Ищу тебя (гет)

Ресторанчик, в котором они с Панси встречаются рано утром, практически пуст — если не считать какого-то серьезного господина с толстенной стопкой газет с шуршащими тонкими листками и их самих. Паркинсон прислоняет чашку с кофе к подбородку, вдыхает тоненькие, прозрачные — может, чуть мутноватые, завитки пара, зажмурив глаза. Кажется, Панси до сих пор находится во власти своего теплого одеяла и мягкой перины, может быть — до сих пор в объятьях Блейза.

Драко курит вторую сигарету и от дыма, от которого он упрямо пытается отмахнуться, слезятся глаза. Драко не выспался — проворочался практически всю ночь. Он вставал, чтобы пойти на кухню и попить воды, но вместо этого долго сидел и разглядывал слабо мерцающую в электрическом свете кулон-слезу. Он брызгал себе в лицо водой, а потом долго всматривался в отражение в зеркале, находя незнакомые морщины. Он постоянно открывал окно, чтобы впустить ночной воздух, но тут же замерзал.

Однако никто и не скажет, что он провалился в свой беспокойный сон только под утро. Может, он только выглядит чуть бледнее, чем обычно. Драко кашляет, отчего Паркинсон вздрагивает и открывает глаза.

— Скажи, Драко, — перекатывая горячую чашку в своих ладонях, спрашивает она. — Ты подозреваешь кого-нибудь?

Драко медленно кивает. Пепел сыплется на пол, рассыпается на мелкие частички, что делает его похожим на крупные грязные серые хлопья снега.

— Конечно, подозреваю, — говорит он очевидным тоном. — Поттера, вот кого.

И тушит свою сигарету в пепельнице так, словно хочет поставить точку.

Поттер виновен. Точка.

Приговор окончателен и обжалованию не подлежит. Точка.

— Ты так и не хочешь взрослеть, — качает Паркинсон головой и отводит глаза, наверное, чтобы Драко не сумел разглядеть в них неуместные капельки смешинок.

— Поттер всегда во всем виноват, — упрямо говорит Драко.

Подумать только, ведь он даже замял это дело с Авроратом! Вышел сухим из воды, словно все так, как и должно быть! Драко сжимает кулаки, а Панси мимолетным движением касается его запястья. Успокойся, мол. Не время.

— И все-таки, ты не можешь его обвинять, пока у тебя нет доказательств, — тихо говорит она.

— И это очень печалит меня, поверь, Панси.

А она уже поспешно переводит тему.

— Ладно, с чего начнем?

Драко закуривает третью сигарету. Щелкает колесиком зажигалки — еще заметные искры разлетаются, но никакого долгожданного огонька. Такими же короткими всполохами летят звезды душной августовской ночью, покинув родные привычные места.

И никогда не возвращаются.

Никакой надежды — проносится в голове.

— С того места, где Грейнджер видели в последний раз живой, — наконец заставляет он себя проговорить эти слова. — С больницы.

Пепел кружит над столом как над выжженным пепелищем.

* * *

— ... в час и пять минут у пациентки диагностировали смерть, — монотонно бубнит главный целитель больницы Св. Мунго. — Утром эта информация просочилась в газеты. Вот, наверное, и все.

Драко сдерживает зевок.

— Мы все это знаем, — сухо говорит он.

Несколько секунд — целитель обводит взглядом свой кабинет, на тысячную долю секунды задержавшись на каждом цветном листке с печатью: вроде, смотрите, как я крут. Самый крутой в этой больнице. Еще несколько секунд — тоскливый взгляд в окно, что означает: "Вы уже достали меня, ребята, со своими вопросами, отправляйтесь-ка вы по домам".

Он сцепляет руки в замок и следующие несколько секунд играет с Драко в гляделки. А потом поправляет тонкую оправу очков, съехавшую на переносице.

— Тогда что вы хотите от меня, если сами прекрасно обо всем осведомлены? — спрашивает он.

Драко сам не замечает, как начинает рычать. Панси касается рукава его рубашки.

— Успокойся, Драко, — говорит она таким тоном, что Драко становится понятно, почему он все-таки попросил о помощи именно её. — Кто был целителем мисс Грейнджер?

В этот раз мужчина складывает на груди свои пухлые ручки.

— Я, — говорит он с долей некого торжества в голосе. — Вы же сами потребовали лучшего врача.

Торжество мгновенно пропитывает собой пористый воздух, оседает на его почетных грамотах с печатями, превращается в хрупкие пылинки на шкафах с какими-то кубками. Оно забивается к Драко в нос, и он фыркает под недовольным взглядом целителя.

— Тогда, может быть, вы заметили что-то странное, — невозмутимо продолжает Паркинсон. — Может, она что-то говорила, когда приходила в себя. Или у нее были какие-то посетители в последние дни?

Целитель качает головой в ответ.

— Мисс Грейнджер не пришла в себя ни разу за все время нахождения в нашей больнице, — сообщает он сухим холодным тоном. — Она все время находилась в бессознательном состоянии.

Он выразительно смотрит сначала на циферблат своих часов, а потом куда-то за их спинами. "Наверняка на дверь", — думает Драко.

— То есть в коме? — продолжает Паркинсон.

— Нет, — целитель снова повторяет свои действия: качает головой, взгляд на часы, взгляд на дверь. — Кома — это несколько другое. Скорее, я бы сказал, что мисс Грейнджер находилась в состоянии очень глубокого сна.

— Хорошо, — тихо говорит Панси себе под нос, обдумывая происходящее.

Драко взрывается. Где-то внутри него клокочет гнев, мгновенно доходя до точки кипения — руки на подлокотниках неудобного кресла уже подрагивают.

Ему кажется, что он сейчас задушит этого напыщенного медика.

— Человек спал-спал, а потом — "бац" и умер, да? — почти кричит Драко на поразительно спокойного целителя.

— Почему вас это удивляет? — спрашивает тот, не меняясь в лице.

Внутри Драко срабатывает какой-то механизм — он заставляет его вскочить со стула, нависнуть над целителем, который, наверное, раза в два старше Драко, и шипеть:

— Я засужу тебя, — и не замечать, как верхняя пуговка рубашки мешает дышать. — Ты у меня всю жизнь будешь пытаться вылечить самого себя в Азкабане...

Так всегда делал отец...

— Драко, выйди, — жестко обрывает его Панси.

— Какого хрена?

— Выйди!

Он вылетает из кабинета и прислоняется к стене, которая пахнет каким-то еле уловимым, но таким едким запахом. Он закрывает глаза, чтобы не видеть всех этих херовых спасителей жизни, медленно проплывающих мимо него — торопящихся на свой обед.

Он расстегивает пуговицу, которая не поддается и которую со злости приходится выкручивать, вырывать из оков ткани, крепко держащих её ниток, швырять на пол и пытаться попасть по ней каблуком своего ботинка.

Драко тяжело дышит.

— Ну и что он сказал? — кричит он в лицо Панси, выплывающей из кабинета.

— Ничего нового, — пожимает плечами та. — Поттер заблокировал слишком большой объем воспоминаний — практически полгода её жизни, а когда ты постарался залезть в них — включился защитный механизм, который должен был избавиться от тебя, но вместо этого потянул за собой повреждения в её голове. Её разум пытался ликвидировать эти повреждения, но из-за слишком большого напряжения он перегорел, словно лампочка, — Панси вздыхает. — Не смотри на меня так, я не умею изъясняться по-научному.

Кажется, все его мысли написаны на лице.

— А по поводу посетителей? — напоминает он.

— Никого не было.

— Даже Поттера?

Он сверлит её тяжелым взглядом, а она закатывает глаза.

— Да! Целители посчитали, что пока она не придет в сознание, лучше ограничить доступ в её палату, чтобы это не повлекло за собой каких-то более страшных последствий.

— И ты поверила ему? — продолжает наседать Драко.

Панси пожимает своими плечами и садится на скамейку, оставленную в коридоре для удобства посетителей. Она неосознанно гладит темное дерево и задумчиво смотрит перед собой.

— Он же целитель, — говорит она.

— Ты так говоришь, словно он святой, — фыркает Драко в ответ.

Он устало падает рядом с ней. На плечи ему ложится такая смертельная тяжесть, которая кажется ему просто невыносимой. Панси смотрит на него серьезным взглядом и тихо спрашивает:

— Зачем ему врать нам, Драко?

— Не знаю, — шепчет он, отклоняясь на стену. — Но я ему не верю. Грейнджер не могла так просто умереть.

— О, да, — едко тянет Панси, складывая руки на груди. — Грейнджер была обязана умереть со спецэффектами.

— Не смешно.

— Простите... — звучит чей-то голос прямо над ухом.

Драко распахивает глаза и видит перед собой немолодую женщину. Время не пощадило её — она смотрит выцветшими глазами, на лице тонкая паутинка морщин, а руки изъедены шрамами, как кислотой.

Медсестра?

Или санитарка?

— Чего тебе? — бросает он ей, как бросают кость бродячей собаке.

— Мы уже уходим, — торопливо говорит Паркинсон и тянет его за рукав.

Она качает головой и улыбается тихой, грустной улыбкой.

— Нет-нет, что вы, — говорит женщина. — Я просто хотела спросить...

— Тебе-то что от нас надо? — злится Драко, уже готовый уйти.

— Вы же говорите о Гермионе Грейнджер? Которая недавно скончалась?

Драко и Панси переглядываются.

— Ты что-то о ней знаешь? — спрашивает Панси.

— Только не здесь, — говорит она.

И женщина выразительно смотрит на дверь главного целителя.

...

— Забавно, — сказала девушка, глядя на водную гладь перед собой. Она покачивала ногой в легкой босоножке с подошвой из пробки и провожала взглядом корабли, медленно и величественно выплывающие из порта.

— Ты когда-нибудь путешествовал на корабле? — спросила она у своего спутника.

Он, отрывая взгляд от игры жидкого золота в своем бокале с вином, недоуменно проворчал:

— Зачем, если я могу трансгрессировать? Или, к примеру, воспользоваться порталом, или каминной сетью? Зачем добровольно страдать несколько дней от морской болезни?

Девушка улыбнулась уголками губ.

— Эти люди вокруг нас, — сказала она, бросив взгляд на парочку за соседним столиком. — Они ведь даже не знают, что живут бок о бок с волшебством. Учатся, ходят на работу, смотрят телевизор по вечерам, бегают на свидания, и даже не догадываются об этом.

— Самое главное волшебство внутри тебя, — неопределенно ответил ей мужчина.

Улыбка на лице девушки поблекла, и она провела рукой по волосам, словно пытаясь собрать с них мельчайшие крупинки морской соли, которыми был наполнен влажный воздух. Она внимательно посмотрела на него и спросила:

— Что бы он сказал, Люциус, если узнал бы?