До звезды и направо (гет)

С ее приходом в мэнор вернулось Рождество. Поначалу Драко боялся, что мама и Гермиона повздорят, но вместо того они вдвоем пекли рождественский кекс по старинному рецепту, по которому мама пекла каждое Рождество до войны, не доверяя это никому, даже верному Типпи. Когда кекс был готов, завернут в бумагу и отправлен в буфет на созревание, Гермионе было поручено каждую неделю пропитывать его бренди.

Подготовка к празднику шла полным ходом.

По вечерам, закончив работу в кабинете, который теперь стал ее рабочим кабинетом, Гермиона садилась с ножницами и бумагой в гостиной, где летом читала «Питера Пена» и где Драко все-таки дочитал ей последнюю главу. Глава оказалась очень грустной, ведь все мы взрослеем и Венди повзрослела тоже.

Теперь Драко мог видеть, что гостиная наполнена солнечным светом, которому он не мог нарадоваться поначалу. Но со временем и это стало привычным. Он начинал понимать людей, которые никогда не ценят, что они могут видеть и выбирать, на что смотреть.

Драко же смотрел на Гермиону. Она склонилась над сложенным листом бумаги и что-то вырезала. Был вечер. Темнело. Трещали поленья в камине. Красные отблески огня сияли в кудрях Гермионы. Снова пахло лимонами, но в этот раз она нарезала лимон кружочками, чтобы добавлять его в горячий чай. Закончив, она разогнулась и взмахнула палочкой над горой бумаги. Кусочки бумаги вдруг ожили и взметнулись вверх, и оказалось, что это бумажные ангелочки, которые тут же заняли свое место на украшенной елке.

— Нравится? — спросила Гермиона.

Драко был небольшим любителем всей этой рождественской суеты, но это были ангелочки, сделанные ее руками в его гостиной, чтобы порадовать его, и он ответил честно:

— Нравится.

Маме новые украшения тоже понравились. Еще в начале декабря по просьбе Гермионы она достала из кладовки коробки с елочными игрушками, гирляндами, фигурками Санта Клауса и прочей мишурой, которые Драко не видел, с тех пор как был подростком. Гермиона украсила елку, каминную полку и окна. Она радовалась, как ребенок, и ее искреннее состояние передавалось и ему. Он вспомнил еще об одном украшении, которое лежало где-то в глубине коробки. Серые огоньки, которые не привлекали внимания на фоне ярких сияющих красных, желтых и золотых шаров и сосулек. У этих огоньков был волшебный секрет — они откликались на настроение. Они темнели, когда в гостиную заходил отец, ярко сияли, когда появлялась мама, и переливались яркими цветами и даже, кажется, ласково звенели, когда в комнате играл Драко. Но потом Драко вырос, в их доме поселился Волдеморт, и огоньки посерели. С тех пор их больше не доставали.

А сейчас, едва он повесил их на елку, огоньки стали переливаться светлыми чистыми цветами и радостно звенеть. Значит, Гермиона была счастлива. И он тоже.

— Мне надо в ванную, — сказала она вдруг побледнев, встала и бросилась прочь из гостиной.

Сегодня мэнор навещали ее родители. Пока те не приехали, у них оставалось пара часов побыть вдвоем. Драко вышел на крыльцо, чтобы поймать последние солнечные лучи. Розы были засыпаны снегом, только кое-где на стеблях краснели шарики ягод. Большая ель у входа была украшена, совсем как в его детстве.

Медленно падал снег. Драко мог разглядеть каждую снежинку, которая приземлялась на рукав свитера. Зеленого, естественно.

«Зеленый, серебряный, красный и золотой, — сказала ему Гермиона на днях, — мы с тобой, как дух Рождества».

Очередная снежинка опустилась на ладонь. Кажется, он не разглядывал их так близко всю жизнь — с самого детства. Они, действительно, все были разные — каждая снежинка, каждый тончайший узор.

Еще одна снежинка упала на руку рядом с обручальным кольцом.

На самом деле, Драко все решил для себя, еще когда задумал подарить Гермионе семейный кулон. Эта вещь всегда принадлежала Блэкам и передавалась из поколения в поколение. Подарив его, он невольно (а может, в глубине души отчаянно этого желая) запустил колесо судьбы, которое связало его жизнь с жизнью Гермионы.

Получить согласие отца на брак оказалось не самой сложной частью. Если уж мама одобрила Гермиону как его невесту, то отцу оставалось только согласиться. Мама никогда не лезла вперед отца, но каким-то удивительным образом он исполнял все ее желания. Все-таки мама была волшебницей.

Сложнее оказалось просить руки Гермионы у ее родителей. Хотя Драко унаследовал от отца не только взрывной характер, но и огромное обаяние, даже это не спасло его, когда мистер Грейнджер вдруг заявил, что не может отдать свою дочь за Драко, ведь он совсем не знает его семью. Какой человек согласится отдать дочь за сына Пожирателя, в чьем доме жил Волдеморт? Драко все знал о себе, и на миг он лишился дара речи. И он бы потерял Гермиону, если бы в этот момент не зазвенел дверной звонок. Гермиона открыла дверь. На пороге стояла Нарцисса. Наверное сработала магия Блэков, но после разговора с мамой мистер Грейнджер дал свое согласие. Все-таки мама была сильной волшебницей.

— Как ты? — Гермиона появилась на крыльце с двумя кружками с горячим шоколадом.

Утром Драко виделся с отцом, так как в честь Рождества в Азкабане были позволены визиты. Гермиона сама настояла, чтобы он посетил отца. Она вернула свою семью и хотела, чтобы Драко тоже вернул свою, какой бы она ни была.

— Папа рад, что я женился. Я показал ему колдографии со свадьбы. И ему очень понравилось печенье, которое ты испекла.

Гермиона улыбнулась.

— Жалеет, что не мог присутствовать на торжестве, — добавил Драко.

В день свадьбы весь мир, казалось, сузился до них двоих. Не было ни сотен приглашенных, ни перешептывания гостей, ни внезапно хлынувшего дождя, о котором одни говорили, что это к семейному счастью, а другие — что к ссорам. Не было ничего, кроме их решения стать одним. Ведь можно долго ждать и сомневаться, а можно сделать тот самый шаг к своей мечте.

— Ой. Снег… прическу испортил, — сказала Гермиона, поправляя волосы; сунула ему в руку свою кружку с шоколадом и бросилась в дом.

Ее волосы стали одним из предметов их споров. Гермиона утверждала, что с ними что-то не так. Драко же говорил, что с ними все в полном порядке. Ее волосы — это первое, что он увидел, когда зрение стало восстанавливаться, и с тех пор считал ее кудри самыми красивыми. И, кажется, мало-помалу ему удавалось ее в этом убедить.

Вскоре она вернулась, а Драко подумал, обнимая ее, что у них еще есть есть время, пока не пришли гости, побыть вдвоем.

— Втроем, — сказала Гермиона, привычно уже читая его мысли.

— С мамой? Я имел ввиду, ты и я, под пледом, с горячим шоколадом…

— Нет, не с мамой.

— Что ты имеешь в виду?

— Втроем, ты, я и … — она указала на свой живот. — Я была в туалете, потому что меня тошнило.

Это информация была неожиданной. Неожиданной, желанной, очень желанной и одновременно пугающей, как пугает все неизвестное.

— Ты не шутишь?

— Я абсолютно серьезно.

Ему было страшно, но, с тех пор как он смог сам восстановить зрение, он знал, что ничего невозможного для него не существует.

— Я буду читать ему «Питера Пена», — сказал Драко, прижимая к себе Гермиону, пока небо темнело, а снег продолжал падать и падать. Потому что можно вырасти, но в душе остаться ребенком. Разве не об этом все сказки?