнившись, взглянула на Лили и весело сказала,

— Так что ты там говорила, принесёшь мне из Хогсмида?

Я оторвался от дневника. Да, действительно, я вспомнил, Слизерин ещё неделю обсуждал этот странный случай. В основной своей массе все пришли к выводу, что Блэкстоун сумасшедшая. Стыдно признаться, но я и сам так думал.

В дверь громко постучали, я захлопнул дневник и спрятал его под медвежью шкуру.

«Кого это ещё принесло? — зло подумал я и пошёл открывать.

На пороге дома я обнаружил сконфуженного Кингсли. Он мял в руках шляпу и выглядел устало, словно ни минуты ещё не отдыхал после ареста моей жены. Пристально посмотрев на меня, министр хотел что-то сказать, но я перебил его и гаркнул так, что он зажмурился.

— Кингсли, что тебе нужно? Я не собираюсь возвращаться в Министерство!

Министр бочком протиснулся в образовавшийся между мной и дверью проём и плюхнулся на стул, даже не потрудившись спросить разрешения.

— Я пришёл посмотреть как ты, — его голос звучал неуверенно, видимо он ожидал увидеть в моём доме нечто другое.

Я со всей силы шарахнул дверью и остановился напротив него. Что он себе возомнил? Пришёл утирать мне сопли?

— Посмотрел? — зло зашипел я. — Я тебя больше не задерживаю!

Он вспыхнул и попытался подняться, но потом, видимо, передумал, снова устроился на стуле и уставился в пол.

— Я понимаю твоё состояние, — сказал он спокойно. — Но тебе не стоит вымещать свою боль на мне, Северус.

Я высокомерно оглядел его, мельком бросив взгляд на камин. Прямоугольный выступ на медвежьей шкуре манил к себе. Моя Эни только что была рядом, и пусть это прошлое и там я ещё очень молод, но я почти ощущал её руку в своей. Я почувствовал острую необходимость вернуться к дневнику, но Кингсли, по всей видимости, не собирался уходить.

— О какой боли ты говоришь? — возмущённо крикнул я. — Я был занят, а ты помешал!

Он сузил глаза и пригляделся ко мне, будто не узнавал. Я поскорее придал своему лицу выражение, говорящее о том, что меня вообще мало заботит всё случившееся. Быстрее бы он ушёл, желание ощущать тепло, исходящее от страниц на своих руках было куда сильнее, чем понимание того, что Кинсли может обо мне подумать.

Министр ещё какое-то время изучал меня, потом его лицо стало преображаться: он нахмурился, поджал губы и на его коже кое-где отчётливо проступили красные пятна. Со всего размаху он хлопнул ладонью о столешницу и вскочил со стула, резко отодвинув его с противным скрежещущим звуком.

— Ты — гадкий ублюдок, Снейп! — закричал он, яростно выплёвывая слова. — Я делаю всё, чтобы узнать для тебя, куда подевалась Эни, а ты сидишь здесь совершенно спокойный и говоришь мне, что занят?

Я задохнулся от гнева. Никогда ещё Кингсли не позволял себе меня оскорблять. Какое он имеет право судить о том, что и зачем я делаю? И почему он всё время лезет? Что, в конце концов, ему нужно от Эни? Злоба и негодование ударили в голову, и я угрожающе навис над ним.

— Министр Шеклболт, — зашипел я. — Вы так печётесь о моей жене, что я начинаю подозревать в Вас какие-то особые личные мотивы. Скажите, Вам бы хотелось найти её раньше меня, не так ли?

Кингсли стал пунцовым, стиснул зубы и потёр сжатый кулак ладонью.

— Если бы не все эти годы, что я считал тебя другом, Снейп, — процедил он. — Я бы как следует врезал тебе.

Он поднялся и стал медленно надвигаться на меня, я отступил, приготовившись к защите. Практически прижав меня к двери, Кингсли молниеносно вскинул руку и ударил кулаком в дверной косяк рядом со мной так, что тот чуть не треснул, потом отпихнул меня в сторону и вылетел из дома. Я захлопнул дверь и облокотился о неё спиной.

«Прости меня, Кингсли, — подумал я. — Но я просто не могу это выдерживать».

Дверь снова распахнулась, больно стукнув меня между лопаток. Кингсли презрительно скривился и сказал,

— Если тебе это интересно, то я узнал, что есть некто, кто уже побывал у твоей жены.

— Кто? — я схватил его за грудки.

Он ещё больше скривился и двумя пальцами, будто ему было омерзительно прикасаться ко мне, высвободил свою одежду из моих рук.

— А сам ты не догадываешься? Это Минерва, — он смерил меня надменным взглядом. — Вряд ли тебе удастся её расспросить. Она даже со мной отказалась встретиться и заявила, что я могу посетить Хогвартс только с официальным визитом.

Он ещё пару секунд сверлил меня взглядом, потом еле слышно прошептал какое-то ругательство и зашагал прочь. Я бросился к пергаменту и написал Минерве письмо с просьбой принять и выслушать меня. Я понимал, что едва ли это сработает, но маленькая надежда всё же оставалась. Отправив письмо, я вернулся к дневнику, чтобы ещё немного побыть с Эни.

Следующая страница, а вот тут дата по порядку и это урок у Слизнорта. Он задал нам, опираясь на информацию в учебнике, приготовить Напиток живой смерти. Но я уже тогда знал, что в учебнике изложен некорректный рецепт. Перерыв с десяток книг, я нашёл идеальный рецепт и успел его проверить ещё до того, как Слизнорт решил развлечься таким образом. В качестве приза он даже предложил пузырёк с Феликс Фелицис. Я никогда не понимал, отчего профессору доставляют такую радость подобные эксперименты, всё равно ведь мало кто интересуется его предметом, но в тот раз я не собирался упускать возможность. Зелье удачи было мне просто необходимо, ведь я собирался пригласить Лили на Святочный бал. Но дневник показал мне, что Эни тоже делала всё правильно. Значит, профессор таки дал ей подсказку. Действительно некоторое время Лили и Эни были его любимицами, но потом вдруг Эни начала его раздражать. Видимо этот урок состоялся ещё до того, как это произошло.

Эни постоянно пихала Лили в бок и показывала как надо, пока та не зашептала ей в ухо,

— Эни, я понимаю твоё желание помочь, но позволь, я всё сделаю сама, ты же знаешь, как я ненавижу подсказки.

Эни сдалась, уткнулась в свой котёл и через несколько минут подняла руку.

Профессор Слизнорт просиял. Вальяжно подойдя к Эни, он обвёл торжествующим взглядом класс и тоном победителя спросил,

— Да, мисс Блэкстоун?

Но тут голос подал я,

— Профессор Слизнорт, у меня всё готово.

Слизнорт глянул в мою сторону и недовольно скривился.

— Погодите, мистер Снейп, давайте дадим слово леди, тем более что она была первой.

Я вспыхнул и стал нервно теребить рукав своей мантии. Безусловно, в этот момент я злился на профессора, на темноглазую девочку и вообще на всех, кто был свидетелем этого разговора, а профессор снова взглянул на Эни, подмигнул ей и улыбнулся.

— Ну, так что же, мисс Блэкстоун?

Эни посмотрела на профессора, потом на меня, потом снова на профессора, покраснела до корней волос и тихо произнесла,

— Я, кажется, испортила бобы, профессор Слизнорт, можно мне новые?

Малфой и некоторые студенты моего факультета захихикали. Я же вложил в свой взгляд всё презрение, на которое только был способен. Улыбка мгновенно покинула лицо Слизнорта, покачав головой, он указал на банку с бобами и повернулся ко мне. В тот день я чувствовал себя триумфатором, получая из рук профессора маленький флакончик честно заработанного зелья удачи.

Я перевёл глаза со страницы дневника на потолок. Так ли уж честно заработанного? Эни не пошла в Хогсмид, просидев вместо этого над учебниками, и пусть профессор сам подтолкнул её к правильному решению, но она заплатила за это достойную цену, а я, принимая подаренную этой девочкой победу, ещё и презирал её. Я вздохнул. Может быть, этот флакон помог бы мне гораздо больше, если бы был в руках Эни. Я ведь тогда даже не использовал его. Став свидетелем того, с какой радостью Лили приняла приглашение Джеймса на Святочный бал, я в дребезги разбил флакон о стену.

«Что ты за человек?» — снова я вспомнил слова жены, и снова тоска остервенело вгрызлась в горло.

Тряхнув головой, я вернулся к картинке, на ней Лили уже ругала Эни в гостиной Гриффиндора. Она сидела в кресле, вцепившись в резные подлокотники, а Эни, опустив плечи, стояла перед ней, как провинившийся ребёнок перед бранящей матерью.

— Зачем ты всё время так делаешь? Ты же пожертвовала свободным временем и походом в деревню, и что взамен? Взяла и просто отдала ему.

— Ничего я не отдала, — Эни хмыкнула и отвернулась. — У меня, правда, ничего не вышло.

Лили оглядела подругу, встала с кресла и подошла к ней так, чтобы видеть её глаза. Эни покраснела.

— Эни, неужели ты снова за своё? — Лили так негодовала, что даже подскакивала на месте. — Да он же в упор тебя не замечает! Разве мало хороших ребят? Надо же, придумала, влюбиться в слизеринца!

Эни метнула в подругу возмущённым взглядом и воскликнула,

— Как ты можешь, он же твой друг!

— Был, Эни, был! — казалось, глаза Лили сделались ещё зеленее, чем обычно. — Пока не связался с Малфоем и его мерзкой компанией! Как ты до сих пор не поняла, что это за люди.

Лили запыхтела и снова плюхнулась в кресло. Эни села напротив и посмотрела на неё исподлобья.

— Это Джеймс тебя настраивает? — тихо спросила она.

— Да причём тут Джеймс? — от гнева лицо Лили раскраснелось и волосы разметались во все стороны. — У меня тоже есть глаза, знаешь ли. И вот, что я тебе скажу, одумайся и выкинь всё это из головы. Посмотри вокруг, скоро Святочный бал и наверняка есть человек, который составит тебе на нём прекрасную компанию.

Эни вздохнула и помотала головой.

— Ну, всё, — Лили снова вскочила и сжала плечо подруги. — Я больше не могу! Мне просто жаль тебя!

Эни вдруг как будто подменили, она окинула Лили недобрым взглядом, сбросила её руку со своего плеча, выпрямилась и прошипела,

— Никогда не смей жалеть меня, слышишь? Нет ничего страшнее жалости!

Она задрожала, сжала кулаки и уставилась перед собой невидящим взглядом. Лили испугалась. Опустившись на подлокотник кресла, она обняла подругу. Та сразу расслабилась и как-то поникла.

— Прости — еле слышно проговорила Эни.

— Нет, это ты прости, — сказала Лили обеспокоенно.

Я подумал, что здесь определённо что-то не так. Моя жена очень сильный человек, но чтобы до такой степени бояться, что тебя станут жалеть, не иначе как за этим что-то стоит.

«Нужно будет при случае расспросить её, — подумал я, и сразу же меня уколола реальность. — Нет, у меня теперь нет такого права».

Дневник затянул меня в водоворот событий, и я стал забывать, что за день, и где я нахожусь. Каждое возвращение в действительность откликалось острой болью. А что я буду делать, когда прочту всё? Я отогнал от себя эту мысль и снова взглянул на страницу.

Тут снова я. Я в библиотеке и передо мной книг двадцать, не меньше. Я помню, что я искал: любую информацию о том, как можно вернуть утраченное, если оно не имеет материальной формы. Рядом Эни, она старательно делает вид, что занята, потом всё же поворачивается ко мне.

— Хочешь, помогу искать? — она покраснела и даже закрыла рот руками.

Я раздражённо отмахнулся, не отрывая взгляда от книги.

— Блэкстоун, ты мне мешаешь!

— Ну, вдвоём же будет быстрее, — протянула она, краснея ещё больше.

Я вздохнул и нехотя поднял на неё глаза.

— Тебе нечем заняться? Хочешь, чтобы я придумал тебе дело?

Она вдруг улыбнулась и сложила руки на груди.

— Давай, придумывай! — сказала она с вызовом.

Эта картинка заставила меня усмехнуться, и я мысленно сказал своему юному двойнику: «Ну что же ты замешкался, давай, придумывай, мистер всезнайка!». Да, Эни ещё тогда умела поставить меня в тупик.

— Блэкстоун! — Малфой, и, как всегда, не вовремя. — Это у тебя привычка такая или врождённый порок?

«Мне бы туда, — раздражённо подумал я. — Я бы уж быстро стёр эту наглую ухмылку с его самодовольной рожи».

Но тот, другой я, кажется, был даже рад появлению Малфоя. Эни держалась великолепно, она не изменила позы и даже не убрала с лица улыбку.

— У меня много привычек и не меньше пороков, Малфой, — сказала она спокойно. — Какой из них ты имеешь в виду?

Она немного сбила Малфоя с толку, и он сорвался на крик.

— Твою способность липнуть ко всем!

Эни улыбнулась ещё шире и вскинула брови, выставляя собеседника полным идиотом. Тот сразу же стал искать поддержку у меня.

— Снейп, теперь она виснет на тебе, так?

Эни тоже перевела взгляд на меня, ожидая ответа не меньше, чем Малфой. Я громко захлопнул книгу, встал и начал лихорадочно собирать толстые библиотечные тома, выбирая некоторые из них и складывая в стопку.

— Отстаньте от меня оба! — крикнул я.

— Я-то отстану, — язвительно процедил Малфой и указал на Эни. — А вот она — вряд ли.

Потом он выхватил у меня книги и грохнул их об стол.

— А может тебе это нравится, а, Снейп?

Я снова схватил книги, оттолкнул его и зашагал к выходу, пробурчав на ходу,

— Мне понравится это только тогда, когда она примет вид чего-то более приятного для глаз.

Эни убито опустила плечи и отвернулась от Малфоя, тот хохотнул.

— Слышала? Это значит — никогда!

Гогоча как старый обезумевший гусь, Малфой поспешил вслед за мной.

Эни опустилась за библиотечный столик и стала тереть глаза кончиками пальцев. Она изо всех сил старалась не позволить себе заплакать, но слёзы не следовали её приказам. Подхватившись, она выбежала в школьный коридор. Толкая студентов и получая в спину оскорбительные замечания, она помчалась вперёд, не разбирая дороги, пока не врезалась на полном ходу в профессора МакГонагалл, преградившую ей путь.

— Не так быстро, Мисс, — проговорила та. — Очень хорошо, что Вы мне попались, я как раз хотела с Вами поговорить.

Эни увернулась и собралась продолжить свой путь, но МакГонагалл схватила её за предплечье и жёстко сказала.

— Следуйте в мой кабинет, мисс Блэкстоун!

Профессор пошла вперёд. Обречённо опустив голову, Эни последовала за ней.

Мне пришлось прервать своё занятие, поскольку я услышал глухой стук в стекло. Вернулась Хоуп — наша сова. Эни сама выбирала её, была очень к ней привязана и даже иногда беседовала с ней. В этом доме вообще всё связано с Эни, каждый дюйм пропитан её нежностью и заботой. Мне показалось, что Хоуп также как и я не понимает и очень переживает от того, что вдруг куда-то подевалась её любимица. Я распахнул окно, и аккуратно взяв птицу, отвязал от её лапы записку. Почерк Минервы — сердце забилось чаще. Всего четыре слова: «Хогвартс, завтра, девять утра».

Собраться и обдумать, как и что говорить профессору МакГонагалл, чтобы наш разговор продолжался дольше двух минут, а главное, чтобы она открыла мне, где искать Эни — вот что было сейчас самым важным. Я сидел за кухонным столом и записывал приходящие мысли в блокнот, переставляя их в различном порядке. Хоуп была рядом и следила за мной похожими на кофейные блюдца глазами. Маленькая птица с торчащими во все стороны перьями и воробьиным окрасом не вызывала у меня приятного эстетического чувства, но я не стал её прогонять — она принесла хорошую весть и, к тому же, была чем-то живым в умирающем доме. Сова тихо ухнула.

— Не сейчас, бери сама всё, что хочешь, — я подвинул к ней плошку с печеньем и вернулся к записям.

Птица потёрлась о мою руку, взяла со стола записку Минервы и бросила на раскрытый блокнот.

— Да, Хоуп, спасибо, — я убрал записку. — Выбери, что хочешь.

Сова снова проделала то же самое.

— Хоуп, ты рехнулась? — я начал раздражаться и отбросил записку подальше, отпихнув в сторону птицу.

Сова взглянула на меня, ещё раз ухнула, прошлась по столу, подняла записку и опять опустила передо мной. Это заставило задуматься. Эни говорила, что Хоуп очень умная птица и никогда ничего не делает просто так, что с лихвой компенсирует её невзрачный вид.

«Чем Мерлин не шутит», — подумал я, направил палочку на кусочек пергамента и произнёс заклинание, проявляющее сознательно скрытые записи.

К моему крайнему удивлению это сработало и под ровными красивыми буквами проявились другие, написанные неуверенным шатким почерком.

«Папа, в восемь тридцать у Гремучей Ивы».

Я посмотрел на сову, та довольно прикрыла глаза.

— Теперь можешь забирать вообще всё, ты молодец, — сказал я и почесал её загривок.

Сова издала пару клекочущих звуков, и, так ничего и не взяв, вылетела в окно. Я задумался. Что же я скажу дочери? Ещё неделю назад мы были у неё вместе с Эни, и вот теперь… Меньше всего хотелось лгать Лили, но и правда была не лучше. Когда моя дочь хмурится, делает безразличное лицо или смотрит мимо меня, если ей неприятен разговор, я теряюсь. У меня не получается как следует отругать или наказать её, когда она действительно виновата, ну а о том, чтобы сделать ей больно, поведав, что её мама ушла от меня, вообще не было и речи.

Планируемый перед сложным разговором с Минервой отдых, откладывался как минимум до следующей ночи. Тревога и тоска усилились, а сон, не смея мешать этим грозным дамам, бесследно улетучился. Я погладил обложку дневника. Провести ночь, переживая за девочку Эни гораздо лучшая перспектива, нежели считать минуты, мысленно доканывая себя. Я вернулся к картинке, за которой следил, когда меня прервала Хоуп.

Эни уже в кабинете профессора МакГонагалл, она сидит, сжавшись в кресле, кусает губы и мнёт в руках носовой платок. Слёз нет, но её глаза всё ещё чуть припухшие и руки немного дрожат. Девочка старается не встречаться взглядом с Минервой, предпочитая рассматривать стены кабинета.

— Как это понимать, Эни? — гневно сказала МакГонагалл. — Профессор Слизнорт жаловался, что ты совершенно забросила его предмет. Я нигде не нахожу тебя, и даже Лили не может мне внятно объяснить, куда ты подевалась, а ты в это время носишься по школе, словно какой-нибудь шкодливый мальчишка. Что с тобой происходит?

Минерва остановилась напротив Эни и сложила руки на груди, дожидаясь ответа. Эни продолжая проявлять живой интерес к стенам, твёрдо сказала,

— Мне не нравиться зельеделие, я же не могу себя заставить.

Профессор наклонилась.

— Эни, посмотри на меня.

Девочка нехотя перевела взгляд на учителя. Платок в её пальцах уже стал похож на ком, состоящий из одних только складок.

— Профессор Слизнорт говорит, что ты была его лучшей ученицей, и тебе нравился предмет.

— Теперь нет, — скулы Эни нервно задвигались под кожей.

МакГонагалл переместилась за свой стол, внимательно посмотрела на Эни и, понизив голос, спросила,

— Ведь этому есть объяснение, не так ли?

Эни запихнула платок в карман мантии, выпрямилась в кресле и сжала его подлокотники.

— Иногда пристрастия меняются, профессор, а всего знать невозможно, поэтому следует от чего-то отказаться.

Мне казалось, что я могу читать мысли профессора МакГонагалл, они все отражались на её лице. Кроме того, я хорошо вспомнил, какой была Эни Блэкстоун в школе.

Профессор постучала ногтем по столу. Она была уверенна, что у этой девочки определённо что-то случилось, но та упорно не хочет рассказывать. Минерва решила, во что бы то ни стало добиться ответа. Дети порой из-за самых незначительных поступков и обид, могут наделать больших глупостей.

— И к чему же теперь у тебя лежит душа, Эни?

Эни встала и подошла ближе к столу Минервы.

— Профессор, научите меня трансформации.

Минерва была озадачена.

— Я и так всё время учу тебя этому.

— Нет, — Эни резко мотнула головой, коса расплелась и волосы рассыпались по плечам непослушными прядями. — Я видела, что Вы можете обращаться в кошку, я тоже хочу как Вы.

Минерва подпёрла рукой щёку и стала пристально изучать лицо девочки. Эни удивляла всё больше. С самого её появления здесь, Минерве не удавалось просчитать, что она выкинет в следующий момент. С одной стороны, она чтила школьные правила и не была замечена ни в каких шалостях или неблаговидных поступках, но с другой — если уж что-то она вбивала себе в голову, то добивалась этого любыми путями. То, что она просила сейчас пугало не столько сутью желания, сколько решительностью, с которой Эни это произнесла, но нужно было попытаться её отговорить.

— Анимагия — весьма сложная наука, — осторожно начала профессор. — Мы даже предположить не можем, какую форму нам подарит это знание. Больше того — это занятие не для детей. Для начала тебе придётся окончить школу, так что подбери пока для себя иное увлечение.

— Спасибо, профессор, — взгляд Эни подёрнулся инеем. — Но у меня нет столько времени. Вы позволите мне идти? Мне нужно готовить задания на завтра.

— Нет, — профессор снова повысила голос. — Мы не договорили. Сядь.

Эни вернулась в кресло, сложила руки на коленях и теперь начала изучать их. Минерва задумалась. Спрашивать или нет? Наконец она тихо проговорила,

— Это из-за смерти твоей бабушки? Почему ты отказываешься от помощи, которую я предлагаю? Разве возможно справиться с этим в одиночку?

Эни вздрогнула, но глаз не подняла.

— Не стоит жалеть меня, профессор. Я прекрасно справляюсь. Единственная помощь, которая мне действительно нужна, это уроки анимагии, — она чуть помедлила и прошептала. — Пожалуйста…

Профессор шумно вскочила и сверкнула глазами. Это переходило уже всяческие границы.

— Нет, Эни! — выкрикнула она. — Вернёмся к этому разговору через три года. Ты свободна.

Эни поднялась и отправилась к выходу, но потом взглянула через плечо на Минерву. Губ девочки коснулась лёгкая улыбка, и она произнесла,

— Вы же знаете, что я и сама смогу…

Картинка замерла. Я пролистал дневник. Больше нигде ничего связанного с этим разговором. Может, если внимательнее просмотреть, я что-нибудь и найду, но сейчас на это не было времени. Уж если Эни задумала что-то, она бы вот так просто не отказалась. Но моя жена не была анимагом. Я прожил с ней восемь лет, такое невозможно скрыть. Анимаги не могут сдерживать желание побегать в данной им форме, хотя бы изредка, они достаточно странные в своих порывах и часто в обычной жизни также проявляют качества животного, с которым их связала магия. Меня передёрнуло. Как можно любить такое? Но Эни всегда была самой собой.

Времени для анализа увиденного не оставалось, и я поспешил на первую из назначенных мне встреч.

Ещё издалека я увидел худенькую фигурку Лили, она что-то внимательно разглядывала в траве. Заметив меня, она не побежала навстречу как обычно, а осталась стоять на том месте, где была. Я подошёл и попытался обнять её, но она отстранилась и окинула меня серьёзным, изучающим взглядом.

— Здравствуй папа, — голос дочери звучал так, словно её возраст был как минимум вдвое больше. — Я рада, что ты нашёл мою записку.

— Лили…

Я снова попытался обнять её, но она высвободилась и отступила на пару шагов назад. Я был взволнован и обескуражен. Что происходит с моей семьёй? Сначала Эни, теперь вот и Лили.

— Папа, у меня к тебе очень серьёзный разговор, — Лили спрятала руки в карманы и начала немного покачиваться на месте.

— Я слушаю.

— Правильно, я хочу, чтобы ты послушал, папа. Мне уже не пять лет, и я кое-что вижу.

— Тебе семь, — зачем-то сказал я.

Она глянула с негодованием, какое бывает у всех детей, когда им напоминают — они ещё слишком малы, чтобы что-нибудь понимать, но к моему удивлению, быстро справившись с эмоциями, Лили снова вернула своему лицу прежнее взрослое выражение.

— Мама была у меня, — проговорила Лили.

Внутри всё перевернулось, и я спешно присел перед дочерью на корточки, обхватив её руками. Эни была здесь? О чём она говорила с дочерью? Сказала ей правду? Нет, Эни не могла, она ни за что бы ни причинила боли Лили. Я не смел спросить и молча ожидал, что скажет дочка.

— Мама сказала, что ей нужно уехать на некоторое время, что она нас очень любит, — Лили заглянула мне в глаза. — А ещё, что лучше тебя нет никого на свете, и чтобы я помнила это.

Я прижал дочь к себе. Стало трудно дышать. Ещё несколько огромных кирпичей с громким ухом вывалились из руин моего мира.

— Папа, — пролепетала Лили. — Зачем ты обидел маму?

— Что? — я отстранился и посмотрел на дочь.

Она погладила меня по голове и сказала,

— Я знаю, что когда мама пытается убедить меня в том, что мне и так известно, насчёт того какой ты хороший и всё такое, это означает, что ты обидел её. Но вчера она повторила это семь раз, я посчитала. Что ты сделал, папа?

Я провёл ладонями по лицу и взглянул на дочь.

— И часто она так говорила?

— Последнее время часто, но чтобы так — никогда раньше.

Я обнял Лили и погладил её по спине. Монстр, душивший меня, теперь ещё и язвительно хихикал. Даже ребёнок способен видеть то, чего я увидеть не в состоянии. «Последнее время часто» — эти слова отдавались глухой болью в сердце. Я выдохнул и сказал,

— Да Лили, я обидел маму, но я клянусь, что всё исправлю.

Лили вдруг прижалась ко мне и всхлипнула. Моя дочь снова стала самой собой — маленькой девочкой, отчаянно нуждающейся в моей защите. Она зарылась лицом в мою мантию и стала рассказывать,

— В Хогвартсе здорово, тётя Минерва учит меня разным интересным вещам. Ученики очень смешные и пытаются играть со мной, как будто я какой-нибудь малыш, а я управляюсь с лестницами лучше них самих и могу превратить их нос в картошку и обратно их же собственной палочкой.

Я усмехнулся, а она снова всхлипнула.

— Но я хочу домой, папа. Пообещай, что ты вернёшь нас домой.

Это «нас» воткнулось, словно остриё ножа. Я так долго считал, что моя Лили ещё ребёнок и старался оградить от всего, что, по моему мнению, не годится для детей, а она, оказывается, уже успела повзрослеть и понять много больше, чем её глупый отец.

— Обещаю, — сказал я.

Лили заулыбалась, чмокнула меня в щёку и упорхнула в сторону замка. Я отправился следом. Если я получил такое от дочери, чего же мне следует ожидать от профессора МакГонагалл? Всё, что я выстроил на бумаге, теперь казалось нелепым и ненужным.

Профессор приняла меня холодно и официально. Указав на кресло напротив, она сказала,

— Я согласилась выслушать тебя только из уважения к твоим прошлым поступкам, Северус, а ещё потому, что не могу вытащить из Эни не единого слова. Может, ты объяснишь мне, что происходит?

Я задумался и осмотрелся. Кабинет директора. Сколько воспоминаний связано с ним и ни одного хорошего. Подобно мне в прошлом, Минерва также ничего не меняла здесь. Только огромный портрет Альбуса появился на одной из стен. Как и профессор МакГонагалл, он смотрел на меня, нахмурившись, и видимо тоже ждал ответа. Мне было бы проще, если бы встреча состоялась в каком-то другом месте. Здесь всё грозило провалом. Я взглянул в окно и сказал,

— Я бы мог начать с оправданий, профессор, но я не стану этого делать. Нет таких оправданий, которые я сам мог бы определить, как достаточные. Придя к Вам, я преследую только одну цель — исправить всё, что случилось и ради этого, я даже готов признаться, что мне нужна Ваша помощь.

Похоже, профессор была обескуражена.

— Я не знаю, чем помочь, — развела она руками.

— Расскажите мне об Эни. Кто были её родители? Чего она боится, и почему Вы сами не говорите ей, что Вы ей не чужая?

Профессор глубоко вздохнула.

— Хорошо, — сказала она. — Я расскажу, но только ради моей девочки. Она погибнет без тебя, уж слишком прочно ты обосновался в её сердце. Я никогда не понимала её странной тяги к тебе, но раз уж с этим ничего нельзя сделать, то пусть это хотя бы доставляет ей радость.

— Наверное, нужно начинать с самого начала, — сказала Минерва, сняла очки, положила их рядом с собой на стол и чуть прикрыла глаза, откинувшись в кресле. — Отец Эни родился позже меня всего на несколько часов, но с самого детства между нами пролегла огромная пропасть. Он был очень похож на нашу мать в своём стремление всегда быть словно бы над всеми. А я вообще не знаю, в кого пошла, меня раздражало ханжество, высокомерие и снобизм моей семьи, граничащие с фанатизмом. Безусловно, это обернулось для меня тем, что я стала изгоем в собственном доме, в то время как Квирин пользовался безграничной любовью. Я с нетерпением ждала отъезда в Хогвартс, но известие о том, что в поколения и поколения слизеринцев затесался один гриффендорец, добило мою мать окончательно. Поскольку она не могла отказать мне в праве возвращаться домой на каникулы, она написала, чтобы, по крайней мере, Рождество я проводила в школе. За время учёбы наши отношения окончательно разладились. После окончания школы, я встретила одного человека, вышла замуж и сбежала с ним в Уэльс лишь бы не быть обязанной снова видеть постные мины родственников. Но моё счастье не было слишком долгим и безоблачным, и пришлось возвращаться. Я несколько недель жила в гостинице, не решаясь показаться на глаза матери и зная какое унижение меня ждёт.

Минерва мельком взглянула на меня. Я старался даже дышать неслышно. Раньше мне и в голову не приходило, что у этой женщины может быть своя непростая история. Мне, как и любому другому мальчишке из тех, кого я знал, казалось, что профессор МакГонагалл такая же неотъемлемая часть Хогвартса, как, например, школьные привидения, а позже я даже не утруждал себя подобными раздумьями. Профессор продолжила.

— Но к моему великому изумлению, на третьей неделе я получила письмо от брата, в котором он сообщал, что знает о моём возвращении и предлагает поселиться у него в доме, избавившись, таким образом, от необходимости объясняться с матерью. Я поехала только из любопытства, очень уж странным показалось его послание. Я предполагала, что за те пять лет, что я не видела Квирина, он уже женился на девушке, которую чуть ли не с первого класса определила для него мать. Но в доме брата меня ожидал ещё больший сюрприз, там хозяйничала девушка, не имеющая ничего общего с колдовским миром. Брат сказал, что так и не смог признаться матери, и та думает, что он отправился жить и работать во Францию. От удивления я решила остаться у них ещё на некоторое время. Меня мучал вопрос, что нашёл мой строгий эгоистичный и безумно самодовольный брат в этой девушке. Эни была мила, но отнюдь не красива, к тому же в ней не было ни капли магии.

Я дёрнулся. Профессор кивнула и потёрла дужку очков, не поднимая на меня взгляда.

— Её звали Эни, Квирин назвал дочь в её честь. Но обо всём по порядку.

— За те дни, которые я провела в их доме, я и сама привязалась к Эни. Её не страшила никакая работа, я никогда не видела, чтобы она грустила, она относилась с безграничной нежностью к брату и писала потрясающие картины. Вроде они были самым обычным магловским творением, но я могла смотреть часами, в них было что-то такое, что зацепившись за краешек души уже не отпускало. Ко мне Эни относилась так, словно я была её собственной сестрой. Благодаря этой немного сумасшедшей девушке я впервые ощутила себя дома.

Минерва схватила очки и сжала их с такой силой, что они треснули. Завороженно наблюдая за этим странным действием, я сказал,

— Так значит у Эни это от матери.

Минерва проследила за моим взглядом, охнула и одним взмахом палочки вернула очки к жизни.

— Да, талант матери и магия отца сделали своё дело, и это превратилось в то, что твоя жена может создавать из красок и чистого холста.

Минерва снова схватила очки и постучала ими об стол. Я кашлянул. Она оставила несчастный предмет в покое и, сцепив пальцы, оперлась локтями о столешницу. Взглянув на меня исподлобья, она проговорила,

— Ты знаешь, я ведь оказалась более достойной своей семьи, чем Квирин. За тепло и заботу я отплатила тем, что сломала их жизнь.

Видно вся глубина моего недоумения отразилась у меня на лице, потому как она горько усмехнулась и махнула на меня рукой.

— Вот и ты не можешь поверить. А между тем это я рассказала матери тайну брата.

Она помедлила, собираясь с духом.

— Понимая, что оставаться долго на шее у брата нельзя, я попросила Альбуса взять меня в Хогвартс и, к моей великой радости, он не отказал. Уже в школе меня навестила мать, она не кричала, а совершенно спокойно сообщила мне насколько я недостойная и никчемная и что в отличие от её любимого мальчика мне вообще не стоило рождаться. После этих слов мой разум будто кто отключил, и я так же спокойно сообщила ей, что её любимый мальчик наконец-то счастлив, вырвавшись из-под её удушающей опеки. Если бы не Альбус, она бы наверное убила меня. Уже позже я поняла какую ужасную вещь совершила. Если бы мать побывала в их доме и просто устроила там скандал, это было бы великим счастьем, но она поступила иначе: втайне от брата, она закляла его жену на то, чтобы та никогда не смогла иметь детей.

Минерва судорожно вздохнула, пытаясь совладать с рвущимися наружу эмоциями. Я осторожно сказал,

— Но Ваша мать и так бы узнала рано или поздно, так что Вам не стоит себя винить.

Она посмотрела на меня, болезненно поморщилась и проговорила,

— Вот и я себя этим долго успокаивала, пока вдруг не получила известие о беременности Эни. Пытаясь загладить вину, я помогала ей как только могла. Всё шло замечательно и мы уже почти забыли обо всех проблемах и даже о матери, но в одну из августовских ночей мы получили одну Эни взамен на другую. Квирин был безутешен, и только дочка помогала ему окончательно не опуститься. Эни росла очень похожей на свою мать, а брат старался, чтобы дочь не ощущала недостатка в любви и заботе, хотя никогда не мог выразить это словами. Когда Эни исполнилось четыре, к ним в дом заявилась наша мать. Она сообщила, что Квирин не способен, как следует воспитать ребёнка в надлежащих семейных традициях. Был грандиозный скандал. Я, как могла, развлекала девочку, чтобы она не слышала всего этого. Мать обвинила сына в том, что если бы он не лез со своей магией и желанием иметь детей, то его драгоценная «маглянка» была бы и по сей день жива. В общем, ни капли не сомневаясь, и будучи до конца уверенной в своей правоте, она поведала ему всё, в том числе и о своём заклятии. С гордо поднятой головой она покинула дом брата, а он ещё до самого вечера просидел, запершись в своём кабинете.

Я уже укладывала Эни спать, когда он, наконец, вышел, посадил дочь к себе на колени, погладил по голове и сказал: «Мне очень жаль тебя, моя девочка. Мне очень жаль».

Минерва слеветировала к себе стакан воды и сделал пару глотков.

— Дальше всё как в бреду, Эни не помнит, она была очень маленькой, а я помню только, что одну ладонь крепко прижимаю к её глазам, а второй зажимаю себе рот, чтобы не кричать, наблюдая, как прислуга вынимает бездыханное тело брата из петли.

Минерва закрыла лицо ладонью.

— Вот такая история, Северус.

— Теперь я, кажется, понимаю, — я подошёл и сжал её руку. — Не вините себя в том, чего Вы не могли ни предугадать, ни предотвратить.

Профессор поглядела на меня так, словно я только что снял с её плеч огромную тяжесть.

— Она не помнит, Северус, но это глубоко сидит в ней. Судьба не очень-то балует мою девочку с самого её рождения, поэтому я брала с тебя слово, что ты никогда не обидишь её, но ты нарушил слово, не так ли?

Глядя ей в глаза, я кивнул, но тут же сопроводил своё действие пояснением,

— Но я прошу Вас поверить, что это случилось не потому, что я желал, а потому, что не был достаточно умён и прозорлив, чтобы не допустить подобного.

Она некоторое время смотрела на меня, потом сказала,

— Я верю тебе, мой мальчик. Ты сможешь найти её в «Дырявом котле».

— Как? — я был просто обескуражен. — Она никуда не уехала и не скрылась?

— Нет, — Минерва улыбнулась. — Ты же знаешь Эни, наверное, она решила, что если совсем не прятаться, её труднее будет найти.

Я переместился к окну и посмотрел на простирающийся под ногами вид. Сколько всего происходило, когда я вот так же смотрел вниз из этого окна. Я просто обязан в этот раз не допустить, чтобы всё закончилось печально. Профессор МакГонагалл подошла и стала рядом.

— У меня ещё один вопрос, профессор, — сказал я. — Я знаю, что когда-то Эни просила Вас научить её анимагии. Скажите, у неё это получилось?

Профессор тяжело вздохнула.

— Конечно, уж если Эни что-то решила… — она оставила фразу незаконченной. — Только вот она сама испугалась того, что вышло, поэтому никогда больше не пользовалась этим умением и держала его в тайне.

* * *

Теперь, когда я знал о местонахождении Эни, меня неистово тянуло отправиться к ней сразу же, но разум требовал не совершать поспешных действий, чтобы окончательно всё не испортить. С моей женой нельзя действовать наскоком, потому как второго шанса может и не представиться. За последние пару дней я узнал и понял слишком много такого, что заставило отложить визит и всё хорошенько обдумать. К тому же, день близился к вечеру и пока я доберусь до Эни, и заставлю её меня слушать будет уже ночь. Чтобы ещё больше понимать жену, я решил дочитать дневник до конца.

Дальнейшее происходящее в дневнике я отлично помнил. Все лихорадочно готовились к Святочному балу. Я тоже собирался пойти туда, чтобы с рвением мазохиста понаблюдать за тем, как Поттер увивается за Лили.

— Вот, — Эни показала Лили большую коробку, перетянутую лентой. — Мне наконец-то доставили, хочешь, посмотрим вместе?

— Что это? — Лили с любопытством оглядела коробку.

Дрожащими руками Эни развязала бант и подняла крышку. Лили ахнула и прижала ладони к губам. Внутри коробки искрилось и переливалось платье нежно-голубого цвета. Эни осторожно взяла его, приложила к себе и закружилась на месте.

— Ну, что скажешь?

— Бесподобно — Лили с открытым ртом глядела на Эни. — Откуда ты взяла на него деньги?

— А, — Эни махнула рукой, не переставая кружится. — Это из сбережений.

— Эни, — сказала Лили строго. — Ты что, потратила все деньги, которые копила на летние каникулы? Ты же так мечтала попасть в дом отца. Профессор МакГоногалл обещала сопровождать…

Эни снова отмахнулась.

— Это — важнее.

— Платье важнее? — Лили отобрала у подруги платье и сложила его обратно в коробку. — Что ты задумала?

Эни схватила Лили за руку и стала пританцовывать вокруг неё. Она была на седьмом небе от счастья и вся светилась радостной улыбкой.

— Всё будет хорошо, Лили. Вот увидишь.

Вот и Святочный бал. Я даже на секунду отвернулся от картинки. Что за негодяем нужно быть, чтобы обойтись так с девочкой, которая просто пригласила тебя на танец.

Эни невероятно шло это платье, его цвет удачно контрастировал с её каштановыми волосами, рассыпавшимися тяжелыми локонами по оголённым плечам. Тонкая талия, перетянутая корсетом, казалась ещё тоньше. Платье будто сотканное из тысяч кристаллов искрилось при каждом движении. Её глаза тоже светились маленькими звёздочками из-под длинных густых ресниц. Сегодня из невзрачной девочки она превратилась в очаровательную девушку и словно бы сошла с одного из замковых витражей. Чуть вздрагивая от волнения, она сказала:

— Северус, могу я пригласить тебя на танец?

Мне даже перехотелось применять местоимение «я» к тому, что стояло перед ней. Этот мальчишка, раздражённо глянул на девочку и очень громко спросил,

— Что?

Все студенты, кто был не занят танцем, заинтересовались происходящим. Растерянная Эни пролепетала,

— Ну, сейчас такой танец, что я могу… — она запнулась.

Гадёныш одарил её таким уничтожающим взглядом, что бедная девочка вся сжалась.

— Блэкстоун, последнее время ты заполняешь собой всё пространство и этим сильно раздражаешь меня!

Он взял её за плечи, чуть приподнял и переставил на несколько шагов вправо. Естественно, ведь она закрывала его мазохистский обзор.

Я впился ногтями в ладони. В моей памяти это запечатлелось как нечто невинное и мало что означающее, я был даже несколько удивлён, когда узнал, как тяжело вспоминать об этом моей жене. Но теперь с высоты своего возраста и отношения к Эни, я вижу это совершенно в ином свете. Тут есть над чем задуматься.

Будто во сне Эни покинула зал и вышла на крыльцо замка. Пошёл снег. Это не такое уж частое явление для наших широт, но я видел его собственными глазами. Снег оседал на волосах и падал на обнажённые плечи девочки, но она даже не вздрагивала от его ледяных прикосновений, а просто стояла и смотрела перед собой.

Спустя пару минут ей на плечи набросили плащ и рядом возник Люпин. Судя по выражению его лица, он был вне себя от ярости. Тяжело дыша, он то сжимал, то разжимал кулаки.

— Эни, зайди в зал, ты простудишься, — сказал он с напором.

— Пожалуйста, оставь меня одну, — проговорила Эни бесцветным голосом.

И тут Люпин разразился гневным потоком, которого я никак не ожидал. Из всей компании Римус всегда был наиболее спокойным и бесконфликтным. Он предпочитал разговоры конкретным действиям, и именно он был чем-то вроде совести бесшабашной четвёрки.

— Что возомнил о себе этот урод? — кричал Люпин. — Я слышал, как он обращался с тобой. Но пусть не думает, что тебя некому защитить. Запомни, Эни, у тебя есть друзья, и наша месть будет страшной!

Но Эни его не слушала, она находилась где-то далеко, в своём собственном мире, по её щекам катились слёзы, а взгляд оставался стеклянным. Люпин прервал собственный поток, чуть приобнял её за плечи и погладил по волосам.

— Эни, может быть тебе стоит обратить внимание на тех, кому ты действительно дорога? — тихо спросил он.

Эни очнулась, вырвалась из его объятий, испепелила его взглядом и бросилась бежать. Добежав до спальни, она прямо на себе принялась рвать платье.

Я захлопнул дневник. Наблюдать за этим не было никаких сил. Я выдохнул и подумал о том, сколько же всяких гадостей получила от меня Эни за все эти годы, что мы знали друг друга. Кто-то другой на её месте давно бы возненавидел меня. Да я сам бы возненавидел. Но моя жена продолжала любить несмотря ни на что. Вдруг посреди этих мыслей возникла другая, заставившая меня подпрыгнуть на месте.

«А ведь они действительно отомстили!»

Я всю жизнь презирал их за то, что они сделали ради друга. Конечно, способ они выбрали, прямо сказать, изощрённый, но ведь и я не стеснялся никого, когда орал на Эни в зале. Теперь всё стало на свои места, и мучавший меня вопрос получил чёткий и понятный ответ. Что тут скажешь? Нужно уметь отвечать за свои поступки, какой бы жестокой не была расплата. Ни этому ли я всегда учил своих воспитанников?

Я снова раскрыл дневник, перевернул страницу и ужаснулся. С картинки прямо на меня смотрел Воландеморт.

Тёмный Лорд выглядел странно — никаких одиозных одеяний, никаких высокомерных ужимок. Если бы я не знал его, то подумал, что передо мной обычный, ничем особо не выдающийся маг, немного франтоватый, с еле заметной печатью надменности на лице.

Он стоял на пригорке перед Визжащей Хижиной и наблюдал за худенькой темноволосой девушкой, наносящей быстрыми движениями мазки на чистый холст. Девушка сидела на траве, поджав под себя ноги и оперев холст о землю, превращала его в отражение развернувшегося перед ней вида.

Воландеморт, стараясь не производить много шума, приблизился к ней и остановился, заложив руки за спину.

— Очень интересно, — сказал он, рассматривая превращающиеся в строение мазки.

На картине Хижина выглядела не совсем обычно. Она была сплошь увита гибкими стеблями какого-то растения, с огромными торчащими во все стороны шипами. В левой части изображения с шипов свисали обрывки лёгкой полупрозрачной материи красного цвета.

Эни вздрогнула и обернулась. Воландеморт улыбнулся ей, улыбка казалась неестественной и немного натянутой. Девушка вежливо улыбнулась в ответ и вернулась к работе, показывая тем самым, что не желает общаться, но не может запретить ему здесь находиться. Естественно Лорд понял это, но проигнорировал и продолжил,

— Я неплохо разбираюсь в искусстве, и, хотя, всегда подхожу достаточно критично к подобного рода произведениям, могу сказать, что это весьма впечатляет.

— Спасибо, — сказала Эни. — Только начиная работу, я не задавалась целью заинтересовать ею кого-то ещё. Это просто попытка выразить собственное настроение и больше ничего.

Видно было, что ей категорически не хочется обсуждать картину с незнакомцем. Лорд улыбнулся краешком губ и спросил,

— Ты студентка школы Хогвартс?

— Ещё да, — ответила Эни. — Жду, когда объявят результаты экзаменов.

— Странное место ты выбрала для ожидания.

Эни промолчала, продолжая увлечённо работать. Воландеморт ещё немного помедлил, потом обошёл девушку и стал напротив, загораживая собой вид на Хижину.

— А что ещё ты умеешь кроме этого? — он указал на картину.

Эни подняла на него глаза и пожала плечами. Двумя пальцами она поглаживала древко кисти, соображая, что нужно этому магу и для чего он задаёт столько вопросов.

— То же, что и любой средний маг, — ответила она.

Воландеморт поджал губы. Прищурившись, он недоверчиво покачал головой и прошёлся перед Эни туда и обратно, продолжая держать руки за спиной. Я заметил, что в руках он крепко сжимает палочку.

— По твоей работе не скажешь, что ты мыслишь как средний маг, — он сделал паузу на предпоследнем слове.

Эни начала нервничать.

— Прошу прощения, но кто Вы, и к чему все эти вопросы? — спросила она довольно резким тоном.

— Хм, — Лорд одной рукой потёр подбородок, он оставался совершенно спокоен, что не могло не удивлять. — Поверь, что я твой друг, и хоть я гораздо старше тебя, Эни, ты можешь звать меня просто Том.

Пальцы Эни забегали по кисти гораздо быстрее, пару раз даже коснувшись краски и оставив два цветных следа на светлом древке.

— Откуда Вам известно моё имя?

Воландеморт снова обеими руками схватил палочку у себя за спиной и почти любезно сообщил,

— Я давно наблюдаю за тобой. Я знаю, что ты была прилежной ученицей, ты — чистокровная волшебница, принадлежишь к достаточно древнему, уважаемому магическому роду, а также имеешь несколько разносторонних талантов. Всё это даёт мне основание полагать, что тебя заинтересует моё предложение. Но прежде, расскажи мне ещё немного о себе.

Эни положила холст на траву и поднялась. Она достала из кармана платок и основательно протёрла кисть и пальцы от краски, делая вид, что этот разговор её ничуть не взволновал.

— Что Вы хотите узнать? — спросила она, любопытство взяло верх над осторожностью.

— Например, о твоих желаниях, надеждах или мечтах, — Воландеморт снова улыбнулся, на этот раз улыбка была менее неестественной.

— Вряд ли Вам это будет интересно…

Лорд прервал её.

— Тебе, — сказал он. — Мы договорились, говори: тебе, Том.

Эни недоверчиво взглянула на него.

— Хорошо, — сказала она. — Вряд ли тебе это будет интересно, Том.

— А ты попробуй, я готов слушать, — Воландеморт принял такое выражение лица, будто бы нет ничего важнее того, что она сейчас скажет.

— Я желаю, — Эни сдалась под его напором. — Чтобы этот мир не потерял своих красок, даже несмотря на надвигающийся ураган. Я надеюсь, что принятые однажды решения, могут быть переосмыслены, а со страхом можно научиться бороться.

Воландеморт приподнял одну бровь и теперь смотрел на Эни с большим любопытством.

— Ну а мечты, — спросил он. — Что с ними?

— Мечта всего одна, — Эни отвела взгляд. — Я мечтаю научиться любить.

Лорд озадаченно кашлянул.

— И что же ты понимаешь под этим?

— Я хочу, чтобы моя любовь никому не доставляла неудобств, я хочу, чтобы она радовала, а не душила и, чтобы прикасаясь к ней, люди не испытывали раздражения.

Лицо Лорда озарила хищная ухмылка.

— Но пока это не так? — Воландеморт скорее утверждал, чем спрашивал.

— Нет, — ответила Эни печально, продолжая глядеть себе под ноги. — Пока это разрушает и меня, и всех, кто рядом.

Лорд подошёл ближе и заставил Эни взглянуть себе в глаза, теперь его улыбка превратилась в оскал.

— А ты никогда не думала, — вкрадчиво начал он. — Что это не твоя вина, Эни? Может, пришла пора научиться противостоять тем, кто превращает тебя в слабого, занимающегося постоянным самокопанием, человека?

Эни отскочила от Лорда, едва не зацепившись за холст, насупилась и приняла угрожающую позу.

— О чём это Вы? — в её голосе тоже появились нотки угрозы.

Воландеморт выпрямился и посмотрел на неё сверху-вниз.

— Ты никогда не пробовала на вкус слово «месть»? — спросил он. — Уверяю тебя, слаще этого нет ничего в целом мире.

Лорд стал медленно подступать к Эни. Девушка ловко подхватила с земли свою палочку и направила ему в грудь.

— Кто Вы такой? — выкрикнула она.

Воландеморт остановился, взглянул на трясущуюся в руках Эни палочку и рассмеялся.

— Ну-ну, — сказал он мягко. — Не будь такой злюкой. Я всего лишь тот, кто предлагает бросить к твоим ногам весь мир в обмен на самую малость — на твою любовь и преданность.

Лорд сделал два быстрых шага к девушке, схватил её за запястье, отвернув от себя палочку, прижал Эни к себе и прошептал ей на ухо,

— Я — Лорд Воландеморт. Я предлагаю тебе подняться из той ямы, в которую ты сама себя затолкала, и править рядом со мной.

Эни вскрикнула, вырвалась из его объятий, зашипела и выгнулась.

— Оставь свои предложения для кого-нибудь другого, Том! — в её глазах не было страха, в одно мгновение она стала кем-то другим.

Такое же преображение я наблюдал уже дважды: с Малфоем, потом с Эйвери, это пугало. Но Воландеморт, судя по всему, был очень доволен. Он добавил своему взгляду игривое выражение, подобно хищнику вознамерившемуся поиграть с добычей.

— Какая удивительная и прекрасная метаморфоза, — сказал он. — Я буду звать тебя Бестия.

Он вскинул палочку и сладким голосом произнёс,

— Хочу кое-что тебе показать, наверняка школьные учителя забыли тебя этому обучить.

Направив палочку на Эни, он крикнул,

— Империо!

Ничего не произошло. С минуту стояла оглушающая тишина, затем Эни зашлась истерическим хохотом. Вот теперь было видно, что она очень испугалась. Шок во всей красе отразился и на лице Воландеморта. Он повторил заклятие более чётко и громко, но снова ничего не произошло. Эни душил нервный смех, она вздрагивала всем телом. Кое-как справившись с обуревающими его эмоциями, Воландеморт сказал,

— Что ж, я мог бы убить тебя прямо сейчас, но не хочу. И заставлять тебя я тоже не стану, потому что уверен — ты придёшь сама. Это случится даже раньше, чем ты ожидаешь, и когда это случится, я буду счастлив.

Воландеморт исчез. Эни повалилась на траву и её смех, наконец, обратился в настоящую истерику.

Меня трясло. В том состоянии, в котором я находился, я бы мог ещё раз отправить Воландеморта на тот свет голыми руками, а учитывая, что мне известны дальнейшие события, это произошло бы в считанные секунды.

Следующая страница — последняя. И ещё две картинки.

На первой — Эни в Общем зале, только что объявили результаты экзаменов. Выпускники Слизерина присутствуют в достаточно скромном количестве. Многие из нас, включая и меня самого, не стали дожидаться результатов и вступили в ряды Упивающихся Смертью.

Что я ощущал тогда? Собственно ничего, что было бы хоть отдалённо похоже на эмоции. Воландеморт не встречался со мной лично, я был всего лишь одним из многих, но желал я именно того, о чём он говорил Эни — мести. Неважно кому — всем. Если бы меня попросили воспроизвести картинку, к которой я стремился, я бы смог сказать что-то вроде: я хохочу над склонёнными передо мной головами всех тех, кто имел несчастье хоть на мгновение появиться в моей судьбе. Но эта мечта оставалась со мной недолго и скорее была идеалом злобного подростка, обиженного на весь мир и, прежде всего, на самого себя. Я ведь тогда совершенно не думал о том, какой путь нужно пройти от «великой чести» получения клейма до обладания властью над другими, и какую цену заплатить. Всё что я видел потом — это боль, кровь, ужас и смерть, в самых гадких её проявлениях. Смерть была рядом всё время и мерзко ухмылялась мне лицами врагов и друзей. Если бы не страх, это сломало бы меня гораздо раньше, как сломало и уничтожило многих, таких же, как я мальчишек, безрассудно бросившихся в пасть чудовища.

Постепенно Воландеморт оброс только самыми фанатичными и безумными последователями, для которых не существовало приятнее дела, чем убийство и большего наслаждения, чем чужие страдания. Остались и другие, готовые на всё ради спасения собственной шкуры. Возможно, я был одним из них. Однако неистовое желание Лорда во что бы то ни стало уничтожить Поттеров превратило мои слабые конвульсии в чёткие целенаправленные действия, а страх в жгучую ненависть, оставшуюся со мной навсегда и создавшую вокруг меня нечто сродни неуязвимого панциря.

Я вернулся к дневнику. Надо же, он помог мне не только понять мою жену, но и переосмыслить свою собственную историю.

Эни. Она стала ещё печальнее, чем обычно. Общий зал теперь ничуть не похож на цитадель пира и веселья. В воздухе повисла гнетущая тишина, и лишь от стола факультета Слизерин доносятся слабые всхлипы. Постепенно всхлипы усиливаются и перерастают в громкие рыдания. С мест повскакивали все: и учителя, и ученики. Все толпятся у слизеринского стола и пытаются понять, что происходит. Белокурая выпускница, тряся перед собой несколько смятым письмом, заходится в истерических рыданиях, не давая никому возможности дотронуться ни до себя, ни до письма. Наконец, кому-то удалось выдернуть пергамент из её рук. Страх, смятение и ещё масса трудно определимых чувств, сменяя друг друга, охватывают студента, который осмелился прочесть письмо. В полной тишине он выдаёт,

— Он убивает их! Он убивает своих же последователей!

И страшное эхо гуляет под сводами замка, заставляя тех, кто постарше втягивать головы в плечи, а тех, кто помладше прижиматься к своим товарищам.

Последняя картинка. Эни, обняв руками колени, сидит на полу гриффиндорской гостиной и смотрит на погасший камин. Обугленные дрова напоминают зловещий оскал, а серые кирпичи, лишившиеся огня и тепла подобны самой девушке, отчаянно борющейся с холодом, поглощающим её душу. Лили стоит над ней и смотрит перед собой, её лицо пылает, пальцы лихорадочно крутят палочку, пробегая по ней туда и обратно, словно пытаясь определить, где та магия, которая поможет всё изменить. Лили хмуриться, тяжело дышит и молчит, но её молчание красноречивее любого, даже самого громкого крика.

— Я так решила. Я ухожу и стану одной из них, — спокойно говорит Эни. — И моего решения уже никому не изменить.

— И ради этого ты готова предать друзей? — палочка в руках Лили производит несколько умопомрачительных кульбитов.

— Прости, но так и будет, — Эни совсем не двигается, кажется, слова идут откуда-то из самой глубины её худенького тела.

Лили вдруг бросается перед подругой на колени и трясёт, трясёт за плечи, уже почти срываясь на рыдания.

— Но ты же обещала! Ты клялась мне!

— Я клялась, что больше никогда не стану желать его любви, но я не допущу, чтобы он погиб.

— Даже ценой собственной жизни?

— Да.

— Но это безумие!

— Пусть так.

— А как же я? — Лили уже не сдерживает слёз.

Эни поднялась. Она снова была похожа на витраж, но только на этот раз сходство было из-за застывшего на её лице выражения безразличия к окружающему.

— Я больше не нужна тебе, теперь у тебя есть Джеймс , и на этом наши пути расходятся.

— Это не так! — Лили схватила подругу за рукав и потянула на себя.

— Это так, Лили, и ты это знаешь не хуже меня.

Эни вырвалась. Дверь за ней закрылась, и сразу же за этим закрылся дневник в моих руках. Я прижал его к себе и прошептал,

— Всё из-за меня, Эни. В твоей жизни всё из-за меня.

В окно заглянули первые лучи солнца, проявляя бережно хранимые тьмой, пыльные разводы на стекле. Сегодня мне предстояло совершить самый главный поступок своей жизни — вернуть мою жену домой.

«Дырявый котёл». Я вошёл и остановился на пороге гостиницы, соображая, как проникнуть в номер Эни не привлекая ненужного внимания. И тут, в самом дальнем уголке бара я увидел её. Она сидела за столиком, чуть ссутулившись, и пила утренний чай, что-то быстро чертя карандашом по разложенной перед ней бумаге. Сердце обожгла горячая волна — только эта женщина могла заставить меня испытывать такой калейдоскоп эмоций: нежность, тоску, любовь, желание, восхищение, только ей дано держать меня подле себя, даже не прикасаясь. Хотя её прикосновение — это всё что сейчас было нужно, а ещё те слова, которые она говорила мне. Она говорила их каждый день, каждую минуту, и я почти перестал замечать, теперь же я мучительно нуждался в них, я мучительно нуждался в ней, в женщине, которая заставила меня жить.

За те несколько дней, что я не видел Эни, она сильно похудела, как-то осунулась и теперь больше напоминала видение. Печаль в её глазах плескалась тёмным бескрайним морем. Казалось, стоит в него только войти и тебе уже никогда не выбраться обратно. Я перевёл взгляд на её одеяние — ничего подобного раньше — костюм, больше похожий на мужской, абсолютного чёрного цвета, ни единого намёка на оттенки. Я снова, как тогда, в зале Суда, не мог заставить себя пошевелиться.

Эни взяла чашку и вдохнула аромат напитка, затем, будто что-то уловив в воздухе, резко подняла глаза и посмотрела прямо на меня. Мешкать было больше непозволительно. Что я там говорил, нельзя наскоком? Это как раз то, что было просто необходимо сейчас. Я сделал несколько быстрых шагов к жене, и пока она не успела опомниться, подхватил на руки и трансгрессировал к нашему дому. Она принялась вырываться и колотить кулаками мне в грудь, а я покорно сносил удары, продолжая прижимать её к себе.

— Отпусти меня, Снейп, — кричала Эни. — Отпусти!

Видя, что я не собираюсь этого делать, она вдруг затихла, перестала драться и прошептала,

— Сделай то, о чём я прошу тебя, хоть раз в жизни.

Это подействовало отрезвляюще, и я поставил её на землю. Она отступила на несколько шагов назад. Я протянул к ней руку открытой ладонью вверх и стал умолять,

— Эни, не уходи сейчас. Я должен сказать…

Она покачала головой и приложила палец к своим губам.

— Ты не понял, — сказала она. — Тебе не нужно ничего говорить, я ни в чём тебя не виню. Просто я не могу больше лгать тебе, себе и всем вокруг. Ты задыхаешься со мной.

— Я задыхаюсь без тебя, — я подался ей навстречу, она ещё чуть отступила, и я остановился.

— Прости, — прошептала Эни. — Но мне нет места рядом с тобой.

— Что ты говоришь? Послушай себя! — я повысил голос.

Под действием особой чувственной власти, которой обладала надо мной Эни, я готов был нести любую чушь лишь бы удержать её.

— Я погибну без тебя! И ты тоже!

— Ты погибнешь со мной, — в её голосе я уловил эти ужасные кошачьи интонации. — А мне придётся жить. Теперь у меня будет свой собственный Северус Снейп.

Эни снова попятилась, я понял, что она собирается сбежать, прыгнул к ней и сжал в объятиях так сильно, чтобы она ощутила как бесконечно тяжело мне без неё. Она дёрнулась.

— Северус, — её била мелкая дрожь, дрожал даже её голос. — Ты ничего не знаешь. Я просто не имею право быть рядом. Я поклялась, что больше никогда не использую эту магию, но я нарушила клятву и стала убийцей…

Я остановил поток её признаний, накрыв её губы своими. На миг она поддалась, но тут же высвободилась.

— Я вижу, мне придётся показать тебе, — сказала она. — Я боялась, что это когда-нибудь случится.

Она отбежала в сторону, опустила голову, беззвучно произнесла заклятие, и вот передо мной уже нет Эни. О, Мерлин, вместо неё — большая хищная кошка. Из-за чёрного окраса пятна совсем неразличимы на шкуре, но я знаю — это леопард. Маглы называют такое — пантера. Я замер. Страх ледяными кольцами сдавил мне грудь. Кошка не рычала и не двигалась с места, она тяжело дышала, направив взгляд в землю, потом медленно подняла морду и глянула на меня. Её глаза всего на долю секунды встретились с моими, но я успел понять, что таких глаз просто не может быть у животного. Нет даже намёка на жажду убийства, о которой Эни говорила когда-то — только бесконечная грусть. Эти глаза я узнал бы из тысячи. Страх отступил, и снова возвратилась нежность, а кошка повернулась и, мягко ступая по земле, пошла прочь. Я побежал. Обогнав её, я бросился на колени и обнял кошку за шею. Пара мгновений, и снова в моих объятиях Эни. Она плакала и прижималась всем телом, а я гладил её волосы и шептал,

— Прости меня, прости…

Слева раздался громкий хлопок. Эни опомнилась и вскочила на ноги. Понимая, что это ещё не конец и нельзя позволять себе расслабляться я подхватился, вцепился Эни в запястье и только потом обернулся.

Это вообще уже не лезло ни в какие ворота. Чем я заслужил такое?

— Уизли! — выдохнул я. — Ну что за наказание, Вы будете преследовать меня и после смерти?

Он попытался подойти к нам, но я выставил вперёд свободную руку, преграждая ему путь.

— Убирайся Уизли, убирайся! — закричал я.

Юноша помотал головой, его рыжие волосы торчали во все стороны, будто их специально взлохматили и притом не один раз. Поглядев на Эни просящим взглядом, он сбивчиво затараторил,

— Мисс Блэкстоун, Вы должны мне помочь. Пожалуйста, я умоляю, пойдёмте со мной.

Я потянул Эни за руку так, чтобы она оказалась у меня за спиной.

— Мерлин Вас дери, — я чуть понизил голос, пытаясь успокоиться. — Объясните внятно, как Вы здесь оказались, и что произошло?

Уизли весь сжался. Я снова увидел перед собой мальчишку, до коликов в животе боящегося свирепого профессора зельеделия, но оказавшегося в настолько безвыходном положении, что это не позволяло ему тотчас же сбежать. Сколько ему? Должно быть уже лет двадцать-шесть, а все такой же.

— Гарри не говорил мне, мне пришлось его заставить, — Рон замолчал растерянно глядя на меня, но потом всё-таки вспомнил, зачем пришёл и добавил. — Гермиона, моя жена, с ней происходит что-то ужасное. Уже неделю она то бьётся в истерике, то налегает на огневиски, и я ничего не могу с этим поделать. А сегодня она вдруг сказала, что если я не приведу к ней Вашу жену, то она точно что-нибудь с собой сделает.

«Мерлин, — подумал я. — Этого ещё не хватало, и как обычно в самый неподходящий момент. Может просто прогнать его? Нет, нельзя. Нужно разорвать эту петлю раз и навсегда».

— Так, — сказал я. — Мистер Уизли, я думаю, нам стоит отправиться всем вместе.

Рон попытался возразить.

— Рональд Уизли, — гаркнул я. — Или вместе, или никто, выбирайте!

Он тяжело вздохнул, положил мне ладонь на плечо и перенёс нас в большую светлую комнату. Внутри всё было довольно мило и ухожено, видно жившие здесь люди очень любили свой дом. Но кроме нас больше не было никого. Рон смачно выругался, боязливо покосился на меня и пролепетал,

— Простите, придётся ещё немного пройтись. Тут недалеко.

Мы зашли в маленький пустой паб, странно, что он вообще был открыт в это время суток. У стены сидела Грейнджер, она до побелевших костяшек сжимала в руке стакан и, по всей видимости, уже была пьяна. Уизли подбежал к ней и отобрал стакан. Я отпустил Эни. Мы устроились напротив Грейнджер, но я сел так, чтобы во время разговора моя жена не смогла никуда деться.

Грейнджер подняла на нас глаза и криво улыбнулась.

— И Вы здесь, профессор Снейп. Это очень хорошо.

— Что случилось, Гермиона? — Эни взяла её за руку и сочувственно подалась вперёд.

Та одёрнула руку, будто в неё воткнули нож и закричала,

— Не прикасайтесь! Вы можете запачкаться!

— Ну что ты, — Эни ласково улыбнулась и погладила девушку по тыльной стороне ладони.

— Это я сделала! — зло выкрикнула Гермиона и обхватила себя руками. — Я предала всех! И Вас, профессор Аттист, и профессора Снейпа, и тебя, Рон.

Рон ткнул себя пальцем в грудь и сделал удивлённое лицо. Гермиона залилась слезами. Не в силах больше выносить этого ужасного действа, я собрался с духом и сказал,

— Хватит, здесь только моя вина, — я повернулся к жене. — Эни, так случилось, что я соблазнил эту девушку.

У Рона отвисла челюсть. Он безуспешно пытался решить: посмеяться глупой шутке или наброситься на меня с кулаками.

Гермиона растёрла слёзы по щекам, всхлипнула и проговорила,

— Нет, профессор, не Вы. Это — Амортенция.

Теперь настала моя очередь судорожно глотать воздух. Горло будто перекрыли заслонкой, я закашлялся и почувствовал пальцы жены чуть выше своего локтя.

— Но Амортенция действует не так, — наконец смог выдавить я.

— Значит, на Вас — так! — закричала Гермиона и снова стала плакать.

Я ощутил, как гнев поднимается от самых пяток и медленно, словно разрушительная волна заполняет каждую клетку моего тела. Эни зажала мне рот ладонью.

— Обещай, что будешь молчать и слушать, — твёрдо сказала она.

Я стиснул зубы и заставил себя кивнуть.

— Объясни нам, пожалуйста, как это произошло? — Эни отняла ладонь от моего рта и обратилась к Грейнджер.

— Да уж, пожалуйста! — вспыхнул Рон.

Эни метнула в него уничтожающим взглядом, тот осёкся и немного сгорбился.

— Флакончик Амортенции всегда был со мной, — начала Гермиона всё ещё всхлипывая. — Я хотела как-нибудь подлить её мужу, но так и не решилась.

— Мне? — Узли снова подал голос, звучащий на очень высоких обертонах.

— Тебе, — крикнула Гермиона. — Я хотела хоть на пару часов почувствовать, что ты любишь меня.

— Но я и так люблю тебя, — сказал ошарашенный Рон.

— Да? — казалось, Грейнджер напрочь забыла, что мы присутствуем при их объяснении. — Тогда почему ты никогда не говорил? И, чтобы я не спросила, отвечал только: «Поступай, как знаешь».

Рон задумался и пожал плечами.

— Ты всегда была умнее. Я считал, тебе будет неприятно, если я начну лезть со своими советами. И ты такая серьёзная и рассудительная, что я думал — глупо приставать к тебе с объяснениями. Но я даже не догадывался…

Он не договорил, потому что Гермиона всхлипнула и прижалась к нему.

— Отлично, — я был вне себя. — Всем хорошо. Только один профессор Снейп — идиот! Сейчас же объясни мне, Грейнджер, зачем ты подлила Амортенцию, пока я сам что-нибудь не сделал с тобой.

Как бы пытаясь оградить свою жену от меня, Рон ещё крепче обнял её. Она высвободилась и не глядя на нас произнесла,

— Я всегда восхищалась Вами, профессор. Но я была уверена, что Вам не дано чувствовать, не говоря уже о любви. Там, в Авиньоне, Вы вдруг рассказали мне… — она запнулась, размышляя как бы получше объяснить, то, что случилось.

Рон посмотрел на стакан перед собой и одним глотком осушил его содержимое. Гермиона глянула на него, она выглядела виноватой, но, похоже, отводила в этой истории мужу не последнее место.

— Меня съедала тоска, — продолжила Грейнджер. — Я получила письмо от мужа с этим извечным «поступай, как знаешь» и решила, что это конец всему. А Вы рассказали мне о любви к жене. Ни разу в жизни я не слышала таких слов. Это было так восхитительно и так чарующе, что я совершенно потеряла способность адекватно мыслить и больше всего на свете захотела хоть на мгновение оказаться на её месте.

Она подняла глаза на Эни.

— Такое нельзя простить, — сказала она. — Я сама не могу простить себе.

Я медленно поднялся из-за стола, опёрся о него ладонями и чуть наклонился к девушке.

— Мисс Грейнджер, — сказал я с угрозой. — Вы понимаете, что сломали мне жизнь?

Эни вскочила, обхватила меня двумя руками и выкрикнула,

— Рон, забери её отсюда, быстро!

Уизли схватил жену и спешно трансгрессировал. Я тяжело опустился на стул, Эни осталась стоять.

— Не вини её, — сказала она тихо. — Мы, женщины поступаем, порой, вопреки желаниям и здравому смыслу.

— Пойдём домой, Эни, — устало сказал я.

Она вздохнула и села рядом, уронив голову на руки.

— Северус, я сама себя боюсь. Я боюсь, что могу однажды причинить вам боль.

— Ты о своей кошачьей натуре? — я усмехнулся. — Ну и что тут страшного? Я знал несколько анимагов — люди, как люди. Иногда, правда — животные, но это не делает их хуже или лучше, они такие, как есть, скорее это форма отражает их суть.

— Вот именно, — подтвердила Эни. — Как, по-твоему, погибли все эти маги? Это же моя суть.

По её щекам покатились слёзы. Я притянул её к себе и погладил, словно маленького ребёнка.

— Скорее это твой страх, Эни. Страх за меня, за нас. Но теперь всё изменится, и ты больше так не будешь.

Я понимал, насколько глупо звучит эта последняя фраза, но других слов не нашлось, чтобы пояснить ей всю глубину её заблуждений и убрать уничтожающий её страх. Она посмотрела на меня глазами испуганной девочки.

— А если…

— Никаких если, — я поцеловал её глаза, губы, слёзы на её щеках. — Я люблю тебя, Эни. Я люблю тебя любую. И я умираю без тебя.

Она всхлипнула, прижалась ко мне и сказала,

— Забери меня домой.

* * *

Уже в доме я отпустил жену. Отчаянно не хотелось ломать то, чего я с таким трудом добился, но я дал себе клятву больше никогда не лгать ей.

— Эни, я прочитал твой дневник, — сказал я и чуть не сломал палочку у себя в руке.

— Я знала, — убито проговорила она. — Когда?

— Когда тебя не было рядом. Все эти дни.

Она вдруг заулыбалась и посмотрела на меня с таким восхищением, что я растерялся.

— Ты действительно терпел все эти годы и ни разу не открыл шкатулку?

Я, всё ещё не понимая, что происходит, кивнул.

— Ух ты, Северус, ты превзошёл самого себя.

Она обняла меня и, аккуратно вынув из моей руки палочку, положила её на стол.

— Есть ещё кое-что, — я зарылся лицом в её волосы. — Минерва просила сказать тебе…

— Потом.

Она поцеловала меня так жарко, что я тут же вспыхнул, словно факел и, подхватив её на руки, уложил на медвежью шкуру. Камин пылал вовсю. Когда она успела?

Я любил её так, будто вообще любил в первый раз. Запах её кожи сводил сума, заставляя меня вздрагивать от каждого вдоха. В какой-то момент она вдруг перехватила контроль над происходящим, и я перестал соображать, отдаваясь на волю ощущений. Я шептал её имя, а она слово «любимый». Моё тело настолько истосковалось по её ласкам, что от осознания долгожданной близости становилось почти больно.

«Лучше этой женщины нет, и не может быть никого», — успел подумать я, и меня унесло в вихре бескрайнего наслаждения.

Я не позволил ей одеться даже тогда, когда мы просто отдыхали у камина. Рассматривая её обнажённое тело, я чуть касался его кончиками пальцев. Она улыбалась, прикрыв глаза и еле слышно мурлыкала.

— А что ты имела в виду, когда сказала, что твой Северус Снейп теперь всегда будет с тобой?

Эни взглянула на меня с большим недоумением.

— Северус, вот ты всегда всё знаешь, — сказала она. — А простых вещей понять не можешь, как такое возможно?

Я улыбнулся и прикоснулся губами к её плечу.

— И все же, Эни, что это означало?

— Только то, что скоро в нашей семье одним Северусом Снейпом станет больше.

— Это как? — я был совершенно сбит с толку. — Что ты задумала?

Она расхохоталась.

— Снейп, ты просто невероятен! Неужели это так сложно? У тебя будет сын.

Я закашлялся.

— Откуда ты знаешь?

Она застонала и, раскинув руки, повалилась на шкуру. Я осознал, какой бред несу, и спохватился.

— О, Мерлин, я понял, — сказал я.

— Свершилось! — воскликнула она глядя в потолок.

Я схватил её и стал осыпать поцелуями, а она, выгибаясь мне навстречу, заливалась счастливым смехом. Добравшись с помощью поцелуев до её лица, я заглянул ей в глаза. Эни перестала смеяться, оставив только лёгкую улыбку, и чуть приподняла подбородок.

— Ты что-то хочешь сказать? — спросила она лукаво.

— Эни, — я ещё чуть приблизил к ней лицо. — Пожалуйста, будь моей женой.

— А разве я тебе не жена?

— Я хочу, чтобы все узнали об этом.

Она искренне удивилась.

— Ты хочешь?

Я обхватил её и перевернулся на спину так, что она оказалась прижатой к моей груди.

— Ты же знаешь, что я не приму отказа, — сказал я.

— Знаю, — она потёрлась о меня щекой и закрыла глаза. — Но если бы ты его и принимал, я бы тебе не позволила.

— Это означает «да»?

— Это означает — готовься.

Я слегка шлёпнул её пониже спины.

— Ты невыносима, Эни. Ну как можно быть такой?

Она рассмеялась и тут же сменила тему разговора.

— Так, что там Минерва просила?

Я задумался. Слишком неподходящее время для подобного рассказа. Решив начать с основного, я осторожно проговорил,

— Минерва — твоя родная тётка, Эни.

Жена вздохнула.

— Я знаю, — сказала она тихо.

— Знаешь? И давно?

— Ещё с первого курса. Я очень боялась скандала, который устроит бабушка, когда узнает, что я попала на Гриффиндор, а она только усадила меня рядом, погладила по голове и рассказала про Минерву.

— Мне показалось, у вас были непростые отношения, — озадаченно сказал я.

— Что ты, — Эни улыбнулась. — Она, конечно, была строгой и весьма сдержанной женщиной, но очень меня любила, и я её тоже. Знаешь, она ведь всю жизнь винила себя во всём, но так и не решилась никому рассказать.

— А ты сама, почему молчала?

— Я считала, раз профессор МакГонагалл не говорит, значит так нужно.

— Ужас какой, — я нежно провёл по её спине двумя пальцами. — Обязательно скажи ей.

С пяти утра я уже был на ногах. Я впервые проснулся раньше Эни. Она тихо посапывала, крепко сжимая мою руку, и на её губах искрилась улыбка. Очень осторожно, чтобы не разбудить её, я высвободился. День предстоял просто сумасшедший.

Спешно приведя себя в порядок, я спустился на кухню.

Несколькими взмахами палочки я сделал чай и пару сэндвичей, поставил на поднос и, немного подумав, выскочил во двор. Тремя пальцами я отломал от куста большую бордовую розу, которая тот час же отомстила мне, исколов шипами. Я выставил её перед собой на вытянутой руке, хищно улыбнулся и одним взмахом палочки лишил её всех шипов. Розу я тоже положил на поднос, взбежал с ним по лестнице и водрузил на маленький столик рядом с Эни.

Вернувшись на кухню, я застал сердитую Лили, которая потёрла кулаками глаза и спросила,

— Зачем ты так громко топаешь? Ты же не кентавр.

Я подхватил её на руки и закружил. Она ухватилась за мою шею и заливисто рассмеялась.

— Сегодня твоя мама сделает, наконец, твоего папу самым счастливым человеком на земле, — сказал я.

Лили нахмурилась.

— Поставь меня на место, — твёрдо проговорила она.

Я опустил её на пол. Она чуть скривила губы и оценивающе оглядела меня.

«О, Мерлин, ты всё больше похожа на меня, Лили» — подумал я.

Закончив осмотр, дочка спросила,

— В этом ты хочешь стать счастливым?

— Ты против? — я приподнял одну бровь, изображая недоумение.

— Ой, папа, — Лили возмущённо дёрнула плечиком. — Ты абсолютно ничего в этом не смыслишь. Давай, неси сюда всё, что у тебя есть. Придётся мне сделать всю работу за тебя.

Я притащил свою одежду и кучей свалил у её ног. Дочь окинула меня саркастичным взглядом и покачала головой.

— Будет сложнее, чем я полагала. Ты иди, пока, я разберусь.

Я усмехнулся и отправился во двор. Нужно столько всего успеть до того, как появятся все эти люди, которых мы зачем-то понаприглашали. Я начал орудовать палочкой, пытаясь превратить пространство перед домом во что-нибудь пригодное для праздника. Почти закончив работу, я услышал голос Эни.

— Очень красиво, я не знала, что ты так умеешь.

Она стояла на крыльце босая, на ней было только лёгкое платье. Я подскочил к ней и перенёс в дом.

— Не нужно ходить по двору босиком, — сказал я улыбаясь.

Она вдруг так страстно поцеловала меня в губы, что я чуть было её не уронил.

— Это тебе за завтрак, — сказала она. — Такое «спасибо» от меня.

Я отпустил Эни и сделал вид, что направляюсь к столу.

— Пойду, сделаю ещё сотню, — сказал я, изобразив решительность.

— Зачем? — она скрестила руки на груди и улыбнулась.

— Я хочу ещё сотню таких «спасибо».

Она привстала на цыпочки и снова поцеловала меня, потом спросила,

— Зачем, ты заставил Лили собирать твою одежду?

— Я? — я рассмеялся. — Это она сказала тебе?

— Нет, когда я спустилась, она пожелала мне доброго утра, сгребла всё в охапку и с очень серьёзным видом удалилась к себе. Вы что-то затеваете?

— С чего ты взяла? — я прищурился.

Она махнула рукой.

— Вы всегда что-нибудь затеваете. Давай, я помогу тебе.

— Хорошо, только обуйся.

Эни ушла. Из дверей высунулась Лили и тряхнула копной чёрных волос.

— Так и знала, что ты ничего не делаешь, — сказал она. — Иди сюда.

Лили просто обожала строить из себя взрослую, и даже иногда пыталась меня поучать. Поскольку она поняла, что сегодня ей это удастся, она цепко ухватилась за эту возможность. Пропустив меня в свою комнату, она указала на костюм, аккуратно разложенный на её кровати.

— Вот, это единственная нормальная одежда, которую я смогла найти во всём том ужасе, который ты носишь.

Она смешно задрала голову, показывая, какая гениальная у меня дочь.

— Ты хочешь, чтобы твой отец в свой самый счастливый день был похож на лягушку? — лукаво спросил я.

Лили хмыкнула, поджала губы и подняла палец вверх.

— Этот цвет называется оливковый. Он не имеет ничего общего с лягушками, папа. Не веришь мне, спроси у мамы.

Она насупилась и отвернулась. Я чмокнул её в макушку.

— Я верю, — сказал я, развернув её к себе. — Но я надену это позже, хорошо?

Она снова состроила комичную гримаску, показывая, что я говорю совершеннейшие несуразности.

— Ну конечно позже. Ты же не считаешь меня настолько глупой, чтобы предлагать тебе это прямо сейчас?

Я сделал серьёзное лицо и проговорил,

— Умнее девочки я ещё не встречал…

Она нахмурилась, окинула меня надменным взглядом и, понизив голос, сказала,

— А я встречал немало умных девочек, уж можешь мне поверить.

Вздёрнув брови, Лили посмотрела на меня с вызовом. Я понял, что она играла со мной всё это время и захохотал.

— Лили, нехорошо пользоваться тем, что тебе сегодня всё позволено, и поступать так с собственным отцом, — сказал я отсмеявшись.

Дочка поманила меня пальчиком, я наклонился, а она вдруг обхватила меня за шею и крепко поцеловала.

— Я люблю тебя, папочка, — прошептала она.

— Я тоже очень люблю тебя, доченька, — сказал я, выпрямился и добавил. — Кто первый добежит и начнёт ставить шатёр, тому сегодня достанется самый большой кусок торта.

Лили взвизгнула, выхватила у меня палочку и убежала.

— Так не честно, — протянул я и помчался вслед за ней.

Я ощутил себя ребёнком, играющим с подружкой, и стало так хорошо, как не было даже в детстве.

Эни уже взмахивала палочкой под огромным куском материи, висящим в воздухе. Лили остановилась.

— Ну вот, тортик получит мама, — притворно застонала она.

— Мама в Ваших коварных планах не участвует, — крикнула Эни.

Лили принялась помогать Эни с помощью моей палочки. Я невольно залюбовался. Когда она получит свою собственную и отправится в Хогвартс, за её плечами уже будет довольно неплохой багаж знаний. Дочка очень любила, когда я учил её чему-нибудь из школьного курса, схватывала всё практически на лету и, если дело касалось магии, то никогда не ленилась испробовать полученную информацию на практике. Я буду гордиться ею.

— Девочки, а как же я? — спросил я с улыбкой.

— Мальчики в игру не принимаются, особенно те, у которых нет палочки, — с готовностью ответила Эни и подмигнула дочке, та захихикала.

— На, держи мою, — рядом со мной появилась Минерва и протянула мне свою палочку.

Я взял палочку, и втроём мы быстро закончили работу. Как только всё было готово, Лили побежала к Минерве и потянула её в дом, по пути что-то энергично объясняя. Минерва слушала с интересом, только кивала и улыбалась.

— Вот и ещё одна любимица профессора МакГонагалл подрастает, — сказал я глядя им вслед. — Надеюсь, это не помешает её учёбе.

— Что ты, — Эни обвила меня руками. — Ты же знаешь Минерву, чувства чувствами, а знания и дисциплина всё равно на первом месте.

Я поглядел на неё.

— Как думаешь, они очень заняты сейчас?

— Думаю да, — сказала Эни. — Ты же не собираешься им мешать?

Я сузил глаза и покачал головой.

— Иди-ка сюда, — обхватив её за талию, я завладел её губами на некоторое время, потом выпрямился и, взяв за руку, потащил за собой в дом.

Осторожно приоткрыв дверь, я огляделся, на кухне никого не было, видимо Лили в своей комнате показывает Минерве последние достижения. Стараясь не создавать лишнего шума, мы поднялись в спальню. Не выпуская руки Эни, я направился к картине, стоящей у стены, дотронулся до изображения, и мы оказались внутри. Это была последняя работа жены, которую мы забрали из «Дырявого котла». Когда я в первый раз попал сюда, здесь был только полностью выжженный берег у небольшого мутного озера. Теперь вода в озере стала прозрачной, а берег густым ковром устилала трава. Ближе к воде травяное покрывало переходило в девственно-чистый песчаный пляж.

Эни зачарованно смотрела на открывшийся перед ней вид.

— Как тебе удалось? — наконец спросила она.

— Оказывается, внутри твоих картин можно колдовать, — я обнял Эни за плечи и притянул к себе. — Я хотел показать тебе после свадьбы, но, прости, не удержался.

Я поцеловал её и заставил опуститься на песок, покрывая новыми поцелуями. Она закрыла глаза и стала дышать заметно чаще. Её щёки раскраснелись, а губы чуть припухли. Я отстранился и оглядел её. Было невероятно приятно осознавать, что эта красота — моё творение. Долго смотреть не получилось, страсть захлестнула бурлящим потоком, и я одним движением разорвал её тонкое платье.

— Северус, ты что? — взвизгнула Эни.

— Не волнуйся, — прошептал я, приправляя поцелуем каждое слово. — Одно маленькое «репаро» потом всё исправит.

Я был очень настойчив, но и весьма осторожен, ведь Эни носила моего ребёнка, хотя это ещё почти незаметно. Я нежно целовал каждый дюйм её кожи. От моих прикосновений она чуть вздрагивала и подавалась навстречу, но я не спешил удовлетворять её желание.

Наконец, немного хриплым голосом она сказала,

— Северус, я сейчас умру.

Это было именно то, чего я ждал. Я перестал себя сдерживать. В свои самые смелые ласки я вложил всю любовь, на которую был способен. Эни кричала. Кричала громко и сладко. Вряд ли есть что-то ещё настолько же чарующее. Каждый звук пускал по моему телу волны наслаждения. Но самым высшим наслаждением было ощущать себя необходимым. В моих руках эта сильная женщина делалась слабой, бесконечно нежной и прекрасной. Чувства переполняли.

— Эни, — прошептал я, задыхаясь. — Ты же не знаешь, ты не знаешь…

Я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы завершить фразу.

— Как безумно я люблю тебя.

Она не ответила, но вся как будто засветилась. Страсть достигла высшей точки наслаждения и взорвалась в моей голове сотнями сверкающих точек. Эни несколько раз вздрогнула и затихла.

Прижимая её к себе, я почувствовал что-то не то и отодвинулся, заглянув ей в глаза. Она плакала. Я взял её лицо в свои ладони и кончиками больших пальцев стёр слёзы с её щёк.

— Что ты? Что случилось, — спросил я встревоженно.

— Ты ведь тоже не знаешь, — сказала она. — Как мучительно плохо мне было без тебя.

— Я люблю тебя, Эни, — повторил я. — Люблю так сильно, как ты даже представить себе не можешь. Я ведь и правда бы умер, если бы ты не вернулась.

— Давай, больше никогда не будем вспоминать об этом, — предложила она.

— Мне нужно помнить, — сказал я. — Чтобы я ни на минуту не забывал, что значит остаться без тебя.

Я нервно вышагивал перед шатром, не понимая, сколько можно возиться. Уже давно пора начинать, а Эни всё нет. Подошла Минерва.

— Северус, не волнуйся, — сказала она. — Эни скоро будет готова.

Я недовольно запыхтел, но промолчал.

— Где тут кого женить? — послышался за моей спиной насмешливый голос Кингсли.

Я обернулся. Мой друг выглядел эдаким щёголем и сиял так, словно это был его собственный праздник. Он заявился к нам в дом уже на следующий день после того, как я забрал Эни из Лондона. Сразу с порога, он потребовал обед и сказал, что если мы ещё раз позволим себе подобные выходки, он запрёт нас в маленьком помещении и прикуёт друг к другу цепями, потому как пережить ещё несколько таких дней ему здоровье не позволит. Он всегда шутил, даже когда ему было плохо, и эта его черта обезоруживала, но я знал, что в его бесшабашной тираде кроется истина. Этот человек мог быть жёстким и волевым, сильным и решительным, весёлым и остроумным, и даже злым — разным, но я был уверен в одном — единственное, на что он не способен — это предательство. Друг неспособный на предательство — ещё один важный подарок от судьбы, который я, возможно, и не заслужил.

— Мерлин меня подери, — воскликнул Кингсли. — Это ты?

— А что такого? — не понял я.

— Отлично выглядишь!

— Хватит издеваться, Кингсли, — отмахнулся я. — Лучше пойдём я тебе всё покажу.

Я повёл его к месту, где мы с Эни сегодня должны были произнести слова клятвы.

— Вот, — проговорил я. — Станешь здесь и что-нибудь скажешь.

— Что-нибудь, это что? — усмехнулся он.

— Кингсли, мне не до шуток. Между прочим, не только я один нервничаю, — раздражённо пробурчал я.

— А я — нет, — радостно сказал Кингсли.

— Да ты никогда не нервничаешь, — воскликнул я.

— И вовсе не поэтому, — его голос звучал, как будто он был чем-то восхищён. — Просто, в отличие от тебя, я кое-что вижу.

Я посмотрел в ту сторону, куда он указывал. К нам приближалась Эни. Она была одета в простое лёгкое платье василькового цвета, в её рассыпавшиеся по плечам волосы были вплетены полевые цветы. Она была похожа на озёрную нимфу. Преодолевая отделявшее нас пространство, Эни зажигала улыбки на лицах гостей, и мне показалось, что она почти не касается земли. Это была какая-то высшая, неподвластная мне магия. А может быть, магии не было вовсе, просто это я был очарован.

Эни подошла, взяла меня за руки и улыбнулась.

— Вы не возражаете, министр, — сказала она. — Если я немного нарушу традиции?

— Конечно, — ответил Кингсли. — Для тебя, всё что угодно.

— Ну, ты там, полегче, — буркнул я так, чтобы меня слышал только Кингсли.

Эни сжала мои ладони и проговорила,

— Северус, я клянусь тебе всей любовью, которая живёт во мне, что буду говорить с тобой обо всём, что меня волнует или тревожит. Я клянусь, что буду не только слушать, но и слышать тебя. Я клянусь верить тебе, где бы ты ни был и что бы ты не делал. Я клянусь, что буду рядом, если ты позовёшь и уйду, если прогонишь. Я клянусь, что буду любить тебя вечно, и даже смерть не сможет этого изменить.

Она замолчала. Казалось, все присутствующие и вовсе перестали дышать, а я не мог отвести от неё глаз. Кингсли чуть толкнул меня в бок и шепнул,

— Теперь ты.

— Я клянусь тебе, Эни, — начал я. — Всем, что имею в своей душе и своём сердце, что никогда не обижу тебя, ни словом, ни делом. Я клянусь, что буду прислушиваться к тебе, прежде всего сердцем. Я клянусь, что буду говорить с тобой о любви, пока ты захочешь слушать. Я клянусь, что даже после смерти буду любить тебя так же сильно, как и теперь.

Я заключил её в объятия и поцеловал. Воздух взорвался аплодисментами.

— Ура! — сказал Кингсли.

— Что «ура»? — я повернулся к другу. — Ты, как раз, не должен отступать от традиций.

Министр состроил серьёзную мину, но улыбка постоянно лезла к его губам, бесцеремонно расталкивая все остальные эмоции. Наконец, он сдался ей и проговорил,

— Властью, данной мне Министерством магии, объявляю вас мужем и женой. Вы уже поцеловались, но я разрешаю вам сделать это ещё раз.

Я снова поцеловал Эни, и теперь уже по воздуху разносились не только аплодисменты, но и радостные крики.

— Если ты ещё хочешь, — шепнула мне Эни. — Я дам непреложный обет.

— Никаких непреложных обетов, — шепнул я в ответ. — Мне достаточно твоих слов.

Я взял жену за руку, и мы повернулись к гостям. Те повскакивали со своих мест и окружили нас плотным кольцом. Меня за всю жизнь столько не обнимали, не жали руку и не говорили так много тёплых слов. Если бы эту картинку мне показать ещё лет десять назад, я бы подумал, что у какого-то сумасшедшего мага разыгралось больное воображение.

Когда толпа немного поредела, я увидел, что к нам приближается Уизли, таща за собой упирающуюся Грейнджер. Я вопросительно глянул на Эни.

— Это я их пригласила, — сказала она и погладила меня по руке. — Не волнуйся, всё будет хорошо.

Следовало успокоиться, хотя бы ради Эни и этого дня. Взяв себя в руки, я принял невозмутимый вид.

— Мисс Блэкстоун, — сказал Уизли, глянул на меня, запнулся и поправил сам себя. — Миссис Снейп, мы хотим поздравить Вас и профессора и сказать, что мы оба очень виноваты перед вами. Простите нас.

Эни улыбнулась.

— Ответь мне Рональд Уизли, — проговорила она. — О чём ты мечтаешь больше всего на свете?

— Я мечтаю, профессор Аттист, — с готовностью ответил тот. — Чтобы моя жена больше никогда не сомневалась в моей любви к ней.

Гермиона всхлипнула и уткнулась в плечо мужа.

— Рон, — сказала Эни. — Ты ведь помнишь, чему я учила тебя. Ты и только ты можешь воплотить свою мечту в реальность.

Рон кивнул, Эни перевела взгляд на Гермиону и обратилась к ней,

— Я хочу, чтобы ты знала, я никогда ни в чём не винила тебя. И, если позволишь, я хочу попросить — постарайся сделать свою жизнь счастливой.

Гермиона бросилась к Эни, обняла её, потом схватила Рона за руку и убежала с ним вглубь шатра. Я внимательно посмотрел на Эни.

— Ты — великая женщина, — сказал я.

— Нет, — она мягко улыбнулась. — Просто я стараюсь заглянуть чуть дальше внешних контуров.

— Давай сбежим отсюда, — предложил я.

— Давай, только попозже, чтобы никого не обижать.

Я вздохнул.

— Смотри, Поттер, — сказал я, указав в сторону.

Гарри глядел на нас и в нерешительности топтался на месте.

— Столько лет прошло, а он всё не может забыть мне допроса, — усмехнулся я.

Эни строго посмотрела на меня и позвала Поттера.

— Гарри, идите к нам.

Поттер не заставил себя ждать. Он кашлянул и произнёс,

— Я хотел сказать Вам профессор, что Вы всегда были для меня учителем и навсегда им останетесь. Я безмерно рад, что Вы наконец-таки обрели своё счастье.

Я хотел что-то ответить, но к нам подбежала Лили и потянула меня за рукав.

— Папа, ну пойдём уже есть тортик, — попросила она.

— Вот, Лили, — я указал на Поттера. — Всё никак не удавалось тебя познакомить. Это и есть Гарри Поттер, я много рассказывал тебе о нём.

— Гарри Поттер? — Лили восхищённо уставилась на Поттера и протянула ему руку. — Вы мой герой! Ну, после папы, конечно.

Гарри пожал ей руку, переводя недоуменный взгляд с меня на Лили и обратно.

— Очнись, Поттер, — я щёлкнул пальцами у него перед носом. — И пойдём есть тортик.