Попали... (гет)

Первое, что я осознала, когда очнулась — что я лежу на чем-то холодном и твердом. Сверху придавило чем-то… не слишком тяжелым. Нос улавливал едкий запах дыма, уши — потрескивание пламени и скрежет металла. Наверное, именно это и заставило меня открыть глаза и осмотреться. Потому что… даже если я уже мертва, и это моя загробная жизнь, не хотелось бы до кучи еще и сгореть.

Оказалось, я лежу на какой-то широкой балке, совсем невысоко над землей. Сверху меня придавило какими-то обломками, однако скинуть их одной рукой было весьма затруднительно. Вторая же моя рука, а именно левая, оказалась как-то странно выгнута вниз, но не сломана. Просто ладонь… будто бы кто-то держал.

- Стас?!

Ведь именно его я схватила за руку, когда самолет начал падать. Неужели я захватила его с собой?

- Э… Катя? Кх…

Руку я все-таки освободила. А Стас, видимо, тоже пришел в себя совсем недавно.

- Может, слезешь с меня? — в подтверждении своих слов, доску, на которой я лежала, толкнули снизу.

Уже двумя руками, при некотором усилии, я смогла скинуть обломки, придавливавшие меня сверху, и нетвердыми ногами ступила на землю. Балку, на которой лежала я раньше, и под которой оказался Стас, сняли уже вместе. И потом несколько минут просто сидели, обнявшись и тупо глядя в пространство. Говорить пока не хотелось, скорее, мы отходили от недавно пережитой катастрофы и радовались про себя, что нашли хотя бы друг друга. Возможно, мы бы так сидели гораздо дольше, если бы не чьи-то слабые крики о помощи. Кое-как выбравшись из своего убежища, которое напоминало остов старинного корабля (я даже не задумалась, почему не самолета), глубоко пропахавшего землю, нетвердой, шатающейся походкой, мы отправились искать еще одного товарища по несчастью.

Все вокруг заволокло не то туманом, не то дымом от пожарища; мы то и дело спотыкались о камни и неровности земли, натыкались на какое-то барахло и кустарники, что едва не прошли мимо. Несчастный старик был под завалом целой кучи металлических конструкций и, судя по его хриплому дыханию, был настолько слаб, что мы сомневались даже, что он не умрет до того, как мы вытащим его из-под обломков. Старик глубоко вдохнул и отхаркнул кровью, как только тяжелая, металлическая плита была снята с его груди. Я не могу сказать, что у меня хорошая память на лица; порой я не могла даже вспомнить, например, парень или девушка приходили ко мне в комнату в общежитии и просили передать что-нибудь моей соседке. Однако я была уверена, что этого старика точно не было среди пассажиров того злосчастного рейса, которым мы летели в Москву, и, тем не менее, внешность его мне казалась до странного знакомой…

Старик сказал что-то — наверное, это были слова благодарности. На его измученном лице, как мне показалось, даже отразилось облегчение — как внезапно старик в очередной раз откашлялся и, протянув нам кольцо, принялся снова говорить. Я не могла разобрать его слова и видела лишь то, что старик был напуган и будто не до конца осознавал реальность вокруг. Наверное, он пытался донести до нас нечто важное, предупредить, просил передать кому-то послание — для меня, по крайней мере, это оставалось загадкой. С последним словом несчастный испустил дух, и я, присев на корточки, закрыла глаза умершему большие черные глаза, в которых отражался дым, не замечая, как у меня самой по щекам текли слезы.

Стас задумчиво вертел перстень в руках. Сквозь туман мы видели, как догорало пожарище. Огромный пропеллер все еще вращался по инерции, издавая надсадный скрежет, периодически отбрасывая на нас свою тень. Холодный ветер трепал наши волосы, но мы не замечали холода. На наших глазах только что умер человек, но мы оставались живы, пусть даже в пределах собственного разума, и нам нужно было решить, что делать дальше. Стас предложил единственное разумное решение в сложившейся ситуации — попытаться найти других выживших — и я согласилась с ним без раздумий. Ибо жить хотят все, и бедствие, которое мы пережили, было общим, и было бы несправедливо, если бы мы попросту удовлетворились лишь фактом собственного везения.

Туман по-прежнему не желал рассеиваться, и мы решили не разделяться, чтобы не потерять еще и друг друга. Тела нам периодически попадались, мы их бегло осматривали, измеряли отсутствующий пульс — чтобы в очередной раз удостоверится: “мертв” или “мертва”. Иные же были настолько изуродованы и обожжены, что не оставляли никаких сомнений в том, что являлись уже лишь пустыми оболочками. И странно успокаивало то, что знакомых лиц мы пока не встречали.

Чем дальше мы шли, тем больше я уверялась, что мы попали куда-то не туда. Развалившийся на несколько частей и догоравший теперь летательный аппарат действительно напоминал дирижабль, но никак не современный “BOEING” — неслучайно у меня возникали ассоциации с “Титаником” и Эйфелевой башней, в строительстве которой использовались похожие арматурные железные конструкции. И костюмы на пассажирах… по крайней мере, те, что относительно хорошо сохранились, можно было отнести к последней трети XIX века. Заметил это и Стас, посещавший кружок исторических танцев и участвовавший иногда в реконструкторских балах. Однако единственное, на чем мы сошлись, что это никак не может быть постановкой — потому что… уж больно все натурально. Прочие варианты казались еще более невероятными.

Мы вернулись к тому месту, где нашли старика. Почему-то мне казалось важным еще раз осмотреть его — уже более внимательно. Я не удивилась, обнаружив на нем викторианский сюртук и шейный платок, словно ожидала нечто подобное, но только теперь обратила внимание, что это был не просто невысокий худой человек, но скорее карлик. Стас согласился со мной и даже заметил вслух, что это был далеко не первый карлик, встреченный нами среди погибших пассажиров дирижабля.

Какая-то мысль, казавшаяся почему-то очень важной, настойчиво стучалась мне в сознание, но я никак не могла ухватить ее, не могла сформулировать вербально и даже понять ее общий смысл. Попросила Стаса показать переданное ему кольцо. Это был мужской перстень из потемневшего от времени серебра или другого похожего металла с темным же камнем-печаткой. Вместе мы рассмотрели перстень со всех сторон и даже обнаружили гравировку, но буквы нам казались незнакомыми.

Нечто, похожее на догадку, будто мелькнуло в моей голове на мгновение, однако очень скоро нам стало совсем не до странного кольца, когда прямо из тумана на нас вышел худой и от этого не менее злобный волк. Страх сработал первым, и я тут же юркнула за спину Стаса. Зверь прыгнул следом. Стас едва успел прикрыть горло рукой, но не удержал равновесие. Я отбежала в сторону, не зная от страха, что делать. У нас не было при себе никакого оружия, и вообще, все наши вещи, кроме тех, что были на нас надеты, остались там. Я понимала, что Стас вряд ли выиграет схватку с разъяренным волком, и что тогда последний примется за меня.

Я не хотела смотреть на то, как на моих глазах человек боролся со смертью, а я ничего не могла сделать, и стояла, как парализованная. Пока не вспомнила, что мне одна моя знакомая, увлекавшаяся одно время турпоходами, рассказывала о волках. А именно что человек, в силу своей медлительности и относительно малого веса, для волка неинтересная добыча — по крайней мере, если не провоцировать его. И что на человека нападают именно голодные волки — потому что не могут угнаться уже ни за кем другим. А голодный волк — слабый волк, и при должной сноровке его можно задушить руками. Ты только держись, Стас!..

Стас, однако, и не думал сдаваться, изо всех сил пихаясь локтями и коленями, упорно не давая волку добраться до лица и шеи, но ясно, что долго так продолжаться не могло. Я осторожно обошла дерущихся по кругу. Приготовилась… Давай! Господи, помоги! И бросилась на волка сзади, сжимая вокруг его шеи ладони. Лишь в последний момент я успела наклонить голову и закрыть глаза — зверь, который все же успел развернуться, задел меня по касательной. Я упорно продолжала сжимать руки вокруг его шеи, не обращая внимания, как он царапает меня своими лапами. Движения его и вправду становились все более слабыми, как будто слепыми, пока не затихли резко, и я не почувствовала, как туша зверя обмякла подо мной.

Чужие руки подняли меня за плечи и усадили на землю. Меня бил озноб, и единственное, что я могла сделать, это обхватить себя руками. Стас предложил вина — тут валялся почти невредимый целый ящик — но я отказалась. Никогда не пила вино и просто не хочу экспериментировать над своим организмом. Не сейчас, когда от нашей способности держаться на ногах и ясно мыслить зависит наше выживание в этом непонятном и, как выяснилось, уже враждебном мире.

Стаса волк, слава Богу, потрепал несильно, однако шрамы и царапины остались, так что вино, за неимением других средств дезинфекции, ушло уже на их обработку. Как рассказал мой одногруппник, он и не надеялся вначале выжить в схватке с волком, но тут вмешалась я и отвлекла волка на себя. Однако я не отличалась ни ловкостью, ни силой, так что душила бы волка очень долго, и тогда Стас, уже пришедший в себя после схватки, ударил волка палкой по темени. В результате мы дружно решили, что палка — вещь полезная, и я захотела найти себе такую же, раз никакого другого оружия у нас нет. А то ходят тут волки всякие…

Вскоре поиски увенчались успехом — благо, деревьев и, следовательно, обломанных веток здесь хватало, и мы решили вернуться в наше первоначальное укрытие, надеясь переждать там, пока туман рассеется. Не дело все-таки — исследовать окрестности вслепую, когда непонятно, с какой стороны ждать опасности, когда легко можно влезть в какую-нибудь гадость и что-нибудь себе сломать. Однако вернуться в наше убежище нам оказалось не суждено. По крайней мере, не сразу…

На земле, около кучи обломков, ставшей последним прибежищем старика, отдавшего нам кольцо, стоял на коленях незнакомый человек, одетый в длинный темный плащ из грубой ткани, и надрывающимся голосом оплакивал погибшего. Рядом с незнакомцем лежала длинная, ровная палка — не чета нашим — перевитая обрезками не то ткани, не то кожи. На ногах — простые сандалии. Монах? Когда же незнакомец среди своих причитаний упомянул Насреддина, в голове у меня будто щелкнуло: монах — Насреддин — Вирджил — Панарии — Арканум. Но не могли же мы оказаться в компьютерной игре?! Это бред!

Мы со Стасом переглянулись, но не успели друг другу ничего сказать — новоприбывший нас заметил и кинулся к нашим ногам уже с радостным возгласом, в очередной раз помянув Насреддина.

- Э… простите, сэр… — сказал по-английски Стас, попытавшись отстранить незнакомца, поведение которого вызывало поначалу недоумение даже у протагониста в игре.

“Монах” снова заговорил, но из его речи я поняла только “Панари”, “Иоахим” и “Насреддин” — и то только потому, что ожидала услышать подобные имена и названия. В основном же это была какая-то лютая тарабарщина, которая никак не производила впечатления пламенной речи о долге, пророчестве и чем-то там еще. Говоривший сконфуженно умолк, и я, приложив ладонь к груди, назвала себя:

- Катерина, — в таком виде мое имя казалось мне наиболее интернациональным, тогда как “Катя” и, тем более, “Катюша” звучало слишком по-русски, а “Кейт” — по-английски.

Вообще-то я не слишком общительная, чувствую себя неловко в компании и, особенно, посреди больших сборищ людей и не спешу знакомиться первой — а то мало ли что. Но здесь и сейчас мне показалось уместным “высунуться” и показать пример, перейдя на “примитивный язык жестов”, как говорила незабвенная Долорес Амбридж, противная министерская чиновница из моей любимой серии книг о Гарри Поттере — того немногого, что я вообще читала по своей воле за свою недолгую пока жизнь.

Следом повторил мой жест и представился Стас, после чего “монах”, явно испытав облегчение, коротко поклонился нам и назвался:

- Виргил, — именно “Виргил”, а не “Вирджил” или “Верджил”, как его имя нередко переводили в игре.

На свой портрет в игре он был одновременно похож и не похож⁽¹⁾. На портрете в игре Вирджил казался сильно старше, уже перешагнувшим зрелый рубеж человеком; здешний же выглядел на свой “каноничный” возраст 22-25 лет на момент знакомства с протагонистом, хотя прежняя, далеко не спокойная и праведная жизнь уже успела наложить на него свой отпечаток. Это был молодой мужчина с широким обветренным лицом, резко выдающимся вперед носом и глубоко посаженными карими глазами. Шеки его успели зарасти щетиной, а каштановые волосы были коротко и небрежно подстрижены. Носил Виргил робу из плотной, но грубой ткани коричневого цвета — очевидно, это была одежда послушника, ничуть не скрывавшая, впрочем, широких плеч и крупных кистей рук: физический труд нашему новому знакомому был определенно не чужд, равно как и умение постоять за себя в драке.

Виргил снова принялся что-то говорить и снова же растерялся — ведь мы его совсем не понимали. Тогда я, вспомнив, что нам рассказывали на школьных уроках географии о жизни знаменитого путешественника Николая Миклухо-Маклая среди туземцев на острове Папуа-Новая Гвинея, вытянула вперед свою палку, которая по-прежнему была у меня в руках, и сказала:

- Палка.

Виргил в ответ показал свой посох и сказал нечто похожее на “бакул ”. Стас сказал:

- Посох, — правильно: даже если предметы похожи внешне, названия у них все равно могут быть разными.

Виргил понял все правильно и уточнил:

- Просопико.

Затем Виргил взял прутик потоньше и принялся рисовать на земле какие-то каракули, в которых, тем не менее, угадывались схематично изображенные люди в стиле “палка-палка-огуречек — вот и вышел человечек” и дома в виде кривеньких квадратов с треугольными крышами, после чего указал на группу из трех человек:

- Нос.

“Nos” по-латыни да и по-испански вроде бы тоже значит “мы”. И мы со Стасом хором вслух перевели на русский:

- Мы.

Далее Виргил указал на нечто маленькое прямоугольное между “нами” и домами и произнес:

- Алтару, — с ударением на первый слог.

- Алтарь, — в очередной раз проговорили мы со Стасом

- Оппидул, — Виргил ткнул прутиком в нарисованные дома.

Видимо, это должно было означать “деревня” или “небольшой городок”, и мы со Стасом по очереди предложили подходящие варианты. Ведь Туманные Холмы — если речь шла именно о них — и были именно что небольшим поселением.

После этого наш новый знакомый повертел головой по сторонам и показал на окружающие долину горы, очертания которых уже угадывались в тумане, и сказал:

- Монтэн.

- Горы, — сказали хором мы оба со Стасом.

Виргил опустил ладонь ниже и сказал:

- Коллэн, — с ударением на первый слог.

- Холмы.

Виргил накинул на голову капюшон так, что верхняя часть его лица оказалась закрыта, а на нижнюю падала тень, и сказал:

- Вэлат, — снова с ударением на первый слог.

- Закрытый.

- Укрытый.

- Покрытый, — мы со Стасом предложили сразу несколько вариантов перевода.

- Коллэн Вэлатэн, — произнес Виргил, переставив ударение во втором слове на средний слог.

- Укрытые холмы, — сказала я в ответ.

Собственно, оригинальное название поселения на английском в игре выглядело как “Shrouded Hills”, что в том числе переводили дословно как “Укутанные Холмы” или “Укрытые Холмы”. Более распространенный же перевод “Туманные Холмы” был основан на тексте пророчества, где была, если мне не изменяет память, фраза “холмы, окутанные туманом”.

Затем Виргил, уже скинувший капюшон, указал прутиком на еще одного человека, нарисованного рядом с домами, и произнес:

- Гэронд Иоахим.

- Старец Иоахим, — выдала я первой перевод.

Удивительно, но когда Виргил произносил слова медленно и по отдельности, они не звучали уже непонятной тарабарщиной, а напоминали смесь испорченных латыни и греческого с вкраплениями не столько из английского, сколько из германских языков в целом, славянских и, возможно, еще из кельтских. Латынь мы со Стасом даже немного знали: он — потому что до химфака учился в школе с медицинским уклоном, а я когда-то пыталась учить сама просто потому, что захотелось. А те вещи, которые я в течение своей жизни хотела делать сама, по собственной воле и личному интересу, а не ради каких-то плюшек или из страха наказания, можно было пересчитать, наверное, по пальцам одной руки.

Виргил тем временем нарисовал на земле стрелку от условных “нас” к “Туманным Холмам” и сказал:

- Нос ибомэн ан Коллэн Вэлатэн ан гэрондо Иоахимо.

Смысл фраз был примерно понятен и означал что-то вроде “Мы идем в Туманные холмы к старцу Иоахиму” — что мы со Стасом и озвучили. Лучшего решения в наших обстоятельствах я не видела, и Стас был со мной согласен. Вот только, подозреваю, Иоахим, как и в игре, сбежит до того, как мы придем в деревню, и потом еще очень долго будет играть с нами в “неуловимого Джо”.

После Виргил вылечил наши раны магией, за что мы были ему благодарны: все-таки не хотелось бы подцепить здесь какую-нибудь заразу, а слова благодарности на местном языке, что мы узнали от Виргила, звучали похоже на греческий: “эухарисом” — с ударением на третьем слоге. Ощущение от магического лечения было необычным… словно приятный, вязкий холодок коснулся тела в том месте, где были раны. В фэнтези то, что магия мирно уживается с религией — дело обычное. Иногда церковь поддерживает одни виды магии (т.н. “светлые”) и запрещает другие (т.н. “темные”, особенно некромантию), и многие священники являются по совместительству лекарями-магами, а их благословение и молитва имеют магическую силу.

В Туманные Холмы, однако, мы отправились далеко не сразу. Виргил снова заговорил, указав на тело маленького старика неподалеку, после чего сделал круговой жест рукой, будто пытаясь охватить окружающее пространство. Сейчас мы понимали его чуть лучше, но об общем смысле фразы по-прежнему приходилось только догадываться: то ли Виргил предлагал, как и в игре, поискать других выживших, то ли как-то похоронить или, вернее, накрыть мертвых. В любом случае, мы согласились: находиться в окружении мертвых тел было тревожно и неприятно, хотя умом мы понимали, что мертвецы, уже отдавшие местным богам свои души, были последние, от кого стоило ожидать вреда. К тому же, то множество трупов вокруг обязательно привлечет в долину новых волков, даже если крушение дирижабля их распугало их еще раньше, а не встречаться с серыми хищниками вновь мы бы предпочли как можно дольше.

Туман постепенно рассеивался, и окружающий нас пейзаж терял свой изначальный сюрреализм, становясь все более удручающим и зловещим. Всюду обломки дирижабля, какой-то мусор, изувеченные мертвые тела… признаков жизни никто не подавал. Даже если кому-то пережить непосредственно атаку террористов, взрыв и последовавший затем и пожар — как Стеннару, их добило падение с большой высоты и последствия полученных травм. Впрочем, глупо было надеяться, что мы найдем кого-то живого сейчас, если не нашли раньше, когда обходили место крушения в первый раз, еще до встречи с Виргилом.

Виргил сокрушался о том, что мы не можем похоронить тела нормально, потому что школой магии земли (“Схолэ Тэррэс Магиас”) он не владеет. Что он всего лишь новичок (“Новик”) в Панари, а не служитель (“Аколит”), а потому не может самостоятельно провести заупокойный обряд (“Кэдэйас Просэўхэ”). Вот если бы с нами был старец Иоахим… но старец Иоахим ждет нас в Туманных холмах: там нужно рассказать о крушении (“тракар”), чтобы местный староста (“прифаўр”) прислал спасательную команду или коронеров (“крунери”).

Больше всех предсказуемо пострадали тела членов экипажа, находившихся в самом пекле во время атаки и взрыва: капитана и его помощников, разнообразных рабочих и механиков, обеспечивавших полет дирижабля — их можно было отличить по остаткам форменной одежды. Найденные тела мы со Стасом накрывали досками, листами металла, брезентом, холстиной и прочими подручными средствами, а Виргил, становясь на одно колено, читал над ними что-то вроде короткой заупокойной молитвы. Те же тела, что были относительно целы, мы решили положить рядом со Стеннаром и уже накрыть всех вместе. Всего таких “сохранившихся” мы насчитали двенадцать вместе со Стеннаром.

В силу того, что сам являлся магом, пусть и слабым, Вирдгил умел определять что-то вроде “ауры” — маг или технолог перед ним. Мы же, помимо прочего, осматривая тела погибших, пусть и не лучших анатомических примерах, знакомились с примерами иных разумных человекоподобных рас, населяющих мир Арканума. Заодно мы просматривали документы, находимые при трупах (ведь как-то же главный герой в игре идентифицировал личности погибших), если их, конечно, можно было прочитать.

Это в игре легко обыскивать трупы и присваивать их нехитрый скарб себе. В реальности же нам приходилось бороться с собственной брезгливостью, заглушать голос совести, кричащей об аморальности данного поступка. Себя мы оправдывали тем, что деньги и оружие нам были все-таки нужнее, чем мертвецам, которых уже призвало к себе небо… или то, что внизу.

В первую очередь я вернулась к телу старика и поискала в карманах его сюртука паспорт: эта вещь пригодится нам в дальнейшем — если мы, конечно, сможем дожить до того момента. Паспорт почти не повредился при падении, и я смогла его рассмотреть: голубая обложка из плотного картона; на передней стороне герб в виде щита в косых красно-белых полосах, по обе стороны щит поддерживают красные то ли драконы, то ли виверны, сверху на щите золотая корона; еще выше размещалась затейливая надпись выполненная в красном и золотом цветах. Внутри была черно-белая фотография и, по-видимому, сведения, которые обычно бывают в паспортах. Прочитать ничего толком не смогла; заметила лишь, что здешнее письмо напоминает странную смесь знакомых нам из прошлой жизни греческого и еврейского.

Показала найденный паспорт Виргилу и попросила прочитать. Из игры я уже знала, что дварф Стеннар Камнетес выдавал себя за карлика Престона Редклиффа — на это имя и был сделан паспорт, где его раса была обозначена как “нанул”. По паспорту “Прэстон Рэдклифф” являлся подданным королевства Арланд и жителем города Каладон (“'Ипокоон Арланди Рэгани каи политар Каладони Полис”). Когда мы спросили Виргила о Каладоне, он показал на горы, сделав рукой загребающий жест сверху вниз. Все верно: дирижабль летел через горы из Каладона в Тарант, и если бы не случившаяся катастрофа, это положило бы начало регулярному воздушному сообщению между двумя крупнейшими городами Арканума.

Еще одной находкой из карманов “Престона Редклиффа” предсказуемо оказался спичечный коробок — довольно красивый, с изображением красных роз на светло-зеленом фоне. Стас оценил. Виргил прочитал надписи и сказал, что этот коробок был взят из гостиницы в Роузборо.

- Роузборо?! — переспросили мы хором со Стасом: в отличие от Каладона, это название выглядело типично английским.

Виргил снова принялся объяснять, что это тоже маленький городок или деревня — как и Туманные Холмы — а дальше… оказалось, что было бы неплохо хоть немного знать местную географию. Виргил показал на солнце, которое медленно, но неуклонно начинало клониться к закату где-то за горами, затем показал еще чуть левее и сказал:

- 'Эспэр.

“Запад”, — сообразили мы со Стасом. С противоположной стороны находился, соответственно, восток — “дўиран”, север — “голэд”, юг — “нот”. Таким образом, из речи нашего нового знакомого теперь можно было понять, что городок Роузборо находится в королевстве Арланд где-то далеко (“валдэ прокул”) на западе Арканума, тогда как Туманные Холмы — совсем близко (“хаўт прокул”, “проксимэ”), на востоке.

Стас показал Виргилу кольцо, которое переданное нам “Престоном Редклиффом” и, как мог, попытался пересказать обстоятельства смерти последнего. Виргил рассмотрел кольцо и сказал, что на печатке стоят буквы “Г” и “Б”, а с внутренней стороны выгравирована надпись “П. Скаллер каи филэн”. Насчет “Г.Б.” Виргил предположил очевидное, а именно что человеку с данными инициалами следует доставить кольцо, изобразив на земле стрелку от условных “нас” к “Г.Б.”.

- Скаллер? — уточнил Стас.

Виргил недоуменно пожал плечами и покачал головой — мол, не знает — после чего вдруг сказал:

- Тарант.

Логично: Скаллеры, также известные как “Скайлеры” и “Шуйлеры” в других переводах, старая семья некромантов-ювелиров, жили в Таранте очень давно: свои занятия некромантией они скрывали, в то время как ювелирный бизнес вели открыто, и Виргил, часть жизни проведший в Таранте, мог слышать о них — хотя бы то, что они существуют.

- Квид эст “Тарант”? — продолжал тем временем расспрашивать Стас.

- “Уад эст Тарант” — Виргил радовался: пусть неправильно, с ошибками, но мы понемногу начали говорить на местном языке — после чего ответил:

- Тарант эст Аркани мэгалитэра полис индустриас.

“Крупнейший промышленный город Арканума” — таково было краткое описание Таранта, которое можно было прочитать во всплывающей подсказке, если навести курсор мыши на соответствующую точку на карте мира в игре.

- Уби эст Тарант? — снова спросил Стас, и на сей раз Виргил не стал его поправлять:

- Ан голэд-дўиран апо Коллэр Вэлатэр. Валде прокул, — постарался он ответить как можно более просто, то есть “Очень далеко на северо-восток от Туманных Холмов”.

Следующая, кого мы опознали, была человеческая женщина по имени Виктория Уоррингтон — Виргил сказал, что при жизни она была слабым магом (“магисса эксига”). У дальней кучи обломков, ближе к скалам, нашелся дварф Лугард Кровавый Камень: как и мисс Уоррингтон, он лежал на земле сломанной куклой, но, в отличие от других погибших рядом, ему, казалось, удалось избежать столкновения с хвостовым винтом. Виргил показал на бороду дварфа и сказал:

- Барда. Оллэн дўарвэн бардам гэрунт.

Мы со Стасом кивнули: понятно, что все дварфы носят бороду — это канон. После чего повторили для Виргила его же фразу по-русски.

- Оллес дўарвэн тэхнологэн эйсунт, — сообщил Виргил.

- Все дварфы — технологи, — перевел Стас.

- Суть, — добавила я следом.

Рядом с конструкцией, напоминавшей плавник гигантского ерша, у самых скал, обнаружили Соломона Дуна, человека-мужчину: как и Виктория Уоррингтон, он тоже оказался магом.

К последнему месту поисков мы возвращались каждый раз одним и тем же маршрутом, внимательно смотря по сторонам и под ноги в надежде увидеть что-то для себя полезное: уцелевшие остатки продовольствия, медикаменты, одеяла и, наконец, деньги. Не помешало бы нам и походное снаряжение — обувь, одежда и, самое главное, рюкзаки — однако пассажиры “Зефира” предполагали со всем возможным комфортом добраться из Каладона в Тарант по воздуху, а не проходить этот же путь пешком по лесам и горам.

Вот и снова мы прошли вдоль хвостовой части дирижабля, стараясь не удаляться в подлесок, достигли “плавника”, где ранее нашли Соломона Дуна. Слева были скалы, и потому нам оставалось только повернуть направо, чтобы осмотреть место крушения с другой стороны. По пути Стас нашел несколько гильз из-под пуль и предположил, что на дирижабле имела место перестрелка. Я же вспомнила, что в игре каладонский изобретатель Максим специализировался не только на летательных аппаратах: именно он сконструировал вначале дирижабль, а затем самолеты — но также разработал пулемет. А потому не только экспериментальные модели самолетов террористы-наемники могли у него угнать.

Нас уже ждали. Волки, привлеченные запахом крови и рассчитывавшие, очевидно, полакомиться свежей падалью (как бы цинично оно ни звучало по отношению к погибшим пассажирам и членам экипажа дирижабля), почувствовали наше приближение гораздо раньше, чем мы увидели их, и сразу бросились на нас в атаку. Волков было двое — слишком много для трех человек. Стасу и Виргилу пришлось “танковать” — просто потому, что они шли впереди меня. Виргил защищался посохом, не позволяя острым волчьим зубам коснуться шеи, и Стас взял с него пример, используя свою палку. Я же, пребывая непозволительно долгое время в ступоре, наконец, сообразила, что могу ударить одного из волков — того, что ближе, сцепившегося со Стасом — стальным кинжалом, взятым у Виктории Уоррингтон.

Стоило мне сделать шаг вперед, как для волков я тоже превратилась в мишень — вернее, они всего лишь сменили свои приоритеты. Я была для серых хищников, безусловно, более легкой добычей, и один из них, видимо, получив-таки таки посохом от Виргила, бросился на меня, сбив с ног и повалив на землю. Левую руку, которой я инстинктивно закрылась, до глубины обожгло острой болью. Какое-то время я просто терпела — и тупила, и лишь когда внезапно хватка ослабла, я вспомнила: у меня есть кинжал! Я принялась им тыкать в бок волку, не особенно задумываясь — да и не видя — куда именно попадала.

Боль озлобила волка. Был лишь вопрос времени, кто из нас кого добьет раньше, когда внезапно волк ослабил хватку и заскулил, а после и вовсе с меня скатился. Меня взяли за плечи и подняли на ноги. Виргил забрал у меня кинжал, чтобы добить им второго волка, который успел уже повалить Стаса, а после залечил наши раны.

Сейчас я не могла не восхититься умом и смекалкой Виргила, который фактически спас нам со Стасом жизни. И, если подумать, не мог же он в одночасье растерять все навыки и умения из прошлой жизни только потому, что год был послушником Панари у старца Иоахима. Впрочем, послушником он оставался и сейчас — ибо сопровождать и защищать Избранного, Выжившего тоже было его заданием от старца Иоахима.

В игре же, управляемый искусственным интеллектом, Вирджил действовал намного более глупо или, как минимум, странно. Так, помню, моего персонажа нередко убивали именно в начальной локации — на месте крушения — те самые волки, а еще и кабаны. Не только потому, что этот самый персонаж, будучи всего первого уровня, мало что умел и чаще промахивался, чем попадал по противнику, но и потому что Вирджил начинал активно тратить ману и лечить протагониста, едва тот получал минимальный урон, но, когда тому требовалась уже решительная помощь, вместо лечения активно включался в драку сам. Поэтому, по указанным выше причинам, я никогда не выбирала для своего персонажа в игре такие интересные биографии, как “Болезненный” или “Чудесное исцеление” с их огромными штрафами на силу, ловкость и телосложение — ведь интеллектом, обаянием и восприятием с волками не повоюешь.

Свой рюкзак Виргил оставил у того места, где мы устроили импровизированную общую могилу, и уже там выдал нам из своих запасов лепешки и травяной напиток, чтобы восстановить силы, и заодно перекусил сам. Сейчас нам были безразличны трупы вокруг, что так поступать безнравственно и тому подобное — есть хотелось настолько сильно, что я чувствовала дрожь во всем теле и, особенно в руках, как раньше бывало нередко во время занятий или работы в лаборатории, когда приходилось терпеть и ждать более подходящего времени для обеда.

Утолив на время голод, мы снова отправились на… поиски? осмотр? опознание? — не знаю, как лучше назвать то, чем мы занимались. На этот раз остов дирижабля, у которого уже нашел свое последнее прибежище Стеннар, мы решили обойти против часовой стрелки. Левая рука, которую покусал волк, несмотря на лечебную магию Виргила, продолжала ныть и болеть, хотя на месте страшных рваных ран были всего лишь красные припухлые рубцы: их я на всякий случай протерла вином, часть бутылок с которым по какой-то неведомой причине уцелела в крушении. Видимо, как и в игре, “Малое исцеление”, которым владел пока Виргил, годилось только для небольших поверхностных повреждений: царапин и ссадин — тогда как для глубоких ран и травм типа переломов нужно было уже “Большое исцеление”, ну, или немагическое лечение уровня Эксперта, что, впрочем, выглядело правдоподобно и логично.

Этого человека, несмотря на отсутствие у него головы, я узнала сразу: только у него из всех пассажиров “Зефира” был красный пиджак — красный сам по себе, а не от крови, которая пропитала его бурыми пятнами. Стас и Виргил перевернули тело, обнаружив под ним старинную фотокамеру. Фотоаппарат Стас сразу же поднял с земли (хотя ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы отцепить уже окоченевшие пальцы бывшего хозяина) и внимательно осмотрел со всех сторон, отметив очевидное: что объектив разбился.

- Но негативы могли уцелеть, — добавил Стас так же по-русски.

- Уад? Уад? — показал свое непонимание Виргил.

- Мы берем это с собой, — поспешила я сказать, а Стас в подтверждение моих слов взял камеру под мышку.

Мы переглянулись, не сразу поняв нашу общую ошибку.

- Нос… — начал Стас, перейдя на латынь.

- Акципимус… аккипимен… — продолжила я, вспомнив подходящее по смыслу слово, предлагая разные варианты окончания и произношения.

- Ид…

- Нобискум.

- Бидду! — остановил нас Виргил. — Вос… — показал на нас со Стасом. — Ид… — показал на камеру у того под мышкой. — Аккипитис… — изобразил, будто тоже что-то взял под мышки, а потом показал на Стаса.

После чего повторил:

- Нос… — обвел жестом нас троих, — ид… — снова показал на фотоаппарат, — аккипимен… — подмигнул мне задорно, — нобиско. Ид эст, — еще раз показал на фотоаппарат, — камара фотис…

- Фотокамера, — синхронно выдали мы со Стасом более знакомое нам слово.

Затем Стас, как учившийся когда-то в школе с медицинским уклоном, а потому обладавший более крепкой психикой (как он рассказывал когда-то раньше, в анатомички их водили, но делать вскрытия не допускали), опустился на корточки и достал из внутреннего кармана пиджака погибшего сразу две корочки.

Первая по размеру и содержанию изображения напоминала уже виденные нами ранее арландские паспорта “Престона Редклиффа”, Виктории Уоррингтон, Соломона Дуна и Лугарда Кровавого Камня, из которых жителем города Каладона значился только “Престон Редклифф”. На желтом фоне здесь был тоже изображен щит, только красный, а в его центре — белый лев. С обеих сторон щит поддерживали стилизованные солдаты в гвардейской форме, державшие в руках, однако, не копья, а что-то вроде длинных штыковых винтовок. И щит, и солдаты стояли на голубой ленте с черной каймой, и написан на этой ленте был, очевидно, государственный лозунг. А поверх щита размещалась не корона, как на гербе Арланда, а рыцарский шлем с плюмажем из белых, голубых и черных перьев.

Виргил заглянув в переданный ему паспорт и сказал:

- Ид эст Исак Байэр, политар Таранти, — вот и появился первый гражданин Таранта, известный в игре как Исаак Запрудер.

Вторая корочка скромного коричневого цвета напоминала по размеру служебный пропуск или удостоверение.

- Тарантиан, — сказал Виргил вслух. — Ил эст эргат эн Тарантиано. Ид эст…

Знакомая с сюжетом игры, я примерно представляла, что хотел сказать Виргил: что обнаруженный нами Исаак Запрудер работает в газете “Тарантианец”, вот только подходящих предметов, чтобы наглядно показать это понятие, поблизости не было. Впрочем, Стас догадался и сам:

- Журналист? Репортёр? — принялся он предлагать варианты, снова подняв с земли фотоаппарат и оглядев его со всех сторон: конечно, кто еще будет носиться с фотокамерой везде, где только можно, стремясь первым увидеть и заснять сенсацию?

- О, рэпортор! — обрадовался Виргил: ведь иногда — как, например, сейчас — мы его все-таки понимали и даже могли подобрать известные нам подходящие по смыслу и звучанию слова.

Найденные документы, за исключением изъятых у “Престона Редклиффа”, мы не забирали себе. Так же поступили и в этот раз, оставив себе только камеру — о чем было сказано сразу. Виргил еще что-то говорил, и лишь по изредка узнаваемым словам я примерно догадывалась, что у нас появился еще один повод отправиться в Тарант после Туманных Холмов, что старец Иоахим должен согласиться и тому подобное.

* * *

Мы обошли уже не меньше пары десятков обезображенных трупов, прежде чем нашли его. Не то чтобы мы не встречали таких раньше среди пассажиров и членов и экипажа, но это был первый, у кого ничего не оторвало, кто не получил бы жуткие ожоги — несмотря на то, что был одет в простую холщовую рубашку, вымазанную сажей и машинным маслом вперемешку с землей, и такие же штаны — то есть был из тех простых работяг, что обеспечивали работу дирижабля и погибли едва ли не первыми при взрыве. От Виргила мы уже знали, что это полуогр — то есть, 'эмогр по-местному. Документа, удостоверяющего личность, при нем не было. Был этот полуогр настолько большой и тяжелый, что мы едва могли сдвинуть его с места, а потому прямо там же накрыли металлическими листами. Недалеко от того места, где на нас во второй раз напали волки, мы обнаружили тело Горация МакКинли, о котором Виргил сказал, что при жизни тот был магом.

Обломки носовой части дирижабля разлетелись намного сильнее, и тел погибших пассажиров вокруг и посреди них было куда больше, так что я весьма сомневалась, что мы управимся с работой до захода солнца. И если Клариссу Ворак и Ке'ри Меланж среди прочих мы опознали относительно быстро, так как они лежали на открытом пространстве, то малорослых Марвина Тамблбрука и Годфри Кастлбургера, лежавших среди нагромождений покореженный арматуры, деталей обшивки, обломков мебели и каких-то механизмов, мы едва не пропустили. Первый значился в паспорте как “пумилон”, а второй как “нанул”, но, если не знать заранее особенности каждой из рас “Арканума”, то невозможно было понять, какова принципиальная разница между хоббитом и карликом. Один отличался полным телосложением и выглядел как простоватый сельский житель, другой был, напротив, худощав и походил на богатого горожанина. Но разве телосложение, достаток и место проживания могли быть основанием для отнесения разумного к той или иной расе?

Прежде нам не было нужды углубляться в окружавший место крушения редкий лес, но теперь мы шли в прямом смысле по следам погибших, туда, где лежали их тела. То и дело я слышала завывания волков вдалеке и опасалась, как бы они снова не пришли по наши души. Не меньше меня тревожило и знание о наемном убийце: в игре герой должен его встретить, выйдя из долины за алтарем Панари, но в жизни бывает всякое, и убийца мог встретиться нам гораздо раньше, застав нас врасплох.

Эльфа Д’рена Ле’лора, который лежал в кустах почти у самой скалы, мы едва не пропустили — даже прошли два раза мимо него, пока я не пригляделась и не заметила вслух, что “там, кажется, что-то белеется”. Когда же мы увидели нашу находку, я подумала, что, упади Ле’лор более удачно, мог бы остаться жив: ему ничего не оторвало, не обожгло, не было на его теле и явных глубоких ран — как у еще нескольких “счастливчиков”.

Виргил определил, что при жизни Д’рен был магом, после чего произнес назидательно:

- Оллэн эливэн магэн эйсунт.

- Все эльфы маги суть, — повторили мы следом со Стасом.

Затем Виргил показал на ухо Д’рена и сказал:

- Эйрун. Лонгэн, — жестом изобразил продолговатость. — Акуўтэн, — нарисовал в воздухе острый угол.

Понятно: уши — длинные и острые.

Показал на волосы эльфа, состриженные у висков, но сзади собранные в длинный конский хвост, и сказал:

- Маллиўэн. Лонгэн. Оллэн эливэн маллиўэн лонгэн гэрунт.

- Все эльфы носят длинные волосы, — снова повторили мы со Стасом.

Позже Стас пояснил, что в книгах Толкиена длинные волосы у эльфов, в том числе у мужчин, считались куда более важным признаком расы, чем заезженные в последующих фэнтези-книгах и видеоиграх длинные острые уши.

У Д’рена Ле’лора, помимо горстки золотых монет, которые отдали на хранение Виргилу, обнаружили при себе колчан стрел и лук: последний также передали Виргилу осмотреть на наличие каких-либо опознавательных знаков. Виргил ничего подобного не увидел, и Стас, как толкиенист со стажем, с чистой совестью тут же забрал лук себе.

Здесь следует пояснить: наше мародерство было избирательным. Находимые деньги мы забирали себе не только потому, что нам, живым, они были нужнее, чем мертвым, но и потому, что они не несли на себе никакого следа личности: “универсальный товар, за который можно приобрести другой товар или услугу”. Личные же украшения и аксессуары, как то кольца, серьги, заколки, запонки и карманные часы, мы оставляли при их погибших владельцах. Так же и с оружием: я забрала кинжал, который имела при себе Виктория Уоррингтон, лишь потому, что это был самый обычный, недорогой и неименной кинжал, который в игре можно было купить в любой оружейной лавке и как бы даже не в универмаге Арканума. А вот украшенный пистолет Годфри Кастлбургера осмотрели, конечно, но сразу же вернули обратно: во-первых, очень приметное оружие — не уникальное, но и не такое, с которым ходил бы каждый второй; во-вторых, с таким оружием надо было еще уметь обращаться, чтобы себе не повредить.

В истории огнестрельного оружия я разбиралась, мягко говоря, плохо, но помнила, что револьвер изобрели в 1890-х годах; тогда же, или чуть позже, в самом начале XX века, появились безопасные для самого стрелка пистолеты современного типа — “Вальтеры” и “Наганы” — с предохранителями и магазинными патронами.

С обитателями местных лесов нам пришлось встретиться у пруда по другую сторону от разломавшейся гондолы дирижабля. В этот раз к волку присоединилось мелкое бледно-розовое гуманоидное существо, известное в игре под названием “Kite”. Кайт противно верещал и всячески изворачивался, чтобы достать нас своим ножом. Для Стаса это оказался повод использовать найденный ранее лук. Не сразу, но кайт с громким визгом был пришпилен к земле очередной стрелой, выпущенной Стасом, а волка мы с Виргилом добили палками и кинжалами. После Стас признался, что, хотя навыки стрельбы из лука он до конца не растерял, но отсутствие регулярных тренировок сказалось, да и лук непривычный, а потому надо бы пристреляться, как только выдастся.

Там же, у пруда, среди прочих мы нашли тело Вильгельмины Карпентер, уже подъеденное волками. То, что она — это она, как и в случае с журналистом Запрудером мы смогли установить исключительно по найденным при ней документам (Вильгельмина тоже оказалась гражданкой Таранта) и письму к жениху, местами потрепанному и пропитавшемуся кровью. Виргил прочитал нам со Стасом письмо — как и все остальное до этого — и если не знать заранее его содержание, понять оттуда при наших крайне скудных пока навыках местного языка можно очень немного, но достаточно, чтобы решить, что делать с этим дальше. А именно что есть некий Иарэд, он работает охранником (“ўордиан”) на железнодорожной станции Вермиллион (“Вэрмиллион стантиона фэрравиас”) в Таранте — а, значит, этому самому Иареду и следует отдать письмо.

Виргил заметно погрустнел, прочитав письмо до конца, и, убрав записку во внутренний карман робы — к паспорту “Престона Редклиффа”, сказал что-то про старца Иоахима, Туманные Холмы, Тарант, Вермиллион и, наконец, Джареда. Все-таки понимал он явно больше, чем выдавал вслух нам, но, самое главное, пусть он прежде не был знаком лично ни с Джаредом, ни с Вильгельминой, ни с прочими пассажирами и членами экипажа “Зефира”, для него с самого начала эта была естественная, родная реальность и живые люди, и он искренне сочувствовал их гибели и утрате.

Обломки носовой части дирижабля разлетелись почти до самого выхода из долины, там, где редкий лес уступал место скалам. Недалеко от левого борта гондолы мы обнаружили тело эльфийки Бел’ан Т’сераа, ухватившейся за кусок железной арматуры. Почему-то легко было представить, как она до последнего пыталась выжить, держась за детали конструкции дирижабля, но совсем в конце что-то пошло совсем не так, и она сорвалась и неудачно упала. Как и у Д’рена Ле’лора, у Бел’ан Т’сераа имелись при себе кинжал и лук со стрелами. Лук выглядел лучше, чем тот, что был у Д’рена Ле’лора, но Виргил нашел на нем какую-то гравировку — по-видимому, на языке эльфов (“лингўа элифэр”), которого он не знал — а потому Стас был вынужден оставить лук его мертвой ныне хозяйке.

Я обратила внимание, что многие пассажиры, не только мужчины, но и женщины, имели при себе в качестве оружия при себе ножи и кинжалы. У той же Белан мы наши красивый кинжал с чуть искривленным ярко-белым лезвием и искусно вырезанной позолоченной рукоятью — настоящее произведение искусства. Кинжал испускал слабое, но подвижное лазурное сияние: Виргил сказал, что это признак магической вещи. Сам он идентифицировать не умел — уточнил лишь, что магические вещи в руках технологов бесполезны.

Я же размышляла о том, что, с одной стороны, можно подумать, что, несмотря на викторианский антураж, женщины в Аркануме достаточно самостоятельны и могут путешествовать, в частности, без сопровождения мужа, родственников или компаньонки — но при этом должны уметь и защищаться хоть немного: потому что мало ли что. С другой стороны, кинжал для женщины мог выступать также “оружием последнего шанса”, чтобы убить себя и спасти тем самым свою честь от позора — викторианская эпоха с ее ханжеской моралью в этом отношении недалеко ушла от средневековья. И если подушечки с иголками, которые надевали на бедра, чтобы сделать пышнее юбку и заодно окоротить любителей домогаться в общественных местах, выглядели по-своему забавно, то в булавках, которые некоторые блюстительницы чести вкладывали себе в рот, чтобы, не дай Бог, их никто не поцеловал, пока поезд проезжал длинный и темный тоннель, и потом задыхались, смешного уже ничего не было.

Последний, кого мы обнаружили, был мужчина по имени Меррик Лагертон: тело его лежало между пропахавшим землю носом дирижабля и алтарем, и можно было подумать, что этот несчастный потянулся к алтарю, как утопающий за соломинкой, в надежде выпросить спасение у неведомых прежде богов.

- 'Эморк, — уверенно определил Виргил еще до того, как мы посмотрели паспорт погибшего, и указал на заостренные ушные раковины и заметно выдающиеся вперед надбровные дуги.

Как только мы осмотрели тело Лаггертона, Виргил поспешил подвести нас к алтарю, стоявшему у выхода из долины. Впрочем, правильнее было бы назвать это сооружение памятником или монументом, ибо священнодействий на нем проводить не предполагалось. Это была фигурно вырезанная плита из песчаника или известняка, стоявшая на крепком основании и залитая сейчас золотисто-розовыми лучами заходящего солнца. На плите был вырезан текст, помещенный в рамку из растительных мотивов с восьмиконечными звездами по углам. Такая же, только более крупная звезда была вырезана под текстом; сверху же, под арочным выступом, имелась выемка, в которой стояла бронзовая плошка, накрытая сверху тонким бронзовым же перекрестием.

Я рискнула высказать мысль, что подобный камень неплохо смотрелся бы в музеях нашего мира, и Стас со мной согласился. Виргил осматривал памятник вместе с нами, хотя видел его уже не в первый раз, и выражение его лица говорило, скорее, о беспокойстве, чем об исследовательском интересе. Я помнила, что в игре Вирджил еще при знакомстве с протагонистом признавался тому, что плохо знал местное Писание и не разбирался в учении Панарии и эльфийской философии, а сейчас, подозреваю, видел, как и мы, лишь набор непонятных символов перед собой, совсем не похожих на привычные с детства буквы, и оттого чувствовал себя полным неучем.

Я помнила, что там должно быть примерно написано: “И дух Насреддина возродится на крыльях огня, в горах, окутанных туманом, и то будет последняя битва со Злом” — и далее ссылка на соответствующую цитату из Археона, книгу, составлявшую Священное Писание Панари. Но — мы не знали толком языка, на котором говорили в Аркануме сейчас, а потому Виргил, даже если помнил содержание цитаты со слов Иоахима, все равно ничего не смог бы нам объяснить, так что диалог, полный взаимных подколок на тему того, кому придется сражаться с местным главгадом, а кто не разбирается в Писании, в нашем так и не состоялся. Вместо этого Виргил, разочарованно вздохнул и, махнув рукой, повел нас обратно к телу Меррика Лагертона, которого еще надо было перенести к импровизированной общей могиле, и накрыть чем-нибудь оставшиеся тела, которым в плане повреждений повезло гораздо меньше.

* * *

За работой я размышляла о том, каким образом получилось так, что среди всех пассажиров и членов экипажа дирижабля нашлось всего двенадцать, кому “лишь чуть-чуть не повезло”, несмотря на то, что тела других погибших рядом были изуродованы намного сильнее, без шансов на выживание. Это были представители разных рас, как мужчины, так и женщины. Объединяло их то, что в игре все они являлись предварительно созданными персонажами, каждый со своей собственной предысторией и заранее прописанной схемой прокачки ⁽²⁾.

Так, Виктория Уоррингтон, которую мы опознали самой первой, происходила из старинной, но обедневшей дворянской семьи и была уже третьей дочерью у своих родителей. На первый взгляд, обычная юная дебютантка, которой родители не могли дать в приданое ничего, кроме имени, и которая могла надеяться исключительно на собственное обаяние и красоту, чтобы добиться для себя лучшей доли. Вот только образ “милой девочки из хорошей семьи” был лишь внешней оболочкой мисс Уоррингтон, решительной и храброй девушки, с детства мечтавшей о настоящих приключениях и обладавшей даром мага к тому же. В какой-то момент она начала посещать таверны, где не только слушала разнообразные остросюжетные истории, но и оттачивала свои навыки торговли, убеждения и игры в кости, а магия очарования помогла ей добиваться желаемого. Когда же и этого мисс Уоррингтон стало мало, она просто ушла из дома и решила сразу же отправиться за приключениями в большой, но далекий город Тарант.

Человек-маг Соломон Дун родился в семье потомственных темных некромантов. Его мать умерла при его рождении, и, согласно семейным легендам, тот день сопровождался страшными знамениями. Как бы то ни было, Соломон вырос и в полной мере унаследовал семейный дар — в игре он владел не только, собственно, темной некромантией, но и магией силы, оперирующей чистой энергией и электричеством. А потом что-то случилось с почтенным семейством Дунов — в предыстории Соломона были намеки, что это что-то сделал со своими родственниками, как-то их заколдовал, после чего спешно покинул родное поместье и сел на дирижабль до Таранта.

Карлик Годфри Кастлбургер, как и Соломон Дун, вырос в богатом семейном поместье, но магией не владел, изучая вместо этого экономику и диалектику, а также упражняясь в стрельбе из огнестрельного оружия. Отец Годфри, мистер Кастлбургер-старший, владел крупным бизнесом и намеревался передать дела сыну. Но прежде было решено, что Годфри следует отправиться в путешествие — не только мир посмотреть и поучиться чему-то новому, но и чтобы утихли неприятные слухи о каких-то его похождениях.

Хоббит Марвин Тамблбрук был, напротив, самого простецкого происхождения, из какой-то сельской глуши. С ранних лет промышлял воровством и интересовался взрывчаткой. После того же, как Марвин ограбил храм в соседней деревне, а затем поползли слухи, что следующей его целью станет местное казначейство, мистер и миссис Тамблбрук решили отправить сына в военную академию Таранта от греха подальше — и просто подальше. Стоит ли говорить, что Марвин был этому не рад?

Дварф Лугард Кровавый камень не нашел понимания, так как постоянно стремился к изобретению разных механизмов, тогда как у дварфов, очень крепко державшихся за свои традиции, настоящая работа может быть сделана только своими руками. Тем не менее, получив после совершеннолетия право выйти за пределы клана и посмотреть мир, Лугард отправился в Тарант, чтобы поступить в тамошний технологический университет и уже открыто изучать механику и огнестрельное оружие.

Предыстории Лугарда и Стеннара мне внезапно показались очень похожими: последний из-за своей тяги к изобретательству ведь тоже не находил понимания с соклановцами, но обрел единомышленника в лице одного очень талантливого человеческого юноши — и впоследствии очень дорого за эту дружбу заплатил. Можно сказать, именно эта дружба запустила последовательность событий, достаточно протяженных по времени, но приведших в итоге к началу основного сюжета игры — уже с протагонистом в главной роли.

Эльф Д’рен Ле’лор был сыном охотника, но, хотя неплохо владел луком, интересовался больше магией (в частности, изучал магию природы), историей и поэзией. Будучи любознательным, он просто ушел из родительского дома, чтобы посмотреть большой мир!

Чистокровной эльфийкой Бел’ан Т’сераа присходила из древнего рода, свято чтящего традиции. Почувствовав, что в Аркануме творится неладное, соплеменники отправили Бел’ан выяснить, в чем дело. Бел’ан чувствовала сильную связь с природой и родными лесами, ей больно было покидать родной дом, но дирижабль вызвал у нее любопытство и восхищение.

За Бел’ан я когда-то играла, и могу сказать, что это было… наверное, скучно? Вода и природа, — типичные для эльфов школы магии, а также по одному заклинанию из прочих стихий, целительства, иллюзии и силы, а из навыков — только рукопашная, уклонение и стрельба из лука, кажется. Ни интеллекта, ни харизмы, ни восприятия — словом, такого, что можно было бы ожидать от дочери благородного эльфийского рода, отправленной изучать большой мир и представлять там тот самый род.

А сейчас подумала: а что если дело в характере самой Бел’ан и тех самых, прочно впитанных ею традициях, предполагавших и обучение боевым искусствам, и изучение магии природы и стихий — но никаких лишних интересов и ненужных вопросов. Даже дом свой Бел’ан покидать не хотела — в отличие от любознательного Д’рена Ле’лора, который своим поступком наверняка нарушил все гласные и негласные эльфийские традиции и кто с охотой развивал бы в себе и восприятие, и интеллект.

Полуорк Меррик Лаггертон был ни магом, ни технологом, а чистым бойцом, который зарабатывал себе на жизнь кулачными боями. Однажды, выиграв однажды много денег, он часть отдал родителям, а на оставшиеся купил билет до Таранта, где надеялся найти лучшую жизнь. Впрочем, полуоркам в мире Арканума было везде “не так”, так что надеялся Меррик зря. И это Меррик еще не мог скрыть внешние признаки своей расы: потому что был мужчиной и носил короткие волосы.

У женщин-полуорков резковатые черты лица сглаживались, а чуть заостренные сверху уши можно было спрятать под волосами — чем и воспользовалась Кларисса Ворак, в паспорте обозначенная как “'умана”, то есть, “человеческая женщина”. Причем проворачивала такой трюк Кларисса, судя по ее биографии не раз (и, вероятно, в той же конторе, где заказал себе липовый паспорт Стеннар): так, прежде она училась в университете, где, мечтая стать врачом, изучала анатомию и фармакологию. И все шло хорошо, пока не выяснилось, что она родилась и выросла в деревне полуорков, после чего Клариссу исключили из университета, выгнали из квартиры, все друзья от нее отвернулись, и так девушка решила поискать себе лучшего будущего в Таранте.

За Клариссу Ворак, как за Бел’ан Т’сераа, я тоже играла, и это было намного интереснее. В соответствии со своей схемой автопрокачки она полностью осваивала такие типичные для полуорков навыки, как рукопашная и уклонение, а также лечение и такие технодисциплины, как химия (которая в игре специализировалась, главным образом, на изготовлении всяких ядов) и гербология (которая, соответственно, предполагает изучение лекарств). Благодаря своему высокому интеллекту Кларисса могла вести намного более глубокие и познавательные диалоги (хотя из-за штрафа на обаяние, также типичного для полуорков, не все квесты были ей доступны), а еще, будучи химиком, обучалась изготавливать парализатор, после использования которого враги — включая великого Кергана Ужасного — не могли ей больше оказывать никакого сопротивления.

Полуэльфы (“'эмэливэн”), в отличие от полуорков, свое происхождение не скрывали, поскольку никаким гонениям в обществе за то самое происхождение не подвергались. Так, опознанная нами полуэльфийка Ке’ри Меланж была — немного-немало — дочерью человека-политика и эльфийки-магички. С детства Ке’ри часто слышала споры родителей о магии и технологии и пришла к выводу, что и обоих есть свои преимущества и свое место в мире; что если не можешь использовать преимущества и магии, и технологии одновременно, соблюдая между ними баланс, то загоняешь себя в ловушку, вынуждая отказываться от одного ради другого. Будучи девушкой любознательной, усвоив от своих родителей азы красноречия, магии природы и целительства, а также начальные схемы в гербологии, Ке’ри решила отправиться в путешествие, чтобы изучить мир вокруг и найти доказательства своей правоты, а начать с Таранта ⁽³⁾.

Тем не менее, одно только происхождение отнюдь не гарантировало удачный старт в жизни. Так, Гораций МакКинли, подобно полуорку Меррику Лаггеhтону, рос в “трущобах городских”, где был вынужден с ранних лет бороться за свое существование, научился воровать, а также понемногу осваивал магию пространства и времени, и, подобно многим другим своим товарищам по несчастью, решил поискать счастья в другом месте. Впрочем, такое мое восприятие данного персонажа во многом основано на прочитанных еще в прошлой жизни фанфиках по “Аркануму” ⁽⁴⁾.

Наконец, полуогр Мак Злобный Глаз происходил из огровской деревни. Рожден он был огровской женщиной — любительницей экзотики — от человеческого мужчины, что считалось среди полуогров крайне необычным. За то, что он был огром лишь наполовину, Мака его презирали в родной деревне, а необходимость постоянно давать отпор и отстаивать себя способствовали развитию в нем навыков рукопашной и уклонения. Будучи огром лишь наполовину, а потому более смышленым, чем чистокровные огры, Мак узнал о возможности устроиться охранником в Таранте и нанялся подсобным рабочим на дирижабль в обмен на проезд.

Если суммировать предыстории этих персонажей, то можно видеть, что все они взошли на борт обреченного дирижабля или в поисках лучшей жизни, или опасаясь преследования, или просто из жажды приключений. Но теперь смерть уровняла их всех: богатого денди, сына преуспевающего дельца — и мелкого сельского воришку; высокородных магов — и выходцев из городских трущоб; разнообразных любителей знаний, загадок и приключений — и слабоумного полуогра, готового всю жизнь работать за пропитание и крышу над головой.

* * *

К тому времени, как мы покончили с нашей тяжелой и грязной работой, солнце уже почти опустилось за горы; стало ощутимо прохладнее. Искать родник с питьевой водой пришлось уже в полутьме: в уже виденном нами пруду, около которого мы нашли тело Вильгельмины Карпентер, а также убили очередных волков и кайта, можно было разве что кое-как обмыться. Дальнейшее исследование окрестностей дружно отложили на следующее утро: мимо пещеры, где по сюжету должен был обретаться беспокойный дух убийцы и разбойника Чарльза Брего, мы уже проходили, да и на обломки самолетов, которыми управляли огры-камикадзе, устроившие крушение дирижабля, тоже бы не помешало посмотреть.

У Виргила с собой имелась палатка (“пабел”), и мы принялись ее устанавливать… как-то. Для начала мы в очередной раз вспомнили, что скоро уже совсем стемнеет (“нюктонейн”), и сообразили, что было бы неплохо развести костер (“рогу”). Виргил остался на месте — потрошить свой рюкзак и добывать огонь; мы же со Стасом отправились в местный лесок — искать хворост и камни для костра, засохшую траву, опавшие листья и мох, чтобы устелить ими пол в палатке. Слышала, для этих целей неплохо подходят молодые ветви лиственных деревьев и еловые лапы, но в сумраке стремительно наступающей ночи проще по руке себе пасть ножом, чем отрезать ветку.

Зажженный Виргилом костерок служил нам приметным ориентиром, так что мы не боялись уходить дальше — благо, лес тут был редкий и совсем небольшой — а в руках мы бы все равно не унесли все за один раз. Виргил тем временем разбирался с палаткой и, решив, что хвороста и материала для настила мы натаскали достаточно, попросил нас ему помочь. Подозреваю, в одиночку он справился бы намного быстрее, чем когда нас было как бы трое, но двоим из нас при этом приходилось показывать каждый предмет по отдельности, произносить его название вслух, а затем показывать, что и как с ним делать, активно дополняя свое объяснение “примитивным языком жестов”.

Я чувствовала себя донельзя бестолково: еще в прошлой жизни, в куда более благоприятных условиях, я отличалась крайней нерасторопностью и слишком медленно соображала — и одновременно поражалась спокойствию и терпению Виргила. Умение, приобретенное благодаря ученичеству у старца Иоахима? Или банальный здравый смысл и практическая смекалка? Сейчас Виргил возится с нами и тратит на нас свое время, но после мы будем знать и уметь больше — ведь плыть в одной лодке нам предстоит очень долго…

На ужин была каша из какой-то крупы с вяленым мясом и травяной же чай с медом — настоящее богатство в нынешних условиях. Старец Иоахим, по-видимому, не считал, что воспитывать добродетель нужно и можно, прежде всего, укрощением плотских страстей, а именно голодом и лишением вкусной и сытной еды.

Мы помянули погибших — я так поняла это предложение Виргила. Но если последний имел в виду, очевидно, погибших в крушении дирижабля — пассажиров и членов экипажа — а также собственного младшего брата, в смерти которого продолжал себя винить, то я задумалась о шефе и коллегах, и даже о незнакомцах — товарищах по несчастью, которые летели тогда на борту самолета в прошлой жизни… еще день назад! Наверное, я рассуждала сейчас, как ребенок, но мне хотелось бы надеяться, что те люди выжили. А мои родные… для мамы я стала разочарованием с тех пор, как формально стала взрослой и начала принимать хоть какие-то самостоятельные решения в жизни — ведь я так и не вышла замуж, так и не родила маме внуков. Гораздо хуже то, что в своем родном мире я не просто буду числиться погибшей — для мамы я буду считаться погибшей без исповеди и причастия, а таким прямая дорога в ад. Но мама будет за меня молиться и, надеюсь, рано или поздно найдет для себя утешение в религии — в которой нашла смысл жизни еще раньше.

1) Портрет Вирджила в игре: https://disk.yandex.ru/i/QRx8iK88t6cXlw

Вернуться к тексту

2) Заранее прописанные персонажи-протагонисты Арканума: https://disk.yandex.ru/i/P5yUjGey8PUbew

Вернуться к тексту

3) Очень проработанный фанфик-новеллизация прохождения “Арканума”, где предыстория главной героини схожа отчасти с предысторией Ке’ри Меланж: 1) https://author.today/work/31626; 2) https://author.today/work/32583; 3) https://author.today/work/40508

Вернуться к тексту

4) Речь идет о неоконченном фанфике "Немного об избранных" многоуважаемого Asm’а (https://fanfics.me/user147489) на Фикбуке.

Вернуться к тексту