Вдвоем теплее (гет)

Август 2020

— Рита, есть важное дело, — произнес в телефоне голос Рогозиной, когда Рита только собралась хоть что-то перекусить: все утро провозилась с экспертизой автомобиля, потом ездили с Березиным на задержание. — Зайди ко мне.

Вздохнув, Рита пожелала не менее голодному, но более удачливому Роме приятного аппетита — таким тоном, что тот, несмотря на то, что уловил ее шутку, все же оглядел опасливо стол, не подстроила ли она какой-нибудь пакости, пока он отворачивался.

— Расслабься, на твою жизнь я пока не покушалась. — Рита слезла со стула. — Начальство зовет.

— И меня? — с испугом за свой обед спросил Рома.

— Нет. Говорю же: расслабься.

Оставив умиротворенного коллегу утолять голод, Рита отправилась к Рогозиной, и к кабинету они подошли одновременно: видимо, Галина Николаевна только пришла из допросной.

— Рита, — она прошла быстрым шагом к своему месту, но садиться не стала, только положила на стол папку, — нужно съездить к Шерстобитовым. Спасти Викторию сможет только ее сестра.

— Поняла, — Рита с готовностью кивнула, а Галина Николаевна не стала напоминать лишний раз о тактичности и осторожности. Знала, что Рита сама понимает, что Шерстобитовым предстоит пережить.

Ехать за ними она не стала, позвонила, договорилась о встрече возле Восточно-Европейского центра современной медицины — больницы, где лежала на лечении девочка.

Дело раскрыли довольно быстро, хотя и здесь, как обычно, не обошлось без посторонних линий в расследовании. Но если не брать во внимание то, на что пришлось отвлечься, все раскрутили быстро. Убитая Полина Румянцева, ее больная раком дочь Виктория, оказавшаяся впоследствии чужим ребенком, бывший сожитель Красавин, сразу вызвавший почему-то подозрения у Ритиной интуиции, убитая телохранитель Инга и чета Шерстобитовых. И их дочь Люда, оказавшаяся сестрой-близняшкой Виктории и тем самым ставшая ключом для разгадки. Череда лиц, которые быстро забудутся — кроме Красавина, убийц Рита не забывала, и семьи Шерстобитовых.

Пока ждала, вспоминала рассказ родителей Виктории о том, как ее похитили. Об ужасных условиях в роддоме, о похищении, о расследовании и бесплодных поисках… «Мы их дергали сначала, чтобы хоть что-то делали. А потом… Бесполезно все это». Как же хорошо она это знает… Но в голосе Евгении Шерстобитовой не было многолетней боли — она пережила потерю и смирилась с ней. Наверно, это проще сделать, если осталась хотя бы одна из двух девочек… Или же эмоции под надежным замком запрятаны так глубоко, чтобы даже случайное напоминание не вызывало приступов сильнейшей боли. Это Рите тоже знакомо слишком хорошо.

В холл медцентра они вошли с разными эмоциями на лицах. Кирилл казался недовольным, что его отвлекли от работы, Евгения выглядела встревоженной — возможно, предчувствовала что-то, — а Люда со скучающим видом оглядывала все вокруг с равнодушием обычного подростка. Рите вспомнился Глеб в той же ситуации, в которой окажется сейчас Люда: как он обрадовался новости о сестре. Вспомнилось, как боялась тогда, в ту секунду, этой его реакции — вдруг он бы сказал, что его не интересует непонятно откуда свалившаяся сестра.

Сейчас Рита тоже почему-то немного волновалась. Хотелось, чтобы у этой семьи все наладилось. У них и у бедной девочки, что лежит в палате наверху.

— Здравствуйте, у вас что-то срочное? — слегка недовольно начал глава семейства, когда они подошли ближе.

— Здравствуйте, — Рита скользнула взглядом по лицу Евгении. — Скажите, Люда знает о… — Рита замялась, не успев придумать, как покорректнее сформулировать вопрос.

— О своей сестре? — продолжила за нее Евгения, и Рита снова убедилась, что та на правильной волне. — Да, мы рассказывали.

Рита перевела взгляд на девочку. Провокационная сине-малиновая прическа, макияж — правда, надо признать, все это выглядело даже красиво, если родители и позволяли дочери таким образом самовыражаться, процесс этот, видимо, контролировали качеством исполнения, — и отрешенно-заинтересованный взгляд, какой бывает только у детей подобного возраста. «Взрослые» разговоры ее вроде бы и не волнуют, и вообще непонятно, зачем сюда притащили, но интерес полностью скрыть не удается.

— Люда, — обратилась Рита к девочке, — твоя сестра нашлась.

В глубине серых глаз равнодушие сменилось удивлением, продержавшимся несколько секунд.

— Что?.. — дрогнувшим голосом переспросил Кирилл и тут же обнял за плечи супругу. Заметив этот жест, Рита уверилась, что все у них будет прекрасно.

— Все это время Виктория жила с женщиной, которая ее украла. Не сама, не своими руками, но это неважно. Теперь ту женщину убили. Это именно она пыталась похитить Люду.

— Зачем она хотела меня похитить?

Рита глянула на продолжающую потрясенно молчать Евгению и повернулась снова к Люде:

— Твоя сестра очень больна. Ей нужен донор, а в этом случае лучшим донором является брат или сестра. Эта женщина хотела, чтобы ты стала донором. Она любила Викторию как родную дочь и готова была на все ради того, чтобы спасти ее.

— Не поверю, пока не увижу… — прошептала Евгения.

Рита кивнула и пригласила их пройти за ней. Позвонила врачу, с которым договорилась, как только приехала, и он разрешил всем подняться. По дороге Рита поглядывала на Люду. Равнодушие бесследно исчезло, уступило место ожиданию и интересу. Евгения же шла, вцепившись в руку мужа.

Лузгин, врач-шутник, уверявший Риту на допросе, что подтвердить его алиби может только его собака, встретил их у дверей отделения.

— Надо же, и правда сестра! — восхитился он, увидев Люду. — Теперь у нас есть шанс! — и повернулся к Кириллу и Евгении. — Значит, вы настоящие родители Вики?

— Святослав, давайте пройдем к Виктории, — оборвала его расспросы Рита, понимая, что родителям сейчас не терпится увидеть дочь и поверить, что это она.

Тот изобразил на лице легкое недовольство, но спорить не стал, повел всю их компанию к палате. Рита зашла первой.

— Знакомьтесь, — обернулась она к осторожно вошедшим вслед за ней. — Виктория.

Девочка как и прежде лежала с закрытыми глазами. Из-за кислородной маски ее лицо сложно было рассмотреть, но общие с Людой черты угадывались и так. Впрочем, родителям хватило одного взгляда на дочь — наверно, словам Риты они поверили сразу, и не хватало им только этого взгляда, убедиться своими глазами, что дочь действительно нашлась.

— Вы все-таки нашли ее!.. — потрясенно прошептал Кирилл, напрочь забывший про свое недовольство.

Евгения, сдерживая слезы, уткнулась в его плечо. А Люда не сводила глаз с сестры.

— И что, я могу спасти ее?

— Да, похоже, только ты и можешь… — произнес врач, обняв девочку за плечи.

— Сестра — это круто… — задумчиво произнесла Люда.

А Рита вдруг заметила, что Виктория открыла глаза — то ли очнулась, то ли проснулась. Девочка повернула голову и увидела незнакомых пока ей людей. И, конечно же, заметила как две капли воды похожую на нее сестру. Они так и смотрели друг другу в глаза, их мама уже не сдерживала всхлипываний, а Рита переводила взгляд с одного на другого и радовалась, что все сложилось так удачно.

Весь вечер мысли об этой семье не выходили у нее из головы. Параллелей с собственной историей похищенной дочери Рита больше не проводила — зачем зря терзать себя. Но параллели все же проводились — между их семьей и ею и Степой. Черт его знает, как так получилось, что заставило так думать, но Рита почему-то глядя на них, понимая, сколько бед они пережили и сколько трудностей им предстоит пройти в связи с лечением Виктории и установлением отношений с ней, думала о них со Степой. Почему-то не покидало ощущение, что они тоже могут справиться со всеми проблемами. Более того, они уже сейчас с ними справляются!.. На днях Галина Николаевна обратилась на совещании к Степе, и Рита поймала себя на том, что начала внимательно слушать так, будто обращение было к ней самой. То есть она сама подсознательно считает, что то, что касается Степы, касается и нее. Непонятно, сделал ли этот шаг Степа, но она — да. Она уже сейчас воспринимает их единым целым, то, что они не вместе — лишь... формальность.

Было не так давно и еще одно небольшое событие, которое теперь не давало покоя, вспоминалось, заставляло мысли вновь и вновь возвращаться к размышлениям о семье со Степой и о возможности беременности. Раскрыли с Березиным дело, примчались спасать деда, скрывавшегося от тайной группы, жаждавшей расправы. Деда спасли, тот успел спрятаться, нашли его в подполе в старом доме. А у него на руках — маленькая внучка. Совсем кроха, месяца четыре, не больше. Дед, когда увидел приехавшего к нему сына, передал девочку Рите на руки и бросился обнимать сына. Рита так и осталась посреди двора, в темноте, освещаемой всполохами полицейской мигалки, с малышкой на руках. Из теплого розового одеяльца выглядывало очень симпатичное личико с заинтересованными глазками. Когда дед протянул руки, чтобы забрать внучку, Рита поймала себя на ощущении, что отдавать ребенка не хочется — хочется еще немножко побаюкать маленькую кроху, доверчиво прикрывшую глазки.

Не первый и не последний ребенок, случайно оказавшийся у нее на руках. Но момент тот упорно не давал о себе забыть. Одно дело — думать с ужасом о гипотетическом ребенке. Другое — ощутить это ни с чем не сравнимое чувство, когда держишь на руках такую кроху.

Да, сорок. Да, риски. Но надо уже все выяснить.

* * *

Рита стояла у окна с каким-то экзотическим растением на подоконнике и смотрела на широкий двор. На старой детской площадке, с советскими качелями и деревянной горкой, возилась детвора под надзором воспитательницы. Видно, на современную площадку у руководства не нашлось средств.

Вдали, почти не различимый за кустами, проходит забор, отделяющий территорию детдома. За забором почти сразу же начинается лес. Семьдесят километров от города, далеко, но зато ощутимо чище воздух. Наверно, для детей так лучше все же?.. И большая территория бывшего санатория — не впихнутое между соседними домами здание в черте города. Чистый воздух, раздолье, близкий лес… Хотя лес-то в данном случае и оказался проблемой…

Рита вздохнула. Снова детдом и снова проблемы. Почему им так «везет» именно на детдома?..

Степа во дворе разговаривает со стайкой пацанов, они специально распределили так обязанности — Рита общается с администрацией, он с детьми. И ему с детьми проще в силу собственного опыта найти общий язык, и ей в отличие от него в данной ситуации будет легче сдержаться в желании набить морду директору. А она, эта морда, казалось, просто создана для этого — толстая, лоснящаяся, наглая и убежденная в своей неприкосновенности.

Рита, стоя у окна, отвернувшись от директорского стола, пообещала себе перерыть весь детдом верх дном, если потребуется, но найти все нарушения. Любые. Хоть санитарные, хоть пожарные.

— Я вам повторяю: у нас все в порядке… м-м-м… простите, не запомнил имя-отчество, — морда, судя по тону, наверно, приняла деланно-озабоченный вид.

— Капитан Власова, — сдержанно ответила Рита и про себя удивилась. Целенаправленно с психологами насчет управления эмоциями не работали, но сейчас агрессии в ней куда меньше, чем обычно. Размазать по стенке этого урода хочется, но не обязательно в буквальном смысле. — Я вам тоже повторяю. Один ребенок убит, другой пропал. Это «в порядке»?

— Это несчастный случай! Вы сами знаете, у государства нет денег на достаточное финансирование, у нас нет денег даже на то, чтобы отремонтировать забор! — Рита про себя подумала, что, конечно, денег на забор не будет, если класть их себе в карман. — Вот дети и убегают! Дыры у них там в заборе, мы их заделываем, а они новые… — Рите показалось, что директор еле удержался от слова «прогрызают», настолько явно слышалось сравнение непокорных детей с полчищами наглых крыс, -… проделывают. Где только инструменты берут…

— Так, может, не от хорошей жизни они убегают? — Рита резко обернулась. — Хоть чуть-чуть на воле погулять?

— Ой, бросьте вы, — поморщился директор, с раздражением отшвырнув по столу одну из бумажек. — Что вы, детей не знаете? Их тут хоть на руках носи, а в дыру они все равно убегут.

Рита спорить не стала. Правда в этих словах, безусловно, была, но и очевидно, что детей в этом заведении ни во что не ставят.

— Причем здесь вообще забор? — Рита отошла от окна и остановилась напротив широкого стола с новеньким, большим и плоским монитором. — Как будто о тюрьме речь, а не о детдоме. Погибший и пропавший мальчики во время учебы ездили в школу, как и большинство ваших воспитанников, за забором оказывались регулярно и вполне легитимно. Причем здесь дыры?

Директор вздохнул и нервно поерзал в своем массивном кресле. Рита дожидаться, когда он придумает, что еще ответить, не стала.

— Мне нужно осмотреть их вещи и поговорить с воспитателями группы.

Директор какое-то время молчал, потом нехотя кивнул на дверь.

— Обратитесь к моему секретарю, она вас проводит.

* * *

На первый взгляд все действительно выглядело несчастным случаем. Антона Михалева нашли в близлежащем лесу, упавшим в глубокий овраг с крутого склона. Казалось, что просто упал — переломал руки и ноги, ударился головой о валяющееся бревно. ФЭС делом бы не занялась, если бы не звонок в полицию от неизвестной женщины, заявившей, что в таком-то детдоме убили воспитанника.

Позже выяснилось, что ближайший друг Антона, Павел Радулов, исчез. Пришлось организовывать поисковую операцию, привлекать силы полиции, но в лесу Павла найти не сумели — ни живого, ни мертвого.

Рита со Степой провели в детдоме весь день, опросили весь персонал. Дети вели себя по-разному: кто испуганно сторонился, кто с интересом засыпал вопросами. Конечно, дети в этом деле были главными источниками информации, но к концу дня Рита со Степой были счастливыми обладателями редких детских жалоб на некоторых воспитателей, на завхоза, на заместителя директора, но о произошедшей трагедии никто ничего не знал. Наоборот, желали узнать от них.

О местонахождении Павла тоже ни у кого идей не было.

Отрабатывать связи начали с друзей, полагая, что они все здесь же, но быстро выяснилось, что у Павла Радулова друзей не было, он держался особняком и ни с кем близко не общался — кроме Антона. Антон же оказался общительным, но два других его близких друга ничего полезного сообщить не могли. Да, периодически Антон общался с Пашей, но в их компанию его не звал. Конфликтов особо не было, ничего подозрительного или странного не замечали.

Вечером успели еще съездить к бывшим родителям Павла, которые шесть лет назад были лишены родительских прав. Поездка эта, как и следовало ожидать, не дала ничего, кроме негативных эмоций. Мать и отец Павла продолжали пьянствовать пуще прежнего, жизнью сына никак не интересовались, и Рита не могла поручиться, что они вообще помнят, что у них когда-то был сын.

Так, с пустыми руками и вернулись в офис, где их ждала недовольная Рогозина и задерганный Тихонов — он единственный, с кого она могла непосредственно требовать результат. «А что я могу?! У них даже телефоны допотопные! Выключили — и все!» — возмущался он Рите и Степе, когда они остались втроем.

— Займись-ка директором, — посоветовала Рита. — Если он и не причастен, его все равно надо потрясти.

— Только утром, — возразил Ванька, — рабочий день закончился черт знает когда!

— Утром так утром, — пожала плечами Рита, попрощалась и направилась в раздевалку.

* * *

Утро началось с доклада Артема о времени смерти Антона и о том, что она наступила вследствие удара черепа о некую твердую и неровную поверхность. Насчет переломов, гематом и ссадин есть вероятность их получения уже после наступления смерти, но в очень короткий промежуток времени. В общем, факт преступления становился все более очевидным, и разбираться с ним следовало, конечно, на месте.

На второй день те дети, кто сторонился, осмелели — задавали вопросы, кто помладше, хвастали игрушками и поделками. В младшей группе Рита и Степа вчера не были — у детей был тихий час, а потом с обходом закончили и переключились на что-то другое.

Ряды кроватей, тумбочек… Одинаковые покрывала, одинаковые тетрадки с карандашами на одинаковых тумбочках, одинаковые заинтересованные мордашки, одинаковая затаенная грусть в глазах — если хорошо присмотреться.

Странно, казалось бы, старшие больше понимают, что они брошены, у старших меньше шансов быть усыновленными, но морально тяжелее находиться именно среди маленьких. Рита не в первый раз это прочувствовала.

Они осмотрели половину помещения, когда вдруг от кучки следящей за ними ребятни отошел мальчик и подошел к ним. Рита обрадовалась, что он скажет что-то полезное, даже такой шкет мог видеть что-то важное. Мальчик серьезно посмотрел поочередно то на Риту, то на Степу и наконец выбрал.

— Дядя… А ты умеешь чинить точилку?

— Что я умею? — переспросил Степа, высунув голову из-под кровати и выключив ультрафиолетовый фонарик.

— Чинить точилку!

— Ну неси сюда свою точилку, посмотрим, чем ей можно помочь, — усмехнулся Степа, и, пока мальчик бегал, глянул на Риту: — Я не пойму, что мы ищем…

— Понятия не имею.

— Все как всегда… Найди то, не знаю, что.

— Вот! — принес малыш разделенную на две части точилку: пластиковый корпус и лезвие.

— Ого! Ты осторожнее эту штуку бери, — кивнул Степа на лезвие. — Порезаться можно.

— Я знаю, — серьезно ответил мальчик, сосредоточенно следя за Степиными манипуляциями. — В прошлом году Витя порезался лезвием. Только не таким.

— Витя твой друг? — спросила Рита.

— Витя его брат! — крикнула девочка, подошедшая к ним ближе. И тут же засмеялась, пока Рита даже не успела обернуться. — По-на-ро-шку!

В голосе девочки было столько издевательства, превосходства и желания унизить, что Рите стало не по себе. Девочка просто завидует, наверно, у самой-то друзей мало — с таким-то характером…

— Что значит понарошку? — строго спросила Рита у девочки. Тон подействовал, та стушевалась.

— Ну… значит ненастоящий. У Егорки нет никого, а он всем хвалится, что у него брат есть!

— Просто он меня защищает, — тихо и как будто виновато произнес малыш.

— Тебя обижают? — тоже тихо, чтобы не слышали остальные дети, спросил Степа.

— Немножко… А Витя хороший, он за меня заступается. И еще тетя Саша хорошая, которая в столовой работает. У нее день рождения завтра, и я ей открытку хотел нарисовать. А точилка сломалась. Я хотел, чтобы Витя ее сделал, но я его не нашел, он гулять наверно пошел.

— Держи свою точилку, — протянул Степа Егорке руку.

Рита подумала, не надо ли озадачиться, где этот таинственный Витя гуляет, а то двое уже погуляли в ближайшем лесочке…

— А сколько твоему Вите лет?

— Четырнадцать, — с гордостью ответил Егорка. Но улыбка его тут же сменилась нетерпением: — Я пойду дорисовывать! — и обойдя нехорошую девочку по соседнему проходу между кроватями, выбежал из комнаты.

— Ну что, нас ждет вторая половина? — оглядел Степа оставшееся помещение.

— Погнали, — вздохнула Рита, поднимаясь.

Осмотр, конечно же, ничего не дал. Если бы кто-то из старших хотел что-то спрятать, младшая группа вполне подходящее место, но они ничего странного не нашли.

По дороге к столовой Риту остановил звонок телефона. Тихонов возбужденно сообщил, что обнаружил на одежде погибшего мальчика потожировые неустановленного мужчины. Потребовал взять образцы у всех работников в детдоме мужского пола.

Слушая Ваньку, Рита заглянула в столовую — там тетка в белом халате и поварской шапочке что-то громко говорила из-за линии раздачи. Рита дверь тут же закрыла.

— Погоди-ка… — задумчиво проговорил в трубке Тихонов. — Верни то, что было!

— Чего?!

— Голос сейчас был женский! Верни его!

Качнув головой на Тихоновские формулировки, Рита снова открыла дверь. «Маша, бери яблочный компот, у тебя же аллергия на апельсины! Зачем ты сок берешь? Витя, что ты будешь, макароны?.. Сашенька, неси сюда поднос…»

— Достаточно? — поинтересовалась Рита.

— Да! Минуту… — Рита дверь прикрыла и молча ждала, слышала по стуку клавиатуры, что Ванька чем-то занят. — Есть! Это этот голос звонил в полицию!.. Ну?.. Кто молодец?!

— Ты молодец… — на этот раз задумчиво произнесла Рита, не сводя теперь глаз с поварихи в приоткрытой двери. — Спасибо.

— Обращайтесь! — великодушно разрешил Ванька и отключился.

Рита сообщила новости Степе, и если необходимость собрать образцы его никак не вдохновила, то продвижение со звонком было хоть каким-то шагом вперед.

* * *

Свой звонок в ФЭС повариха объяснила тем, что не хотела, чтобы смерть Антона осталась «несчастным случаем», как это хотел представить для полиции директор. Она видела, что Антон и Паша в последнее время о чем-то секретничали, и слышала, как Антон зло шикнул на Пашу, когда тот шепотом что-то ему говорил, «да не очкуй ты, все путем будет!» Тетя Саша была уверена — они что-то замышляли, во что-то влезли и за это Антона могли убить.

Тем временем Тихонов установил, что на бревне не было следов удара, даже микроскопических, зато на коре он нашел ворсинки какой-то темной ткани из синтетики, пропитанные кровью Антона. Получалось, что Антон, предположительно в бандане, ударился о бревно, рассек кожу головы до крови, но бревно этого удара на себе не ощутило. Ванька обижался на уточняющие вопросы и клялся, что удара о бревно не было. Артем же говорил, что характер повреждения на затылке может свидетельствовать о нанесении удара выпуклой, очень неровной поверхностью, такой, например, как ствол дерева. После долгих споров между лабораторией и моргом оба эксперта сошлись на мнении об инсценировке.

В подтверждение этой версии Тихонов предложил обследовать край оврага еще раз, дабы найти точное место убийства — Рогозина идею поддержала. Ворча, что это он так отомстил за недоверие, Степа с Ритой снова отправились в лес. И после долгих поисков нашли пару бурых капель на опавших листьях. Экспресс-тест показал, что это действительно кровь. Антона убили и скинули вниз, измазали бревно его кровью — для полиции инсценировка выглядела и в правду убедительной.

От воспитателя группы узнали о фонде «Старший друг» — организации социальных педагогов, психологов, волонтеров, осуществляющих поддержку выпускников детдомов и воспитанников старших групп. У пропавшего Паши был куратор из этого фонда.

Был уже вечер, но позвонили в психологический центр, договорились о встрече. Приехали, выяснили, как зовут куратора Павла Радулова, узнали, где его можно найти. Николай Перевалов оказался молодым человеком двадцати восьми лет. Ванька, пробив его данные, скучным голосом поведал: «не состоял, не привлекался».

Разговор с Николаем ничего не дал — тот был поражен гибелью мальчика, плотно общаясь с Пашей, часто виделся с Антоном, но ничего полезного сообщить не мог. В день трагедии он в детдом не приезжал, встречался с другим подопечным, они ходили в кино. Тихонов телефон проверил — тот действительно регистрировался там же, где указанный Николаем кинотеатр, правда, было это уже вечером, а Антона убили около часа дня.

По поводу погибшего Николай мало что мог сказать, тот был замкнутым, о себе почти не говорил. Иногда они выезжали куда-то втроем — на прогулки, в парк, в лес ходили. Ничего странного в последнее время не замечал.

Было уже восемь вечера, когда безумно уставшие Рита и Степа привезли в лабораторию собранные образцы. Пожелали смотрящему на них исподлобья Тихонову плодотворной ночи и уехали отдыхать.

Ехали на Степиной машине. Когда он повернул в сторону дома Риты, она спросила, есть ли у него дома еда. Степа задумался — два дня оказались настолько насыщенными, что не удивительно, тут и не о таких мелочах забудешь, — затем все же покачал головой: «Нет вроде, да и вчера особо не было».

Машина остановилась у подъезда.

— Паркуйся, — кивнула Рита в сторону свободного места в ряду машин. — Пойдем ужинать.

Секунды его замешательства Рита комментировать никак не стала, сама еще толком не знала, что из этого выйдет — просто они безумно устали, Степа голодный и нет смысла отправлять его домой, да еще где есть нечего.

* * *

Рита варила кофе и прислушивалась к звукам льющейся воды в ванной. И думала о том, что вот именно так должна выглядеть их семейная жизнь — утро, кофе, душ, сборы на работу, рабочий день, приятный вечерний отдых, если получится. Ну да, еще должны быть приятные ночи — тоже если получится.

Думал ли о ночи Степа вчера, Рита так и не поняла, потому что после ужина спать они хотели оба. И пока она, превозмогая желание закрыть глаза и заснуть тут же на месте, мыла посуду, Степа в комнате достал плед и улегся на ее кровати с краю ровно так же, как в тот раз, весной. Разве что в виду летнего времени позволил себе снять рубашку и джинсы.

Утром она проснулась раньше, долго размышляла, глядя на спящего рядом Степу, потом осторожно поднялась, умылась, приготовила ему полотенце — зная, что он не проснется нормально без душа, — и ушла готовить завтрак. Дело у них, похоже, затянется надолго, день наверняка будет опять долгим и насыщенным, и навряд ли появится возможность перекусить.

— Боже, какой запах!.. — Степа вошел на кухню, подошел ближе и заглянул через плечо. — За этот кофе можно душу черту продать!

«Черту необязательно», — игриво подумалось Рите, она улыбнулась, но промолчала. Все-таки не пришло еще время окончательных разговоров. Вот только… друг к другу тянуло так сильно, что это самое время хотелось как можно больше приблизить. «Все, после этого дела», — подумала Рита, внутренне немного испугалась, но вида не падала.

— Садись завтракать, — кивнула она Степе. И через пару минут они уже обсуждали планы на день. Надо узнать у Тихонова, что там с образцами, и искать пропавшего Пашу.

Тихонов вскоре и сам позвонил, но не затем, чтобы обрадовать насчет образцов — про них он как раз сказал, что совпадений не найдено. Утро в ФЭС сегодня началось с еще одного звонка тети Саши, поварихи. Пропал еще один воспитанник.

* * *

— Да никакой он ему не брат! — отмахнулась воспитательница. — Придумали себе забаву!..

— Какая разница, — ледяным тоном спросила Рита, которую порядком вывела из себя эта равнодушная к детям женщина, — кем они себя называют? У вас с третьим ребенком подряд произошло несчастье, это вы понимаете?

— Да гуляет где-нибудь, пиво сосет с какими-нибудь дружками. Нагуляется, вернется! А если и не вернется — знаете, сколько детей в год из детдомов убегают?.. Не он первый, не он последний! Поверьте уж моему опыту!

Верить этой тетке Рите не хотелось категорически. Понимала, что та совершенно не знает своих воспитанников. И не хочет знать.

Молча развернувшись, вышла в коридор, где Степа успокаивал плачущего Егорку. Как выяснилось, пропал тот самый Витя, его названый брат и защитник. Рита присела на корточки.

— Егорка, Витя вчера так и не пришел?

— Не-е-ет, — хныча и всхлипывая, ответил малыш. — Я его искал и у старших даже спросил, но они сказали, что его нет!

— У старших — это у ребят из его группы?

— Да!

— Пойдем, — обнял его за худенькие плечики, наклонившись, Степа, — посмотрим, все ли его вещи на месте? Вдруг нам это поможет найти Витю?

— Пойдем, — тихо согласился Егорка, и они втроем направились в группу Вити. На третий день детдом был уже почти родным, во всяком случае, дорогу спрашивать уже не пришлось.

Осмотр вещей ничего не дал, если чего-то и не хватало, им этого было не понять. Но вещей было много, все выглядело так, будто парень ушел ненадолго и вскоре вернется. Книга с закладкой, недоеденный шоколадный батончик, тетради, школьные принадлежности, плеер. Плеер убеждал больше всего — если бы парень сбежал, прихватил бы его с собой, хотя бы ради того, чтобы продать при необходимости.

Немного успокоившегося Егорку удалось разговорить, тот вспомнил, что Витя переживал из-за тети Марины, что она не приехала, хотя обещала. Кто такая тетя Марина, он объяснить не смог — сказал, что она хорошая, добрая и красивая. Тихонов утверждал, что у Виктора нет родственников. Точнее, они неизвестны.

Ситуацию пояснила опять-таки тетя Саша, повариха. Оказалось, что Марина — волонтер того самого психологического центра «Старший друг», куратор Вити.

Так же Егорка сказал, что Витя очень любит гулять в лесу. Рита со Степой обменялись взглядами и вздохами — опять лес!.. Проверили одежду и обувь мальчика и выяснили, что отсутствуют резиновые сапоги. "Лесная" версия обрела свое возможное подтверждение.

После того, как организовали очередные поиски, собрались ехать снова в центр, чтобы выяснить, где найти эту Марину, но планы внезапно изменил Ванька. Программа, сканирующая базы данных камер наблюдения на вокзалах, нашла-таки Павла Радулова! Вчера, около шестнадцати часов дня он был на автовокзале «Северные ворота». То есть на противоположном конце Москвы. Перспектива столько времени пилить до МКАДа и потом еще через весь город никак не радовала, но делать нечего. Поехали. Опросили на вокзале кассиров, полицейских, местных бомжей и прочих завсегдатаев, всем показали фотографию — результата ноль. Павел, если и был здесь, испарился. Официально, по билету, уехать не мог — его паспорт в детдоме. Опросить водителей, бывших в нужное время на месте не представляется возможным по объективным причинам — они еще не вернулись, и вернуться только завтра.

По дороге к машине Степа по видеосвязи высказал возмущения Ваньке по поводу «своевременного» обнаружения. Тихонов, работающий нынче один по случаю отпуска Амелиной, ожидаемо взорвался в ответ:

— Вообще-то, я один! У меня не сто рук и голова всего одна, хоть и гениальная!

Рита глянула через Степино плечо в планшет и увидела, как за спиной Ваньки в лабораторию вошла Галина Николаевна. За своими бурными эмоциями тот не услышал ни шагов, ни шороха накидываемого начальницей на плечи халата.

— Твоя гениальная голова придумала, как найти пропавшего мальчика?

Рита со Степой усмехнулись, увидав, как изменилось выражение лица самого гениального эксперта всех времен и народов, но улыбки быстро попрятали, потому как Галина Николаевна ответа дожидаться не стала, посмотрела в монитор.

— Докладывайте!

Усаживаясь в машину, Степа рассказал о нулевых результатах опроса, выслушал все, что Рогозина по этому поводу сочла нужным высказать, получил распоряжение ехать в фонд «Старший друг» и отключился, оставив Тихонова самому разбираться с недовольным начальством. Рита молча ввела в навигаторе нужный адрес и завела мотор.

На этот раз, хотя был уже разгар вечера, начальство оказалось на месте, и удалось не только поинтересоваться личностью и адресом Марины, но и расспросить руководителя фонда и про Николая Перевалова, и про саму идею волонтерства. Нужно было понять, какие отношения связывали волонтеров с подопечными, насколько они могут быть близки — может, к Николаю нужно присмотреться получше. Он-то как раз может знать, куда исчез Павел.

Оказалось, что фонд создан в основном для поддержки выпускников детдомов, чтобы помочь им адаптироваться в новой, взрослой жизни. Иногда бывает смысл вести некоторых подростков еще со старших групп, чтобы к моменту выпуска у них с куратором уже установились доверительные отношения.

— Родных у них как правило нет, — пояснила руководитель фонда, доброжелательная дама средних лет, Зоя Эдуардовна, — или есть, но такие, которых лучше бы и не было, — Рита со Степой переглянулись, вспомнив родителей Павла. — Друзей тоже немного. А в новой жизни очень часто бывает нужен дружеский совет, участие… Или просто приятный собеседник, «свой» человек, с которым можно и поговорить, и развлечься — в парк сходить, в кино, на аттракционы… Мы это называем «значимый взрослый». Подготовленный человек, который знает, как и что посоветовать, но достаточно молодой, с которым подростку еще можно быть на одной волне.

— Значит, ваши волонтеры — профессиональные психологи? — уточнил Степа.

— Нет, — качнула головой Зоя Эдуардовна. — Они прошли определенный курс подготовки. Здесь, у нас. Но они не профессионалы. К нам приходят те, кто хочет общаться и помогать. Это могут быть люди разных профессий.

Рита расспросила женщину про Николая и Марину — «замечательные молодые люди, ничего плохого не могу сказать, с детьми хорошо ладят», — поблагодарила за беседу, затем они прошлись по центру, но ничего примечательного не заметили, хотя и сами не знали, что именно пытаются найти.

Оказалось, что Марина сейчас на работе — в цветочном салоне неподалеку. Подъехали, вошли — Рита в первые секунды растерялась, салон оказался дорогим и шикарным, вместо тесного павильончика, заставленного напольными вазами, глазам предстал почти дворец с просторным залом, стенами и потолком чуть ли не с позолотой, по периметру стояли вазы с цветами, висели кашпо, красовались на полках горшки всевозможных размеров, все это утопало в обилии цветов всех видов и Рита поймала себя на мысли, что по такому салону можно ходить как в музее и просто любоваться. В зале никого не было, кроме девушки, опрыскивающей цветы в кашпо у дальней стены. На звук открывшейся двери она обернулась, и Рита отметила, что искомой Мариной та не является. Место было, разумеется, престижным, и вышколенная продавщица, ничем не отличающаяся от своих коллег в бутиках модной одежды, пошла им навстречу, сияя улыбкой и готовясь спросить, что уважаемым посетителям угодно, хотя не могла не видеть ни машину сквозь огромные витрины, ни оценить их внешний вид, далекий от желания приобрести букетик. На всякий случай Рита достала удостоверение — просто ради того, чтобы сразу прояснить ситуацию.

— Добрый день. ФЭС. Будьте добры, позовите, пожалуйста, Марину Турфанову, — в таком месте сложно было быть невежливым, потому Рита даже улыбнулась.

Девушка, если и удивилась, вида не подала, произнесла: «Одну минуточку, пожалуйста», развернулась и направилась в один из углов зала. За отделанной деревом конторкой виднелась дверь — видимо, в подсобные помещения.

Продавщица не успела преодолеть и половины расстояния, когда в той стороне, где-то за стенкой, что-то сильно громыхнуло, послышалось какое-то приглушенное чертыхание, что-то куда-то упало и затем послышался мужской голос: «Марин, что случилось?» Рита насторожилась, обернулась к Степе и направилась к двери. Мужской голос, более недоумевающий, чем секунду назад, выдал: «Эй, ты куда?! А товар кто принимать будет?!» После этого «ты куда?!» Рита рванула с места, оббежала продавщицу, обогнула конторку и распахнула неприметную дверь. За ней оказался узкий коридорчик, посреди которого валялись те самые белые напольные вазы и среди них с обескураженным видом и с бумагами в руках стоял парень в спецовке.

— Где она?! — крикнула почти на бегу Рита, лавируя между вазами.

— Т-т-там… — показал рукой парень в сторону конца коридора.

Рита пронеслась мимо закрытых дверей, добежала до поворота и увидела распахнутую на улицу дверь. Возле небольшого крыльца стояла «газель» с раскрытыми задними дверцами. Рита скользнула взглядом по ящикам с плотно уложенными розами и огляделась.

Марина Турфанова в таком же узком платье, как и ее коллега, «убегала» через двор и детскую площадку. Рита усмехнулась, качнула головой и переглянулась с выбежавшим на крыльцо Степой. Догнать беглянку не составило труда, дошли почти шагом. Остановили, представились и Рита не удержалась:

— Гражданка Турфанова, кто же от полиции на шпильках-то бегает?..

Марина, и так перепуганная и растерянная, отвела затравленный взгляд от их удостоверений и не менее растерянно уставилась на свои туфли, будто впервые увидела. На площадке по случаю позднего времени никого не было, и Степа предложил поговорить здесь — на всякий случай вдали от коллег, с любопытством выглядывающих с крыльца.

Почему она побежала, Марина, хоть и пришла уже в себя, так и не призналась. Упрямо твердила, что просто испугалась. На резонные замечания, что добропорядочной девушке, ни в чем не виноватой, не придет в голову пугаться при виде сотрудников ФЭС, утверждала, что не знает, что на нее нашло. Она ни в чем не виновата, о чем бы речь ни шла.

Но новости о пропаже ее подопечного удивилась вроде бы по-настоящему. И обеспокоилась тоже. На вопрос, почему не приехала к нему вчера, хотя обещала, сказала, что приболела. Нет, у врача не была, доказать не может. На работе отпрашивалась, начальница подтвердит. Где была? Дома, конечно. Лежала. В аптеку ходила? Нет. Где была двенадцатого числа?.. Так не вспомнить. Но, кажется, в центре. Если что, там точно подтвердят.

Рита видела, что нервничает она больше, чем положено в ее ситуации, даже учитывая спонтанный побег. Сжимает руки, сложенные на коленях в замок, сидит с жестко вытянутой спиной, напряженная как струна, и только за лицом пытается следить, то и дело, видимо, напоминая себе, что надо изображать саму невинность.

И Степа хмурится, смотрит то на девушку, то на нее, Риту. Тоже видит и тоже не верит.

— Послушай, девочка, — в более-менее нейтральный тон Рита добавила ледяных ноток. — Знаешь, сколько мы таких, как ты видели? Они тоже невинно хлопали ресницами, а у самих внутри все сжималось от страха. Знакомо, да?

— Я… не понимаю, о чем вы, — пролепетала та.

— Все ты поняла. Мы все равно узнаем, что именно ты так неумело скрываешь. И поверь мне, лучше бы тебе сэкономить наше время.

— Я ничего не скрываю! И ничего не знаю!

— Это не так, — отрезала Рита и, поднявшись со скамейки, достала телефон.

О чем говорил с девушкой Степа, Рита не слышала — отошла в сторону, чтобы доложиться Рогозиной. Предъявить Марине им было, конечно же, нечего, вести для допроса пока не имело смысла — будет упрямо повторять, что ничего не знает. Галина Николаевна распорядилась оставить девушку в покое, за ее возможными передвижениями проследит Тихонов. Их задача — проверить, где она находилась в день смерти Антона, и возвращаться к поискам пропавшего Вити.

Степа предложил сменить Риту за рулем, она согласилась и во время обратной дороги в центр размышляла о словах Зои Эдуардовны про поддержку подростков. Значимый взрослый… Мысли крутились вокруг Глеба. Вспоминалось, как психолог Наталья говорила о том, что сейчас у Риты есть шанс стать для него другом. И что это иногда бывает ценнее и важнее роли матери.

В центре они быстро выяснили, что двенадцатого числа Марина Турфанова была на семинаре по разрешению конфликтных ситуаций. С двенадцати до восемнадцати.

Снова звонок Рогозиной, вопрос, нет ли новостей из детдома. Нет, Витю пока не нашли.

Для очередных семидесяти километров не хватало бензина, и Степа поехал к ближайшей заправке. Телефон в Ритином кармане зазвонил ровно в тот момент, когда Степа вставил «пистолет» в отверстие бензобака, Рита увидела на дисплее «Тихонов» и, нажимая «ответить», огляделась — было полное ощущение, что гениальный эксперт сначала посмотрел камеры и выяснил, кто из оперативников не занят и сможет ему ответить.

— Слушаю тебя, — проговорила Рита, следя в боковом зеркале за действиями Степы. Просто так.

— Анализ телефонных переговоров Марины Турфановой, — начал Ванька уставшим и недовольным голосом, — позволяет предположить, что между ней и Николаем Переваловым существуют близкие отношения. Я пошел к Рогозиной, готовьтесь.

Рита вздохнула и покосилась на часы под спидометром. Восемь вечера, а кажется, что должно быть уже часов двенадцать — столько они за день проездили. Опустила стекло и, когда Степа проходил мимо, направляясь оплачивать залитый бензин, сообщила ему Ванькины новости. Степа ожидаемо вздохнул:

— Так и знал, что этот день никогда не кончится…

Вернулся Степа с кофе и, усевшись и протянув Рите ее стакан, отъехал от занимаемой колонки. Поставил машину в стороне, чтобы не мешать выезжающим, потянулся к кофе, что ждал его в подстаканнике, и произнес после первых глотков:

— Так, что мы имеем?.. Антон, Паша и Витя. Антон убит, Паша исчез, теперь исчез Витя. И двое волонтеров — Николай и Марина. Николай — «друг» Паши, Марина — Вити. То есть обоих исчезнувших парней… Витя переживал, что Марина не приехала, хотя обещала. Переживал почему?.. Ну, не приехала, мало ли, какие-то дела возникли срочные. Или в этот день должно было быть что-то важное? Договаривались пойти куда-то?.. Или что-то обсудить важное?

Рита молча пила кофе и кивала.

— И Марина и Николай возможные любовники, — добавил Степа. — И что нам это дает?

— Марина что-то скрывает.

Степа пожал плечами:

— Раз у нее самой алиби, может, она что-то знает про любовника? Поэтому и к подопечному не поехала, была занята его проблемами?

— Или чего-то боялась… — задумчиво произнесла Рита. — А может, покрывает она вовсе не Николая, а самого Витю?

— Думаешь, Витя убил Антона?

Рита пожала плечами:

— Начнем с того, что мы этого Витю еще в глаза не видели. И что он из себя представляет, не знаем.

— Он Егорку защищает, — напомнил Степа.

Рита вздохнула, но возражать не стала. Понятно, что Степе очень хочется, чтобы не оказался виновен кто-то из воспитанников.

— Ну что? — спросил он, смяв свой стаканчик. — К Николаю? Или Марине? — И они оба посмотрели на время. Да уж, по домам бы ехать, а не на допрос. Степа добавил: — Будет хотя бы эффект неожиданности.

Рита молча покачала головой и потянулась к телефону — наверно, Рогозина уже успела организовать постановление на обыск. Николай за неимением алиби и учитывая поведение Марины пока являлся единственным возможным подозреваемым. Вот только с мотивами как-то совсем туго…

* * *

Пока беседовали и осматривались в квартире — Николай милостиво разрешил с фразой «да, пожалуйста, смотрите, мне скрывать нечего!» — в лабораторию оперативно доставили образцы потожировых, и вскоре снова позвонил Тихонов. Набрал он Степу, Рита разговора не слышала, но по тому, как внезапно тот напрягся и бросил взгляд на хозяина квартиры, поняла, что они, наконец, попали в цель. Ни слова не говоря, Степа вышел из комнаты, Рите было его видно, осмотрел кроссовки, брошенные у входной двери, и, вытащив из чемодана подходящий по размеру пакет, Рита направилась к нему.

— Его потожировые, — шепотом пояснил Степа. Рита кивнула и подставила пакет.

— Ничего интересного вроде бы нет, — резюмировала она осмотр квартиры, — но есть ноутбук, можно в нем покопаться.

— Забираем, — кивнул Степа.

Когда прибывший в помощь наряд полиции забрал Перевалова в ФЭС вместе с собранными вещдоками, Рита вернулась к машине, в которой Степа как раз закончил с кем-то разговаривать по телефону.

— Не нашли, — ответил он на ее неозвученный вопрос.

Рита обогнула машину, забралась на пассажирское место и взглянула внимательно на Степу. Решение лежало на поверхности.

— Поехали помогать, — она потянулась к ремню безопасности и на Степу больше не смотрела. Правда, тот молчал почему-то.

— А домой? Спать?..

— А ты заснешь, пока будешь думать, как там бедный пацан в лесу?

— Но…

— Поехали, и так уже много времени, — Рита умела управлять голосом, нередко пользовалась этим на допросах, но сейчас получилось как-то само собой. И почувствовав, насколько резкой, а значит, выдающей ее недовольство, вышла фраза, взглянула осторожно снова. И добавила более мягко: — Поехали.

* * *

Рита потянулась на жестком, неудобном диване, с трудом распрямляя затекшее за ночь тело, и огляделась. Комнатка, куда их со Степой отправили спать, выглядела скорее как кладовая, но никак не комната отдыха персонала. Ночью рассматривать сил не было, улеглась, куда Степа указал, и тут же уснула.

Приехали они около одиннадцати. В детдом заходить не стали, сразу направились к штабу поисковой операции на кромке леса. Рита привычным взглядом окинула обстановку: пара палаток, костер с котелком — напоить возвращающихся из леса горячим чаем, — машины, прожектор, снаряжение… В лагере было всего двое — девушка у костра и мужчина возле машины с планшетом и рацией в руках. Рита подошла к координатору, представилась, спросила, как продвигаются поиски, и попросила взглянуть на карту. Ближайшие квадраты леса оказались уже пройдены — по ним проходили разноцветными зигзагами треки поисковых групп. Дальние пока пустовали.

Степа предложил координатору помощь, тот ответил, что в третьей группе не хватает людей, может определить их туда. Назвал квадрат, указал, где взять рацию, фонари и компасы, и связался с главным группы.

Пока Рита и Степа готовились, позвонила Галина Николаевна. Рассказала, что на подошве кроссовок Перевалова есть частицы грунта, идентичные грунту с места обнаружения тела Антона. Сам же Перевалов признался, что нашел тело, думал, что мальчик жив, спустился, ощупал, но тот был уже холодным. Испугался и не стал сообщать в полицию.

Обменявшись мыслями о том, что это может быть правдой, Рита и Степа направились в лес.

— Я все равно этой парочке не верю, — сказала Рита, когда они остановились передохнуть. — Считай интуицией.

— Весомо… — ответил Степа, оглядываясь по сторонам. Рите тоже в темном лесу было весьма неуютно, хотя полную тишину и прерывала периодически крякающая рация. — Слушай, может быть, конечно, всякое, Витя и убийцей может оказаться, и убит может быть.

Рита согласилась, она уже думала об этом.

— Но если он убежал и скрывается с какой-то целью, он сделает все, чтобы его не нашли, — продолжил Степа.

Будто в подтверждение его слов вновь зашипела рация: «Собака снова след потеряла!»

— Если он от кого-нибудь прячется, он укроется где-нибудь и ни за что не выйдет.

— Наверно ты прав, — согласилась Рита. Тем более поисковый опыт подсказывал, что ночью имеет смысл искать только в случае явной угрозы жизни, или если потерялся маленький ребенок или престарелый человек, которому в ситуации стресса может стать плохо. Они не найдут в темноте четырнадцатилетнего пацана, если тот не хочет, чтобы его нашли. — Давай квадрат с группой пройдем, раз дошли уже почти, а там видно будет.

Но и весь квадрат обходить не пришлось. Спустя минут двадцать после того, как они присоединились к группе, полил дождь, и решено было поиски прекратить. Видимость и слышимость на нуле, толку от такого поиска почти нет.

Когда выбрались из леса, позвонил Тихонов и — Степа включил громкую связь, — отчаянно зевая, рассказал, что в ноутбуке Николая не нашел ничего, заслуживающего внимания. Рабочие документы — Николай работает менеджером по продажам в бюро проектных услуг, — пара-тройка фильмов, немного музыки, фотоархив, в котором не нашлось ничего любопытного, три приличные компьютерные игры — Ванька не удержался от комментария по поводу последних пройденных уровней, — и все.

— Я проверил, удаляли ли что-то с диска в последнее время. Единственное, что показалось странным — это штук десять-двенадцать картинок на тему порезанных вен.

— Перевалов собирался резать себе вены? — переспросил удивленно Степа и переглянулся с Ритой.

— Навряд ли, — донесся из телефона сонный голос. — Картинки такие… вроде демотиваторов. Ноутбук подростка в разгаре подросткового кризиса был бы забит подобными. Зачем они взрослому и вроде уравновешенному Перевалову, мне непонятно, но думать об этом будете вы, а я пошел спать.

— Спокойной ночи, — ответил ему Степа и повернулся к Рите. В темноте ей было плохо видно выражение его лица, но она догадывалась, что он удивлен.

— Но ведь он работал с подростком… Мало ли…

— Думаешь, Павел собирался покончить с собой?

— Да кто же их знает, — пожала плечами Рита. От представления подобных картинок — с юношеской худой рукой и лезвием бритвы — в голове вертелась какая-то мысль, но ухватить ее все не получалось. Не одному Тихонову безумно хочется спать…

Сейчас кресло, в котором вчера устраивался спать Степа, пустовало. Рита выудила из кармана сохнущих рядом на стуле штанов мобильник, тут же опомнилась и проверила наличие пистолета. Тот был на месте, а на дисплее светилось время — 07:29.

Села на диване, зябко поежилась со сна — под простыней, которую дали в качестве одеяла, было весьма прохладно, — взяла со стула резинку и собрала распущенные волосы в хвост. Еще б умыться и чашку кофе…

Дверь тихонько приоткрылась, и в нее просунулась голова Степы.

— О, доброе утро!

— Угу… — буркнула не вполне согласная с определением Рита. — Как там поиски?

— Еще не начали.

— А ты где бродишь? Небось, и дело уже раскрыл?

— Пока нет, — почему-то весело ответил Степа. И вообще выглядел подозрительно довольным жизнью. — Пошли на завтрак. Нас ждут великие дела!

— За завтраком? — с сомнением спросила Рита.

— После него, — ответил Степа и скрылся за дверью. — Я тебя жду в столовой! — донеслось оттуда.

Свой план, — а то, что он у него есть, Рита поняла очень быстро, — Степа рассказал уже после завтрака, найдя место, где их не будут подслушивать кишащие вокруг любопытствующие физиономии. Детей Рита понимала, не каждый день случаются такие развлечения — то убийство, то бесконечные поиски в лесу. Спокойно поесть им не дали, все время кто-нибудь что-нибудь спрашивал. Тем более град вопросов обрушился, когда Степа объявил в столовой, что поисковый отряд сегодня начнет работу только с двенадцати часов, а до этого будет на другом объекте. Многие предлагали искать самим. Пришлось всех успокоить и строго-настрого запретить самостоятельные поиски, чтобы не пришлось потом половину детдома в лесу искать.

* * *

— У меня есть новости, — прошептала Рита, присев рядом со Степой на одну из многочисленных скамеек на территории детдома. Наверное, они остались со времен существования санатория.

— Какие? — Степа придвинул к ней ближе планшет, якобы они вдвоем рассматривают в нем что-то очень важное. Сам же не сводил глаз с тропинки неподалеку.

— Поговорила еще раз с нашей тетей Сашей.

— Поварихой?

— Ага, — кивнула Рита, склонив голову над планшетом и глазами высматривая маленькую фигурку, которая, по Степиной версии, должна вот-вот появиться на тропинке. — Помнишь, Егорка сказал, что Витя в прошлом году порезался лезвием, когда ты ему точилку починил?

— И-и-и?.. — непонимающе и заинтересованно протянул Степа.

— Он не порезался, а пытался с собой покончить.

Именно это воспоминание про слова Егорки о лезвии и не давало вчера Рите покоя после рассказа Тихонова про картинки в ноутбуке. Вот только вспомнить из-за усталости так и не смогла.

— Ну ничего себе! — хоть и шепотом, но удивился Степа, даже отвернулся от тропинки и посмотрел на Риту. — Из-за чего?

— А это самое интересное, — кивнула Рита. — Из-за несчастной любви, конечно же. — И не дожидаясь, когда Степа спросит, добавила: — Он влюблен в Марину.

Рита-то новость уже успела обдумать, поэтому сейчас терпеливо ждала, когда это сделает Степа. Он же со слегка озадаченным видом уставился перед собой.

— Ну, хотя бы стало понятно, почему переживал, что она не приехала…

— Угу.

— Но в целом… Что нам это дает?.. Он влюблен в Марину. У Марины роман с Николаем. Николай — куратор пропавшего Паши. И что? Какая связь между ними? И может ли это иметь отношение к смерти Антона? Или к исчезновению Паши? И причем здесь картинки в ноутбуке Николая?

— Выход один, — ответила Рита, которая самой себе уже задала все эти вопросы, пока шла сюда из столовой, — найти Витю и спросить.

— Если он жив, — мрачно отозвался Степа. Похоже, что от количества вопросов, на которых у них нет ответов, у него испортилось настроение.

— Мне кажется, все-таки лучше ждать в лесу, а не здесь, — предложила Рита после нескольких минут молчаливого ожидания.

Степа еще какое-то время помолчал, о чем-то размышляя, потом сунул планшет во внутренний карман куртки и поднялся.

— Пошли.

* * *

Шестилетний пацаненок оказался смышленым и осторожным — шел, иногда оглядываясь, так, что им приходилось держаться на приличном расстоянии, почти на грани. Казалось, отпусти они его еще на пару метров вперед и потеряют из виду вовсе.

Рите до сих пор не верилось, что Степин план сработал. То ли не верила в успех, то ли не хотелось разочаровываться в милом малыше, вспоминая его вчерашние, как казалось, настоящие, искренние слезы. Но факт — есть факт. Егорка уверенно шагает по одному ему известной дороге по лесу. Причем, порывался он пойти в лес еще вчера — это Степе рассказал вчера координатор поискового отряда, почему, собственно, идея у Степы и родилась. Если такой шкет не боялся идти в лес, значит, точно знал, куда идти. И как оттуда потом вернуться.

Правда, первую часть пути Егорка уверенно прошагал по дороге, затем у весьма приметного, видно, расколотого молнией, дерева свернул на тропинку, уходящую вправо. Рита искала ориентиры, которыми руководствуется малыш, но пока их не видела.

Внезапно маленькая фигурка в голубой курточке — хоть повезло, что Егорка одет в светлое! — скрылась из виду. Только что была и вдруг пропала! Все это время тревога за самого малыша не отпускала, хоть они и идут за ним следом, но все равно тревожно при виде такого маленького ребенка одного, мало ли, что там случится, между ними все-таки метров сто, пока они еще добегут… И сейчас тревога усилилась, но бежать открыто все же не стоило. В конце концов, он мог и заметить их. И спрятаться.

Но вскоре, осторожно продвигаясь вперед, они услышали детский голосок:

— Ви-и-итя! Ви-и-итя, ты здесь?

Ответа слышно не было.

— Там впереди овраг, — прошептала Рита Степе, сверившись с компасом и картой. Мысль об овраге, в котором был найден Антон, посетила, видимо, обоих.

— Жди здесь, я сползаю посмотрю, — решительно распорядился Степа, и, не успела Рита и возразить, как он уже нырнул под раскидистые ветви ели, за которой они укрылись.

Ей не осталось ничего другого, как ждать. Несколько раз она слышала, как Егорка зовет Витю. Того, видимо, на месте все же не оказалось, но почему Егорка пришел именно сюда?.. Он же не просто так пошел искать, он целенаправленно пришел именно к этому оврагу и стал звать именно здесь. Хорошо, подумала Рита, что детского вопля она не слышит — то есть тела Вити на дне оврага, по всей видимости, нет.

Ждала она, как показалось, очень долго. Все порывалась схватить рацию и спросить Степу, где его носит, но боялась помешать. Наконец, снова зашуршали ветви ели, и из них показался Степа. И морщась и отряхиваясь от иголок, он кивнул в сторону оврага:

— Поиски можно считать законченными.

И улыбнулся такой довольной улыбкой, что у Риты отлегло от сердца. Значит, все в порядке. Что-то она распереживалась… За всех.

* * *

Оказалось, слезы были все же настоящими. Егорка только потом, днем, сообразил, что может быть так, что Витя прячется специально. Поэтому решил проверить «пещеру» — наполовину естественное, наполовину дорытое Витиными стараниями углубление под корнями свалившегося на склоне оврага дерева. Идеальное место, чтобы спрятаться — если смотреть сверху, ни за что не догадаешься, что под деревом может быть пустое пространство.

Вчера малыша в лес, конечно же, не пустили поисковики. А сегодня Степа предложил провести эксперимент…

— Никого не было, когда я шел!.. — упрямо повторил расстроенный Егорка Вите.

— Да ладно, не переживай, Егорка, — на ходу потрепал Степа лохматую макушку мальчишки. — О, давайте тут присядем.

Он отошел от тропинки в сторону, к поваленному дереву. Егорка, хотя и расстроенный, с интересом побежал вперед, обогнал Степу и забрался на широкий ствол. Остальные, когда подошли, уселись, отыскав места, не заросшие мхом.

— Ну что, Вить, расскажешь? — спросила Рита. И Степа вдруг добавил:

— Все дело в Николае, волонтере из психологического центра?

Парень — оказавшийся таким же, как Егорка, белобрысым и лохматым, — так заметно изменился в лице, что Рита не успела как следует удивиться Степиному вопросу. Откуда бы он ни взял идею с Николаем, похоже, оказался прав.

— Вы все знаете?! — спросил ошалело Витя.

— Всего не знаем, — Степа переглянулся с Ритой. — Ты расскажи, тогда станет понятнее.

С чего Степа вообще заговорил о Николае, Рита не поняла, но поразмышлять об этом не успела.

— Николай убил Антона, — произнес Витя. — Я сам видел. Я следил за ним.

— Зачем? — спросила Рита.

— Он… с Мариной…

— Он тебе кажется подозрительным? — уточнил Степа.

— Да! — с готовностью кивнул Витя, видимо, не знающий, как подобрать нужные слова. — И вообще, и в тот день он странно себя вел. Я видел, как он приехал, но он не пошел в здание, а почему-то странно так оглядывался, как будто искал кого-то. А потом пошел в сторону леса. Это было так странно, что… я решил пойти посмотреть, куда он пошел.

— А в лесу он как шел? — спросила Рита. — Уверенно? Он знал, куда идти?

— Да, я еще удивился, и поэтому и шел дальше, было интересно, куда он так идет.

— И куда же он пришел?

— Я немного потерял его из виду, там перед тем самым оврагом лесок редкий, далеко видно… Пришлось отстать, чтобы не заметил меня. Когда я в обход пошел и подошел ближе, я увидел, как Николай столкнул Антона вниз.

— Антон был жив в этот момент?

— Не знаю, но он лежал на земле. И… кажется, был или мертвым, или без сознания. Ну то есть… он никак не упирался, не сопротивлялся, руки еще так болтались… свободно.

— Понятно, — кивнул Степа. — Что было дальше?

— Там Паша был рядом…

— Как?.. Паша был там?

— Да, — кивнул Витя. — Николай столкнул Антона, потом спустился вниз сам. Через какое-то время поднялся. Они тихо о чем-то поговорили, и потом ушли. Паша все время оглядывался.

Рита со Степой переглянулись, не зная, как отнестись к новой информации. Если Паша — свидетель убийства, его исчезновение логично объяснялось бы: Николай мог и его убить. Но что тогда Паша делал на автовокзале?..

— Я подождал, когда они уйдут, чтобы они меня не видели. Потом спустился… Антон… там было бревно и кровь… Я попробовал пощупать пульс, как в кино показывают. Но не нащупал… И он не дышал. — Витя помолчал, потом добавил: — Я вернулся вечером, Паши не было нигде и на следующий день, и я подумал, что Николай и его убил. Ну, он же мог его выдать…

— И ты испугался, что он мог видеть тебя?

— Да. Хотел уехать, но документы наши у администрации. Да и некуда ехать…

— Ясно. — Степа поднялся. Притихший Егорка беспокойно посматривал с одного на другого. — Идемте.

— А как же… Николай? — поднялся Витя.

— Он арестован.

* * *

Рита порылась в холодильнике, решила не оставлять голодающего Тихонова без бутербродов, потому закрыла дверцу и нажала на чайнике кнопку включения. Заглянула в шкафчик — хоть печенье-то какое-то есть у дорогих коллег в запасе?.. Найденную вазочку с сушками Рита выставила на стол. Не густо, но под вечер всегда так.

Дело закончено, завтра заслуженный выходной и приказ Рогозиной отоспаться. Только ехать домой пока не хочется.

Мысль, сидевшая в сознании последние три дня, окончательно окрепла и теперь настойчиво не давала покоя, требовала спокойного обдумывания и принятия решения. Она, эта мысль, пришла сразу, как они со Степой три дня назад прибыли в детдом, потом укрепилась, когда Рита наблюдала за взаимодействием Степы и Егорки, и окончательно оформилась, когда в лесу они следовали за мелькающей впереди среди деревьев курточкой — и Рита понимала, что волнуется не только за исход эксперимента и раскрытое дело.

Чайник закипел, Рита бросила в чашку пакетик и залила кипятком.

Конечно, она и раньше знала, как трепетно Степа относится к детям-сиротам, с какой готовностью едет расследовать преступления в детдомах, как защищает воспитанников при возникающих подозрениях. Пришедшая мысль о возможности усыновления, если здоровье не позволит ей самой забеременеть и выносить ребенка, не удивила — наверно, слишком прочно тема детей-сирот ассоциировалась со Степой. Удивила, скорее, собственная позиция. Конечно, отвращения и отторжения детдомовцы у нее не вызывали, но и об усыновлении она, естественно, никогда не думала, не было поводов. И сейчас с удивлением поняла, что ни неприязни, ни страха идея не вызывает. Нет, она не готова бежать и прямо завтра усыновлять условного Егорку, но если возникнет ситуация, при которой они со Степой задумаются об усыновлении, Рита отнесется к этому спокойно и взвешенно. Наверно, слишком много боли она пережила своей и слишком много видела на работе чужой, чтобы несчастные брошенные дети… не казались чужими, плохими, неправильными… Конечно, одного сочувствия для усыновления мало, но последние события, история с семьей Шерстобитовых и это дело в детдоме, дали понять, что есть в душе Риты готовность найти в себе отклик, не только найти, но и сохранить, сберечь его, приложить все усилия к тому, чтобы созданная ими семья действительно была настоящей семьей, их совместным счастьем.

Воспоминание о Егорке немного царапало, зацепил мальчишка чем-то. То ли своей не по возрасту смышленой, растрепанной русой головкой, то ли детской непосредственностью, гармонично сочетающейся с природной застенчивостью, то ли трогательной привязанностью к старшему другу… Это, подумала Рита, наверно и дает надежду, что и другой ребенок, кого они выберут, западет в душу.

На пороге буфета вдруг возник лохматый — куда сильнее Егоркиной шевелюры — Тихонов.

— Я был прав! — Он шлепнул планшет на стол, сел, схватил сушку и сжал ее в кулаке. Сушка, судя по отсутствию хруста и недовольству на лице компьютерного гения, не поддалась. — Я всегда прав.

— Ой ли, — отозвалась Рита, допивая чай. Спрашивать, в чем он прав, не было смысла, все равно придется дождаться, когда гений сам соизволит высказаться. Конечно, можно отвесить ему профилактический подзатыльник, чтоб не испытывал терпение коллег, но сейчас Рита никуда не торопится. Да и так понятно, о чем он.

На «ой ли» гений насупился, но быстро переключил внимание на сушку. Ему пришлось приложить значительное усилие, чтобы ее переломить, и с добытым куском за щекой Ванька продолжил:

— Николай не убивал Антона. — И уставился в ожидании реакции на сенсационную новость.

— Я знаю, — спокойно ответила Рита. Любоваться расстроенной физиономией обломавшегося Тихонова не особо хотелось, потому она встала, отвернулась к раковине и сунула чашку под воду.

— Ну да, об этом я не подумал… — После паузы раздалось сзади. — Данилов тебе раньше Рогозиной позвонил, что ли?

— Сразу после.

— Понятно. Мог бы сам догадаться. Ладно, я пошел. — Судя по звукам, расстроенный Ванька прихватил с собой еще пару сушек и ушел.

Рита поставила чашку в сушилку, вытерла руки, убрала вазочку и прошла к дивану. Пока она не решила, ехать домой или нет.

Степа, поехавший в деревню под Вязьму — Ванька вчера отыскал водителя, и тот опознал Пашу, к тому же там у парня жила какая-никакая родня, то ли двоюродная, то ли троюродная бабушка, — действительно звонил минут десять-пятнадцать назад. На самом деле — до Рогозиной. Позвонил расстроенный, и ему нужны были несколько минут до доклада Галине Николаевне — просто чтобы переварить и принять то, о чем должен доложить.

Антона убил Паша. Сам в этом признался после того, как Степа его нашел — видно, изрядно перенервничал за прошедшее время.

Николай иногда разрешал парням воспользоваться его ноутбуком — полазить по интернету или сыграть в игрушку, которая полюбилась им всем троим. Однажды, примерно пару недель назад, они обнаружили в браузере вкладку, которую Николай, видимо, забыл закрыть перед тем, как отдать им ноут. Во вкладке была страница соцсети и разговор Николая с его девушкой Мариной. Им, конечно, стало любопытно и они прочитали переписку, хихикая над всякими поцелуйчиками и признаниями. Но главное — из переписки они поняли, в чем была причина попытки самоубийства одного из воспитанников. О том, что эта попытка была, знали все старшие и средние группы, знали все воспитатели, но причину, как казалось, никто так и не понял, а сам Витя не признавался. А тут выяснилось, что Витя этот, оказывается, влюблен в Марину. До такой степени, что порезал себе вены. И Марина переживает, как бы никто не узнал, что это произошло из-за нее, что это будет означать, что она не справилась со своей задачей, что позволила ребенку в себя влюбиться и прочее. Паша плохо запомнил, чего именно она боялась, ему было не очень это интересно. А вот Антон быстро сообразил, как можно использовать такую информацию и придумал шантажировать Марину. Ее имейл подсмотрел там же, в ноутбуке Николая, и с него же отправлял письма с картинками, иллюстрирующими попытки самоубийства подростков — на нервы Марине действовал.

Паше идея шантажа не нравилась с самого начала, но спорить с упертым Антоном было сложно. Он боялся, что их поймают, просил Антона ничего больше не делать, тем более, что денег Марина платить не торопилась. Но больше всего Паша боялся, что о шантаже узнает Николай. Николай, ставший для него, Паши, единственным человеком из взрослых, кто не отвернулся, кто принял его таким, какой есть, кто ничего не требовал и только мягко советовал — как-то так, что Паша даже не замечал, что поступает именно так, как подсказал старший друг. Если бы Николай узнал о шантаже, он, конечно же, тут же прекратил бы всякое общение с Пашей. А допустить этого Паша никак, совершенно никак, не мог.

В тот день Николай назначил им встречу в лесу, на «их» полянке, недалеко от оврага, куда Паша с Николаем не раз выбирались на пикник — брали с собой еду, термос с горячим чаем и пропадали часа на три, много говорили, что-то друг другу рассказывали, Паша обожал эти встречи, чувствовал себя полноправным, равным другом старшему товарищу и особенно остро ощущал свою значимость и нужность другому человеку.

То, что Николай велел прийти вместе с Антоном, сразу показалось Паше подозрительным, да и голос по телефону показался серьезным и строгим — предположение о том, что случилось самое страшное и Николай каким-то образом узнал о шантаже, тут же родилось и крепло с каждой минутой все больше, пока парни ждали в лесу. Антон хвалился, что узнать Николай никак не мог, мол, он все в ноутбуке удалял сразу же, и только злился, что Паша зря нервничает и «сопли распускает». Злость на приятеля, что втянул его в эту историю, страх разоблачения и ужас при мысли, что Николай отвернется от него, сделали свое дело — слово за слово парни сильно поссорились, долго спорили, кричали… В какой-то момент Антон вскочил, крикнул, пусть, мол, Паша сам со своим «нянькой» разбирается, а он, Антон, лучше пойдет Марине позвонит и поторопит насчет денег. Паша про шантаж уже слышать не мог… К тому же он отлично из фильмов помнил о том, что нив коем случае нельзя звонить — по телефону сразу вычислят!.. И инстинктивно остановил уходящего приятеля первым, что попалось под руку.

Сначала не понял, что произошло — обломок большой, но старой ветки, которым он ударил Антона, не казался чем-то серьезным, он даже о чем-то таком успел подумать мимолетно, когда его схватил с земли. Но — Антон умер мгновенно. Впрочем, о том, что тот умер, сказал уже подошедший как раз в этот момент Николай. Пощупал пульс на руке и на шее, прислушался к дыханию, оглядел полешку в руке остолбеневшего при виде рухнувшего на землю приятеля, растерянного Паши…

Дальнейшее было как в тумане. Николай выхватил ветку из рук Паши, расколотил ее о ближайшее дерево на куски и раскидал в разные стороны. Зачем-то пошел к оврагу, что-то там высматривал — Паша все это время стоял в ступоре, не шевелясь и плохо соображая. Что он убил Антона, до него дошло позже, тогда лишь билась в голове одна единственная мысль — что Николай все слышал. Они так орали, что невозможно было не услышать, раз он был уже близко.

На то, как Николай подтащил тело Антона к оврагу, как сбросил его и сам полез зачем-то вниз, Паша смотрел все в том же оцепенении. Осознал и обдумал все уже гораздо позже. Понял, что Николай попытался его спасти, представив все так, будто Антон погиб, сорвавшись в овраг. Понял — и всю дорогу в автобусе, деньги на который тоже, конечно же, дал Николай, у него текли слезы. Жалел себя, Антона и Николая. Когда Степа его наконец разговорил, парень тоже рыдал — видно, нервная система не выдержала напряжения.

По дороге из леса Николай рассказ, что случайно узнал об удаленных с его ноутбука картинках — делал восстановление данных после того, как сам по ошибке удалил нужный рабочий документ. Марина говорила о шантаже, и теперь Николай понял, кто именно посылал ей те картинки. Паша бросился к Николаю с мольбой о прощении, тот почти до самого детдома шел молча. Потом резко свернул, они вышли к трассе, и Николай сунул Паше деньги и велел уезжать куда подальше. Паша по началу ехать не хотел, умолял, чтобы Николай не бросал его...

Рита вздохнула. Все это было уже не раз. Болезненная зацикленность, зависимость от человека, неважно — дружеская или любовная, сексуальная… Любая. И как следствие — стремление любой ценой защитить эту зависимость, не дать ей прерваться, не позволить ни людям, ни обстоятельствам лишить себя необходимого как воздух человека. Страшнее всего, что Паше нужен был даже не столько сам Николай, сколько простая человеческая поддержка, дружба, участие... Рита не сомневалась, что и Степе парень выложил всю историю, потому что почувствовал участливое отношение, сочувствие, желание помочь, а не наказать...

Жаль Степу, который эту историю принял ближе, чем обычные дела. Рита прекрасно понимала, как нелегко ему было слушать эту исповедь запутавшегося парня, ведь очевидно, что все это случилось из-за одиночества — были бы нормальные родители, не было бы детдома, и Паша был бы совсем иным.

Дело закончено, остались мелочи, с которыми разберутся уже без них. О том, что Марина, очевидно, знала о подвигах Николая, потому и испугалась полиции, о том, куда подевалась бандана Антона — наверняка, Николай ею помазал бревно кровью, — и, конечно же, позже нужно будет выяснить, есть ли, чем можно прижать директора. Хотя бы за несоблюдение санитарных норм или пожарной безопасности.

Рита взглянула на часы. Степа вернется часа через три. Можно дождаться его здесь, но… Стоит ли? Ну, поддержит она его парой слов, а потом что? Разъедутся по домам?

Нет, надо уже принимать решение и ставить наконец точку. И завтрашний выходной как раз очень кстати.

* * *

Степа вывернул руль, машина послушно прошла поворот, теперь оставалось проехать несколько кварталов по прямой — и они будут на месте. Юля на соседнем сидении вытащила из бардачка планшет.

— О, наши уже все прислали. Быстро они сегодня. — Она потыкала пальцем по экрану и принялась читать вслух присланную Холодовым с Белой информацию по личности убитого.

Степа слушал, точнее, пытался сосредоточиться и слушать внимательно, но получалось не очень. Мысли сегодня с самого утра крутились вокруг Риты, которая в последние несколько дней вела себя… странно. После дела в детдоме был выходной, в которой у нее оказался отключен целый день телефон. Во всяком случае, позвонил Степа утром, хотел поинтересоваться планами, а эсэмэска о том, что абонент снова доступен для звонка, пришла только вечером. Может быть, Рита просто решила отоспаться, но на вопрос, чем занималась, она не ответила, перевела тему разговора, и это Степе интуитивно показалось странным, хоть и было для Риты, привыкшей не слишком откровенничать, почти в порядке вещей. Затем были несколько рабочих дней, когда они сталкивались в коридорах ФЭС. Рита вроде бы и вела себя как обычно, но Степа печенкой чувствовал какие-то изменения — и они его начали сильно тревожить. Как в очень жаркий день перед грозой воздух накаляется до предела и все время кажется, что вот-вот что-то случится, так и сейчас ему казалось, будто воздух чуть ли не искрит, хотя внешне все было обычным.

Он прослушал половину из того, о чем говорила Юлька, решил, что позже улучит минутку и сам все перечитает, чтобы быть в курсе, и уже собрался перестраиваться в правый ряд — скоро сворачивать, — как зазвонил прикрепленный к панели телефон. На экране высветилась фотография Риты. Степа покосился на свою сегодняшнюю напарницу, секунду посомневался, затем нажал кнопку громкой связи — вероятность того, что Власова вот так прямо сходу заговорит о чем-то личном, ничтожно мала, потому можно и рискнуть.

— Ты где?

«И тебе доброе утро», подумал Степа, но говорить ничего не стал, только подумал, что странности продолжаются, все же в обычном состоянии Рита прежде поздоровалась бы. В офисе они сегодня не виделись — у Риты выходной по графику.

— Еду на выезд. — Перестраиваться он почему-то не стал, только сбавил скорость.

— Территориально где?

— В районе Сокола. — И с осторожностью добавил: — А что?

Рита пару секунд молчала.

— Нет, ничего. Потом поговорим. Удачи.

Она отключилась прежде, чем он успел что-либо ответить. Вопросов этот звонок вызвал еще больше, чем их и так было, потому понадобились значительные усилия, чтобы все же сконцентрироваться на работе. На пару подколов Соколовой по поводу «что это у вас за дела такие с Власовой?» Степа почти не обратил внимания — было не до возможных шуток коллег.

В середине дня написал сообщение. Спросил, что Рита хотела. Получил в ответ: «Не волнуйся, все в порядке». Возмутился женским подходом к ситуации. Он не спрашивал, надо ли ему волноваться! Он спросил, что случилось и случилось ли вообще что-то!..

Мечтал освободиться к вечеру и приехать к Рите, потому что чувствовал, что это нужно сделать — тянуло к ней со страшной силой, и Степа не сомневался, что утром было что-то важное. Но поздний вечерний допрос задержанного, на котором, Степа надеялся, все закончится, привел к неожиданному повороту дела. По всему выходило, что им с Соколовой прямо сейчас, на ночь глядя, нужно мчаться в область!

Пока Юлька забирала у Холодова необходимые распечатки и выслушивала последние наставления начальства, Степа отправился в раздевалку, чтобы захватить свитер — не хотелось ночью мерзнуть в очередной деревне. По дороге набрал сообщение Рите о том, что приходится уехать, хотя ни о чем конкретном они не договаривались. Только отправить не успел — зашел в раздевалку и увидел сидящую на диване Риту. Мельком удивился каким-то бумагам у нее в руках — выходной вроде должен быть, почему она вдруг оказалась на работе?..

— Рита?..

Она подняла голову, чуть улыбнулась, отложила бумаги и поднялась ему навстречу.

— Домой?

— Нет… — Теперь с еще большим сожалением качнул головой Степа и объяснил, в чем дело.

— Понятно… — в свою очередь вздохнула Рита, отвела взгляд, и Степа уже не сомневался, что она все-таки что-то хотела от него. Что-то важное. Раз даже приехала в офис.

— Рит?.. Что?.. — Он шагнул ближе, пристально глядя в глаза, мысленно умоляя ее больше не отмалчиваться. — Где ты была утром? — От волнения он почему-то перешел на шепот. То ли от нервов, то ли инстинктивно принижая голос, чтобы лишние уши ничего не услышали, если вдруг кто-то пройдет по коридору. — Ты хотела, чтобы я приехал, да?..

— …Да, — все же ответила она, хотя на какие-то мгновения ему показалось, что она и сейчас уйдет от ответа.

— Где ты была? — он спрашивал максимально мягко, но чувствовал, как внутри все сжалось от напряжения. Где-то на краю сознания почудилось, что он даже слышит треск сыпящихся искр в воздухе.

Гроза. Скоро будет гроза. Интересно, ливень, если он все-таки придет, принесет облегчение?.. А гром и молнии будут?

— В центре планирования семьи и репродукции.

— А?..

Степа сначала ничего не понял. То есть он понял каждое услышанное слово, но они никак не связались вместе — а главное, с Ритой. Она могла быть там по работе, да, но…

— Где… ты была? — глупо переспросил он.

— Я проходила, то есть уже прошла, обследование. — Рита снова отвела взгляд, а Степа еле сдержался от вопроса, что за обследование. Потому что вдруг понял. И испугался. Вот тебе и гроза… И гром среди ясного неба. — Все оказалось даже не так ужасно, как я ожидала… Но все равно… Я должна была сделать это, прежде чем… У нас может не получиться… или могут быть проблемы с… плодом, патологии развития, генетические нарушения…

Выражение «не верить ушам своим» показалось максимально понятным. «Проблемы с плодом, генетические нарушения…» В принципе, не такие уж и непривычные или незнакомые слова, по работе и не такое встречалось… Но Рита сейчас говорит не о работе. «У НАС может не получиться». «У нас» — и уже не важно, что там именно не получится! Все, все получится, если это самое «мы» вообще будет!

— Рита, — перебил Степа. Говорить ему было трудно, потому что было очень страшно и сердце билось в груди так часто, что казалось, что вот-вот выскочит. — Ты сейчас действительно говоришь о… нашем возможном ребенке?

— Да. — Она снова отвела взгляд, и теперь Степа восхитился. Рита смущается, потому что говорит об их ребенке!.. Он шагнул еще ближе, мягко повернул ее голову и, заглянув в родные глаза, поцеловал.

— Степа, я серьезно, а ты…

— Я тоже серьезно. — Он смотрел близко-близко в ее глаза, и теперь наконец ни в чем не сомневался и ничего не боялся. Кажется, он куда-то торопился, ему куда-то надо ехать, но он сейчас не мог вспомнить, куда и зачем и почему он вообще должен уезжать. — Что это было, Рит? Все это время, твое решение, что ничего у нас не будет, зачем это?

Она вздохнула.

— Я привыкла к той жизни, которой жила. Считала, что у меня нормальной семьи никогда уже не будет, что это просто невозможно. А у тебя как раз должна быть нормальная семья.

Рита замолчала, и Степа не понял.

— И это все?..

Ее брови чуть удивленно поднялись.

— А тебе мало?

— Ну вообще да!.. — возмутился Степа. — Это… это вообще не причина! — Он даже не знал, что и сказать на такое! Черт знает, что такое! Столько времени страдать на пустом месте!.. — Рита, я хочу, чтобы моей семьей была ты.

— А дети?

— А это как там решат, — кивнул Степа наверх. И покачал головой. — Ущипнуть себя, что ли?.. Все поверить не могу, что мы реально о наших детях говорим!.. Ты не передумаешь завтра?

Рита грустно вздохнула, но посмотрела с какой-то уверенностью, которую Степа прекрасно ощутил. Уверенностью принятого решения. От которого у Степы чуть ли не крылья за спиной выросли в один миг! Вот теперь он, кажется, начал верить!..

— Прости… — сказала она почти шепотом. — Прости, что так долго мучила тебя. Но мне было нужно это время.

— Я знаю. — Он все же обнял ее, наплевав на то, что в раздевалку может кто-то войти.

— Степ… иди, тебе ехать нужно. — Она коротко поцеловала его и мягко отстранила. — Возвращайся поскорей… Завтра договорим.

И снова чуть смущенная улыбка — такая, какой он никогда прежде не видел. Такая, какой он готов любоваться всю жизнь. Как же некстати сейчас это расследование!.. Как вообще можно уехать вот сейчас?!..

— Рита… — Один вопрос он все же должен задать. Он ничего не изменит, но интуиция подсказывала, что выяснить надо сразу. Конечно, он думал о детях и догадывался, какие сомнения мучили Риту насчет возраста. И о возможных путях решения проблемы думал не раз. И решил выяснить прямо сейчас. Если он увидит или почувствует, что вопрос вызывает у Риты неприятие, он сейчас примет это наверно легче, чем потом. — Если… не получится… ну, мало ли…

Он не договорил, в его кармане зазвонил телефон, и еще не вытащив его, Степа подумал, что это наверняка потерявшая его Соколова. Так и оказалось.

— Да, Юль, я иду! — сказал он, не дожидаясь ее гневной тирады.

Его сегодняшняя напарница все же спросила, где его носит, и сказала, что ждет в машине. Степа пообещал, что будет через минуту, отключился и сунул телефон в карман.

— Если не получится, — напомнила Рита, — что?

— Ребенок… Ну, то есть…

— Если не получится ребенок? — усмехнулась Рита. — Ты очаровательно выражаешься.

Степа покачал головой, собираясь объясниться, но Рита его остановила.

— Я поняла. — И почему-то вздохнув, сделала паузу. — Я… если ты не будешь против… думаю, что мы могли бы усыновить… удочерить…

— Ты правда этого захочешь?

— Думаю, да.

Он знал совершенно точно, что прежде чем так ответить, Рита тысячу раз это обдумала. И снова восхитился. От переизбытка эмоций хотелось подхватить ее на руки, но он не мог себе этого позволить — и Рита будет против, и действительно не стоит давать коллегам такую пищу для сплетен.

— Степ, езжай. Я никуда не денусь, не исчезну и не передумаю.

— А что, по мне видно, что я этого боюсь? — он попытался пошутить, хотя соображалось не очень.

— Скорее да, чем нет, — улыбнулась Рита. — Ты можешь смело ехать. Найдите там поскорее, кого нужно, и возвращайтесь. Завтра поговорим.

— До завтра, — все же нашел в себе силы сказать Степа.

— До завтра. Будь осторожен.

Эта фраза, и так довольно редкая для их общения — обычно оба полагались на свои силы, — прозвучала сейчас по-новому. Сдержанно, так, как это могло прозвучать только из уст Риты, но все же… особенно. Будь осторожен, потому что я жду твоего возвращения. Будь осторожен, потому что ты нужен мне.

К черту всех коллег, кто бы там ни решил пройтись мимо раскрытой двери раздевалки!.. Степа снова шагнул к Рите, обнял, поймал распахнутый ему навстречу взгляд теплых глаз и… утонул в их янтарном свете и нежности теплых губ.

* * *

О том, что в раздевалку он шел за свитером, Степа вспомнил уже в самой деревне, когда в полной темноте, в двенадцатом часу ночи, они подъехали к нужному дому. На улице было ощутимо сыро — тут-то Степа про свитер и припомнил. Впрочем, кровь бурлила так, что холодно ему было гораздо менее обычного.

Вернулись в город глубокой ночью. Когда сдали очередного, теперь окончательного в этом деле, задержанного, на часах было уже начало третьего. Он бы, конечно, поехал к Рите, но все-таки слишком поздно, она наверно спит, а завтра рабочий день. Да и попрощались до завтра. Потому не оставалось ничего иного, как ехать домой. Рогозина, дождавшаяся их возвращения, разрешила отоспаться и прибыть на службу к двенадцати.

Утро началось за час до запланированного звонка будильника. Степа проснулся от истошных и долгих воплей соседской сигнализации, отключить которую сосед не торопился вовсе. К тому моменту, как потревоженный кем-то автомобиль напоследок тихонько крякнул и наконец затих, Степа понял, что обратно навряд ли уже заснет. Потянулся к телефону, чтобы посмотреть время, обнаружил сообщение от Риты, отправленное около двадцати минут назад, удивился, улыбнулся, прочитал — и остатки сна улетели в неизвестном направлении. «Позвони, когда проснешься. До того, как начнешь собираться на работу». В обычное время это могло бы означать все что угодно, но в свете вчерашнего… интриговало.

Вставать было еще рано, да и поспать он точно еще не отказался бы, и Степа честно попытался хоть ненадолго заснуть, но завертевшийся ворох мыслей сделать этого так и не дал. Думал о вчерашнем разговоре, о том, что и как теперь изменится, вспоминал… Вспоминал многое — и разговоры последнего времени, и совместные прогулки, походы в кино, в парк… Неожиданно припомнились давние времена — как начинали работать вдвоем, приноравливались друг к другу… Даже ужик припомнился, из-за которого Ритка его однажды чуть не пристрелила, потому что панически боялась змей! Могли они тогда подумать, к чему придут их отношения спустя девять лет?.. И сколько всего за эти годы произойдет…

Неминуемо пришедшие тяжелые мысли Степа решительно отбросил — вместе с откинутым одеялом. Поднялся — все равно уже не заснуть, — умылся и вернулся к телефону, уж очень было любопытно, почему он обязательно должен позвонить.

— Доброе утро, — раздался голос Риты, смешанный со звуками улицы. На выезде она уже, что ли?..

— Доброе, — отозвался Степа, улыбаясь. Невозможно не улыбаться, осознавая новое качество их отношений!.. Он уже собрался спросить, что такого случилось, о чем он должен узнать до работы, но Рита его опередила.

— Я надеюсь, у тебя есть чемодан или подходящая дорожная сумка?

Чемодан?!.. Степа закрыл холодильник, до которого успел все же дойти, и ошалело огляделся на кухне, будто окружающая обстановка могла ему что-то объяснить. Какой еще чемодан?!.. Тем более, что его действительно нет. Правда, сумка есть.

— Подходящая… для чего?

— Чтобы туда поместились плавки, легкие брюки и пара маек и летних рубашек.

— Рита?.. — Такое чувство, что кто-то из них переработался. — Какие плавки?!

— Я пока не знаю, какие у тебя плавки. — В ее голосе он наконец услышал нотку веселья и подумал, что это такой розыгрыш. Весьма странный. — Короче, мы с тобой на неделю в отпуске и мы едем на море. У тебя… — Рита запнулась, и Степа понял, что она посмотрела на часы, хотя соображалось весьма с трудом, — …есть два часа на завтрак и сборы. Поезд через четыре часа.

Мозг оперативного работника, приученный в экстремальной — а сейчас была именно такая! — ситуации быстро обрабатывать полученную информацию, со своей работой привычно справился, и Степа уже понял, что это не розыгрыш и что они на самом деле сегодня поедут в отпуск, как бы долго он сейчас ни удивлялся, но… Елки! Какой отпуск?! Откуда?! Как Рогозина отпустила их обоих сразу?!

— Рита…

— Степ, — она перебила и заговорила совсем другим тоном, — Степ, я очень хочу на море, поехали, а?

— Поехали, — тут же согласился он. — Только почему на поезде-то? Долго же.

— Потому что путевка горящая была с включенными в стоимость билетами.

— Понятно… А…

— Потом мы будем принимать решения вместе, если ты об этом.

Он снова услышал улыбку в ее голосе и расхохотался — скорее, от нервов, чем от веселья. Но радостно ему все же было. Его угораздило влюбиться в поистине потрясающую женщину!..

— Что ты сделала с Рогозиной, что она согласилась на такую авантюру?

— М-м-м… потом расскажу. Я побежала собираться, позже позвоню.

— Хорошо.

Степа отключился, положил телефон на столешницу и подошел к окну. Там, как и пять минут назад, продолжалось обычное московское утро — с хорошей, на удивление, погодой. Нет, он знал, конечно, что Ритка способна и на безумные поступки, но в голове все никак не укладывались изменения прошедших пяти минут.

Море… А ведь он как-то мечтал об этом!.. Тогда, на мосту… Мечтал увезти Риту туда, где тепло и нет проблем и боли. Еще поезд мимо проехал!.. Вот и не верь после такого в родственные души…

Степа тряхнул головой, снова огляделся. Что ж, надо действительно собираться?.. Продолжать удивляться можно и в процессе.

* * *

После нескольких созвонов насчет организационных вопросов — куда именно едут, на какую погоду ориентироваться, что брать и какие нужны продукты с собой в дорогу, — новость перестала шокировать, стала куда более реальной, но возник очень важный вопрос. Да, они даже говорили о детях, и совместный отдых вроде как намекает вполне недвусмысленно, но и твердого «да» он от Риты еще не слышал…

Потому на вокзал Степа прибыл с твердым намерением прояснить ситуацию. Как говорится, договориться на берегу.

Рита, невозможно красивая Рита в джинсах и легкой рубашке, ждала его у поезда, нетерпеливо поглядывая на часы. А он неосознанно замедлил шаг, любуясь.

Предъявив проводнице паспорта и дождавшись, когда она проверит их электронные билеты, они зашли в вагон, дошли до своего купе, и Степа порадовался, что хотя бы пока оно свободно. Сунул Ритин чемодан под стол, свою сумку поставил на сидение, и, пока Рита не опомнилась, повернул ее к себе, обхватив за талию.

— Рит…

На него смотрели такие же, как вчера, теплые медовые глаза, и в эту секунду он поверил в отпуск и маячащее впереди море.

После поцелуя — наконец нормального, настоящего, не украденного вчера украдкой в раздевалке! — все стало вроде бы ясно. Они едут в отпуск, на море, и вроде бы обоим ясно, в каком статусе они там будут, и чем именно будут заниматься, помимо купания-загорания. Вро-де-бы. Но Рита — это Рита, и одна мысль о том, что она вполне может сказать, что не готова и все в таком духе, сводила Степу с ума. Нет, он, конечно, постарается не свихнуться — с Власовой в купальнике, валяясь на пляже, а потом ночуя в одном номере! — но в таком случае у него есть надежда, что обстановка отдыха, расслабление, перемена места подействуют на Риту…

Но как только поезд тронулся, стало понятно, что выдержке пришел конец. Никто больше в их купе не явился, проверяющий билеты уже прошел, проводница с рассказом про свои возможные услуги зашла — больше они никому не нужны и на ближайшее время предоставлены сами себе.

В тесноте купе стало вовсе невыносимо. Степа подумал еще немного, принял решение и вышел в коридор — Рита как раз достала из чемодана футболку, явно собираясь переодеться. Вот и славно. Степа огляделся в полупустом коридоре — невдалеке так же стояли мужчины, чьи жены, наверно, так же обустраивались в своих купе. Откуда-то доносились разговоры и детские голоса.

Степа достал из кармана телефон, отбросил сомнения — какие уж тут сомнения, если даже Рогозина в курсе, а он это у Риты уже успел выяснить, — и, порывшись в контактах, набрал номер. После не очень долгого разговора, безуспешно пытаясь спрятать довольную улыбку, вернулся в купе.

Закрыл дверь. Разговоры, дорожная суета и детские крики остались вне маленького пространства. Очень маленького пространства, в котором за пару секунд накалился воздух — кажется, еще вчера Степе что-то такое тоже казалось… Только в несколько ином смысле.

Щелчок задвижки. Рита спиной — очень удобно обнять сзади. Распущенные волосы — как же он любит, когда у нее распущены волосы!..

— Степа… — Вполоборота к нему. Нет, в ее голосе не было желания его остановить.

— Я не могу больше, — прошептал в ухо, спрятанное прямо перед ним под волной медовых волос.

— Данилов, ты ненормальный, — тихо, почти шепотом. И горячие ладони поверх его рук.

Он высвободил одну руку, чтобы откинуть ее волосы и освободить доступ к шее. И пока не прозвучало больше попыток возразить, прошелся короткими поцелуями по линии плеча в открытом вырезе футболки. Поезд ехал по стрелкам, и когда ощутимо качнуло, Степа инстинктивно прижал Риту к себе сильнее. И в этот момент, кажется, оба поняли, что… все всерьез.

Рита повернулась в его руках.

— Наш первый раз в поезде? Ты серьезно?

В ее глазах сверкали веселые искорки, и Степа улыбнулся.

— Будет о чем вспомнить, когда через сорок лет мы будем попивать чаек, грея косточки в креслах у камина.

Рита рассмеялась и вдруг, прервав смех, обняла Степу за шею, запустила пальцы в его волосы на затылке, отчего там стало будто холодно, и, улыбаясь, с нежностью произнесла:

— Я согласна.

Он гладил ее спину, думал про мешающую футболку и фразу сначала понял в том смысле, который волновал его сейчас больше всего — про этот самый «наш первый раз». Потом вдруг осознал, что Рита не о том — что-то было такое в ее взгляде… Руки замерли сами собой.

— Ты про что?

— Про… изменения в жизни, — пояснила Рита. И, очевидно, глядя на его озадаченную физиономию, вдруг добавила необидно и с непередаваемым удовольствием в голосе: — Дурак ты все-таки, Данилов!..

— То есть ты…

— То есть я согласна, — повторила Рита и сама потянулась к нему, вовлекая в поцелуй. Степа, чувствуя, как от переполняющих эмоций, голова и в правду дуреет, решил, что обо всем подумает позже. Когда сможет.

Нежные губы, бархатная кожа в изгибе шеи, стянутая наспех футболка и горящие огнем собственные ладони — то ли обжигающие, то ли обжигающиеся от горячей кожи. Когда руки Риты коснулись его спины под футболкой, Степа ощутил пробежавший по спине разряд тока и подумал, что он имеет все шансы не вынести всей этой пытки.

— А если войдет кто? — прошептала Рита, стянув с него футболку.

Понадобилось усилие, чтобы заставить себя что-то произнести.

— На эти места куплены билеты в Ростове. Это будет только под утро. — Про себя Степа попросил Риту, не уточнять сейчас, откуда у него данная информация. Учитывая, что на переговоры с проводницей у него времени не было…

— Учти, — прошептала она в самое ухо, а по спине прошлись ощутимые коготки, — если Тихонов посмеет хоть что-то вякнуть на этот счет…

В подтверждение серьезности угрозы маленькие зубки прихватили мочку уха, и Степа выдохнул.

— Ты его убьешь, да, мы с ним это обговорили, — улыбнулся он, перехватывая ее руку с коготками.

Все, это последний обмен репликами, на который он был способен. Дальше он предпочитает общаться невербально.