И упирается прямо в небосклон (джен)

История взлета и падения «Икара» — Индустриального Каквортского Рельсового завода — невероятно поучительна, как, собственно, и любая отдельно взятая история.

При условии, конечно, что ученики соизволят эту историю выслушать и даже — дай-то Мерлин — запомнить; а как учитель с пятнадцатилетним стажем скажу, что оба условия из области фантастики. Возможно, поэтому мои дорогие ученики, вырастая, становятся владельцами или рабочими подобных заводов и точно так же идут с ними ко дну, твердо веря, что лучшее, конечно, впереди. Как было и в моем случае.

И после этого, бия себя в грудь, восклицают: «Ах, если бы мы в школе слушали учителя! Мы бы не дошли до жизни такой!»

Что маги, что маглы, все мы едины за школьной партой. Даже отличники вроде меня.

А милейший промышленник, управлявший при мне Каквортским заводом, и вовсе не строил из себя отличника. Как и все промышленники, гуманитарные науки в школе он изучал исключительно из-под палки.

Я полагаю, он не думал, что в том нуждается: он имел при себе процветающий, бодро дымящий металлургический завод, он производил рельсы, которые нужны всем и всегда, он продавал их много и при том мало платил своим рабочим, — в общем, он считал себя самым эффективным менеджером. И он думал, что так будет всегда.

Истинный Икар.

Впрочем, все в нашем драгоценном городишке так думали — икаризм, как и единомыслие, заразительны, особенно когда поток прибыли не иссякает и поезда проносятся по рельсам с оттиском Каквортского завода в Лондоне, Сиднее и Родезии.

Сеть железных дорог успешно развивается, как и было задано сто лет назад, благодаря чему некие оптимисты и основали Каквортский рельсовый завод, а вокруг него вырос славный город Какворт.

Сто лет подряд жители города работали на заводе, разрастали город и радовались жизни… Трубы завода дымили не переставая, оповещая окрестности о полной загрузке мощностей. Матери семейств отворачивали краны, из которых шла вода всех цветов радуги, утирали слезящиеся носы слабогрудым детям и смахивали свежую копоть с постиранного белья. Жизнь была прекрасна.

Мой отец работал сварщиком на этом самом заводе, и там же был мистер Эванс, отец Лили, только бухгалтером.

Мать Лили в это время работала домохозяйкой, а моя — ведьмой; то есть, они обе занимались одним: содержали семью, купили дом, оплачивали продукты и одежду, — только миссис Эванс это делала на жалование мистера Эванса, а миссис Снейп это делала из ничего на магии, потому что была ведьмой.

И мистер Эванс, и мистер Снейп были своими женами очень довольны. Мой отец законно гордился, что его жена может сотворить ужин одним махом палочки из окаменелых котлет или починить трещину в потолке, не платя строителям ни копейки.

Мы с Лили в это время учились в магловской школе, где я был первым по химии. Отец тоже этим гордился. Но, по-моему, очень легко быть первым по химии в городе, где по одному цвету воды из крана определяешь, что у нас сегодня в примесях и как с этим бороться, и по одному вдоху ветра чувствуешь, какую формулу стали сегодня производит основной цех.

А уж реакцию флоры и фауны на химическое воздействие можно изучить во всех деталях…

Но мой отец надеялся, что вырастит из меня одного из металлургов завода. Он предсказывал мне сказочную карьеру.

Но не сбылось… Потому что грянул гром.

Директор завода держался, когда на него наехал профсоюз и когда рабочие трижды бастовали, требуя повысить зарплату.

Директор завода держался, когда правительство Кении оповестило его, что оно обанкротилось и не может заплатить за отгруженные ему мегатонны рельсов, но предлагает вместо оплаты принять директора в почетные граждане Кении.

Директор завода держался, когда местная газета попыталась посчитать, сколько налогов мы не доплатили в казну города.

Но когда правительство взяло пробы воздуха и воды в нашем переулке и обязало завод немедленно поставить современные системы очистки, директор подсчитал, сколько это будет стоить, и честно сказал:

— Лучше закрыться!

И завод закрылся.

Две трети города потеряло работу.

Мой отец потерял, кроме того, бодрость духа и впал в депрессию. Но не он один.

А некоторые, наоборот, приобрели: моя мать в рекордные сроки обогатилась на антипохмельном зелье, заговоре от неудач и приманивании работы.

Она даже купила стеклянный шар и пыталась по нему предсказывать будущее.

Мой отец был как никогда счастлив, что женился на ведьме. Когда он понял, что и я буду таким же, когда мне пришло письмо из Хогвартса, он от радости напился так, что даже не смог проводить меня первого сентября на вокзал. Пришлось одной маме это делать.

Зато мама осваивала бизнес полным ходом.

Она решила оказывать мелкие бытовые услуги: Репаро, Импервиус, Секо и прочее; мама брала за ремонт вдвое ниже цены других ремонтных фирм города.

Мистер Эванс, который теперь работал бухгалтером в одной из них, предупреждал, что конкурентам это не понравится. Какворт пока не вышел из кризиса, которым был обязан директору любимого и единственного завода, и наличие денежной работы ценилось оставшимися на плаву фирмами высоко, а появление подлых конкурентов, уводящих клиентов нечестно низкими ценами, ценилось низко.

Моя мама, будучи ведьмой, абсолютно игнорировала неудовольствие маглов.

Она изумлялась, что они могут ей сделать?

Ни звонки с угрозами, ни попытки поджога ее старенького сарая маму не впечатлили. Рассмешили знатно, но не более того.

И тогда отчаявшиеся бизнесмены решились на крайнюю меру: похитили меня.

Я как раз приехал из школы на летние каникулы.

Я помню, что вышел из дома… и очнулся связанным в каком-то заброшенном цеху, запертый в компании двух амбалов. Голова раскалывалась, тошнило, поэтому я потратил целых пять минут на развязывание и еще пять, чтобы оглушить амбалов и превратить ближайший станок в унитаз.

Когда мне полегчало, я трансфигурировал второй станок в телефон и вызвал полицию.

Амбалы стояли с отвисшей челюстью, как школьные горгульи. Они стерпели даже, когда я залез в их карманы и присвоил их бумажники. В конце концов, я имел право на компенсацию.

Больше они мою семью не беспокоили.

А может быть, они не беспокоили нас потому, что мы, маги, сами разобрались между собой. К маме явился наряд из Министерства магии и предложил на выбор прекратить нарушать Статут секретности или сразу сесть в Азкабан.

Мама выбрала неправильно, о чем всю жизнь жалела.

Она вышла из бизнеса и стала тихо бороться с нищетой…

Я помню, как мама, глядя на спивающегося отца, однажды нырнула в камин и потребовала аудиенции у Министра.

Она кричала, что у нее есть план, выгодный для всех и социально значимый. Она напоминала о блаженной памяти министерше Отталин Гэмбол, которая решила сблизить магический и магловский миры и подписала контракт с магловскими заводами о строительстве первой в Англии волшебной железной дороги. С тех пор прошло полвека, и пора развить это начинание. Почему бы нынешнему правительству не заключить новый контракт с маглами, с Каквортским заводом, например, и нарастить свою дорожную сеть в обмен на вывод целого города из кризиса?

Конечно, маму послали на все четыре стороны.

Этого следовало ожидать: разве магам нужно производство? Они ведут хозяйство точно так, как сама мама балансировала нас на грани фола и нищеты. Магам достаточно было один раз получить железную дорогу, а остальное сделала магия. Чары крепкости и сохранности для рельсов — и им не нужен ремонт ближайшие сто лет; чары трансфигурации и умножения — и вместо заказа дополнительных шпал за деньги мы получаем их бесплатно из пустоты. Обслуживающий персонал железной дороги? Зачем платить маглам, когда домовые эльфы сделают это бесплатно?..

И так далее.

Мама возразила, что прогресс не стоит на месте, и достаточно взглянуть на современные магловские поезда, чтобы увидеть, что наша техника безнадежно устарела. Новые поезда экологичнее, экономичнее, быстрее…

Но в чем проблема? — возразили ей. Трансфигурируем старое в новое. А что до скорости и качества… Мы, маги, милосердно отнеслись к причуде старой министерши о том, чтобы магловские поезда, в принципе нам не нужные, всё-таки были. Экзотика, тоже полезно. Но какая там скорость, когда самый быстрый поезд идет сутки там, где маг может аппарировать за секунду! Зачем нам обновлять состав, который и так служит не для скорости? Пусть всё остается таким, как есть…

Совсем недавно с заброшенного завода украли последний рельс.

А я, как ни странно, глядя на него, вспоминаю одну глупую детскую историю…

Нашу шалость с Лили, когда мы были детьми.

Лили вдруг взяла в голову, что видела где-то по пути «Хогвартс-экспресса» икаровский штамп на рельсах. Вбила себе в голову, несмотря на все возражения, что никак этого не могло быть, эти рельсы проложены семьдесят лет назад и не обновлялись с тех пор. Да и как она могла углядеть штамп из окна летящего на хорошей скорости поезда?

— Ты любую идею готов утопить в своем цинизме, Сев, — возмутилась Лили. — А я хочу верить, что наш завод, наши родители прямо сейчас делают рельсы для «Хогвартс-экспресса»! Сев, подумай: это же потрясающе — знать, что в соседнем цеху делаются рельсы, чтобы мы в сентябре могли поехать в Хогвартс!

— Чушь, — сказал я.

— А давай проверим? — загорелась Лили. — Сев, уговори своего папу, чтобы нас пустили в цех… Представляешь, если мы своими руками сделаем рельс, который ляжет по дороге в Хогвартс?

— Представляешь, как быстро моего отца уволят? — спросил я.

Лили задумалась.

— Хорошо, — сказала она наконец. — А давай тогда проберемся на склад, где готовые рельсы ждут отправки, и пометим один? И когда мы будем ехать в Хогвартс, он будет светиться, и мы его сразу узнаем. Мы пометим, чтобы он подмигнул нам! Сев, ты же в любое место при желании зайдешь, несмотря на всю охрану, я же тебя знаю. Давай попробуем. Напишем на рельсе «СС+ЛЭ=Любовь», и пусть оно светится!

Вы же понимаете, что я согласился…

Мы сто раз ездили после этого «Хогвартс-экспрессом», но никакой рельс ни разу не подавал нам знак. Но я не теряю надежды.

Ведь где-то в мире, на одной из железных дорог действительно есть рельс, на котором написано «СС+ЛЭ», и который ждет, что в один прекрасный день я проеду мимо него на поезде — и он будет мне светиться…