Братство Х (гет)

POV Роза Уизли

Магия — сила.

Забавно, как иногда то, против чего люди выступают, становится их собственным кредо. Мои родители много лет провели в борьбе против Волдеморта и его идеалов, и вот — абсурдный итог — сами живут под его лозунгом. Иначе как объяснить то, что я, Роза Уизли, дочь умнейшей колдуньи современности и героя, бок о бок сражавшегося с Гарри Поттером, не представляю для них никакой ценности?

Магия — сила, а я — слабая. В Спарте таких сбрасывали со скалы, но если рахитичные младенцы еще могли спасти себя внезапным выбросом магии и стать в дальнейшем жрецом какого-нибудь храма, то я — без шансов.

— Мисс Уизли, напомню вам, что мы с вами изучаем не историю, а трансфигурацию, — любезно замечает мистер Шеклби — мой репетитор.

Репетитор. Ужасно. Покажите мне хотя бы одного студента, что занимается с профессорами дополнительно: я искренне посочувствую этому бедняге. Но так как здравый смысл подсказывает мне, что я в своем роде единственная, жалеть здесь стоит только меня.

— Так во что мне превратить эту книгу? — пожимаю плечами я, закрывая учебник.

— В шкатулку, мисс Уизли.

Шеклби всегда называет меня подчеркнуто вежливо «мисс Уизли», как будто, если обратится ко мне не по фамилии, моя мать посчитает это фамильярностью. Вот что значит работать на главу Отдела Магического Правопорядка: никакой тебе свободы слова.

— Я попытаюсь, мистер Шеклби, — пропеваю его имя, направляя волшебную палочку на фолиант. Как будто в этот раз будет другой результат. Как будто мы оба не знаем, какой будет результат.

Ничего не происходит: книга на столе остается точно такой же, я не выражаю ни капли удивления, а вот профессор, кажется, снова удручен.

— Еще раз, мисс Уизли.

Я спокойно, как уже научилась за последние пару лет, вздыхаю и с видом человека, у которого все под контролем, вновь направляю палочку на книгу. Взмах, заклинание...

— Ничего, — пожимаю плечами я, переводя взгляд на мужчину. — Может быть спички в иголки?

— Полно вам, мисс Уизли, — позволяет себе вежливую улыбку он. — Уверен, программа первого курса усвоена вами.

Мне хочется фыркнуть так громко, что у него отвиснет челюсть, и огрызнуться на его уверенный тон, но слова вызывают во мне обиду: я знаю, на что способна, спички и иголки — не мой потолок. Это мои небеса, которых никогда не достичь. И почему-то хочется показать это еще и Шеклби, чтобы сбить спесь с профессора, который, уже не помню, какой по счету, вызывается на эту неблагодарную работу. А впрочем, почему бы и не увидеть ужас в его глазах: они ведь все считают, что «подтянуть дочь Гермионы Грейнджер в магии», — задача, с которой они справятся «на ура», завоевав признательность героев войны. Похоже, им и в голову не может прийти, что, если с чем-то не справилась моя мать, им здесь и подавно делать нечего. Какие люди все-таки наивные идиоты.

— Спорим на галлеон? — с ленцой тяну я, помахивая волшебной палочкой.

— Мисс Уизли, цель нашего занятия — закрепить ваши знания в области трансфигурации.

— Это вам моя мать так сказала?

Шеклби сурово смотрит на меня. Так сурово, что мне даже становится и смешно, и жалко его одновременно: она, выходит, не слишком хорошо посвящает их в курс дела. Наверное, боится, что кто-то проболтается. По-моему, это довольно глупо: никто из этих «репетиторов» и рта не раскроет в сторону нашей семьи. Так что фамильные секреты останутся в целости и сохранности.

— Мисс Уизли...

Я не выдерживаю:

— Да что вы заладили: «мисс Уизли, мисс Уизли»! Я не виновата, что она соврала вам: вас пригласили «подтянуть немного отставшую ученицу», так я расстрою вас — во мне магии, как в табуретке, так что ничего у вас не выйдет. А сейчас, пожалуйста, спуститесь вниз и передайте моей матери, что я безнадежна, может, она, наконец, отстанет от меня, — я бросаю книгу на стол и выхожу из библиотеки, жалея, что нельзя хлопнуть дверью, потому что ее вовсе нет. А как бы хотелось услышать лязг стекол по всему дому! Конечно, это маггловский способ вымещения гнева, но я люблю магглов.

В конце концов, я почти что одна из них.

* * *

Когда я спускаюсь вниз, чтобы схватить на кухне что-нибудь из фруктов, меня встречает обеспокоенный взгляд матери. Я стараюсь не подавать виду и просто забрать в спальню пару яблок, но она останавливает меня, едва я собираюсь уйти.

— Профессор сказал, что ты ушла с занятия.

— На четыре минуты раньше, — я с хрустом откусываю яблоко, не желая продолжать разговор.

— Еще он сказал, что ты была довольно груба, и потому...

— А он не сказал, что он самовлюбленная бездарность? — уточняю я, прожевав. — Потому что либо он, либо я, ты же понимаешь.

Мать медленно вздыхает.

— Роза, ты знаешь, что это не так. Ты знаешь, что ты можешь колдовать, и мы найдем, что...

— Что со мной не так? — я вздергиваю подбородок. — Да кто вообще сказал, что у меня есть проблемы?

— Не...

— Я прекрасно знаю обо всех твоих предчувствиях и анализах, пока ты была беременна мной. Но что, если они все ошиблись: врачи, УЗИ, твои всплески магии? У тебя бушевали гормоны, а теперь ты переставляешь меня, как маггловский конструктор!

— Роза, я вовсе не пытаюсь тебя изменить, — чуть повышает голос мать. — Я только хочу помочь тебе найти проблему, чтобы ты могла жить счастливо...

— Как вы? Я должна жить, как вы, потому что... Да назовите мне хоть одну причину, по которой я не могу быть счастлива БЕЗ гребаной магии, которой во мне, как бы ты ни пыталась, ни на йоту?

— Полегче с выражениями! — одергивает меня она, а потом качает головой: — Все, что я пытаюсь делать — все эти репетиторы и дополнительные занятия — это только ради тебя! Не потому что мне хочется, чтобы ты соответствовала, а потому что...

Соответствовала. Вот в этом все дело.

Я каменею.

— Именно поэтому. Я, как ты выразилась, не соответствую: дочь героев могла бы быть и получше. Только что я могу поделать? Почему я говорю, что неспособна, а вы не слышите? Я шесть лет зубрила эти учебники, я знаю наизусть все заклинания, только вот палочка в моих руках по-прежнему простая деревяшка.

— Роза... — взгляд у нее расстроенный, жалостливый, но мне даже становится неприятно. Не нужно меня жалеть и утешать тоже не нужно. Просто оставьте меня в покое.

— Зачем мне вообще преподаватель трансфигурации, если я даже не изучаю этот курс? — раздраженно спрашиваю я.

— Это обязательная дисциплина. Это основная дисциплина.

— Но зачем она мне? — четко и раздельно повторяю я. — Из меня не выйдет трансфигуратора. Черт возьми, из меня вообще не выйдет практический маг, мам! Я вообще не маг!

— Вот это совсем глупости: ты бы не получила приглашение из Хогвартса, не будь ты волшебницей! — кажется, мама немного веселеет, но не я. — И в реестре ты значишься. Все дело в... — она замолкает.

Я не помогаю ей продолжить. Я не развиваю ее мысль. Я знаю, что ей, как и мне, нечего сказать. И я не понимаю, зачем она притворяется, что все наладится.

— Не приглашай больше ко мне никого, — негромко, но твердо говорю я.

— Роза, нельзя сдаваться, ты сможешь, я знаю это, — она обнимает меня, но я не реагирую. — Ты будешь отличной волшебницей!

Разве такое не говорят детям пяти-шести лет, когда те впервые сотворяют чудо? Или первогодкам, которые не могут освоить заклинание левитации? Легко заставить поверить в магию маггловского ребенка. Очень просто показать ее юному волшебнику. Но очень глупо убеждать в этом семнадцатилетнюю меня.

— Тебе пора собираться, мы скоро отбываем к Поттерам, — мать улыбается и проводит ладонью по моей голове.

— Я не хочу, — глухо произношу я.

Она смеется.

— Они все ждут нас, к тому же вы давно не виделись с кузенами. И пропустить День рождения Гарри Поттера — не слишком вежливо, правда? — шутливо уточняет она.

Я мотаю головой. День рождения Гарри Потера: да каждый первый мечтает оказаться там. Все хотят попасть в этот закрытый круг друзей, примкнуть к великим героям, пообщаться с ними. Личности ведь выдающиеся! Водить с ними знакомство — то же самое, что знать королевскую семью. Быть в их компании — значит удостоиться большой чести. Являться их ребенком — это быть Лили Луной, первой девушкой школы, Джеймсом Сириусом, самым популярным парнем в мире, или Альбусом Северусом, который по имени обречен стать директором Хогвартса.

Быть ребенком героев — значит, быть Хьюго — подрастающей звездой квиддича в окружении столь же знаменитых родственников. И вряд ли это подразумевает быть мной — со всеми жалкими попытками научиться магии, заваленными практическими предметами и оценивающим взглядом матери, который преследует меня всюду.

Мама говорила, что специалист из больницы Святого Мунго, который занимался мной еще в детстве, всерьез предполагал, что меня прокляли: к сожалению, родители успели за свою жизнь накопить завистников и неприятелей. Но если для кого-то лишение магии и было худшим наказанием, то я сталкивалась с вещами пострашнее.

По мне, настоящее проклятие — расти в такой чертовски идеальной, по сравнению с тобой, семье.

* * *

Хьюго сидит в своей комнате, когда я, подкравшись, устраиваю ему щекотку: пятнадцатилетка, а боится ее, как дошкольник. Брат фыркает и пытается отпихнуть меня локтями, но я проворнее — обхожу с другой стороны, а потом плюхаюсь на его кровать, идеально заправленную, в отличие от моей.

— Хью, как твои дела? — я взбиваю подушку поудобнее, вытащив ее из-под покрывала, за что удостаиваюсь недовольного взгляда.

— Прекрасно, не забудь поправить все за собой, — он отворачивается и заглядывает в небольшой блокнот с обложкой из черного дерева.

— Да ладно тебе, поговори со мной, ты увидишься с Алом через час, — я дергаю его за рукав футболки, но он отмахивается и не поворачивается ко мне, пока не выводит на одном из листов ручкой какую-то фразу. Ох, ну и зачем я подарила ему этот бук? Конечно, я просто взяла его из магазина папы и дяди Джорджа, но раз сделала это раньше, чем Хьюго, — можно считать, что подарила. Только теперь он постоянно переписывается с Альбусом, которому отдал второй бук, и я всерьез планирую запретить ему пользоваться им во время еды.

— Я слушаю тебя, — он садится ко мне лицом и открыто пялится, ожидая дальнейшего развития.

— Ты скучный, — я перевожу взгляд в потолок.

— А ты веселая, — кивает брат. — На этом все?

Я мычу что-то нечленораздельное, а потом сажусь на кровати.

— Спроси у Альбуса, кто еще ожидается, кроме клана Уизли.

— Клан — звучит жутковато, не находишь? — ухмыляется Хьюго, черкая что-то в блокноте.

— Ну и мы не сахар, заметил?

— Лонгботомы, Скамандеры, еще какие-то коллеги дяди...

— Дядя никогда не приглашает коллег, — замечаю я. — У нас слишком большая семья, чтобы иметь друзей на стороне. Что там? Ты чего застыл? — я поднимаюсь и заглядываю брату через плечо.

— Ничего, — он хлопает корочкой бука, скрывая от меня содержимое.

— Эй, если там про девчонок, то я переживу. Ну?

— Ничего такого, Лили передала привет.

— Ты меня пугаешь. С каких пор общение с Лили стало поводом для тайны?

— Роза, ну не влезай, ничего не произошло, — он супится, и я тоже хмурюсь.

— Ну и что она тебе передала? Хью! — я трясу его за плечо так настойчиво, что он не выдерживает и вскакивает, оказываясь на голову выше. Меня это не пугает. Я никогда не воспринимала его как младшего брата: мы росли вместе, и, даже будучи старшей, я бы не сказала, что он в чем-то уступает мне.

— Что я получу значок старосты, вот что, — цедит он, недовольно глядя на меня. Он почти рассержен, но я не понимаю, почему.

— Хью, что такого? Все будут счастливы! Ты, в конце концов, наследный староста... — я немного кривлюсь, но вообще-то рада за брата.

— Роза, староста не может быть капитаном команды по квиддичу, — он удрученно трет лоб и садится обратно на стул. — Теперь я знаю, что не стану капитаном в этом году.

— Станешь в следующем, — я кладу ладонь ему на плечо. — Родители будут рады, а через год ты получишь значок капитана... и они снова будут рады, — я поджимаю губы.

Хьюго качает головой.

— Все равно лажа.

Мы молчим. Может быть, я и погубила свою успеваемость, а заодно и репутацию у преподавателей, но я вовсе не считаю, что быть старостой — отстой. К тому же, в нашей семье целые поколения старост: это должно быть в крови. Но нет, мой братец считает, что это провал. Мерлин, он даже лажает так, что завидно становится.

Брат добьется огромных высот, я уверена: выиграет Кубок по квидддичу для Гриффиндора, через два года станет префектом Школы или получит значок Капитана команды. Будет лучшим учеником, сдав на «превосходно» все СОВ или с головой уйдет в спорт. Ему открыты любые дороги, но самое главное — что бы он ни выбрал, родители все равно будут счастливы. От меня, впрочем, требуют гораздо меньшего: стать тем, кем мой брат был с рождения — волшебником.

— Роза, Хьюго, мы отбываем через полчаса! — раздается снизу голос отца, и я, хлопнув брата по плечу, иду в свою комнату.

— Кстати, Лили стала Старостой Школы, — бросает он мне вслед, когда я уже скрываюсь за дверью.

Черт.

* * *

Возле камина в гостиной я оказываюсь первой, что позволяет мне с укором смотреть на каждого спустившегося после меня: по правде, папа появился лишь на минуту позже, но фактически — он тоже опоздал. Я некоторое время еще поглядываю на часы, теребя ремешок, а потом сажусь на диван рядом с отцом.

— Сколько хочешь поставить против того, что Хью будет собираться дольше всех? — предлагаю спор я.

Папа смотрит на меня с улыбкой, пытаясь сделать голос укоряющим, но, как по мне, получается неубедительно:

— Я не должен поощрять твою тягу к азартным играм.

— Да, ты прав, — вздыхаю я. — Но разве в этом случае взрослые не говорят «уж лучше дома, чем где-то на улице»?

Он смеется.

— Галлеон на то, что твоя мама будет собираться дольше.

— Что я слышу, Рональд? — раздается за нашими спинами возмущенный голос матери.

Мы с отцом смотрим друг на друга, как загнанные кролики, и он легким кивком указывает на жену, мол «это ты устроила». Я корчусь, когда он сваливает все на меня, а потом улыбаюсь маме.

— Мам, поторопи Хьюго, он как девчонка, правда! — а потом шиплю отцу: — Ты продул! Рассчитаемся без свидетелей.

Папа закатывает глаза, а потом встает, чтобы приобнять все еще недовольную супругу.

— Дорогая, ты ведь взяла подарок для Гарри?

— Что? Он… — она выбегает из гостиной, что-то бурча себе под нос.

— Ты подставляешь меня! — совсем по-детски возмущается сорока четырехлетний мужчина, а я только пожимаю плечами, фыркнув:

— А как еще честной девушке заработать на новое платье?

— Я видел твои платья, Роза, лучше бы ты тратила деньги на что-то более полезное.

— Хорошо, я куплю Хьюго полироль для значка, — закатываю глаза я.

— Какого значка? — снова появляется в комнате мама.

Вот черт. Я не уверена, что должна была сообщать родителям о назначении Хьюго, и, может быть, еще не поздно притвориться глухой.

— А что вы купили дяде Гарри?

— Хьюго получил значок? — уточняет мама, и я вижу, как медленно, но неотвратимо светлеет ее лицо. — Он что, стал старостой?

Они с папой переглядываются, и я нутром чувствую, что сейчас мне лучше убраться подальше. Не только потому, что они будут наперебой хвалить сына, а потому что сам сын остановился на нижней ступени лестницы и прекрасно слышал все, что я о нем рассказала.

— Извини, — одними губами произношу я, глядя ему в глаза, но Хью только отмахивается и заходит в гостиную.

— Боже, Хьюго, милый, это правда? — обрадованно восклицает мать. — Но писем ведь еще не было, откуда ты узнал?

Брат потирает лоб и чуть улыбается.

— Лили написала мне.

Никто и не думает спрашивать, откуда такие сведения у дочери Поттеров: все прекрасно знают, насколько безупречна ее репутация перед преподавателями и сколь велик авторитет в принципе. Она так хороша, что даже я, не знай ее лично, таяла бы от одной улыбки. Но, по правде, мне хватает ее отношения ко мне, чтобы видеть, что она за человек.

— Она стала Старостой Школы, — добавляет Хьюго, явно пытаясь отвлечь от себя внимание, чтобы никто не спросил его о месте Капитана, которое он не получил. Ведь ему кажется, что добиться чего-то, кроме поставленной цели — значит, упустить все. Плевать, что подавляющему большинству не достается в этой жизни ничего. Хью — гребаный идеалист.

— О, как это замечательно! Нужно поздравить ее, когда увидим, — кивает мама. — Уверена, это стоило ей большого труда.

Нихрена это ей не стоило, — раздражаясь, думаю я. Это же Лили Поттер. У нее вся школа выдрессирована. Неужели, кто-то еще удивляется ее заслугам?

Мне становится совсем мерзко. Сначала Шеклби, потом ссора с матерью, которую и настоящей ссорой-то назвать сложно: она никогда не доводит дело до скандала, да и я, если быть честной, не пытаюсь. Я не могу с ней ругаться. Я не чувствую в себе достаточной жестокости или агрессии, когда мы снова начинаем говорить об этом. Она жалеет меня, и от этого я сама становлюсь жалкой. А я ненавижу это чувство: рядом с мамой, со всеми многочисленными тетушками, с любым, кто знает, что я из себя представляю. Вернее, кого я из себя не представляю. В школе легче: по крайней мере так было сначала, когда я просто считала себя отстающей. Я была всего лишь лузером, а однокурсникам, в большинстве своем, плевать на чужие отметки — это социум, где важно только то, как ты поставил себя. С преподавателями сложнее — когда я показалась матери совсем безнадежной, она предупредила профессоров о моих «временных трудностях», и с тех пор они закрывают на это глаза. По крайней мере, в том, что касается магии. Но однажды все стало намного хуже: я еще в конце четвертого курса трезво понимала, что ни в жизнь не сдам СОВ по практической магии. Я — но не моя мать. Репетиторов тогда стало больше: они были по каждому предмету, который я не могла выучить. Самое жуткое лето в моей жизни. Хуже было только то, что я не могла никуда деваться из этого ада, где из меня пытались выжать хоть капельку магии, хотя бы слабое, неправильно сработавшее заклинание. Родители боялись, что это из-за происхождения мамы. Врачи снова твердили о том, что я проклята. Преподаватели, которых мне нанимали, считали, что дело в «неразвитом магическом воображении», или, попросту — что я сквиб. Хотя, конечно, сказать это моей семье они и не думали: только продолжали попусту брать деньги и мучить меня, выдавливая то, что я была не в состоянии им дать. Самое ужасное, что я не могла сбежать от этого: даже с учетом, что меня могли отпустить в какую-нибудь поездку или просто погостить у приятелей — мне не к кому было идти. У меня просто не было настоящих друзей, которые не стали бы донимать расспросами. Я была одна.

— Джинни говорила, что Скамандеры нашли Черный Розмарин на побережье Франции, — доносится до меня голос матери. — Нужно спросить у Луны, хотя она наверняка скажет, что это не розмарин вовсе! — она усмехается и берет с каминной полки глиняный горшок с Летучим Порохом.

Скамандеры открыли новый вид растения. Хьюго стал старостой Гриффиндора. Выше Лили в школьной иерархии стоит только директриса, и то — как посмотреть. Я не удивлюсь, если одна из кузин открыла еще один способ использования крови дракона, о чем поведает счастливой родне за первым же тостом. Порой мне кажется, что все они слишком хороши, чтобы быть реальными людьми. Или я слишком ничтожна, чтобы существовать. По крайней мере, в таком окружении — я никогда не чувствую себя достойной. Достойной хотя бы чего-то.

— Роза, — окликает меня папа. — Пойдем, в Штабе все наверняка уже в сборе.

Он редко называет дом Поттеров «Гриммо, 12», как все остальные. Во время Второй Магической Войны там располагался Штаб-квартира Ордена Феникса, и я думаю, что он чуточку ностальгирует по тем временам. Не то, чтобы ему снова хотелось воевать или сражаться за жизни близких — просто само слово «Штаб» свидетельствует о чем-то важном, цельном и объединяющем.

Я знаю это, потому что думаю о том же. Нет, не дом на площади Гриммо вызывает во мне подобные чувства. Он — целиком и полностью прошлое моих родителей и их друзей, но у меня тоже есть Штаб. У нас есть Штаб.

Хьюго называет адрес и растворяется в зеленом пламени. За ним следует отец, а мама пропускает меня вперед, потому что она всегда активирует защиту, когда дома никого нет. Я запускаю пальцы в порох и подставляю ладонь под сомкнутый кулак, чтобы не просыпать.

Мать отворачивается, чтобы проверить заклинания, и я в один миг понимаю, что должна делать. Куда я действительно должна отправиться. Я не знаю, что потом совру родным, возможно, просто скажу, что невнятно произнесла адрес, но у меня нет совершенно никакого представления, когда я буду объяснять им свое исчезновение. Потому что мне на самом деле нужно побыть вдали от них. И я не представляю, сколько времени мне нужно на этот раз.

— Лиссон Гров, 16-4, — негромко и четко выговариваю я, жмурясь, чтобы пыль не попала в глаза, а потом, когда свист в ушах прекращается, выдыхаю и присаживаюсь, на корточках вылезая из камина. Он низкий, маггловский, явно не приспособленный хозяином для путешествий. Но те, кто был здесь, — знают об этой особенности, а остальным и в голову не придет пользоваться сетью Летучего Пороха в этом квартале Лондона. Это не магический район.

После меня остается черная дорожка, и я иду в чулан, чтобы взять швабру и совок. Скорпиус не любит грязи, но ему, по очевидным причинам, наводить здесь порядок намного проще. Я в принципе единственная, кто использует маггловский способ уборки, поэтому, когда друзья тоже в квартире, — наведение чистоты целиком и полностью ложится на их плечи. Но сейчас я здесь совершенно одна, и пополнения не предвидится: Малфой пакует чемоданы в Европу, Нейт не покинет приют вплоть до первого сентября, а Джейд работает все лето и настолько много, что порой я не получаю от нее ни слова за неделю. Я могла бы навестить ее, но блюда в «Летнем зале» настолько дороги, что моим карманным деньгам они только снились. Родители же не слишком любят этот ресторан: он пафосный и надменный, а контингент там такой чистокровный, что из всех нас там появляется только Малфой. Вовсе не потому, что меня или Нейта туда не пустят — пусть только попробуют! — а потому, что только Скорпиус и старшие Гринграссы могут выносить эту чванливую атмосферу. Уверена, Джейд бы не осталась там ни секунды, если бы не чаевые, ради которых можно вытерпеть любых снобов.

После мыслей о еде, мне вдруг хочется есть, и я вспоминаю, что мама никогда не готовит обед перед визитом на праздник. Перерыв все ящики, чтобы вспомнить, где осталась заначка из маггловских денег, я корю себя за то, что не взяла из дома хотя бы сумку с необходимыми вещами и немного наличности. С собой у меня оказалась только волшебная палочка, так что, можно сказать, я с пустыми руками. К счастью, умереть голодной смертью или, отчаявшись, вернуться домой, мне не грозит: несколько банкнот лежит в жестяной банке, и я, подсчитав, надолго ли мне может хватить этого, беру двадцатифунтовик и немного мелочи. Будь это наши общие сбережения, мне было бы стыдно тратить все, но, так как Джейд и Нейт деньгами не разбрасываются, эти точно принадлежат Скорпиусу. А он даже не возьмет моих, если я попытаюсь возместить расходы.

Я выхожу из квартиры, заперев ее найденными в прихожей ключами, а потом иду по направлению к супермаркету, который мы нашли с Джейд, оказавшись в гостях у Скорпиуса в первый раз. Это случилось чуть больше года назад, когда его тетушка, Дафна Дюбуа, в девичестве Гринграсс, презентовала племяннику отдельное жилье. Думаю, она сделала это, осознавая всю тяжесть жизни со своими пожилыми родителями, и за что ей большое спасибо не только от Скорпиуса, но и от всего Братства.

В магазине довольно людно, наверное, рабочий день офисных клерков уже подошел к концу, но оживление и громкие голоса меня не смущают: скорее поднимают настроение. Я набираю в корзинку салатов, пирожных и прочей еды, которую не придется готовить, и с интересом останавливаюсь возле цветных полок с косметикой и бытовой химией. Отсюда мне ничего не нужно, но все такое пестрое и яркое, словно я заглянула в «Ужастики Умников Уизли». Только вот дядя Джордж позволяет мне брать что угодно, а здесь у меня не так много денег, чтобы спускать их на ерунду.

Вспомнив о дяде, я ловлю себя на мысли, что мое исчезновение не могло остаться незамеченным — прошло больше часа, и родители уже наверняка обнаружили мое отсутствие. Скорее всего, они подумали, что меня выбросило в другом месте, и я должна вернуться, как только найду подходящий камин. А впрочем, уверена, что в такой выдающейся компании им не до меня. Есть даже вероятность, что мою пропажу никто не заметил: в этом муравейнике, который называется «семейная встреча», нелегко сразу найти того, кого ищешь. А так как, в общеизвестном смысле, блеснуть мне там нечем — я вообще могу соврать, что сидела в библиотеке.

Женская рука появляется из-за моей спины и берет цветную коробочку. Я присматриваюсь к картинке и вижу, что это ярко-рыжая краска для волос. Невольно оборачиваясь на покупательницу, я пересекаюсь с ней взглядом, и она тут же заинтересованно смотрит на мои волосы.

— Какой это оттенок? — спрашивает женщина.

Я пожимаю плечами.

— Понятия не имею, он у меня с рождения.

— Какая жалость! — восклицает она, и, заметив мое выражение лица, поправляется: — Я имела в виду, что в таком случае вряд ли найду подобную краску. Кому-то просто везет с генами, — она уходит, выбрав несколько разных коробок, а я так и остаюсь возле стэнда.

Если бы я получила от своей семьи не только цвет волос! Все уже давно привыкли, что рыжий символизирует Уизли, а знаменитые Уизли — герои войны: у них гениальные детки и безупречная репутация. Во мне же ни гения, ни репутации, так что даже мой цвет волос — насмешка природы.

Первое мгновение мысль кажется мне странной, потом совсем идиотской, а далее откровенно ужасной, но через два часа, уже снова в штабе, я смываю темную кашицу с волос, чувствуя странный прилив бодрости. На полотенце расходятся темные пятна, и мне приходится отчищать раковину, но порядком потемневшие пряди вызывают такой восторг, словно я похорошела в десять раз. Я иду на кухню, где оставила полные пакеты из магазина, выуживаю салат и, захватив вилку из ящика, иду в гостиную. Телевизор, как и предполагалось, расстроен, и на экране не появляется ничего, кроме серых полос. Поэтому я нахожу книгу, оставленную кем-то из ребят, и, даже не посмотрев на название, погружаюсь в чтение, то и дело проверяя, высохли ли волосы. Кажется, у магглов есть специальное устройство для этого, но магам достаточно одного заклинания. Мне же приходится ждать около полутора часов, чтобы посмотреть на себя в зеркале в желанном виде.

Сначала я не узнаю себя: настолько непривычен темный цвет волос. Потом начинаю улыбаться, отмечая, что мне необыкновенно идет. Сразу представляется реакция родных и близких на такой шаг, а потом я понимаю, что объяснить свое отсутствие на дне рождении Гарри Поттера и смену имиджа будет гораздо труднее, чем просто исчезновение. Но меня это не пугает, даже больше: я с нетерпением жду, когда появлюсь в таком виде перед родными, которые теперь не узнают меня. Наверное, они будут расстроены, я почти уверена, что бабушка Молли примется отчитывать меня за то, что я испортила волосы, а кто-нибудь наверняка скажет, что я пытаюсь отдалиться от семьи. Отдалиться. Странно, что эта мысль не посещала мою голову раньше: от меня требуют многого только потому, что я — Уизли, но если бы я была маггловской девочкой или просто полукровкой — никто бы и не подумал делать из меня волшебницу! Все дело в них, в их святой уверенности, что я должна быть магом. Но если это не так, разве заметил бы кто-нибудь мой недостаток, будь я в совершенно другом обществе? Не будь я Уизли?

Я слишком жалкая в их тени, и все же я слишком люблю свою семью, чтобы отвергнуть. Но мне было бы гораздо легче без нее.

Я разжигаю огонь маггловской зажигалкой, которая справляется с магической плитой не хуже заклинания, и ставлю кипятиться чайник. При виде торта, который я купила, мне представляется произведение искусства тети Джинни, которое создано, чтобы угостить каждого гостя на семейном торжестве. Мне немного грустно, но в то же время необычайно легко: кажется, что даже если я выйду на улицу или окажусь прямо на площади Гриммо — никто не узнает меня. А найти меня им не удастся: отследить волшебника можно только до семнадцати, а, даже при всем влиянии моих родителей, чтобы поймать совершеннолетнего, нужен след его магии. Если исчезну я — никто не сможет найти.

— С Днем рождения, дядя Гарри! — я поднимаю кружку с чаем и делаю глоток.

Что ж, даже находиться в одиночестве здесь гораздо легче и уютнее, чем в доме родителей или Поттеров или кого бы то ни было. Пусть тут сегодня нет близких, и я знаю, что ждать их сейчас нет смысла, но эта квартира — самое безопасное место, что я знаю, после Комнаты Х. Потому что даже обросшая пылью, оттого, что Скорпиус забыл обновить заклинание; с пустыми полками вместо еды, потому что из нас всех только Джейд заботится об ужине, со старым телевизором, который притащила от дедушки я, но настраивать его умеет только Нейт; без магии, которая приходит сюда только с появлением друзей, эта квартира — волшебная.

Потому что она — дом.