Храбрая семейка (джен)

Какой интересный избавитель от страхов… Хм, на зеркальный шар похож. Интересно, есть ли у тебя интеллект? Знаю, что ты не сможешь ответить — но и потешаться не станешь. И да, я хочу избавиться от страхов и помочь своим близким сделать то же самое. Так что ничего, кроме правды.

Начну с главного.

Больше всего я боюсь… вырасти и стать умной уродиной.

Сколько бы мама ни говорила, что мои зубы можно исправить, она уже сделала три попытки, а эффект почти не заметен. А до этого над ними колдовал дедушка Марк. «Колдовал» здесь фигура речи, потому что дедушка Марк маггл, в отличие от дедушки Артура.

Да, я боюсь вырасти и остаться неуклюжей, длиннорукой, плоской дылдой. Мама уверена, что я «скоро оформлюсь», что для тринадцати лет у меня нормальная комплекция, что она сама долго считала себя некрасивой, но потом папа её в этом разуверил, бла-бла-бла… Такое впечатление, что она не провожала в этом году меня в школу и не видела на платформе ни Бонни Финниган, ни Кэти Вуд, ни остальных девочек.

Маме легко говорить — она не дылда с морковными волосами!

С папой лучше вообще не обсуждать эту тему. Я до старости буду его «прекрасной милой дочуркой». Такое впечатление, что он будет только рад, если я останусь страхолюдиной и ко мне не подойдёт ни один парень. То есть… ко мне уже подошёл один парень, но не настолько близко, как думает папа. «Какое счастье, что у тебя моя внешность, но мамины мозги…» Но я-то знаю, что папе нравятся такие женщины, как мама — хрупкие, темноволосые, кудрявые. А я совсем другая.

«Зато ты умная», — говорит мне Джеймс. Зато. Если бы он не был моим двоюродным братом, ему бы не поздоровилось. Хотя кто ещё скажет мне правду?

Ум, мозги… Кажется, больше мне нечем гордиться. Ум — это вовсе не плохо, и мы со Скорпом уже раскрыли целое преступление, хоть это и было всего лишь похищение нескольких магических растений из теплицы, но зато каких! Невилл, точнее, мистер Лонгботтом, их очень ценит, потому что они способствуют восстановлению памяти и, возможно, даже магических способностей — собственно, поэтому их и украли, несмотря на то, что медицинские испытания ещё не были закончены. Зато родители Нев… мистера Лонгботтома стали поправляться. А виновные наказаны. Ими оказались вовсе не ученики, как думали изначально, а посторонние, проникшие на территорию теплиц.

Ум — это прекрасно. Скорп уважает меня за сообразительность. Но когда он в начале третьего курса спросил, что с моими зубами (летом мама снова их подправляла), я чуть не провалилась сквозь землю. Он спросил, почему я покраснела, и я сдуру ответила, что ненавижу свою внешность. Тогда он странно на меня посмотрел (как будто увидел в первый раз) и сказал, что вообще-то мои зубы норм, что мои волосы норм, и всё остальное тоже норм. При этом он тёр нос кулаком и шаркал ногой, а это невербальные признаки неискренности. Я знаю, мальчишки в его возрасте не умеют гладко выражать свои мысли, но… я не хочу быть норм! И, кажется, я боюсь быть норм. Нет ничего ужаснее, чем быть норм в глазах того… с кем ты дружишь. Что значит «норм»? Что-то невразумительное, незаметное, стандартное, как униформа. И я бы не злилась на Скорпа, если бы случайно не услышала в библиотеке, как они с Джеймсом обсуждают Бонни и её сиськи... Своих у меня пока нет — и да, я боюсь, что они могут никогда не вырасти. Кто-то скажет, что для лучшей ученицы курса, принесшей больше всех баллов в копилку Гриффиндора, такие страхи смешны, но…

Я боюсь, когда тётя Луна буравит меня своими светлыми глазами и говорит, что внутренняя красота гораздо важнее внешней. Может, она смотрит не на меня, а мимо, с ней не всегда поймёшь, но всё равно это ужасно — неужели она не понимает? Это всё равно что сказать «продолжай быть уродиной, мы тебя ценим не за это».

Миссис МакГонагалл считает меня ответственной и прилежной. И никто, абсолютно никто не считает меня красивой. Кроме папы.

Это во-первых. А во-вторых, я боюсь гномов.

Гномы — это хитрые, коварные создания, которые с детства меня ненавидят. Никто мне не верит, но однажды я случайно попала ногой в гномью нору, и кто-то потянул меня внутрь, и держал, и тащил, так что я еле оттуда выбралась! У гномов ужасный взгляд — жестокий и холодный, у них своя система подземных ходов и они умеют колдовать не хуже волшебников. Если я кричу во сне — значит, мне приснились гномы. Мне кажется, они ещё себя покажут. Маги должны держать ухо востро с гномами. Не зря про них придумано столько сказок.

В-третьих, я очень боюсь не найти себя в жизни.

Многие из моих однокурсников уже знают, что хотели бы делать после школы, и даже Хью готовит себя к спортивной карьере. Замуж я вряд ли выйду — значит, мне нужно делать упор на работу. Пока мне не нравится ничего, кроме написания книг, но я не уверена, что смогу стать хорошим писателем. Хотя у меня есть план… Если в магическом мире я не получу признания, стану писать книжки для магглов — главное, чтобы меня не обвинили в нарушении Статута.

Сейчас я пишу «ХХ — Хроники Хогвартса» — истории из жизни замка в разные века. Сначала читаю всякие скучные исторические книги в библиотеке, потом придумываю, кто ещё мог бы жить в то время, как бы они говорили и одевались, учились, дружили и всё остальное… Мои истории пока никто не читал — мне кажется, это никому не будет интересно. Мама предпочитает книги о реальных событиях, а не детские выдумки. Папа скажет, что мои истории великолепны (только вряд ли это правда), и расскажет о них всем — всем, а этого я не могу допустить. Друзьям я не хочу их показывать — засмеют. Особенно мои «Современные заметки» о расследованиях со Скорпом. Они слишком личные. Скоро у нас в школе появится своя газета, и я точно опубликую в ней несколько рассказов, анонимно. А пока я пишу их тайным пером, которое мне подарил дядя Джордж.

Я могла бы стать писательницей или журналисткой, но боюсь, что у меня нет таланта. Вдруг я пишу ужасно? Когда пишешь, то выплёскиваешь все эмоции на пергамент, а вдруг эти эмоции больше никому не интересны? Я хочу писать, но я боюсь выворачивать душу перед публикой, которая может надо мной посмеяться. И поэтому я не могу назвать себя смелой. Многим наплевать, что про них подумают другие, а мне нет. Наверное, я трусиха.

Хьюго. Чего боится Хью? Того, что я расскажу маме, сколько оберток от шоколадных лягушек он спрятал в бабушкином саду под кадушкой. Или что он брал без спроса папину палочку и чуть не спалил весь дом. Хью боится, что Джеймс и Альбус будут обзывать его мальком и не захотят играть с ним в плюй-камни… Хьюго нечего бояться, потому что у него нет настоящих проблем. Так что тут и говорить особо не о чем.

Чего боится папа? Кроме мамы (не своей, а моей, хотя бабушка Молли тоже с характером), он боится, что я в ближайшее время забеременею от Скорпа, и тогда он породнится с Малфоями. Неважно, что это совершенно исключено, потому что интимные отношения однозначно не входят в мои планы на ближайшие лет сто — папу не переубедить. Если он что-то вобьёт себе в голову, жди беды. Я прекрасно знаю, за что он так ненавидит Малфоев-старших, но Скорпиус… Он совсем не такой, как его отец. И у него прекрасная мама. В любом случае, папины инсинуации неуместны, но раз он мне настолько не доверяет, я не стану его ни в чём разубеждать. Пусть думает, что хочет!

Он не в курсе, что для Скорпа я — норм. Умный и сообразительный норм. И абсолютно бесполый.

Сказать, что папа боится мамы, не совсем правильно. Мне кажется, он боится, что она его разлюбит. Однажды папа вообразил, будто у мамы что-то там с дядей Гарри, и устроил жуткий скандал… С дядей Гарри, пфф! Я много раз видела дядю Гарри наедине с мамой (и дома, и когда навещала её в Министерстве), но они все время говорят о работе, о детях или вспоминают прошлые дела. Если бы у них что-то было, они не сидели бы по разные стороны стола, а сели бы на диван, и пили бы не чай, а вино, и вообще, дядя Гарри смотрит на тётю Джинни, как наш Тоби на мясную кость — как можно этого не замечать? Но папа, он… Я его люблю — и всё-таки я рада, что пошла в него только внешностью. Прежде чем устраивать маме головомойку, он мог бы посоветоваться со мной. Я знаю, как мама к нему относится. Она сама мне сказала, а мама никогда не лжёт.

У взрослых бывают глупые страхи. Например, папа боится, что нам может чего-то не хватать, что у нас не самый удобный дом, у мамы не самый лучший автомобиль, что метла Хьюго хуже, чем у других мальчишек… Мама ругается, когда он балует нас. А в детстве было еще хуже. Он покупал нам столько ненужных вещей, магических и маггловских, что даже бабушка Молли закатывала глаза. Правда, дедушка Артур любил вместе с нами играть в маггловские игры, особенно технические или электронные. Недавно мы с Хьюго забрались на чердак и нашли несколько старых коробок с детскими игрушками. Одни я помнила, другие нет — они провалялись там лет десять. Папа сказал, что сам забыл о них, и в итоге отправил их в центр для нуждающихся семей, но нужно было видеть эти коробки! Игрушек хватило бы на целый волшебный детский сад, открытием которого как раз занимается мама.

Впрочем, папа работает во Вредилках, и этим многое сказано.

Раньше папа боялся прогореть, но теперь это маловероятно. «Волшебные Вредилки Уизли» процветают, и папа с дядей Джорджем в некотором роде знаменитости. Наша фамилия знаменита, но иногда мне хочется перестать быть «дочкой продавца игрушек» и стать просто Розой.

Мама? Ох… Мама боится, что мы с Хьюго не оправдаем её надежд. Она постоянно интересуется моими оценками, обсуждает мои жизненные цели и мою будущую карьеру и иногда перегибает палку. Она просит привозить домой мои школьные сочинения, чтобы перечитать их вместе и обсудить. Она расспрашивает, на каком уроке меня вызвали, на какой вопрос и что именно я отвечала... Папа говорит, что мама скучает по школе и в ней погиб педагог, и тем не менее — разве это не перебор? Даже на каникулах мы должны говорить о школе? Мама так переживает из-за моих неудач, что я стала их от неё скрывать. Если бы она так же переживала из-за моей внешности, мне было бы проще с ней общаться. Мне нравится Хогвартс, но учиться там очень просто. Маме было намного сложнее, потому что родители не могли научить её в детстве тому, что я узнала от всех Уизли и Поттеров вместе взятых.

У мамы появится реальный повод бояться позора, когда Хью дорастёт до Хогвартса. Я жду этого момента с нетерпением, потому что тогда её внимание полностью переключится на него. Я не хочу сказать, что он глупый, но… Хью это Хью. Он невнимательный, рассеянный, неусердный, неусидчивый, он забывает и путает слова, и его пришлось забрать из маггловской школы, потому что он не мог контролировать выбросы магии, которая у него, слава Мерлину, всё-таки проснулась, хоть и на три года позже, чем у меня. Папа ужасно переживал, что Хью может оказаться сквибом, но всё обошлось.

Я прекрасно помню, как несколько лет назад папа с мамой обсуждали это ночью на кухне. Мама сказала, что даже если Хьюго не будет волшебником, он сможет прекрасно жить в магическом мире, потому что мир уже изменился и со временем изменится ещё больше, в лучшую сторону. Сквибы перестают чувствовать себя изгоями, для этого существуют программы, помогающие им найти достойную работу в магическом мире или среди магглов. А папа сказал, что это чушь, что старые предрассудки не убить, что бывшие враги будут злословить и зубоскалить, и что он с рожденья Хьюго мечтал поиграть с ним в квиддич и уже купил ему метлу… Мама печётся о проблемах мирового масштаба, а папа переживает из-за квиддича — в этом все мои родители! Потом они стали обсуждать предложение бабушки Джейн забрать Хью к себе на воспитание, сошлись на том, что этому ни за что не бывать, ещё немного поспорили и стали мириться прямо на кухне. Это было очень некстати, потому что я вообще-то спустилась за водой и в итоге легла спать, так и не напившись.

Я боюсь за маму, и поэтому не люблю, когда они с папой занимаются сексом. Конечно, я рада, что мои родители любят друг друга, и кто-то может подумать, что я ханжа или эгоистка, но это не так. Просто я знаю, что у мамы были большие проблемы со здоровьем (хоть это большой семейный секрет) и она чуть не умерла, поэтому я очень надеюсь, что они с папой оставили затею увеличить и без того большое семейство Уизли. Судя по зелью, стоящему у мамы в шкафу, так оно и есть. Но каждый раз, когда я слышу что-то такое в их спальне, мне хочется ворваться и спросить: «Вы случайно не забыли про зелье?»

Ещё мама боится, что страшные, неприятные, тяжёлые моменты из её юности станут известны нам с Хьюго. Точнее, она опасается, что мы что-то неправильно поймём или станем предосудительно относиться к чистокровным волшебникам, среди которых было немало Пожирателей Смерти. Но я давно всё знаю — из книг, газет и школьных рассказов. И когда-нибудь непременно напишу об этом книгу.

Знаю, что у бабушки Теда была сестра, которая пытала маму непростительным, и из-за этого маме до сих пор снятся кошмары. Знаю, что дедушка Скорпа помогал Волдеморту. Как-то папа проговорился, что самый страшный день его жизни связан с опасностью для мамы, и я поняла, что он имел в виду. Не случай со школьным троллем, который давно стал популярным комиксом, а другое. Джеймс мне всё рассказал, и я знаю, что это происходило в поместье Малфоев. Возможно, поэтому папа так ненавидит Малфоев.

Я боюсь, что Скорп тоже узнает об этом и это повлияет на нашу дружбу. Но дети ведь не отвечают за проступки своих родителей, разве не так?

Говорят, избавиться от страха можно только осознав его. Но на смену старым страхам всегда приходят новые. Наверное, мы должны чего-то бояться, так я думаю.