Течение любви (гет)

Фиктябрь, день 9: «В этом что-то есть». Марикот.

— Ну? — Маринетт усаживается на колени, взволнованно наблюдая за реакцией Кота. — Как тебе?

Он что-то мурлычет, причмокивает и качает головой из стороны в сторону, держа в руке недоеденный макарун.

— В этом что-то есть.

Её плечи опадают.

— Тебе не понравилось.

— Нет, — вытягивает он руку в попытке её успокоить. — Нет, нет, конечно, понравилось. Просто вкус необычный.

— Назвать его необычным — это то же самое, что сказать, что тебе не понравилось!

— Мне понравилось. — Он запихивает оставшуюся половинку макаруна в рот. — Вот, видишь, вкуснятина. Мммм.

— У тебя такое лицо, будто ты хочешь его выплюнуть.

Он отрицательно качает головой, упрямо жуя. Глядит он, однако, страдальчески, а его рот странно кривится в уголках. Очевидно, что её макаруны ему не нравятся. Когда он глотает и выдавливает из себя неестественную улыбку, она лишь вздыхает.

— Кот, — хватает его за плечи она. — Скажи правду. Они и правда ужасны?

Он кусает губу и потирает шею.

— Эм, как сильно, говоришь, тебе нравится этот парень?

— Очень.

— А ты случайно сама не пробовала, что приготовила?

Она качает головой, невинно моргая.

— Ну ладно.

Его голос звучит слишком мрачно, а выражение лица чересчур серьёзно.

— О нет, — шепчет она, опуская руки на колени. Дыхание спирает в груди.

— Нет-нет. — Теперь уже он хватает её за плечи. — Без паники. Ты же знаешь, что я считаю, что ты отлично печёшь, Маринетт, и мне правда кажется милым, что ты хочешь приготовить макаруны для своего возлюбленного…

— Но?

Он смотрит ей в глаза со всей торжественной серьёзностью человека, готового преподнести самое печальное известие.

— Если ты подаришь их ему, у него будет веский повод задуматься, а не ненавидишь ли ты его.

— Всё настолько плохо? — Черты её лица искажает ужас.

— Сама попробуй, — говорит Кот, протягивая ей светло-зелёный макарун.

Она откусывает — и давится.

— Фу.

— Да уж, — подтверждает он, морща нос. — Слишком много васаби.

Она сплёвывает недожёванные кусочки на руку, продолжая корчить недовольные рожи и высовывать язык, будто это поможет ей избавиться от ужасного вкуса.

— Поверить не могу, что ты съел его целиком.

— Ты так расстроилась, когда поняла, что мне не понравилось, — пожал плечами он.

— Но это ведь не значит, что тебе надо было пихать его в себя силой!

— Всё нормально, — смеётся он. — К тому же, у кошек девять жизней, не забыла? Пусть я и съел этот отравленный васаби макарун, у меня ещё осталось…

— Уф, беру свои слова обратно! Ты, мелкий, шелудивый…

Ухмыляясь, он отмахивается от её руки, которой она пытается его шлёпнуть. Вместо этого она швыряет в него подушкой. (Он её ловит). Какое-то мгновение они просто смотрят друг на друга: он всё ещё улыбается, она дуется. А затем в его глазах потухает огонёк веселья.

— Мне правда жаль, — говорит он уже более серьёзный тоном. — В смысле, что твои макаруны не удались. Я знаю, что ты хотела сделать своему возлюбленному приятное.

— Ничего страшного. Полагаю, это мне урок, что сначала нужно как следует прочитать рецепт, а потом уже начинать экспериментировать со вкусами.

Он усмехается и усаживается поудобнее, подбородком упираясь в подушку, которую прижимает к груди.

— Почему ты вообще выбрала васаби?

— Это сейчас популярно, — пожимает плечами она.

Это, кажется, веселит его ещё больше.

— Но, если подумать, — говорит она, — мне стоило бы просто спросить его друга, какой вкус ему нравится. — Она ударяет себя по лбу. — И почему я сразу до этого не додумалась?

— Ну, если тебе интересно моё мнение, то я считаю, что ты должна сделать макаруны с маракуйей.

— С маракуйей?

— Они самые вкусные.

— Я не стану их тебе печь, — заявляет она, легонько отталкивая его голову.

— Но Маринеееееетт…

Она закатывает глаза, когда он начинает причитать, как много он делает для Парижа и как он даже не побоялся отравиться васаби ради неё, бла-бла-бла. Такой глупыш.

— Ну хорошо, — сдаётся она, когда он едва не плюхается ей на колени, умоляя и строя глазки. — Я испеку тебе макаруны с маракуйей.

Он тут же подскакивает и затягивает её в объятия.

— Да! Ты лучшая. Я знал, что не зря люблю тебя больше других мирных парижских жителей!

— Да-да. — Она отталкивает его, хоть и несильно. — Успокойся, глупый кошак.